355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Марина Домбровская » Сквозь время » Текст книги (страница 5)
Сквозь время
  • Текст добавлен: 7 декабря 2020, 21:30

Текст книги "Сквозь время"


Автор книги: Марина Домбровская



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

– Что ж, – мешкая после минутного уже невыносимого молчания, произнесла решительно Селестина, – пока.

– Иди ко мне.

Витторио тут же подошел вплотную к девушке, притянул ее к себе и породному обнял. На тот момент это было теплее и слаще любого поцелуя, страстного прикосновения. Это было настоящей фантастикой. Она чувствовала запах его тела, парфюма, распыленного на его фланелевой клетчатой красной рубашке, в которую она была в тайне влюблена столь сильно, что через год купила себе такую же. Нет, счастье все-таки есть, сами звезды сошли с небес. так вот, что значит, когда весь мир уходит из-под ног, вот, какого ощутить кипяток внутри себя. И пусть это единственное, чем мог с ней поделиться Витторио, ведь она и о таком не могла мечтать, это оказалось таким светлым и страстно-жгучим до боли.

А боль только и показывалась из-за угла, внушая ни в коем случае не забывать о ее вечном присутствии. Селестина плакала в подушку по ночам, вырывала на себе волосы, спала на полу в агонии, обнимая плюшевого медведя, и все из неудовлетворенной влюбленности к Витторио. Или к Оскару? Она уже сама не понимала, кого и что именно хочет видеть рядом с собой. Девушка уже не могла себя контролировать, свой характер и тем более эмоции, она срывалась на друзей, играла с ними, как с марионетками, ходила по лезвию ножа, непрерывно ссорилась с отцом и братом, и на самих зачинщиков сих чувств. Ее желанием было по щелчку отключать все чувства эмоции, ее мукой было одно лишь самовнушение.

– Девочки, я начинаю забывать Оскара, но чувствую, как случайная встреча, слово или даже взгляд заставит пересмотреть это решение, поднимет весь мой пыл заново, и я снова буду обреченной на страдания по нему, – чуть напоказ заявляла девушка подругам, чтобы отвлечь их от другого субъекта, не менее важного, Витторио.

– Знаешь, Селестина, я думаю, что ты пылаешь, ты влюблена в Оскара, но каждый раз ты себя переубеждаешь… – болтала вечно где-то рядом, словно эхо, Бетти.

– Да, я согласна, твоя гордость делает свое дело, – подхватывала Виолетта.

– И почему мне всегда нравятся те, кто некстати и невпопад, кто занят, одни мерзавцы?

На это ее подруги не знали ответ, тем самым вызывая раздражение Селесты к ним. Они мало ее понимали, да ее вообще никто не воспринимал. А о влюбленности к Витторио никто и предположить не мог.

Но шло время, и мало помалу магия, исходящая из странных едва уловимых отношений между Селестиной и Витторио, между Селестиной и Оскаром стала исчезать. Оба парня вытесняли друг друга по очереди, и, в конечном счете, стерли друг друга, как дешевые ластики из канцтоваров. Все-таки лучшее лекарство забыть человека – это углубиться в другого.

Девушка пришла в себя. Она устраивала сцены Оскару, теперь она испытывала к нему жалость, а это самое отвратительное, что может питать женщина к мужчине. Селестина наконец поняла, что он ей нравился только потому, что был симпатичен всем вокруг, а ведь он не был даже красив, она пришла к тому, что между ними дешевая пассия, простое влечение со сроком годности в одно лишь лето. И если она так просто может заявить всем вокруг о своих мыслях, всем этих ненужным глупым девчонкам, значит, ничего и нет вовсе между ними. Ведь она – иная, совсем другая субстанция, диковина.

Селестина стала неимоверно грубой ко всем населявшим ее будни, и это несомненно отразилось на их восприятии ее самой. Ее гордость, а порой даже гордыня, были выше простых извинений и жалких соплей.

«Другое дело, Витторио, – говорила она. – Он глубже их всех, он меня понимает, он то, к чему стоит стремиться, ради кого нужно совершенствоваться. Ох, как же хочется иногда вылить ему всю душу, но внутренний голосок подсказывает мне замолчать, и я повинуюсь, ведь он редко обманывает. Да уж, таких, как Витторио, у меня никогда не будет… Да, у меня будет лучше, в сто раз лучше!»

И в конечном счете девушка неплохо себе внушила забыть и этого парня, вычеркнуть его, как заштриховывают выполненное задание в ежедневнике. Великая сила самовнушения…

Но Селестине не хватало собеседника, своего человека, которому она смогла бы высказать все, что угодно, все, что легло на душе, сбросить свой груз ему на плечи, желательно мужские, ибо женские слишком плачевны и мечтательны, и расслабиться. Поддержка, которую мог оказать только парень, выдержанный, не пойманный на ветру на секунды, тот, который не пустит в нее свои корни, как партнер, кто не сможет ни капельки повлиять на ее мир, а просто будет выполнять роль лучшего друга. Ей претил22
  Преткость – слово, придуманное автором, означающее интенсивное, отрицательно окрашенное чувство, отражающее неприятие к объекту преткости (человеку, явлению, событию, неодушевленному предмету), приходящее со временем по причине перенасыщения объектом, сопоставимое с выгоранием, как правило, не сопровождаемое деструктивным проявлением.


[Закрыть]
этот город, Бьелла, ее нутро подсказывало Селестине, что она рождена, чтобы жить в большом городе, шумном и зрелищном, где утрачивает всякий смысл сплетни, где почитается индивидуальность, кротость, где царит искусство, например, в таком, как Рим. Селестина чувствовала себя брошенной, ей наскучила она сама, в ней сидела нехватка изюминки, живости, например, такой как в Лолите или бабушке Авроре. Странно, но первая, эта блондинистая выскочка стала привлекать Селестину, притягивать ее к себе, своей открытостью, иногда навязчивостью, но неугомонной энергетикой.

Ей не мешало бы отвлечься, чем-то себя занять. Это был канон девушки, каждый раз сталкиваясь с проблемой, она отвлекала себя работой, уходила в нее с головой, тем и исцелялась.

Единственное спасение было писать, без устали, без передышек.

«Дорогой дневник, обещаю, что буду вести тебя вечно. Я более не верю в сказки, чудеса, в осуществление желаний, в любовь и уж тем более людям, даже самой себе. Все это вздор!

Оскар. Еще один идиот, застрявший на пару минут в моем бытовом безвкусном коктейле.

Витторио. По необъяснимым причинам решил меня не просто не замечать, а дьявольски игнорировать: он лишает меня приветствия, даже взгляда в мою сторону. Здесь три варианта: прочистка его мыслей со стороны его девушки-серой мыши, со стороны лживой и ревнивой Виолетты или его собственные догадки о моих чувств к нему. Быть может, это его метод избавить мои мысли о нем? Или его обо мне? Но Инэс он тоже игнорирует… Значит серая мышь? Или проделки скупой Виолетты? Хм, я задаю слишком много вопросов. Что ж, в любом случае это помогло мне вытряхнуть всю чушь из головы. Мне он ненавистен теперь, я и вида его не переношу. И в его отношении есть свой плюс: мне не придется снимать наушники, чтобы здороваться с ним.

Одна идиотка с моего класса, Чандлер, с кривыми выступающими зубами, большим носом, далеко посаженными некрасивыми глазами и прочими недостатками нажаловалась своей мамаше, что я ее снабдила оскорблениями… Меня вызывают к директору. Что ж, с этих самых пор на ней клеймо «крыса». Бедная девочка, ведь ей еще три года со мной учиться.

Хочу поболтать с мамой по душам.

Мне наскучила эта канитель: те же лица, события, эмоции. Меня стала привлекать Лолита, такая непохожая на других. Это странно, я хотела заставить своих девочек кружить вокруг меня в вальсе, открыть им глаза, показать им их особенности, мне хотелось видеть в них только светлое, как это делает мама, а в итоге я предпочитаю Лолиту, и все остальные остаются сами по себе, ведь именно я – есть связующее звено, без меня их дружба упадет на дно, рассеется, растворится.

Странно, меня привлекают сумасшедшие люди, как прабабушка Эйва, вытворяющая еще те приключения, мне нужны натуры, лишенные спокойствия, те, в коих харизма бьет ключом, как у моей бабушки Авроры. Да, лучше быть белой вороной, лучше иметь гадкую репутацию в городе, но плавать на своей волне, вопреки своему миру.

Я обещаю себе, что к 17-ти годам меня будут все ненавидеть, но беспредельно уважать, я буду интересной, выше, я буду настоящей, самой собой. Клянусь, что изменюсь, что найду себя, свою отличительную особенность. Сейчас мои хроники лишены цвета, но это только пока. Я наконец свободна от всех, от всего мира. Боже, как я счастлива в одиночестве!

Но я требую цвета! Что я говорю? Я и есть сам цвет»

Глава III Характер воды

Что видим мы и что видят в нас есть только сон и сон внутри другого сна

Эдгар Аллан По

Ты просто шла по узенькой тропе, а я не смог оторвать глаз. Мне казалось, что ты замечаешь вокруг все: как изящно летит потухший давно лист; как взмывает в небо уставший голубь, а ты чувствуешь его дыхание; как ложится красивый блик на чье-то окно, или как замирает пес, перебегающий улицу; и даже почти неуловимый запах хлеба, который проехал несколько минут назад в машине, не оставался в неведении для тебя; ты замечала грусть в глазах кошки, сидящей за той стороной стекла на седьмом этаже, ты разделяла ее одиночество. Все это и еще сотни мелочей природы, да и не только, недоступных для других (другие не находят это красивым), ты замечала в один миг, в один твой шаг, едва бросив взгляд.

В тот момент ты останавливала время. Ты замечала все на свете, кроме самого жалкого и ничтожного. Их, людей.

Мне кажется, это был весомый повод влюбиться.

Paris, 1925

– Мне в крафт звезды, per favore, – басом раздался голос Стефано.

– Но сэр, на горе Парнас крафт растворяется, – тут же подхватил эту спонтанную игру Джасмин.

– Но не звезды: они улетят к небу, чтобы плыть над каждым из нас, повторяя наши траектории, пути, а мы, глупые, хватаем их за хвосты и оборачиваем в слова, а кому не в мочь, тот разглядывает пыль на ладонях своих. Вот она, участь поэтов и художников: подчинять себе сами звезды, владеть ими, взлетать, переплетаясь с ними воедино, и… – Стефано на какое-то время замолчал, затем грустно продолжил, – и падать, навсегда обреченные на печаль.

Прошло пять лет, как между Джасмином и Стефаном выросло самое крепкое понятие дружбы. Они, как и прежде, жили в доме Стефано, и творили. Первый писал на заказ богатым людям картины, а также создавал эскизы молодым светским особам для пошива нарядов, второй работал в издательстве художественных произведений.

– Стеф, если бы тебе предложили выбрать одного человека, на которого ты должен равняться, кого бы ты выбрал?

– Несомненно, Леонардо да Винчи.

– Не слишком ли просто, для символиста?

– Романтизма с недавних пор, Джасмин. Я выбираю да Винчи за его разносторонность, за вклад в каждую область искусства, за то, что к чему бы он не касался, он внедрял свою собственную идею, взгляд. А ведь хорошо сформированная идея – это заразная вещь, вирус, говорящий о том, что все-таки созданное в воображении уже существует.

– Тогда зачтено.

– Как успехи с твоим романом, седьмым, если не ошибаюсь в расчетах?

– Неплохо, я бы сказал даже замечательно.

– Значит, он о высоком?

– Несомненно.

– Тогда мне остается поинтересоваться только одним, какова же концовка?

– Понимаешь, Стеф, – Джасмин грустно рассмеялся, – дело в том, что я не знаю, как окончить. Мне кажется, что теперь не книга проекция меня, а как раз наоборот, что моя жизнь зависит от каждой написанной строчки.

– Интересно…

– Я буду яснее: не знаю, что делать с главными героями.

– А что с ними?

– Мне, как и будущим читателям, нужно их на время оставить друг от друга.

– Оставить?

– В общем, дай совет, убивать их или нет?

– Только в том случае, если их смерть не бессмысленна. Во имя чего они умрут или будут убиты? И только если это стоит того, убивай их беспрекословно, немедленно, и также беспощадно, как если бы ты подарил читателям неопределенность концовки.

– Боюсь допустить ошибку.

– Если в тебе есть творческие порывы, твоя душа пропитана идеей, а твои данные имеют то же направление с раннее перечисленным, то ошибок не может быть, даже возможности допущения. Любой мазок или штрих, будь он некстати или наоборот необходим, всегда ведет к совершенству.

– Да, я и забыл, что любая картина, рисунок или набросок, – это учебник по философии, в котором финал всегда открыт.

– Так точно, Джас. И детали, именно детали – есть главная составляющая всего произведения. Мелочи – самое что ни есть важное во Вселенной. Они строят удивительную структуру, без них не было бы шарма. Именно в них кроется весь смысл, они являются главным элементом в системе, только их стоит изучать, восхищаться, создавать. И они действительно во всем, в музыке и кино, в книгах и картинах, в эмоциях и действиях, в любом направлении искусства, и особенно в науке.

– Детали – есть стиль.

– Совершенно верно, друг мой. Стиль не есть мода. Мода, – Стефано скривился, словно актер, – это глупо. Представь, если бы не существовала реклама и рамки времени. Мода портит нас, она затупляет нашу фантазию и наши желания. Необходимо стремиться к роскоши, чтобы понять, кто мы на самом деле и что нам действительно нужно.

– Иногда мне не хватает объема персонажей… – начал было Джасмин.

– Все уже есть в тебе. Чтобы написать сказку иногда будет достаточным реальные вещи назвать иными именами. Эх, однажды меня погубят мои эстетические потребности…

– Но что, если я не получу удовольствия в конце написания?

– Удовольствие мы получаем не от победы, а от усилий, которые мы приложили. И чем больше этих усилий, тем более степень нашего наслаждения. На кого равнялся бы ты?

– Оскара Уайльда.

– Почему?

– Такого живописного жонглера слов я не встречал. Быть одновременно натурщиком и художником, писателем и музой, нужно быть…

– Гением, – закончил Стефано.

Джасмин поднялся с кресла и подошел глянуть, что же пишет его друг на полотне высотой в два метра. Там красовались под солнцем изящные нагие дамы со сложенными воздушными крыльями, переплетенные виноградными лозами.

– Стефано, за что ты так любишь женщин?

– Мне и мужчины нравятся.

– Что?

– Когда имеешь дело с девами, понимаешь, насколько они притворны, чрезмерно женственны и порой даже лживы. Мужчины же по природе своей естественны, что сама кисть начинает их писать.

– Стефано, разве не женщины те самые музы, преследующие каждого творца? Почему они лживы?

– Потому, что это необходимая в них черта. Они обязаны быть такими гибкими и даже порочными, но в тоже время нежными и сверкающими, красивыми и уродливыми, грациозными и устрашающими, богинями и глупыми бабами. Иначе они слишком просты. Они накапливают в себе эти качества, будь то костюм или походка, они пытаются быть выше, глубже, совершеннее. Мужчины же по натуре своей животные. Они ни сколь не стараются, они даже не задумываются об этом. Все, что требуется им, это всего лишь быть собой. Они чисты, и единственно, в чем они проявляют свою игру, так это в чувствах к этим самым женщинам. Мужчины, априори, лучшие актеры, высшие деятели искусства в любой области. А женщины, так увлеченные этим приобщением к изысканности, унесенные ветром высокими мечтами и, будет грехом не учесть, притворством, находят эти фантомы мужских чувств естеством, реальностью, они внедряют в них веру, и что самое жалкое, надежду.

– Но почему для своих работ ты все же выбираешь женщин? – Джасмин обрадовался объяснению Стефано, предполагая нечто худшее в нем, а именно влечение к мужскому полу. Но, рассеяв все его призрачные фейерверки, он впал в некую грусть по поводу дам. Ему тут же перед веками явилась Агнес, ее грация, природная чистота и свежесть, и он напрочь отказался подпустить вышесказанные мысли друга к этой невинной рыжеволосой девушке.

– Джасмин, ты задаешь смешные вопросы. Я ведь мужчина. Кто как не женщина? Я люблю женщин, хочу их, постоянно.

– Я заметил, Стефано.

– О, нет! Ты думаешь, я последний извращенец в Париже, но ты ошибаешься. Я лишь художник, человек, который видит больше. Я поддаюсь природе, и в силах находить прекрасное во всем. Но чтобы быть осведомленным, живым, обладать собственным мнением, чтобы испытать вдохновение, необходимо пробовать даже то, что кажется тебе отвратительным. Поверь, дружище, и в разврате, мерзости, гадости кроется совершенство. Для меня порой грязь предстает музой более прекрасной, чем закат. Да, женщины – ключ к похоти, к греху. Но что есть грех? Наказание?

– Полагаю, да.

– Нет. Это жестокий урок, а наказание его именуют как раз те, кто во всем ищет недостатки, кто страшится любых перемен, кто в ужасе от самих себя, своих возможностей.

– Только то, что мы создаем, служит уничтожением.

– И ни в коем случае не сама Природа.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю