Текст книги "Иные (СИ)"
Автор книги: Марина Бонд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Глава 1
Новость о том, что библиотека вновь стала функционировать, шустро облетела стены корпуса и крепко осела в большинстве своем недалеких умах отбывавших срок наказания. Усугубляло основательную посадку этой вести то, что новым «смотровым» библиотеки являлась, если верить слухам, женщина. И что совсем вводило в ступор и без того полусгнившие умы заключенных – женщина «с воли». Обычно, библиотекарем назначался один из зэков, но так уж вышло, что именно в этой колонии желающих на эту негрязную должность не нашлось. Администрация не стала заморачиваться, и все пустилось на самотек: бери – не хочу. Только без надзора казенное добро привели в негодность и лавочку прикрыли. Захара такая постанова порядком выбешивала: смотреть «отфильтрованную» галиматью по ящику – тошно, писать писем ему некому, остается читать, но нет доступа к книгам – без строгого учета книги не выдают. Вот и брал дополнительные смены в автосервисе при машиностроительном производстве, где трудились заключенные колонии, либо истязал свое бренное бледное тело физическими нагрузками на спортивной площадке.
Больное воображение каждого зэка нарисовало себе длинноногую красотку с пышными формами так и жаждущую для кого – любви и ласки, для кого – жесткого траха. Да ладно. Хоть старая карга с бородавкой на носу – лишь бы баба. Черт! Изголодавшаяся по женскому телу свора выродков все, как выдрессированные шавки, выстроились в очередь в библиотеку. Захар мог поспорить на свой мизинец, да хоть на всю пятерню, что многие из них даже читать не умеют. Лишь бы поглазеть на телку, чтоб потом тайком дрочить до мозолей на ладонях. Хотя не все здешние обыватели хранят целибат: к кому-то приезжают на свиданку, а кто-то не брезгует ни мужскими жопами, ни ртами. Есть тут одна шайка – «сестры» – спецы по этой части. Новичков сразу к себе загребают. Кто-то сдается быстро, кто-то брыкается. В конце концов, жертву либо ломают, либо оставляют. Заку повезло примкнуть ко второй группе, но, сколько драк и сломанных костей ему это стоило – не счесть. Да и к чему вспоминать – давно дело было…
Нет, тесниться в этой очереди он точно не станет. Хотя до ломоты хотелось почитать. Что-нибудь беспросветно-мрачное, тяжелое, чтоб его жизнь показалась еще сносной. Он переждет. Днем раньше, днем позже – разницы никакой. Его импульсивный характер не позволял долго сидеть на одном месте, выжидать, но так было раньше – строгий режим и не таких обламывает, вот и его пыл подостудил за пятнадцать-то лет. Почти пятнадцать, выкинутых к черту под хвост, гребанных лет!
Но и на следующий день его ждал облом похлеще червивого яблока, что попадется на «десерт» раз в три месяца. Закрытая дверь за решеткой во весь проем, а на ней объявление, мол, режим работы понедельник с 8:00 до 20:00. И плевать, что арестантам на работу топать – успевай, как хочешь. Вот ублюдки! Даже такую малость, как книги, ограничивают до минимума! Зараза! Ладно. В следующий раз припрется к восьми вместо завтрака – перебьется. Только бы за неделю ни во что не вляпаться – в ШИЗО книг не дают. Да и осталось-то чуть больше месяца. Нет – сорок дней и он отбудет срок наказания, что называется «от звонка до звонка». А ведь мог получить и досрочное, если б не его долбанный характер, не позволяющий ему смолчать где надо или не выступать где не надо. Как следствие – нарушение внутренних порядков и ШИЗО со всеми вытекающими.
Будучи верен своему решению, он мысленно нацепил на себя намордник, строгий ошейник и тенью бродил всю неделю, ни во что не ввязываясь. В 7:59 после утреннего осмотра и минуя завтрак, Захар поднялся на третий этаж, где располагалась библиотека, и застыл от изумления открывшейся картины. Маленькое существо издавало приглушенные всхлипы, пряча лицо на груди у заключенного через ту самую решетку на весь дверной проем, комкая ткань его робы в кулачках. Бесполый брючный костюм бездушного серого цвета – все строго по регламенту.
– Не могу без тебя, Ян! Я больше так не могу! – захлебываясь своими слезами, пищала, судя по голосу, девочка. – Не знаю чем и как еще я могу тебе помочь!
– Устроится сюда библиотекарем не самая лучшая твоя затея, раз ты в слезы бросаешься при виде меня, – ласковым, чуть насмешливым голосом ответил громила, который обнимал девушку, насколько позволяли прутья решетки, и гладил по голове, успокаивая как ребенка. – Быть сильной, жить и дышать полной грудью за нас обоих – этим ты можешь мне помочь. Зная, что с тобой все в порядке, я спокоен.
Девушка подняла заплаканное лицо к мужчине и нежно погладила его по щекам:
– Это так тяжело, Ян, жить без тебя. Чувствовать свою огромную вину перед тобой и быть не в силах хоть как-то облегчить твою ужасно-несправедливую участь.
– Прекрати! – он слегка встряхнул ее за плечи, – перестань пороть чушь, – интонация его голоса изменилась, в ней явно зазвучали стальные ноты. – Если не можешь адекватно воспринимать ситуацию, не хрен было сюда соваться! – зло выплюнул он, но тут же снова прижал ее к себе.
Невооруженным взглядом было видно, что эти двое испытывают друг к другу сильные чувства. Зак стиснул зубы – когда-то и он переживал подобное…
– Инна Яковлевна, пора открываться! – крикнул сопровождающий охранник из недр библиотеки. Девушка нехотя отстранилась от зэка, прочистила горло и громко ответила:
– Уже!
Тот отступил на шаг, намереваясь уйти, но все еще держал ее за руки. Вдруг девушка испуганно ахнула и уставилась на Захара. До чего ж было его удивление, когда в развернувшемся за взглядом девушки парне, он признал товарища по несчастью, на нагрудном значке которого значилось, помимо номера отряда – «Ростовских Я.Я.» Тот вплотную подошел к Заку, сверля его хмурым взглядом, и тихим низким голосом не то приказал, не то попросил:
– Ты ничего не видел.
Захар выдержал взгляд и лишь неопределенно хмыкнул. Они были одного поля ягодами. Беркутов просидел уже два года, когда с очередной партией новеньких привезли этого – угрюмого, молчаливого, нелюдимого. Он также прошел испытание «сестрами» и с боем отвоевал себе неприкосновенность. Из всей оравы узников они сразу учуяли друг в друге равных соперников, но смекая, что делить им, в общем-то, нечего, не спешили устраивать потасовку на ровном месте.
– Что вам? – безразлично спросила девушка, когда громила ушел, а Захар занял его место. Она успела вытереть щеки, но глаз не подняла.
– А большой выбор?
– Вам хватит, – грубовато ответила та, намекая на его ограниченность ума.
– «Отверженные».
Тут она вскинула на него удивленно-скептический взгляд, даже бровь приподняла:
– Осилите? Может что попроще? «Кошмар на улице Вязов»? «Кладбище домашних животных»? – начала с издевкой перечислять почему-то детские ужастики. То есть этот мудак ее расстроил, а она на нем – Заке – срывать злость будет? Ага, разбежалась.
– Так и скажи, что нет ни хуя в этой сраной библиотеке! – гаркнул тот и развернулся, чтоб уйти.
– Постой! – окликнула девушка и успела скрыться, когда Захар обернулся. Вынырнула с первым томом нужного произведения и протянула ему через решетку, мельком взглянув на его нагрудный значок и вынув карточку из книги, куда и вписала его данные.
Глава 2
Зак долго ворочался и никак не мог уснуть. Да еще эти оболтусы обсуждали новеньких участников реалити-шоу, которое глазеют каждый вечер. Как можно смотреть эту дрянь еще и дискутировать потом?? С другой стороны их можно понять: там, по ту сторону экрана, течет настоящая жизнь. Со всеми невзгодами и трудностями, радостями и счастьем протекает жизнь на воле. Парни погружаются в нее, не имея своей; следят за чужими отношениями и переживаниями, не имея своих. Это как наркотик, дурман, который помогает погрузиться в забытье, хоть на час сбежав от своей жестокой реальности.
У Зака же перед глазами стояла трогательная, полная неподдельного отчаяния и любви сцена, невольным свидетелем которой он стал утром. Эта картина навеяла воспоминания о его девочке, его сокровище, его жене, когда-то смотревшей на него с наивной верой и преданным обожанием. Твою-то мать!.. Они были совсем юны, полные дерзких надежд и мечтаний, которым не суждено было сбыться.
Вспомнил взгляд библиотекарши: презрительный, надменный, злой. Но красные, опухшие от слез глаза, выдавали глубину ее горя. Даже смешно торчащие в разные стороны короткие белые волосы не скрывали ее несчастный вид. Инна Яковлевна… Инна… Нина… Черт! У них даже имена похожи!
Конечно, Захар безмерно завидовал сокарменику. У того есть женщина, которая его ждет и любит, а у него отобрали. Незаслуженно, несправедливо, больно. И хоть он не самый обаятельный парень на свете, но и сволочью не был – не стал выдавать их тайну. Ночью ему приснилась Нина…
* * *
Вот на кой, к ебени фени, ляд надо было так поганить книгу?! Что за изверг выдрал половину всех страниц?? Из-за таких скотов и закрыли библиотеку! Теперь приходится стоять в очереди среди гогочущих и пошло шутящих лоботрясов, тратя на это обеденный перерыв, чтобы поменять книгу, если будет на что… И ведь каждый из парней считает своим долгом потрепаться с девчонкой.
– Можно мне сразу две части? – щербато улыбаясь, спросил тип, наглаживая решетку.
– Не положено, – отрезала малая, севшая за стол вписать в карточку книги фамилию и номер отряда зэка.
– Может, мы договоримся? – подхалимски протянул тот.
– Обойдешься! Следующий!
Подошел верзила. Если все за годы отсидки под одной крышей с кем-то да заводили далеко напоминающие товарищеские отношения, то с этим никто якшаться не хотел, ибо сидел он за гнусное даже по местным меркам преступление.
– Эй, милашка! Хочешь побаловать с моим дружком? Он в аккурат поместится в твой ротик.
– БИблиотека и БОрдель – разные понятия, хоть и начинаются на одну букву. Вот тебе «домашнее» задание, крепыш: выучить отличие этих слов. Как справишься – подходи. Следующий!
– Погоди, кроха. Ишь, какая прыткая. Люблю таких – маленьких и шустрых, – плотоядно улыбнулся тот. – Ты мне что посоветуешь, мм? У тебя, небось, глаз наметан?
Девчонка сделала вид, что задумалась, поднялась из-за стола и отступила на шаг, охватывая весь его образ целиком. Даже поднесла маленькую руку к лицу, задумчиво постукивая пальцем по подбородку. Затем наклонилась и вытащила небольшую тоненькую книжецу:
– Думаю, это то, что тебя заинтересует по-настоящему, – подмигнув, она протянула ему… букварь!
То ли малая была не в курсе, за что отбывал срок наказания бугай, то ли очень тонко намекала на это. В любом случае, она завела опасную игру. Тот нехорошо прищурился на нее и сказал что-то очень тихо и вкрадчиво. Так, что девушка непроизвольно подалась вперед, силясь расслышать. Тут-то он ее и поймал. Наверняка, таким же приемчиком отлавливал своих жертв.
Он рывком схватил через решетку тонкую шею малышки и приподнял до уровня своих глаз. Остальные притихли, чтоб не привлечь ненужного внимания охраны, но морды всех обезобразило хищное выражение. Беркутов напрягся, предчувствуя потасовку, Ростовских нигде не видно.
– Считай, повезло, что в моем вкусе девочки помладше. Так что тебя, возрастную суку, я порву голыми руками, – прорычал ей в лицо, которое уже заметно покраснело.
– Отпусти ее, – негромко, но твердо приказал Зак.
– Отвали, щенок, – окрысился тот, не отворачиваясь от своей жертвы. Та беспомощно бултыхала ногами по воздуху и силилась ослабить его хватку. Захар подошел вплотную к нему:
– Поставь ее, – повторил он, видя, что у девчонки начинают закатываться глаза.
– Пошел на х…
Договорить он не успел. Три сильных резких удара подряд по почкам заставили его согнуться от боли, выпустив девушку. Она закашлялась, втягивая в себя воздух, и нажала тревожную кнопку, громко оповещавшую охрану об очаге беспорядка.
– Ходи и оглядывайся, малыш, – зло выдохнул ему в лицо бугай и Зак четко понял, что у него появился новый опасный враг.
Глава 3
Инна перепугалась насмерть! Она сползла спиной по ближайшему стеллажу на корточки и, прикрывая руками горло, беззвучно глотала слезы ужаса. Молоденькому горе-охраннику, которого приставили к ней, как одно из обязательных условий пребывания ее на территории колонии, было вообще не до нее. У него весна раньше времени взыграла в штанах, и он часами изливал романтические настроения объекту своих матримониальных поползновений по телефону, откровенно забив на свои должностные обязательства. Потому и проглядел внезапное нападение на Инну. Прибывшая подмога более надежной охраны скрутила баламута, и его увели в ШИЗО. Только тогда к ней постепенно начал возвращаться рассудок, а вместе с ним негодование по поводу несправедливости установленных специально для нее особых рамок поведения. Она поднялась на ноги и решительно направилась к выходу, подгоняя перед собой непутевого охранника, велев сопроводить ее к начальнику колонии. На возмущенные оклики остальных заключенных, желающих получить свои книги, она, даже не оглядываясь, выплюнула «перерыв» и была таковой. Пока они преодолевали коридоры, ведущие к административным помещениям, ее злость достигла точки кипения.
Последние несколько лет она то и делала, что ходила по всевозможным инстанциям, писала прошения, петиции и ходатайства, добивалась судьбоносных встреч и изо всех своих силенок защищала права осужденных на обучение и образование. Обшаркала все стены образовательных учреждений, обила все пороги администрации, костьми готова была лечь, лишь бы ей позволили внедрить хоть каплю образовательного процесса в стены именно этой давно заброшенной и никому не нужной колонии. И добилась-таки своего! Всеми правдами и не только, где-то умасливая и задабривая презентами, где-то подпирая законами и правовыми нормами, со слезами и ослиным упрямством она добилась, чтобы здесь возобновили учебный процесс, прерванный несколько лет назад из-за недостаточного финансирования. Потом, разузнав, что библиотека пришла в негодность и потенциальным ученикам просто напросто негде брать материалы для изучения хотя бы основ своего профиля, она вызвалась на добровольно-альтруистических началах восстановить ее и по возможности улучшить. И наткнулась на категоричный отказ. Снова неустанные просьбы и мольбы с ее стороны, но, чувствуя, что одна не справляется, она обратилась за помощью к юристам и вместе они выиграли этот спор, хоть и на скудных условиях. Теперь каждый понедельник она срывалась за полтысячи километров от дома, чтобы приводить в порядок плачевное состояние библиотеки и вносить свою лепту, в виде собранных с миру по нитке разношерстных книг, в ее изрядно потрепанную коллекцию.
Все это делалось с одной лишь целью – ради Яна. Дать ему возможность закончить свое образование, прерванное, по сути, из-за нее. И видеть его, ибо шесть свиданий в год – это ничтожно мало для поддержания боевого настроя Инны. Таким образом, уже три недели подряд она встречает его, обнимает, пусть через решетку, любуется им, даже сквозь слезы, говорит с ним, хоть всего пять минут. Это лучше, чем ничего. После этой заварушки… изменятся ли для нее и без того шаткие условия пребывания?.. Но Инна, до конца оправившись от недавнего потрясения, не собиралась ждать вердикта. Лучшая защита – это нападение. Выбрав эту тактику, она без приглашения ворвалась в кабинет начальника колонии.
– Олег Дмитриевич, я требую, чтобы мне вернули балисонг!
Дородный мужчина, восседавший за массивным рабочим столом, перевел взгляд своих водянистых глаз на маленькую фурию, вихрем ворвавшуюся к нему.
– Вы требуете? – он уставился на нее взглядом, в котором явно читалось «один щелчок и ты вылетишь отсюда». В его глазах не было ни гнева, ни жалости, ни соучастия ее беде, ни-че-го. Инне подумалось, что людям за плохую карму отмеряно работать в подобных заведениях, вытравливающих из них всю душу и способность к эмоциям.
Она шумно вздохнула, успокаиваясь.
– Я настоятельно прошу вас. Это холодное оружие представляет собой средство моей индивидуальной защиты, а никак не угрозу обществу. На его ношение у меня есть все необходимые документы, как вы знаете. Олег Дмитриевич, взгляните на меня, – она с мольбой сложила руки у груди, побуждая его взгляд опуститься на ее шею, где отчетливо проступали синяки от недавнего удушения. – Во мне пятьдесят килограмм живого веса. Да я при всем желании не смогу нанести урон здоровью человека! У меня физически не хватит на это сил! Максимум – поцарапать, припугнуть, все! Да здесь любой меня сможет скрутить одной левой, не напрягаясь.
– Об этом надо было раньше думать! Но, раз уж вы, Инна Яковлевна, не удосужились позаботиться о своей безопасности в стенах этого исправительного учреждения, за вас это сделал я! Потому и приставил к вам персонального охранника, – на повышенных тонах напомнил он.
– Действительно! – снова начала заводиться Инна, – давайте спросим у нашего богатыря, как же он так сплоховал, допустив несанкционированное действие в виде нападения со стороны заключенного в мой адрес? – она всем корпусом в обвинительной позе развернулась к пареньку.
Тот раскраснелся, как рак, и ворот рубашки оттягивает, явно мешавший свободному передвижению воздуха по его дыхательным путям.
– Я… кхм… только отвернулся… кхм… когда все это… – промямлил тот.
– Вот и я о том же! – продолжала настаивать Инна, снова повернувшись к начальнику, – он может отойти, отвернуться, да хоть в туалет выйти и все – проморгаем вспышку! – от волнения не замечая перехода на сленг, затараторила Инна. – Пожалуйста! Позвольте мне держать нож при себе! Это добавит мне уверенности и избавит от затравленного взгляда, который, вы знаете, так заводит всех убийц!
Начальник усмехнулся – уж чем чем, а затравленным взглядом малютка точно не отличается. Вон, нахохлилась как воробей, глазюки так и мечут молнии, руки в кулаки сжимает. Но он-то понимал, что все это от страха. От того дикого, безумного страха, что скрутил ее тогда, вынуждая болтаться беспомощной жертвой в руке насильника – ему уже доложили о произошедшем.
Он долго смирял ее задумчивым взглядом, взвешивая все «за» и «против». Наконец выдал:
– Так и быть. Пишите объяснительную по поводу случившегося и заявление на разрешение ношения оружия.
Еще куча бюрократических манипуляций продержали Инну в кабинете начальника больше часа. После, шагая в библиотеку со своим неразлучным ножом за поясом, Инна чувствовала себя гораздо увереннее. По правде говоря, Васнецова не расстроило бы и «случайное» убийство хоть кого-то из осужденных. Будь его воля, он истребил бы всех здешних обитателей за их злодеяния, неподлежащие никаким оправданиям, а не содержал бы этот притон за счет средств честных налогоплательщиков, в ряды которых он причислял и себя.
Короткий путь вел через столовую, и она без задней мысли направилась туда, даже не подумав о том, что настало время ужина, и все зэки дружно засели там. Уже на пороге она застыла, окидывая многочисленную публику ошалелым взглядом. «Я просто пройду мимо. Ничего страшного. Тем более, со мной охрана» – успокоила сама себе Инна и, уставившись перед собой в одну точку, прямая, как палка, пошла по проходу между столами. С ее продвижением стали затихать голоса, а за ними – бряцанье приборов о тарелки. В столовой повисла неестественная тишина. Она дошла почти до середины, когда один упырь сплюнул прямо ей под ноги.
– Я таких, как ты, соска, на воле драл и живьем закапывал!
– И за это сгниешь здесь заживо! – притормозив, с неприязнью огрызнулась она. Вот зачем? Нет, чтоб просто пройти мимо. Молча! Но шестым чувством она ощутила себя в относительной безопасности, зная наверняка, что Ян здесь и ни за что не позволит ее обидеть.
– Попадешь в ад, и сам черт тебя отделает так, что тебе покажется, будто тебя трахнули поездом! – Инну понесло, видимо, сказывалось пережитое нервное напряжение. Захар перевел взгляд на Ростовских, что сидел через проход от него и понял – хана. Тот уже медленно поднимался из-за стола, не сводя бешеных глаз с шеи малой. «Сиди и не рыпайся» – мысленно велел себе Зак.
Дальше все произошло в считанные мгновения: Ян кинулся на выскочку, один охранник оттеснил девушку подальше от дерущихся, другие без разбора cтали мутозить тех палками, пытаясь унять.
Глава 4
Захар сидел в тесной каморке на голом полу, согнув ноги в коленях и положив на них руки. Спина и шея затекли, но прислониться к стене и думать нечего – до того она холодная и сырая, что окочуриться можно. Вертухай – гнида, сложил нары и нацепил замок. Вечером, если не забудет, снимет, чтоб поспать, а с петухами – столкнет и опять закроет. Вокруг темно – одно вшивенькое оконце и то замуровано железным листом. Перед глазами так и стоит: девчонка с паническим ужасом в глазах, сокрушенно заливаясь слезами, смотрит, как охрана избивает Ростовских и зажимает трясущимися руками рот. Тут же память услужливо выставляет на обозрение совести такой же отчаянный взгляд, с мольбой глядящий на него, и… все. Он не сумел помочь тогда, но попытался это сделать сейчас. За что и угодил в кандей. Твою ж мать! Сумрачно, промозгло, до костей пробирает. Из колонок бесполый голос гундосит унылую малопонятную лекцию, чтоб зэки не могла переговариваться между собой. Стойкий, ядовитый запах параши разъедает слизистую носоглотки. Смрадный дым дешевых папирос усугубляет зловоние. Весь «букет» загоняет психику в темный страшный тупик и хочется выть от безысходности и обреченности.
Три дня Беркутов провел, мучаясь во сне кровавыми отрывками прошлого, наяву – грызней совести. Потом начал трогаться умом. Как именно он это понял – сам не знал. В конце концов, так недалеко и до психушки, поэтому переключился – стал выполнять ряд нехитрых упражнений, изматывая свое тело физически, ибо на психическом уровне он давно издох. Еще через пять дней он слег. Скудная по содержанию витаминов пища, грязная техническая вода вкупе с изнурительными нагрузками и постоянным холодом и – вуаля! ОРВИ обеспечено! Температура под сорок и прочие прелести. Перевели в медицинский корпус, где провалялся в полузабытье весь остаток срока карцера. Так конечно лучше, но не намного: из лекарств банки да йодная сетка – вот и выживай, как хочешь.
Короче, «вышел» Беркутов еле живой. Одно радовало – скоро домой. От этой мысли, как обухом по голове – где его дом? Куда ему возвращаться? Кто его ждет? Так и замер с книжкой в руке по пути в библиотеку.
Очнулся, дошел, наконец. Народу – никого. Видно, схлынул бешеный ажиотаж. Девчонка сидела за столом и чего-то строчила. Неслышно приблизился, просунул книгу сквозь решетку и уронил на край стола и глухим хлопком. Та обернулась на звук и подняла на него распахнутые глаза, а потом и вся поднялась. Глядела на него, не мигая, и Захар утонул в этих бездонных глазищах, впервые всамделишно их рассмотрев. Огромные, серо-зеленые, видящие саму суть человека и оставляющие след на подкорке. Такие захочешь – не забудешь.
– Второй том? – прервала затянувшуюся паузу, кивком головы указав на книгу.
Он отрицательно качнул головой, не в силах прервать зрительный контакт. Вот ведь, без понта, повезло говнюку такую цацу отхватить! Скоро Зак много будет встречать глаз, подобных этим – живых, выразительных, свободных, и что? Так и будет отмалчиваться? По-хорошему, за несколько месяцев до освобождения с заключенными должны работать психологи, помогая тем адаптироваться к новому будущему и не оступиться. Да куда уж там!
Девчонка хмыкнула:
– Не осилил? – спросил язык, «я же говорила, не вывезешь, тупой урод» – говорили глаза. Захар кивнул, соглашаясь. Стоп. Так дело не пойдет! Хоть слово из себя да надо выдавить.
– Отсутствующих страниц, – прохрипел он, договаривая ее предположение, и развернулся уйти. Когда до нее дошел смысл сказанного, она бегло пролистала книгу, и впрямь не обнаружив там добрую половину. Как не заметила, когда выдавала?.. Торопилась да мысли сумбурные в голове роем толпились – застукал тогда их с Яном. Кстати, ведь не сдал! К тому же ее саму спас от рук мародера. Еще в мордобой в столовой полез, за Яна вступился. Похоже, здесь существует отдаленно-расплывчатое понятие о чести и слове. Глупо, конечно, сам в карцер угодил. Но… подкупающе…
– Беркутов! – окликнула его по фамилии, а больше-то все равно не знала как. Тот замедлил шаг. – Спасибо, – нерешительно протянула Инна ему в спину. И он ушел.
Согревая руки о бумажный стаканчик с кофе, трясясь в автобусе ночного рейса междугороднего следования и глядя на пустынные заснеженные поля, проплывающие за обледеневшим окном, Инна крепко задумалась об этом парне. Ян о нем ничего не шкворчал, хотя, он вообще не обзавелся «корешами» – сторонился всех, как и прежде. Почему тогда этот полез в драку? И явно на стороне Яна. На заискивающего подхалима, выкруживающего «дружбу» он не похож. Мастью не вышел для такого типа. Надоел общий корпус и решил отдохнуть от всех? С трудом верится. Да и выглядел после такого «отдыха», мягко говоря, пришибленно, что ли… Весь осунулся, как будто даже в росте уменьшился; коже серая, обезвоженная, вся в трещинах; под глазами не то, что синяки – черные колодцы бездны. А сами глаза – в них страшно смотреть! Это глаза старого изнеможденного… даже не человека, нет – пса! Или колдуна, который проклят бессмертием и пережил войны всех веков и народов, видел миллионы смертей, тысячи катастроф и никак не мог изменить ход истории в лучшую сторону, а просто был сторонним наблюдателем, который впитывал адские муки и горе. В глубине его глаз таилась вселенская усталость.
Короче говоря, жалко ей стало парня. Ведь наверняка не все, отбывающие здесь срок наказания жестокие рецидивисты. Есть и такие, как Ян, например…
