Текст книги "Солёная Ириска (СИ)"

Автор книги: Марика Май

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Глава 7

Свадьба Светы и Саши лучшая из всех, на которых я побывала.

У невесты было необычное платье цвета капучино, которое ей очень шло. Жених словно сошел с картинки модного журнала. Аленкино пышное платье нежно-розового цвета едва ли не затмевало платье невесты.

Хотя большинство гостей не были знакомы друг с другом, праздничное застолье получилось веселым, душевным, каким-то уютным.

Знаю, что по поводу свадебного путешествия Света с Сашей долго спорили. В результате через день после свадьбы молодожены полетели на Мальдивы вдвоем. А «вторую серию свадебного путешествия» провели с Аленкой: в августе отправились в Хорватию, чтобы «приоткрыть для нее окно в Европу».

Я искренне, до слез на глазах радовалась за сестру. Единственное, встречаться мы со Светой стали гораздо реже, ведь у нее появилось то, к чему она стремилась многие годы, те, кому отдавала теперь все свободное время – любимый муж, полноценная семья.

Утром в первую субботу декабря мне звонит сестра. Задает странные вопросы:

– Ты здорова? Совсем здорова? Заболеть не собираешься?

– Света, ты чего?

– У Саши сегодня рабочая суббота. Приезжай, а?

Мы не виделись месяца два, и от такого предложения грех отказываться.

Я приезжаю после обеда. Лобызаюсь с Аленкой, выслушиваю все ее школьные новости и жалобы на мамину строгость и требовательность. Об отчиме девочка, наоборот, говорит с теплотой и уважением, на что сестра, ясное дело, не упускает случая высказаться, что он во всем дочери потакает и скоро совсем избалует.

Потом Алена устраивает дефиле в недавно купленных нарядах. Я наблюдаю, комментирую и думаю, что еще совсем недавно она с таким же азартом показывала мне новых кукол. Растет, скоро превратится в юную девушку, сначала немного нескладную, потом оформится, расцветет, она у нас очень симпатичная. И вот с первых записочек, вздохов, взглядов начнется новая женская судьба. Боже мой, как быстро.

Света потихоньку накрывает на стол, расставляет вазочки с печеньем, сладостями, заваривает чай. Мы с Аленкой за обе щеки уминаем угощение, а сестра только цедит жидкий чай и следит, чтобы дочка не перебрала с шоколадными конфетами.

Все это время мне чудится в сестре что-то необычное. Когда Алена, наконец, отправляется в свою комнату учить уроки, и мы остаемся вдвоем, Света тихо выдыхает:

– Я беременна…

Я ахаю, не могу оторвать взгляд от ее лучащихся теплым светом глаз.

– Ты с ума сошла!

Хватаю ртом воздух, душу в себе истеричный вопль: «Хочешь дочь сиротой оставить?» Понимаю, что бесполезно, а значит просто кощунственно произносить слово «аборт». Все давно решено. Это желанный и, вероятно, запланированный ребенок. Но панический страх заставляет бороться, велит сказать хоть что-нибудь.

– Веточка… – ною я, – ты бы подумала…

– Ириша, мы живем один раз. Наверное. И прожить эту жизнь нужно так, как велит душа, чтобы потом не сожалеть, что могла стать по-настоящему счастливой, но побоялась. Я хочу этого ребенка. Я хочу родить ребенка любимому мужчине. Все не так опасно, как ты думаешь. Сейчас существует эффективная профилактика преэклампсии*.

Она утешает меня так, будто это надо мной нависла угроза смерти и уговаривает так, будто от меня что-то зависит.

– Послушай, – заходит она с другой стороны, – мы с тобой сестры, нас двое. А у моей Алены нет никого близкого, родного, кто остался бы с ней после нас. Ей не на кого будет опереться.

– Ну ты сравнила! – возражаю я. – Мы с тобой близки, потому что в детстве каждый день были заняты общими делами. Делили одну комнату, один письменный стол. Дрались даже все детство. А у твоих детей будет больше десяти лет разницы – они будут из разных поколений. Будут по-разному говорить и по-разному думать.

– Ты хочешь сказать, что если бы тебе сейчас было не почти двадцать семь, а двадцать три, ты бы не понимала меня и не поддерживала?

Что тут скажешь? Разумеется, я несу чушь. У меня нет убедительных аргументов, и я замолкаю. Мне просто страшно.

– Родители знают? – спрашиваю я после нескольких минут молчания.

– Нет еще. Не решаюсь… Поможешь?

Я обреченно киваю. Чувствую себя так, словно меня придавило бетонной плитой. Вид у меня, наверное, соответствующий, потому что Вета снова начинает меня утешать. Гладит по плечам, перебирает пальчики. Болтает обо всем подряд, стараясь отвлечь. Не я ее успокаиваю, а она меня!

Мы так долго сидим за столом, что все тело затекает. Наконец Вета говорит, что скоро придет муж, а ей еще нужно готовить ужин.

– Помогу тебе, – решительно заявляю я, а про себя добавляю: «хочу посмотреть в глаза этому кобелю-производителю».

Но это оказывается плохой идеей. Саша отделывается общими успокаивающими фразами, не отлипает от Светы, и поговорить с ним откровенно никак не получается.

Ну хорошо же, попадись мне только в темной подворотне!

Но и в темной подворотне, точнее в светлом коридоре медицинской клиники, куда я беззастенчиво являюсь, чтобы его прессануть, Саша уверенно заявляет, что преэклампсия сейчас легко предупреждается, и все под контролем.

Что остается делать, когда ничего изменить не можешь? Верить и надеяться.

С моей предварительной подготовкой и последующей поддержкой, Света рассказывает новость маме и папе. Внезапного инфаркта и гипертонического криза с ними не происходит, что уже хорошо.

Теперь я стараюсь и их, и Свету навещать почаще. Родители выглядят внешне спокойными, но мне страшно подумать, что творится у них в душе. Я тоже не знаю, как пережить ближайшие полгода.

Света переносит беременность, как стойкий оловянный солдатик. Помню, десять лет назад, когда она носила Аленку, постоянно жаловалась то на тошноту, то на нехватку воздуха, на отеки и судороги в ногах, на то, что где-то колет, тянет и все время хочется спать. Мне было шестнадцать, и я слушала ее вполуха, но в голове отложилось: беременность – это кошмар-кошмар.

Сейчас, как ни спросишь, как она себя чувствует, бодрым голосом отвечает: хорошо, отлично. А насколько на самом деле хорошо – не понятно.

Однажды, находясь в гостях у сестры, обнаруживаю у нее в шкафчике шеренгу из лекарственных упаковок. Я дурею. Света поспешно уверяет, что для ребенка все это безопасно. А для нее самой? Конечно, если разобраться, большая часть – это витамины и прочие биодобавки. Но никогда в жизни Света не принимала столько таблеток.

Как и не делала зарядку. По-моему, сестра всю жизнь презирала спорт и физкультуру. А вот теперь с подросшим животиком занимается на гимнастическом коврике, быстрым шагом ходит по дорожкам парка и посещает бассейн.

Диета, которую Света строго соблюдает – это какое-то издевательство над организмом. Не просто без жареного и копченого, сладостей и газировки. Она ест только пресное-постное-на-пару, от вида и запаха которого лично меня начинает подташнивать. О, где вы, беременные, закусывающие плитку шоколада солеными огурчиками?

Тем не менее, исподволь Вета заражает своим оптимизмом всех близких.

На восьмом месяце беременности она начинает готовить приданое для малыша – уже точно знает, что будет мальчик. В приметы она не верит, и ответственно заявляет, что купить все необходимое уже после родов просто нереально. Меня она активно привлекает к закупкам, и вскоре я понимаю, что это действительно так. Детская мебель и посуда, косметика и аксессуары, подгузники и аптечка – для подбора и приобретения всего этого требуются не часы и дни, а недели, а одежду, пеленки и постельное белье нужно не только купить, но и постирать, и прогладить с двух сторон.

Детскую кроватку Саша решает собрать заранее и сам. Я приезжаю помочь ему. Работа оказывается сложнее, чем мы ожидали. Уже через час у зятя со лба течет пот, а бесценные руки хирурга подрагивают от непривычного физического напряжения. Племянница крутится вокруг нас. Ей хочется быть в гуще событий, но она больше мешает, чем помогает. Я то и дело цыкаю на нее, а Саша напротив терпеливо привлекает ее к процессу:

– Аленушка, принеси вон те болты… шестигранник подай, пожалуйста… придержи вот здесь.

Через три часа мытарств измотанные, но счастливые, мы с упоением осматриваем готовый результат нашего труда. Детский уголок в спальне полностью готов, выглядит очень мило и ждет не дождется встречи с малышом.

И тут я осознаю, что напряжение последних месяцев отступило. Я, наконец, в состоянии принять сердцем решение сестры родить ребенка. За чаем прошу ее:

– Только Иваном сына не называй…

Вета смотрит на меня с непониманием:

– Почему?

– Козленочком дразнить будут.

Когда до нее доходит смысл, Вета хохочет в голос, до слез. Хватается за живот и, не прекращая смеяться, выкатывает мне претензию:

– Ты с ума что ли сошла? Так смешить беременную женщину!

___________________________________________________________________________

* Преэклампсия – это осложнение беременности, характеризующееся повышенным давлением, появлением белка в моче и другими симптомами, указывающими на ухудшение работы почек и сердечно-сосудистой системы.

Эклампсия – серия судорог, развивающаяся у больных с преэклампсией, и сопровождающаяся потерей сознания, развитием комы, кровоизлиянием в мозг, отеком легких и другими критическими нарушениями. Без экстренного лечения она может стать причиной смерти ребенка и матери.

Глава 8

На тридцать восьмой неделе Вета должна лечь в перинатальный центр. Уже есть договоренность с врачом, который будет делать кесарево сечение.

Сестра звонит мне вечером в четверг и сообщает, что ее кладут в понедельник, и что в выходные кровь из носа мы должны встретиться. Рассказывает, как собирала сумку в роддом, что положила, от чего решила отказаться и по какой причине. Я дурею, как же все сложно.

Утром в пятницу в офисе никак не могу раскачаться и приступить к работе. Думаю, как провести выходные, когда лучше заехать к Вете. И еще неплохо бы начать присматривать подарки – в детской атрибутике я разбираюсь не слишком хорошо, так что с первого захода эту задачу мне трудно будет решить.

Вдруг раздается звонок от сестры:

– Ириша, началось! Отошли воды. И схватки… Я не могу дозвониться Саше, он, наверное, уже на операции…

– В скорую позвонила? – меня начинает бить крупная дрожь.

– Ирочка, позвони сама, – выдавливает из себя сестра каким-то чужим голосом и обрывает звонок.

Одной рукой я уже влезла в рукав куртки и подхватила сумку. Бегу к кабинету начальника, на ходу пытаюсь набрать номер, но пальцы не слушаются.

Врываюсь к шефу, бросаю:

– Я ухожу, сестра рожает! – и, не дождавшись даже кивка, выскакиваю в коридор. Обойдется.

Номер скорой наконец набран и … бесстрастный голос робота перечисляет, на какую цифру в каком случае мне нужно нажать.

Наш офис никогда еще не слышал подобную конструкцию из непечатных выражений.

К моменту, когда мой вызов оформили, я успела добежать до метро.

До нынешней квартиры Веты я добралась быстро. Во дворе скорой нет. Неужели уже уехали? Поднимаюсь на этаж, распахиваю незапертую дверь. Вета подает голос, и я бегу в комнату.

Сестра полулежит на диване, тяжело дышит. Выглядит она неважно: отекшие ноги, растрепанные волосы, испуганные глаза.

– Ириша! – выдыхает она. – Слава Богу, я теперь не одна!

Я пытаюсь собраться, встряхнуться, ведь своим растерянным видом я еще больше пугаю сестру. Обнимаю ее, глажу, шепчу слова поддержки. Каждая схватка током проходит через меня. Чтобы отвлечь Вету и самой не сойти с ума, начинаю рассказывать всякую ерунду, сплетни, собранные со всего офиса. Сбиваюсь, перескакиваю с одного на другое, внутренняя дрожь никак не дает сосредоточиться.

Кажется, что прошла вечность. Подхожу к окну, что выходит во двор – машины скорой не видно. Беру в руки мобильник, надеясь, что тревога растягивает время в ожидании еще сильнее, чем я себе представляла. Но нет, со времени моего звонка прошло сорок восемь минут.

Набираю номер и, дождавшись ответа оператора, стараюсь кричать не так громко и страшно:

– Девушка, я вызывала скорую почти час назад! Ее до сих пор нет! Что происходит?

Оператор запрашивает адрес и так же бесстрастно, как робот, заявляет:

– Бригада к вам выехала. Ждите.

– Сколько ждать? Сестра рожает…

– Успокойтесь и ждите, – прерывает меня девушка, – в городе пробки.

Еще через пятнадцать минут в квартиру заходит бригада скорой помощи – крепкая женщина средних лет и совсем еще молоденькая девушка.

– Какие по счету роды? – спрашивает женщина. Бегло осматривает Вету.

– Раскрытие пять, – бросает она молодой коллеге. – Вещи, документы собрали? Пойдемте.

Помогаю Вете одеться. Фельдшерицы поддерживают ее, а я подхватываю объемную сумку, которую заранее выставила в холл.

Благополучно добираемся до машины и рассаживаемся.

Вета объясняет, что ехать нужно не в ближайший роддом, а в перинатальный центр, где ее ждут, поскольку в первую беременность была эклампсия в тридцать восемь недель.

Фельдшер мрачнеет, но отдает водителю распоряжения, и машина трогается. Своей младшей коллеге женщина велит измерить Вете давление.

– Давайте посмотрим обменную карту, – говорит фельдшер.

Тут в моем кармане звонит телефон. Саша спокойным, вводящим в бешенство голосом говорит:

– Ира, здравствуй! Я на работе. Мне несколько раз звонила Света, а теперь не берет трубку. Ты не знаешь, что случилось?

Только присутствие сестры удерживает меня от того, чтоб не наговорить ему гадостей.

Сообщаю, что мы едем в больницу, и побыстрее отключаюсь. Меня снова начинает трясти.

У Веты уже нешуточные схватки, и я дергаю фельдшера:

– Сделайте же что-нибудь! Ей ведь кесарево показано. Можно это как-то остановить?

– Вы карту беременной мне наконец дадите? – обрывает меня фельдшер.

Я копаюсь в сумке, достаю карту. Женщина листает ее и хмурится:

– Вам диагностировали преэклампсию? Почему вы не легли в стационар?

– Я как раз собиралась – шелестит Вета.

– Что? – взрываюсь я. – Ты же говорила, что все в порядке!

– Всего три дня назад, – оправдывается сестра.

Но меня уже несет. Я вскакиваю, бессмысленно всплескиваю руками, пытаюсь пройти вперед.

– Прекратите, вы пугаете роженицу! – пищит молоденькая фельдшерица, пытаясь усадить меня обратно на сиденье.

Перед глазами встает картина, которую мне не забыть до конца своих дней. Светлый больничный коридор. Я, мама и папа. «Малышка здорова, – говорит нам высокий седой доктор в круглых очках, – а ее мама… ничего не могу вам обещать… Молитесь…»

– Сделайте же что-нибудь, – ору я и хватаю женщину в белом халате за грудки.

– Вылезайте, – свирепеет фельдшер. – Останови машину, – велит она водителю.

Скорая тормозит, меня подталкивают к выходу, я упираюсь, но на помощь фельдшерицам приходит водитель.

Пара секунд, и машина увозит мою Вету, а я остаюсь стоять на тротуаре незнакомой улицы. Я не вижу даже ее названия и номеров домов, не могу сориентироваться. Паника охватывает горло плотным кольцом. Мне нужно двигаться, лететь, бежать. Нужно быть рядом с Ветой, каждая секунда промедления кажется смертельно опасной. Единственным верным выходом представляется выскочить на дорогу и поймать первую попавшуюся машину.

Черный седан тормозит резко, но все равно чуть меня не задевает. Я рывком распахиваю переднюю дверцу и падаю на пассажирское сиденье.

– Ты рехнулась? – орет на меня водитель.

Мои легкие в эту секунду превосходят его по силе в несколько раз, а пламенности речи могли бы позавидовать вожди всех времен и народов.

Слава небесам, мне достался неупертый и сообразительный молодой парень. Он быстро вводит название перинатального центра в навигатор, и машина срывается с места.

Меня по-прежнему трясет. Очевидно, водитель замечает это и, пытаясь привести меня в чувство, начинает задавать вопросы. Я выкладываю подробности того, как оказалась в этом месте, и почему моя сестра в опасности.

Торопить водителя не приходится. Машина мчит на крейсерской скорости. Парень ловко перестраивается из ряда в ряд, успевает проскакивать перекрестки на желтый и красиво вписывается в повороты почти не сбавляя скорость. Дома, деревья, рекламные плакаты мелькают за окном, словно в кино при ускоренной перемотке.

Казалось бы, лучшего желать не приходится, но бесит одна деталь: на приборной панели в такт каждому движению автомобиля качает головой мерзкая игрушка – джокер в фиолетовом костюме со страшной ухмылкой на лице. Я с трудом, но могу понять тех, кто устанавливает на торпеду собачку или Микки Мауса, которые одобрительно кивают, как бы поддерживая водителя. В крайнем случае, фигурку Дональда Трампа, качающего головой: «Да, да, следующим президентом буду я!». Но уродливый клоун с искаженным злобой лицом? Самое страшное, что я, как под гипнозом, не могу оторвать глаз от его дьявольской улыбки, и сердце наполняется ужасом.

Водитель резко сбрасывает скорость, и я, прервав зрительный контакт с отвратительным болванчиком, обнаруживаю за окном больничные корпуса.

– Приехали, счастливо вам! – произносит водитель, а я уже вылетаю из машины, бросив через плечо короткое «спасибо».

Мне приходится поплутать среди корпусов, пока я ищу приемный покой. Вету уже увезли в родильное отделение, и мне обещают сообщить, как только станет что-нибудь известно.

В холле приемного покоя стоят мягкие кожаные диванчики. Лучше бы здесь были мягкие стены. Так хочется со всей дури ударить в стену кулаком. А еще лучше биться головой, биться, пока не потеряешь сознание. Впрочем, для быстрого эффекта мягкие стены как раз не нужны.

Меряю шагами холл вперед и назад, вперед и назад. На каждом «вперед» смотрю на улицу через стеклянные двери. Заметив Сашу, выбегаю на крыльцо. Налетаю на зятя с кулаками.

– Это ты, это ты виноват, очковтиратель хренов! – ору во все легкие. Срываюсь, колочу по широкой груди, пытаюсь укусить, но в зубах оказывается лишь плотная ткань его рубашки.

– Тише, тише, успокойся, – крепко обнимает он меня. – Роды – это естественный процесс.

А у самого лицо белое, как мел.

Наконец, моя буйная истерика переходит в рыдания. Саша терпит, осторожно поглаживает меня по спине. Я вцепляюсь в его плечи и практически повисаю на нем.

Едва я чуть-чуть успокаиваюсь, Саша приносит мне стакан воды и, с кем-то созвонившись, надолго исчезает в недрах роддома.

Опять бесконечно тянется время, но то ли после слез становится легче, то ли нервная система не выдерживает, прежнее напряжение не возвращается, наступает апатия.

Наконец, появляется Саша. Я замечаю его в конце коридора, и сердце начинает неистово биться. В страхе. А потом…Я вижу, что он улыбается, бегу навстречу, а он подхватывает меня и начинает кружить…

Малыша назвали Денисом.

Забирали мы их из роддома шумно и весело. Собрались все, приехали и Сашины родители. Машины украсили шариками и наклейками. Аленку нарядили, как на бал, Свете тоже привезли красивое платье.

Все были возбуждены, орали под окнами сочиненные папой кричалки. Всегда строгий и выдержанный Саша сиял и болтал без умолку. На молодых родителей вообще было больно смотреть, как на яркое солнышко, аж слезы текли.

Месяц после родов – тот период, который был еще опасен для Светы – Саша не отходил от нее ни на шаг. Мы установили график, покупали и привозили все необходимое, чтобы он не отлучался даже в соседний магазин.

Все обошлось, постепенно жизнь вошла в свою колею.

Глава 9

Родители немножко пошутили с моим днем рождения. Не специально, конечно. Если кто-то спрашивает, когда он у меня, отвечаю: «Помните Гошу из «Москва слезам не верит»? Я родилась с ним в один день». Наслаждаюсь растерянным видом собеседника. Все вспоминают про золотую осень на Воронцовских прудах, потом, что день рождения был фальшивым. Дату настоящего не помнит никто.

Вот и в реальной жизни многие знакомые, закрутившись в предновогодней суете, забывают меня поздравить. Семья тоже испытывает некоторые неудобства. Празднование дня рождения обычно переносится на ближайшие выходные, последние в году, то есть на те дни, когда все бегают по магазинам, скупая подарки и продукты к праздничному столу. Мои же родные и близкие вынуждены отрываться от предновогоднего чёса, вручать мне презенты, садиться за накрытый стол вопреки желанию сбросить лишние килограммы к Новому году и играть в мои любимые настольные игры.

Зато у меня всегда есть чем нарядить елку. Елочные игрушки – это самый популярный подарок к моему дню рождения. В детстве у нас был кот, который регулярно ронял елку, и стеклянные игрушки бились. Теперь кота нет, и игрушки зачастую небьющиеся, так что у меня скопился приличный запас нераспечатанных коробок. Придется, видимо, передаривать.

В этом году 23 декабря выпало на понедельник. Паршивее не придумаешь. Начало последней полной рабочей недели в году. Успеть за нее нужно как за целый месяц. К тому же добрая половина сотрудников на больничном. Начальство рвет и мечет.

Не до празднеств, конечно, но под ложечкой сосет – родители и Света с утра поздравили, а дальше тишина. Раньше приходили хотя бы поздравительные смс-ки от сотового оператора, из магазинов с бонусами ко дню рождения, сейчас все экономят.

К концу рабочего дня я совсем расклеиваюсь. Кажется, я больше никому не нужна. Все про меня забыли.

Неожиданно приходит вполне живое и искреннее поздравление от бывшего мужа. Кроме традиционных здоровья и материального благополучия, Игорь желает мне обрести любовь и счастье, намекая на счастье семейное. Честно, рада, что у него это уже есть. Изредка заглядываю на его страничку в соцсети, на которой полно тому доказательств. Да и на аватарке он счастливо улыбается, обнимая сына.

Воспрянув духом, я добираюсь до дома, но в пустой квартире на меня с новой силой наваливается хандра. Эх, Ирка, Ирка, дожила до двадцати восьми, а у тебя ни мышонка, ни лягушки*… Действительно, завести что ли кота. Вспоминаю нашего Дымку– толстого серого британца, на приплюснутой морде которого словно была написана ненависть ко всему человечеству. Господи Боже, о чем я думаю? Ну какой кот?

Вспоминаю племянников. Счастливая Света, у нее два спиногрызика, которые всегда, даже если небо на землю свалится, будут с ней. Очень хочется их повидать, но сейчас наш офис гриппует, боюсь привезти «подарок» к Новому году. Света меня тогда точно убьет.

Мысли текут, как вешние ручьи, беспорядочно, непредсказуемо, туда, куда им захочется. Думаю о детях, пытаюсь утешить себя – у меня с сестрой шесть лет разницы, у меня еще все впереди. Тут же в мысли влезает непрошенный въедливый червячок: ну да, ну да, когда двадцать восемь было Свете, у нее уже была пятилетняя Аленка.

Бесцельно слоняюсь по квартире. Захожу на кухню, чтобы что-нибудь пожевать, хотя есть не хочется. В комнате листаю попавшиеся под руку журналы, хотя не собираюсь читать. На всякий случай измеряю температуру. Градусник ожидаемо показывает тридцать шесть и шесть. Моя тоска явно не вирусного происхождения.

Еще летом в тесте в каком-то журнале мне встретился вопрос: «Любите ли вы свой День Рождения?». Я уверенно ответила «да». А про себя еще подумала, что у многих людей в каком-то возрасте этот ответ меняется на «не знаю»/«не очень» или «нет». Интересно, подумала я тогда, в каком возрасте это произойдет со мной?

Ближе к одиннадцати ночи на мой смартфон начинают приходить поздравительные открытки. Я не читаю их. Просто вижу, как экран в темноте вспыхивает ярким светом. Лежу не раздевшись на кровати под пледом с мокрым от слез лицом в позе эмбриона.

Дура.

Я ненавижу свой день рождения!

_________________

* героиня искажает фразу из «Сказки о царе Салтане…» А.С. Пушкина