Текст книги "Темногорские рассказы (СИ)"

Автор книги: Марианна Алферова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– Чего надобно-то? – Очки сегодня у него были другие: старомодная оправа толстая оправа, одно стекло треснуло.

«Прежние, видимо, разбили», – догадался Роман.

– Поговорить, – отвечал Севастьян.

– А… – протянул Марк и потянул на себя дверь, пытаясь закрыть, но дед Севастьян оказался проворнее, успел протиснуться в щель и уперся плечом в косяк.

Тогда Марк кинулся бежать. Дед настиг его в углу, там, где коридор, ломаясь, делал поворот на девяносто градусов.

– Я же объяснял… Говорил… не знаю… так вышло… не знаю… – бормотал Марк, прикрывая голову руками и ожидая, что его будут бить. Очки сползли набок.

– Выпить хочешь? – спросил дед ласково.

– Что?.. – Марк изумленно глянул из-под руки.

– Пить, спрашиваю, будешь? – повторил вопрос дед. – Как раз на троих.

– А что у вас? Водка?

– Ага…

– «Столичная»? – спросил Марк с надеждой и поправил очки.

– Она, родимая.

– А не шутишь?

– Чего шутить-то. Стар я для шуток, парень. Отшутил свое. Разве внучок пошутит иногда.

Сообщение, что внучок может пошутить, Марка не успокоило: Роман явно не внушал ему доверия. Однако Севастьян улыбался доброжелательно.

– Да я вас не знаю… – Марк был в данный момент трезв, и потому относился к предложению незнакомых людей с подозрением. Однако, понять в чем подвох, не мог. – У вас, что, кроме меня, и выпить не с кем?

– Точно. Как в воду глядел! – поддакнул дед.

Марк поднялся, попытался принять вид самый что ни на есть независимый, одернул линялую футболку на дрожащем, как кисель, животе и повел гостей к себе.

Неведомо, как он выглядел тридцать лет назад, но сейчас перед колдунами был спившийся беззубый старик с губчатым носом и лиловыми обвисшими щеками. Комната была та самая, что видел Роман во время колдовского сеанса. Наяву конура выглядела еще более грязной и убогой.

– Родька-то в больнице лежит, – сообщил Марк. – Из-за той отравы, что мы пили, у него обезвоживание.

Роман хотел сказать, что обезвоживание у коротышки Родьки вовсе не из-за мерзкого портвейна, но придержал язык.

– Где тут у вас вода имеется? – делово спросил дед. – На запивку набрать?

– А это сейчас… это пожалуйста, – засуетился Марк. – Можно на кухне. Или в ванной.

Хозяин пошел показывать.

Роман огляделся. Обстановка все же выдавала человека с интересами: много книг, и технических, и по истории, расставленных повсюду: на полках, на буфете и прямо на полу не меньше сотни были свалены грудой. Имелась и пишущая машинка, вполне приличная, видимо, не нашелся пока покупатель. Черно-белый телевизор задвинут в угол, давно сломался и предназначался на выброс, теперь на нем грудой лежали журналы. Роман распознал издалека серо-голубые книжечки «Нового мира». При всем своем питейном настоящем Марк все же где-то выкроил денег, чтоб подписаться на журнал. Однако, судя по всему, новые времена его не окрылили.

Вскоре Севастьян вернулся с двумя литровыми бутылками. В одной и правда была вода, а в другой… Другую дед успел заговорить.

– Давай стаканы, – приказал Севастьян Марку.

Хозяин мгновенно выставил три стакана.

«Запойный тип, – решил Роман, – ему лечиться надо, а воли не хватает… Воли… той, что тебе приказывает и в спину толкает. Или той, что дает простор душе… окрыляет… Какой же ему воли не хватает?»

Дед наполнил тем временем стаканы до краев.

– Что это? – спросил Марк, принюхиваясь. – «Столичная»? А почему без этикетки?

– Пей, пей, неужто тебе этикетка для такого дела требуется? – подивился дед.

– С этикеткой, оно, конечно, лучше, – закапризничал Марк.

Однако стакан взял. Дед выставил закусь: рыба в масле (по тем дефицитным временам сорта рыбы уже не различались), да буханку хлеба вмиг искромсал на тончайшие, ажурные ломтики.

Марк опрокинул свой стакан залпом. На миг дыхание прервалось. Потом куснул хлеба с тощей рыбешкой. Крякнул.

– Хорошо взяло. А внучку-то пить можно? Парень молодой совсем. А руки вон как дрожат. Небось постоянно употребляет. – вздохнул Марк. – Что из него к моим годам будет?

– Это не от водки, – сказал Севастьян, по второй наполняя стаканы. – Это он из автомата стрельнул неудачно.

– Ранили его?

– Нет. Он сам стрелял. И чуть в тот миг с жизнью не распростился. Потому как автомат – стихия огненная, воде враждебная.

Марк не стал переспрашивать, решил, что дед от старости заговариваться начал.

– А от нашей водки ни у кого руки дрожать не могут. Потому как наша водка из воды, – продолжал наставлять Севастьян колдовским премудростям городского жителя.

– Из чего? – в этот раз Марк все же переспросил.

– Из воды. Под краном набрали только что.

Марк вновь оглядел гостей. Теперь они показались ему уже совершенно необычными. Вот старик примеру, у него рот полон белоснежных ровных зубов. И не похоже, что протезы. А внук, хоть и молодой, до какой-то смурной, будто с большого бодуна. И у парня на шее чудной амулет надет: вроде как плетенка из разноцветных косичек, а между косичками что-то поблескивает да посверкивает. И парень время от времени ожерелья своего касается и неслышное шепчет.

– Вы что, экстрасенсы? – спросил Марк, прикидывая, сможет ли он прорваться к двери. – Про экстрасенсов теперь много пишут. Не меньше, чем про репрессии. Так вы экстрасенсы. Точно?

– Колдуны, – поправил его Севастьян. – Может быть, вы слышали про Темногорск. Есть город такой. Колдуны там селятся издавна. Так вот мы – оттуда. Вернее, из деревни, что близ Темногорска. Пустосвятово называется. Река там есть особенная, волшебная почти. И ключи чистейшие повсюду бьют. Я той реки смотритель. А это мой внук.

– Так это вы! – радостно завопил Марк и кинулся обнимать гостей. Сначала облапил Севастьяна, потом Романа в охапку сгреб. От Марка разило застарелым перегаром и еще чем-то кислым. – Господи! Господи! Если бы вы только знали, как я всю жизнь мечтал этим скотам по морде двинуть… И не мог… не решался… Уже и руку в кулак сожму, думаю: сейчас… вот… И никак. Будто кто-то за плечи держит и не дает замахнуться. А тут легко так вышло. Раз… – Марк затрясся, провел пальцами по глазам. – Я еще подумал тогда: ведь меня будто кто-то под руку подтолкнул. Так это вы! Вы! Да я вас… да я… я же… по гроб жизни обязан!

– Мы вас отыскали по просьбе дочери вашей Елизаветы, – перебил излияния хозяина Севастьян.

– Дочь. Лиза, – повторил Роман, разглядывая пористый нос Марка Ладушкина.

– Нету у меня никакой дочери, – буркнул Марк. – Сын Сашка имеется, десяти с половиной лет… или уже одиннадцати с половиной? Точно, одиннадцати с половиной. А дочери нема.

– Ей лет тридцать на вид. Говорит, вы ее бросили, – опять включился в разговор Роман.

Марк молчал. Очень долго. Порывался что-то сказать, рот открывал, но тут же, не издав ни звука, закрывал. Так длилось минуту или две.

– Так значит она все-таки была! – закричал Марк наконец. В его голосе была злость и растерянность. И упрек. Неведомо пока кому. – Значит, она меня обманула… Я ведь знал, что обманула. То есть не знал, но чувствовал: крутит она! Крутит! – Он затряс головой. – Я вам все объясню… Подождите… сейчас… На самом деле глупо все получилось. Просто поидиотски. Сейчас расскажу. Только налить надо…

Вновь выпили.

– Эх, да вы… вы же миллионерами стать можете, – бормотал Марк. – Кооператив создайте и… И я в долю. Идет?

– Не можем. Заговор на водку лишь двенадцать часов держится. А потом опять – чистейшая вода. Так что лучше всего колдовать перед употреблением.

– Так что случилось на самом деле? – вновь повернул разговор в нужное русло Роман.

– Да глупо все… то есть не глупо. А обычно. Знаете ли, история идиотская. – Марк выгребал пальцами из банки остатки рыбы. – Мы с Анечкой встречались. Анечка Судакова. Симпатичная такая. Фигурка очень даже ничего. Три месяца были вместе. Потом она сказала, что беременна. Я не мечтал о том, чтобы жениться. Молодой еще. Но и не отказывался. Честно сказал: раз так получилось, то в ЗАГС. Ну а на следующий день в общаге устроил что-то вроде мальчишника (я жил в общаге, Аня же в Ленинграде проживала, у нее с родителями квартира была трехкомнатная, я посетил один раз. Отличная квартира)… Так вот, выпили мы с ребятами. Комендант нас застукал, слово за слово, я его обозвал сволочью. Он стал угрожать… Я сказал, что он стукач и подонок… А на следующий день в деканат заявление поступило, будто я с комендантом подрался и свидетель тому имеется: мой товарищ по комнате Колька Морозов. – Роман открыл рот, чтобы переспросить фамилию, но не переспросил. – И Морозов подтвердил, что я коменданта ударил. А я не бил… только замахнулся, но в башке что-то щелкнуло, и я руку-то убрал. Это он мне вломил на самом деле. Нижнюю губу расквасил. Моя же разбитая губа была доказательством моего преступления. Меня группа на поруки хотела взять, заявление писали в комитет комсомола. Но раз рукоприкладство, то мне отказали. В общем, меня выперли из института. А раз из института долой, то сразу в армию… Не откосишь… то есть можно, но трудно… Ну, Анечке все рассказал, говорю, поженимся, я в армию, а потом вернусь. И расписаться можно хоть сейчас. Чтоб ребенок был наш, законный. А она мне сказала, что она уже аборт сделала, и никакого ребенка не будет. Еще и дураком меня назвала. Сказала, за такого только идиотка замуж выйдет. Дурак и идиотка друг другу пара. А ребенок, выходит, был… Вернее, есть. Девочка.

– Она уже взрослая, – уточнил Севастьян.

Кажется, до новоявленного папаши только сейчас дошло, что его девочке должно быть под тридцать.

– Хорошо бы встретиться… Кто меня просил найти? Анечка или…

– Лиза. Дочь ваша.

– Дочь… Чью же фамилию она носит, дочь-то?

– Елизавета Николаевна Морозова, – отчеканил Роман. Будто топором приложил. И при этом смотрел в упор, наслаждался тем, как лезвие входит в грудь.

– Морозова… Николаевна… Так это что… Колька Морозов ее отчим? Так это он… он меня вытурил и место занял? Ах сволота! Он к Анечке Судаковой клинышки-то подбивал, это точно. Осторожненько так все вокруг ходил. Приезжий, как и я. Но урод… И учился средне. И вообще… – весь средний. – Марк повертел стакан в руках, потом в ярости запустил им в стену. – Что ж, получается, я свою дочку этому подлюге уступил?

– И жену. И квартиру. И дочь, – уточнил Роман.

– У вас есть Лизин адрес?

– Нет.

– Не оставила?

– Нет.

– А как… вы ее найдете?

– Это уж наше дело. – Севастьян вновь наполнил стаканы.

– Значит, не хочет она меня видеть. Презирает. Брезгует. Так, что ли? А я ведь институт закончил после армии. У меня семь авторских… Я же лабораторией руководил… Но все вокруг сволочи… Ну и все… Отняли лабораторию, гады. А жена к главному на дачу ездила… Я ж в макетке потом два года сидел. – Он вдруг сник. – Ну, вот такой я. Какой есть. Я ведь меру знаю. Другие не знают, а я знаю. И от нее никогда не отказывался. Я и про Сашку сказал: пусть будет. Хороший парень у меня Сашка. Ему одиннадцать… с половиной. А его… я его на день рождения видел. Да…

Заговоренная вода кончилась. Марк вдруг решил вздремнуть, уронил голову на руки.

– Нет, мы его такого предъявить дочери не можем, – решил Роман, окидывая захмелевшего хозяина критическим взглядом. – Ни одна дочь, даже самая кроткая, не придет в восторг, если такой папашка на пороге ее дома появится. Она его тут же выставит. И нас вместе с ним. Да еще чем-нибудь тяжелым огреет. Сковородкой, к примеру.

– Что ты задумал? – Севастьян нахмурился. Когда у внука появлялось такое вот странное мерцание в глазах, а на губах ледяная улыбка, дед уже точно знал: учудит сейчас внучок такое, что ни одному темногорскому колдуну в голову не втемяшится.

– А надо его в ванной помыть. Причем хорошо вымыть. Основательно, – сказал Роман. – Ванна-то у них в квартире имеется.

– Э, так не пойдет! – Дед Севастьян повел из стороны в сторону указательным пальцем перед носом внука. – Нельзя так…

– Почему? Я же ничего особенного не собираюсь делать. Грязь хочу с него смыть, только и всего. К нему за тридцать лет всякое налипло.

– Нет, так не честно, ты его перед дочкой хочешь в ложном виде представить.

– Почему в ложном? Напротив, в истинном. Не герой, но и не подлец. Обычный человек. С высшим образованием к тому же. А все, что жизнь на нем оставила, все отпечатки многочисленных сапог и сапожек вода уберет. Почему, скажи мне, человека топтать – это честно? И испытания всякие ему придумывать, и мордой его в грязь – тоже честно? А как грязь с морды смыть – так обман?

– Ты за него все решаешь.

– А сам ты не решаешь за других как будто? А? И потом… – Роман усмехнулся. – Он из тех людей, кому нравится, когда за них решают. Вернее, не так. Когда им помогают решить. Подсказывают. Я уверен. – Он ухватил Марка за скудные волосы, приподнял голову, заглянул в обессмыслившиеся глаза. – Я уверен, – повторил – что наш друг Ладушкин каждый день встает с одной-единственной мыслью: «Кто бы помог мне со старой жизнью развязаться и новую начать…» Вот мы и поможем.

– У тебя связь с ожерельем потеряна. Еще неведомо, какую ты ему новую жизнь удружишь.

– Ничего страшного. Видишь, я его отыскал. Значит, и помыть смогу. Что ж тут сложного, небольшую помывку устроить? Лучше не спорь, а помоги.

Севастьян уступил. Нельзя было не уступить Романову напору.

Колдуны подхватили Марка под руки и повели в ванную комнату. Комната сия оказалась довольно грязной и холодной, а само корыто рыжее с черными пятнами: в ней жители коммуналки не только мылись сами, но еще и швабры мыли и половые тряпки полоскали. Пока Марк мирно посапывал в углу между дверью и раковиной, Роман наполнил ванну холодной водой почти до краев. Прошептал заклинание, тронул воду пальцем, и она вмиг покрылась ледком, после этого Марка подняли и погрузили в воду. Он дернулся, рванулся, хотел закричать, но тело уже вмерзло в лед, губы слепило ледяной коркой. Ужас отразился в глазах Марка. Он видел, что лежит замерзшей рыбиной в куске желтоватого льда, и при этом жив, и даже слышит и видит, во всяком случае видит своих гостей, они глядят на него и какие-то знаки друг дружке делают… А потом молодой, дерзко ухмыльнувшись (зубы у него такие же белоснежные, как и у старика), коснулся ногтем ледяной глыбы, что-то пробормотал под нос, и лед вмиг растопился. И уже не лед в ванной, нет, а кипяток; и пар валит от воды, и тело жжет, и…

И колдуны наконец подхватили Марка под локти и выволокли из ванной. Голого повели по коридору. Марк не понимал, что и как. Лишь чувствовал: жив. И тело почему-то не обморожено и не обожжено.

Соседка навстречу. При виде раздетого соседа завизжала и прикрылась полой халата, как будто это она голая.

– На, пей… – уже в комнате Роман протянул Марку стакан с водой.

От воды пахло странно: будто тиной немного. Марк проглотил. На вкус вода как вода. Но от нее сила такая побежала по жилам… ого-го какая сила!

– У тебя одеться есть во что? Какой-нибудь приличный костюм найдется?

– Костюм в шкафу. И рубашка белая. И пальто. – Марк блаженно улыбнулся.

А из тусклого зеркала напротив со стены улыбнулся ему в ответ смутно знакомый еще не старый человек с ровными белыми зубами и гривой черных с проседью волос.

* * *

Ночевали у Марка в комнате на полу. Ночью Роману снились его проклятые сны. Опять его отравлял дым, опять он тонул в проруби, а дед не мог его вытащить. Роман только теперь сообразил, что всякий раз просыпается после этого второго сна в гневе, злясь на деда за то, что тот не сумел его удержать, за то, что выпустил во время купания руку. Злость эта не проходила и после того, как ночной кошмар отступал.

* * *

На следующий день был дождь со снегом. Долго ехали в метро, потом пересаживались с автобуса на автобус, пока наконец не вылезли перед длинным как пенал домом.

– Неужели вы за все время ни разу так с Анечкой и не встретились? – поинтересовался дед Севастьян у Марка.

– Свиделись как-то. На улице. Мельком. «Здрасте»… «Здрасте»… И разошлись. Ни о чем я ее не спросил, а она ничего не сказала. Я на нее зол тогда был… Я обиды забывать не умею. Вспоминаю и злюсь… И на нее все время злился.

Вода привела их на четвертый этаж.

– Кто там? – услышали они голос Лизы, как только звякнул звонок. – Мама, ты?

– Это Севастьян из Темногорска. И Роман. – отвечал старый колдун.

– Не откроет, – шепотом сказал Марк.

Но Лиза открыла. На ней был розовый махровый халат до полу и вязаные самодельные тапочки. На руках она держала мальчонку двух лет в беленькой трикотажной пижамке.

– Кофетка… – сказал малыш и протянул ладошку. – Кофетку хочу.

– Что вам нужно? – Лиза попыталась изобразить гнев. Но получилась одна растерянность.

Потому как за спинами колдунов стоял мужчина в темном пальто. Очень импозантного вида мужчина. Лет ему было ближе к пятидесяти, но выглядел он моложаво, будто жизнь, промчавшись, лишь коснулась его, но ни разу не ударила больно, не обожгла. Был он среднего роста, худощав, черное пальто делало его немного выше, лицо чисто выбрито, кожа смугловатая, черные с проседью волосы откинуты назад.

– Просто хотели сказать вам, что мы нашли отца вашего Марка Александровича Ладушкина. – Роман улыбнулся и отступил в сторону.

Лиза смотрела на отца, и губы ее дрожали. Это человек, что держался так уверенно и достойно, совсем не походил на того типа, который мелькнул на дне тарелки: там было красное испитое лицо, нос грушей, заплывшие глазки, редкие волосы на макушке, небритые обвислые щеки.

Марк шагнул навстречу дочери.

Лиза слегка отступила.

– Как вы меня нашли? – Она почти выкрикнула вопрос.

– По справочному бюро, – солгал дед Севастьян. Он по следу, на воде оставленному, умел старый колдун человека находить. Роману обещал тайну эту раскрыть, но почему-то пока держал при себе, не открывал.

– Ну, здравствуй, дочка, – сказал Марк.

Севастьян подтолкнул Романа к лифту.

* * *

– Не получится у них ничего, – бормотал Севастьян, трясясь в автобусе.

– Теперь все в их руках. – Роман подмигнул собственном отражению в темном стекле. Обожал он дождь и снег обожал. Они ему сил прибавляли.

– Мы их жизнь перерешили. А их может быть прежняя жизнь устраивала.

– Марка, что ли?

– Ну не Марка. А Лизу точно.

– Чего ж она отца кинулась искать?

– Из любопытства. Любопытство такое, как приступ чесотки. А потом поняла, что нельзя будет постарому. Что правда все изменит. Так уж лучше обсмеять все, представить как абсурд.

– Да о чем ты, дед? Ей просто этот алкаш не понравился.

Около метро дед и внук остановили внезапно. Оба разом. Подле киоска, где бойкий кооператор торговал мясными рулетами по ну очень высоким ценам, висела вывеска «Казино». За стеклом на веревочках подрагивала табличка «открыто».

Дед и внук переглянулись.

– Зайдем? – предложил Роман.

– Нет. – Дед Севастьян попятился.

– Почему нет? Разве два колдуна не могут выиграть в рулетку? Пошли, пошли, я же знаю, ты всю жизнь мечтал сыграть в рулетку. С тех пор как услышал, что отец твой проигрывал миллионы в Монте-Карло. Ты же сам себе говорил наверняка сотни раз: уж я-то ни за что не проиграюсь. Чтоб колдун и проигрался?

* * *

На помойке они нашли несколько пустых бутылок из-под водки. В вокзальном туалете набрали воды из-под крана. Дед заговорил воду на водку. Качественно заговорил. С запахом. Отправился торговать, оставив Романа в зале ожидания. Через полчаса дед вернулся и потряс перед носом внука мятыми бумажками:

– На обратную дорогу хватит. И даже еще рулет мясной можем купить.

– Может, вновь в казино зайдем? – предложил Роман, даже не улыбнувшись.

– Только еще раз скажи мне такое, я тебе язык отсушу.

– Пока ты поддельной водкой торговал, я себе псевдоним придумал.

– Что?

– Когда я в Темногорск поеду, в колдовской Синклит вступлю и свой салон открою, чтобы людей пропавших находить, то мне псевдоним нужен. Сам посуди, «Роман Воробьев» не слишком таинственно звучит.

– Ну и какой псевдоним? – спросил дед, усаживаясь рядом.

– Роман Вернон.

– Почему именно Вернон? От слова «верный» что ли?

– Ты сам говорил о воскрешении мертвых…

– Ну и что?

– Помнишь роман Жюля Верна «Пятнадцатилетний капитан»? Я его в детстве раз двадцать читал. Возьму у мамы в библиотеке, положенные дни продержу, верну, но сам так на полку поставлю, чтобы его найти никто не мог. Потом книжку какую-нибудь прочту и вновь этот том Жюля Верна забираю. Так там ученый был, тот, которого в африканских дебрях убили. Его фамилия Вернон была. Вот я и подумал… Он погиб… Надо его воскресить по этой Федоровской теории.

– Он же вымышленный герой.

– Ну и что? Разве они не имеют право на воскрешение?

* * *

Всю дорогу домой они молчали.

Уже когда приехали и вошли в стылый дом, и дед кинулся в печку дрова и растопку закладывать, Роман хотел сесть в дедово кресло, но вдруг передумал и опустился на шаткий венский стул для гостей.

– Ты меня в Пустосвятовку купать больше не води, – сказал неожиданно.

– Это почему же? – изумился дед. – Помереть хочешь?

– А я один пойду. И сам ожерелье вновь под себя настрою. И ночью воду мне не приноси со своим заговором. Я воду с вечера из колодца наберу, сам заговорю.

Севастьян оторопел:

– Погоди. Ты ж помрешь во сне. В тебе огненная стихия силу выжгла. Если я не помогу, ночная тьма тебя, как котенка, задушит.

– Темнота задушит? – Роман улыбнулся. – Ошибаешься, дед. Темнота не стихия. Воздух – стихия, земля, огонь, и Вода-царица, которой мы служим – это стихии. А тьма, это так, детей пугать. А я вроде как уже не ребенок. А ты, деда, своими заговорами меня все время сбиваешь. Или ты забыл: один сильный колдун на другого заговор наложить не может.

– Да как ты без меня? Какая в тебе сила-то! Название одно. Вон трясешься, будто паралитик какой. – Дед часто-часто заморгал.

Роман засмеялся.

– Вот-вот… В этом все и дело. Хоть ты меня любишь, но сильным колдуном не считаешь. За руку все время держишь. А я руку-то вырвать хочу. Колдун своей только силой спасается. Вот я сам и должен свою хворь перебороть, порчу снять, огненную стихию из крови вытравить. А ты не мешай.

– Сильный он! – передразнил дед. – Не сильный, а глупый.

– Не мешай, – повторил Роман. – Ты меня не лечишь. Ты мне умереть не даешь, и мою силу своей гасишь. А силу я свою сам узнаю. Или сдохну. По-другому не бывает.

– О Вода-царица! Да что ты говоришь! – Дед Севастьян растерялся. – Как ты надумал такое? Будто я тебе зла желаю!

И оторопел. Потому что увидел: весь пол в доме залит водой, и вода все прибывает, хлещет из сеней, переливаясь через порог.

– Что ж ты сделал-то? – закричал дед.

– Стихию на помощь позвал, – отвечал Роман.

* * *

Весной Роман Воробьев уехал из Пустосвятова в Темногорск. Колдовской Синклит в Темногорске тогда только-только образовывался…

Послесловие автора

Роман Вернон – герой романов «След на воде» и «Беловодье», опубликованных в 2003 году в издательстве «Крылов».

События, о которых говорится в рассказе, автором сознательно в романе о Романе опущены.