Текст книги "Милослава: (не)сложный выбор (СИ)"

Автор книги: Марианна Красовская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Мы с сестрой приготовили подарки и для всех слуг: кому костяной гребень с ручным бисером, кому теплую цветастую шаль, кому шерстяной пряжи ярких цветов. Для бабки купили несколько пар очков – вдруг какие да подойдут.

Скрепя сердце, выбрала свадебный дар для будущего мужа: красивый кинжал с костяной рукояткой в кожаных ножнах. Отец помог с выбором, все же в оружии я не разбираюсь.

Обратно упросила отца ехать с телегами: подозревала, что это последние дни моей свободы. Такой я навсегда надеялась сохранить в памяти эту осень: легкой, беззаботной, свободной. Когда мы бегаем с сестрой, Агнешкой и кнессинками Василевскими по дороге, обгоняя телеги, когда хохочем от счастья молодости, когда засыпаем в телеге с тканями в обнимку, закутавшись в шали, когда безбожно хвастаемся обновками и смело обсуждаем женихов и мужей.

То были последние дни моей юности, почти еще детства. Дни, когда самой большой бедой были сомнения в своей нравственности. Через несколько недель я навсегда покину отчий дом.

Глава 6. Свадебная ночь

Как я ни оттягивала день своей свадьбы, он все равно наступил. Увы, мы не умеем изменять полотно времени.

День был нерадостным.

Князь Волчек так и не появился у нас, за что я затаила на него обиду. Славка еще накануне закатила знатную истерику с битьем посуды, за что была вновь заперта в горнице. Не знаю, на что она рассчитывала. Неужели считала, что я в последний момент пойду на попятную? Или думала, что меня украдут? Или ждала, что Волчек передумает? Глупая девочка, жизнь – это не сказка с картинками.

Никакой радости и волнения у меня не было. Тоска, пожалуй, была. И мрачные предчувствия. Настроение было таким подавленным, что даже традиционный пост перед свадебным днем меня не смутил, хотя я всегда любила поесть. Сейчас же кусок в рот не лез, при виде еды к горлу подступал комок.

Отец уехал в храм, что стоит на озере, чтобы встретить меня там. Оборотни заключают союзы перед своим богом. Меня собирала в дорогу мачеха.

Обрядили меня в алое, как кровь, бархатное платье с широкой юбкой. Рукава у платья были с буфами сверху и сильно зауженные от локтя – по последней галльской моде. Галлия всегда считалась законодательницей моды, эталоном дамской скрасоты. Если в народе одевались по славским обычаям, то при дворе стремились во всем подражать оборотням.

Я, конечно, за оборотня выхожу. Но за нашего уже, за славского. Может, ему и не понравится напоминание о бывшей родине, откуда его предки сбежали, поджав хвост. Но мне плевать. Злость на чужой запах не только не растворилась, но наоборот, с каждым днем душила всё больше. Всё-таки мне сложно перебороть свою природу.

Платье очень красивое.

Поверх платья надели чехол из тончайшего белоснежного кружева едва ли не до колен – немыслимая роскошь. Я даже не подозревала, что отец способен расщедриться на такую дорогую покупку. Теперь скажут, что кнесса Градская – самая богатая невеста края. Как ни странно, это тоже раздражало. Хотя разумом я понимала, что это правильно – оборотни уважают силу и роскошь.

Волосы мне накануне тщательно вымыли, расчесали, умастили духами. Сегодня заплели косы, украсили жемчугом и тонкими лентами. На голову надели серебряный обруч, в котором венчалась матушка. Ей он достался от ее матери.

Несведущие люди считают, что оборотни боятся серебра, что оно жжет их огнем. Ничего подобного. Серебро – такой же металл, как и другие. Сказка эта пошла от того, что на серебро лучше, чем на прочие металлы, ложатся разные заклинания. Так что зачарованное серебро жжет, да.

Обруч изумительный. Он словно сплетен из тонких нитей в замысловатую ленту шириной в два пальца. Спереди он опускается на лоб треугольником. Украшение легкое, почти не чувствуется на голове, но невероятно прочное. Скорее всего, на него наложено какое-то заклятье, только очень старое. Такие тонкие вещи в наших краях не делают. Отец рассказал, что эта вещь принадлежала моей бабушке еще до того, как ее привезли в наши земли. Он по праву рождения принадлежит мне, даже Славка никогда не покушалась на него. В детстве я любила примерять его и представлять себя заморской принцессой, да только он всегда был мне велик.

В моем зеркале сегодня отражается та принцесса, которой я себя представляла. Разве что бледна очень. Сегодня я похожа на маму. Я очень похожа на нее. Я красивая, только слишком худая. За последние три недели платье подгоняли по фигуре дважды – я совершенно потеряла аппетит. Оттого глаза на похудевшем лице казались огромными. Пусть не золотистыми, как у мамы на портрете, а серыми, как у отца, но все же яркими даже и не оттого, что они немного подведены сурьмой, а от плещущегося в них страха на грани паники.

Линт утирает слезы, накидывая мне на плечи белую легкую шубку. Всё-таки середина октября, на дворе, а особенно в лесу, не жарко. Я быстро моргаю глазами, чтобы не расплакаться и крепко обнимаю мачеху. Она такая маленькая, такая хрупкая, несмотря на внушительный живот. Я выше ее на целую голову.

Она всегда мне казалась взрослой, разумной, опытной дамой, а сейчас я вдруг увидела ее близко-близко и разглядела в ней совсем молодую женщину, почти девчонку, со своими страхами и радостями.

– Линт, – сказала я. – Я никогда не знала матери, но ни разу не чувствовала себя сиротой. Ты – лучшая мама, которая мне могла достаться.

Линт разрыдалась.

– Никогда не смей так говорить, – всхлипывая, замотала головой кудрявая рыжая девчонка – моя мачеха. – Мать у тебя одна, и я никогда не заменю ее.

Интересно, смогу ли я когда-нибудь видеть в ней прежнюю Линт?

– Я очень тебя люблю, Линт, – сказала я. – Спасибо тебе за всё.

Как будто слова могли передать всю ту волну любви, которая захлестнула меня!

Пора было ехать, мне привели лошадь. Не Снежку, другую – Снежка повредила копыто на днях.

Проводить меня вышла и бабка. Ее я тоже обняла с теплом. Когда расстаешься с родным домом, всех начинаешь ценить больше.

Я поклонилась старухе в пояс.

– Благодарю, бабушка, за все твои разумные наставления, – искренне сказала я. – За все твои упреки и замечания – без них бы я не стала сильной. Такой, какая я есть, вырастила меня ты.

Бабка тоже расплакалась, крепко обнимая меня. Сил в ее старческих руках было еще ого-го сколько.

– Оставляю, бабушка, Линт на твое попечение, – сказала я. – Ты хоть и в возрасте, но разумнее и выносливее многих молодых. Сама знаешь, Славка матери не поддержка. На тебя вся надежда.

Бабка прищурилась.

– Ой, лиса, – пробормотала она довольно. – Уважила старуху.

Дружинник помог мне взобраться на лошадь, и мы пустились в путь. Ехать было довольно далеко, часов пять спокойной рысью. Сопровождало меня двое мужчин, все же лес кругом. Ехала я одна, кони дружинника цокали копытами чуть поодаль.

Так принято.

Невеста входит в новую жизнь в одиночестве. Дорога дается ей на обдумывание своего решения. Пост накануне – для чистоты помыслов. Лес кругом – для понимания, что мир необъятен, и человек лишь малое существо в нем, навроде кролика.

Еще несколько часов и я стану замужней женщиной. А пока у меня есть время на оплакивание девичества.

Не встречала я в своей жизни места, которое сравнится красотой с осенним лесом. Деревья словно празднуют день свадьбы вместе с нами. Ни одно царское одеяние не достигнет роскоши багряной, алой, золотой листвы. Гроздья калины словно светятся алым цветом подобно драгоценным камням, узорный лист клена на дороге похож на упавшую с неба звезду.

Моя лошадь аккуратно ступает по звездам. Легкий ветер шуршит золотым ковром. В душе воцаряется восторг и покой.

Нас догнал отряд стражников. Оборачиваться на свадебном пути – дурная примета, и я жду, когда ко мне подъедет командир отряда объясниться.

– Простите, кнесса Градская, – тихо сказал мне отцовский начальник дружины. – Степняков в наших лесах видели. Батюшка ваш приказал усилить сопровождение.

Я милостиво кивнула, едва сдерживая волнение. В груди грохотало так, что, казалось, стук моего сердца слышен всем вокруг. Степняки! О, богиня, ты же женщина! Помилуй меня! Огради мою жизнь… от чего? От разочарования и боли. Не моя будет воля, но твоя. Только не давай мне выбора, Пресветлая!

Выбора мне не дали. В какой-то момент раздался страшный свист арбалетного болта, и стражники по обе стороны от меня упали наземь, не успев даже вскрикнуть.

– Кнесинка, на землю! – заорал начальник стражи.

Я кубарем скатилась с лошади, досадуя только об одном – о тонком кружеве. Как бы не порвалось! И только когда ладони мои коснулись мерзлой земли, меня накрыл ужас. Это не степняки. Степняки не пользуются арбалетами. Степняки не стали бы убивать моих людей. Это кто-то чужой, незнакомый, и оттого еще более страшный.

Напрасно я думала о себе, что я храбра. Я даже кинжал не решилась из сапога вытащить – мне это просто не пришло в голову. А потом меня схватили чьи-то руки, а рот зажала чужая грубая ладонь.

Больше всего я хотела сейчас потерять сознание и не видеть, как среди осенних алых листьев на дороге расплываются алые пятна крови. Мне кажется, теперь я при виде палой листвы всегда буду вспоминать предсмертные хрипы сопровождающих меня мужчин. Я знала их всех по именам. Вот упал Барт, лежит недвижим Руслан. Симеон оседает на землю, сжав стрелу, торчащую у него из шеи.

Я зажмурилась изо всех сил. Незнакомый голос прошипел мне в ухо:

– Только заорешь, и я перережу тебе горло.

Холодным металл коснулся моего подбородка. Потом мой рот освободили, но совсем ненадолго. На голову мне надели мешок, закинули меня на плечо и куда-то поволокли. Я не кричала – зачем? Кто меня здесь услышит? Кто придет мне на помощь? Разве что… степняки?

Я забилась как рыба, пытаясь лягаться, заорала что было силы. Мужчина, что меня нес, был всего лишь человеком. Он не смог меня удержать.

Страшный удар по лицу – и в глазах померк свет.

Пришла в себя я от холода, идущего снизу. Подо мной была жесткая сухая трава и промерзшая земля, а надо мной – бескрайнее голубое небо. Кое-как села, потрогала ноющую щеку и зашипела от боли. Языком ощупала зубы – все целы, а вот щека изнутри разбита в кровь.

– Очнулась? – раздался веселый голос моего похитителя.

Я с трудом повернула голову. Рядом на земле сидел мужчина, молодой, худой, длинный и какой-то весь рыжий. Волосы и короткая борода цвета серого речного песка, карие глаза, замшевая рыжая куртка, коричневые узкие штаны, рыжие же сапоги, потертые местами до белизны. Даже лошадь, что паслась неподалеку, была какая-то коричневая.

– Кто вы такой? – проскрипела я. – Вы меня… украли?

– Я охотник, – ответил мужчина. – А ты моя добыча. – Что вы хотите? Выкуп?

– Мне заплатили, чтобы я доставил тебя в одно место. Так что ты поедешь со мной. Не волнуйся, заказчику ты нужна живой и желательно здоровой. Но последнее не обязательно.

Я огляделась. Мы все еще на моих землях. Вот лес, вот река Нерля. Вверх по течению деревня Болотище. Вниз – земли кнесса Василевского.

– Я могу умыться? Лицо печет.

Охотник кивнул в сторону реки. Я неуклюже встала, подошла к воде, оглянулась на похитителя и побежала на глубину. Водница я или нет? Взмыли вокруг меня водяные стены, а я, зачерпнув жгуче-холодную воду ладонями, заговорила речитативом:

– Черная вода, одолень-трава, ты скажи отцу, где искать меня!

И плеснула в лицо водой из ладоней. Всё. Где бы я ни была, если рядом есть вода, отец меня найдет.

Что-то сшибло меня с ног, окунуло в воду целиком. Едва удалось высунуть голову, глотнуть воздуха, как мужские руки дернули меня за косы в глубину. Я вырывалась, барахталась, открытый в крике рот заливало водой, но силы были явно не равны. Когда я, наконец, перестала трепыхаться и смирилась с грядущей смертью, меня выдернули из-под воды и потащили на берег.

Удар о землю был жесткий. Я повернулась на бок и принялась извергать из себя речную воду, рыдая и кашляя. Никогда! Никогда прежде со мной не обращались так грубо, так жестоко. Руки похитителя рывком разорвали платье на моей груди – невероятная у него сила, нажали на плечи, прижимая меня к земле. Я замотала головой, пытаясь кричать, но у меня изо рта вырывался только хрип.

– Слушай, кнесинка, – прорычал охотник, склонившись над моим лицом. – Еще одна такая выходка, и я повезу тебя связанную как колбасу. Ты у меня нужды справлять будешь прямо на лошади. Поняла?

– Вяжи, – прошипела я. – Все равно теперь сдохну от воспаления легких! Не привезёшь меня живой!

Мужчина выругался на галльском языке (я половины слов не поняла) и принялся сдергивать с меня мокрое платье, а затем корсаж и сорочку. Меня трясло от холода, я обхватила себя руками. Надругается? Ударит?

Но охотник, стащив одежду (особенно намучался с узкими рукавами), завернул меня в теплое мягкое одеяло. Платье (алый бархат стоимостью два золотых за отрез и тончайшее кружево) швырнул комком под кусты. Плотный полотняный лиф, нижнюю рубашку, теплые панталоны и чулки тщательно выжал и высушил потоками теплого ветра. Внимательно осмотрел сапожки, найденный кинжал, хмыкнув, убрал в седельную сумку. Вот как, воздушник! Высушенные вещи швырнул мне.

Я быстро оделась. Хорошо, что мои лифы обычно зашнурованы на боках, а не сзади. Все равно без платья и шубки, в одних чулках на одеяле было зябко. Я стояла, выпрямившись, обхватив себя руками. Голове было холодно и тяжело от намокших кос. Провела руками по волосам – конечно, жемчуг и венец были утеряны. Жемчуг – бес с ним, а венца было ужасно жаль. Единственная вещь, оставшаяся мне от мамы.

Мой похититель внимательно осмотрел меня и вытащил из ножен короткий меч. Я зажмурилась, когда он подошел ко мне. Меня обдало холодом, а потом вдруг голове стало очень легко и пусто. Не веря, я поднесла руку к затылку и с ужасом нащупала там только короткие холодные волоски. Я взвыла от ужаса и отчаяния. Мои косы! Ноги подкосились, я упала на колени и сжалась в комок, содрогаясь в рыданиях. О, мои косы – девичья честь и богатство!

Меня легонько, довольно бережно приподняли, встряхнули, пошлепали по щекам. Я вздрогнула от боли в щеке и очнулась.

– Ты чего? – с некоторым испугом спросил охотник. – Не ревела же, вела себя достойно. А тут истерику устроила. Накрыло что ли?

– Ты не понимаешь, – простонала я. – Это же косы! Их на свадьбе должны были отрезать! Не под корень, до плеч. Под корень только блудницам режут!

– И что, тебя твой жених бы не взял без кос? – ухмыльнулся мужчина.

– Взял бы, наверное, – подумав, ответила я. – Но люди бы много говорили.

– Если лорд не может заткнуть злые языки, грош ему цена, – отрезал мой похититель. – Впрочем, и так ему позор – невесту не удержал в руках.

Я понурилась. Не думала я об этом. А какой позор был бы, коли бы меня Таман украл?

– Без кос тебе легче будет, – сказал охотник. – Да и просушить их нереально, простудишься же. Я не целитель, я не справлюсь. И потом, это всего лишь волосы. Отрастут.

– Такие уже не отрастут, – с горечью ответила я.

– Ну и не надо. Куда такие? Голову не вымыть, в лесу не погулять.

– Вообще-то муж мне должен волосы отрезать, – сердито сказала я. – Это его право.

В самом деле, это всего лишь волосы. Жива же.

– Это что, я теперь твой муж? – спросил с любопытством охотник. – То-то Юлианна порадуется.

– Даже не думай! Не муж, а скорее насильник. Против воли чужое взял.

– Ууу, насильником меня еще никто не называл, – смешливо протянул мужчина. – Ты первая. Всё, чужая невеста, пошли. Надо от воды уходить, пока твой батюшка за своим добром не примчался. Эх, по воде-то быстрее было бы. Как величать-то тебя, кнесинка? Полным именем, или можно просто Мила?

– Не кнесинка я, а кнесса, – въедливо поправила я. – Можешь величать кнессой Градской.

– Так свадьбы-то не было еще? – не понял охотник. – Или я чего в ваших обычаях недопонял?

– Свадьбы не было, а я все равно кнесса, – упрямо сказала я.

– Чудны дела твои, пресветлая, – вздохнул мужчина и, покопавшись в своих вещах, кинул мне плотные мужские портки, конечно рыжего цвета и песочный вязаный свитер.

Батюшка похожий по зимнему времени дома носил или под тулуп одевал, коли совсем холодно было. Штаны мне пришлись впору в бедрах. Я-то, даром, что одни кости, в бедрах широковата. А вот на талии пришлось веревкой подпоясываться. У свитера рукава подвернула, но утонула в нем не сильно. Ох и худой же этот парень!

Я с подозрением посмотрела на него, принюхалась. Да он же оборотень! Что там гадалка мне сказала? Выйду замуж за оборотня? И почему я не подумала, что оборотней много?

Охотник обмотал меня веревкой и взгромоздил на лошадь перед собой. Не слишком удобно, но зато тепло и безопасно. Я с тоской оглянулась на берег реки. Там, под кустом, кровавой лужей лежало мое платье, а поверх него – длинные, бурые, витые будто змеи косы. Солнце почти скатилось за горизонт.

Наступала ночь.

Моя брачная, чтоб ее, ночь. Конь у оборотня странный – никогда не встречала коня, который так лихо в лесу скачет. В конце концов, от мелькания стволов перед глазами мои глаза закрылись, и я уснула.

Проснулась под утро. Небо на востоке уже светлело, но вокруг было еще темно. Очень хотелось пить. Всё тело затекло. Я лежала, завернутая в одно одеяло с оборотнем и мучилась. Не от стыда, не от страха за свою честь – всё, что там от нее осталось, лежит нынче на берегу реки поверх обрывков платья. Кто поверит, что мой похититель не надругался надо мной?

Мне невыносимо хотелось в туалет. Пришлось будить мужчину.

– Охотник, – вполголоса позвала я. – Эй, охотник!

– А? – сонно спросил он. – Спи, ночь еще.

– Мне надо в кустики!

– До утра не дотерпишь?

– Я даже пять минут уже не вытерплю!

Он, пыхтя что-то под нос, помог мне подняться. Я едва удержалась на ногах, затекшее тело резко закололо сотней иголок.

– Руки развяжи, – попросила я.

– Зачем? – А штаны я как снимать буду?

– А я помогу! Ой, не надо меня взглядом убивать! Попроси вежливо.

– Пожалуйста, развяжи мне руки, – не стала ломаться я.

Подумаешь, попросить. Всё лучше, чем опозориться на его глазах. Невыносимо долго он распутывал узлы на моих запястьях. Я вся исплясалась. Наконец, руки были свободны, и я помчалась вприпрыжку к ближайшему кустику, присела в какой-то ямке, и плевать, что охотник рядом и всё прекрасно слышит и, возможно, даже видит. Телу стало легко и весело. И страшно захотелось есть. И то – я ж два дня маковой росинки во рту не держала.

Огляделась вокруг – лес вроде знакомый. Если к югу идти, куда-нибудь да выйду. А только медведи да волки мне рады при встрече будут. Да и долго в лесу я не проживу без еды и огня. Вот сейчас я позавидовала Славке. Воды осенью в лесу найти можно. А огня где взять? Ни костер разжечь, ни грибы пожарить. Ягод почти и не осталось, кроме рябины да калины. Зайца мне не поймать, а если поймать, то не разделать без ножа. Орехи? Каштаны? Коренья? Пожалуй, что седьмицу протяну. Но и то – с огненным даром дикого зверя можно отпугнуть. А водой что сделаешь? Ох, напрасно я над сестрой превозносилась.

Села рядом с охотником на попону, протянула руки – связывай. Он завязал их каким-то мудреным узлом – вроде и не давит, но и вытащить никак. А огневица легко бы веревки подпалила. Славка, как мне тебя сейчас не хватает!

– А пленников кормить будут? – спросила у охотника.

– А поспать еще пару часов ты не хочешь? – отчаянно зевая, ответил вопросом на вопрос мужчина.

– Выспалась уже.

Он тяжко вздохнул, покопался в своей торбе и дал мне краюху подсохшего ржаного хлеба с толстым куском сыра. Я, удерживая завтрак связанными руками, с наслаждением впилась зубами в такую желанную пищу.

– Тебя что, неделю не кормили? – с любопытством спросил охотник.

– Два дня, – с набитым ртом буркнула я. – Я постилась перед свадьбой.

– Зачем? – изумился он.

– Так полагается.

Умяв хлеб с сыром, я вызвала из земли под сосной маленький водный ключ, напилась чистой студеной воды, пахнущей травами, умылась. Охотник смотрел на меня завороженно.

– У тебя сильный дар, – выдохнул он. – Очень сильный.

Еще бы не сильный. После того пожара дар несколько вырос. Говорят, так бывает, когда все силы вычерпываешь до донышка. Правда, и наоборот бывает. Когда дар никогда не возвращается.

– А ты в любом месте так можешь, или только на своей земле? – поинтересовался охотник.

– В любом, – ответила я. – В пустыне сложнее, но, уверена, я справлюсь.

– Отлично, – обрадовался охотник. – Не придется искать источники. Подержишь, я умоюсь?

Отчего ж не подержать? Мне бы и хотелось его ненавидеть, но почему-то не выходило. Уж больно он простой да смешливый. Да, похитил меня, людей убил. Но такова его работа. В конце концов я сама порой цыплятам головы сворачивала, а потом их потрошила. Да и служба у воинов такая, что в любой момент их жизнь закончиться может. А ведь он один был, а защитников моих дюжина. Значит, сплоховали они, подвели.

Или не один? Задумалась, вспоминая. Вначале упали два дружинника, ехавшие чуть сзади меня. Может ли один человек сразу двоих уложить?

– О чем задумалась, кнесинка?

– Кнесса я, сколько раз повторять?

– Не понимаю я этих ваших тонкостей, – проворчал охотник. – Кнесса, так кнесса. Давай, на лошадь залезай, кнесса Градская.

– Как звать-то тебя, охотник? – поинтересовалась я, устраиваясь поудобнее.

– Кир.

– Ууу, простолюдин что ли? Какое неуважение к кнессе! Могли бы кого познатнее прислать!

– С чего ты взяла, что я простолюдин? – оскорбился охотник.

– Ну так имя короткое. У знатных людей имена двойные. Как у меня, к примеру. Или у отца. Отец мой Мстислав, я Милослава.

– А мать твою как звали?

– Любомила она была, – сказала я с печалью. – Худо тебе было без матери?

– Тебе-то что за дело? – вскинулась я. – Ты языком не трепли, езжай куда ехал.

– Да так, поболтать хотел, – не смутился Кир. – Так и дорога быстрее пойдет.

– А мне не надо, чтобы быстрее, – упрямо ответила я. – Мне надо, чтобы догнать нас успели.

– Вот же злобная девка, – засмеялся охотник. – Как тебя только жених терпел?

– С женихом я по-другому пела. Он меня по лицу не бил и мешок на голову не надевал.

– Ну так ты орала, как петух. Что делать-то было? Ладно дружинники, их легко положить было, а что б я со степняками сделал? Да и жалко степного хана убивать. Нынешний уж больно хорош, повезло Степи с правителем.

– Так были степняки? – спросила я тихо.

– Были, были, – ответил Кир. – Там их с полсотни было во главе с Таманом. Тоже хотели тебя украсть, да я опередил их. И зачем только ты сдалась хану?

– Любит он меня, – помертвевшими губами прошептала я.

Представила, что с Таманом сейчас творится, и так жалко его стало! И себя тоже жалко…

– Вот как… – пробормотал Кир. – А ты его?

– А если скажу, что люблю, вернешь?

– Не могу, – ответил Кир. – А хотелось бы. Прям даже любопытно узнать, что может Таман сделать со степью, если у него будет цель перевернуть ее с ног на голову. А если бы у него была шабаки…

– А что такое шабаки? – тут же спросила я. – О, это святое для степняка! Шабаки – это великая царица, почти богиня! Если у хана есть шабаки, то он не просто хан, а Избранник Богов.

– И что, у каждого хана есть своя шабаки?

– Нет, конечно! – возмутился охотник. – Шабаки – огромная редкость. Шабаки – не просто любимая женщина. Собственно, она может и не быть женой хана. Шабаки – легенда, героиня, предмет поклонения.

Я совершенно не аристократично присвистнула. Вот это да! Я и шабаки!

– Таман называл меня минем шабаки, – сообщила я охотнику.

– Таман мог называть тебя хоть лунной кобылицей, – фыркнул Кир. – Нужно, чтобы народ признал.

– Степняки тоже называли меня шабаки, – невинным голосом заметила я.

Кир судорожно вздохнул. Его пальцы, сжимающие поводья коня, побелели.

– Я украл богиню степи, – пробормотал он. – Я сломал жизнь степному хану. Я – величайший охотник, и обо мне будут слагать легенды. Но это не исключает того факта, что я редкостное дерьмо.

– Таман справится, – тихо сказала я. – Он сильный. Это его не сломает.

– Если бы я знал, что ты не просто девка, приглянувшаяся хану, а его шабаки, я бы никогда не перешел ему дорогу, – признался Кир.

– Не стал бы рушить легенду?

– Побоялся бы, – насмешливо ответил Кир. – Перейти дорогу Таману осмелится не каждый. Попадись я ему в руки, смерть моя была бы мучительна.

И, помолчав, добавил: – Мне жаль, что так вышло.

Дальше мы ехали молча, думая каждый о своем. Я про себя проклинала тот день, когда согласилась стать женой Волчека. Если б я только знала! А потом в мою голову пришла кощунственная мысль: а ведь отец знал! Он не мог этого не знать. Таман должен был ему сказать! Если бы отец рассказал мне о том, что я для Тамана не просто желанная женщина, а шабаки, то я непременно бы поехала к степнякам. Но он рассказал мне об необходимости союза с оборотнями.

Постойте! Отец знает и нравы степняков. Знает и то, что Славка потребовала себе Волчека. Вот сколько угодно он мог мне говорить, что гордится мной и всё такое, но правда в том, что я ему просто удобна, а Славку он любит, ничего не ожидая от нее. И всегда, когда она что-то просила, она получала. Даже лошадь он ей тогда, когда мне подарили Снежку, купил. Пусть не такую красивую, как мою, но всё же купил! Так не сговорил ли он меня за оборотня, зная, что оборотню я не достанусь? Как удобно в самом деле: свадьба назначена, гости съехались, союз заключен. А невесту украли степняки.

Степняки – это вам не государевы наместники. Степняки – дикари. Коли Таман украл бы меня вчера – готова спорить, брачная ночь состоялась бы несмотря ни на что. И вряд ли бы я после нее могла ходить. И это понимают все. И оборотень, хоть тресни, меня не получит. Но союз! Но позор! А есть еще одна дочь, Славка. Берите быстрее, пока гости не разъехались. Оборотни проглотят, некуда им деваться. Ведь степняки – это как стихийное действие, как саранча. Налетят, и никуда от них не спрячешься. Вроде бы и условия соблюдены, и унижение для хвостатых, чтобы место свое знали. Не ровня мне Волчек, не ровня!

Единственное, что меня смущало – а для чего тогда отец отправил воинов меня сопровождать? Но и тут я ответ нашла довольно быстро. Заботливый родитель радел о моей безопасности. Знал, догадывался о намереньях Тамана. А Таман не стал бы всех убивать. Он же лассо владеет в совершенстве. Малость покалечили бы сопровождение, да связанных в лесу бы бросили. Ничем отец не рисковал. И с оборотнями породнился, и со степью. Ох, хитер!

Готова спорить на оставшиеся волосы, что уж у Славки-то брачная ночь сегодня выдалась не такая скучная, как у меня! Я искренне восхищалась отцом. Не зря он кнес. Не зря ближний советник государев.

Вот только в груди у меня жгло огнем.

7 Галлия

В полдень мы остановились на привал. Кир обмотал мою талию веревкой, а другой ее конец привязал к дереву. Я вроде и присесть могла (он предусмотрительно кинул на землю попону), и тело размять, а никуда не денешься – все ногти поломала, пытаясь его узел развязать. Ну хоть напилась вволю и умылась. Вернулся он быстро, кинул на землю две заячьи тушки, развел костер. Нож мне не предложил, одного разделал сам. Нанизал на прутья, повесил над огнем, второго завернул в холстину и убрал в сумки.

Я вся изошла на слюну, пока мясо поджаривалось, и чтобы отвлечься от одуряющих запахов, спросила:

– Кир, а ты один дружинников убрал, или помогал кто?

– Расскажу, если ты мне расскажешь, отчего ты кнесса, а не кнесинка, – хитро улыбнулся Кир.

– Ладно, – согласилась я. – Но ты первый.

– Мила, я лучший охотник Галлии, – сказал мужчина. – И я не набиваю себе цену. Ты – шабаки степного хана. Я – лучший из охотников. Я умею очень многое. Поставить арбалетную ловушку для меня проще простого. А уж выстрелить, не прикасаясь к оружию, и того легче. Смотри!

Он подкинул в воздух довольно толстую ровную ветку, которую до этого тщательно обстругивал – я думала, под вертел – и взмахнул рукой. Небольшое дуновение воздуха, и ветка, поменяв свое направление, мчится в меня, с силой вонзаясь в ствол дерева надо мной. Я задрала голову, разглядывая ее: она вошла в ствол на целую четверть. И это просто ветка, а не болт!

– И сколькими предметами одновременно ты можешь вот так… выстрелить?

– Четырьмя, – гордо сказал Кир. – Я сильный воздушник.

– Ты их всех убил?

– Надеюсь, нет, – ответил охотник. – Кому-то ногу прострелил, кого-то просто об землю головой приложил. Первых точно насмерть, и еще одному в шею попал, а хотел в плечо.

– Спасибо.

– Мил, я ведь не наемный убийца. Я люблю поймать добычу с минимальным ущербом.

– И как ты собирался справиться с полсотней степняков?

– Ветром, – пожал плечами Кир. – Как-нибудь раскидал бы.

– Ну-ну, – пробормотала я. – Раскидал бы он.

Кир внимательно на меня посмотрел:

– До чего ж ты на свою бабку похожа! – выдохнул он.

– На Антонеллу что ли? Не приведи богиня! Хотя да, пожалуй, похожа… – поморщилась я.

В отношении к детям мы с бабкой были схожи.

Стоп, а откуда он знает бабку Антонеллу? Бабка по матушке-то скончалась давно. А откуда же охотник узнал и про свадьбу, и про мой путь? Неужто бабка поспособствовала?

– Что смотришь, словно дырку во мне проковырять хочешь? – спросил Кир.

– Какая сволочь меня тебе продала?

– А сестренка твоя младшая, – беззаботно сказал охотник, тыкая палочкой в мясо над огнем. – Мы с ней в лесу договорились, когда вы землянику собирали.

Кровь отхлынула от моего лица. Неужто не осталось в мире родного человека, который был со мной честен? Отец, Славка…

– Что ж тянул так долго, – прошептала я. – Что ж тогда не украл?

– Пути готовил, – честно ответил Кир. – Человека украсть непросто, надо подготовить припасы, договориться с нужными людьми… да тебе это без надобности знать.

Поели мы молча, аппетит внезапно пропал. Будто воздух у меня вышиб проклятый охотник словами о Славке. Кир пытался меня расшевелить и до того уболтал, что я рассказала ему про историю с пожаром хотя б для того, чтобы он, наконец, замолчал.

– Понятно теперь, почему шабаки, – задумчиво сказал охотник. – Нет, обо мне все же будут слагать песни.

Каких-то внятных объяснений я от него так и не добилась.

Хотя Кир был очень болтлив – просто невероятно, как один человек может столько болтать о пустом! – толком он мне ничего не поведал. Его разговорчивость была сродни молчанию: он умел говорить, ничего не говоря. Но утомлял он меня ужасно.

Двигались мы быстро, и скоро земли Василевских миновали. Карту Славии я приблизительно представляла: мы двигались на запад к Галлии. Чья теперь была волость, я точно не помнила: то ли Волковых, то ли Беляниных. Если с Беляниными я была знакома, то Волковых не встречала ни разу: отец с ними дружбу не водил. Не признает меня Волков, некого просить о помощи.

Была у меня мысль до кнеса добраться: может и не откажет в помощи. К Белянину я бы, не задумываясь, обратилась, а коли Волков? Станет ли слушать? А дойду ли до кнеса без помощи? Денег нет, украшений нет, еду купить не на что. Воровать? Побираться? Догонит меня охотник. Оборотень свою добычу не упустит. От него не скроешься в лесу или в поле. Разве что в городе, но город еще найти надо.