Текст книги "Лига мартинариев"
Автор книги: Марианна Алфёрова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
7
– Теперь ждать звонка бесполезно. Какой смысл читать тебе мораль и наставлять на путь истинный, если тебя собираются уничтожить, – Орас брезгливо оттолкнул тарелку. – Ты отвратительно готовишь. Приказываю тебе каждодневно питаться в моем ресторане, чтобы ты поняла смысл слов «хорошая пища».
– Не с зарплатой, которую мне платят в сияющей милосердием «Оке».
– Я сделаю тебе скидку.
Обедать нам пришлось в спальне – единственной комнате, почти не пострадавшей при пожаре. Однако и здесь попахивало дымом. Хотя я помыла и вычистила как могла обугленные стены в гостиной, от запаха гари постоянно горчило во рту. Для сладости жизни явно не хватало булочек из кафе Ораса.
– Можно попробовать как-то иначе вычислить князей Лиги, – предложила я. – Проверить самых отъявленных везунчиков… К примеру… – я запнулась.
– К примеру, меня, – подсказал Орас. – До недавнего времени. Но и в этом случае твое правило не сработает. Я – не князь Лиги.
– Может быть, Нартов?
Орас снисходительно усмехнулся.
– Сама рассуди, какой же из Нартова князь? Хотя… – Орас в задумчивости завертел в руках вилку. – Как заместитель мэра он может кое-что знать. Только захочет ли он поделиться с нами информацией?
– Если ему это будет выгодно, – предположила я.
Но даже в этом случае я бы не стала рассчитывать на Пашку.
Телефон наконец ожил. Я сняла трубку.
– Евочка, милая, сейчас у тебя буду, – задыхаясь, выпалил Кентис, не дождавшись моего ответа. – Срочно! Важно! Спасительно!
Я хотела сказать, что у меня Орас, и вряд ли их обоих обрадует эта встреча, но Кентис уже дал отбой. В груди больно заныло, будто там был кто-то живой и просился на волю. Неужели Кентис мне еще нравится? Ну нет! Эта боль совсем другого сорта.
– Никак Иннокентий? – осведомился Орас. – Что ж, пожалуй, он кстати. Из твоего дружка можно кое-что вытянуть.
– Он вовсе не мой друг, – огрызнулась я.
– Разве? А по-моему ты была к нему явно неравнодушна.
– Ты не имеешь права так говорить.
Я сделала ударение на слове «ты» – уж коли Орас позволил себя так называть. Он взглянул мне в глаза по своей всегдашней привычке и неожиданно рассмеялся – кажется, впервые совершенно искренне за последние часы…
Кентис явился одетый как на маскарад в «Мастерленде» – черная широкополая шляпа и огромные черные очки, просторный плащ до пят, тоже черный. Бросив шляпу и очки на стол, он сразу же направился к зеркалу, оглядел себя со всех сторон, нервно разгладил пальцами обезображенную кожу. Я могла побиться об заклад, что мысль о том, что он меня предал, его нисколечко не тревожит. Более того – он просто-напросто позабыл об этом. Как и том, что сжег мой дом.
Орас первым прервал молчание.
– Как у тебя хватило наглости сюда явиться?
– Наглость? Что это такое? А, это что-то из области морали и этики. Господа, для мартинария это величины второго порядка малости. И потом вы ничего не знаете!
Если бы не Орас, я бы стала непременно уговаривать свое глупое сердце простить и полюбить Кентиса вновь. Но Андрей был рядом, гораздо более достойный жалости, сочувствия и любви. Я выбрала Андрея, остальных – к черту!
– Невыносимо, когда на тебя все, кому не лень, пялят глаза, – проговорил Кентис тоном капризного ребенка, отворачиваясь от зеркала. – Почему им так интересно разглядывать мои щеки? – он тряхнул головой, позабыв, что волосы на его голове сбрили. – Я всё-таки сделаю пластику. Иметь собственное лицо – очень важно.
– Ты явился, чтобы сообщить нам это? – в голосе Ораса сквозило неприкрытое презрение.
Неужели он таким образом рассчитывает расположить Кентиса к себе? Я чувствовала, что Андрей намеренно с ним груб.
– Вы незаслуженно плохо ко мне относитесь, – вздохнул Кентис.
– Предпочитаю Шекспира в оригинале, а не в пересказе, – парировал Орас. – А вы с отцом очень дурно разыгрываете вариации на тему «Генриха IV» про беспутного принца Гарри…
– Я – принц Гарри? Андрей, ты мне льстишь. Уж скорее я бы счел себя похожим на господина Ставрогина, хотя тот в свою очередь сравнивался именно с Шекспировским принцем. То есть я как бы отражение отражения…
– Зачем ты пришел? – оборвал его Орас. – Нужна моя помощь?
Теперь я поняла его тон – ну да, он, в отличие от меня, догадался о цели Кентиса с самого начала. Не ко мне вовсе спешил в дом Иннокентий – на меня ему по-прежнему было плевать, – а к нему, Андрею Орасу, обращался за помощью.
– Меня хотели убить, – проговорил Кентис печально, он сделал паузу, ожидая удивленных возгласов и вопросов, но Орас молчал. Я, разумеется, тоже. – Я дал ключи от своей машины приятелю… Ну и… Машина взорвалась…
– У тебя же нет машины. Ты разбил свой «Мерс» и так этим гордился, – напомнил Орас.
– Я купил новые колеса. Не могу же я с такой физиономией ходить по улицам пешком. Это выше моих сил! – его тон вновь сделался капризен.
Мы с Орасом переглянулись. Взорванная машина с учетом сегодняшнего покушения в «Мастерленде» кое-что значила.
– Но это еще не всё. Главное впереди, – Кентис скорчил загадочную гримасу. – Кроме моего друга сегодня в городе убиты еще двое…
Три трупа за один день? Такого в нашем городке не случалось с тех самых пор, как Старика избрали мэром. Мы жили сытно и мирно. Старик этим очень гордился.
– Может быть, это вина мартинариев? – усмехнулся Орас.
– Ах, вам нравится шутить, – осуждающе покачал головою Кентис. – Ну тогда я шепну вам еще пару слов, чтобы у вас мигом пропала всякая охота к шуточкам! Так вот – эти двое мартинарии. Из списка.
Кентис достал из внутреннего кармана сложенный вчетверо листок и медленно развернул. Несколько секунд он держал его на вытянутой руке. Потом пальцы Кентиса разжались, и белая переломленная бумага упала к моим ногам. Я подняла ее.
– Что там? – нетерпеливо спросил Орас и вынул листок из моих рук.
Чтобы прочесть, мне пришлось заглядывать через его плечо. Это был какой-то список на двадцать фамилий с адресами и набором непонятных цифр против каждого имени. Двое первых были зачеркнуты жирной красным фломастером, третье – имя Иннокентия – помечено галочкой. Четвертой в списке значилась я. К своему изумлению я нашла в списке Сашкину фамилию. Он был вписан последним с пометкой «выбыл». Никогда не думала, что смерть обозначается этим словом. Я не оговорилась, разграничивая «мое имя» и «Сашкина фамилия». После развода я вновь стала Евой Нартовой. Мне казалось, что так легче будет забыть прошлое.
– Ты хочешь сказать, что убивают по списку? – этот вопрос мы с Орасом задали вместе.
Кентис кивнул.
– И первые двое?..
– Уже мертвы.
Это сообщение переворачивало вверх тормашками все наши предположения о попытке убийства как наказании.
– А этот взрыв в автобусе? Может быть, тоже имеет отношение к списку? – спросил Андрей.
– В некотором роде, – Кентис хитро прищурился. – Так же, как и рванувшая ни с того, ни с сего водосточная труба.
Орас догадался, я же никогда бы в самых кошмарных догадках подобное помыслить не смогла бы.
– Так это ты… Впрочем, ничему не удивляюсь после твоей выходки с Евой.
– Это было «до», – самодовольно хмыкнул Кентис, радуясь, что может хотя бы так осадить Ораса. – И не забывай, что меня вынудили, – Кентис говорил об убийстве так легко, будто признавался в даче взятки ГАИшнику. – Посланцы Лиги.
– Кто они? – Орас насторожился.
Вот он, долгожданный след!
– Какие-то две бабы, черная и рыжая, – отвечал Кентис с охотою. – А больше о них ничего не ведаю.
– Черноволосая… – в задумчивости проговорил Орас. – Я ее видел.
– Да их видела почти половина города, а пойди ж ты, найди, – хмыкнул Кентис. – Они даже не поблагодарили меня за оказанную услугу.
– Тебя мучает совесть? – спросила зачем-то я.
– Кто-то должен был умереть. Смерть – это всегда энергопатия. Лига требовала жертву. Я сыграл роль рока, – вздохнул Кентис. – Странная роль. Она мне не понравилась.
– Значит, это по приказу Лиги уничтожают мартинариев? – мне показалось, что я нашла отгадку.
– Не-ет… Лига создает мартинариев, а не убивает. Убивают простых смертных. Мы называем таких: труп на два глотка.
Больше версий у меня не было. Не понятно было не только, кто убивает, но и зачем?
– Зачем? – как эхо отозвался Орас, будто смог проникнуть в кашу моих мыслей. – Первое, что приходит на ум, это предположение, что Старик решил совершить большой прыжок наверх, и для этого ему нужна максимальная энергопатия, и он решил срочно уничтожить всех мартинариев. Тех, кто оказался под рукою. Когда цель будет достигнута, он создаст новых – это не так уж и сложно.
– Быть мартинарием – тоже талант, – воскликнула я с неожиданной обидой за несчастных собратьев.
– Кентис, ты говорил с отцом? – спросил Орас.
Тот втянул голову в плечи и скорчил совершенно непонятную гримасу – ну чисто юродивый, вызывающий отвращение и жалость…
– Мне страшно, – прошептал он. – Ведь он знает о… взрыве. Вдруг это…
Он не договорил.
– А я не верю, что это Старик! – закричала я. – Убить собственного сына, нет, увольте – не поверю!
– Как раз последнее очень распространено среди князей, – возразил Орас. – Можно сказать – конечная стадия. Вспомни Ивана Васильевича, – я так и знала, что он помянет Грозного царя. – Петр… Да и Сталин в конце концов тоже.
– Нет, нет, – я затрясла головой. – Совершенно иные масштабы. Сталин и наш добрый старый мэр – да что меж ними общего? Пусть он князь Лиги, но не людоед же, черт возьми! Я пойду и поговорю с ним…
– Это бесполезно, – покачал головой Орас. – И небезопасно. Если убивают по его приказу, ты ничего не узнаешь, а просто не вернешься назад. Если он ничего не знает, то говорить с ним тем более бессмысленно, – Орас запнулся и глаза его помертвели. – И если в его планах нет большого скачка, то уничтожение мартинариев для него гибельно. Как и для всех нас…
– Особенно для тех, кто в списке, – заметила я не без ехидства.
– Для всего города. И, может быть, для всей области, – уточнил Орас.
– Кто-то решил свалить Старика, – сделала я вывод после подсказки.
– Тут что-то большее… Но вот что?
– А нам-то как быть? – в растерянности я теребила молнию Орасовой куртки с такой яростью, будто хотела ее сломать.
– Надо идти к тому, кто стоит в списке за номером пять, – предложил Андрей.
Я заглянула в бумажку. Там значился некто Родион Григорьевич Мартисс.
– Кто этот Мартисс? – спросила я Ораса.
Вместо него отозвался Кентис.
– По-моему, он что-то пишет. По мелочи. Из начинающих. Ну что ж, отправимся в гости к писателю. Перед смертью всегда неплохо приобщиться к вечному. Если он сам уже не в вечности. Буквально…
И Кентис захихикал над собственной шуткой.
8
Начинающему писателю было лет под шестьдесят. На пути к несостоявшейся славе он успел облысеть и как-то обесцветиться. Глаза – прозрачные капли, в которых плавали черные косточки зрачков, пергаментная кожа, синеватой ниточкой губы. Одевался Мартисс скверно: мятые брюки и огромный бумажный свитер на голое тело, явно с чужого плеча. И квартира у него под стать начинающему мартинарию: чердачок в одну комнату с крошечной кухонькой за неполной перегородкой, туалет за клеенчатой занавеской. Только окно в комнате было замечательное: тяжелый многоцветный витраж, свинцовое переплетенье рыб, деревьев и людей. Солнце уже садилось, и лучи его как раз били в окно, наполняя убогое писательское жилище радужными бликами средневекового замка. Жизнь, когда-то высокая, теперь явно катилась под гору, усыхая и иссякая на глазах.
Отворив дверь, Родион Григорьевич оглядел каждого внимательно, будто ощупывал глазами, и, слегка отстранившись, сухо сказал:
– Прошу.
Потом, сглотнув какую-то невнятную фразу, продолжал, будто пролистнул с десяток страниц:
– Прежде я умел шутить, все вокруг буквально падали от смеха. А теперь разучился, – он с грустью посмотрел на Кентиса, слегка тронул того за рукав и добавил, – сейчас вы меня не понимаете, но когда-нибудь каждое мое слово покажется вам своим собственным. Это неизбежно.
У Мартисса в этот вечер мы были не первыми гостями: в комнате у окна-витража в старом удобном кресле вальяжно расположился молодой человек лет тридцати. С хозяином гость был абсолютно не схож: на нем был новенький дорогой костюм, белая сорочка и галстук с неярким узором. Да и внешность у гостя была замечательная: темные волнистые волосы, черные глаза и полный чувственный рот – женщины наверняка сходили с ума, едва встречались с ним взглядом. Он был полноват, но высокий рост скрадывал этот недостаток. Что в нем отталкивало, так это старательно изображаемое высокомерие. Даже в старом кресле он сидел, будто на троне.
– Юрочка, – обратился к нему Мартисс, – ты не верил, а они пришли. Ты не думай, я всё прекрасно понимаю. В принципе у меня нет надежды. Но – пытаюсь… – он нелепо дернул ртом в попытке изобразить улыбку. – Я теперь часто лежу по ночам без сна и жизнь свою вспоминаю. Длинная была жизнь, много повидал. А вот одного не было – внезапной какой-нибудь радости, чтоб нежданно-негаданно, встречи какой-нибудь удивительной или… Нет, ничего. В книгах своих я много такого навставлял, а в жизни не доводилось, – он махнул рукой и вновь без всякого перехода продолжал:
– Порой я прихожу в ужас – что если всё, мною написанное, никогда не увидит свет? Но потом сам себя отвечаю – нет, быть такого не может. «Три улитки» и «Полет одиночки» что-нибудь да значат. Может, я вместо «Трех улиток» сегодня первую главу из «Полета одиночки» прочту?
– «Полет одиночки», разумеется, лучше, – отвечал Юра без тени насмешливости и даже с почтением, чуточку, правда, наигранным. – Только вряд ли здесь найдутся ценители.
– Вы не обидитесь? – заизвинялся Родион Григорьевич. – Я там, в объявлении написал про «Улиток», а теперь «Одиночку» предлагаю. Нет? Ну и ладушки… Что-то, однако, никто больше не идет? Может, объявления припозднились?
– Сегодня было в «Солянке» и вчера тоже, – отвечал Юрий, глядя на нас почти с ненавистью – как будто мы были виноваты в том, что никто не явился.
– Значит, не идут, – тихо сказал Мартисс и резко повернулся ко мне, избирая теперь меня себе в собеседники. – Я ведь знаю, что «не так» пишу. Хорошо, но «не так». Это-то и отталкивает. У меня знаете сколько отзывов дурацких и отказов? Целая пачка. Потолще «Полета одиночки» будет. В прежнее время из толстых журналов писали все отзывы. А теперь ничего не пишут… «Нет» – и точка.
Он открыл рукопись и принялся листать желтые страницы. Черный жирный шрифт расплылся от времени. Он разглядывал каждую страницу с такой любовью, будто перебирал детские фотографии погибшего сына. За двадцать лет рукопись, как живая, состарилась вместе со своим творцом.
Орас, не дожидаясь начала чтения, громко кашлянул и сказал:
– Родион Григорьевич, вас убить хотят. Это серьезно, не подумайте, что глупый розыгрыш. Буквально сегодня могут убить.
Мартисс не понял.
– Убить?.. Какая чушь! – пробормотал он, продолжая листать страницы. – Я ведь ничего не опубликовал, – ему казалось, что убить могут только за рукопись.
А ведь он прав! По-настоящему ненавидеть и убивать можно только за это.
– Кому Родион Григорьевич может мешать? – поинтересовался Юрий насмешливо.
– Тому, кому мешает Лига мартинариев, – вмешалась я в разговор.
– Значит, всё-таки они, – пробормотал Мартисс.
– Точно мы ничего не знаем, но лучше, чтобы кто-нибудь постоянно был с вами и охранял, – сказал Орас, выразительно глянув на меня – мол, зачем сунулась в разговор, дуреха. – Я могу предложить вам охранника.
– Вы во всем виноваты! – заорал внезапно Мартисс и вскочил. Листы рукописи полетели на пол. – Это Лига меня уничтожила! Они не дали мне напечатать ни строчки, всё время, как тень, маячили сзади и толкали под руку, едва у меня появлялся шанс. Похоронили заживо, а теперь пришли убить на самом деле?! Вон! – завопил Мартисс, тыча пальцем в дверь. – Вон! Вы меня не знаете! Я не поддамся на угрозы негодяев…
– Родион Григорьевич, вы ничего не поняли… – попыталась вмешаться я.
– Прекрасно понял. Верите, что всемогущи? Ничего, вам еще придется убедиться, как глубоко вы заблуждаетесь… вас растопчут точно так же, как и меня. А потом кто-нибудь такой же наглый явится посмеяться над стариковской немощью… – и добавил очень тихо упавшим голосом, – я же видел, как вы пересмеиваетесь. Я всё вижу.
После этого ничего не оставалось, как уйти. На лестнице Кентис в самом деле рассмеялся.
– А ведь господина Мартисса так легко превратить из мартинария в счастливца. Тогда и убивать ни к чему.
– То есть?
– Выпустить пару-тройку его книжек в твердом переплете и – пожалуйте. От мартинария не останется и следа. Почему у людей такая бедная фантазия? Почему надо обязательно убивать человека вместо того, чтобы его осчастливить?
– На издание книг нужны деньги, – заметила я.
– Думаешь, убийство стоит дешевле, чем двухтысячное издание?
– А если две тысячи читателей превратятся в мартинариев? – усмехнулся Орас. – Разве можно одним внешним усилием сделать человека счастливым? Кажется, чего уж больше – я перевел кругленькую сумму на счет этого уродца… Как его? Вадим Суханов, кажется. Ну и что? Каков итог? Он мог лечиться и стать красавцем, а сделался погонялой в надежде самоутвердиться.
– А может быть он оберегал свою индивидуальность? – задумчиво спросил Кентис.
Это неожиданное упоминание имени Вада заставило меня содрогнуться от отвращения. Невольно я отступила на шаг вглубь площадки. И тут же почувствовала, как чьи-то цепкие холодные пальцы ухватили меня за локти. Я не слышала позади себя, ни дыхания, ни шороха. Вообще ничего. Но стальные пальцы впивались в мое тело всё глубже и глубже…
– Убивают! – заорала я.
Во рту у меня был как будто клубок шерсти, я жадно хватала ртом воздуха, задыхаясь от ужаса. Орас кинулся в темноту. Мгновенно руки разжались – легкое дуновение влажного холодного воздуха полуподвала – и всё. Нападавший исчез.
– Здесь никого нет.
Орас дернул дверь за моей спиной – она не подавалась, запертая изнутри. Кентис вытащил из кармана просторного плаща фонарик, и белое пятно света принялось обшаривать стены. Никакого намека на того, кто несколько секунд назад вцепился в меня стальными пальцами. Кентис хмыкнул, наверняка сочтя мою тревогу бредом. В ярости я рванула рукав Орасовой куртки наверх – на коже повыше локтя темнели, проступая всё явственнее, синеватые отметины, очень похожие на следы пальцев. Я закатала второй рукав. То же самое…
– М-да, господа, от подобных убийц нам не скрыться, – задумчиво пробормотал Кентис.
Орас в ярости ударил ногой в запертую дверь. Никакого эффекта. Никто по-прежнему не спешил открывать. Лишь гулкое эхо прыгало по лестнице. Не сговариваясь, мы помчались наверх. Я не очень надеялась, что Мартисс захочет нам открывать. Но ошиблась. На пороге стражем возник Юрий.
– Опять вы? – спросил он без тени дружелюбия. – Так хочется послушать повесть?
– Нет, хотим предупредить, чтобы сегодня вы никому не открывали. Даже если в самом деле явятся почитатели, – сказал Орас.
– На нас только что напали! – выпалила я.
– Не волнуйтесь, мы сумеем за себя постоять, – он хотел захлопнуть дверь, но Орас остановил его.
– Передайте господину Мартиссу мою карточку. Возможно, я смогу найти спонсора для издания его книги.
Юра поколебался, но карточку взял.
– Неужели ты в самом деле решил заняться книгоизданием, – поинтересовался Кентис, когда мы наконец выбрались из этого проклятого дома. – Говорят, это прибыльное дело.
– Но не с такими как Мартисс. Просто мы не должны терять писателя из виду. И я постарался расположить его к себе.
– Подкупить, – уточнил Кентис.
– Пусть так.
– Тебе придется купить еще двадцать человек, – ухмыльнулся Кентис. – Деньжат достанет?
– Люди стоят не так дорого, как кажется сначала, – невозмутимо отвечал Орас. – Главное, чтобы твой список был верен.
– С этим порядок. Секретный файл самого Старика.
– Это те, кто внизу. А наверху?
– Наверху Старик. Ты и сам это знаешь…
– А еще выше?
Кентис не отвечал.
– Кто над ним?
– Не знаю. И мне кажется – он тоже сам толком не знает. А если попытаешься узнать, явятся Карна и Желя, такие милые девочки, с которыми совершенно не хочется общаться. Одно мне известно – Великий Ординатор не доволен нашим ординатом. Может, это он пожелал исправить положение дел?
– Как до него добраться? – настаивал Орас.
Кентис расхохотался:
– Это не под силу даже тебе. Всё, что мы можем – это найти исполнителей, – Кентис повернулся к нам спиной и зашагал по улице.
– Тебя подвезти? – крикнул ему вслед Орас.
– Благодарю за честь… Но вдруг твоя машина сейчас взорвется? Тогда я останусь единственным свидетелем.
Он остановился и в самом деле стал смотреть, как мы садимся в машину. Его фигура маячила в свете фонаря, пока мы не свернули за угол.
