Текст книги "Книга Евы"
Автор книги: Мариан Фредрикссон
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)
Глава восемнадцатая
Наверху в горах время шло медленно, тишина замыкала их в своих объятиях. Каждый занимался своим делом, не произнося ни слова. Ей становилось все тяжелее от беспокойства за сына. А мужчину мучила вина.
Друг с другом они общались крайне редко, и то лишь большей частью чтобы поранить в очередной раз. Изредка произносились слова, чаще всего злые.
Однажды она попыталась поговорить с ним о Каине, объяснить, что сама оттолкнула мальчика от себя, что каким-то непонятным образом он напоминал ей о стае. И она в отчаянии испугалась за ребенка, выросшего без любви. Муж так и не понял ее.
Слова не доходят, думала она, зная, что многое зависело и от нее, от того, что постоянно взвешивала каждое слово и отбрасывала то, что могло раздражать его и ранить. Она так и не смогла сказать, что каким-то неведомым образом ее притягивает к стае, боясь сделать ему больно.
«Между нами нет больше единой правды, – сказала она сама себе. – Потерялось доверие».
Правду, вероятно, невозможно разделить на куски.
Стоя перед ней и наблюдая ее сомнения, муж с издевкой сказал ей:
– Скорбишь по сбежавшему сыну?
– Но это и твой сын.
– Как бы не так. Ты носила его в своем брюхе еще до нашего бегства сюда, блядь, Сатана.
У нее перехватило дыхание, и она поняла: да, возможно, это правда. Возможно, так и есть…
Наедине с утренним восходом она почувствовала, как мудрость по капле начала просачиваться в нее. Каин – дитя стаи почти во всем. Как долго Адам догадывался об этом? Тяжело же ему было носить это в себе, это-то она понимала.
И ей стало легче, а мальчик – еще нужнее. Он – дитя свободного народа со всей его силой в своей крови, он сумел бы выжить там, в дикой стае.
И еще: однажды мальчик вернется, он должен все узнать. Ее долг помочь ему понять: не он виновен в братоубийстве, это ее грех.
Нет, как же он сказал, тот мужчина у древа познания: «Божье дитя без греха. Когда вы поймете это, вы перестанете делать зло друг другу».
Как это понять теперь?
Муж вернулся с пастбища. Она заметила, что он часто возвращался рано, когда злился от непонимания чего-либо.
– А сейчас поговорим, – сказала она, накрывая на стол. – Я все-таки хочу, чтобы ты понял меня.
– Давай. – По тону голоса она поняла, что он хотел и в то же время не хотел разговора.
Я хочу, чтобы ты перестал называть меня блядью, – сказала Ева чуть задрожавшим голосом. – Ты, как и я, отлично знаешь, что У меня не было выбора, что я просто не могла не дать этому человеку изнасиловать себя.
– Да, – муж тяжело кивнул. – Я несправедлив. Я не хочу этого.
Ева облегченно заплакала, легче стало и мужу. Возникла надежда, что они еще смогут простить друг другу боль.
Потом она вновь заговорила, голос стал жестче:
– Я не хочу сделать тебе больно, но в конце концов ты должен признать, что если я блядь, то и твоя мать тоже блядь. А мужчина, которого ты называешь Сатаной и отцом Каина, вероятно, и твой отец.
Эти слова ударили больно, но он лишь заплакал. Просто упал головой на стол и залился слезами.
Ей удалось уложить его в постель, влить в рот теплой воды с медом и валерианой, удержать его руку в своей, пока он не уснул.
«Может, теперь будет легче», – подумала она.
На следующее утро он прямой дорогой ушел к своему алтарю у яблони. Но, не услышав молитв, она заволновалась, пошла посмотреть. Он молча сидел у подножия огромного дерева.
– Я теперь знаю, почему мой Бог не слушал меня, – сказал он. – Такой, как я, не может быть сыном Бога, как сказал Гавриил. Ты правильно поняла: Божьи дети – твоя мать и шаман, но не мы.
Она смотрела на игравшее в листве солнце и на красные яблоки и размышляла вслух.
– Вероятно, они собирались превратить всю стаю в Божьих детей, – сказала она. – Поэтому и жили на опушке леса.
– Да, – ответил он. – Но им этого не удалось. Им не удалось сделать этого далее с тобой и со мной.
– Не знаю, – возразила она. – Я все же встретилась с Гавриилом. И до сих пор часто слышу его голос внутри себя. Когда я говорю, я не понимаю, откуда появляются слова. Потом вдруг узнаю и хочу благодарить его.
– А что он говорит? – Голос мужа вновь обрел жизнь.
«Гавриил, помоги мне, – подумала Ева. – Ради мужа моего помоги». А потом ясным голосом:
– Он говорит, что мы все Божьи дети – и мы с тобой, и люди стаи. Никто не грешен, наш порок – злоба.
Эти слова проникли в мужчину, исцелили его. Он чуть-чуть распрямил плечи, посмотрел на крону дерева и спросил:
– А почему он со мной не разговаривает? Ева еще раз попробовала обратиться к высшим силам, но не сумела. И вынужденно ответила обычным голосом:
– Не знаю, возможно потому, что ты не слушаешь.
Мужчина развел руками:
– Никто не может слушать с таким рвением, как я. Я каждый день отчаянно молюсь.
Ева знала – это была правда, но знала также, что и не вся правда.
– Ты взываешь к Богу, – сказала она. – Но мне кажется, что ты ждешь голоса шамана. Но он уже умер. И у него было много ошибок.
Сейчас она была настолько возбуждена, что забыла об осторожности.
– Он ошибался в оценке стаи: люди там не злые, они просто не отличают добра от зла.
– Значит, добрым быть невозможно? – заметил муж.
– Но мать называла их детьми Света.
Слова эти он воспринял, кивнул:
– Я слышал, когда она говорила это.
Ева обрадовалась:
– Слышал, помнишь! Это правда, понимаешь? Это каким-то образом правда. В них есть что-то, что мы потеряли, Адам.
– А что именно? – Он боролся с собой и все же хотел слушать ее.
– У них есть СЕГОДНЯ, они живут в СЕГОДНЯ.
– Как дети, думаешь ты?
– Да, – ответила она. – Ты же не думаешь, что дети злые?
– Легкомысленные? – заметил он. – Бесчувственные, иногда жестокие. Там, в стае, они никогда не становятся взрослыми. Это ты имеешь в виду под СЕГОДНЯ?
– Да, в какой-то мере я верю в это. Но, говоря о детях, ты кое-что забываешь, Адам. Они такие живые, такие интересные. Они могут полностью погружаться в то, что они делают, их сила в СЕЙЧАС. Помнишь наших мальчиков?
Он подумал немного, кивнул. Когда вскоре после разговора он отправился к пастбищу, его походка была свободнее. Между ними возникла открытость, некое просветление. Но пришла осень, и они вынуждены были подолгу оставаться в пещере друг с другом. Однажды вечером у очага он возобновил разговор.
– Я смирился с мыслью, что могу быть сыном Сатаны.
Наступила такая тишина, что она могла слышать даже шорох дождя по траве.
Она знала: сейчас было сказано нечто очень важное.
Гглава девятнадцатая
Дождь лил как из ведра, когда она наконец решилась обдумать то, что долго не решалась. Что-то не так было с ее телом.
Положив руки на живот, она подумала: давно уже у нее не было месячных после возвращения домой. Но не было и любовных встреч.
Только в первый день, там, на ложбине у водопада, они любили друг друга еще до того, как наступила злоба и захватила их. Неужели это возможно?
Она вспомнила женщин в шатре у Эмера. «Конечно, у тебя еще может быть сын вместо того, которого ты потеряла». И свои слова: «Я хотела бы маленькую девочку…»
За день ее догадка переросла в уверенность. А к вечеру, когда муж вернулся домой, руки ее потеплели, голос стал мягким, еда была вкусна, смена одежды готова.
Он сразу же почувствовал перемену, увидел свечение вокруг нее, обрадовался, но и забеспокоился.
Поели, как обычно, в молчании. Она потянула с мытьем посуды, потом села на скамью напротив него и спросила:
– Ты помнишь наше первое утро на ложбине горы, когда я вернулась домой? Помнишь, что мы делали до того, как начали ссориться?
Он покраснел, как мальчишка, возбудился:
– Да, конечно.
– На этот раз получился ребенок, – с трудом сдерживая радость, сказала она. – Твой сын растет в моем чреве, муж.
Она увидела, как он наполнился радостью, как жизнь вновь приобрела для него смысл. Долго смеялись они, держа друг друга за руки. Потом он сходил за пивом, подслащенным медом, они с удовольствием пили его, полные неожиданного легкомыслия и шаловливости.
Оба немного опьянели, и вскоре она почувствовала себя неважно. Они легли в постель вместе. Он сказал:
– Сегодня вечером я чувствую желание согрешить перед Сатаной.
Вновь смех. Он схватил ее, быстро и беззастенчиво. Она не успела даже опомниться и все же почувствовала себя хорошо, когда его фаллос проник в маленькое гнездышко где уже рос их мальчик.
И вновь все чаще и чаще стали возникать дурные дни и часы, когда слова били без оглядки. Хуже всего приходилось по утрам, когда он кричал, что мальчишка в ее чреве – плод шлюхи, ребенок нового Сатаны из того ада.
Оскорбления были несправедливы, и она не хотела принимать их, но не защищалась.
– Ты не возражаешь, – сказал он, и в его карих глазах засверкали злоба и ужас.
– Нет, – ответила она. – К чему? Бог знает, что это неправда, и этого достаточно.
Он опустил глаза, застыл. Когда же вновь посмотрел на нее, злоба в его взгляде сменилась чувством вины.
«Все та же древняя вина, грех, только в разных одеяниях», – подумала она. Но промолчала, не желая подвергать дитя в себе новому скандалу.
Она все больше и больше замыкалась в себе, молчал и ребенок, оставляя мужчину в одиночестве.
Ей было больно, а он просветлел «Он воспринял это как наказание за свой грех и нашел в этом облегчение», – думала она К началу нового года ее талия округлилась, она гордо выпячивала живот. Мужчина усилил свои заботы о ней, молча брал на себя самую тяжелую работу, старался помогать ей во всем.
«Как он нежен», – думала она. Иногда даже посмеивалась:
– Я же не больна.
Однажды в холодное, мокрое, ветреное утро он оставил ее в постели, а сам встал, разжег огонь, принес ей горячей воды с медом. Было чудесно, потом это стало привычкой, и вскоре она научилась наслаждаться, не испытывая угрызений совести за то, что лентяйничает в теплой постели каждое утро.
– Ты избалуешь меня, – сказала она. Он обрадовался похвале:
– Ты ведь не такая молодая. – А увидев ее удивление, добавил: – Я боюсь за тебя, с тобой ничего не должно случиться.
– О, обещаю, я выживу. Нам долго надо жить на этой земле, тебе и мне. Нам необходимо время, чтобы познать все.
Мужчина кивнул почти величественно. Вечер прошел восхитительно, им удалось поговорить о многом и о многих. Долго обсуждали чудо того, что не знали своих лет.
Год, прошедший после ее возвращения, они ощущали, а те, что прошли раньше, – нет.
– Скажем, что тебе было пятнадцать, а Мне восемнадцать, – предположил он. – Значит, я приближаюсь к сорока, а тебе – лет тридцать пять, – сказал он весело.
Ева рассмеялась, она не верила ни в какой возраст.
– Значит, нам осталось минимум сто лет, – сказала она задорно.
Он улыбнулся:
– Так нужно быть здоровыми, по крайней мере пока новый мальчик не вырастет.
Как-то она рискнула спросить о стае:
– А ты ничего не помнишь о времени раннего детства, еще до того, как тебя забрал шаман?
– Нет, не помню. Но иногда, когда я доволен чем-нибудь, я что-то вспоминаю…
Однажды вечером к ним пришел певец – мужчина из рода Эмера. Она узнала его и обрадовалась. Певец привел с собой маленького мальчика со вздутым ухом.
– Можешь вылечить?
Ева согрела воду, накапала в нее опиума и горячим влила прямо в ухо мальчика. Тот закричал, как ягненок на заклании. Когда средство обезболивания начало действовать и мальчик оцепенел, она попросила мужчину подержать его, взяла самую острую щепку и проколола барабанную перепонку. Мальчик вздрогнул и закричал, но гной из больного уха вытек. Боль потихоньку затихла, опухоль спала.
Потом мальчик уснул во внутренней комнате, и Ева предложила мужчинам еду, самое лучшее, что нашлось в доме. Певец обращался к ней с большим уважением, что доставило Еве удовольствие.
Адам видел это и удивлялся. «Полезно для тебя, называвшего меня блядью», – думала Ева. Пусть знает, что в становище Эмера ее считали удивительной женщиной.
Спала она эту ночь во внутренней комнате вместе с ребенком – на всякий случай, если тот проснется и почувствует боль. Мужчины долго сидели во внешней комнате и разговаривали.
Так она услышала историю о бегстве еще раз. Но теперь со слов и восприятия мужчин. Грех вновь был переложен на нее. Это она ввела его в искушение. Были и новые картины, такие, которых она не узнавала. Проклятия шамана Адам повторял наизусть, но в его передаче сам Бог произносил эти слова. А Ева говорила раздвоенным языком змия, сказал он. И заставила съесть плод с древа познания. С того момента она и овладела им со всей своей силой.
Язык змия, какая чепуха! Давнишний случай с яблоками она помнила: это было во время их первого завтрака после побега, когда они перебрались на другую сторону реки. Он очень боялся их есть, а она дразнилась и шутила, пока не заставила его вкусить от яблока.
Шутка, игра. Как странно, что этот случай стал таким значительным. Сейчас он ел яблоки практически каждый день.
Певец тоже не принял эту историю всерьез. С дружелюбным мужским пониманием он посмеялся над Адамом.
– Ты ведь мужчина, – сказал он. – Конечно же, никакой мужчина не смог бы устоять, она и сейчас куда как хороша, а тогда, наверное, была еще краше.
Через какое-то время Адам присоединился к смеху.
– Да, да, так оно и было, никакой настоящий мужчина не мог бы устоять перед таким соблазном.
Гости должны были уходить рано утром: долгий путь предстоял певцу с мальчиком за спиной. Ребенок был уже здоров, хотя из уха еще текло.
В благодарность за лечение певец низко поклонился ей. Муж пошел провожать их, а Ева занялась утренними делами с чувством беспокойства в сердце. «Опять зверь-грызун появился, – подумала она. – Значит, будет новая ругань».
Но ошиблась. Когда она стояла у входа в пещеру, Адам подошел к ней и гордо заявил:
– Значит, ты царская дочь.
– В далеком родстве, – еле сдерживая смех, ответила Ева.
– Но у тебя царский нос, – сказал муж: с уважением в голосе. – Значит, царская кровь течет и в нем, в том, кого ты носишь в себе, в моем ребенке.
Ева была слишком удивлена, чтобы найти слова. И к счастью, ибо она могла кое-что добавить и о деде Сатане.
Мужчина ушел к яблоне, и вскоре она услышала, как он благодарил Бога за царскую кровь, в святости которой он теперь соучаствовал через супружество.
«Как хорошо, что Бог не слышит его больше, – думала женщина. – Иначе мне было бы стыдно».
Вечером ей пришлось снова рассказывать ему о посещении стойбища Эмера. Сначала все было хорошо, хотя и трудно, но потом она увлеклась деталями: шатер для женщин, красивые одежды, песни, разговор у очага, дождь, бьющий по шатру.
Но ему больше всего хотелось подробностей о царской дочери. И, только когда они пошли спать, она вспомнила о предложении Эмера о возможной свадьбе.
– Он хочет, чтобы Каин стал его зятем, да? – спросил муж.
– Да, он ведь ничего не знает.
– Он знает о царской крови, этого достаточно, – возразил мужчина.
– А братоубийство?
– Мы не будем говорить об этом, – возразил мужчина. – Кстати, это же был несчастный случай, ты сама так сказала.
На следующее утро Ева проснулась от плохого сна. Адам возился у очага.
– Ты действительно веришь в то, что говорил о языке змия и о яблоках, отдавших тебя в мою власть? – спросила она, буравя его настойчивым взглядом.
– У, тайный агент, сатанинское отродье! – Она все же получила ответ, ведь от стыда он стал красным, как сама кровь, и выбежал из пещеры.
Глава двадцатая
Зима пробежала быстро, наступила ранняя весна с птичьим пением в горах. Потом вокруг жилья зацвели маки. Ева совсем отяжелела, любая работа дома или в поле стоила ей больших усилий. Муж трудился за двоих, не теряя ни сил, ни радости.
Между ними царил покой. Как-то ранним утром неожиданно начались боли. Сатана, она же забыла, что будет так трудно. Хотя все готово: вода на очаге, в доме прибрано, наготове чистые куски материи для приема ребенка.
Она выгнала мужа, хотела остаться одна, от боли и восторга громко кричала. Когда начались последние схватки и ребенок выскочил из нее, она кликнула мужа, тот перерезал пуповину, принял ребенка и пошел обмывать его.
Вернувшись с младенцем, уже запеленатым в чистую ткань, он сиял.
Ребенок смотрел светло-карими глазами отца прямо в черные очи матери.
«Он слепок своего отца, – подумала она. – Не будет никаких сомнений в его происхождении, уж его-то эта доля минует».
Она взяла ребенка и приложила к груди; Появился Белый Свет, захватил ее куда сильнее, чем в минуты любви, и даже куда больше, чем там, в лиственных лесах.
Свет такой же ясный, как при встрече с Гавриилом, успела она подумать еще до того, как перестала различать что-либо вокруг.
Свет так и остался при ней; он возникал всякий раз, когда она встречалась с глазами ребенка, казалось, он жил в них. Это было настолько необычно для нее, что она так и не смогла подобрать соответствующих слов, хотя и старалась. Ева даже попыталась сочинить песню, как ее учила Аня: «Милое дитя, откуда ты появился, откуда принес Свет сюда, в этот мир?…»
Потом она смеялась над собой. Дитя не нуждалось в словах. И не могло ответить.
«Он их учит, но тут же забывает», – подумала она.
Песни остались без слов. Плавные звуки обнимали ее и ребенка, укрепляли связь между ними.
Сытый и довольный, мальчик засыпал, а она продолжала размышлять об этом чуде. Глаза ребенка казались полными мудрости, некоего природного знания. Таким же взглядом обладали и люди стаи и ее мать. Он знает то же, что и они. Поэтому и принес сюда Свет.
А как он знает? Какими знаниями он обладает?
Свет проникал и в мужчину, вселял в него радость. Утром он нес мальчика в яблоневую долину и торжественно передавал его своему Богу.
Это было как раз в то время, когда цвели яблони, вились пчелы и чувствовался запах цветов; все это придавало сердечность словам мужчины: «Я даю его Тебе и обещаю служить Тебе, защищая его. Имя ему будет Сиф».
Потом мужчина добавил:
– Бог вновь слушает меня.
А женщина, приложив ребенка к груди и позволив Белизне окутать себя, думала: «Возможно, у нас лишь разные слова для одной и той же внутренней силы Света».
На мужчину хорошо подействовала сила исходящая от ребенка. Теперь он сам обрабатывал поля, хотя сорняки они выпалывали вместе.
Но самое трудное: обработку огорода, стрижку овец, промывку шерсти – все это делал он один. «Нам надо было бы, чтобы Каин вернулся домой», – думал он при этом.
Наконец и она, с Сифом в котомке за спиной, начала собирать лекарственные травы потом пришел черед сбору семян ранних цветов. Маковые коробочки собирать было легко: опиум рос прямо вокруг жилья по дорожкам. Сложнее было с беленой: чтобы обеспечить ее запас, ей пришлось бродить по тайным местам высоко в горах, именно там росли эти редкие капсулы. Семена касторы она собирала на своих полях, заполняя кожаные мешочки этими жирными жемчужинами, помогающими от головной боли, нарывов и болей в желудке.
Потом резала кору смоковницы, акации, сушила кориандр, чабрец, укроп, анис и тоже укладывала в мешочки.
Хотя на все это и не хватало дня, она с удовлетворением разглядывала богатство цветов, обещавших еще и богатый осенний урожай. Тогда она сможет обеспечить себя новым запасом.
Так бродила Ева по полям с лепетавшим младенцем за спиной, собирала, сортировала, с радостью ощущая свою силу: она вновь в союзе с природой, со всеми семенами и травами, кустами и деревьями.
В это лето Еве хотелось запасти побольше лекарственных трав, потому что она помнила о своем обещании Ане и другим женщинам из стойбища Эмера помочь им травами и научить пользоваться ими.
Молока у нее было предостаточно, и мальчик рос хорошо. Однажды он улыбнулся, сначала ей, а потом и мужчине. Женщина поблагодарила свое сердце за силу этой улыбки. Мужчина благодарил своего Бога. «Он должен был поблагодарить Бога и найти для этого слова», – подумала она.
Отношения между ними были спокойными и даже слегка торжественными. Исчезло былое доверие, но и угроза большой ссоры тоже осталась позади. Теперь они шагали по земле, ставшей для них своей, без злобы и без близости.
Однако Ева печалилась об утраченных чувствах. Уж лучше бы ссоры, казалось ей иногда.
И все же, встретив взгляд малыша, она обретала надежду: достаточно и простого СЕЙЧАС. «И в этом СЕЙЧАС я и буду».
Глава двадцать первая
Однажды, когда Адам рано ушел в поле, она заметила, что со стороны северного леса, росшего позади их пещеры, тайком пробирается какой-то человек. По всему было заметно, что он боится, и его страх передался ей. Сатана, помоги мне, здесь же ребенок, как же мне быть, мелькнуло в ее голове.
Но тут, вглядевшись, она узнала его, положила ребенка прямо на землю перед пещерой и стремглав бросилась навстречу шедшему, задыхаясь от радости.
Через мгновение она уже была в его объятиях, плача и смеясь одновременно.
– Ты вернулся! Все-таки вернулся! Добро пожаловать домой.
Каин стоял, застыв и онемев, не в состоянии откликнуться на радость матери. Его собственное чувство пряталось глубоко внутри и было настолько трудноуловимо, что казалось, вот-вот исчезнет. И все же она добралась до него, медленно проникая в душу сына.
Она смеялась, она узнавала его. Именно таким он был всегда – осторожным, немного медлительным.
И именно поэтому казалось непостижимым, как он мог так разгневаться в то утро, успела подумать она. И в следующее мгновение: как долго гнев каплями просачивался в него, чтобы толкнуть на братоубийство, как ДОЛГО?…
Она слегка отстранилась от сына, положила руки ему на плечи и, заглянув в самую глубину его темных глаз, – и как только она могла считать их злыми? – сказала:
– Я должна попросить у тебя прощения, сын.
Он не понял, о чем она. Не важно, у них еще будет время поговорить и все выяснить. Он должен понять, а не ложно воспринять. Ева знала его, чувствовала его. Она была уверена в нем больше, чем когда-то в Адаме.
«Кровь от моей крови, – думала она, – кровь дикого народа».
Его страх прошел, по напряженным чертам лица заскользила чудесная улыбка.
Две вещи заметила она одновременно: у него царский нос, ее нос. А на лбу шрам от ожога, огненно-красный знак.
Она осторожно провела по шраму.
– Однажды ночью я обжегся, – пояснил он.
– Ты останешься? Ты пришел, чтобы остаться?
– Да, мама, если можно.
Она обняла его, из глаз хлынули слезы.
– Если можно, если можно…
Тут с площадки у пещеры донесся детский крик.
– У тебя появился брат, – сказала она, и они, держась за руки, помчались к пещере. Прижимая и утешая ребенка, она положила его на руки Каину.
– У тебя есть брат, новый брат.
И тут Каин расплакался.
Ева так и не смогла вспомнить, как накрывала на стол, как кормила грудью малыша. Остались лишь какие-то разрозненные обрывки; ярче прочего виделся образ мужа, возвратившегося домой, радость на его лице, когда он увидел своего взрослого сына, удивление в его голосе, когда он говорил: «А у тебя царский нос».
Как прошел обед, она тоже не помнила. Мелькали обрывки фраз:
– Ты был на юге?
– И что там за люди?
– Да такие же, как мы, земледельцы.
Один раз Каин спросил ее:
– Ты ведь вернулась из своего паломничества, ты что-нибудь узнала?
– Да, у меня есть много что рассказать. Но мы поговорим позже, когда станет темно, а ребенок уснет.
Однако вечерний разговор пошел иначе, чем она полагала. Бесконечные вопросы отца и матери вернули Каина к действительности, вывели его из состояния растерянности. Время скитаний не прошло для него даром. Теперь он заговорил как взрослый человек. Он рассказывал им о жизни огромного народа-земледельца, живущего на юге и выращивающего неизвестные им сорта зерновых и других культур, дающих высокие урожаи. Он даже прихватил с собой некоторые семена и корни – они остались неподалеку, на горе. Так что им предстоит подготовить новые земли, посеять зерно – хотя, может быть, сейчас уже и поздновато. Но остальное можно будет посеять в следующем году. Новое зерно называется гречиха. Оно родит в два раза больше, чем их ячмень.
С удивлением слушали они своего мальчика, теперь уже мужчину, сидевшего и планировавшего свои действия: как лучше разбить поля вокруг пещеры – одно в низине, на востоке, у залива, там им следует выращивать растение, которое называется маис и которое перемалывают в муку.
– Сладкую белую муку для печенья, мама, – сказал мальчик.
Последующие дни прошли в напряжении и спешке. Мужчины вскапывали все новые и новые участки земли, а Ева засевала их неизвестными ей доселе зернами, тяжелыми и, как ей казалось, полными богатств. Пригодилась и болотистая почва: маис надо было высаживать наполовину под воду. Теперь все зависело лишь от того, успеют ли они обработать семена для посева будущей весной.
Однажды днем, отдыхая от бесконечных забот, Ева начала наконец рассказывать сыну свою историю. Она как будто заново прошла весь длинный и трудный путь паломничества в страну своего детства, вспоминая о встрече с диким народом, о том, как к ней вернулась память о матери, о шамане и Сатане. Каин жадно внимал каждому ее слову, прерывая лишь изредка, только тогда, когда хотел уточнить детали или узнать подробности.
Как прекрасно, когда можно рассказывать вот так, без утайки, недомолвок и страха… Старший мужчина тоже был с ними рядом, на этот раз слушая рассказ целиком.
Теперь уже можно было ничего не скрывать, ибо они пережили боль.
Ева видела это и радовалась. «Да, истина существует, в конце концов она побеждает всякие глупые выдумки», – думала она.
Для Каина важным было совсем другое, чем для ее мужа: шаман мало интересовал его, царская дочь – в меру. Ему больше хотелось слушать о Сатане, испытывая при этом нечто сосущее. О ее снах и о мертвых детях, посетивших ее ночью у дерева в раю, он тоже хотел слушать по нескольку раз.
Труднее всего ему было осознать слова Гавриила: «И когда ты увидишь, что он без греха, ты обретешь покой».
Каин пытался понять: без греха, как он мог быть без греха?
«Все зависит от того, насколько я буду честна», – подумала Ева. И медленно, зная, что каждое слово должно быть точным, она стала рассказывать, как пришла к пониманию того, что упустила его, старшего сына, как отдалилась от него, потому что его глаза очень напоминали ей о старой жизни, той свободной жизни, которую она забыла.
Понял ли Каин ее на самом деле, она не знала. Но казалось, что ее слова, минуя гол входят прямо в сердце мальчика.
Иногда она испытывала утешение. Например, когда он говорил:
– Не всегда было так плохо, мама. Когда я был маленьким, мне нравилось ходить с тобой по полям и слушать твои рассказы о лекарственных травах. Засмеявшись, продолжил: – Ты говорила и говорила, иногда нервничала, потому что я учился не так быстро, как тебе хотелось. А потом, когда появился Авель и у тебя часто не было времени, мне казалось, что ты устала от меня. Мне было так трудно учиться. И тем не менее я крепко усваивал все твои уроки.
Они сидели у очага, мать и взрослый сын, и смотрели друг на друга.
Ева глотала слезы. У него тоже хорошая память, это здорово.
На следующий день им предстояло носить воду на поля, где прорастало новое зерно. Лето выдалось сухим и жарким. Взрослый мужчина и мальчик поговаривали даже о том, что надо бы прорыть канаву из озера и провести воду к полям, но этим им предстояло заняться в следующем году.
А Ева с маленьким сыном за спиной таскала на голове тяжелые горшки с водой, чтобы полить лекарственные травы и овощи в саду.
Между Каином и Сифом возникла сильная связь, малыш с восторгом воспринимал своего старшего брата, который любил заниматься с ним, часто подбрасывал вверх, смеялся и шутил.
«Все обновилось», – думала Ева.