Текст книги "Книга Евы"

Автор книги: Мариан Фредрикссон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Глава тринадцатая

Женщинам уже надо было уходить: настало время доить скот, готовить еду. А Еве надо поспать. Когда праздничный стол будет готов, ее пригласят и посадят среди мужчин.

С ней осталась лишь старшая женщина по имени Аня с двумя грудными детьми. Чтобы они не хныкали, Аня спокойно покачивала их в кожаной люльке, прикрепленной к стояку шатра.

Аня напевала, и Ева с восхищением слушала ее. В устах женщины мелодия звучала мягко и прекрасно. У Евы возникли видения: трава, поглаживаемая вечерним ветром, цветы, сонливо смыкающие глаза, синие послезакатные тени. Дети заснули, Аня улыбнулась удивлению Евы.

– Как это красиво, как замечательно!

– Тебе понравилась песня, девочка? Да, во мне еще живы и голос, и мелодия.

Было заметно, что Аня гордится своим даром. Ева все поняла – ведь она никогда прежде не слышала о существовании мелодии. «Значит, у рисования музыкой тоже есть имя», – подумала она, но, чтобы не показаться глупой, вопросов не задала.

– Ты ведь тоже пела своим детям, когда они были маленькими? – спросила Аня.

– Нет, я не умею. Да и времени у меня никогда не было.

«Неужели укор в ее взгляде касается меня? Возможно, я его заслуживаю», – думала Ева. Но старая женщина прервала ее мысли:

– Понимаю, там, в горах, вам, наверное, очень трудно справляться совсем.

Ева кивнула: именно так, очень трудно, мало времени для смеха и слез, игр и сказок. Вечерние мужнины рассказы были, да, были, но участвовала ли она в них?

Да и понимала ли она их так, чтобы оценить? И тут вспомнила голоса мальчиков: «Еще, папа, еще одну сказку…»

Сейчас ей так захотелось домой, чтобы объяснить мужу, что теперь все станет совсем по-иному. Но все еще шел дождь, колотя по тяжелому шатру.

– Ты можешь научить меня этому, я имею в виду мелодию? – возбужденно спросила она Аню.

– Петь, ты это хочешь сказать? Конечно слушай и подпевай мне.

И вновь возникла мелодия: старая женщина запела, рукой отмечая поднятие тона – выше, выше. Ева старалась как могла, то вверх, то вниз, то опять чуть-чуть вверх, вниз…

– Мелодия у тебя получается, но голос слишком твердый, – сказала Аня. – Попробуй еще раз, помягче.

Ева вспомнила встречу со старой женщиной в древнем лесу, вспомнила, как пыталась заговорить с ней мягким, как луговой пушок, голосом и как та испугалась и готова была убежать. Аня опять запела. И Ева попробовала подтянуть мелодию. Аня кивнула: сейчас лучше, просто хорошо. Обеим стало очень весело, их голоса то поднимались, то опускались, но, когда Ева ошибалась, мелодия прерывалась смехом.

– Петь можно и со словами, так будет легче, – сказала Аня.

Ева вновь удивилась: неужели при этом можно пользоваться и словами?

Аня запела длинную-длинную песню: сказку о молодом скотоводе, ускакавшем в сторону луны в надежде вернуться с лунной царевной. О, какая это была чудесная сказка! Намного красивее просто мелодии! А когда Аня запела о том, как молодец в дороге упал с лошади и замертво остался лежать на земле, Ева заплакала. А Аня рассмеялась.

Возвратились женщины и пригласили к столу. Под дождем они все вместе перебежали в другой шатер, где стоял стол с кипящими горшками с едой. Женщины и дети сгрудились в сторонке: они то ели, то прислуживали мужчинам и гостье.

Мужчины – их было шестеро – сидели в ряд вдоль стола и молча ели. Ева понимала, что они немного смущены ее присутствием. Сама она сидела в торце, ближе к старейшине.

Это его она когда-то спасла от укуса змеи. Ели они мясо, сочное, вкусное, пили сверкающий темный напиток.

Возле нее тоже стоял бокал, она взяла его и попробовала напиток – сладкий и крепкий. И тут с ней произошло нечто удивительное: когда напиток добрался до желудка, на сердце стало легче, тяжелые мысли и беспокойство отступили.

Она отпила еще глоток, голова слегка закружилась, спина выпрямилась, и из горла вырвался смех. Старейшина посмотрел на нее немного удивленно, улыбаясь уголками губ.

– Пей осторожно, – сказал он. – Напиток крепок.

И тут она вспомнила, как его звали – Эмер.

После обеда дети заснули, и их отнесли в женский шатер. Взрослые расселись вокруг очага, женщины с одной стороны, мужчины – с другой. Ева выбрала место посредине, чтобы, рассказывая, видеть лица всех…

Начала она со смерти своего мальчика, не упомянув при этом о братоубийстве. Сказала лишь, что в состоянии великой скорби решила отправиться в лиственные леса на другом берегу реки, чтобы там получить ответы на несколько своих вопросов.

При этом она испытующе оглядела присутствующих, стараясь понять, как воспринимаются ее слова. Эмер кивнул:

– Насколько я понимаю, тебе надо было найти старого шамана. Ты ведь не предполагала, что он уже умер.

– Вы знали его? – Ева попыталась говорить спокойно.

– Да, он ведь умел вызывать дождь. Мы тоже искали его, когда засуха стала почти невыносимой. Я хорошо знал шамана, в детстве даже жил у него целую неделю. В тот раз, как и предполагалось, я вернулся в племя с дождем. Да, он был сильным человеком. Правда, он не одобрял наше поклонение многим богам.

– Многим богам?

Эмер покачал головой: это не тема для разговора, о богах с женщинами не говорят, даже с такой, как она, совсем особенной.

– А как он умер? – Этот вопрос она должна была задать, хотя ответ на него уже знала.

– Однажды ранним утром, когда мы перешли реку, чтобы выпросить у него дождь, мы нашли два тела, – ответил Эмер. – Это были он и царская дочь. Проклятый лесной народ убил их.

– Царская дочь, – сказала Ева дрожащим голосом. – Ничего не поделаешь.

– Да, мы тоже удивлялись. Нам всегда казались выдумкой разговоры о царской дочери из Северной страны, о том, что бог реки приказал ей идти на восток, в Эдем, найти живущий в нем народ-избранник. Народ этот не владел словами, а потому не знал никаких законов. С ней был молодой шаман. Лунной ночью они переплыли реку и оказались в райских лесах.

– Народ-избранник?

– Говорили, что народ этот владел даром безвременья, он вечен, как боги. Просто выдумки, но царская дочь поверила в сказку. Она решила, что должна научить лесной народ словам. Сумасбродная идея. Что эти сумасшедшие стали бы делать со словами?

Голос Эмера продолжал вызывать в памяти Евы находки у хижины шамана.

– Как ты узнал, что женщина, которую вы нашли там, была царской дочерью? – У Евы почти перехватило дыхание, когда она задавала этот вопрос.

Эмер долго смотрел на нее.

– Да, это было действительно удивительно. Знаешь ли, еще молодым человеком я однажды ходил в башню Северной страны. Случилось так, что бог равнин проклял наш скот, и ягнята начали умирать еще в чреве овцы. И мы вынуждены были купить новых баранов для разведения племенного скота. Золото у нас было, наследственное.

Сделка прошла хорошо, мы обменяли кольца на двух чудесных баранов. Сделку совершала сама царица. Очень красивая и с очень необычным носом, изогнутым, как ястребиный.

У мертвой женщины у хижины был такой же нос, – продолжал Эмер, внимательно наблюдая за Евой. – Ты, конечно, понимаешь, как мы были удивлены, когда рыли могилы и хоронили оба тела.

Ева схватилась за свой нос, сердце ее стучало, пот, просочившийся у корней волос, потек по лбу. А Эмер продолжал пристально смотреть на нее. Удивительная тишина стояла в шатре. Слышно было, как стучат по нему капли дождя.

Через некоторое время Эмер вновь заговорил:

– Знай, этот нос еще раз в жизни удивил меня. В пещере на горе, у женщины-земледелицы, когда я однажды вечером оказался там после змеиного укуса. У этой женщины с редкими знаниями, – улыбаясь, сказал он.

Улыбка была дружеская, но не без любопытства.

– Но я что-то разговорился, а рассказывать обещала ты, а не я.

Ева глубоко вдохнула, наконец-то ей стало хватать воздуха.

– Спасибо тебе. Обо всем этом я ничего не знала.

Рассказ свой она начала с переселения. Ей захотелось объяснить причины, чтобы быть правильно понятой.

– Вы должны знать, что ни муж мой, ни я ничего не помнили о происходившем до того утра, когда мы переплыли реку и отделались от Белого Света. Это был наш первый день.

И вновь возникло удивление, особенно у женщин, смотревших на нее огромными глазами.

– Никакого детства, никакого рода, ни матери, ни отца, никаких обычаев – неужели это возможно?

Но один из мужчин подтвердил:

– Да, я думаю, что понимаю ее. Однажды я побывал среди тех больших деревьев и знаю: там действительно исчезают все мысли Я с мучительным трудом смог вспомнить, зачем пришел туда.

Ева обрадовалась:

– Тогда ты можешь представить себе, каково тем, кто там родился и не знает, что с этим можно бороться. Так было и с Адамом, и со мной: у нас не было никаких воспоминаний. Для детей муж обычно придумывал сказки о стране детства. Но теперь, после того как я побывала там, я многое поняла. Теперь я знаю, что страна эта огромна. Но у мужа моего пока еще нет никаких воспоминаний. Знаете, мы считали, что до слов мы добрались сами.

И она стала рассказывать о растениях, которые сообщали ей, как они называются и как их следует использовать.

– Мы в это верили, – сказала она, теперь и сама удивляясь. – Я не помню матери, а он забыл шамана.

– Твой муж – ученик шамана?

Вопрос Эмера прозвучал как-то напряженно.

Ева кивнула:

– Да.

Но тут вступила Аня:

– А зачем после смерти мальчика тебе понадобилось бежать туда?

Вопрос прямой, естественный. Эмер был недоволен, но Ева медленно и задумчиво кивнула:

– Я не уверена, что у меня есть ответ на твой вопрос. В какой-то степени я верила, что в новой жизни там, на горе, мы победили смерть. Но когда зло настигло нас и я перестала понимать происходящее, мне пришло в голову искать ответ в забытом царстве детства. Я просто должна была пойти туда и попытаться во всем разобраться.

– А твой муж? – Голос Ани оставался требовательным.

– Он верил в то, что чем-то провинился перед своим Богом и тот наказал его смертью мальчика. Что мое путешествие поможет ему получить ответ.

– И ты получила ответ? – Сейчас голос Ани был мягок.

– Еще не знаю. Но давайте я наконец-то расскажу вам все по порядку.

И она стала рассказывать, словами рисуя картину за картиной. Вот она, будучи среди лесного народа, познает самое себя, вспоминает свою мертвую девочку; вот девочка вновь возникает перед ней, но уже во сне; вот оживает память о матери, их близость и единение, их общие прогулки. Потом рассказывает о стае как о едином теле и о его владельце – вожаке. И наконец, описывая сцены любви, она краснеет и запинается.

Эмер злится, он потрясен.

– Проклятые дикари! Без достоинства, без истории, без нравов. Мой отец лично знал одного из них. Однажды он взял в плен нескольких таких дикарей и заставил их работать здесь, на равнине. Но они не смогли, быстро поумирали.

Встретив его упрямый взгляд, Ева возразила:

– Моя мать называла их Детьми Света. Они обладают чем-то таким, что мы потеряли, обретя слова и порядок.

Эмер продолжал сомневаться, он не одобрял ее мнения, но вежливость не позволяла ему выступать против гостьи.

Ева продолжала рассказ, умолчав лишь о древе познаний и о встрече с Гавриилом. «Это не для здешних людей, поклоняющихся многим богам, – подумала она. – Это важно только для меня и моего мужа».

– А вчера вечером я вновь переплыла реку, – сказала она наконец. – Спала на дереве уже на этой стороне, проснулась от до ждя. Остальное вы знаете.

Эмер торжественно поблагодарил гостью, и Ева с удивлением отметила, что в его поведении что-то изменилось. «Все это из-за царского носа, – подумала она. – Он преклоняется перед царской кровью. Глупо, он ведь должен понять, что я тоже падшая, поскольку принадлежала к этому презренному народу».

И пришла к выводу: это неразрешимая загадка. Царская дочь с учеником шамана. Шамана? Нет. Ева почувствовала биение пульса. Да, в ее венах действительно течет кровь свободного народа, она дает ей силы и поддерживает связь с высшими силами.

Тут поднялся один молодой человек, подошел к ней и сел у ее ног. В руках он держал какой-то странный предмет: трехгранный ящик с натянутыми тонкими струнами.

– Есть песня о царской дочери, ушедшей к лесному народу. Хочешь послушать?

И пока горел в очаге огонь, он пел. Чудо-предмет в его руках тоже пел, да так прекрасно, что ей вначале трудно было улавливать слова. Но потом их смысл стал доходить до нее. Картина за картиной перед ней разворачивалась судьба прекрасной девочки, которую бог реки умоляет помочь удивительному лесному народу Эдема далеко на востоке.

Песня окончилась печально, красавицу так никто больше не видел и не узнал, удалось ли ей выполнить просьбу речного бога.

Слезы прорывались через голос Евы, когда она благодарила певца. Но тот прервал ее:

– Это я должен благодарить тебя. Сейчас, когда я знаю, как все было, я могу сочинить и конец песни.

Уже глубокой ночью собравшиеся пожелали друг другу доброго сна. Внезапно прекратился стук капель по тенту шатра, и, вслушиваясь в тишину, Эмер уверенно заключил:

– Да, дождь прошел.

Когда женщины направились к своему шатру, на небе блестели звезды.

«Царская дочь расчесывает свои волосы, – подумала Ева. – Она расчесывается, чтобы красивой встретить Свет. Но Свет не хочет ее и каждое утро прогоняет».

Ей надо было рассказать певцу о том, как мама однажды взяла ее с собой, чтобы рассказать сказку о ночи.

Эта сказка – ответ на вопрос, которы однажды люди поставят перед собой.

Так этой ночью в шатре, окруженная женщинами и детьми, она окончательно перешла через границу страны сна. И это было прекрасно.

Грудные дети рано разбудили Еву, и это ее устраивало. Она быстро оделась в собственную одежду, чистую и сухую. Не такую красивую, как та, что была на ней накануне, но способную выдержать большие испытания…

Она отказалась от дружеского приглашения остаться еще на какое-то время, чтобы как следует отдохнуть, и пошла к стойбищу, мужчины уже были на ногах; она тепло попрощалась с ними.

– Мы бы очень хотели, чтобы ты поделилась хоть частью твоих знаний о лекарственных травах, – сказал ей Эмер.

– Я еще приду к вам. Или пришли несколько женщин к нам. Я научу их.

– Спасибо, – ответил он. – И не укрепить ли нашу дружбу женитьбой? Твой сын может выбрать здесь себе любую жену, у меня много дочерей.

Она опустила взгляд и покраснела. Не дарить же дочь Эмера убийце.

Глава четырнадцатая

Существует походка радости, упругая и летящая. Она может ощущаться как танец, как парение над землей.

Так идет тот, кто встречает любимую. «Твой муж», – сказал Эмер. «Мой муж, мой мальчик», – подумала она с внезапной нежностью. Сейчас, когда они знают свою историю, им надо начать все заново, обрести новую любовь.

«Мы были чужаками и для самих себя, и для других», – подумала она. Возможно, чужаком становится тот, кто не знает своего детства. Возможно, не возникает задушевности, если не можешь сказать: «Вот так было у меня, вот так меня учили. А у тебя как?»

И походка женщины стала тяжелее; она думала о том, как мало – при всем старании – смогла дать своему мужу. Его детство полностью принадлежало народу мгновения, который не владел речью и не имел воспоминаний. И все же, может быть, картины из жизни стаи, которые она наблюдала из своего укрытия на дереве, пробудят в нем что-то, что станет отправным пунктом для его развития, думала она. Возможно, шаман говорил с ним о детстве там, на полянах, когда учил мальчика словам.

В следующий момент Ева остановилась, замерла. Ее охватило огромное удивление.

Почему Адам не помнил шамана? Как было возможно забыть годы, прожитые в хижине на краю леса, где Свет не был таким сильным, забыть все, что он должен был выучить, познать, понять? Ведь учение о Боге у него сохранилось, сохранились знания о жертвоприношениях, о молитвах… Да и практические знания, как делать горшки, плести стены хижины, делать столы и стулья. Но шаман, отец? О Небесном Отце муж обычно говорил: «Бог». Но земной Бог – это учитель? Она не понимала. И как всегда, когда не понимала, она испугалась, почувствовала в груди зверька-грызуна, что под сердцем и съедает в теле радость. «Как странно», – думала она. И в следующий момент: «Он что, не хотел помнить? Неужели можно вытеснить из памяти то, о чем не хочешь думать?»

Почему он не хотел? Сказки, которые он рассказывал детям, о чем они были? Она должна попытаться вспомнить их точно и в деталях.

Но память увиливала, ей удалось удержать лишь обрывки:

…царская дочь (ой, сердце забилось сильнее)… хитрый маленький мальчик, обманувший злого великана…

Возможно, в его выдумках были осколки реального прошлого. «Злой великан» – да это же вожак стаи!

Сейчас она почти слышала голос мужа из старых детских сказок. И там, в дремучем лесу, жил злой человек, и течка у него была велика, и фаллос его, как извивающийся змей.

«Дорогой, дорогой, – думала женщина. – Как я смогу объяснить, что не зол тот, кто не может отличить добро от зла? Для тебя, Адам, важно понять это, потому что злом, возможно, был твой отец».

Важно знать свое детство не только для того, чтобы суметь воссоздать в голове карту жизни. Конечно, хорошо знать, что происходило. «Но для меня самым важным в этом походе было то, что я примирилась с тем, что было», – думала она.

– Конечно, и до мужа моего дойдет это чувство, – сказала она громко сама себе и, бросив взгляд на открывающуюся впереди степь, отправилась дальше.

Солнце поблескивало в лужах, пахло мокрой землей, трава поднялась после дождя, зеленая, напряженная и полная новых надежд.

Она отряхнула с себя эти странные вопросы прочь из головы! Будет еще время разобраться во всех сложных вещах. Может быть, позже она сумеет сложить вместе осколки своих и его воспоминаний, и тогда возникнет общая картина прошлого, с которой он примирится и которую полюбит.

Шаги ее стали легче, но гора впереди все росла и росла. Ева сейчас шла с запада, ей предстояло пройти еще немалый путь вдоль подножия, а там найти звериную тропу, ведущую к ложбине. Если она успеет добраться до вечера, значит, все хорошо.

По дороге проклятое беспокойство то и дело возвращалось к ней, но в основном ей удавалось справиться с ним. А когда она вошла в падающую от горы тень, то почувствовала гордость: она действительно достигла горы прежде, чем солнце коснулось ее южного склона. Еще час пути наверх – и оно уже не будет таким жарким, правда, если она выдержит темп; а потом солнце окажется прямо на юге, на откосе.

Почему он не хотел? Сказки, которые он рассказывал детям, о чем они были? Она должна попытаться вспомнить их точно и в деталях.

Но память увиливала, ей удалось удержать лишь обрывки:

…царская дочь (ой, сердце забилось сильнее)… хитрый маленький мальчик, обманувший злого великана…

Возможно, в его выдумках были осколки реального прошлого. «Злой великан» – да это же вожак стаи!

Сейчас она почти слышала голос мужа из старых детских сказок. И там, в дремучем лесу, жил злой человек, и течка у него была велика, и фаллос его, как извивающийся змей. «Дорогой, дорогой, – думала женщина. – Как я смогу объяснить, что не зол тот, кто не может отличить добро от зла? Для тебя, Адам, важно понять это, потому что злом, возможно, был твой отец».

Важно знать свое детство не только для того, чтобы суметь воссоздать в голове карту жизни. Конечно, хорошо знать, что происходило. «Но для меня самым важным в этом походе было то, что я примирилась с тем, что было», – думала она.

– Конечно, и до мужа моего дойдет это чувство, – сказала она громко сама себе и, бросив взгляд на открывающуюся впереди степь, отправилась дальше.

Солнце поблескивало в лужах, пахло мокрой землей, трава поднялась после дождя, зеленая, напряженная и полная новых надежд.

Она отряхнула с себя эти странные вопроси: прочь из головы! Будет еще время разобраться во всех сложных вещах. Может быть, позже она сумеет сложить вместе осколки своих и его воспоминаний, в.тогда возникнет общая картина прошлого, с которой он примирится и которую полюбит.

Шаги ее стали легче, но гора впереди все росла и росла. Ева сейчас шла с запада, ей предстояло пройти еще немалый путь вдоль подножия, а там найти звериную тропу, ведущую к ложбине. Если она успеет добраться до вечера, значит, все хороню.

По дороге проклятое беспокойство то и дело возвращалось к ней, но в основном ей удавалось справиться с ним. А когда она вошла в падающую от горы тень, то почувствовала гордость: она действительно достигла горы прежде, чем солнце коснулось ее южного склона. Еще час пути наверх – и оно уже не будет таким жарким, правда, если она выдержит темп; а потом солнце окажется прямо на юге, на откосе.

Теперь же надо добраться до нижней ложбины, где они однажды говорили о том, как начали постигать слова, и там сделать послеполуденный перерыв.

Но пока Ева шла на восток вдоль подножия горы, напряженно ища глазами звериную тропу, ведущую вверх. И скоро без труда отыскала ее. Она вновь почувствовала себя хорошо, сделала несколько глубоких вдохов, собираясь с силами и ощущая в себе радость. Теперь дорога домой была проста, ничто не должно случиться, хотя остаток пути потребует от нее упорства. Вначале она несколько раз путалась на протоптанных животными диких тропинках, по которым порою приходилось просто карабкаться с огромным трудом. В конце концов ей пришлось сдаться, чтобы зря не растрачивать силы, и снова выйти на петляющую дорогу, более длинную, но менее крутую.

Она упорно и медленно двигалась вверх. «Как этот бесконечный подъем изнуряет сердце, – подумала она, прислушиваясь к тяжелым и частым ударам в груди. – Но сил у меня хватит».

Я все рассчитала правильно, мысленно одобрила она себя, добравшись до ложбины с низким лесом и источником. Ведь еще до того, как она оказалась здесь, вышло солнце, радостно и сильно осветило зелень, которая уже после полудня станет обожженной и злой.

Она снова здесь и снова вспоминает: именно здесь – как ей казалось, всего лишь несколько дней назад – они с мужем рассуждали о словах в полной уверенности, что сами их создали. Как это было восхитительно – ощущать тайный союз с землей и лекарственными травами.

Тогда ей казалось, что они доверительно нашептывали ей свои имена. Но теперь-то она знала: слова уже жили в ней, однажды произнесенные матерью и оставшиеся в подсознании.

Но быть может, у нее никогда не было союза с землей? А быть может, она теперь потеряла его? Она посмотрела на кусты дрока в горной расщелине, на мальвы, все еще цветущие. Они оставались прежними и все-таки казались чуть-чуть холоднее. Расстояние между ними и Евой увеличилось, доверительность уменьшилась.

«Просто я стала другой», – подумала она. И вдруг: доверие, доверие.

И тут она неожиданно заметила – мальвы улыбаются ей.

Она достала мешочек с едой, которой ее щедро снабдили скотоводы. Снедь была вкусной: холодное мясо, сушеная смоква, кусочек мягкого запеченного сыра – конечно, на этот раз она будет сыта. Рядом источник со свежей водой – можно напиться вдоволь. Она вспомнила, что обязательно нужно наполнять кожаный мешочек водой, перед тем как лезешь в горы.

Оставшийся отрезок пути придется попотеть. Подорожник у источника напомнил ей о ране на руке, она посмотрела: там не осталось даже корочки, рана зажила с удивительной быстротой, и она в глубине души догадалась, что это было связано с Белым Светом, царящим в краю ее детства. И даже не столько с ним самим, а с забытьём, возникающим при этом Свете. Там забывают следить за недугами и ранами, а то, что забывается, исчезает. Как сказал у дерева тот человек: «То, чего не осознаешь, не существует».

Так не существовало и шамана для ее мужа там, дома, думала она. А что случится, если старик вновь пробудится к жизни? К ней опять вернулось беспокойство.

Но она сумела прогнать его.

«Здесь, – подумала она. – Сейчас. Не прежде, не потом».

Простое и трудное осознание понятий «здесь» и «сейчас», добытое в результате путешествия в царство детства, возможно, было самым важным. Именно это осознание, а не воспоминания и не сказки, и даже не чувство понимания и примирения с прошлым.

Познание дикого народа – вот что несла она с собою домой, чтобы начать новую жизнь.

– О Бог Адама, – сказала она громко. – Если у меня будет еще один ребенок, я знаю, что мне делать.

«Мне нечего бояться воспоминаний мужа, – подумала она, проглатывая последний кусок. – Я всегда имела власть над ним, сейчас я должна дать ему радость, научить его принимать ее такой, какой вижу сама».

Ева наполнила кожаный мешочек водой и отправилась дальше. Остаток дня прошел для нее в диком напряжении, в жаре и поту, стекавшем с ее тела ручьями. Черт возьми, как же ей было тяжело! Она была вынуждена часто делать небольшие остановки, чтобы глотнуть из кожаного мешочка воды – о Боже, воды! – и снова продолжить путь. Она перестала прикидывать расстояние до верхней ложбины: глаза все время заливало потом, да и дорота от этого короче не становилась…

Как-то ей показалось, что она слышит призыв: «Ева, Ева…» «Придумываю», – сказала она себе и, стиснув зубы, продолжила идти.

И, даже когда услышала шум падающих камней и шагов, скользящих по щебню на горном склоне, она не смогла верить своим глазам.

Ева, Ева… По обрыву ей навстречу спешил он.

Они остановились на расстоянии броска камнем и смотрели друг на друга. На краю радости порхали мысли: «Я, наверное, выгляжу ужасно, вся в пыли и поту… Как он рад, что видит меня… только бы мне не ранить его своими рассказами…»

Но в основном она чувствовала радость, такое большое и теплое чувство в груди, что едва могла сдерживаться. Слезы затуманивали ей глаза.

В следующее мгновение он был уже перед ней и держал ее за руки.

– Ты вернулась, – сказал он.

– Да, – кивнула она.

– Тебе удалось сделать все, что ты хотела?

Она улыбнулась и опять кивнула.

– У тебя есть ответы? Ты знаешь?

– Кое-что. Мне так много нужно рассказать тебе. – А потом, как ребенку, которого нужно успокоить: – Все чудесно, муж, все хорошо, хорошо.

Облегчение в карих глазах.

– Потом, – сказал он, – потом. Ты в силах идти дальше?

Смех: в силах ли она? Сейчас она могла свернуть горы! Но он не слышал слов, а только чувствовал радость; он взял ее на руки, словно малое дитя, и понес вверх.