Текст книги "Поздняя любовь"
Автор книги: Мари Луизе Фишер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
– Отличное утро, – заметила она. – Сразу видно, что скоро весна.
– К счастью, так оно и есть, – согласилась Доната. – И это хорошо как для души, так и для строительного дела.
– Ах, госпожа Бек, да вы же всегда в радостном настроении!
– Лучше сказать, в довольно беззаботном. В моем возрасте привыкаешь принимать вещи такими, какими они тебе являются, госпожа Ковальски.
Экономка поставила стакан на стол перед Донатой и налила в него кофе.
– Ах, ну что это вы такое говорите! В сущности вы еще совсем молоды.
Слушая это не без удовольствия, Доната засмеялась.
– Вам достаточно поглядеть на себя в зеркало, – продолжала экономка. – Вас можно принять скорее за маленького юношу, чем за зрелую женщину.
– Ну, зачем же преувеличивать!
– Может быть, открыть дверь в сад? Правда, я уже хорошо проветрила, но…
– Можно попробовать.
Ковальски чуть-чуть приоткрыла дверь, и в комнату сразу же хлынул поток свежайшего воздуха.
– Благодарю, госпожа Ковальски, – произнесла Доната. – Очень хорошо.
– Не будет ли слишком прохладно?
Доната улыбнулась такой предусмотрительности.
– Тогда я просто притворю дверь.
Госпожа Ковальски прижала пустой поднос к груди.
– Что-нибудь приготовить на сегодняшний вечер?
– Нет, спасибо. Никаких особых желаний у меня нет.
– Тогда позвольте пожелать вам хорошего дня.
– Спасибо, госпожа Ковальски.
Экономка вышла за дверь. Она вместе с мужем, оба уже в предпенсионном возрасте, обслуживали дом и сад и, насколько знала Доната, вовсе не собирались в ближайшее время уходить на покой. У Донаты они чувствовали себя хорошо, да и она была рада их присутствию. Обязанности Оскара Ковальски состояли в том, чтобы содержать в порядке плавательный бассейн, деревянные сооружения, автомобиль и сад, следить за температурой воды и воздуха в помещениях. Его жена убирала комнаты, следила за бельем и закупала продукты. Варить ей приходилось только в особых случаях, поскольку Доната была не слишком большим гурманом и что-нибудь жевала, только ощущая голод. Бывая дома, она обычно сама себе кое-что готовила. Но когда назначался прием, то Ковальским цены не было. Экономка вызывала тогда на помощь племянницу и готовила стол, используя свой большой опыт и проявляя изобретательность, а ее муж, надев белые перчатки и придав лицу выражение окаменелости, прислуживал за столом. Оба жили в подвальном этаже рядом с большой кухней.
Доната выпила две чашки черного кофе и стакан апельсинового сока, съела пару кусков ржаного хлеба, обильно смазанных маслом, а затем позволила себе побаловаться сигаретой.
Перед отъездом она еще раз осмотрела свой незаметный макияж, отметила, что ее зеленые, лишь чуточку подведенные глаза смотрят на мир смышлено и бодро, и подкрасила губы.
Потом она накинула жакет, вытащила из гардероба дипломат с бумагами, взяла на всякий случай еще свою светлую кожаную куртку и села в машину.
Начинался новый день, и она была этому рада.
На строительной площадке, расположенной на улице Вольфратсхаузерштрассе, работа шла уже полным ходом. На какой-то миг в голове Донаты промелькнула мысль, не встретится ли ей тут снова тот молодой человек, с которым она столкнулась вчера вечером. Но она сразу же отбросила ее прочь.
Тяжелый серый лимузин производителя работ свидетельствовал о его присутствии на стройке. Доната, припарковав машину, вышла из нее и остановилась в ожидании. Она знала, что Петер Блюме ее увидит и подойдет, но не сомневалась и в том, что он специально выдержит какое-то время, чтобы показать и ей, и своим людям, что не собирается плясать под ее дудку.
Наконец он вылез из строящегося корпуса здания и, криво улыбаясь, поздоровался. При своем поэтическом имени («блюме» означает «цветок») это был коренастый человек, с фигурой, напоминающей быка, с маленькими, глубоко посаженными глазками и с лысиной, занимающей уже значительную часть головы. На нем были рабочий костюм и защитная каска.
– Доброе утро, господин Блюме! – Они обменялись рукопожатием. – Есть проблемы?
– Не беспокойтесь, госпожа Бек, все идет по плану.
– Я вижу, дело продвигается великолепно.
– Пожалуй, так.
Можно было заметить, что чувствует он себя не слишком уютно. Он не относился к тем людям, которые легко переносят главенство женщины. К тому же он знал, что высота постройки превышает проектную, и, конечно, опасался, что она это уже заметила.
Доната постаралась быть дипломатичной.
– Застройщик-то вам уже, наверное, все уши прожужжал, так ведь? Не слишком приятная для вас ситуация.
Петер Блюме смотрел в землю и рисовал круги носком сапога.
– Как это вы узнали?
– Ну, по-моему, это очевидно. Ведь и он, и его жена особенно настаивали на увеличении высоты чердака.
– Да, это верно. Но ведь их просьба была отвергнута.
– Трудно мириться с запрещением, когда в голове засело другое решение.
– Но вам ведь не разрешили увеличить высоту чердака, так о чем же тут говорить?! – взорвался вдруг Блюме.
– Вы находите, что не о чем? Тогда взгляните чуточку внимательнее на соседние дома. Они построены в самое разное время, начиная с рубежа веков и по сегодняшний день, демонстрируют различные архитектурные стили и все-таки имеют все, как один, равную высоту. Очевидно, это оказалось приемлемым для всех строителей, не так ли? Только наш не достроенный еще дом оказался выше.
– Как это вы определили?
– Это видно и невооруженным глазом, господин Блюме.
– Значит, вы видите больше, чем я!
– К тому же я еще и промерила высоту. Господин Блюме, прошу вас, не упорствуйте! Вы хотели сделать одолжение заказчику. Это же совершенно ясно.
Он поднял голову и посмотрел на нее с вызовом.
– Не понимаю, кому помешает, если дом будет на пару сантиметров выше.
– Ансамблю, господин Блюме! И даже если бы это было не так, решаем не мы. Мой проект с повышенным чердаком был отклонен. Мы должны придерживаться предписаний.
Блюме снял каску и потер лоб тыльной стороной ладони.
– Я обратил внимание господина Крамера на то, что ему придется, видимо, заплатить штраф. А он сказал, что ему плевать. Дом, говорит, все равно обойдется во столько, что можно приложить еще какую-то сумму дополнительно. Для него это уже проблемы не составляет.
– А известно ли ему, что денежным штрафом дело не ограничится? Что власти вправе потребовать снижения высоты дома?
– Ну уж, когда дом стоит, то его не сдвинешь.
– Вы же сами не верите тому, что говорите, господин Блюме! До окончания строительства дело даже не дойдет. Уже при следующем промежуточном контроле мы займемся промерами и получим соответствующие данные. Если мы подадим властям наши возражения, то строительные работы будут приостановлены. Тогда не исключено, что здесь месяцами никто ничего делать не будет, а о заселении дома осенью и думать нечего. Судя по всему, господину Крамеру придется капитулировать. У начальства рычаги всегда длиннее.
– А я говорю вам, что это позор! В конце концов, мы живем в свободной стране… – Он пришел в страшную ярость, которую, впрочем, скорее изображал, чем ощущал.
Доната дала ему возможность повозмущаться, хотя и подумала, что его тирада больше подходит для пивной, чем для их разговора.
– Я понимаю вашу точку зрения, – сказала она успокаивающе, когда наконец смогла вставить слово. – Дополнительное пространство было бы, разумеется, делом полезным. Но мы не имеем права добиваться этого противозаконным путем. Уверяю вас, я сделала все возможное, чтобы начальству проект пришелся по вкусу. Но именно поэтому оно будет в данном случае особенно бдительным. Оно получило предупредительный сигнал.
– Что же мне теперь делать?
– Придерживаться проекта, господин Блюме. Ведь пока что отклонения невелики. Прикажите снести лишнюю кладку. И не обязательно делать это именно сегодня.
– Но я ведь обещал господину Крамеру… – Блюме покрутил каску в руках и не закончил фразу.
– Отошлите его ко мне! Уж я-то ему разъясню ситуацию. – Она одарила собеседника ободряющей улыбкой. – Это ведь, наверное, не последний проект, над которым мы работаем совместно, правда? Значит, нам нельзя портить себе репутацию. Если пойдут разговоры о том, что, мол, Блюме и Бек не придерживаются предписаний, что за ними, мол, нужен глаз да глаз, то это нанесет вред не только нам, но и нашим заказчикам.
– Это понятно, – признал он.
Она могла бы еще сказать ему, что в конечном итоге не он, а она отвечает за стройку, но воздержалась, чтобы не задевать его мужского самолюбия.
– Ведь может быть, что ситуация еще и изменится, – пояснила она. – Всеобщее расширение чердачных помещений уже стоит на повестке дня. Я эту крышу спроектировала так, что можно будет и впоследствии без особых трудностей и затрат установить ее повыше, а для сооружения пола проложен на всякий случай каменный настил, как это у нас и предусмотрено.
– Я объясню это господину Крамеру.
– Буду очень признательна, если вы снимете с меня это бремя, господин Блюме. Но при необходимости можете спокойно посылать его ко мне.
Они обменялись рукопожатием.
– Если хорошенько поразмыслить, – произнес он, – то я ведь могу и сразу убрать эти лишние сантиметры.
Если у нее и были какие-то сомнения в целесообразности такого решения, то лишь по одному-единственному соображению: ей не хотелось, чтобы рабочие сразу же поняли, что Блюме пришлось дать распоряжение разобрать кладку по ее указанию.
– Было бы недурно, – согласилась она, – ведь я уже сказала, что все видно и невооруженным глазом.
– Только вам, госпожа Бек!
Этот комплимент, стоивший ему больших усилий, не принес ей радости.
– Не вздумайте мне льстить, господин Блюме, – ответила она, – а то я стану еще и недоверчивой.
Но перед тем как повернуться и уйти, она ему дружески улыбнулась.
Как это часто бывало и раньше, Доната этим утром вошла в свой офис первой. Но едва только она повесила жакет в длинный стенной шкаф и натянула на себя свежий халат, появились и сотрудники: Розмари Сфорци – секретарша, Гюнтер Винклейн – немолодой архитектор, работавший в фирме с самого ее основания, и Артур Штольце.
Взаимные приветствия были короткими и товарищескими.
– Зайдешь на секунду ко мне, Доната? – попросил Штольце.
Ей не терпелось продолжить работу над проектом «Палленберг», так что приглашение Артура показалось несвоевременным. Но она сразу же последовала за ним в кабинет, поскольку коммерческий директор никогда не отнимал у нее времени понапрасну.
Кабинет, как ему и надлежало, производил большое впечатление. Перед огромным письменным столом лежал старинный, выдержанный в красных тонах персидский ковер. Черное кресло около стола, с высокой спинкой, выглядело строгим; другие кресла, стоявшие рядом, были тяжелые и удобные, с достаточно высокими сиденьями, так что, садясь на них, можно было свободно расположить ноги, не утопая при этом в пружинах. Настольная лампа с пестрым стеклянным абажуром была типична для стиля «модерн» конца века и служила не столько для освещения, сколько для украшения. Помещение было угловым, в нем находились три красивых остекленных потолочных плафона.
– Есть новости? – спросила Доната, опускаясь в одно из кресел.
Артур Штольце, высокорослый господин, казавшийся из-за своей худобы еще выше, ответил не сразу. Сидя в кресле, он держался очень прямо, поглаживая безымянным пальцем узкую щеточку своих усиков.
Доната знала, что это – один из его жестов, который демонстрирует самодовольство.
– Ну, говори же, – поторопила она Артура. Ее любопытство доставляло ему удовольствие.
– Один человек, побывавший в Розенгейме, шепнул мне на ушко… – начал он и остановился, делая искусственную паузу.
– Кто? – спросила она.
– Ты же знаешь, разлюбезная моя Доната, что имен информаторов я не разглашаю принципиально.
– Боже мой, ты разговариваешь так, будто мы вылавливаем торговцев наркотиками! – нетерпеливо воскликнула она.
– Так ведь и в нашей столь заурядной профессии не обходится без острых углов!
– Знаю, знаю! Речь идет о проекте банка «Меркатор», да? И что же ты узнал?
– Директор Польт распорядился устроить выставку поступивших проектов.
– А дальше?
– Вчера состоялось нечто вроде предварительного просмотра.
Доната попыталась расслабиться, откинулась на спинку кресла и положила ногу на ногу.
Заметив, что она перестала спрашивать, он продолжил речь уже по собственному почину:
– Твой проект, Доната, вызвал особый интерес. Господа перед ним останавливались и обсуждали его.
– Ну, это еще ничего не значит, – трезво рассудила она.
– Не говори! Мой информатор уверен, что мы проходим, по меньшей мере, в следующий тур конкурса.
Речь шла об одном из тех конкурсных заданий, при которых проекты подаются анонимно, и Доната спросила:
– Каким образом он вообще узнал, что этот проект – мой?
Его безымянный палец снова скользнул по усикам, значительно более темным, чем густые и уже седеющие волосы Штольце.
– Мне удалось передать этому человеку некоторые секретные данные.
– Хорошая работа, Артур!
– Да ну, пустяки.
– Скажи, а твой информатор не имеет влияния на окончательное решение?
– К сожалению, нет.
– Я бы сказала, что это даже лучше, – произнесла Доната. – Как бы я ни жаждала осуществления проекта (Боже ты мой, семь разных вариантов, ох и работка!), все же мне никак не хочется прослыть пронырливой мошенницей.
– У тебя слишком чувствительная совесть, Доната. Ты помнишь конкурс проектов гостиницы для фирмы «Штиммбок»?
– Еще как помню! Коллега Клюге подал проект, на котором за массой деревьев и кустов вообще невозможно ничего разобрать…
– …И все же получил заказ, – добавил Штольце, – потому что, как выяснилось позже, был сокурсником менеджера этого мероприятия.
Хотя Штольце знал существо дела не хуже, чем она, Донате не хотелось ограничивать разговор сказанным.
– А верхом бесстыдства было то, что он еще и нагло скопировал мой проект! – воскликнула она, сверкая глазами.
– Причем ввел в него так много пустяковых изменений, что никогда не удалось бы доказать факт плагиата, – продолжал Штольце. – Вот я и хочу заметить, разлюбезная моя Доната: с какой же гадостью приходится сталкиваться представителям нашей профессии!
– Никогда не перестану вспоминать об этом без возмущения.
– Было бы жаль, если бы перестала. Видеть тебя в бешенстве – это ведь особое наслаждение.
Оба расхохотались.
– Скажи, Артур, ты действительно думаешь, что в деле с банком «Меркатор» у нас есть шансы?
– Разве я иначе посоветовал бы тебе горбатиться над проектом? Я не сторонник напрасных денежных затрат, как и напрасной траты времени. Тебе это хорошо известно.
– Конечно, Артур… Только за последнее время у нас из рук уплыло так много заказов…
– Так ведь в одном Мюнхене несколько тысяч архитекторов, чего же ты ждешь?
– Ты прав, Артур. Мне жаловаться не на что: ведь я никогда не работаю совсем уж даром. Те проекты, которые не удается реализовать немедленно, почти всегда можно предложить в других обстоятельствах и в том же или измененном виде вновь выставить на обсуждение.
– Ну, вот видишь, – суховато заметил он.
– Но иногда мне бывает страшно, – призналась Доната.
– На тебя это совсем не похоже.
– Да, я очень неохотно и сама себе в этом признаюсь. – На ее губах появилась слабая улыбка.
– Ты что же, боишься, что у нас вообще не будет заказов? Нет, дорогая Доната, это все химеры. Во всяком случае, нам уже не раз удавалось благополучно преодолевать безводные пустыни.
– Да. Благодаря твоим деньгам.
Она сразу же пожалела, что произнесла эти слова. И без того Штольце был более чем уверен в своем значении для фирмы и в праве на благодарность Донаты.
Он взглянул на нее своими карими, чуть грустными глазами удивленно и очень внимательно.
– Что же тут такого?
– Ничего, пока ты это выдерживаешь. Но ведь тебе может прийти в голову (или Алина внушит тебе такую мысль), что надежнее и удобнее было бы вкладывать деньги в ценные бумаги.
Он удивленно поднял свои темные брови.
– Ты подозреваешь, что я поддамся искушению жить с удобствами?
– Нет, конечно! Ты трудишься ради фирмы не жалея сил. Но именно это может показаться тебе рано или поздно чрезмерным. Алина мне уже жаловалась, что ты уделяешь ей мало внимания.
– Если бы я перестал вести трудовую жизнь, ей бы это было еще менее по нраву, не говоря уже о том, что трата денег – одна из ее главных страстей. Конечно, Доната, ценные бумаги и муниципальные облигации гарантируют твердый доход, это верно. Но проценты с них составляют едва ли половину того, что я зарабатываю в фирме. Поэтому тебе, Доната, беспокоиться не о чем. Уже потому, что у меня такая дорогостоящая жена, как Алина, я не могу себе позволить изъять мои деньги из нашего предприятия.
Доната вздохнула с облегчением.
– Я рада этому разговору.
Он обнажил в улыбке свои удивительно совершенные зубы.
– Я тоже. – Потом сунул руку под крышку письменного стола. – По такому случаю надо бы глотнуть вот этой жидкости, как ты считаешь? – Он поставил на стол бутылку выдержанного коньяка.
Доната вскочила.
– В такую рань? Я не могу, Артур, право, не могу.
Он засмеялся.
– Ничего другого я от тебя и не ждал. Но я-то могу позволить себе глоток?
Она подбежала к нему, чуть коснулась губами его лба и сразу же направилась к двери.
– Ты можешь себе позволить все, что тебе заблагорассудится! Ведь именно ты – тот человек, которому принадлежит здесь решающее слово!
Но не успела она выйти из комнаты, как в голове мелькнула мысль, что коммерческий директор за последнее время частенько прикладывается к бутылке. Конечно, до алкоголика ему далеко, он выбирает только самые благородные вина, а при деловых переговорах всегда абсолютно трезв и солиден. Но его желтоватые белки вызывали опасение. «Вот об этом-то, – подумала она, – я на месте Алины тревожилась бы побольше, чем о том, что он редко бывает дома».
Тридцатилетняя Розмари Сфорци была еще чуть ниже ростом, чем Доната, и на первый взгляд не очень хороша собой. Нос, подбородок, губы и зубы были вполне заурядны, но зато очень впечатляли ее лучистые большие карие глаза и каштановые локоны. В отличие от своих шефов она держалась очень по-деловому, подчас даже неприветливо, но зато на потенциальных клиентов и заказчиков просто излучала шарм. Зная, что является ревностным и надежным сотрудником, она ощущала себя незаменимой, а Доната и Артур не пытались ее в этом разубедить. Если бы она уволилась, фирма, правда, не оказалась бы на грани краха, но делу это бы повредило значительно. Шефам не было необходимости что-либо диктовать госпоже Сфорци, она могла, выполняя общую установку, самостоятельно вести деловую корреспонденцию. Это удавалось ей с тем большим успехом, что она накопила целый арсенал всевозможных форм переписки.
Особенно же важным было то, что она обладала организаторскими способностями. Она вела учет календарных сроков различных мероприятий, точно знала, где в данный момент находится или должен находиться каждый сотрудник, когда может состояться то или иное совещание. Доната неохотно отрывалась от дела на телефонные переговоры и находила полезным, что их ведет Сфорци.
Сейчас, когда Доната хотела пройти через приемную в свой рабочий кабинет, госпожа Сфорци ее задержала.
– Один момент, госпожа Бек!
Доната остановилась.
– Да?
– Звонил господин Палленберг – Она произнесла это со столь мрачным выражением лица, что Доната испугалась, уж не обратился ли этот заказчик к другому архитектору.
– Он освободил себе послеобеденные часы, – возвестила госпожа Сфорци все с тем же похоронным выражением лица. – Он и его жена хотят встретиться с вами на участке будущей стройки. В три часа. Я дала согласие.
– Очень хорошо, госпожа Сфорци, – произнесла Доната и подумала: «И отчего это у нее всегда такое плохое настроение?! Наверное, поскандалила с мужем».
– Вы знаете, как проехать в Крайллинг? – продолжала Сфорци.
– Примерно представляю себе. Направление на Штарнберг, так?
– Я уже сверилась с планом города и выписала названия улиц.
Протянув руку через стойку, она подала Донате записку.
– Вы поистине бесподобны, госпожа Сфорци.
Эта похвала никак не изменила мрачного выражения лица секретарши.
– Конечно, где тут направления объезда и улицы с односторонним движением, я не знаю. Это вам придется выяснить в пути.
– Да уж справлюсь, – приветливо ответила Доната.
– Я и не сомневалась, – заметила секретарша таким тоном, словно ее обидели.
Доната улыбнулась.
– Пожалуйста, позаботьтесь, как всегда, чтобы были цветы в совещательной комнате, госпожа Сфорци.
– Закуску тоже приготовить? – осведомилась госпожа Сфорци чуть более бодро.
– Хорошая мысль. Если посетителей не будет, сами поедим. Впрочем, я еще даже не знаю, когда вернусь. Если после конца рабочего дня, то можете не ждать. Я уж сама сервирую стол.
Госпожа Сфорци не ответила, а лишь скептически поджала губы. Это означало, что сервировка стола не входит в обязанности шефши и что Сфорци не очень верит в то, что Доната с этим справится.
– Наверное, Вильгельмина еще будет в офисе, – успокоила ее Доната и прошла в свой кабинет, чтобы взять рулоны с заготовленными вчера вечером проектами. Она перенесла их на чертежную доску Гюнтер а Винклейна.
Он поднял на нее глаза.
– Могу я тебе помочь?
– Ты правильно понял, Гюнтер. Как мне тебя ни жаль, я должна попросить тебя обвести мне тушью вот эти эскизы. Только не говори, что я сама просто не хочу тушью руки пачкать.
Он засмеялся.
– Боже, до чего же ты злопамятна! И все только потому, что я однажды ради шутки позволил себе подобное замечание!
Она знала, что ее просьба действительно создает ему неудобства.
– Пожалуйста, отнесись к этому серьезно, Гюнтер! Мне и правда жаль отрывать тебя от твоих собственных заданий. Но сразу после полудня мне надо обязательно иметь готовый эскиз всего дома хотя бы в общих чертах. Как вообще твои дела? Он помедлил с ответом.
– Не слишком хороши, а? – попыталась помочь ему Доната.
Он взял на себя обязательство, связанное с перестройкой здания одной конторы, сооруженного в безвкусном стиле пятидесятых годов. С помощью специальной пристройки предстояло его не только увеличить, но и облагородить.
– Подобные задания всегда замысловаты, – заметил Гюнтер. Его светло-голубые глаза за очками без оправы приняли трепетное, почти умоляющее выражение. – Взглянешь потом на этот мой проект?
Сколько раз уже он вызывал у Донаты чувство удивления. Гюнтер Винклейн был архитектором вовсе не без воображения и к тому же отличным знатоком статики. Но он был начисто лишен уверенности в своих силах. Когда Доната приняла его на работу, еще в самом начале своей карьеры, то и она, и он полагали, что занимаемая им должность будет лишь переходной в его дальнейшей службе. Но он остался на месте.
Иногда, особенно немного выпив, он говорил о желании открыть самостоятельное дело, но ему уже никто не верил. Он даже отклонил предложение Донаты войти в ее фирму в качестве компаньона, хотя этот отказ стоил ему тяжелой внутренней борьбы с самим собой. А принял он такое решение, вероятно, после разговора с матерью, в доме которой и жил. Он не мог решиться на риск, предпочитая ему свой твердый месячный оклад.
При этом должность его в архитектурной фирме вовсе не означала обеспеченности на всю жизнь. Как и большинство ее самостоятельных коллег, владельцев собственных фирм, Доната имела обыкновение расширять штат своих сотрудников, если конъюнктура с заказами складывалась благоприятно, и сокращать его, если наступал застой. Но этот стройный маленький человек с постепенно редеющими светлыми волосами был ей симпатичен, и она просто не могла выбросить его в неизвестность. На это Гюнтер и полагался. Конечно, он практически вряд ли что-нибудь потерял, если бы в течение скольких-то месяцев получал пособие по безработице. Но Доната опасалась, что он, при его неуверенности в себе, мог в этом случае совсем растеряться.
– Не сомневаюсь, – произнесла она ободряюще, – что никто не выполнит этого задания лучше тебя.
– И все же, – настаивал он, – прошу тебя взглянуть на мой проект, когда он будет готов.
– Будет сделано, – пообещала она. – Как только справлюсь со своим домом. – Она имела в виду Палленбергов.
Доната положила на маленький красный ящик около его чертежного стола рулоны своей кальки и пошла в кабинет.
Лишь выводя свой кабриолет из гаража, Доната заметила, что накрапывает дождь. Конечно, не идеальная погода для осмотра участка предстоящего строительства, но она не должна помешать Палленбергам, восхищающимся приобретенным куском земли, приехать на место. Доната же сможет оценить его достоинства даже в самых неблагоприятных условиях.
Чтобы защитить себя от дождя, она, остановившись под крышей ближайшей заправочной станции, сменила жакет на кожаную куртку, а лодочки – на резиновые сапожки, лежавшие в багажнике.
Во время езды дождь усилился, дворники-стеклоочистители качались из стороны в сторону все чаще, но потом капать стало меньше, а когда она подъехала к месту назначения, дождь и совсем перестал.
Крайллинг был раньше деревней, но за последние годы стал превращаться в предместье Мюнхена и был связан с ним электричкой. Здесь все еще было множество крестьянских домов, ветхих хозяйственных построек и вспаханных участков земли. Но между ними уже выросли современные односемейные и двухсемейные дома. Никакого хоть сколько-нибудь единообразного стиля обнаружить в новостройках не удалось, но, к счастью, не было здесь и многоквартирных домов-муравейников и высотных зданий.
Доната некоторое время кружила по деревне, прежде чем ей удалось найти участок Палленбергов. Оказалось, что это заброшенное садовое хозяйство. Посадки одичали, стекла с оранжерей сняты или разбиты, а домик на краю, в котором жили прежние владельцы, дошел до состояния почти полного обветшания.
Когда наконец появились Палленберги, уже выглянуло из-за туч солнце. Они опоздали на целых двадцать минут.
Герберт Палленберг, темноволосый, элегантно одетый мужчина лет тридцати, извинялся за опоздание не слишком усердно. Он сказал, что задержался на службе.
– Ничего страшного, – ответила Доната, – такое бывает.
Жена Палленберга, маленькая и изящная, почти красивая, с соразмерно вылепленными природой чертами лица, добавила:
– Мы искренне сожалеем, госпожа Бек. Сам-то он терпеть не может, если приходится ждать. – Она так крепко уцепилась за мужа, что, казалось, сейчас повиснет на нем.
– Да ладно тебе, – цыкнул он на жену. – Это сейчас не тема для разговора.
– Вы приобрели прекрасный участок, – заметила Доната, радуясь тому, что в данном случае нет необходимости преувеличивать. – Поздравляю!
– Это обошлось недешево, – произнес господин Палленберг.
– Могу себе представить. За последние годы цены здорово прыгнули вверх. А этот участок действительно великолепен.
– К нему уже подведены водопровод и электричество.
– Замечательно. Это благоприятно отразится на расходах.
Некоторое время они втроем обходили участок, что в общем-то было совершенно бесполезно. Доната уже увидела все, что требовалось. Но она проявляла понимание к оправданной гордости владельцев.
Обождав еще некоторое время, она, наконец, произнесла:
– Именно в таком роде я по вашему описанию и представляла себе строительную площадку. Прошу вас, подойдем к моей машине! Я сейчас покажу вам первые эскизы.
Она двинулась к своему автомобилю. Палленберги следовали за ней, жена все так же висла на муже. Оба молчали, что возбудило у Донаты недоброе предчувствие. Она ожидала какого-то словесного выражения напряженности, но молчание не нарушалось.
Доната взяла из машины тщательно обведенные тушью эскизы и развернула их. Она подробно разъяснила преимущества подземного гаража и столь же подробно планы отдельных этажей. По ходу этих объяснений она периодически бросала подбадривающие взгляды на Палленбергов, ожидая их согласия, и ясно заметила, что глаза Ирены Палленберг заблестели. Но молодая женщина то и дело вопросительно смотрела на мужа, словно не смея выразить свое мнение без его разрешения.
– Все это хорошо и красиво, – промолвил он, когда Доната свернула в трубку последний эскиз.
– Действительно, то, что вы для нас задумали, просто прекрасно, – добавила его жена с явным облегчением, поскольку получила наконец возможность высказаться.
– Да, но мы за это время решили, что нам нужно нечто совсем иное.
«О, черт, целый день работы коту под хвост», – пронеслось в голове Донаты. Но она, и глазом не моргнув, заявила:
– Ну что же! Пока что мы свободны в принятии любого решения.
Глаза Ирены Палленберг округлились.
– Значит, вы так на это смотрите? Тогда у меня гора с плеч. – Она сжала руками локоть мужа.
– Разумеется, – добавила Доната, – мы должны придерживаться местных строительных предписании. Но это единственное ограничение, которому приходится подчиняться. В остальном ни для каких фантазий пределов нет.
– Мы за эти дни тщательно продумали то, что нам желательно получить… Быть может, следовало бы сделать это раньше…
«Это уж да, точно», – подумала Доната, но не произнесла ни слова, а лишь с приветливым вниманием посмотрела ему в глаза.
– …Но мы поспешили; видно, потому, что уж очень хочется поскорее иметь собственный дом для себя и наших будущих детей.
– Думаю, вам такое желание понятно, не так ли, госпожа Бек, – добавила его жена почти умоляюще.
– Ну, конечно, – согласилась Доната, – мне это кажется вполне естественным.
– И вот не сразу, а только через некоторое время нам пришло в голову, что значительно разумнее строить не односемейный, а двухсемейный дом, – пояснил он.
– Муж имеет в виду, что доходы от сдачи части дома внаем помогли бы нам расплатиться по ипотечным займам.
Он взглянул на жену с явной досадой.
– Вряд ли это интересно госпоже архитектору, Ирена.
– Нет, тут я должна все же решительно вам возразить, господин Палленберг, – промолвила Доната, почувствовав облегчение от того, что появилась возможность вздохнуть свободнее. – Меня интересует не только строительство дома как таковое, но и расходы, которые с ним связаны. Мне важно знать, как справятся с ними владельцы дома и как они будут жить в дальнейшем. Для меня все это – единый комплекс взаимосвязанных проблем.
– Вот так, Герберт, – сказала Ирена Палленберг с чувством скромного торжества.
– Полагаю, вы хотели бы жить на первом этаже, – продолжала Доната, – при входе в сад, чтобы иметь его в своем распоряжении. Это было бы нормально. При общей площади этажа в сто сорок квадратных метров (а можно сделать и больше) он предоставлял бы достаточно жилого пространства для семьи от двух до четырех человек.
– Но тогда съемщики будут топтаться у нас над головой, – засомневалась Ирена.
Доната в ответ улыбнулась.
– Можно сделать потолки звуконепроницаемыми, тогда вы ничего не будете слышать, госпожа Палленберг. Но я понимаю вашу мысль: вам будет недоставать ощущения, что весь дом в вашем распоряжении.
