Текст книги "Поздняя любовь"
Автор книги: Мари Луизе Фишер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Мари Луизе Фишер
Поздняя любовь
Был теплый вечер, приближались сумерки.
Осталась позади сумятица уличного движения центральной части Мюнхена, и она, покрутив ручку, опустила боковое стекло кабины своего юркого кабриолета. Возникший сквозняк разбросал в стороны локоны ее светлого с рыжеватым оттенком вечернего парика, но силы дуновения не хватило на то, чтобы испортить ей настроение.
Глубоко вздохнув, она постаралась расслабиться. Этим вечером состоялся важный прием у потенциального заказчика, с которого она ушла задолго до того, как гости собрались покинуть зал. Излучая во все стороны шарм и расточая любезные улыбки, она удалилась без долгих прощаний, уверенная в том, что все намеченное сделала и долг свой выполнила. Обычно, если только предоставлялась хоть малейшая возможность, она именно таким ранним уходом избегала необходимости напрямую отказывать и особенно назойливым, и даже благонамеренным мужчинам: опыт научил ее, что всегда найдется некто, желающий ее проводить, пригласить на ужин или куда-то еще. А все эти подвыпившие мужички с их вечным флиртом вызывали у нее лишь чувство скуки, особенно потому, что сама-то она оставалась трезвой как стеклышко: ограничивалась апельсиновым соком, даже без примеси шампанского.
Первоначально она намеревалась сразу же после приема еще раз заехать в офис, поскольку ей пришла в голову одна идея, которую хотелось немедленно зафиксировать на бумаге. Но теперь ощутила какое-то странное побуждение направиться в сторону зоопарка. Детей у нее никогда не было, но иногда она думала, что матери, наверное, испытывают к своим малышам такое же чувство, какое и она к своим стройкам. Даже занимаясь совсем другими делами, она всегда беспокоилась об их состоянии. Артур Штольце, ее милейший компаньон и коммерческий директор, считал эту ее заботу чрезмерной и имел обыкновение подтрунивать над компаньонкой, да и сама она временами улыбалась по тому же поводу. Но такова уж ее натура, и нет ни возможности, ни необходимости что-то менять.
На улице Вольфратсхаузерштрассе она остановила машину на незастроенной стороне, опустила стекло кабины и взглянула на еще не законченную постройку. На специальной доске яркими черными буквами рядом с эмблемой фирмы были написаны имена создателей нового дома: застройщика, подрядчика, ответственного за оборудование, техника отопительной системы, художника, ответственного за настил паркета и кафеля, и – не в последнюю очередь – ее собственное имя – «Архитектор Д. Бек». Это она – Доната Бек, и ей всегда было радостно видеть на доске свое имя. А путь к этой цели был долгим и тернистым. Ей уже сорок два, а ведь прошло всего несколько лет с той поры, когда ей удалось добиться авторитета в ее профессиональных кругах.
Чуть подумав, она выключила мотор и вышла из машины, чтобы получше осмотреть стройку. Пока что нет еще почти ничего, кроме внешних стен, так что дилетанту эта коробка сказала бы не слишком много. Но она в своих мыслях уже видела облик всего дома: как спроектировала его на бумаге, как ему предстояло красоваться вот здесь во всех его совершенных гармонических пропорциях, с почти квадратными окнами, величественным входом и широкими, пригодными даже как жилые помещения балконами.
Но что-то ее смущало, что-то было не так.
Она решительно открыла дверь автомобиля, опустила боковое стекло, вытащила ключ зажигания и вынула из ниши для перчаток складной деревянный метр. Быстрым движением скинула с плеч палантин древнеиндийского фасона, бросила его на сиденье рядом с местом водителя и замкнула дверь на ключ. При этом она даже не осознавала, что выставила на обозрение свои точеные плечи и безупречные руки во всей их красоте, а действовала с чисто практическими намерениями. Ее черное платье отличалось утонченной простотой, держалось на плечах благодаря напоминающим спагетти бретелькам, а на талии было украшено лентой таких же блестяще-пестрых тонов, что и палантин.
Легкими шагами, не столь размашистыми, как обычно, – ведь на ногах у нее были лодочки на шпильках – она пересекла проезжую часть улицы. Узкая дощатая калитка в заборе вокруг стройки были открыта, так как несколько человек еще занимались уборкой территории.
Не обращая внимания на то, что черные вечерние туфли стали серыми от цемента, она пересекла холл нижнего этажа, в котором еще не было запроектированной деревянной винтовой лестницы, вскарабкалась, балансируя на каблуках, вверх по стремянке, а потом поднялась на второй и третий этажи по еще не оснащенным перилами внутренним лестницам, зажав сумочку и метр под мышкой.
На чердаке, осторожно обойдя лежащую на полу проволочную решетку, она вышла к парапету и раскрыла сложенный до этого звеньями метр, чтобы заняться промерами.
– Эй, девушка, – раздался резкий мужской голос, – чем это вы тут занимаетесь?
Доната ничуть не испугалась и не прекратила начатого дела.
– На тридцать сантиметров выше, чем по проекту, – констатировала она. – Я словно предчувствовала!
– Да что все это значит? – снова накинулся на нее обладатель резкого голоса.
Теперь она повернулась к нему лицом и не спеша сложила метр.
Мужчина беззастенчиво разглядывал ее, а в его темно-синих, но казавшихся почти черными глазах светилось изумление. Он был молод, высок, силен. Защитная каска сидела набекрень на его каштановых кудрях, грязные брюки были крепко затянуты ремнем, а на голой гладкой груди смешались цемент и пот.
– Если вы, девушка, ищете квартиру, – проговорил он уже мягче и не сдерживая улыбки, – то следует обратиться к маклеру или дать объявление. Нельзя же вот так просто болтаться по новостройкам. Это строго запрещено, и к тому же опасно.
– Благодарю за наставление, – холодно парировала она.
– Перестаньте дерзить! – Он угрожающе вытянул руку в ее направлении.
Ее зеленые, обрамленные черными ресницами глаза сверкнули гневом.
– Не смейте!
Но это произошло. Он грубо схватил ее за руку, и тут случилось нечто странное. Ее словно пронзило током. Так внезапно, что она растерялась. «Спасибо, что хоть не покраснела», – пронеслось в голове. Но уже через пару секунд – так, по крайней мере, ей показалось – она пришла в себя.
– Я – архитектор!
Он хотел импульсивно что-то возразить, уже открыл было рот, но тут его ясное лицо выразило сомнение, недоверие, насмешку над смелостью ее заявления. Потом он осознал, что она ведь могла сказать и правду, а если так, то он не вправе ее обижать. Сглотнув набежавшую слюну, он с трудом выдавил:
– Вот уж не подумал бы!
Она наслаждалась его смущением, была близка к тому, чтобы унизить его еще больше, но потом запретила это себе.
– Я вас понимаю, – только и заметила она, сунула складной метр в свою вечернюю сумочку и хотела пройти мимо него.
Но он преградил ей путь.
– И часто вы вот так поступаете? Я имею в виду – в туфлях на шпильках инспектируете новостройки?
– Да, – спокойно ответила она.
– И с вами никогда ничего не случалось?
– Но я хожу осторожно. – У него был все еще такой смущенный вид, что она позволила себе дополнительное объяснение. – Не всегда находишь время переодеться.
– Тогда следовало бы иметь с собой еще хоть пару туфель на смену.
– Отличная идея. Если мне еще когда-нибудь понадобится совет, я обращусь только к вам.
Насмешка на него не подействовала.
– Мое имя – Тобиас Мюллер, – объявил он с легким поклоном, что выглядело крайне комично при его полуголом виде.
– Прекрасно, – ответила она. – Значит, мы оба теперь знаем, с кем пришлось иметь дело. Но, пожалуйста, пропустите меня. А то в темноте я и впрямь сверну себе шею.
– Я вас провожу, – вызвался он.
– О нет. Не надо. Найду дорогу и сама.
Она двинулась на него с высоко поднятой головой, выставив вперед свой крепкий круглый подбородок и помахивая сумочкой, словно готовясь использовать ее при необходимости в качестве оружия.
Он был куда выше ее ростом, вдвое сильнее, но ему оставалось только пропустить ее, если он не хотел вступать врукопашную.
Она засеменила, стуча шпильками, к внутренней лестнице и пошла по ступенькам вниз, даже не пытаясь их разглядеть в полумраке, полагаясь только на осязание.
При этом она ощущала, что он следует за ней взглядом, и у нее, кажется, побежали мурашки по телу.
На стремянку ей пришлось становиться спиной к спутнику, и когда она повернулась, то увидела, что он идет к ней. Тобиас протянул ей руку, чтобы она могла опереться, но помощи Доната не приняла, отклонив ее сверкнувшим взглядом.
«Занялись бы вы лучше своей работой», – чуть не вымолвила она, но отказалась от такого наставления, сочтя его слишком плоским.
– Ну как можно быть настолько упрямой! – заметил он, качая головой, а потом, когда она ступила на землю, добавил: – Счастливо добраться до дому, госпожа Бек… Вы ведь госпожа Бек, да? – Он последовал за ней вниз по ступенькам стремянки и одним рывком догнал внизу.
У Донаты не было никакого желания беседовать с ним. Сердце выпрыгивало из груди, она боялась, что он это заметит, как только она скажет хоть слово. Доната молча отошла от него и поспешила к своей машине.
Открыв дверцу и сев за руль, она облегченно вздохнула. «Еще раз пронесло», – мелькнуло в голове.
Но, уже запустив мотор, она не могла ответить себе на вопрос, что же, собственно, произошло. Как это столь молодой человек смог привести ее в сильнейшее замешательство? Кто он такой вообще? Строительный рабочий? По виду – да, но не по речи. Она, скорее, могла бы принять его за студента, решившего подзаработать во время каникул. Но кто бы он ни был, нет нужды о нем размышлять. Больше она его не увидит.
Но чего Доната не могла так быстро забыть, так это ту слабость, которая ее охватила. Ничего подобного она раньше не испытывала, даже девчонкой, а ведь она – ох как давно – уже не в таком возрасте, хотя он и назвал ее «девушкой». Наверное, его обманула ее фигура, да еще полумрак сделал свое дело. Но она – зрелая женщина, самостоятельная женщина, и если хочет выжить в этих джунглях борьбы за существование, то должна держать свои чувства в узде.
А испугал ее вовсе не этот симпатичный и, несомненно, обладающий мужским обаянием молодой человек; она должна себе признаться, что испугалась не его, а собственной реакции. До сих пор никогда не предполагала, что придется опасаться себя самой. Но, надо надеяться, опыт пойдет на пользу. Она предупреждена.
В доме, где располагался офис, на улице Шлирзеештрассе, в такое время едва ли можно уловить признаки жизни. Когда Доната поднималась на лифте из подземного гаража на шестой этаж, она очень явственно ощущала пустоту вокруг себя. Но одиночество ей было как раз по душе: по опыту знала, что оно серьезнейшим образом помогает сосредоточиться.
Она отомкнула дверь, тронула выключатель, и приемная залилась резким дневным светом. Но эта почти слепящая яркость была ей приятна. Она прошла мимо прибранных чертежных досок своих сотрудников и положила сумочку и палантин на левую стойку, позади которой были установлены электронные приборы и другая оргтехника – пишущая машинка с дисплеем, телефоны и телефакс с принтером.
Доната собиралась уже войти в свой собственный кабинет, но потом передумала и направилась в ванную комнату. Помещения шестого этажа первоначально проектировались как квартиры-мансарды, но Доната еще в период строительства заказала их реконструкцию для своих собственных целей, оставив при этом по практическим соображениям ванную и кухню. Временами она здесь и ночевала, особенно зимой и в распутицу.
Впрочем, ванная комната была устроена без особого комфорта. Имелись ванна для купания, душ, два умывальника да еще на узкой стене встроенный шкаф из светлого дерева. Туалеты были от ванной отделены.
Перед большим зеркалом, равным по ширине обоим рядом расположенным умывальникам, Доната сняла с головы парик и надела его на установленную для этой цели пластмассовую подпорку. Собственные ее волосы были гладкими и такими светло-белесыми, что, как ей казалось, первые седые пряди будут даже и незаметны. Сейчас она даже не дала себе труда разворошить их пальцами. На секунду задумалась, стоит ли снимать с лица макияж, но решила, что сделает это по возвращении домой.
Механически, по привычке, она, сняв платье, вынула из шкафа халат и скользнула в него. Если обычно это делалось, чтобы не испачкать платье за работой, то сегодня можно было бы его и не снимать, ведь оно и так было уже далеко не безупречным и явно требовало чистки.
У Донаты было шесть париков различных оттенков светлого тона. Уже не один год она находила для себя более удобным украшать голову париками, подходящими к любому ее костюму, чем самой бегать в парикмахерскую. Терпения у нее хватало только на то, чтобы каждые три недели подрезать свои волосы у специалиста, которому на всю процедуру отпускалось не более двадцати минут.
Взяв в руки сундучок с париками, она выключила свет, вышла из ванной и поставила его рядом с другими своими вещами на стойку.
Слева располагался ее собственный рабочий кабинет. Он был обставлен скромно и строго функционально, поскольку Доната использовала его лишь для обдумывания предстоящих дел, записей, подсчетов и вычерчивания проектов. Для переговоров с клиентами предназначалась роскошная комната с огромным письменным столом из тикового дерева и черной кожаной мебелью, где гостей принимал коммерческий директор.
Здесь же, в ее собственном царстве, господствующее положение занимала чертежная доска. А еще стояли узкая кушетка, удобная качалка, письменный стол с пишущей машинкой и телефоном да низкая полка со специальной литературой. Никаких картин. Единственное «новшество» составлял расположенный под потолком остекленный плафон, какими были оснащены и другие помещения архитектурного офиса. Никаких шторок под ними не было, они освещали помещения в течение всего дня. Впрочем, этой цели служили прежде всего растровые светильники и бра.
Доната порылась в бумагах на письменном столе и вытащила лист с ранее сделанными пометками об одном строительном проекте.
Супружеская чета Палленберг приобрела отличный участок земли на окраине города и заказала изготовить проект дома с гаражом. Доната сделала карандашом от руки первый самый приблизительный эскиз проекта, наметив на плане первого этажа прихожую-холл, туалет для гостей, гардероб, гостиную, столовую и кухню, а также показав расположение улицы, чтобы сориентировать набросок относительно четырех сторон света.
В первом приближении был уже сделан и набросок фасада, а также и примыкающего к дому гаража. Было бы преувеличением сказать, что Палленберги пришли в восторг от этого предложения, но они были в общем довольны, и им уже назначили срок для первого совместного осмотра строительной площадки.
Лишь после этого Донате пришло в голову, что она слишком поддалась влиянию чужих представлений. Теперь ей казалось гораздо более целесообразным, да и более удобным для заказчиков, соорудить гараж под землей. Благодаря этому было бы расширено использование и площади, и недр участка. Видимо, это позволило бы выиграть место для террасы на южной стороне дома.
На чертежной доске уже была натянута калька. Доната установила доску наклонно, чтобы не очень напрягать спину – ведь позади был насыщенный день, – и укрепила на ней первоначальный набросок. Потом с помощью чертежного механизма – двух скрепленных между собой под прямым углом линеек, свободно передвигаемых слева направо и сверху вниз – она начала проводить первые линии, учитывая заданные размеры. Сначала вид сверху: гараж на две машины (правда, сейчас у Палленбергов была только одна, но это могло вскоре измениться), котельная, кладовая, пандус. Чертила она быстро и уверенно, лишь изредка стирая кое-что резинкой. Закончив, тут же написала под наброском: «План подземной части дома Палленбергов».
Потом она сняла с доски первоначальный эскиз, с которого брала размеры, и кальку с новым чертежом, аккуратно свернув ее в трубку. Затем изготовила два чертежа с поперечным разрезом подземного помещения, что было значительно труднее, поскольку пришлось обдумывать и рассчитывать диагональ, по которой пройдет въезд в подземный гараж.
Так она завершила все то, что наметила на этот вечер. Идея перенесена на бумагу. Как правило, Доната не брала никакую работу домой, так как нередко не могла из-за этого спокойно уснуть. Завтра она займется первым и вторым этажами, а если останется время, то с помощью рапидографа обведет карандашные линии черной тушью. Ей нравилась четкость исполнения такой работы, но все же не исключалось, что ее придется поручить одному из сотрудников: ведь у нее самой слишком много неотложных дел, а, собственно, творческая часть чертежа выполнена уже в карандаше.
Доната аккуратно убрала рабочие инструменты, но халат сбросила прямо на пол: завтра утром уборщица положит его в грязное белье. Она собрала свои вещички, выключила все светильники, замкнула помещение и спустилась на лифте в гараж.
Управляя на улице своим кабриолетом, она ощутила огромную усталость, которой, однако, еще не имела права поддаться. Доната опустила пониже боковое стекло, так что встречный ветер стал обдувать ее коротко остриженные волосы, охлаждая лоб и затылок.
Проехав ярко освещенный центр города, она свернула на шоссе Тегернзее в сторону дачного предместья Грюнвальд.
Ее дом располагался на некотором расстоянии от шоссе, словно спрятанный среди могучих старых деревьев. Очертания его едва просматривались в темноте: горели только лампы внешнего освещения над входной дверью и гаражом. Машина Донаты въехала в ворота.
Это был первый спроектированный ею дом, она строила его для себя и мужа, Филиппа Бека, который был значительно старше ее и умер семь лет тому назад. Она и сейчас гордилась своим творением, хотя теперь сделала бы кое-что иначе. Но как-никак именно этот дом стал основанием для ее репутации архитектора.
В то время – а она после окончания средней школы сначала училась столярному делу и лишь позднее архитектуре – ее приводило в совершенный восторг все сделанное из дерева. Ни въезд в гараж, ни пешеходную дорожку к двери дома она не асфальтировала и не покрывала гравием, а замостила толстыми брусьями из старого выдержанного дерева. Много дерева использовала и для фасада, так что в целом дом – даже помимо ее желания – вызывал в воображении времена первых поселений на американском Диком Западе. На такое решение ее вдохновили уже имевшиеся на участке деревья – кряжистые дубы и стройные буки, сохраненные в значительной мере и при строительстве. Кое-кто посмеивался над ней, но ей и сегодня дом нравился в его прежнем виде, а Филипп всегда соглашался с ее проектами.
Филипп был преуспевающим биржевым маклером, и именно его денежные средства вообще позволили осуществить строительство, хотя она настаивала на том, чтобы внести в дело и ее скромное, полученное по наследству состояние.
Но недоставало ей ныне не денег его, даже не глубокого понимания и не моральной поддержки, которую он ей оказывал. Недоставало его самого. Очень недоставало.
Въезжая по идущей в горку дорожке в гараж, она, как и всегда, испытывала удовольствие от потрескивания деревянного настила. Из гаража можно было пройти прямо в дом. Она сгребла в кучу свои вещи, поднялась по лесенке и остановилась, прислушиваясь. Из комнаты, в которой они обычно завтракали, доносились звуки музыки и шагов – значит, дома Сильвия Мюнзингер, сестра, которая старше Донаты на шесть лет. Доната выключила внешнее освещение и вошла внутрь дома.
Сильвия смотрела телепередачу. Очень худая, очень ухоженная, тонкие волосы окрашены в каштановый цвет и уложены в сложную прическу. Ее элегантное красное платье было, на вкус Донаты, слишком ярким.
– Хэлло, Сильвия! – поздоровалась, входя, Доната. – Я только чуть освежусь и приду к тебе. Не помешаю?
– Как ты можешь помешать? В конце концов, это же твой дом!
Доната знала склонность сестры воспринимать даже самое невинное слово как обиду и потому приняла ее ответ спокойно.
– Я только хотела спросить, очень ли увлекательная передача?
– Нет, ничуть. Во всяком случае, по сравнению с твоими ежедневными переживаниями.
– Тогда я сразу же приду посидеть с тобой, – совершенно хладнокровно заметила Доната.
Ее спальня – когда-то супружеская – располагалась на первом этаже. И Филипп, и сама Доната, бывало, еще до завтрака охотно прыгали в плавательный бассейн, примыкавший к террасе с тыльной стороны дома. Доната поступала так и теперь. Большая комната при входе в бассейн с ее простой, незамысловатой мебелью отвечала скорее мужскому вкусу, но все равно мягкие сиденья, занавески, выдержанные в желтых и серых тонах, определенно создавали приподнятое настроение. В общем эта комната скорее облегчала ранний подъем, чем способствовала позднему отходу ко сну. Примыкающий к ней бассейн, отделанный белым мрамором и бронзовой арматурой, был очень большим по размерам и роскошным на вид.
Доната воспринимала это все без критики, но и без восхищения. Для нее бассейн был чем-то само собой разумеющимся, частью всей той обстановки, в которой она жила. Она очень быстро разделась, сунула платье, чулки, белье в предназначенный для этого медный ящик, туда же положила и свой палантин. Потом тщательно сняла весь макияж, встала под душ и помылась с головы до ног.
Накинув на себя легкий, сизого цвета домашний костюм и сунув ноги в бархатные тапочки, еще не высушив волосы, она вскоре опять вошла в комнату для завтраков, взяла с полки серванта рюмку и удобно устроилась около сестры в одном из обтянутых светлой кожей кресел.
– Надеюсь, можно? – спросила она и взяла со стола уже наполовину опустошенную бутылку с вином.
– Это ведь из твоего подвала.
– Не имеет никакого значения. Прошу тебя, брось ты мелочиться! – Доната наполнила свою рюмку и вдохнула аромат вина, прежде чем сделать глоток. – Во всяком случае, недурно!
– Ты имеешь право упрекнуть меня, что я могла бы и из собственных средств запасаться всякими напитками…
Доната прервала ее.
– Прошу тебя, не начинай ты сызнова играть роль бедной родственницы. Это тебе не идет. Обе мы знаем, что Лео очень хорошо о тебе заботится, снабжая всем необходимым. А с другой стороны, для меня не составляет никаких проблем поделиться с тобой тем, что у меня есть. На что же тебе сетовать?
Сильвия после скандальной ссоры с мужем сбежала к сестре, и Доната приняла ее с распростертыми объятиями. Предполагалось, что такое решение будет временным. Однако после развода прошли месяцы, потом и годы, а Сильвия все так и жила у Донаты. Та была этому очень рада, ощущая, что для нее одной дом слишком велик. И хотя Сильвия составляла хозяйке не самое лучшее общество, но все же и со всеми своими выкрутасами она была Донате ближе, чем любой другой человек на свете.
Сильвия опять закурила сигарету, хотя пепельница на стеклянной крышке столика, опиравшейся на причудливый кусок дерева, отпиленный от сплавного бревна, была уже полна пепла и окурков. Сильвия чуть приглушила телевизор.
– Я и не сетовала, я только защищалась.
– Но и для этого нет причин.
Сильвия пожала плечами и отрешенно махнула рукой.
– Я кажусь себе совсем лишней на этом свете.
– Чепуха. Во-первых, я рада, что ты здесь, а, во-вторых, никто тебе не мешает подыскать какое-нибудь занятие. Впрочем, все это уже говорено-переговорено.
– Я и не подумаю облегчать финансовые обязательства Лео в отношении меня. А если буду зарабатывать, ему будет разрешено отчислять меньше.
– Но ведь существует сколько угодно неоплачиваемых почетных дел, хотя бы в области благотворительности.
– Подобные вещи мне не по душе. Доната подавила в себе желание зевнуть.
– Да, я знаю. Будь добра, дай и мне сигарету. Сильвия пододвинула к ней пачку и щелкнула зажигалкой.
– Спасибо! – Доната глубоко вдохнула табачный дым; в отличие от сестры, она курила редко, но зато с наслаждением.
– Ты хоть развлеклась? Хорошо было?
Доната не сразу ее поняла.
– Как? Что ты имеешь в виду?
– Кажется, прием был довольно долгим?
– А, вот ты о чем. Нет, я бы не сказала. Думаю, не больше двух часов. А я сбежала еще до окончания.
– Почему?
– Ну, Сильвия, ты же знаешь. Вся эта болтовня про оперные премьеры, да вернисажи, да встречи в ресторанах меня не интересуют. Я раздражаюсь, когда приходится все это выслушивать, самой ввертывать острое словцо – все это для меня словно акт насилия.
– Ах, не притворяйся! Никто не владеет этой салонной болтовней лучше тебя.
– Я вынуждена была этому научиться, Сильвия. – Доната аккуратно стряхнула пепел с сигареты. – Это ведь часть моей профессии: мазать медом губы возможных заказчиков.
– С Миттермайером пообщалась?
– Да. Мы очень мило побеседовали и даже, если это можно так назвать, пофлиртовали.
– Ты – как раз то, что ему надо. Я всегда это говорила.
– Ну и что с того? Конечно, с края кровати Миттермайер меня бы не столкнул, это верно. Но дать мне заказ? Ни за какие коврижки.
– Все же следовало бы попытаться.
– Ты его плохо знаешь. Он считает, что женщины годятся только для кухни, постели и деторождения. А мне вовсе не хотелось бы приниматься за выполнение подобных обязанностей. Он же глубоко убежден, что женщина вообще не может быть архитектором.
– Но ты ведь, в конце концов, доказала обратное.
– Никогда не докажешь того, против чего человек восстает всем своим существом, чему просто не желает верить. Впрочем, и мне-то он вовсе не нужен. У меня в данный момент есть отличные заказы, а на очереди несколько интересных конкурсов. Уж что-нибудь из всего этого да получится.
– Но ведь в строительстве он – настоящий лев, так? Поистине царь в своей области.
– Это верно. Но именно поэтому я для него не более, чем ничтожная серая мышка.
Сильвия внимательно посмотрела на сестру.
– Ну уж, серой-то тебя никак не назовешь. С твоими-то глазами! Тебе бы еще только заняться прической…
Доната придавила выкуренную сигарету к пепельнице.
– И эта тема уже давно исчерпана.
– Может быть, решишься как-нибудь его пригласить к себе?
Доната задумалась.
– А что, возможно! Совсем недурная идея. Вопрос только в том, придет ли? Он ведь лев не только в строительном деле, но и в светском обществе.
Сильвия оживилась.
– Так когда? – спросила она. – Когда устроим наш очередной прием?
Когда был жив муж, да и после, уже будучи вдовой, Доната всегда через определенные промежутки времени устраивала вечерние приемы для узкого, но постоянно меняющегося круга людей. Это было необходимо для дела. Ее красивый дом, отборные блюда и напитки, свобода общения всегда приводили к желанной цели. Сильвия, с тех пор как жила здесь, взяла в свои руки организацию вечерних приемов, а Доната не возражала, поскольку сестра знала толк в подобных предприятиях, между тем как у хозяйки дома было достаточно других задач, куда больше ее интересовавших.
Безразлично было Донате и то, что Сильвия стремилась стать на приемах центральной фигурой. Ведь что представляла собой эта женщина? Разведенная жена со светскими амбициями, которые невозможно осуществить. Действительную проблему составляло лишь то, что за столом из-за ее присутствия женщин всегда было на одну больше, чем мужчин, тогда как полагалось, чтобы их было поровну. Приходилось прибегать к помощи ее сына Христиана, одного из бесчисленных мюнхенских студентов, изучающих науку о методах управления предприятием. Тот справлялся со своей ролью на приемах умело, хотя и чрезвычайно неохотно.
– Ну, ответь же! – настаивала Сильвия. – Почему ты молчишь?
– Дай подумать! Пожалуй, надо подождать, когда станет теплее, чтобы использовать и террасу.
– Да зачем? В доме и так места много.
– Вообще-то верно, – признала Доната. Ей не хотелось объяснять сестре в сотый раз, что терраса, сложенная по ее замыслу на манер паркета из толстых деревянных плашек, представляет собой нечто из ряда вон выходящее, что производит большое впечатление на впервые явившихся гостей.
– Ну, так назови, пожалуйста, срок, чтобы мне начать готовиться заблаговременно.
– Назову, не сомневайся. – Доната допила свою рюмку и поднялась. – Но, как ни жаль, я не могу решить этого сейчас же, немедленно.
– Почему же?
– У меня голова занята другим. – Она улыбнулась сестре примирительно. – Прости меня, пожалуйста. У меня был трудный день.
Сильвия наконец выключила телевизор с его музыкальной передачей. «Почему ты не сделала этого раньше?», – подумала Доната, чувствуя облегчение.
– Я тоже иду спать, – объявила Сильвия. Доната знала, что без бутылки виски отход Сильвии ко сну не состоится, но удержалась от высказываний по этому поводу, поскольку в глубине души признавала, что это ее не касается.
– Может быть, вместе позавтракаем, – заметила она. – Я поставлю будильник.
Но Сильвия к завтраку, конечно, не вышла. Доната этого и не ожидала, поэтому не чувствовала никакой досады. Сестра обычно спала до середины дня, между тем как сама Доната вставала очень рано и прежде всего проплывала несколько кругов в чуть подогретой воде бассейна.
Бассейн находился под домом, и когда в теплое время года открывали его шлюз, то вода доходила до самого пола и даже выливалась в сад. Соседняя с бассейном комната была оборудована для занятий гимнастикой, о чем позаботился покойный муж Донаты. И только после его смерти она сама привыкла сюда заходить, сначала, впрочем, лишь для того, чтобы хоть как-то эту комнату использовать, а позднее потому, что на собственном опыте ощутила улучшение самочувствия от занятий гимнастикой. Поначалу она лишь выполняла некоторые упражнения на обтянутом кожей мате, потом – на шведской стенке, а с недавнего времени – на велосипедном тренажере.
Сделав все упражнения, Доната направилась в душ и, таким образом, зарядилась на целый день. На утреннюю гимнастику ей потребовался целый час, но она на нее времени не жалела.
После этого, надев брюки и блузку, перекинув через руку жакет, без парика, как всегда на высоких каблуках, чтобы казаться выше, она вошла в комнату для завтраков.
Вчера вечером был освещен только тот угол комнаты, где стоит телевизор, зато теперь, светлым утром, все обширное помещение, в которое спускались три ступеньки, сияло свойственным ему величием. Перед дверью террасы был накрыт стол, занавески высоко подняты; застекленные двери открывали вид на декорированный паркет террасы, виднелись деревья и кусты, растущие вдоль ближнего края сада. Снаружи была еще одна постройка с ванной, но она не попадала в перспективу, если смотреть через стеклянные двери комнаты. Доната любила наслаждаться видом молодой зелени.
Как и всегда, стол был накрыт на двоих, но Доната очень обрадовалась, что завтракать предстоит в одиночестве.
Госпожа Ковальски, экономка, вошла и приветливо поздоровалась. Она внесла поднос с кофейником и стаканом свежевыжатого апельсинового сока.
