Текст книги "Любовь и другие странности (СИ)"
Автор книги: Мари Князева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)
Глава 7. Чем дальше в лес, тем больше дров
Злата
Паша вёл себя всё страннее и страннее. Сначала обрадовался уходу отца. Как будто собирался делать со мной что-то, не предназначенное для родительских глаз. Потом, по мере просмотра фильма, он медленно-медленно полз по дивану, как бы невзначай меняя позу, постоянно приближаясь ко мне. В конце концов, мы оказались рядом вплотную друг к другу, так что даже плечи соприкасались, а в довершение Паша положил руку на спинку дивана надо мной, так что получилось полное ощущение объятий, хотя она и не покоилась на моих плечах. Мне было от всего этого неловко, душно, смутительно... Я не хотела провоцировать конфликт, а ведь любому человеку может показаться обидным то, что с ним не хотят сближаться. Кроме того, от Паши очень тонко и приятно пахло каким-то мужским ароматом, да и вообще, чего греха таить, я не испытывала ни малейшего отвращения к его близости – только неловкость.
Посреди фильма мы не удержались и опять разговорились про родителей. В пылу эмоций Паша вдруг ляпнул:
– Давай договоримся, что если мы поженимся, то никогда-никогда не разведёмся!
Я чуть челюсть на пол не уронила:
– С чего это мы поженимся?!
– Ну, мало ли... – буркнул парень, сразу сникнув. – В жизни всякое бывает...
Я поняла, что мои слова прозвучали оскорбительно, и постаралась смягчить удар:
– Ты не принимай на свой счёт. Из всех мальчиков, которых я знаю, ты – самый лучший кандидат. Только вот я замуж не собираюсь... в ближайшие лет десять-пятнадцать.
– Из-за карьеры врача? – усмехнулся он невесело.
– Да. И не только.
– А почему ещё?
– Ну, мне всё-таки чуточку хочется пожить одной...
– Ага! – оскалился Паша. – Совсем немного, столько же, сколько уже прожила на свете...
– Разве я не имею на это права? Я ведь самостоятельный человек, и скоро буду взрослая...
– Это ты совершеннолетие имеешь в виду?
– Угу.
– Это только юридическое взросление. На деле, возможно, ты не повзрослеешь никогда.
– С чего ты это взял?! – я почти обиделась.
– Да мне вся твоя жизненная философия известна, все твои взгляды на мир, забыла? Ты меня неделю с ними знакомила...
– И что в них такого глупого?
– Я не говорил – глупого.
– А что ты имеешь в виду под детским?
– Ну, наивность некоторая присутствует. Восторженность. Безоглядный, бескрайний оптимизм...
– А ты считаешь, что взрослый человек обязательно должен быть мрачным, как ты?
– Все взрослые такие. Ты сама посмотри.
– Мои родители не такие. Ну, только когда уставшие. А так – они очень жизнерадостные.
– Твои родители – не показатель.
– Мои родители как-то выживают, с восемью детьми, значит мне одной это и подавно под силу.
– А мне всё-таки кажется, что тебе нужна защита. Какой-то сильный человек рядом.
– Тогда я точно сама сильной не стану.
– А ты хочешь стать?
– Конечно!
– Но это будешь уже не ты...
– Я – это не кучка ярлыков. Я – это сознающая душа, а характер можно перекраивать, суть от этого не меняется. Так папа говорит.
Паша одновременно устало вздохнул и умилённо ухмыльнулся. Это вместо "Какая же ты странная!"
Мы не стали пересматривать фильм с середины – промотали на финал, узнали, чем всё кончилось, и пошли на кухню реанимировать пиццу. Получилось это довольно легко: мы согрели тесто в тёплой воде, а потом извлекли из пакета и добавили муки. Оно стало мягким, но не липким. Ещё немного потомилось на батарее, поднялось, а потом пошло в дело.
– Классно это всё у тебя получается! – заявил Паша, глядя, как я намазываю основу кетчупом. – Знаешь, я думаю, немного девочек в твоём возрасте умеют вот так готовить и вообще по хозяйству шуршать...
– И что? Значит, меня нужно заточить в доме, чтобы я сидела там и воспитывала детей?
– Вовсе нет! Я и близко такого не говорил.
– Да, извини, это папа у меня такую пропаганду ведёт. Я немного устала отбиваться. Он считает, что главное для женщины – семья. Я очень люблю папу и уважаю его мнение, но разве это не странно – употребить свою жизнь на то, чтобы дать жизнь другим, и так по цепочке? Мне кажется, где-то тут теряется смысл этой жизни...
– Да, пожалуй, ты права. Честно сказать, я вообще не вижу особого смысла в заведении детей. Но, может, потом когда-нибудь мне захочется, все же взрослые их заводят.
– Вовсе нет. Есть люди, которые принципиально отказались от родительства.
– Они тоже странные! – улыбнулся Паша, а потом спохватился: – То есть, не тоже, а просто – странные.
Я хихикнула:
– Да ладно, тебя всё равно уже засекли!
– Чёрт! Надо совсем избавляться от этого слова в своём лексиконе...
Пицца получилась довольно вкусной. Мы провозились с ней долго и успели проголодаться, поэтому поели с аппетитом. А потом я засобиралась домой, а Паша принялся меня отговаривать:
– Давай ещё фильм посмотрим!
– Я столько фильмов не смотрю подряд. Мне надо тот сначала переварить.
– Тогда давай поиграем. У меня настолки есть.
– Паш, да мне уроки ещё надо делать...
– О, давай вместе!
– А у меня всё дома.
– Сходим заберём.
– Это долго.
– Значит, у тебя сделаем.
– Там даже присесть негде вдвоём, всюду дети.
– Залезем на чердак...
– Паш...
– Злат... ну не уходи!
– Вот уж не думала, что ты скучаешь в одиночестве. Ты же книги любишь читать и, что там... с друзьями играть по сети.
– Всё надоело, кроме тебя. Оказывается, без живого друга трудно существовать. Кто бы мог подумать!
Я вздохнула:
– Ладно... давай историю вместе сделаем, там устно.
– Бинго!
Мы выучили тот параграф чуть ли не наизусть, а потом ещё почитали статьи по теме в интернете. Пятёрка на завтрашней самостоятельной нам явно была обеспечена...
– Ну я пойду.
– Погоди. Математику на черновик решим, а дома перепишешь...
Но тут явился его отец, и мне таки удалось улизнуть. Ну как, улизнуть – Паша, конечно, пошёл провожать. Всё это было ужасно приятно: его внимание, забота, нежелание отпускать... но у меня ведь есть и другие обязанности в жизни, кроме дружбы с ним.
Домашние дела сразу затянули – я об оставшихся уроках вспомнила уже перед сном и ужаснулась: оказывается, нужно было решить кучу примеров. Эх, надо было послушать Пашу и остаться делать с ним домашку..! Но заглянув в смартфон, я обнаружила там сообщение от своего друга с фотографией черновика по алгебре.
Утром он встретил меня прямо у дома и во время приветствия почему-то взял за руку. Не за правую, а за левую – как будто собирался держать её во время ходьбы, но потом всё-таки отпустил. Извлёк из своего рюкзака маленький блестящий пузатый пакетик и вручил мне, а мою сумку забрал:
– Ты забыла у меня конфеты!
– А, точно... ты их принёс?
– Только одну, полакомиться перед занятиями. Остальные потом заберём, после уроков зайдём ко мне.
– А почему не принёс сразу всю коробку?
– Помнётся же, Злат! Понимать надо, не маленькая уже.
Нам было ужасно смешно всю дорогу до школы, мы хихикали без конца. Там, правда, веселья поубавилось, по известной причине, но мы всё равно то и дело переглядывались, и этими взглядами передавали друг другу по кусочку хорошего настроения. А после химии учительница попросила нас отнести в лабораторию колбы с реагентами (мы были самые ответственные и аккуратные, по её мнению), и это тоже как будто ещё немного сблизило нас. Мы шли по коридору, уже нисколько не стесняясь касаться друг друга руками, боками, спинами, локтями... Мы помогали друг другу перехватывать колбы поудобнее и одновременно дурачились, пока внезапно не услышали доносившийся из-за угла негромкий разговор. Беседовали наши учителя: Василий Иванович – по трудам и Елизавета Николаевна – по математике. Чтоб вы понимали, давно и глубоко женатые люди (не друг с другом).
– Лиза, ну прекрати, ну какой смысл бегать от себя? – он.
– Вась, ну причём тут я? А дети? А люди что скажут? Да разве можно?.. – она.
– Да плевать на них, я что теперь должен всю жизнь с нелюбимой грымзой жить, когда меня любит прекрасная женщина, и я её люблю..?
Не сказала б я, что Елизавета Николаевна так уж прекрасна... добрая – это да. Учит хорошо, ну, на мой взгляд, но полновата и лицо простонародное... Однако любая измена возмущала мою честную натуру до глубины души, и я уже раскрыла рот, чтобы... Что? Не знаю точно. То ли крикнуть, то ли раскашляться, чтобы эти бесстыдники хотя бы постыдились... Но тут внезапно Пашина рука вместе с колбой обвилась вокруг моей талии, а его горячие сухие губы накрыли мои, и я с таким ошеломлением нырнула в первый в своей жизни поцелуй, что кисти мои сами собой раскрылись, и две колбы с оглушительным звоном разбились об пол.
Промо-код на «Любовь зла 2»: pAVqttlg
Глава 8. Всё-таки влюблён
Паша
Не успел я как следует распробовать мою Золотинку: она так растерялась, что уронила колбы, и вышло ещё громче. А ведь я просто хотел заставить её молчать, чтобы она не спалила нас за подслушиванием чужих тайн, которые я, разумеется, подслушивать не собирался – хотел по-тихому свалить. Но понял, что Злата не намерена ретироваться незаметно, а хочет заявить о себе. Руки были заняты – пришлось закрыть ей рот единственным, что оставалось свободно. Только вот я не ожидал такого эффекта.
Мне кажется, этот звон вся школа услышала, не то что математичка. Пришлось оторваться от девчонки и утащить её прочь, пока наши голубки нас не увидели. Мы бежали сломя голову, Злата – с пустыми руками, я – всё ещё с колбами, и примчались обратно, туда, откуда уходили. В последний момент я сунул свои колбы девочке. Химичка встретила нас недоумённо и хмуро.
– Там... это... – сбивчиво заговорил я, пытаясь одновременно отдышаться, – я колбы разбил нечаянно. Простите...
Началась суматоха: в сосудах-то была не простая вода, а реагенты. Пришлось устраивать масштабную уборку со спецсредствами. Мы со Златой, конечно, помогали, но больше мешали, особенно она, потому что всё норовила схватить что-нибудь голыми руками и в итоге порезалась, а потом ещё получила ожог. Нас отправили сначала в медпункт, а потом домой, но я повёл Злату сначала к себе. У бати мощная аптечка, наверняка что-то подходящее для химических ожогов есть, а в школьном медпункте – одна зелёнка.
Я усадил девочку на кухне, разложил её руку на столе, стал копаться в ящике с медикаментами. Кажется, мы только сейчас начали приходить в себя. Злата долго молчала, но потом, словно собравшись с силами, выдохнула:
– Зачем... зачем ты это сделал?
– Что? Взял вину на себя?
– "Взял"?! Вина и так на тебе. Зачем ты меня поцеловал?!
Фигасе, я ещё и виноват во всём!
– А чем прикажешь затыкать тебе рот, когда все руки заняты?
– А зачем затыкать мне рот?!
– Затем, что если себя обнаружить в такой ситуации, ты потом уже не сможешь нормально с человеком общаться. Учителей я имею в виду. Нафиг надо?
– Я и так не смогу с ними общаться.
– Это ничего, главное, чтоб они могли. А для этого им нужно не знать, что ты в курсе их маленькой тайны.
– Ничего себе, маленькая!
– Злат, да чего ты судишь? Ты сама была в этой ситуации?
– Я в неё никогда не попаду!
– Нет никакого смысла зарекаться.
– Я. Не. Попаду. А ты... их оправдываешь?!
– Нет. Не судить – это значит вообще не думать об их поведении. Хорошо они поступают или плохо – не моё дело. Папа тебе такого не говорил?
– Но это как-то... они же обманывают... своих близких!
– А ты тут причём?
– Я – знаю. Неужели так всё и оставить, никому не сказать, даже им самим?
– Нет.
– Но это ужасно.
– Это полностью на их совести. В таких вопросах лезть со своими понятиями правды и справедливости – только хуже делать. Всем.
Злата покачала головой:
– Какой же ты странный!
Я усмехнулся:
– Ну, теперь мы квиты. Хочешь – спроси у своего бати или у мамы, как они считают, нужно ли в таких вопросах лезть к людям.
– Спрошу. – Она помялась. – Значит, ты... не собирался меня целовать? Это было просто... для дела?
– Нет, не собирался. Мы же друзья.
– Точно! – она выдохнула и улыбнулась с таким облегчением, что у меня кольнуло где-то в груди.
Мы с ней пообедали: я – бужениной с рисом, она – одним рисом, и ещё я открыл для неё баночку консервированного горошка. А потом мы сделали все уроки на черновик, и я проводил её домой. И возвращался целый час – так задумался, что не заметил, как время прошло. О чём думал – сам не знаю, но ощущал какую-то смутную тревогу. Есть вечером совсем не хотелось, а потом было трудно уснуть. Я проворочался до двух ночи, после чего забылся поверхностным беспокойным сном. И снилась мне Злата. Мы были с ней вместе, разговаривали, вроде бы... а потом – я обнял её. Она так легко и с удовольствием упала ко мне в объятия... даже не верилось: она такая колючка и, похоже, серьёзно озабочена тем, чтобы наши отношения не выходили за рамки дружбы... Но во сне это совсем исчезло – Злата мне не сопротивлялась, и я нырял в близость с ней, как в тёплый океан. Исчерпав возможности объятий, но всё равно не насытившись, я припал во сне к её губам, и вот тут меня накрыло настоящее блаженство. Такое острое, что я даже проснулся и ощутил досаду от того, что это был только сон. Зато пришло наконец понимание.
– Злат, – сказал я ей на следующее утро. – Я тут подумал... Короче, я хочу ещё раз тебя поцеловать. Уже не для дела.
– А для чего? – прошептала она одними губами, мгновенно раскрасневшись и так широко распахнув глаза, что в них отражалось небо.
– Для проверки.
– Какой ещё проверки?
– Ну, есть у меня одна гипотеза, надо её проверить.
– Ты можешь гипотезу назвать?
– Кхм... похоже... возможно, я всё-таки в тебя влюблён.
Офигеть, как непросто было это выговорить! Я вообще-то эти слова и подобные им произносил в прошлой городской жизни не раз, но никогда это не было так тяжело.
Златино лицо из красного стало пепельно-бледным.
– Ты уверен? – спросила она придушенно.
– Нет, для того и проверка.
– А если да, то что?
– Ну... я подумал... может быть, ты станешь моей девушкой? В конце концов, какая разница, если мы помимо обычных дружеских развлечений будем ещё иногда целоваться? Я думаю... мне кажется, тебе понравится.
Злата судорожно сглотнула.
– Девушкой... это ведь совсем другое. Видишь ли, дело в том... что я решила...
Я не дослушал, что она там решила. Уверен, это какая-то глупость. А целоваться, как известно, намного приятнее, чем слушать глупости. В общем, я отбросил скромность, прихватил девочку за плечи и поцеловал в губы. Они были очень сладкие и мягкие. И мне даже на секундочку показалось, что они дрогнули мне навстречу, но ещё через одну Злата с усилием упёрлась мне в плечи и отстранилась:
– Паша, ты что творишь! Я тебе не разрешала!
– Так разреши! – Я перехватил её за талию. – Или что, скажешь, что я тебе ни капельки не нравлюсь?
– Ты... – Она запнулась и снова покраснела. – Ты мне очень нравишься. Но я не планирую встречаться с мужчинами в ближайшие несколько лет. Мне надо сосредоточиться на учёбе.
– Сколько? Десять? Злата, это просто смешно! Не можешь ты лучшие годы жизни потратить на эту скукоту. А как же чувства?
– Чувства... – горько откликнулась она. – Я прекрасно вижу, к чему приводят чувства! На примере родителей.
– Злат, мы не будем детей заводить, обещаю. Вообще ничего такого. Просто... я буду тебя иногда обнимать и целовать. Мне очень этого хочется, я проверил! Не смогу теперь без этого обходиться.
– Раньше ведь мог.
– А теперь не могу.
– Паша...
– Ну пожалуйста!
Она покачала головой, потом посмотрела на меня, потом ещё раз покачала, а потом вздохнула:
– Ладно. Только один раз и в щёчку.
– Ты шутишь?
– Ничуть! Если тебя не устраивают мои правила, то... мы не сможем больше дружить, – она произнесла это расстроенно, но твёрдо.
Я недовольно вздохнул и чмокнул её один раз в левую щёчку. Она была мягкая, нежная... тоже довольно приятно!
– А теперь ты меня! – и подставил свою.
Злата отрицательно замотала головой.
– Не будь врединой.
Она закатила глаза. Но. Ткнулась курносым носиком в мою щёку и даже слегка коснулась её губами! И вот на этом скудном топливе я весь оставшийся день пролетал, как на крыльях...
Промо-код на «Любовь зла 2»: YFCkbPRM
Глава 9. Хэппиэнд
Злата
Я провела тот день в школе в ужасном смятении. Паша больше не трогал меня, но регулярно бросал красноречивые взгляды, от которых я краснела, как помидорка, а все вокруг, мне кажется, это замечали.
Сама я испытывала к высказанным им словам весьма противоречивые чувства. Конечно, мне приятно, что в меня влюблён такой невероятно умопомрачительный парень. Вполне возможно, я и сама... к нему неравнодушна. Но в то же время одолевал нешуточный страх: как быть с моим твёрдым намерением ни на что не отвлекаться от учёбы, как отреагируют на этот роман наши одноклассники (а ведь шило в мешке не утаишь) и, наконец, самое главное: что я стану делать, если он в скором времени уедет в свой город? Это ведь вдребезги разобьёт мне сердце...
Не в силах советоваться об этом с мамой, доверие которой не оправдала, я позвонила вечером старшей подруге, решив, что она в этих вопросах более опытна: у нас целых два года разницы в её пользу! И Богдана подтвердила мои худшие опасения:
– Ой, Злат, ну не будь наивной! Они все так в начале говорят: я тебя люблю, я на всё готов, будем ходить за ручку и целоваться в щёчку... А как только ты к нему привыкла, будь любезна, и губки ему подставь, и всё остальное. А тебе-то уже всё, деваться некуда! Ты влюбилась, как кошка.
– И что же делать? – спросила я печальным, дрожащим от слёз голосом.
– Думать на берегу. Если ты не готова на всё остальное, то нечего и начинать.
А я, разумеется, была не готова. Мне четырнадцать. У меня впереди минимум десять лет упорной учёбы, потом получение опыта работы, потом ещё я хочу немножко пожить спокойно... одна! Ну какая мне любовь?!
Поэтому на следующий день я так и заявила пришедшему меня встречать счастливому Паше:
– Прости, но я не могу стать твоей девушкой.
Он сразу скис:
– Я думал, ты уже стала...
– Ты застал меня врасплох. Потом я хорошенько подумала и поняла, что мне это не подходит.
– И почему же?
– Я тебе уже говорила.
– И чем тебе помешает учиться тот факт, что ты моя девушка?
– Будет труднее сосредоточиться. И времени на учёбу станет не хватать. У меня и так много дел по дому...
– Я буду тебе помогать! И с учёбой, и, если надо, по дому.
– Ты... ведь уедешь скоро.
– А может, не уеду!
– А если уедешь?
– Злат, ну какой смысл об этом думать, если всё равно поздно? Нам никуда друг от друга не деться, как минимум, из-за одноклассников... – он сделал паузу, а потом выдохнул: – А если честно, то мне кажется, что мои чувства взаимны!
Я с особым усердием залилась краской и, чтобы успокоиться, перевела тему:
– Тебе не кажется, что если они узнают, то всё станет ещё хуже?
– Что узнают? Они сто лет назад нас поженили. В их понимании нет причин для помощи другому человеку, кроме личного интереса.
Мы помолчали. Паша усмехнулся:
– Но с тобой всегда всё с ног на голову. Я защищал тебя просто так, а уж потом заинтересовался. Когда узнал поближе.
– И что во мне такого интересного? – буркнула я недоверчиво.
– Да всё! Ты вся с ног до головы необычная.
– Придумал эвфемизм, да?
– Да. Ты классная. Ты мне нравишься. Мне хочется к тебе прикасаться... руками и губами. Знаешь, я ведь до тебя уже целовал девчонок, но мне никогда это так сильно не нравилось, как с тобой.
Оо, этот человек порвёт мне сердце на клочки! Надо заканчивать разговор поскорее, а то я разнюнюсь... Я собрала все душевные силы, какие были в наличии и сказала:
– Спасибо. Это всё очень приятно... правда, очень, но... я не могу. Прости, не могу быть твоей девушкой.
Паша насупился:
– Ясно. Недостаточно хорош, да? Окей, обойдусь без твоей дружбы.
Нет, он не ушёл прочь не оглядываясь. Он продолжил выполнять ту обязанность, которую сам на себя взвалил. Но мы вернулись к прежней безмолвной схеме, которую использовали до роковых выходных. Паша по-прежнему встречал и провожал меня до дома. По-прежнему самоотверженно охранял в школе, сидя со мной за одной партой и следуя тенью на переменах. Но – молча и не глядя. Он совсем перестал смотреть мне в глаза, и это было до странного больно. Просто непереносимо чувствовать, что я для него теперь пустое место.
Так продолжалось несколько мучительных учебных дней. Выходные стали ещё одним ударом: оказалось, что даже игнор, но присутствие Паши рядом – это лучше, чем его полное отсутствие. Я дошла до такой ручки, что несколько раз набирала ему сообщение: "Привет. Как дела?" – но потом стирала, не осмеливаясь его отправить. Было страшно до жути, что он посмеётся над моей непоследовательностью.
В понедельник он встретил меня как обычно, хотя я была почти уверена, что ему до коликов надоела эта игра в самоотверженного и бескорыстного отвергнутого рыцаря и скоро он совсем забросит эти проводы... и так и случилось. По крайней мере, мне так показалось. После уроков он неожиданно исчез. Я немного побродила по школе и двору в его поисках... и наткнулась на банду девчонок во главе с Верой Шуваевой. Она накинулась на меня с яростными обвинениями за то, что я якобы подставила её перед учительницей по биологии. На самом деле, Вера была сама целиком виновата в той ситуации: она нарисовала будто бы нас с Пашей в ужасно неприличном виде и отправила эту бумажку кому-то через нашу парту, а я случайно перехватила и от ужаса (казалось, что она пачкает своим содержанием) уронила на пол. Антонина Николаевна, на беду оказавшаяся рядом, подняла, посмотрела и, конечно, пожелала узнать, кто автор. А какой смысл скрывать? Не скажу же я, что сама нарисовала: это уж слишком неправдоподобно, а все остальные и так меня ненавидят... В общем, Вера получила строгий выговор, а я... похоже, сейчас получу увечья. Девочки оттеснили меня на задний двор за теплицу и стали смыкаться кольцом. Как же я пожалела, что Паши нет рядом! Мне было по-настоящему страшно... И тут случилось чудо: меня спас ангел-хранитель, не меньше. Им оказалась Анастасия Сергеевна. Она одна знала о нашем с одноклассниками противостоянии и, кажется, относилась ко мне с сочувствием. Ей легко удалось разогнать агрессоров, а потом мы вместе стали искать Пашу. Сначала мне и в голову не пришло, что его кто-то нейтрализовал: я была уверена – он больше не желает меня защищать. Устал от моей неблагодарности. Но Анастасия Сергеевна ему позвонила, а он не брал трубку, и по мере того как шло время, а наши поиски не завершались успехом, моя тревога росла. В конце концов, я дошла до такого состояния, что уже готова была чуть ли не жизнь отдать за то, чтобы с ним всё было в порядке. Каким же облегчением стало увидеть его всего лишь привязанным к железному забору, целого и невредимого! Мне хотелось упасть к нему в объятия и поплакать у него на плече от счастья. Но нельзя: рядом учительница, да и одноклассники, возможно, не дремлют, а подсматривают исподтишка.
Анастасия Сергеевна не согласилась отпустить нас вдвоём ко мне домой, а стала провожать, но деликатно следовала на расстоянии – так, чтобы мы могли разговаривать, не опасаясь быть услышанными.
– Ты не представляешь себе, как я перепугалась, когда поняла, что ты вовсе не передумал мне помогать, а, возможно, тоже попал в беду!
– Какие глупости! – фыркнул он. – Я не девчонка, чтобы передумывать такие вещи. Моё слово крепкое.
– И всё равно я очень беспокоилась за тебя.
– Да, я в курсе, что ты переживаешь за всех живых существ на этой планете.
– А за тебя – особенно. Они ничего дурного не сделали тебе?
– Мне – нет. А ты в порядке?
– В полном. Они не успели.
– Странно. Что за нападение такое? Меня просто связали по рукам, а к тебе пришли с войной. Трусы!
– Скорее, трусихи.
– Ты-то чем им помешала?
– Мы ведь с тобой думали об этом... и ничего человеческого не надумали.
– Это точно. Они не люди. Звери какие-то тупые.
– Не говори так.
– Да почему?
– Потому что их качества – это их ответственность, а твои – твоя. Помнишь, ты сам просил не судить людей?
– Я не сужу о том, что меня не касается, а если какой-то урод обижает беззащитных девочек, к которым я неравнодушен, то я ему громко говорю, что он урод.
Я привычно залилась краской.
– Спасибо тебе. Ты такой...
– Злой?
– Храбрый. Сильный. И справедливый. Пока мы с Анастасией Сергеевной тебя искали, я очень тревожилась и очень жалела.
– О чём?
– Что не сказала тебе.
– Что?
– Правду.
– Какую, чёрт тебя дери?
– Не ругайся, мне сложно это выговорить.
– Не трудись, я и сам знаю.
– Что?!
– Что ты тоже ко мне неравнодушна.
Я закатила глаза и покраснела ещё гуще. Буркнула хрипло:
– Всё-то он знает!
Вместо ответа Паша взял меня за руку, презрев внимание идущей сзади учительницы. Так мы и шли до моего дома – держась за руки. И это было ужасно приятно и смутительно. Уже возле нашей калитки Анастасия Сергеевна душевно попрощалась с нами, хитро улыбаясь, и ушла по своим делам, а мы с Пашей молча сели на лавочку у ограды, он обнял меня за талию, а я положила голову ему на плечо. Начинался мелкий дождик, но я его не замечала: по моей груди разливалась непереносимая сладость.
* * *
История с Верой Шуваевой разрешилась самым невероятным образом. Помог нам в этом муж Анастасии Сергеевны, Ярослав Дмитриевич – очень интересный молодой мужчина (он провёл у нас пару уроков русского и литературы, когда она заболела). Паша помогал ему в этом, но долго не хотел рассказывать мне, в чём суть. Однако через время я всё же узнала: оказывается, в самом начале сентября, когда Паша только пришёл в наш класс, Вера пыталась стать его девушкой. Он отказал ей, это сильно её разозлило, но, видимо, враждовать с сыном небезызвестного Корабельцева она не решилась, зато легко нашла козла отпущения для своего гнева, решив, что Паша защищает меня из «личного» интереса. И всё понеслось по наклонной плоскости, само себя подгоняя. Уж не знаю, что именно сказал Ярослав Дмитриевич Вере, но с тех пор всякие гонения в наш с Пашей адрес прекратились. И потихоньку начали налаживаться отношения с одноклассниками. Некоторые девочки мне признались, что совсем не испытывали ко мне никаких дурных чувств – просто повиновались приказам Веры. Её мама работала продавцом в магазине возле школы – это придавало Вере серьёзный вес в глаза некоторых одноклассников, потому что с её помощью в магазине можно было поживиться чем-то интересным, в том числе и запретным для детей нашего возраста. Остальные следовали за ними – кто из стадного чувства, кто из страха. К счастью, Вера ушла из класса сразу после девятого... а мы с Пашей – остались. Да, он не уехал в город, и всё из-за меня! Отец нанял ему репетиторов по интернету, и мы занимались с ними вместе, готовясь к поступлению в университет. Правда, летом перед одиннадцатым классом в их семье произошло дурное событие, которое всё же вынудило его уехать к матери и разлучило нас. И встретились мы потом через много лет. Но это уже совсем другая история...
Промо на «Любовь зла 2»: 6Hh0EWwN
