Текст книги "Любовь и другие странности (СИ)"
Автор книги: Мари Князева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Любовь и другие странности
Глава 1. Памятник благородству
Злата
Когда Паша появился в нашем классе первого сентября, это... не стало для меня никаким особенным событием. Во-первых, я была отщепенкой и никому не нравилась в принципе. Во-вторых, Паша был очень красивым: высоким, симпатичным, спортивным и с очаровательной умной улыбкой, что только усиливало первый пункт. А в-третьих, я вообще не интересовалась мальчиками, так как давно (примерно полгода назад) и накрепко решила, что ни за что не влезу в отношения с мужчинами, пока не встану твёрдо на ноги: получу профессию, опыт работы и отдельное жильё, о котором мечтала ещё давнее (примерно лет семь). Да, хочу жить одна и ни от кого не зависеть!
Наглядный пример того, к чему приводит увлечение мужчиной, постоянно был у меня перед глазами: мама рожала одного ребёнка за другим, и к тому моменту, когда в мою жизнь ворвался Паша, там было уже семеро младших братьев и сестёр, один другого меньше. За каждым нужно было следить и заботиться, и на это у мамы просто не хватало времени и сил. Я хотела ей помогать, честно, но это плохо сочеталось с моим стремлением обрести независимость!
До тринадцати я училась дома самостоятельно, в основном по электронным пособиям, но из-за семейно-общественной нагрузки у меня не получалось регулярно толком погружаться в процесс, а ведь чтобы поступить на бюджет в медицинский, нужно иметь такой средний балл, какой даже в нормальном городском образовательном учреждении не легко обрести... Так я и оказалась в средней школе села Николаевское, где ко мне отнеслись со всей возможной подозрительностью и отчуждением. Однако восьмой класс не стал трагедией: никто не хотел со мной дружить, зато посмеяться над моей неловкостью или слабыми знаниями в каком-то вопросе считалось хорошим тоном. Но для дружбы у меня были сёстры, а сильно одноклассники не обижали, так как я всегда давала списывать домашку и ответы на контрольных.
Родители, конечно, были не в восторге от моей учёбы: они привыкли полагаться на мою помощь по дому и регулярно пытались внушить мне, что уроки делать необязательно, так как хорошие оценки – не цель учёбы. Но я храбро отвоёвывала право проводить за письменным столом по паре часов в день, потому что верила в свою мечту, а мама и папа всё же исповедовали свободу воли для всех людей на Земле.
В общем, жизнь моя до девятого класса была вполне сносной, и появление Паши почти никак не изменило её... а вот его непримиримое чувство справедливости – внезапно превратило в ад. Всё это я поняла потом, когда смогла остановиться и проанализировать спокойно, а тогда даже не заметила, с чего всё началось.
Однажды утром, ещё в начале сентября, Вера Шуваева, как всегда, слегка толкнула меня локтем, проходя между рядами к своей последней парте, а когда я чуть не рухнула на пол от такого мощного тычка (Вера очень крупная и сильная, даже мальчика в драке победить может), то заржала, как кобыла, обозвав меня неуклюжей овцой – это было одно из самых ласковых прозвищ, на которые я давно перестала обращать внимание. Мама сказала, что люди задевают других только потому, что сами глубоко несчастны – и я этим вполне удовлетворилась, решив не держать зла на несчастных одноклассников.
А вот Паша, видимо, никакого такого решения не принимал:
– Ты чего быкуешь? – обратился он к Вере гневно. – Чем она тебе помешала?
– Не твоё дело, мажор! – бросила она презрительно, а я в который раз поразилась её способности быть грубой с людьми, невзирая на лица. Причём в данном случае – в прямом смысле слова. Паша был такой симпатичный, что я ему и вежливо ничего ответить бы не смогла – только краснела бы и блеяла, как самая настоящая овца...
– Ещё раз увижу, как ты на ровном месте до человека докапываешься – станет моё! – грозно пообещал парень.
Я обмирала, ощущая, как кровь отливает отовсюду, откуда только можно, и приливает к бешено стучащему сердцу, которое явно не справляется с таким объёмом. Он меня заметил! Не то чтобы сильно – назвал человеком, а не по имени или хотя бы "девочка". Но заметил! И даже попытался защитить. Меня ещё ни разу в жизни не защищал никто, кроме родственников, а от Веры Шуваевой – вообще никто.
Но поднять глаза на своего защитника я не смогла – упала на стул с подкосившихся ног и замерла, глядя в изрисованную поверхность парты. Так и просидела все шесть уроков, прокручивая в голове случившееся снова и снова, почти не слыша учителей. И постепенно во мне зрела уверенность, что Пашу нужно поблагодарить, иначе меня заест совесть.
Я подкараулила его после уроков за пышным кустом вишни на Вишнёвой улице и, когда он проходил мимо, выскочила, как чёрт из табакерки:
– Привет!
Паша вздрогнул и отшатнулся, но не издал ни звука, а потом откликнулся как будто разочарованно:
– А, это ты... виделись уже.
– Да... я это... поблагодарить тебя хотела... Спасибо, что вступился за меня. Это было так... беспричинно, и... ты очень добрый... спасибо!
Ужасная вышла речь, а всё потому, что внимательные Пашины глаза насмешливо смотрели на меня, пока я говорила, и мысли путались, слова разбегались... я чувствовала себя круглой дурой, не способной выразить простейшую мысль, и от этого смущалась ещё больше.
– Не за что, – бросил Паша снисходительно и уже как будто пошёл дальше, но вдруг обернулся и спросил: – Она часто тебя так задирает?
Я кивнула:
– Да, и не только она. Все они, я, собственно, уже привыкла...
Паша нахмурился:
– Какого чёрта? Зачем тебе к этому привыкать? Тебя что, защитить некому? Старший брат, друзья, родители, наконец?
Я отрицательно покачала головой:
– Папа постоянно на работе, мама дома с мелкими, а братья у меня только младшие. И сёстры тоже. С ними я и дружу...
– Капец! Что за изоляция такая? Почему у тебя нет друзей в школе или на улице?
Я пожала плечами:
– Мы живём уединённо, на хуторе за речкой, а в школу я только второй год хожу, ну и... как-то не подружилась ни с кем.
– Ясно, – вздохнул он удручённо, словно на него повесили тяжёлую непрошеную ношу. – Ладно, если понадобится помощь, обращайся.
– Что ты! Ещё не хватало тебя втягивать в это всё и проблемы создавать... Не волнуйся, я переживу. Но спасибо тебе. Ещё раз.
Теперь я повернулась, чтобы уйти, но Паша не дал:
– Что за глупости! Я сказал, помогу – значит, помогу. Я словами не разбрасываюсь. А ты не строй из себя героиню-мученицу. Обращайся за помощью, это бесплатно.
– Хорошо, спасибо, – пробормотала я, почему-то чувствуя комок в горле. Но совершенно не планируя пользоваться этим предложением.
Однако судьба решила тут же проверить эти планы на прочность. Стоило нам с Пашей разойтись, а мне свернуть на дорогу к дому, как на пути возникла Вера Шуваева со своей вечной подружкой Алёной Бескончиной.
– Ну что, коза безрогая, нашла себе защитничка? – спросила первая надменно-развязным тоном. – Думаешь, Пашка-какашка поможет тебе? Городской слабачок...
– Я не понимаю, о чём ты говоришь! – почти со слезами пробормотала я. – Я ни о чём его не просила, и он... вряд ли захочет за меня снова заступаться...
– Это точно! Кому ты нужна, крыса водяная? Тощая велосипедина, скелетина, бродяжка? Ты где костюмчик такой подобрала? На помойке, что ли? Смотри, нитка торчит!
Она резко шагнула ко мне и рванула юбку, которую мама шила ночами своими руками. Мы не могли себе позволить заказать школьную форму – лишь кое-как отыскали подходящую ткань... Она была не слишком крепкой, как и нитки, и пугающе затрещала. Сердце моё подскочило в груди. Раньше Вера никогда себе такого не позволяла – рвать мою одежду. Толкнуть могла, да и то не сильно, а скорее для унижения, но не портить вещи. А тут в неё будто бес вселился. Конечно, жаль, что она настолько несчастна, но почему за это надо отдуваться мне?
Я попыталась отшатнуться в сторону, и юбка, затрещав ещё громче, окончательно разорвалась. Я осталась в одной рубашке, которая, к счастью, прикрывала все стратегически важные места, но вот ноги оказались полностью обнажены, а Вера с Алёной отвратительно, злорадно, грубо заржали. Однако я не успела расплакаться – сзади раздался разгневанный голос Паши:
– Вы что, совсем охренели? – Он бодрым шагом попёр на девочек. – Одежду рвёте, беззащитного человека унижаете. Думаете, на вас управы не найдётся? Я найду...
Он вырвал из Вериной руки остатки моей юбки и бросил мне. Я кое-как прикрылась.
– Ой, напугал! – гнусаво ответила она, хотя я видела, что ей всё-таки стало не по себе от его угроз, но она упрямо бравировала: – Ничего мы не рвали! Просто посмотреть хотели, что за юбка такая, а она взяла и порвалась. Г***яно сшита – вот и вся проблема!
– Я понял, – медленно кивнул Паша несколько раз, – что ты трусливая и бессовестная гадина, только не надейся, что это сойдёт тебе с рук!
– Сам ты гадина! – визгливо заорала на него Вера, багровея и брызгая слюной. – Смелый такой, да, мажорчик? Посмотрим, как ты будешь воевать со всей школой!
Она ещё много неприятного наговорила ему. Они стояли друг напротив друга – почти одного роста, Вера была даже немного крупнее Паши, вширь, но он в тот момент казался мне настоящим гигантом, а она – мелкой злой собачонкой, что лает на слона. Или даже на памятник. Благородству, справедливости и чувству собственного достоинства. Он был так спокоен, так невозмутим и уверен в себе, что я невольно заряжалась этой уверенностью...
А потом Паша проводил меня до дома и даже донёс рюкзак, а я держала порванную юбку, чтобы хоть что-то прикрыть, и каково же было моё изумление, когда уже перед расставанием всю дорогу молчавший парень вдруг промолвил:
– Нам конец! Но ты не теряй надежду. Прорвёмся.
Вот так. Оказывается, и памятникам бывает страшно.
Промик на «Любовь зла 2»: Uq9hL3MQ
Глава 2. Каким должен быть мужчина
Паша
Батя мне всегда говорил – да я и сам знал – что нельзя вписываться за других вот так, по собственной инициативе – потом проблем не оберёшься. Даже если просят о помощи – надо пять раз подумать, а уж без просьбы – вообще тухлое дело. Но меня ужасно взбесило, что эта девчонка, которую девчонкой-то трудно назвать – так и тянет сказать "баба" (и это в пятнадцать лет!) – ведёт себя, как царица мира, и позволяет себе на этом основании смешивать других с грязью.
Конечно, я бы никогда не предложил ей встречаться – она совершенно не в моём вкусе, даже если отбросить эту ничем не обоснованную тиранию. Деревенским девчонкам, вообще, трудно мне угодить, я слишком избалован городскими: они следят за модой, за собой, гимнастики, там, всякие посещают, фитнесы... да и в интеллектуальном плане – книг, может и не читают, но хоть за киноиндустрией следят, за популярными блогерами... Тут же, в глуши – это просто трэш, а не девчонки. Если есть фигура и нет жуткого обезображивающего макияжа на лице – уже считается красоткой. С саморазвитием и интеллектом всё ещё хуже, чем в городе – короче, смотреть не на что. И тем не менее, даже если бы была хоть одна более или менее приличная, но при этом полезла ко мне сама, как эта Вера, я бы вне всяких сомнений дал от ворот поворот. Потому что мне второй мужик в паре не нужен, я привык такие вещи сам решать: подходить ли к девочке, знакомиться ли, предлагать ли какие-то отношения... А Шуваева меня чуть ли не за грудки взяла и говорит в своей сельской манере:
– Ну чо, будем гулять?
Разумеется, я только фыркнул ей в лицо. Перекосило её жутко. Она вообще некрасивая: высокая, здоровенная, лицо – картофелина. Волосы ужасные просто – не волосы, а пакля. Кажется, они не то что средств для укладки – шампуня никогда не видали... А когда я Веру продинамил – она реально на ведьму стала похожа, типа этой осьминожихи из "Ариэль", только без макияжа. Зрелище не для слабонервных. Хорошо, что я не слабонервный. Никогда ничьей мести не боялся, тем более девчоночьей.
А вот Вера, скорее всего, меня побаивалась. Может, не меня, может, отца. Он, конечно, не бог весть у какой власти, но всё-таки богатых люди боятся, потому что деньги много какие вопросы решают в пользу того, кто их имеет. В общем, сорвать зло Вера поспешила на ком-нибудь беззащитном, и выбор пал на Злату.
Она мне тоже совершенно не нравилась, я имя-то её не знал до этого эпизода, потому что не уважаю слабые натуры, которые позволяют другим ноги об себя вытирать. Но отец всегда говорил, что если ты сам сильный, а при тебе унижают слабых и ты молчишь в тряпочку, значит, ты трус. А трусом быть – позорно. Вот и пришлось вступиться. Злата эта, конечно, существо никчёмное, но всё-таки живая душа.
Красивой я бы её не назвал. Симпатичность некоторая имеется, фигура неплохая – мне нравятся миниатюрные девочки – но в целом, не хватает яркости. Вот у нас в городской школе девчонки умудрялись даже в форме выгядеть броско. Надевали украшения, использовали обувь, аксессуары, макияж – и получалась настоящая конфетка. Разумеется, далеко не всегда под обёрткой оказывалось что-то стоящее (это я ум и характер имею в виду), но все ведь знают, что встречают по одёжке – это элементарно, это база. Если ты не умеешь себя подать, о чём с тобой разговаривать? В человеке всё должно быть прекрасно...
Я, вот, например, слежу за собой: одеваюсь в классическом стиле, стригусь регулярно в приличном барбершопе, занимаюсь спортом (бокс и пробежки по утрам), постоянно читаю книги и даже поддерживаю ровные отношения с маминых хахалем... ну, то есть, мужем. Недавно они расписались, хотя их общей дочери уже два. Матушка совсем забросила общение со мной – всё, что может, уделяет мелкой, но и этого немного. Она, как очумелая, носится целый день по городу: посещает фитнесы, спа-салоны и парикмахерские, пытается ещё к тому же бизнес вести – магазин здоровых продуктов – а Кирюха в это время с няней сидит. Вся эта безумная карусель – дело рук мистера Идеальность. Не знаю, что мама в нём нашла – по-моему, он просто самовлюблённый позёр, который реализуется за счёт того, что тиранит других... Но я стараюсь не вступать с ним в конфликты. Молча киваю в ответ на многочисленные распоряжения и делаю по-своему. Короче, я рад, что они с маман наконец умчали в свадебное путешествие и отдали меня отцу. Даже планирую попросить его не отдавать обратно. Конечно, образование здесь не ахти, зато я не обязан созерцать самодовольную физиономию мистера Идеальность каждый вечер на семейных ужинах и слушать его самодовольные речи про то, какой он молодец. На самом деле, мой папа тоже не так уж далёк от совершенства, если мерить линейкой отчима, почему мать предпочла ему этого павлина – ума не приложу. Но в голове взрослых сам чёрт ногу сломит...
На следующее утро я встал пораньше и поплёлся на окраину деревни – встретить Злату по дороге в школу. Она очень удивилась, но, кажется, ей было приятно, судя по залитым румянцем щекам. Девчонка явно была во вчерашней юбке, кое-как отремонтированной на скорую руку. Я спросил с недоумением:
– У тебя нет, что ли, запасной? Или штаны – ты же носишь штаны зимой?
Злата отрицательно покачала головой:
– Мама говорит, что женщине нельзя носить штаны – это блокирует её женскую энергию.
– Ооо, – поморщился я, – так вы сектанты, что ли?
Дёрнул же чёрт связаться со странной девчонкой... говорят ведь: нет дыма без огня. Может, не зря Вера её прессует? Может, они какие-нибудь огнепоклонники, которые каждое полнолуние приносят в жертву соседских кошек...
– Вовсе нет, – тряхнула золотыми кудряшками Злата. – Мы обычные люди. А про юбки – это всем известно, например, православные так ходят... Юбок у меня полно, только они все по цвету и крою для школы не подходят... – она опять смутилась и потупилась.
– А ты говорила, что у тебя и братья, и сёстры есть... младшие, – смутно припомнил я.
– Да. Три сестры и четыре брата. Они все младше меня.
Ага, не сектанты, как же! Кто ж ещё в таком месте и финансовом положении станет столько отпрысков заводить?
– Ну, понятно...
– Что тебе понятно? – немного бодрее уточнила Злата. Как будто до этого стеснялась или стыдилась, а тут вдруг расправила плечи и слегка разозлилась.
– Понятно, что не до юбок твоим предкам – тут бы на памперсы наскрести.
– У нас в памперсах только младший Федя ходит, и то по праздникам. Ему годик почти.
– А мама уже беременна?
– Нет, вроде... не знаю. Почему ты спрашиваешь?
– А ты считаешь, это нормально – столько детей?
– Каждая семья сама решает, что для неё нормально.
– Я имею в виду тебя лично? Ты тоже хочешь столько детей?
– Я не знаю. У меня есть мечта. Про работу. Если её можно совместить с детьми... впрочем, вряд ли.
– А что за работа?
– Доктором хочу стать. Терапевтом или педиатром. Придётся много учиться и работать...
– Это точно. А почему ты выбрала такую сложную и низкооплачиваемую профессию?
Она пожала плечами:
– Помогать людям, в том числе своим близким – разве это не самое лучшее и важное?
Я усмехнулся, но скорее задумчиво, чем насмешливо.
– И ты ради этой цели на всё готова? Даже терпеть толчки и пинки от Веры Шуваевой?
– Может, и не на всё, но на многое. По правде говоря, то что случилось вчера после школы – такого раньше не было. Когда меня обзывают, я просто не замечаю. Вера и другие не дрались со мной, не портили вещи. Остальное можно потерпеть.
– А с этим что делать?
– Я не знаю. Пока ничего, посмотрю, что дальше будет.
Удивительно, что она даже не готова попросить меня о помощи..! Очень странная девочка...
В школе на первом уроке алгебры Злату почти с самого начала стал доставать сосед, Егор Фомин. Он тыкал ей в бок ручкой, а она самоотверженно терпела, сохраняя невозмутимость, делая вид, что ничего не происходит. До тех пор, пока Егор, видимо, не добрался до печёнок, а тогда уж подскочила и взвизгнула от боли. Учительница оглянулась на неё и сделала строгое замечание за отвлечение на уроке. Удивительно, но Злата ничего не сказала в свою защиту, а только кивнула и потупилась.
На перемене я подошёл к Фомину и сделал ему строгий выговор с предупреждением: ещё раз тыкнешь – получишь по уху. Он молча выслушал, и на втором уроке порвал ей тетрадку. Дёрнул со всей силы в тот самый момент, когда она писала, и вырвал большой кусок из нескольких листов. Я уже собирался привести свою угрозу в исполнение, даже вывел для этого Фомина в коридор, но посмотрел на его малахольную физиономию – и передумал. Ну дурачок дурачком, даже стрёмно таких бить... Выкинул его вещи на своё место, а сам сел рядом со Златой. Защищать так защищать. Мужчина должен быть последователен.
Промик на «Любовь зла 2»: t_p3yivD
Глава 3. Не человек, а камень
Злата
Паша сел со мной... чтобы охранять от чужих посягательств. Мне даже поверить в это трудно. Господи, да зачем я ему сдалась вместе со своей безопасностью? За этот год я совсем перестала верить в существование сострадания и справедливости где-то за пределами моей семьи.
Но факт оставался фактом. Отныне я сидела с единственным в классе мальчиком, который относился ко мне как к человеку, достойному заботы и защиты. К тому же, красивым и умным. И ужасно брутальным. Слова из него нельзя было вытянуть даже на перемене... я, конечно, не сильно и старалась, но он молчал, как скала. Даже здоровался, еле открывая рот. Как будто произносить звуки – это трудно и неприятно. Вряд ли дело во мне: думаю, он не стал бы меня охранять, если бы я была ему настолько неприятна. Видимо, он просто сам по себе такой. Молчун и бука.
Мы молчали всю дорогу от окраины деревни (где он встречал меня по утрам) до школы и обратно. Обратно он даже иногда доводил меня до ограды нашего участка, но всё равно не ронял ни звука, кроме как по делу. Первое время я ужасно стеснялась его присутствия и оттого была неловка сверх обычного. То и дело спотыкалась, цеплялась одеждой или волосами за какие-нибудь ветки и заборы, могла запросто ступить в лужу, просто потому что... да не знаю, почему! Куда смотрели мои глаза, где были мысли – непонятно. Ведь то, что происходило в непосредственной близости от меня, было на редкость удивительным, а когда происходит всякое удивительное, то обычно мы находимся здесь и сейчас, а не витаем в облаках... но со мной это, очевидно, не работает. Как только я немного привыкла и освоилась с Пашиным присутствием, мне полегчало: я перестала падать и наносить себе различные уроны.
Дальше – больше. Постепенно (сама не знаю, как это началось) я научилась разговаривать с Пашей. Самое смешное было то, что он практически не отвечал – только слушал. Возможно, не всё, но кое-что – точно. Изредка уточнял что-нибудь или кривился в какой-либо гримасе. И меня это полностью устраивало, я болтала обо всём на свете. О своих многочисленных братьях и сёстрах, о своих мечтах и увлечениях, о своём видении будущего и страхах перед большим сумасшедшим миром, который и не видала толком, а только слышала истории о нём. Мы с родителями раньше, когда детей у них было не так много, иногда выезжали из Николаевского куда-нибудь к родственникам или друзьям, или просто в путешествие, но теперь даже минивэн не вмещал нашу разросшуюся семью, а передвижение на общественном транспорте с такой оравой мама могла представить разве что как страшный сон.
Мне искренне казалось, что Паше даже где-то немного нравится слушать эти мои разглагольствования, ибо я изучила его достаточно, чтобы понять: парень он прямой и если что не по нему – проглатывать это он не станет. Сразу скажет в лицо. А он почти никогда не прерывал мои путаные речи словами "Что за чушь?! Немедленно прекрати молоть чепуху!" – или ещё какими-нибудь в этом роде.
В противовес нашим странноватым, но потихоньку налаживающимся дружеским отношениям, общение с остальным классом медленно, но верно катилось по наклонной плоскости. Вниз, разумеется. Рядом с Пашей никто не смел причинить физический вред мне или моим вещам, но нас обоих регулярно оскорбляли вслух или на бумаге. По классу постоянно летали записки с крайне негативными, а порой и неприличными высказываниями в наш адрес, даже во время уроков. Паша не разрешал мне давать одноклассникам списывать на контрольных и самостоятельных ("Гордость надо иметь!"), и рассерженные одноклассники, обманутые в своих ожиданиях, что они будут меня обижать, а я по-прежнему терпеть и помогать им, стали мешать мне самой. Отвлекать, пшикать, забрасывать ужасными записками и стрелять жёваными бумажками. Паша как мог отбивался, но атаки летели со всех сторон, и у нас банально не хватало рук, чтобы обороняться. Так вот он и получил двойку за проверочный диктант по русскому, при том что грамотность у него на уровне, благодаря регулярному чтению.
– Анастасия Сергеевна вчера к нам домой приходила, – внезапно сказал Паша утром в понедельник.
Я посмотрела на него, как на говорящую лошадь и спросила:
– Зачем?
Он дёрнул плечом:
– Выяснять, почему у меня двойка за диктант.
Я почувствовала необъяснимое напряжение.
– И как? Выяснила?
– Да, – выдохнул Паша, как мне показалось, виновато. Да ну, показалось, конечно! Никогда он ни в чём виноватым себя не чувствует. Камень, а не человек.
– Ты про меня ей сказал? И этих... нападающих?
– Угу.
– Ну... ладно. Ничего страшного.
– Да, я знаю. Просто предупреждаю, что теперь она, наверное, и с тобой поговорить захочет.
– И пусть. Мне скрывать нечего. Я ничего плохого никому не сделала.
– А почему?
Я захлопала глазами:
– В каком смысле?
– Я понимаю, почему ты раньше им не давала сдачи. Потому что слабая. А теперь – почему ты не только не просишь меня их наказать, но даже отговариваешь? Я могу. И не боюсь их.
Было такое. При Паше-то они не пристают, а вот стоит ему отвернуться... Однажды Лёшка Ровнин поймал меня в коридоре, отнял сумку и собирался её в окно выбросить, но мой защитник появился вовремя. Восстановил справедливость и замахнулся на Лёшу. Но я упросила не бить.
– "Наказать"?! – в ужасе повторила я за ним. – Это же значит уподобиться им, разве нет?
– Нет. Это значит восстановить справедливость и предупредить остальных. Чтобы десять раз подумали, прежде чем лезть к тебе.
Я поёжилась:
– Прости, но я так не могу...
– Я могу.
– Даже если ты... с моего молчаливого или словесного согласия – мне всё равно потом будет плохо.
Он покачал головой:
– Какая же ты всё-таки странная!
Анастасия Сергеевна действительно вскоре пришла ко мне домой. Она осматривалась с сочувствием и растерянностью. Наш быт явно не произвёл на неё положительного впечатления. Я очень сильно надеялась, что она не станет делиться им с моими одноклассниками в духе: "Дети! Злате и так не повезло: она живёт в бедности и многодетности – давайте не будем делать её жизнь ещё хуже!" – но сказать это ей прямо я, конечно, постеснялась. Понадеялась на её деликатность – и угадала. Никаких социалистических воззваний и вообще публичных обсуждений не последовало. К моему большому облегчению.
А в субботу Паша вдруг явился ко мне домой с визитом. Я совершенно не ожидала его прихода: он не предупредил, хотя у него, конечно, был мой номер, – и потому была в ужасно затрапезном домашнем виде. В длинной цветастой юбке, не менее рябой рубашке, пушистых носках почти до колен и с Федькой на руках. Волосы нечёсаны, о макияже и речи нет (в школу я подкрашивала ресницы тайком от папы). Да что там, я к этим одиннадцати утра даже позавтракать не успела, хотя встала в семь!
– Привет! – сказал Паша, как всегда, с хмурым выражением лица.
– П-привет, – растерянно отступила я назад.
Он сразу воспользовался этим и шагнул внутрь.
– Я вот тут... игрушек принёс. Младшим твоим. Это мои старые, с детства у отца остались...
– О... спасибо... – качнула я головой. – Это так мило с твоей стороны...
– Мило – моё второе имя, – буркнул он, пристально оглядывая наше скромное жилище.
– Злат, кто там? – спросила Вита из-за спины.
– Это одноклассник мой, Паша, – откликнулась я. – Игрушки принёс. Ты заходи...
Я отступила ещё на шаг, водрузила Федю на пол. Он немного покачался и сел, впрочем, совершенно не расстроившись: всё его внимание поглотил новый незнакомец.
Мы любим гостей, и мама никогда не возражает против того, чтобы кто-то из нас приглашал своих друзей в гости. Правда, наши друзья живут, в основном, далеко, здесь мы мало с кем общаемся. У Богдана и Тимофея есть какие-то приятели в деревне, а мы с сёстрами дружим главным образом друг с другом. Раньше втроём много времени проводили, но теперь я отделилась и зажила несколько обособленной взрослой жизнью, поэтому Вита с Алиской играют вдвоём.
Паша вошёл, глядя уже адресно на Виту. Она вся расплылась от счастья:
– Тот самый Паша! Заходи-заходи, мы много о тебе слышали, но ещё ни разу не видали. Я Виталина, очень приятно познакомиться! – и зачем-то протянула ему руку.
Он с сомнением посмотрел на Виткину лапку, но осторожно пожал, а потом скинул кроссовки.
Из спальни вышла мама, а за ней – ещё выводок мелких. Все они с большим любопытством осмотрели Пашу и с большим дружелюбием его поприветствовали. А потом началась пытка гостеприимством.
Промики на «Любовь зла 2»: 6l_9WCiK, Nxtic2W6
