Текст книги "Лики ревности"
Автор книги: Мари-Бернадетт Дюпюи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
– Мадемуазель Мийе! Надо же, какая удача! – воскликнул Жюстен Девер. – А я как раз собираюсь навестить ваших родителей.
Он опустил стекло, присмотрелся к девушке повнимательнее и, кажется, был разочарован. И вполне объяснимо: ее черные волосы беспорядочно рассыпались по плечам, на щеках – красные пятна, одета в выцветшее серое платье с закрытым воротом…
– В Отель-де-Мин вы выглядели более элегантно, – отметил он.
– А вы были более вежливы – огрызнулась она. Возможность хоть на кого-то излить раздражение принесла Изоре некоторое облегчение. – Зачем вам понадобились мои родители?
– Хочу побеседовать с ними в рамках расследования, которое все еще не закончено, мадемуазель. Могу я попросить вас о любезности? Сообщите им, что я здесь.
– Вот уж нет! Сообщайте о себе сами! Видите мужчину и женщину на поле, справа от вас? Отец пашет, а мать ему помогает.
Изора показала рукой на две маленькие фигуры, едва различимые на фоне коричневой влажной земли. Над запряженной лошадью кружили вороны, в то время как другие птицы бродили по пашне, выискивая личинок и червей, поднятых плугом на поверхность.
– Не знал, что в это время года кто-то пашет, – признался инспектор. – Я вырос в Париже. Так что сельская местность – для меня нечто новое.
Не обращая на него внимания, Изора вошла во двор, а оттуда – в дом. Там она устроилась у огня и стала думать, что теперь делать. Она была в полнейшей растерянности. Протянув руки к огню, девушка стала перебирать варианты. Приятное тепло растекалось по телу, а огонь в очаге почему-то напомнил ей о Тома. «Сегодня вечером у Маро праздник! Я должна найти способ выбраться в поселок, и как можно раньше! Онорина согласится меня приютить. Я помогу ей на кухне. А завтра решу, как сбежать отсюда. Завтра будет новый день, Тома не устает это повторять…»
От Тома ее мысли обратились к Жерому. В ушах все еще звучали слова слепого юноши: «Изора, выходи за меня!»
– Если я выйду за него замуж, мы будем жить в шахтерском поселке. Я стану невесткой Гюстава Маро и Онорины. И у меня будет настоящая семья! – Перспектива показалась девушке ослепительно прекрасной. – Изора Маро! Изора Маро…
Залаяла собака, и почти в ту же секунду в дверь постучали. Она поспешила впустить полицейского, поскольку видела, как он только что прошел мимо окна.
– Входите! – пригласила она с куда большей учтивостью. – Сварить вам кофе?
– Спасибо, не откажусь. Ваш отец скоро придет. Я ему помахал. А пока мы одни, пользуясь моментом, хочу сказать, что очень рад снова вас видеть.
– Несмотря на то что я похожа на замарашку? – поинтересовалась девушка с ноткой лукавства, которое в обычной жизни было ей не слишком свойственно.
– Никогда не видел такой очаровательной замарашки!
Изора не привыкла к мужским комплиментам, хотя на улицах Ла-Рош-сюр-Йона много раз замечала, какими глазами смотрят на нее парни. Если бы она не любила так сильно Тома, возможно, для нее не составило бы труда познакомиться с молодым человеком, который сделал бы ее счастливой. Однако сегодня утром любезности инспектора полиции породили легкое эхо в ее истерзанной душе. Мысль о замужестве с Жеромом Маро принесла облегчение, и Изора повеселела. Ее безрадостная жизнь на ферме скоро кончится, и она станет той, кем всегда мечтала быть – невесткой Онорины. Как и Йоланта…
– Ваша улыбка предназначена мне? – заглянул ей в глаза Жюстен Девер.
– И да и нет. Я решила принять предложение руки и сердца, которое мне сделали в воскресенье, после нашей встречи в Отель-де-Мин.
– Досадно! Какой-то везунчик меня опередил!
– Очень может быть! Только, пожалуйста, не говорите ничего отцу, пока это секрет. Он не слишком добр ко мне. Сегодня утром надавал мне пощечин.
– И часто с ним такое случается? – спросил Девер подозрительным тоном, свойственным представителям его профессии.
– О да, он очень жестокий человек. – Изора даже не задумалась о том, какие последствия может иметь подобное признание. – Странно… В воскресенье, господин инспектор, вашим подозреваемым был Гюстав Маро. Значит, вы переменили мнение? Потому что я хорошо его знаю. Более доброго и порядочного…
– Поберегите силы, мадемуазель, – оборвал ее инспектор. – За последние четыре дня я уже наслушался похвал в адрес Гюстава Маро. В довершение всего – у него крепкое алиби.
– А что это такое?
Очарованный грацией собеседницы, Девер принялся излагать, следя за каждым ее движением. Девушка обладала красивой грудью, тонкой талией, округлыми бедрами. Особенно привлекательным он находил ее профиль, словно бы едва намеченный кистью, – короткий носик, длинные черные ресницы…
– Алиби… Постараюсь объяснить, – начал он с задумчивым видом. – Это доказательство того, что подозреваемый не мог находиться на месте преступления в момент его совершения. В случае Гюстава Маро в момент взрыва, совпадающего с моментом смерти Букара, он работал с другой бригадой из восьми человек достаточно далеко от места обвала. Я ожидаю приезда эксперта из Парижа, который специализируется на несчастных случаях в шахтах. Может оказаться, что выстрел и повлек за собой взрыв газа. Я не должен рассказывать вам подобные вещи, но весь поселок уже в курсе. Люди только об этом и говорят.
В дом вошел Бастьен Мийе – массивный, с запачканными грязью ногами. Свой каскет он держал в руке. Дыхание сбилось от быстрой ходьбы, что придавало ему еще большее сходство с быком.
Он нахмурился, увидев, что Изора подает кофе незнакомцу.
– Мсье, что вам от меня нужно? – сердито спросил он.
– Я – инспектор Девер, – представился полицейский. – Приехал вас допросить. Вот мое удостоверение – на случай, если вы сомневаетесь в моей личности и праве задавать вопросы.
Его слова произвели на фермера сильное впечатление. Вид у Бастьена стал сокрушенный, почти робкий, что вызвало злорадство у Изоры. Она даже мысленно поблагодарила полицейского.
– Вы – племянник Филиппа Мийе, не так ли? – пошел в атаку Девер. – Я потребовал эксгумации его тела, похороненного позавчера. Нужно выяснить, не была ли его смерть насильственной, как и смерть бригадира Альфреда Букара.
– И что? Я не имею никаких дел с поселком.
– Допустим. Но, быть может, вы знаете, кому могло быть выгодно убийство двух углекопов, один из которых – ваш родственник?
– Я никогда не вмешивался в дела чернолицых и впредь не собираюсь! – сорвался на крик Бастьен. – И с дядей не виделся очень давно – наверное, лет тридцать.
– При том, что вы жили в трех или четырех километрах друг от друга, на территории одной коммуны? – уточнил Жюстен Девер.
– Выходит, что так… Изора, налей и мне кофе.
– Хорошо, отец, – отозвалась девушка медовым голоском. – С молоком?
Фермер с подозрением покосился на дочь. Он все еще злился на нее – и за вранье, и за то, что сбежала из дома. Однако перед инспектором, с его притворно снисходительной миной, он не мог дать волю гневу.
– Мсье Мийе, где вы были в четверг, 11 ноября, – то есть в прошлый четверг – в три часа пополудни?
– Понятия не имею. Э-э… Конечно, дома, работал. Хотя дайте-ка вспомнить… В четверг?
Изора заметила, что отец волнуется. Бастьен Мийе вдруг покраснел, потом побледнел. Кашлянул, хлебнул из чашки и поперхнулся. Казалось, он никогда не откашляется. Полицейский был явно заинтригован.
– В четверг, в то время, что вы сказали, я находился возле шахты Сен-Лоран, которую закрыли. Ездил к вдове Виктóр покупать гуся. Она торгует домашней птицей.
– Отлично! Надеюсь, дама подтвердит ваши показания?
– Провалиться мне на этом месте, если она скажет что-нибудь против! – вскинулся фермер. – Могу показать вам гуся, я выпустил его во двор к своим барбарийским уткам! Загон разделен пополам: куры и петух – справа, гусь и утки – слева.
– Я все проверю, мсье, – пообещал инспектор. – Почему вы были в натянутых отношениях с дядей? Проблемы с наследством? Семейные тайны?
– Он стал чернолицым – так в наших краях называют углекопов. Его брат, он же мой отец, не простил этой выходки. Он хотел вместе с ним заниматься лесопилкой или выращиванием овец. Они и собирались работать на пару… Должен сказать, что дядя был не из тех, на кого можно положиться. Выпивал… И кое-что похуже: ходят слухи, что он приставал к девочкам возле школы, – уже после смерти жены. Поэтому мы с Люсьеной не подпускали его к Изоре. И представьте, однажды я получил от него письмо. Он требовал, чтобы я познакомил его с племянницей, хотел с ней видеться. Ну, я ответил, чтобы близко не подходил к моей девчонке!
– Похвальная предосторожность, мсье Мийе!
Инспектор посмотрел на Изору, стоящую возле буфета. Девушка выглядела искренне удивленной и растерянной. Он и представить не мог, какие горькие мысли всколыхнулись в ее душе после отцовских откровений.
– Я в некотором замешательстве, – пробормотал Жюстен Девер. – Мсье Мийе, не могли бы вы точно указать, где и в какое время находились в прошлый четверг. Честно говоря, если вы испытывали к дяде неприязнь, то…
– Fan de vesse![20]20
Сукин сын! (фр., диал.) В зависимости от контекста может выражать огорчение, удивление. (Примеч. пер.)
[Закрыть] Я выращиваю свеклу, рожь и пшеницу, и мне некогда заниматься глупостями! Вы, со своими парижскими повадками, задумали повесить на меня убийство? Насколько я знаю, стреляли в Альфреда Букара, а не в моего дядю. А я понятия не имею, кто такой Букар. В поселковом бистро я не бываю, да и в поселок чернолицых заезжаю редко. Имя Букар мне ни о чем не говорит. Не знаю даже, как он выглядит.
– Можете говорить о нем в прошедшем времени, – поправил его Девер.
– Я не пытаюсь хитрить, – оправдывался Бастьен Мийе.
Он снова посмотрел на дочь, которая как раз присела к столу. Изора на мгновение задержала взгляд на лице отца и опустила глаза.
«Значит, отец хоть немного думал обо мне, раз не разрешал родственнику сомнительной порядочности приближаться, – успокаивала она себя. – А может, он просто врет, чтобы оправдать жестокость и безразличие. Возможно, он получил письмо от дяди еще до войны. Пока братья были живы, он не так сильно меня третировал – пусть не намного, но все же меньше, чем теперь!»
Кофе допивали в полном молчании. Полицейский заговорил первым:
– Тело вашего дяди подвергнется аутопсии[21]21
Аутопсия (то же, что вскрытие) – посмертное исследование тела, в том числе внутренних органов. (Примеч. ред.)
[Закрыть]. По-моему, мы допустили ошибку, что не провели процедуру сразу. Вы, мсье Мийе, – единственный родственник несчастного, остальные умерли. Поэтому я счел нужным вас уведомить.
– А заодно и допросить с пристрастием!
– Не преувеличивайте! Я не прибегал к пыткам и даже не подвергал вас формальному допросу. Мы не в Средневековье, хотя в вашем уголке Вандеи предрассудки укоренились крепко.
Во время этого диалога Изора лихорадочно изобретала способ сбежать с фермы так, чтобы отец не смог воспрепятствовать. И наконец придумала – она воспользуется присутствием полицейского.
– Отец, сегодня я приглашена к Маро. Тома возвращается домой, и они устраивают праздник. Я обещала помочь с готовкой. Только что виделась с мадам графиней, и она отпустила меня на весь день. Мсье Девер, не могли бы вы подвезти меня до поселка на своей машине?
– С удовольствием, мадемуазель!
– Спасибо! Тогда я побегу надену что-нибудь поприличнее!
К Изоре вернулись хорошее настроение и энергичность. Что ж, иногда и ей удается повернуть ситуацию в свою пользу… Угодив в безвыходное положение, Бастьен Мийе глухо хмыкнул и втянул голову в плечи. Инспектор предложил ему сигариллу. Он разгадал маневр Изоры и решил подыграть ей, задобрив этого сурового крестьянина, который, судя по всему, действительно имел сварливый неуживчивый нрав.
– Вы больше ничего не хотите добавить, мсье Мийе? – спросил он без всякой цели.
– Ничего. Хотя нет, хочу! Я потерял на войне двух сыновей. Так что, если бы я кого и прикончил, то уж точно не усатого бригадира углекопов!
– Погодите-ка! Откуда вам известно, что Альфред Букар носил усы, если вы никогда его не видели?
– Ну, в субботу я был возле стекольного завода. Люди говорили о несчастном случае и погибших. Я приехал забрать свою девчонку, которая отказалась от места в городе – по своеволию, по глупости! Не смотрите, что у нее миловидная мордашка! Изора у нас чуток того – малахольная, как говорят в этих краях.
– Уж не думаете ли вы, что я поверю, будто в толпе судачили об усах бригадира Букара?
– Нет, говорили не об усах, а о том, что он погиб. Почтальон рассказал нам еще раньше – мне и моей жене.
Бастьен Мийе смутился, дыхание участилось. Он не чувствовал себя ровней молодому инспектору, заведомо более сообразительному. Но даже понимая, что выдал себя, Мийе попробовал оправдаться.
– Что ж, ладно! Я немного знал Букара. Вы своими штучками только голову мне заморочили. Проклятье, можно подумать, будто я виновен, и вы собираетесь упечь меня в тюрьму, лишь бы поскорее покончить с этим делом!
– Подведем итог: по-вашему, вы настолько смущены, что начали нести бог знает что? – Девер был резок.
– Так и есть… Как вы догадываетесь, мне приходится бывать в Феморо – два раза в неделю. По воскресеньям хожу к мессе, в четверг покупаю табак. Конечно, я встречаю чернолицых. Букара как-то видел возле церкви. Вы же знаете, как бывает: прихожане разговаривают, здороваются. Нет-нет, а что-то и услышишь. Имена, фамилии – чуть ли не через слово. Вы же понимаете?
– Разумеется.
– Ладно! Мне пора возвращаться к жене. Она, бедная, ждет меня посреди поля, держит лошадь. Может снова пойти дождь, а работы еще много. Надо заканчивать с пахотой.
– Ступайте, мсье Мийе! Я приеду еще, будьте уверены!
Это было своего рода предупреждение, и прозвучало отнюдь не дружелюбно. Жюстен Девер с неприкрытым интересом наблюдал за хозяином дома. Бастьен спрятал сигариллу в ящик буфета, дрожащими руками надел каскет и вышел.
Изора, похоже, дожидалась удачного момента и тут же сбежала по лестнице. На ней был красновато-коричневый костюм-двойка с прямой юбкой и приталенным жакетом, который приятно оживлял белый воротничок. Девушка причесала волосы и надела серую фетровую шляпку-клош[22]22
Шляпка-клош (от фр. cloche, колокол) – элегантная дамская шляпка в форме колокольчика, которая была в моде в 1920-х годах. (Примеч. ред.)
[Закрыть].
– Святые небеса! Теперь вы – школьная учительница! – заулыбался полицейский.
– Я получу пост учительницы в будущем году и одеваюсь соответственно! Но с собой я прихватила фартук – нужно будет помочь будущей свекрови на кухне!
– Если вы готовы, поедемте! Завезу вас в поселок и отправлюсь к шахте Сен-Лоран. Некая вдова Виктор может подтвердить алиби вашего папочки!
– Не называйте его этим словом, – поморщилась Изора. – Оно слишком мягкое и подходит тем, кто любит своих детей, но никак не моему отцу!
Ее слова окончательно покорили Жюстена Девера. Необычная хрупкая девушка с личиком недовольного ребенка нравилась ему безумно.
– А правда, что вы… м-м-м… немного не в себе? – пошутил он.
– Судите сами, – серьезно отвечала Изора. – Но я так не думаю. Родители считают меня идиоткой и одновременно восхищаются, что я получила образование. Пожалуйста, поехали уже!
– Прошу вас, мадемуазель! Счастлив побыть вашим шофером!
Он улыбнулся ей, как мужчина, который хочет понравиться, но Изора даже не посмотрела в его сторону. Стоит только войти к Маро в дом, и все опасности, все печали забудутся! Девушка быстро выскочила во двор и направилась к черному автомобилю с заляпанными грязью колесами.
«Может, у девчонки на самом деле не в порядке с головой, или она просто легкомысленная, – наблюдая за ней, размышлял инспектор. – Как жаль оставлять такой бриллиант в этой глуши! В Париже она бы имела успех…»
Ему пришлось ускорить шаг, чтобы догнать Изору и открыть перед ней дверцу. Девушка устроилась на переднем пассажирском сиденье, и через несколько мгновений автомобиль отъехал от фермы на глазах у изумленных Люсьены и Бастьена Мийе. Обдуваемые ветром, супруги стояли на поле, покрытом глубокими коричневыми бороздами, и глядели вслед машине. Над головой с хриплым карканьем пролетела стая воронья. Женщина сгорбилась, перекрестилась. Ее муж поднял хмурое лицо к небу.
– Проклятая ищейка! – пробурчал он. – И ведь что-нибудь да вынюхает!
– Для этого нужно иметь что вынюхивать, Бастьен!
– Если он узнает, что в юности ты была помолвлена с Букаром, кто, по-твоему, окажется за решеткой?
– Зачем ты так говоришь? Ты не убивал Альфреда. И я знаю, где ты был, когда в шахте рвануло. Лучше бы мне не ведать, но увы! А куда это Изора собралась в такую рань?
– Помчалась в поселок – помогать своим ненаглядным Маро! Перед полицейским я слова не смог сказать. Ну и ладно, скатертью дорога!
– Ты никогда ее не полюбишь, да, Бастьен? – спросила Люсьена.
– Что еще за разговоры? Я за ней приглядываю, и все. Вот выйдет замуж – смогу спать спокойно.
– Она неплохая девочка! Хозяйка говорит, способная и серьезная. Подумать только! Скоро станет учительницей!
– Жду не дождусь, моя Люлю, жду не дождусь…
И, стиснув своими большими обветренными руками рукояти плуга, фермер взялся за работу. Прикрикнул на лошадь, и та сразу пошла вперед – было видно, как под кожей играют мышцы. Люсьена с тревогой глянула в сторону болот, простиравшихся за соседним лугом, и поплелась следом.
* * *
Онорина Маро обрадовалась, когда, открыв дверь, увидела Изору. По ее расчетам, она должна была явиться к вечеру, вместе с другими гостями.
– Здравствуй, моя девочка! Ты сегодня рано! Это и к лучшему, подсобишь мне по хозяйству. Или, может, ты просто пробегала мимо?
– Нет, что вы, я рассчитывала прийти пораньше и помочь, если понадобится. Выходит, не ошиблась.
– Ты пришла очень кстати! Дочки приедут не раньше пяти, а Жером с Тома в лазарете.
– Девочки тоже будут? Адель и Зильда?
– Мать-настоятельница позволила им ненадолго отлучиться. Я так мечтала, чтобы они приняли постриг, и это произошло. Хотя, признаться, я бы предпочла, чтобы при других обстоятельствах…
– Конечно, мадам. А крошка Анна? Она поправляется?
– Нет, ей становится только хуже. В первых числах декабря собираюсь ее навестить. Видит бог, как бы мне хотелось взять ее домой на Рождество! Но компания наверняка не позволит – под предлогом, что от моей крошки может заразиться кто-то из местных. Вот уж глупость!
– Так привезите ее домой тайком! – предложила Изора, повязывая фартук. – Никто и не узнает!
– У меня не хватит дерзости обмануть господина директора! Если готова помочь, почисти, пожалуйста, картошку, а потом принеси петрушки и щавеля для омлета. Заморозков еще не было, так что на огороде осталось немного зелени.
– Хорошо, – кивнула девушка, радуясь, что она здесь, рядом с замечательной женщиной, которая дорога ей уже потому, что она – мать Тома.
Это родство делало ее в глазах Изоры едва ли не совершенством. Доставая клубни из большой ивовой корзины, девушка украдкой наблюдала за хозяйкой дома. Двадцать три года назад она носила под сердцем Тома – крошечное существо, которому еще только предстояло появиться на свет и вырасти. А потом он кормился молоком из этих округлых тяжеловатых грудей…
– Что ты так смотришь на меня? – поймала взгляд Онорина.
– Просто так… Мне пришло в голову, что для ваших лет у вас хорошая фигура. Вы не полная и не худая, мадам Маро, и у вас совсем нет морщинок.
– Вот еще! – прыснула со смеху Онорина. – Нам, женщинам, говорить между собой о таком не пристало. Мне и дела нет, как я выгляжу, лишь бы мои дети были живы и я могла их обнять. Бедный Жером, как подумаю о нем, душа разрывается! Если бы не война, он не потерял бы зрение. Такое несчастье для нас всех…
– Вы правы, мадам Маро, это очень печально, – согласилась Изора.
– Но он молодец, не отчаивается! Не успел проснуться, как уже надрезал для меня килограмма два каштанов[23]23
Каштаны надрезают перед жаркой, чтобы потом их было проще чистить. (Примеч. пер.)
[Закрыть]! Гюстав поджарит их на улице – он уже достал маленькую переносную печку, на которой я обычно кипячу белье. Сосед угостил нас каштанами, а Тома их обожает, особенно поджаренные на открытом огне.
– Я тоже люблю. Раньше мы с Тома часто ходили за каштанами.
– Вы с ним крепко дрýжите… И уже много лет.
– Мы с Тома – самые лучшие друзья на свете!
– Скажу честно, мне казалось, что это не просто дружба, но потом появилась Йоланта, и я решила – глупости!
– На самом деле глупости, – безмятежно заверила ее Изора.
Разговор пошел своим чередом, и каждая из женщин вплетала в него дорогие сердцу воспоминания. Онорина сварила кофе, вынула из буфета золотистую булку-гаш[24]24
Традиционная вандейская сдоба с более плотным, чем у бриоши, мякишем.
[Закрыть].
– Проголодалась? – спросила она.
– Я всегда голодная, – простодушно призналась Изора. – А у вас в доме еда – всегда праздник. Мадам Маро, а можно спросить о брате моего деда, Филиппе?
– Спрашивай.
– Утром к нам на ферму приезжал инспектор Девер, хотел поговорить с отцом. Разговор шел в основном о моем двоюродном деде, и оказалось, что он был чуть ли не развратником – подкарауливал девочек после уроков возле школы.
– Шов-Сури – развратник? Нет, нет и нет! Постыдились бы так порочить имя хорошего человека! Бедная моя девочка, твои мать с отцом сочиняют небылицы, а ты принимаешь за чистую монету!
– А вот и нет! Иначе зачем бы я стала у вас уточнять? Вам, мадам Маро, я верю.
– Любому понятно, зачем Шов-Сури ходил к школе: надеялся тебя увидеть, а если повезет, то и поговорить. Одиночество тяготило его. Если бы вам позволили общаться – может, и у него в жизни было бы больше радости…
Изора кивнула. Какое-то время она, не отрываясь, смотрела на стол перед собой и думала о своем, потом очнулась и встала:
– Схожу-ка я на огород за петрушкой и щавелем!
Девушка прошла по коридору, откуда узкая дверь с задвижкой вела в сад. Он был небольшим, но Гюстав Маро нашел место для всех овощей, необходимых для приготовления вечернего супа.
Изора прошлась между рядами лука-порея и красной свеклы. Ее внимание привлекла грядка с савойской капустой – на больших гофрированных листьях поблескивали капли воды. Сад был отделен от соседского дощатой перегородкой – и так у каждого домика. Летом вьющиеся цветы оплетали изгороди, даря каждой семье некоторое уединение.
«Сразу видно, что мадам Маро любит порядок, и у нее хороший вкус, – отметила про себя Изора. – Здесь так чистенько, и все на своих местах. Белье развешено под навесом, тазики начищены…»
Последние сомнения рассеялись. Надо как можно скорее перебираться с родительской фермы сюда – в скромное жилище, казавшееся ей верхом совершенства! Ее мать никогда не вешала на окна такие симпатичные занавески – белоснежные, с кружевом – и не красила ставни в желтый цвет. Но чтобы получить ключ от этого рая, придется выйти замуж за Жерома… И в настоящем, и в прошлом она была к нему совершенно равнодушна. Раньше втайне даже сердилась, когда он навязывал им с Тома свою компанию, но терпела. «Ничего такого я ему не позволю! – нахмурилась девушка, нюхая только что сорванный стебель петрушки. – Буду хорошей женой, буду стирать его вещи, готовить, водить на прогулки, но прикоснуться к себе не дам. Спать нам придется в одной постели, но я что-нибудь придумаю!»
Она совсем позабыла, что Онорина просила нарвать еще и щавеля. Вспомнила в последний момент и присела, чтобы выбрать самые красивые листочки. Мысли потекли в новом направлении. Изора вспомнила, как ехала в большой черной машине инспектора, радуясь, что получилось так ловко провести отца. Жюстен Девер снова сделал ей комплимент по поводу цвета глаз и красивых волос – черных и блестящих.
Прежде чем высадить девушку на въезде в поселок, близ квартала Ба-де-Суа, он многозначительно улыбнулся.
– Надеюсь, мадемуазель Мийе, мы очень скоро увидимся, – промурлыкал он тихим вкрадчивым голосом. – И если решите ненадолго ускользнуть из дома, я всегда к вашим услугам. Разумеется, намерения у меня самые честные.
Изора изобразила гримаску – наморщила нос, а губы сложила сердечком. Инспектор Девер не вызывал у нее отвращения, но по сравнению с Тома казался нелепым паяцем… Закончив с зеленью, девушка выпрямилась и вернулась в дом, к Онорине.
* * *
Жюстен Девер припарковал машину перед стальными воротами, которые, по всему видать, уже начала атаковать ржавчина. Впереди высилась металлическая конструкция – вход в заброшенную шахту Сен-Лоран. Мужчина, пасший десяток овец, указал ему на дом вдовы Виктор.
Все здесь, куда ни глянь, имело унылый заброшенный вид. Стены барака укрывал колючий кустарник, посреди разрозненных металлические листов и останков сельскохозяйственных орудий виднелись буйные заросли крапивы. И повсюду совершенно свободно бродили домашние птицы: куры, утки, гуси и индюки.
Едва полицейский заглушил мотор, как из сарая вышла женщина. К двустворчатой двери постройки была прибита за крылья мертвая сова. Девер поморщился.
– Что вам надо? – крикнула ему незнакомка с обесцвеченными до платинового блонда волосами.
Ее макияж напоминал боевую раскраску, а мощную грудь, вываливавшуюся из глубокого декольте, едва прикрывал черный фартук. Издалека он дал бы ей лет сорок, но, подойдя поближе, накинул еще с десяток годков.
– Мадам Виктор? Я – инспектор Девер из криминальной полиции.
– С жандармами никаких дел не имею! – заявила дама, приняв оскорбленный вид.
– Я не жандарм, мадам. Я хочу задать вам пару вопросов, и только.
– И одного вопроса хватит!
Жюстен смерил женщину строгим взглядом. По его мнению, в ней все дышало лицемерием и порочностью.
– Не вам решать, мадам. Я расследую убийство и намерен лично проверить факты. Я могу войти или будем разговаривать здесь, около этой несчастной птицы, которая к тому же дурно пахнет?
– Что ж, входите! – уступила женщина.
В доме, соседствовавшем с сараем, дышалось немного легче. Обстановка, конечно, неказистая, но видно, что хозяйка поддерживает порядок. Вдова Виктор села за узкий, покрытый клеенкой стол.
– Вы приехали узнать о бригадире Букаре, которого застрелили? – спросила она очень тихо.
– Совершенно верно. Я опрашиваю всех, кто мог так или иначе иметь какое-то отношение к преступлению. Проверяю алиби каждого.
– Это еще что такое? У меня ничего подобного нет!
– Конечно, оно у вас есть, мадам, но я приехал справиться о Бастьене Мийе, племяннике еще одного углекопа, погибшего при взрыве газа. Обвинять его нет оснований, но я хотел бы знать, где он находился в момент убийства. Сам он заявляет, что в четверг, одиннадцатого ноября, когда случилась трагедия, ездил к вам покупать гуся.
– Fan de vesse! Ну да, конечно, Бастьен приезжал за рождественским гусем!
– В котором часу?
– Провалиться мне на этом месте, чтоб я так помнила! – усмехнулась женщина. – Если хорошо подумать, была середина дня – часа три. Мы с ним выпили сока, потом по чашке кофе. А что? У нас с Бастьеном давняя дружба!
Ее губы, накрашенные кричаще-красной помадой, как-то странно дернулись. И тут инспектор сообразил, ради чего приезжал сюда фермер Мийе.
– Вы с ним спите? – спросил он, не заботясь о том, чтобы соблюсти приличия.
– Вас не касается. А хоть бы и так? Разве это запрещено – хорошо проводить время вместе?
Девер на мгновение закрыл глаза. Страшно даже представить себе сладкую парочку в разгар страсти… Теперь он думал об одном – как бы поскорее уехать.
– Словом, вы подтверждаете алиби мсье Мийе. Он был у вас в четверг, в интересующее меня время?
– Подтверждаю, чего уж там… – понурилась вдова. – Только, господин полицейский, я рассчитываю на вашу скромность.
– Если получится, не стану разглашать детали ваших с мсье Мийе взаимоотношений. Вы знали Альфреда Букара?
– Не так хорошо, как хотела бы, мсье, – красивый был мужчина… Женщин любил. По крайней мере, так говорят, но не всем сплетням надо верить.
– Я считаю, что и слухи стоит взять на заметку. Так он любил волочиться за женщинами?
– Да нет, он скорее из тех, кто глазеет на хорошеньких девчонок на танцульках. А его жена, гордячка Даниэль, рассказывает налево и направо о лебединой верности Альфреда! Бедная, теперь она тоже вдова, как и я!
Инспектор молча кивнул. Он виделся с Даниэль Букар на следующий день после приезда в поселок. Однако заплаканная женщина, которая его встретила – это воплощение горя, – попросила ненадолго отложить беседу. Без отца остались двое детей – девочки шести и девяти лет.
На Девера вдруг нахлынула глухая тоска. Этот край туманов с низким небом и темными рощами действовал на него угнетающе. С момента приезда он ни одного дня не видел солнца – только серость, черноту да пыль.
– До свидания, мадам Виктор. Продолжайте в том же духе!
Когда машина тронулась, Жюстен Девер вспомнил красивое личико Изоры. И немного приободрился.
«Нужно увезти отсюда это милое создание! – подумал он. – Увезти далеко-далеко!»
* * *
Дело уже шло к вечеру, когда Изора вдруг поймала себя на мысли, что с тех пор как кончилась война, ей давно уже не было так хорошо. Они с Онориной вместе пообедали, за приятным разговором выпили кофе и по наперстку о-де-ви[25]25
Крепкий спиртной напиток, полученный путем дистилляции виноградных выжимок, сброженного фруктового или ягодного сока. (Примеч. пер.)
[Закрыть].
– Не знаю, что бы я без тебя делала! – искренне улыбнулась хозяйка. – Ты такая работящая, Изора! И в комнате у нас теперь чистота! И плакат повесили, и скамейки спрятали!
– Тома понравится! – вздохнула Изора.
Она посмотрела на белое полотнище, выкроенное из старой простыни, на котором отчетливо виднелись крупные буквы, выведенные древесным углем: «Добро пожаловать домой!».
Это была ее придумка, немало удивившая мать молодого углекопа. Сначала Онорина сомневалась, понравится ли сыну такой прием, но потом позволила себя убедить.
– Я знаю своего Тома, – рассуждала она. – Он не хочет портить нам праздник, но сам только и думает, что о Пьере, будущем шурине. Бедный мальчик не выйдет из больницы раньше чем через две недели, и на всю жизнь останется калекой. Если бы я могла выбирать, то предпочла бы, чтобы Жером был безногим, а не слепым. Сейчас делают протезы, на которых можно ходить, но новых глаз взять неоткуда. У него были такие красивые глаза!
Она с грустью провела пальцами по красной скатерти, украшавшей стол, словно стряхивая невидимые крошки. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Изора схватила ее руку и легонько сжала.
– Прошу вас, мадам Маро, не падайте духом! Ваши сыновья живы, и Пьер тоже. Нам нужно быть веселыми – на радость Тома, Жерому и вашему мужу, которого полиция напрасно подозревала!
– Твоя правда, девочка! Нельзя опускать руки, никогда! Что ж, картошка сварилась. Сейчас я смешаю ее с красным луком и поджаренным салом – будет салат. Пиво мы вынесли на холод и…
– И я уже достала тарелки, стаканы и ложки-вилки. Все выставлено на край буфета, можно сервировать стол, – подхватила Изора. – Если хотите, могу выложить из теста формочки для ревеневых тарталеток.
– Если тебе не трудно! А я пока сбегаю в бакалейную лавку за сливками и прихвачу две бутылки белого вина. Станислас Амброжи принесет бочонок сидра, так что напитков должно хватить.
Онорина повязала платок, взяла сумку и вышла из дома. Оставшись в кухне одна, Изора огляделась. Она была счастлива. Подумать только, она сможет переживать такие эмоции снова и снова – все зависит исключительно от нее!
«Впрочем, нельзя слишком спешить. Мадам Маро – женщина умная, и если я повисну на шее у ее слепого сына и потребую, чтобы нас скорее поженили, такая поспешность покажется ей странной. Да и остальным тоже. А Тома? Что скажет Тома? Пожалуй, обрадуется за брата! Подумает, что я делаю это по доброте душевной, – из сострадания связываю жизнь с инвалидом. Мы будем видеться каждый день – как соседи и как родственники…»
