Текст книги "Лики ревности"
Автор книги: Мари-Бернадетт Дюпюи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
– Оставь девочку в покое, Онорина! Сегодня праздник. Мне ее, бедняжку, даже жалко!
Без видимой спешки, в ритме танца, Тома продвигался к входной двери. Изора ничего не замечала. Ему даже удалось ее рассмешить. Наконец, девушка ощутила контраст между жаркой комнатой и ночной прохладой.
– Холодно! – пожаловалась она. – Зачем ты вывел меня на улицу?
– Не так уж и холодно! Для декабря очень даже тепло. А сколько звезд на небе… Изора, ты напилась, и мне это не нравится.
– А мне – нравится! Я вся такая легкая, веселая… Или, может, ты меня боишься? Так же, как твоя молодая жена, мадам Йоланта Маро… Я слышала ее слова и очень расстроилась. Очень!
От холода у Изоры начали стучать зубы, поэтому голос чуть дрожал. Тома, как обычно, поддался дружеским чувствам. Он всегда жалел девушку и в очередной раз, чтобы утешить, прижал ее к себе.
– Йоланта очень впечатлительная, и она еще плохо тебя знает. Вы подружитесь, я уверен, когда ты станешь моей невесткой, моей маленькой сестричкой Изолиной! Только в нашей семье тебе придется вести себя поскромнее. Еще немного – и мама отчитала бы тебя!
– Я ничего плохого не сделала! Мсье Амброжи сам пригласил меня на танец, и он подливал мне вина. Он добрый, мсье Амброжи! Добрее, чем Жером и чем ты!
– Ради бога, Изора, не говори глупостей! Здесь все желают тебе только добра. Ты не привыкла к спиртному, вот тебя и разобрало.
– Да, это правда. И мне хочется смеяться и кружить в танце всю ночь – с тобой и только с тобой! Скажи, Тома, ты со мной потанцуешь?
– Потом, когда выпьешь кофе и угомонишься. Идем внутрь, ты замерзла.
Через застекленную дверь он увидел обеспокоенное лицо Йоланты.
– Не порти нам свадьбу, Изора! – тихо, но чуть ли не приказным тоном проговорил Тома.
И вот они снова в тепле, в окружении музыки, сигаретного дыма и запаха еды… Новобрачная встретила их недовольным взглядом.
– Я устала, Тома, – заявила она, повисая у него на руке. – Может, нам уже можно ехать?
– Ехать? Куда? – заволновалась Изора.
В свете электрических ламп ее глаза казались почти черными. Пошатываясь, она повернулась к Тома.
– Мой свекор на двуколке отвезет нас в Вуван, там есть хорошая гостиница с рестораном, – пояснил новобрачный. – Мы пробудем там все воскресенье. Такой великолепный подарок сделали нам с Йолантой родители.
– У нас медовый месяц! – сухо уточнила Йоланта, разрумянившаяся от раздражения.
– Тогда до свидания! Скатертью дорога и приятного медового месяца! – помахала рукой Изора.
Она не помнила, как добрела до уборной, оборудованной двумя рукомойниками, зеркалом и современным ватерклозетом. Отражение в зеркале ей решительно не понравилось: лицо бледное, губы покраснели и припухли, прическа растрепалась, на белой блузке некрасивые пятна… «Меня сейчас вырвет! – подумала Изора, борясь с тошнотой. – Этой ночью они будут любить друг друга в красивой комнате на благоухающей постели! Будут целоваться, будут… Господи, а я? Что станет со мной? Выйду замуж за слепого? И никакой радости в медовый месяц! Не видать мне счастья, настоящего счастья!»
Когда в уборную вошла Онорина, Изора стояла у стены, закрыв глаза и запрокинув голову.
– Тебе плохо? – всполошилась мать жениха. – Меня это не удивляет! Бедный Жером у всех спрашивает, куда ты подевалась. Ему сказали, что видели тебя на улице. Ну-ка, ополосни лицо холодной водой!
– Мне очень жаль, мадам Маро!
– Мне тоже. Если хочешь носить нашу фамилию, постарайся больше не устраивать такого цирка.
– Но ведь я, по сути, ничего дурного не сделала! – возразила Изора, глядя в глаза будущей свекрови. – Другие девушки тоже веселятся и выпили не меньше моего, но им вы не читаете нотации!
– Они не собираются замуж за моего сына!
Точными энергичными движениями Онорина привела в порядок одежду девушки, поправила прическу. Потом намочила под краном платочек и обтерла ей лоб и виски.
– Уже подали свадебный торт! Йоланта с Тома поели и уехали в Вуван. Я пока побуду здесь, с тобой и Жеромом.
Изора удивилась. Сколько же времени она провела в этой крошечной комнате с белой плиткой на стенах? Может, на несколько минут потеряла сознание? Девушке вспомнилось, как сердито смотрела на нее Йоланта, как молодой жене не терпелось поскорее уехать. «Полька ревнует. Она видела нас с Тома на улице. Заметила, как он меня обнимал! И поделом ей, кривляке!» – На Изору накатила злость. Она страшилась таких приступов.
Правда, выражение ее лица не изменилось ни на миг. Изора смиренно последовала за Онориной, и вместе они подошли к Жерому.
– Мама, это ты? – тихонько спросил он, чувствуя, что рядом кто-то есть. – Ты привела Изору?
– Да, мой мальчик, она была в уборной, и с ней все в порядке. Изора, скажи хоть что-нибудь!
– Прости, что оставила тебя так надолго, – монотонным голосом произнесла девушка.
Обстановка в зале стала более расслабленной. Слоеный торт с кремом, избыток пива, сидра и игристого вина сделали свое дело. Мужчины курили, вокруг стола суетились официантки – они уже начали убирать посуду.
Мало кто обратил внимание на вошедшую в ресторан девушку в черном пальто и с серым платком на светло-каштановых волосах. С минуту она всматривалась в лица гостей, потом решительно направилась к той, которую искала.
– Здравствуй, Изора!
– Женевьева!
– Я узнала, что ты сегодня на свадьбе, и пришла поздороваться.
Изора встала, получила по звонкому поцелую в каждую щеку и так же охотно поцеловала Женевьеву в ответ. Онорина тихонько вздохнула. Она знала Женевьеву Мишо – девушку, которая собиралась замуж за Армана Мийе, но война распорядилась по-иному.
– Добрый вечер, мадам Маро! Добрый вечер, Жером!
– Присаживайтесь, съешьте кусочек свадебного торта! – предложила Онорина. – Наши молодожены уже уехали. Мы сняли им номер в «Оберж-де-Вуван».
– Так они поехали в Вуван? В тех краях жила Мелюзина[37]37
Мелюзина – фея из кельтских и средневековых легенд, дух свежей воды в святых источниках и реках. Часто изображалась как женщина-змея или женщина-рыба, иногда с двумя хвостами. (Примеч. ред.)
[Закрыть], – заметила Изора.
Жером нашел ее руку и легонько сжал.
– Ты сама – как Мелюзина, прекрасная и таинственная! – с улыбкой прошептал он.
Сравнение удивило Женевьеву, но, поскольку молодые люди собирались пожениться, она расценила это как проявление нежности.
– Ты тоже скоро будешь невестой, Изора, – сказала она. – Мне рассказал полицейский инспектор мсье Девер. Сегодня вечером он ужинал у моих господ.
– Ты все так же служишь экономкой у мсье и мадам Обиньяк? – спросила Изора.
– Да. Правда, надолго отлучалась в Люсон и только-только вернулась. На днях я похоронила мать, которая оставила мне дом и гектар виноградника. Думаю все продать. Я решила остаться жить в Феморо, в память о твоем брате. Кстати, хорошо, что я тебя застала. Завтра собиралась к вам – поздороваться с твоими родителями.
Протрезвевшая Изора пожала плечами.
– Не знаю, хорошо ли тебя примут, Женевьева, – засомневалась она. – Отец день ото дня становится все злее и сварливее. Маме тоже приходится несладко. Они так и не оправились после потери сыновей.
– Их можно понять… Прости меня. И вы извините, мадам Маро. Я не хотела портить вам праздник.
– Ну что вы, мадемуазель, не извиняйтесь, – успокоила ее Онорина. – А вот и Гюстав! Он мне машет! Пойду, а вы, молодежь, пока поболтайте о своем!
С ее уходом все трое вздохнули свободнее. Захмелевший Жером обнял Изору за талию и притянул поближе. Устыдившись Женевьевы, она не решилась отодвинуться. Обеим хотелось сменить тему разговора.
– Говорят, ты скоро станешь учительницей, Изора? – задала новый вопрос экономка Обиньяков.
– Об этом ты тоже узнала от инспектора?
– Да, он делает вид, что знает подноготную каждого жителя Феморо, хотя пробыл здесь всего три недели! Так печально, что кого-то убили в шахте! Я не представляла, что такое вообще может случиться.
– Газеты в Люсоне не писали? – удивился Жером.
– У меня не было возможности покупать прессу. Я почти не отходила от матери. Но расскажите мне лучше о вас! У тебя красивый браслет, Изора!
– Это я ей утром подарил! – похвастался слепой юноша. – Я – счастливчик, потому что только Изора могла согласиться выйти замуж за инвалида!
– Когда любишь, даже тяжелое увечье – не помеха! Поверьте, Жером, если бы Арман вернулся с войны слепым, мои чувства к нему не изменились бы. Я бы бросилась ему на шею и расцеловала! Господи, вот было бы счастье!
– Женевьева, ты согласишься стать свидетельницей на нашей свадьбе в мэрии и подружкой невесты в церкви? – тихонько спросила Изора. – Ты была ко мне так добра, когда приходила к нам на ферму, я помню!
– Конечно, с большим удовольствием! Боюсь только, что мой траур к тому времени еще не кончится. Не очень весело – быть в черном в такой день!
– Для меня это неважно, – вмешался в разговор Жером. – Я все равно вас не увижу, только почувствую запах духов, как сейчас.
– Мадам Обиньяк отдает мне флаконы с духами, когда там остается совсем чуть-чуть. Все – от парижских парфюмеров. Ты не представляешь, сколько у нее ароматов и разной косметики!
– И правда, от тебя очень приятно пахнет, – подтвердила Изора.
Пока девушки болтали, зал ресторана потихоньку опустел. Жером слушал их, улавливая малейшие нюансы в голосе, ощущая ритм дыхания. Пальцами он чувствовал тепло, исходящее от тела любимой, которую он по-прежнему обнимал за талию. Он усматривал в этом обещание уступить, признание собственной слабости, залог радостей, предназначенных для него одного. «Когда мы поженимся, я докажу в постели при выключенном свете, что ничем не хуже остальных и могу сделать ее счастливой. Лицо у меня не искалечено, руки-ноги на месте. В конечном итоге она обязательно меня полюбит!»
Онорина оборвала мечтания сына. Она была в пальто и в шляпке из тонкого войлока и смотрела на Изору уже куда мягче:
– Где будешь ночевать, девочка?
– Пойду домой.
– В такое время? Уже темно, а путь неблизкий. Скажи, ты предупреждала родителей, что можешь остаться на ночь в поселке?
– Кажется, я говорила маме, чтобы она не волновалась. А отец заявил, что я могу катиться ко всем чертям и там остаться. Сейчас мать, наверное, уже спит. Я не рассказывала вам, мадам Маро, что она переменилась ко мне с тех пор, как я болела?
– Ей давно пора бы относиться к тебе получше, Изора. Сделаем так: комната Тома освободилась, и ты можешь переночевать у нас. А тебя, Жером, предупреждаю: никаких глупостей! Если услышу твои шаги в коридоре, мало не покажется!
– Спасибо, мадам Маро, очень мило с вашей стороны! – растрогалась Изора.
Никогда раньше она не была столь искренна в своей признательности. Спать на кровати Тома и, быть может, даже на постельном белье, которое хранит его запах, – это же просто подарок небес!
– Ты теперь почти член семьи. Кстати, я хотела спросить: хочешь завтра поехать со мной в Сен-Жиль-сюр-Ви? Собираюсь навестить нашу малютку Анну. Билет на поезд я куплю, если для тебя слишком затратно.
– Не беспокойтесь, у меня есть деньги, и я с удовольствием составлю вам компанию! Никогда не видела моря!
– Я тоже поеду! – заявил Жером. – Как бы мне хотелось любоваться твоим лицом, пока ты будешь смотреть на океан, Изора! Но я почувствую твое волнение, я уверен. Океан – он такой красивый! Волны, бескрайние пляжи…
– Не терпится увидеть своими глазами! – обрадовалась девушка.
Женевьева попрощалась. Смех, разговоры и музыка смолкли. Официантки подметали пол, расставляя по местам стулья и скамьи.
– Праздник кончился, – вздохнул Гюстав, подойдя к сыну и жене.
В гостинице «Оберж-де-Вуван», в тот же вечер, два часа спустя
Войдя в гостиничный номер, Йоланта принялась с восторгом рассматривать обстановку – шторы из туаля[38]38
Toile de Jouy – плотная хлопчатобумажная ткань с монохромным рисунком, обычно на белом фоне. Производилась во Франции с 1760 г. (Примеч. пер.)
[Закрыть], красное атласное покрывало на кровати, пушистый ковер, на прикроватных столиках – лампы под розовыми тканевыми абажурами, украшенными золотой бахромой. От батареи центрального отопления приятно веяло теплом, и – верх комфорта! – в номере, в отдельной комнатке, была ванна!
– Ну, дорогая, ты довольна? – спросил Тома. – В дороге ты все больше молчала и как будто думала о своем. Я ничем тебя не обидел?
Йоланта погладила пальчиком белую фарфоровую статуэтку на комоде. Ей хотелось прижаться к мужу, насладиться близостью и уединением, однако смутное раздражение мешало ей почувствовать себя счастливой.
– Наша свадьба… Это только наш с тобой праздник, но я видела вас с Изорой! Ты ее обнимал! И у меня стало тяжело на сердце. Тома, поставь себя на мое место! Что бы ты почувствовал, застав меня в объятиях другого парня в вечер свадьбы?
Признание Йоланты, похоже, стало неожиданностью для Тома. Молодая жена, очень красивая в своем платье с кружевами, присела на край кровати. Он подошел и встал перед ней на колени, чтобы видеть глаза.
– Какой же я болван! И все это время ты места себе не находишь? Я знаю, что ты нас видела, но представить не мог, что рассердишься. Йоланта, милая, в который раз повторяю: Изора мне как младшая сестра. Стала бы ты обижаться, если бы видела, как я обнимаю Анну или Зильду?
– Они тебе родные сестры, а Изора – нет!
– Твоя правда, это разные вещи. Скажу по-другому: она моя протеже[39]39
Protégé(e) – тот, кто пользуется чьим-либо покровительством. (Примеч. пер.)
[Закрыть]. Ну не собираешься же ты дуться на меня всю ночь? Дорогая, ты такая красавица! Забудем Изору и Феморо. Я мечтал о часах уединения с тобой, желал, чтобы они были волшебными! Йоланта, это же наша первая брачная ночь! Первый раз мы будем вдвоем под одеялом, на большой удобной кровати!
Тома выпрямился и заставил встать Йоланту. Обнял ее, поцеловал сначала в шею, потом в губы.
– Что скажешь насчет теплой ванны?
– Скажу «С удовольствием!». Я всегда моюсь в тазу, и приходится прогонять папу и Пьера из дома, чтобы не испытывать стеснения, или же поднимать несколько ведер горячей воды на второй этаж, в свою комнату.
– У нас я поставлю настоящую сидячую ванну. Я даже знаю, где ее можно раздобыть… «У нас»… Йоланта, как это приятно говорить и слышать! Мы станем жить вместе, никто не будет мешать… Не пора ли мне раздеть новобрачную?
– Погоди, я хотела еще кое о чем тебя спросить, – сказала она, обнимая его за плечи. Лицо у молодой женщины было серьезным. – Скажи, если бы не ребенок, ты бы на мне женился?
– Конечно, глупая! Я влюбился в тебя с первого взгляда! И рассказал об этом семье, и Изоре тоже. И каждый день люблю тебя еще сильнее. Я пообещал, что мы поженимся, еще до того дня, когда совсем потерял голову, и ты стала моей. Я не из тех, кто соблазняет девушку, а потом бросает. И ребенка, которого ты носишь, люблю так же, как тебя. Откуда у тебя такие мысли? Почему ты во мне сомневаешься? Господи всемогущий, да в том штреке, заживо закопанный с твоим братом, я только и молился, чтобы выбраться и быть с тобой рядом! Ты и Пьер – вот о ком были все мои мысли и молитвы, поверь!
Молодая женщина опустила глаза, тихонько вздохнула и прильнула к груди мужа. Оставалось сделать последнее признание.
– Прости меня! Ты часто доказывал, что любишь. И я не сомневаюсь, просто боюсь. Мысли, которые в последнее время лезут в голову из-за инспектора и убийства в шахте, – вот что меня пугает! Я часто думаю: «А что, если это сделал мой отец?».
Откровение поставило Тома в тупик. Он не сводил глаз с возлюбленной и все еще сомневался, правильно ли расслышал.
– Йоланта, что ты несешь! Твой отец? Зачем ему такое творить, подвергая смертельной опасности всю бригаду? Боже, да если бы он захотел избавиться от Букара (хотя я и представить не могу, зачем), он бы сделал это вечером в поселке, на свежем воздухе, а не глубоко под землей. Ну вот, теперь и я по твоей милости говорю ерунду! Станислас – порядочный человек!
Очень бледная, со слезами на глазах, Йоланта отстранилась от его и стала ходить по комнате, заламывая руки.
– У него есть оружие, Тома! Пистолет! Однажды я видела, как он его чистил. Отец приказал, чтобы я никому не говорила.
– Ну хорошо, у него есть пистолет. Я, конечно, удивлен, но об этом мы можем поговорить завтра, а не сейчас! Скажу честно, дорогая, я думал, наша первая брачная ночь будет радостнее! Ты могла бы рассказать мне раньше.
– Я не смела, не знала, как ты к этому отнесешься. Боюсь, случится что-то плохое. Если полицейский инспектор узнает, что отец хранит в доме пистолет, он его арестует!
– Не арестует, если пуля, которой убили Букара, выпущена из другого пистолета. Думаю, ты накручиваешь себя, Йоланта. За последнее время тебе многое пришлось пережить. Вспомни, как ты раньше веселилась, как любила петь песни! Пожалуйста! Сегодня же наша брачная ночь!
Тома начал раздеваться. Оставшись в брюках и майке, он прошел в ванную комнату и пустил воду. Здесь, в уединении, можно было все обдумать.
Он ощущал потребность опровергнуть домыслы Йоланты, зная, что иначе не сможет ни уснуть, ни насладиться любовными играми. Он мечтал об этом весь день: никто не мешает, они вдвоем на большой кровати, Йоланта обнажена и страстно ему отдается… Раньше они занимались любовью украдкой – в каком-нибудь заброшенном сарае или под кустом, на мягкой траве. Стоит ли удивляться, что в комфортном номере «Оберж-де-Вуван» Тома чувствовал себя, как в раю? И тем сильнее оказалось разочарование.
– Думаю, после купания в теплой воде ты почувствуешь себя лучше, – сказал он, возвращаясь в комнату. – Знаешь, а ведь я уже несколько раз мог стать покойником, и неважно, каким образом и по чьей вине. Но я живой, мы вместе, а теперь – женаты. Давай отложим заботы до понедельника!
Йоланта шепотом согласилась и начала расстегивать пуговки на груди. Каждый ее жест, деликатный и осторожный, казался Тома очаровательным. Он жадно, с удовольствием наблюдал за ней.
– Моя прекрасная маленькая женушка, не бойся, с нами не может случиться ничего плохого! – проговорил он. – Мы вдвоем, только ты и я. Прошу, подари мне свою ласковую улыбку мадонны!
Молодая женщина, которая как раз с задумчивым видом вынимала шпильки из волос, повернулась к нему. От всего ее облика веяло нежностью. Мгновение – и волосы упали ей за спину. Йоланта сняла платье и исподнюю рубашку из тонкого батиста. Оставшись наполовину обнаженной, в розовых трусиках и поясе для подвязок, она дала ему полюбоваться изящными, как у статуи, плечами, крепкой грудью и едва наметившимся животиком.
Розовато-золотой свет прикроватных ламп скользил по изгибам ее тела.
– Как бы вода не перелилась через край! – встревожилась Йоланта. – Жалко будет, если причиним хозяевам неприятности…
– Не бойся, чтобы наполнить такую большую ванну, надо очень много воды. Идем, я намылю тебе спинку!
– Так мило с твоей стороны, Тома! – растрогалась она. – Я говорю не только о намыленной спинке, нет! Ты столько хорошего для меня делаешь!
Он обнял жену, провел губами по ее щеке, спустился к губам. Трепеща, она отвечала на поцелуи и гладила его по голове.
– Я люблю тебя, мой муж, очень сильно люблю! Умоляю, прости меня! Ты был таким счастливым, а я тебя огорчила. Но когда ты все разложил по полочкам, на душе стало легче…
Тома засомневался в искренности последних слов, но сделал вид, что верит, и дал себе слово заставить жену забыть обо всем на свете, кроме любви. Йоланта, чуткая и чувственная, целиком отдастся удовольствию, совсем как сейчас: опустившись в теплую воду, молодая женщина блаженно улыбалась.
– Ну как? – спросил он.
– Восхитительно!
Кусочком мыла с ароматом ириса Тома прошелся по каждой частичке ее тела, а Йоланта только закрывала глаза от удовольствия. Наконец, он помог ей ополоснуться и выйти из ванны. Укутал в большое белое полотенце, обсушил как следует.
– Моя мечта исполнилась, – шепнул он ей на ушко, просовывая руку меж ее бедер. – Ты – вся моя, Йоланта!
– Да, Тома, вся твоя. Навсегда.
– Подожди меня в постели, моя хорошая. Я быстро помоюсь и приду.
Йоланта легонько его поцеловала и засеменила в комнату. Она послушно забралась под одеяло и через несколько минут, утомленная треволнениями дня, всеми своими опасениями и радостями, уснула.
Тома управился очень быстро. А когда лег на кровать, обнаженный, готовый пережить наяву мгновения чистейшего восторга, обнаружил, что жена спит. Он решил ее не будить и некоторое время, опершись на локоть, просто любовался ею. «Мы еще все успеем! Впереди – целая жизнь, чтобы любить друг друга!»
Феморо, в тот же вечер
Изора замерла, созерцая узкую кровать, на которой ей предстояло сегодня уснуть, – простую железную кровать с чистым бельем, на котором Тома поспать не довелось. Она была разочарована.
– Мы перенесли кое-какую мебель в дом к молодым, – пояснила Онорина. – Нужно же чем-то обставлять комнаты! У Йоланты добра очень мало, но она откладывала понемногу и смогла купить кухонную утварь.
Слушая ее, Изора прикидывала, что и ей, выйдя за Жерома, придется вот так же покупать кастрюли, сковородки и прочую посуду. Она горько усмехнулась этой мысли. Оказавшись в спальне Тома, девушка никак не решалась снять шаль и платье и с трудом сдерживала слезы, представляя, как любимый вместе с Йолантой упиваются радостями первой брачной ночи.
Неожиданно кто-то забарабанил кулаком в дверь. Следом за грохотом послышался голос:
– Это я, Бастьен Мийе! Приехал за Изорой, так что пусть поторапливается!
К счастью, в доме еще никто не спал. Онорина с Гюставом, которые уже уединились у себя в спальне, сперва не поверили своим ушам.
– У него не все в порядке с головой, у этого Мийе! – рассердился углекоп.
– Бедная девочка, и в нашем доме нет от него покоя! – отозвалась женщина.
Что до Жерома, то он сел на постели и прислушался. Мысль, что Изора в доме и вот-вот разденется, и без того лишила его покоя, а вторжение будущего тестя окончательно вывело из себя. Его окно выходило на улицу, он встал и открыл его. Тьма не представляла для него проблемы: он к ней привык и наизусть знал расположение всех вещей в доме.
– Зачем она вам понадобилась? – крикнул он ночному гостю. – Моя мать сама предложила ей остаться у нас на ночь.
– Скажите ей, чтобы спускалась, и быстро! – гаркнул в ответ фермер.
Изора уже сбегала по лестнице. Она прошла по коридору, открыла дверь и выскочила на улицу.
– Я тут, отец. Я приняла приглашение мадам Маро и, поверьте, собиралась на рассвете вернуться домой.
Она опасалась пощечины, оскорблений или упреков. Бастьен же знаком позвал ее за собой, только и всего.
– Двуколку я оставил за стеклозаводом. Да поторопись! Поговорим по дороге.
Он повернулся и пошел прочь. Онорина встала с постели и наблюдала эту сцену через щель в ставнях. Она услышала негодующий голос сына:
– Изора, оставайся с нами! Скажи ему, что мы собираемся обручиться, и он оставит тебя в покое!
Ответа от девушки не последовало, зато в его комнату вошли родители – мать в длинной белой ночной рубашке и отец в полосатой пижаме.
– Похоже, сынок, мсье и мадам Маро и слыхом не слыхали, что вы собираетесь жениться! – сердито проговорил Гюстав. – Что-то я не пойму: серьезно у вас или нет?
– Конечно, серьезно, папа! – повысил голос Жером. – Но ты же знаешь, что за человек Бастьен Мийе! Мы решили немного подождать и пока ничего ему не говорить.
Онорина сокрушенно покачала головой. Она очень устала и, наверное, поэтому не смогла сдержаться:
– Вы оба ведете себя странно, Жером. И Изоре сейчас придется за это расплачиваться – вон как отец рассердился! И вообще… Ты уж, сынок, меня прости, но сегодня за столом и во время танцев твоя будущая жена показала себя не с лучшей стороны!
Вытянув руки вперед, слепой дошел до кровати и лег.
– Если тебе, мам, хочется кого-то упрекнуть, то почему бы не Станисласа Амброжи? Это по его вине Изора напилась – он все время ей подливал. Я слышал, как она отказывалась, но он не обращал внимания.
– Я была не на одной свадьбе, Жером, – возразила Онорина. – Не оставлять бокал пустым – вот и вся хитрость! Тогда никто не сможет наполнить его несколько раз.
– Спасибо за совет, мама. Я передам Изоре. Тем более что она впервые в жизни оказалась за праздничным столом. Ты могла бы быть снисходительнее и понять, что ее никто не научил, как себя вести. Спокойной ночи!
Супруги Маро сообразили, что их отсылают, и оставили сына в покое. О многом еще можно поговорить, но стоит ли?
* * *
Сидя в двуколке рядом с отцом, Изора ждала, когда же загромыхают громы и молнии. В том, что они начнутся, девушка не сомневалась: не по доброте же душевной Бастьен Мийе приехал за ней посреди ночи? Однако отец до сих пор не проронил ни слова. Изора опасливо покосилась на него. Бастьен смотрел в темноту, хмуря брови и сердито играя желваками.
– Извините меня, отец, что пришлось ехать за мной среди ночи! В такую пору вы обычно спите…
– Что за ересь нес младший Маро? Вы собираетесь обручиться?
– Да, отец.
Признавшись, Изора вся сжалась, предвидя жуткий взрыв ярости, ибо Бастьен Мийе не привык сдерживаться. Но ничего подобного не произошло. После долгого молчания под размеренный стук копыт по дороге фермер вдруг произнес:
– Собраться замуж за слепого – надо же такое удумать! Лучше бы выбрала полицейского инспектора – он с тебя глаз не сводит! Человек с положением в обществе, с приличным жалованьем. Взрослый мужчина, а не какой-то инвалид!
Изора так удивилась, что не знала, как ему ответить. Может, выпитое вино и сидр придали ей смелости, а может, и нет, однако она вдруг почувствовала, что больше не боится отца. Если он и разгневается, ничего плохого сделать уже не сможет – в квартале От-Террас найдется кому ее приютить.
– Отец, уж лучше я расскажу вам все как есть. Я очень хорошо отношусь к Жерому, ведь мы знакомы много лет. Он получает пенсию. На первых порах поживем у его родителей, а когда я стану учительницей в поселковой школе, переберемся в мою служебную квартиру. Мне всегда хотелось жить в семье, где все смеются, поют по вечерам и где я смогу есть досыта. Нравится вам это или нет, но я сделаю, как решила. В вашем доме мне слишком плохо.
– Теперь конечно… – протянул Бастьен Мийе. – Решила прибрать к рукам младшего Маро, раз уж со старшим не вышло. Да над тобой вся округа потешалась – как ты краснела и бледнела, едва завидев Тома. Но это правильно, что сказала, – нечего со мной юлить. Все правильно…
Удивляясь все больше, Изора начала сомневаться в психическом здоровье отца. Сегодня он был сам на себя не похож. И тут только она заметила, что они едут не по той дороге, которая ведет на ферму.
– Отец, куда вы меня везете?
– На болота. Ты нужна мне, дочка, потому что только ты одна способна сейчас мне помочь. Может случиться такое, что других свидетелей, кроме тебя, мне не надо!
Изора почувствовала, как кровь стынет в жилах. Голос отца вновь стал суровым и злым. Она не осмелилась больше ни о чем спрашивать, но это и не понадобилось – Бастьен сам пустился в объяснения:
– Руку даю на отсечение, что твоя мать сделала меня рогоносцем! И мое дело – показать, что я не такой кретин, как ей кажется. Представь, она встает с постели, думая, что я сплю. Пока я храплю, она тихонько одевается и уходит неизвестно куда. Я узнал об этом пару дней назад. Выглянул в окно и увидел, как в темноте пляшет огонек фонаря. А со стороны выгона навстречу идет еще один огонек. Сегодня вечером я пошел за ней, чтобы выяснить, что к чему. Люсьена направилась к болотам, что за дубовой рощей. Там у меня есть хибарка – с тех старых добрых времен, когда я удил там линей, а твои братья Арман с Эрнестом ловили лягушек.
Изора слушала его, онемев от смущения, однако то, что отец решил поделиться воспоминаниями, ее растрогало. К тому же теперь она поняла, что таилось за танцующими огоньками, которые так напугали ее несколько дней назад.
– Ты мне очень поможешь, Изора. Твоя мать ходит к хижине через наше пастбище. Я высажу тебя там, где начинается тропка, ведущая к ней. Мне туда нельзя, иначе я сделаю большую глупость. Чтобы ты знала, я прихватил с собой охотничье ружье, только брать его в руки мне сейчас никак нельзя. И если я решу сделать по-своему, если увижу нечто, от чего у меня вскипит кровь…
– Я понимаю, – испуганно перебила его девушка. – Что мне делать?
– Загляни в окно. Должен же быть какой-то свет в хибаре… И беги обратно – расскажешь, что видела. Потом вернешься туда и скажешь матери, чтобы выходила. А я уж сам разберусь, без лишних глаз!
Бастьен умолк с видом человека, который пытается смириться с непоправимым. С тех пор, как заподозрил жену в измене, он жил как в аду. «Я, конечно, тоже хорош – захаживаю иногда к вдове Виктор, но по нужде, потому что у моей Люлю женская болезнь и ей последние пару лет ничего такого не надо. Но и она, видать, нашла себе кавалера по вкусу! Вот уж кому сегодня не поздоровится! Никто, кроме меня, и пальцем тронуть ее не смеет!»
Со своей стороны, Изора предпочла промолчать. Эта ситуация была выше ее разумения и создавала ощущение ночного кошмара – ужасного и лишенного смысла. Мать в объятиях другого мужчины? Глупо даже думать о таком непотребстве!
– Отец, но зачем маме другой мужчина, в ее-то годы?
– А какие ее годы? – удивился Бастьен. – Ты не смотри, что она седая! Люсьена еще совсем не старая. И поверь мне на слово – в свое время она была красавицей!
Он остановил кобылку на приличном расстоянии от болот, под деревьями. Туман лентами поднимался над стоячей водой, сливаясь в лунном свете в призрачное подобие занавеса.
– Чтоб мне провалиться, если вру! За Люсьеной двое местных ухлестывали, когда ей было шестнадцать, да только выбрала она меня! Так что если я увижу, как какой-то мерзавец ее тискает, не знаю, что с ними обоими сделаю! Иди, да побыстрее! Скоро она будет возвращаться. Я приметил время, когда она приходит домой.
Здесь, в глубокой влажной низине, холод ощущался намного острее, чем в поселке. Продрогшая и испуганная, Изора постаралась взять себя в руки. Она спрыгнула с коляски, даже не подумав о том, чтобы противоречить, хотя роль, предписанная отцом, была ей противна.
– Я действительно должна пойти туда вместо вас? – спросила она едва слышно.
– Лучше ты, если не хочешь, чтобы я переломал кому-нибудь кости, – сквозь зубы прошипел отец. – Или шею… В тюрьму мне нельзя – я там с ума сойду!
«Ты и так сумасшедший!» – подумала Изора, маленькими шажками удаляясь в туман.
Идя по тропе, девушка не могла отделаться от ощущения, будто кто-то грозит ей невидимым оружием и оно жестоко ее ранит, едва она окажется у цели. «Если мама и правда с любовником, я буду вынуждена ее выдать. А ведь она так ухаживала за мной, когда я болела… Она меня возненавидит! Господи, какая гадость! Ну почему отец сам туда не пошел?»
Зрение у Изоры было прекрасное, и она могла бы гораздо быстрее пробираться сквозь заросли утесника и высокой травы, с двух сторон обступивших тропинку. Но девушка надеялась, что этот наивный маневр поможет ей выиграть время, а матери даст шанс выйти и отправиться домой, на ферму.
«Но что делать, если я увижу его – любовника? – вдруг забеспокоилась она, различив в ночной темноте желтый квадратик окна. – Господи, у них горит свет! Они до сих пор здесь!» Девушка замерла, не зная что делать – идти ли вперед или вернуться. Может, еще раз соврать отцу? Прийти обратно и сказать, что в хижине нет ни души?