Текст книги "Пончик с гвоздями"

Автор книги: Маргарита Южина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Слышь-ка, Аркадьевна, я ить попрощаться с тобой зашла, – выложила старушка на стол вафельный тортик. – Сменялась я.

– На что сменялась-то?

– На однокомнатную и доплату. Ты сама знаешь, у меня три комнаты было, куда мне столько. А теперь вот денег дали, хоть скоко-то поживу как человек. Да и на смерть теперь есть чего оставить.

– И кто ж с тобой сменялся? В наш район люди не больно-то рвутся. Ты смотри, Никитична, облапошат тебя, останешься на улице.

– Ну чего ты! Вон деньги-то, вишь, в плат завязаны! – показала бабка деньги.

Денег было немало за такой-то район.

– Я ить чего к тебе. Баба эта покупала квартиру не для житья, а для работы, стало быть. И на деньги не жадная. Так ты к ей сразу прибеги, мол, возьмите на работу – может, полы каки помыть иль же мусор выкинуть. Копейка-то тебе нелишня будет, и ходить недалеко, все одно на пенсии от безделья сохнешь.

Не так уж и сохла Аркадьевна на пенсии, но к новой соседке спустилась.

– Ну что же, возьму, – махнула ухоженной рукой женщина в дорогом рыжем костюме. – Приходите завтра.

Вот так и стала Вера Аркадьевна работать у Зудовой Марианны. Хозяйка платила регулярно. Правда, не так щедро, как рассчитывала Вера Аркадьевна, зато никогда не придиралась, на все смотрела сквозь пальцы и охотно отпускала по малейшему требованию. Да и удобно было Вере Аркадьевне. Где еще найдешь такое место, чтобы никуда не ездить, а только спуститься из собственной квартиры на два этажа ниже? Нет, она была довольна.

– Скажите, а много посетителей было у Зудовой? – поинтересовалась Клавдия Сидоровна.

– Да нет, какое там. Я каждый раз боялась, что зарплату мне не с чего платить будет. Ан нет, Марианна выдавала аккуратно.

– Вы никого из посетителей не припомните, раз их мало было?

– Да как же я припомню? Я же утром приходила. Полы помою, и бежать. Потом еще вечером, бывало, забегу. При мне-то не шибко кто приходил.

– Так откуда же вы знаете, что посетителей не было? – допытывалась Клавдия.

Женщина довольно хмыкнула:

– Я ж вам говорю – живу я здесь. Каждого человека у нас в подъезде знаю и вижу, кто к нам заходит. Ежли б в мастерскую-то народ стаями шел, неужели б я не заметила? А так, бывало, целый день у окна просидишь, никто дверью не хлопнет. Ну и какие тут посетители? Марианна и рабочих-то себе никого не брала, говорила, что сама не знает, на кого работать.

– Это она вам рассказывала?

– Да не мне. Чего вдруг она со мной делиться станет? Нет, это к ней какая-то дама из страхового агентства приходила, когда я как раз полы мыла. Хотела ее застраховать, а Марианна ей – не надо, я и так вся из себя застрахованная на триста рядов. Еще пошутила: работы не будет, стану на страховку жить. Ну та и говорит, мол, позовите кого-нибудь из сотрудников. Вот тогда Марианна и сказала, что сотрудников не держит, потому как самой обрабатывать еще некого.

Клавдия призадумалась. Интересно. А кто ж это сказал Красиковой, что салон Марианны сейчас самый модный?

– У вас есть ключи? – неожиданно спросил Акакий у женщины.

– А как же! Конечно. Только я вас не пущу. Неизвестно, что вы там наделаете, а мне потом отвечай.

– Пойдемте вместе. Ничего мы там не наделаем, и отвечать вам все равно не перед кем. Пойдемте.

Женщина, охая и стеная, вывалилась из салона автомобиля, схватила свое ведро с мусором и поплелась в мастерскую.

Вид фотосалона изнутри ошарашил чету Распузонов. Первым вопросом, который возник у Клавдии Сидоровны, был такой: что искали в этой мастерской? Кругом были разбросаны тряпки, валялись глиняные вазы, целые клумбы искусственных цветов были раскиданы по полу, а на стенах красовались полотна с немыслимыми изображениями.

– Господи, как же вы это все будете убирать? – посочувствовала Вере Аркадьевне Клавдия.

– Дак а как я каждый день убираю? Так и буду, – пожала плечами та.

– Вы хотите сказать, что здесь каждый день такое?

– Конечно. Марианна ничего не велела убирать без ее спросу. Ей все это нужно для этого… для творчеству, во!

Клавдия Сидоровна прошлась по комнате. Если здесь и есть что-то интересное, то им этого никогда не найти в таком беспорядке.

– Клава, посмотри, – подозвал Акакий.

Он стоял возле небольшой тумбочки, на которой размещался телефон. Рядом с телефонной трубкой красовалась фотография самой Марианны вместе с каким-то мужчиной. Мужчина был крупным, седоватым и, вероятно, раньше очень красивым. Сейчас же он сидел на фото с чуть усталым и недовольным выражением лица. Зато Зудова цвела возле него всеми красками – смеющаяся, она смотрела в объектив даже с каким-то вызовом.

– Это ее муж? – спросила Клавдия Сидоровна женщину.

– Да не, что вы! Я этого не знаю, а муженек у Марианны точно сверчок – длинноногий, с толстым пузом. Просто срам для молодого мужика иметь такую фигуру, ей-богу.

– А где вы на него смотрели?

– Ой, уж и скажете – смотрела! Век бы его не видеть. Однажды Марианна заболела, дома осталась, а тут, как на грех, приехала к ней посетительница, деньги привезла. Я Марианне домой звоню: что, мол, с деньгами-то делать, куда их? А она мне говорит: «Бери такси и срочно вези их мне, я за транспорт сама рассчитаюсь». Адрес мне назвала, все как надо. Ну я и поехала. Приезжаю, а мне дверь открывает этот стрекузнечик. Я назвалась, а он как закричит: «Мария! К тебе!» Я прохожу в комнату, и она меня спрашивает: «Вы ничего про деньги моему мужу не сказали?» А чего ж я говорить буду? Вот так и поняла, что он ей мужем приходится. Господи, такой срам, прости господи. Она, видать, и сама его стыдилась, потому как всегда одна да одна.

– Вы помните адрес Марианны?

– Нет, ну так-то уж не помню, да ведь он у меня записан. Сейчас домой сбегаю. А вы здесь, что ль, останетесь? – насторожилась Вера Аркадьевна.

– Нет, мы вас в машине подождем.

Минут через десять из подъезда выскочила Вера Аркадьевна все с тем же мусорным ведром и сунула в руку Клавдии клочок бумаги.

– Вот, здесь все написано. Почитайте потом, а я уж побегу.

Женщина унеслась к мусорке, размахивая ведром, а Распузоны, не сговариваясь, уставились друг на друга.

– Ну, что думаешь, Клавочка?

– То же, что и ты, – Зудову убил ее супруг. Теперь он сможет жить безбедно на страховку жены. Скорее всего, по завещанию ему деньги выплатят. Вот гад, да?

– Клавочка, я бы не стал…

– Меня из-за денег стрелять, да?

– Нет, Клавочка, не про то. Я бы не стал делать такие скоропалительные выводы. Надо сначала все же съездить к этому самому мужу.

– Ну так поехали! Чего зря время-то тянуть? – нервно взбрыкнула Клавдия Сидоровна, устраиваясь поудобней на сиденье.

Глава 3
КАЖДОМУ СВЕРЧКУ ПО СЕРЕЖКАМ

До дома Марии Зудовой они добирались минут сорок. Просто удивительно, отчего состоятельная женщина не нашла себе для мастерской места поближе.

Дверь долгое время никто не открывал, а потом на пороге появился… Вера Аркадьевна правильно назвала его сверчком. Больше всего этот мужчина был похож на насекомое.

– Вот, Кака, гляди, и ты мог бы таким же стать, если б на Зудовой женился, – мстительно шепнула Клавдия Сидоровна.

– Вы к кому? – хмуро проронил мужчина, обтянутый трико с вытянутыми коленками.

– Мы по поводу Марии Зудовой. Она здесь проживала?

– Мария? Ну наконец-то! Вот и дождался! – непонятно чему возрадовался сверчок. – А я уж думал: все, померла моя супруга, так и не вспомнит никто обо мне. Значит, побеспокоилась перед кончиной. Ну что ж, молодец Машка! Проходите, проходите, осторожненько, здесь у меня бутылочки, все никак не соберусь сдать… сюда проходите.

Мужичок протащил их в комнату, и Клавдия Сидоровна сначала подумала, что ошиблась адресом. Не могла Зудова так жить, просто не могла! Нет, здесь не было старой, поломанной мебели, вытертых ковров. Здесь, можно сказать, вообще ничего не было. Правда, в центре комнаты стояла приличная видеодвойка, да еще торчал единственный стул на всю комнату, зато обитый дорогой тканью. Дверь в другую комнату была плотно закрыта, поэтому оценить ее обстановку возможности не представлялось. Кто знает, может, именно там и располагается очаг уюта и комфорта, а в этой комнате у Зудовых – тоже что-то вроде мастерской. Кто их поймет, этих творителей…

– Садитесь, – радушно предложил хозяин.

Садиться, кроме как на единственный упомянутый стул, больше было некуда, поэтому Клавдия уселась, а Акакий продолжил мяться у стены.

– Сейчас я вам покажу самое удачное свое произведение. Та-ак, секундочку… Вот! – суетился сверчок.

Одновременно со словами хозяин квартиры всунул в видеомагнитофон какую-то кассету и опустился на пол.

По экрану телевизора заскакали волны, потом все успокоилось, и камера показала самую обычную пьянку. Кто-то нудно пел известную песню, кто-то чокался, кто-то лез к соседу драться. Раза два в камеру сунулась искаженная пьяная морда, и снова продолжилась песня. Все это безобразие на экране продолжалось минуты три, а потом снова заплясали волны.

– Ну как? – восторженно уставился на гостей мужчина.

– А что, собственно, «как»? Гулянка как гулянка… – пожала плечами Клавдия.

– Я догадался, – кивнул головой Акакий Игоревич. – Это у вас девять дней, да?

Хозяин взвился:

– Да вы что?! Вы издеваетесь?! Какие девять дней, это же моя новая работа! Мой новый клип!

Распузоны недоуменно переглянулись.

– Вы что, не слышали? Там же песня «Оторви мне память». Я на нее клип сработал. Машка еще до гибели обещала протолкнуть. А вы, что, разве не заказчики?

– Нет, мы вообще-то по поводу гибели вашей жены. Ее кто-то убил, и мы собираемся найти преступника, – попытался доходчиво объяснить Акакий. – Представьтесь, пожалуйста. Ваше имя, отчество?

Мужичок струхнул. Неизвестно, за кого он теперь принял Распузонов, но голос его стал значительно мягче, теплее и больше напоминал патоку.

– Ах ты! И посадить-то вас некуда… – заюлил он по комнате. – А я, грешным делом, подумал, что вы заказчики. Я же, знаете ли, клипы создаю. У нас в крае я один этим делом занимаюсь, да. Машка… простите, Марианна, когда была жива, меня проталкивала, конечно, как могла. Слабенько, надо сказать, проталкивала, а вот теперь приходится все самому. А клипы, они столько денег жрут, вы себе не представляете! Но зато и окупаются, да. Вот я и решил… Чтобы, так сказать, полностью себя посвятить творчеству, продал все лишнее: и деньги появились, и ничего, так сказать, от дела не отвлекает. А мне, художнику, мне-то много ли нужно?

Ах, вот в чем дело! Оказывается, благоверный не дождался и сорока дней – все семейное имущество спустил подчистую. Так, стоп, а зачем? Ведь у него же была страховка Зудовой. Скорее всего, именно он должен был получить все ее деньги в случае несчастья.

– А зачем же вы все продали?

– Так клип же, я ж говорю…

– Но, насколько нам известно, Зудова Мария… – Клавдия снова споткнулась на отчестве погибшей.

– Викторовна, – услужливо подсказал ее супруг. – Мария Викторовна, а я, стало быть, Никита Гаврилович, муж ейный.

– Да-да. Но ведь она же была застрахована, – продолжала Клавдия Сидоровна. – В случае несчастья вам перешли бы все ее деньги. Так зачем торопиться продавать?

У Зудова опустились плечи, а глаза, наоборот, полезли на лоб.

– Машка… Машка была застрахована? Да чт-то вы говорите?! Вот радость-то! Ой, я хотел сказать, вот несчастье-то, что она не смогла своими деньгами воспользоваться. Ну так давайте! А уж я не забуду, отблагодарю, – вскочил с пола Никита Гаврилович и, не в силах сдерживать радость, запрыгал по комнате. – Чего же вы ждете?

– Мы? Мы, собственно…

– Давайте страховку-то, – требовал супруг. – Она же теперь мне принадлежит. Я на самом деле Машкин муж, законный. У меня и свидетельство есть. Сейчас, подождите… – сверчок убежал куда-то на кухню, слышно было, как хлопнула дверца холодильника, а после этого законный супруг потряс перед изумленными гостями потрепанной книжицей. – Вот, свидетельство о браке. Давайте страховку.

Клавдия Сидоровна раскрыла книжку. Так, значит, в девичестве Зудова носила фамилию Синявская, а Зудова она несколько лет. Отчего ж сверчок этот, Зудов, даже не догадается погрустить о жене? Хотя бы на людях, все же столько лет вместе…

– Так где страховка? – не успокаивался Никита Гаврилович.

– У нас ее нет. Мы же вам говорим: мы не из страховой компании, мы расследуем дело об убийстве вашей супруги, – терпеливо пояснил Акакий.

Мерзкий тип в вытянутых трико с каждой минутой нравился ему все меньше. Неужели Мария могла прожить с ним столько лет? И еще косо смотрела на Клавдию… Да его-то Клавочка по сравнению с этим убожеством просто орхидея!

– Скажите, а где трудилась ваша супруга? – начала Клавдия Сидоровна опрашивать вдовца.

– Трудилась… Ну, она, конечно, работала, только вот где… Ах да! Она в газете трудилась. А называлась газета «Правда в глаза», замечательная такая, политическая.

– Вы не могли бы показать хотя бы номер той газеты? – надавил Акакий.

Хозяин почесал себя где-то за ухом и пригорюнился.

– Не мог бы. Мы же макулатуру не собираем. У меня на нее просто аллергия. Вы себе не представляете – только Машка начинала говорить про газету, я тут же начинал чесаться. Сыпью покрываться. Нет, у нас нет номеров газеты. Маша… она… берегла меня… моя горлинка… – скривился Никита Гаврилович, тщетно пытаясь заплакать.

– Ну, хорошо, ваша супруга работала в газете. А друзья у нее были? Насколько мне известно, – Клавдия сделала значительную паузу, – насколько мне известно, газетчики очень общительный народ, у них должно быть множество друзей и просто тучи знакомых. У Марии были друзья?

Вдовец ненадолго задумался.

– Подруга была, еще Архиповы были, а вот туч не было, это точно. К Архиповым мы всегда ездили в карты играть. Уже и не хотелось, но те так упрашивали каждый раз, ну так просили… приезжайте, мол, нам с вами такая веселуха. И не хочешь карт, а как людей обидишь? Они на улице Красной Армии живут, дом два, квартира сто двенадцать. Такие люди хорошие… Только на деньги жадные – когда попросишь, никогда не дадут. И чего, спрашивается, жалеть? Вот жмоты! Они и есть жмоты, прямо вспоминать о них не хочется.

– Так Мария играла в карты? – насторожилась Клавдия. – И что, много проигрывала?

Хозяин дома посмотрел на нее как на идиотку.

– Ничего она не проигрывала. Мы же не на деньги играли. Чем вы слушаете? Я же вам говорю: Архиповы – жадюги редкостные. Да разве же они станут в карты играть на деньги?

Из соседней комнаты донеслось нетерпеливое покрякивание. Вероятно, кто-то уже устал дожидаться Никиту Гавриловича и вот так скромненько решил о себе напомнить. Клавдия навострила уши: интересно было бы узнать – кто?

– А что подруга? Вы говорили, подруга у Марии была, – напомнил Акакий.

– Ну да, была. С ней Машка сама дружбу водила, мне с ними никакого интересу не было сидеть лясы точить. Наташкой звали подружку-то. Петины их фамилия. Сначала она здесь, в нашем подъезде, с мужем жила, а потом они съехали. Я еще первое время водился с ними, с мужиком ее, с Юркой, пару раз за бутылкой посидели, а потом… Он таким дерьмом оказался! Он сказал Наташке, что я – клоп. Нет, представьте, да? Я с ним сижу, водку кушаю, а он потом меня же перед бабами позорит. Какой я ему клоп? Я вон вешу восемьдесят шесть кило, где он таких клопов видел, очкарик!

– Вы их адреса не знаете? – на всякий случай спросила Клавдия.

– Не знаю… – обиженно пробубнил хозяин дома, но тут же поправился: – А зачем мне его знать? Вон, их телефон в книжке записан, сейчас скажу, если вам так сильно охота.

Клавдии Сидоровне было охота, и она терпеливо подождала, когда Зудов притащит замусоленную книженцию и продиктует номер.

– Ну что же, мы вас больше не будем задерживать, но, если у нас появятся вопросы, придется вас навестить еще раз. Надеюсь, в ближайшее время вы никуда не собираетесь отправляться путешествовать?

– Мне, знаете ли, не на что! – злобно выкрикнул вдовец и снова скорчился, выжимая слезы. – Хорошо еще, что Машенька моя, Манечка… Любовь моя единственная… Красавица моя… сердечко…

Из закрытой комнаты снова донеслось кряхтение, на сей раз возмущенное, и Зудов поубавил обороты:

– Хорошо еще, что Маша оставила страховку. Где она, кстати? Давайте уже, а то столько времени мозги накручиваете, а о самом главном… Давайте ее мне. Я ее сберегу, как память о моей…

– Да нет же у нас страховки, сколько раз повторять, у нас-то она откуда? – удивилась Клавдия непонятливости Зудова.

– То есть… как это у вас нет? А где она? – побледнел хозяин дома.

– Ну… наверное, где-то дома. Где Мария Викторовна хранила свои документы? Посмотрите, может, там, – посоветовала Клавдия.

– Я… посмотреть… Да я всю хату вверх дном переверну! Что ж вы раньше-то не появились, язви вас в душу! Специально, что ли, ждали, чтобы я весь до нитки продался? Танька! Танька, чтоб тебя разорвало! Ты чего там, уснула? – ломанулся Никита Гаврилович в соседнюю комнату, и оттуда раздался недовольный женский голос.

– Ну чего? Опять надрался? Господи, дай же мне выспаться! – старательно делала вид, что только что пробудилась, некая мадам, судя по голосу, совсем не младого возраста. – Дома дети донимают, мужик, здесь ты, как больной зуб, честное слово…

Тонконогий вдовец еще прикрикнул на нее для убедительности, и до обитательницы закрытой комнаты стало наконец что-то доходить.

– Ты чо? Кто пришел? А чо открыл? Вот дурень! Скажут моему Тольке, он тебе первому башку снесет. Нет, первой все же мне. И чо орешь-то? – послышался громкий шепот.

Никите Гавриловичу некогда было думать о конспирации, поэтому он орал, не думая о гостях.

– Вставай давай! Надо Машкину страховку найти! Представь, она, оказывается, еще и застраховаться успела. Нет, молодец у меня баба, жаль, пристрелили…

– Дурак, не пристрелили бы, фиг бы ты страховку увидел, – недобро усмехнулась невидимая Танька.

– Да уж, что ни делается, все к лучшему.

Распузоны просто не могли больше слышать их перебранку. Даже Клавдия, которая все еще настороженно относилась к погибшей, брезгливо передернула щеками. Супруги прекрасно понимали, что сейчас Зудову будет явно не до ответов на их вопросы, но решили мужика просто помытарить. Да и собеседницу хотелось разглядеть получше.

– Никита Гаврилович, – появилась в дверях комнаты Клавдия. – Мы же с вами еще не закончили беседу.

Никита Гаврилович, похоже, ни на какую беседу уже не рассчитывал. Он вообще не мог ни о чем думать, кроме как о страховке. Он метался по комнате и переворачивал все вверх дном. Воспользовавшись моментом, Клавдия Сидоровна могла спокойно оглядеться. Вторая комната была более обставленной. Вероятно, до нее еще не добрались жадные руки изготовителя клипов. Широкая, роскошная кровать, вычурное зеркало, небольшое бюро, которое имело несколько маленьких ящичков с замком. Никита Гаврилович теперь возился возле него, кряхтел, пыжился, но взломать не мог, а ключей у него, похоже, никогда не имелось. На кровати разлеглась дама непонятного возраста в полинявшей сорочке, которая, не обращая внимания на присутствующих, снимала с головы бигуди.

– Никита, ты ножик на кухне возьми, – посоветовала она.

– Позвольте нам все же договорить, Никита Гаврилович! У нас имеются подозрения, что это вы прикончили супругу. Именно из-за страховки, – решила испортить людям праздник Клавдия.

– Ну решили и решили. Вы же меня сейчас забирать не собираетесь, так? Ну и, значит, не мешайте. Видите, люди делом заняты… – отмахнулся от них вдовец.

– Скажите, а что, вас все время снабжала супруга? – спросил Акакий.

Никита Гаврилович решил, что гости все равно от него не отвяжутся, и опустился на кровать.

– Она не снабжала. Мы оба работали, но ей за работу платили, а мне нет. Вы поймите, я же не слесарем каким-то тружусь. Я – творческий работник!

– Уж лучше бы слесарем, – буркнула под нос себе Клавдия и продолжала уже более сурово: – А ваша жена, она разве не творческий работник?

– Ой, ну какое это творчество? Вы меня прямо смешите, ей-богу. Бегать по городу, брать интервью, писать заметки в серую газетенку… это, по-вашему, творчество? Да эти статьи все равно никто не читает! Ну, платили, и ладно. Да если бы еще хорошо платили, а то – слезы! Нет, Мария просто не умела зарабатывать деньги, ей все время нужна была крепкая рука. И вообще, вы мне мешаете отдыхать, а мне еще трудиться! У вас еще есть вопросы?

– У меня к вам ма-а-аленькая просьба, – просительно сложила руки на животе Клавдия. – Вот я тут вам за зеркало свой номер телефончика заткну, а вы уж, если что-нибудь про Марию услышите – может, спрашивать ее будет кто или позвонит, не сочтите за труд, позвоните мне. Я же не поленилась сообщить вам про страховку.

– Ой, да уже идите, позвоню, – чуть ли не начал подталкивать гостей к двери хозяин квартиры.

Конечно, можно было сказать Зудову, что жена его работала вовсе не в газете, а являлась владелицей пусть небольшого, но салона. И этот салон тоже, скорее всего, теперь по закону может принадлежать ее супругу, только… Ну, не хотела Клавдия доставлять этому сверчку радость, и все! И Акакий не хотел. Пусть Зудов узнает о наследстве от кого-нибудь другого.

– Спасибо, вы нам очень помогли, – съязвила Клавдия Сидоровна и направилась к выходу.

Их даже никто не проводил до двери, так сверчок с подругой торопились добраться до страховки.

– Номер запиши, – шепнул Акакий. Затем, в ответ на недоуменный взгляд супруги, пояснил: – Номер телефона, говорю, запиши. Вон, у них на аппарате написан. Мало ли, вдруг пригодится.

Клавдия вытащила из сумочки ручку и начеркала цифры прямо на руке. Ничего, домой придет – перепишет, а руку вымоет.

– Ну как? – спросила она, когда Акакий Игоревич направил машину к дому. – Как тебе вдовец? Ума не приложу, неужели можно прожить столько лет рядом и так вот не видеть собственной жены?

– Они были совершенно чужими людьми. Разными, – хмуро ответил Акакий.

– А зачем тогда жили? Ведь это добровольная каторга! Понятно теперь, почему Мария говорила Красиковой, что у нее, кроме них, никого нет. И ничего удивительного, что она у Агафьи накинулась на тебя, как голодная собака на кость. Еще бы! Иметь дома такого упыря! Вот тебе и продвинутая женщина…

Акакий крутил баранку молча, давая жене выпустить пар, и только когда та почти успокоилась, твердо заявил:

– Какой бы он ни был упырь, а о страховке он не знал до нашего прихода, это ясно. А значит, и убивать Марию ему резона не было. Зачем, если он на ее деньги только и жил?

– А может, он завел эту любовницу, как ее… Татьяну, а Мария им мешала? – предположила Клавдия. – Какая женщина соперницу вытерпит?

– Да что ты говоришь! Мне кажется, они давно не обращали друг на друга внимания. Если бы Мария и этот стрекозел друг друга интересовали, то он хотя бы знал, что она уже не работает в газете.

Клавдия Сидоровна запечалилась и уставилась в окно. Вот так всегда: только начинаешь думать, что разгадка – вот она, в кармане, как рушатся одна версия за другой. Сначала под подозрение попала красавица Лера, которая неизвестно куда сама подевалась, да еще и Жору затолкала на телевидение. Потом думалось, что убийца – Семизвонов. Кстати, Клавдии и до сих пор так думается, эта версия еще не отжила свое. Позже родилось мудрое предположение, что супруг Зудовой порешил любимую из-за страховки. Эта версия была самая красивая, все доказательства почти под рукой имелись, как вот, пожалуйста! И ребенку понятно, что Зудов о страховке узнал только что, даже Акакий допер. И что остается? Только Семизвонов, уж больно странно он себя вел – скрывал свое знакомство с Марией, потом пропал вместе со своей женой в то самое время, когда и убили Зудову. И вообще, мужик много суетится, неспроста это.

– Ты со мной поедешь машину ставить? – спросил Акакий, подвозя жену к подъезду.

– Нет. Я лучше дома что-нибудь разогрею. Весь день мотались, во рту ни крошки не было, – грузно вылезла из салона Клавдия и направилась в дом. – Кстати, не забудь: завтра едем к Архиповым, а подружке Зудиной, как ее… Наташе Петиной, я сегодня вечером позвоню.

Дома стояла тишина. Боже, как она соскучилась по вот такой тишине! В последнее время здесь почему-то все время раздавались голоса то Лилички, то Катерины Михайловны, то Акакия, а Клавдия так любила побыть в одиночестве. Вот сейчас она ляжет… Нет, не ляжет, потому что в дверь опять кто-то настойчиво звонит!

– Ой, мамочка! На улице такой холод! – влетела в комнату раскрасневшаяся Лиличка.

«Так, опять „мамочка“, а у меня денег больше нет», – печально подумала Клавдия Сидоровна.

– Ну, как твои успехи? Закончила уже свои курсы? – потопала Клавдия на кухню ставить чайник.

– Ой, да что вы! Я только записалась. У нас теперь шестимесячные курсы по пришиванию пуговиц, – похвасталась невестка, придвигая к себе большую пузатую чашку.

Клавдии Сидоровне показалась, что она ослышалась.

– Сколькомесячные, шести? Полгода учиться пришивать пуговицу… А когда же ты кутьей станешь? К шестидесяти годам?

Лиличка нахмурила хорошенький лобик и обиженно надула губки.

– Не кутьей, а кутюрье. И потом, пуговицы пришивать тоже большое искусство!

– Да уж, это еще та наука, – насмешливо согласилась Клавдия, наливая невестке чай.

Лиля хотела было в очередной раз обидеться, но тут ее взгляд упал на руку свекрови, и брови ее поползли под челку.

– Ой, а откуда у вас этот номер телефона? – ткнула она в цифры, написанные Клавдией наспех в квартире Зудова.

– Какой номер? Ах, этот! Да надо переписать, смыть, еще не успела. А ты почему спросила?

– Это же номер Марианны! Она мне давала свой домашний телефон! – воскликнула Лиля. – У меня на телефоны замечательная память. И на песни еще. У нас еще в школе девчонки удивлялись – стоит мне один раз песню услышать, и я ее…

Клавдия Сидоровна сначала даже не поверила в такое совпадение. Потом в ее душу закралась тревога – что могло связывать ее невестку с Марианной? Хотя Лиличка такая легкомысленная, она могла связаться с кем угодно. Поэтому, перебив скороговорку невестки, свекровь спросила каким-то глухим голосом:

– Ты откуда Марианну знаешь?

– Так ее все у нас знают! – вытаращила Лиля кукольные глаза. Но потом пригляделась к Клавдии и стала объяснять уже подробно: – Эта Марианна владеет фотосалоном. Ну и, естественно, пока раскручивалась, надо было поработать ножками. Она пришла к Данилу в офис и предложила сделать семейный портрет в необычном стиле. Наш Даня… ну, вы же знаете нашего Даню! Он сначала отказался. Тогда Марианна перефотографировала половину его сотрудников – с женами, с собаками, с дачными лейками, в общем, все кто во что горазд позировали. Получилось здорово. Короче, когда она в следующий раз пришла, Даня понял, что не сможет от нее отделаться, дешевле воспользоваться ее услугами. Ну и свел нас вместе, чтобы она с моим, так сказать, мнением сюжеты согласовала. Марианна предложила сфотографировать нас с Даней. Кстати, придумала изумительную форму, представьте – горная долина, везде цветочки, цветочки… у подножия скалы сидит Даня и прижимает к груди собаку, а у собаки… морда моя. Нет, не моя морда, а собачье лицо переходит в мою мор… Нет, ну вы поняли, да? В общем, вот так и познакомились.

Клавдия Сидоровна нервно обмахнулась подолом фартука. Час от часу не легче! Она ищет любых знакомых Зудовой по всему городу, а, оказывается, родная невестка чуть ли не ближайшая ее подруга!

– И давно вы с ней в таких отношениях?

– Да где-то перед Новым годом познакомились.

– Так ты хочешь сказать, что у нее салон только перед Новым годом раскручивался?

– Ой, ну Клавдия Сидоровна! – забыв называть свекровь мамой, взвилась Лиля. – Я в Данины-то дела не вмешиваюсь, а тут почти посторонний человек. И потом, она совсем не любила говорить о себе, она все больше людей слушала. Это же ведь теперь такая редкость – умение слушать!

– Знаю, слышала… Ну и подружки у тебя! Ей же уже за пятьдесят или около того. Чем же она тебя приворожила? Твоей же болтовней? Ох, нет у тебя, Лиля, царя в голове. И сколько ты ей за свой портрет отдала?

– Я же говорю, портрет она еще не сделала, а после Нового года и вовсе не звонит, не приезжает. Телефон, правда, есть, можно было бы и позвонить, но я, честное слово, как-то замоталась, не до нее мне было. У меня же не только Марианна знакомая. Сейчас вот напомнили, обязательно ей вечером звякну.

– Можешь не трудиться. Погибла твоя Марианна, – пробормотала Клавдия Сидоровна и тут же об этом пожалела.

Лиличка выронила из рук пузатую чашку, и из ее круглых глаз потоком ринулись слезы.

– Несчастная… Она так… заботилась обо всех… Обо мне… о Да-а-ане… Даже вам хотела на Новый год подарок подарить у этой, как ее… у Ага-а-афьи-и-и.

Клавдия Сидоровна прижала голову невестки к своему уютному животу и, ничего не замечая, наглаживала ее мокрой тряпкой. Но последние слова насторожили.

– Подожди-ка… Что ты там про подарки?

– А то! Она у меня специально спрашивала, где вы будете Новый год отмечать, хотела вам сделать небольшой сюрприз. А что, она вам разве ничего не подарила? – еще всхлипывала Лиля.

– Ну что ты! Она нам преподнесла незабываемый сюрприз. Вот что, детонька, сколько тебе денег надо? Ты ведь за деньгами пришла? Только сразу говорю – денег совсем нет, завтра мы с книжки снимем, и приходи. А сейчас поздно уже, езжай-ка ты домой. Гляди, засиделась, сейчас машину не заведешь, мороз-то какой! И тебе мой совет – не связывайся ты ни с кем!

Лиличка еще всхлипнула разок и быстро попрощалась, а Клавдия Сидоровна закружилась по кухне, вспоминая, куда же она подевала цитрамон – голова разболелась до тошноты.

– А, схожу к Виктории Николаевне, у нее точно есть, – решила она, не найдя лекарство, и, напялив выходной халат, сунула ноги в тапки.

Виктория Николаевна была соседкой Распузонов по лестничной площадке, ее дверь находилась напротив, и можно было сильно не наряжаться. Но так уж у них было принято, что друг к другу они приходили только в самых своих нарядных халатах, даже если и забегали только за головкой лука.

– Виктория Николаевна, у тебя цитрамон есть? – спросила Клавдия Сидоровна, когда соседка открыла.

– Ой, даже и не знаю. Да ты проходи, чего в дверях – то? Вот уж сколько времени не заходишь! – попеняла Клавдии соседка, усаживая ее за стол и роясь во всевозможных ящичках. – Расскажи, как твои-то живут?

У Виктории Николаевны имелась незамужняя дочь тридцати двух годков, и поэтому она никак не могла забыть, что у Распузонов имеется сын-бизнесмен подходящего возраста. То, что он давно и прочно женат, нисколько не смущало Викторию Николаевну, она искренне считала, что если в семье нет детей, то это никакая и не семья вовсе. И потому каждый раз при встрече с Клавдией она упорно переводила разговор на нужную тему.

– Я гляжу, к тебе опять свиристелка прибегала, Лиличка ваша. Ой, и что это Данечка в ней углядел, прямо с ума свихнуться можно! Ведь он-то у вас – прямо красавец! Богатырь, умница, деньги лопатой гребет… А жена у него – одно название! Ни тебе фигуры…