Текст книги "Метаморфы (СИ)"
Автор книги: Маргарита Довженко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)
Глава 4. Мама
Я вышла из кареты и помогла спуститься Оливии, она брезгливо переступила через лужу ровно перед которой стоял лакей и свысока поглядывал на неё.
– Посидишь в карете, как и договаривались, я не долго, – Оливия радостно подмигнула мне и, все также брезгливо посматривая под ноги, пошла по ступеням.
Я сидела в карете, ка мне и было сказано, рассматривала дам и их кавалеров, отмечая красивые платья, украшения и искусные причёски. Вдруг среди гостей, поднимающихся по ступеням наверх, мелькнуло знакомое лицо. В голове пронеслось – МАМА?! Конечно же, я задней мыслью понимала, что мама никоим образом не могла здесь находиться, она погибла в тот день, когда родилась я, её могила находилась недалеко от того домика, где мы жили с бабушкой. Она часто носила туда цветы… И всё же это лицо я знала очень хорошо. На чердаке у бабули находился портрет, написанный её рукой, на нем бережно было выведено «Мэриэнн» – полное имя моей мамы. Картина была хороша, на ней была изображена женщина, моя мама, смотрящаяся в зеркало, только вот в зеркале женщина смотрела в другую сторону и улыбалась даже по-другому, но бабушка говорила, что это она специально так нарисовала. Я верила ей. Нежные тонкие черты, которые я разглядывала долгими чертами, веснушки на прямом, точёном носу, лукавые карие глаза и темно-рыжие волосы, до которых мне так хотелось до коснуться в детстве, да и сейчас. Я заучила эти черты наизусть, запечатлела в своей памяти, и эта женщина, проскользнувшая сейчас внутрь, была точно она, я была уверена в этом также хорошо, как в самой себе. Но как? Промелькнула предательская мысль о том, что, возможно, мама жива каким-то чудом…
Я вышла из кареты, мне нужен был воздух, я смотрела туда, где в темнеющем и становившемся холоднее воздухе сиял ярким светом проход на светский раут. Неужели и правда она? Неужели я?.. А если ошиблась? Я не могла… Я так разволновалась, что мне перестало хватать дыхания. Я ухватилась за край перил лестницы и начала дышать глубокими вдохами, но все равно в глазах как-то сгустилась тьма и в ушах зашумело.
– Ох этой даме плохо! Ей плохо! – Словно сквозь вату проскользнули чьи-то слова. Я почувствовала сильные руки, подхватывающие меня и несущие куда-то. Голова словно пребывала в калейдоскопе.
– Вы в порядке? – Голос прорвался ко мне сквозь пелену, и я уставилась в золотые глаза, а затем вскрикнула и отстранилась. Да, эти глаза были красивы, но они были так похожи на мои…
– Спокойно я не причиню вам вреда, – его голос бархатным и очень приятным для слуха. Я обратила внимание на обладателя этих глаз, я хотела вернутся к изучению его лица, но его руки, поднятые в успокаивающем жесте, привлекли моё внимание. Точнее это пятно на ладони. Родимое.
– Нет-нет-нет, – я встала и отгородилась от него ладонями в таком же жесте, как и он, при чём сделала это не специально, но похоже взгляд мужчины упал на мою ладонь, также как и секунду до этого мой – на его.
– О нет, – мужчина шарахнулся от меня назад, покачав головой, мы одновременно посмотрели друг на друга и хором закончили:
– Нееет.
– Чарльз, в чем дело? Что-то случилось? Мне сказали ты тут.
Я оглянулась, мы были недалеко от входа в дом, там, где мне вдруг стало дурно, меня посадили на скамейку, и сейчас я стояла рядом с ней напротив меня странный мужчина, а к нам подошла та женщина… Та самая. Мама…
Женщина удивлённо покосилась на меня, кажется я произнесла это вслух.
– Чарльз, идём, нас ждут.
– Ах да, конечно…
Мужчина устало потёр глаза, затем снова взглянув на свои руки усмехнулся, женщина взяла его под руку, и они собирались уйти.
– Энн? – Я шагнула им вслед, пытаясь в отчаянии использовать свой последний шанс, единственную ниточку.
– Боюсь, вы обознались, милочка, – проговорила женщина, окидывая меня оценивающим взглядом и поглядывая на своего кавалера. – Идём же, Чарльз.
Я осталась стоять в сумраке наступающей ночи, чувствуя, как ветер холодит застывшие слезы. Это было глупо, но это были похоже мои родители. Ну по крайней мере отец точно, те же глаза и черты, Марлина сказала, что я очень похожа на него, но даже если это и можно было списать на совпадение, то родимое пятно. Он узнал его, и он понял, кто я… И это его не интересовало. Я даже не знала, что больнее, не знать его столько лет или видеть, как он понимает, кто я, и всё же не хочет общаться со мной. А эта женщина она так похожа на маму, но если бы она была моей мамой, она не могла не узнать меня, однако она очень тревожно поглядывала на меня, словно все же что-то знала. Почему они так быстро сбежали…? Я должна подойти ещё раз к ним. Мне нужен ещё один шанс.
Почти полвечера я проторчала у выхода, замёрзнув в конец, Оливия даже если и сказала, что ненадолго, всё равно наверняка увлеклась кавалерами и танцами, так я не беспокоилась об этом. Да и в случае чего она бы поняла меня. Мне улыбнулась удача, когда я совсем потеряла всякое терпение, и готова была уйти в карету, дверь приоткрылась и оттуда вышла Она. Она была одна и очень задумчива, она спустилась в парк и пошла по одной из мощёных дорожек. Я шла за ней некоторое время и наконец окликнула:
– Подождите.
Женщин вздрогнула и с удивлением обернулась, и её лицо вмиг стало испуганным, едва она взглянула на меня. А я, подходя ближе, жадно разглядывала её черты. Не такие молодые как на картине, но такие знакомые…
– Вы ошиблись, я же сказала вам.
– Я так не думаю Мэри. – В голове пронесись тысячи мыслей, я сказала это наобум, просто доверившись своей интуиции, это была просто недостающая деталь мозаики, которая бы все прояснила. Женщина вздохнула и сгорбилась, словно из неё вытащили внутренний стержень, потупившись, Мэри потянул меня за рукав к ближайшей скамейке и села. Я села рядом.
– Вы сестра моей мамы… – Поражённо прошептала я, рассматривая снова и снова эти черты, они недовольно кивнула, поджимая губы.
– Не просто сестра, сестра близнец.
– И ваши имена… они одинаковые?
– Не совсем… – Мэри поморщилась, мне не нравилось видеть это недовольство на мамином лице, оно должно было улыбаться всегда. Ведь мамы всегда улыбаются, да? – Наша матушка считала, что это очень удачный каламбур. Она ждала одну дочь и назвала её Мэриэнн, а когда родилось двое, то она обоих так и назвала. Но всю жизнь мы живём под разными именами – Энн и Мэри. Никто даже и не в курсе маминого каламбура.
Она покачала головой.
– Но почему я о вас совсем ничего не слышала?
Кажется, эти слова оскорбили её, потому что лицо Мэри приобрело нахмуренный и грозный вид и, если честно, я немного испугалась. Мне совсем не хотелось её обижать.
– Спроси лучше у неё об этом сама.
Я не могу, – просто ответила я, вдруг поняв, что она не знает… – Я не умею разговаривать с мёртвыми….
– Мёртвыми? – Голос моей родной тёти зазвенел и затих, грозный вид растворился и на лице проступила боль, боль и горечь, губы скривились, и из карих глаз градом полились слезы. Я тронула её за руку, не зная, как утешить её в этой потере. Она достала из кармана большой платок и вытирая переспросила:
– Давно?
– Родами.
– О, Энн… О, моя дорогая Энн… мне так жаль… – Она порывисто взяла мою руку, её рука была тёплой и мягкой и заставила моё сердце биться так быстро. – Я… Я… поссорилась с ней, когда в последний раз её видела… Это было очень давно, так давно… она тогда уехала, и я думала, что она поселилась где-нибудь как наша мама в глуши и живёт там, не зная прелестей и благ цивилизации, я не думала, что она… Я не успела с ней проститься… – Мэри снов покачала головой в расстройстве, – Сколько тебе? Как тебя зовут?
– Аселия, мне 18.
– Да, мы поссорились так давно, получается… за год до твоего рождения, значит, она… бедная… Но откуда тогда ты знаешь, как выглядит Энн?
Я улыбнулась ей:
– Портрет, у бабули на чердаке был ваш портрет. Странная картина, там была изображена очень красивая девушка, которая смотрится в зеркало и подпись была МэриЭнн, только я не сразу поняла, что имелись вы обе сразу.
– Ах да… Эта картина, мама нарисовала её, прежде, чем её дочурки вылетели из гнезда, чтобы разлететься по всему миру, – мне показалось, что в голосе Мэри прозвучала горечь. Она жалела, что покинула дом матери? – Подожди, ты сказала у бабули? Ты жила с нашей мамой?
– Да… После смерти моей мамы, у меня больше никого не осталось. Она воспитала меня, мы жили в том же доме, что и вы.
– А твой отец?
Я пожала плечами, решив умолчать о Чарльзе.
– Какой кошмар, бедный ребёнок… Мне тебя очень жаль, – Все ещё всхлипывая, но все же уже не так сильно, сказала сестра-близнец моей мамы. – Никогда не любила это место. Промозгло, сыро и древние отсталые людишки, считающие тебя ведьмой. Я так рада, что смогла выбраться оттуда.
– Мне там нравилось, – растерянно ответила я. Мои догадки о том, что Мэри жалела, что покинула родной дом, растаяли словно дым.
– Вся в мать., Энн… она обожала это место, так что нисколько этому не удивлена. Как и тому, что с ребёнком она пришла туда, к маме.
– А Чарльз, он кто?
– Чарльз? – Удивлённо переспросила Мэри, – Ах, Чарльз, он мой муж… Да, муж… мы здесь проездом. Но больше я в этот город ни ногой, а то в следующий раз, чувствую, встречу маму здесь. А этого мне хотелось бы меньше всего на свете.
Мэри встала со скамейки, отряхивая платье, промокнула ещё раз глаза, когда она закончила приводить себя в порядок, она встретилась взглядом со мной. Некоторое время мы просто молчали, а потом Мэри, отведя глаза, уточнила плаксивым голосом, в котором снова намечались слезы:
– Когда?
– Год назад…
Она снова села на скамейку, и её плечи затряслись от рыданий. Как можно жить в одном мире с родными и не знать, как они и даже пропустить момент их ухода.
– Отчего?
– Просто пришло время.
– Она всегда отворила, что именно так всё и будет… – Сквозь всхлипывания проговорила Мэри, она улыбнулась мне и снова залилась слезами. Потом, поплакав некоторое время, молча, я в это время гладила её по спине, она вдруг спросила:
– Осенью, да? – Я осторожно кивнула, – и Энн тоже да? – опять кивнула. – Это были самые ужасные две осени в моей жизни. Мне было очень плохо, но я совершенно не могла понять, в чем дело… Я все время плакала и была в таком подавленном состоянии…
Проплакавшись, Мэри встала и помогла встать мне. Она готовилась попрощаться.
– Мне жаль, я не могу приютить тебя, мы и сами кочуем из города в город, да и Чарльз… Он знал Энн, – тётя отвела глаза, – и они не ладили, совсем не ладили, так что вряд ли он согласиться взять тебя в себе.
Если же они не ладили, как появилась я?..
– Ничего, – я улыбнулась и сжала её тёплую веснушчатую руку, – у меня тут работа, есть где жить, в этом нет необходимости.
– Я рада, что познакомилась с тобой и я рада, что у тебя все в порядке. Но мне нужно…
Над парком раздался зычный крик, заставивший нас обеих вздрогнуть:
– Мэри!
– Собственно, о чём я и говорила, – она закатила глаза, – Чарльз меня будет искать, так что давай сохраним втайне наше знакомство, дорогая. Мне нужно идти.
Она порывисто обняла меня и огладив напоследок по щеке скрылась дальше по аллее. На какое– то время мы стали близки с ней, словно я нашла ниточку, что вела к моему рождению и снова потеряла. Ах… сколько вопросов мне ещё нужно задать! Может быть она знала, кого любила моя мама? Где она жила? Что любила? Её друзья? И… была ли она тёмной?
Глава 5. Тьма
В полутьме я нашла нашу с Оливией карету и не прошло и пяти минут как она вернулась с Зоуи, её закадычной подружкой, весь путь до дома Оливии они проболтали, а я и не смела вставить и слова в барский диалог. Дома же все завертелось и лишь перед сном, поймав Оливию в библиотеке, я села к ней и рассказала, что произошло. Как я и ожидала, Оливия с готовностью выслушала меня, вздыхая, пуская слезу и всплёскивая руками, она всегда очень эмоционально реагировала на такие новости. И мне нравилось это.
Закончив рассказ, я выдохнула, рассматривая лицо Оливии. Она молчала, а когда о=подняла глаза, они были тревожны. За дверью раздался шум, и мы обе вздрогнули.
– Говори тише, – посоветовала я, – Вечно там Сония ходит под дверями подслушивает.
– Моя б воля, давно эту сплетницу вышвырнула, – произнесла дежурную фразу Оливия, однако в её голосе не было энтузиазма, что-то сильно тревожило её. – Если мы говорим обо одним и тех же людях, то это Мэри и Чарльз Роцки… Рыженькая такая? – Я кивнула, Оливия отвернулась на мгновение от меня. – Не связывайся с этим людьми, Аселия, лучше не надо. Не ищи с ними ни связи не родства. Они плохие люди. Они замешаны во многих темных и грязных делах. Они мошенники, обманщики…
Каждое её слово звучало словно гвоздь в крышку моего гроба. Темные дела, мошенники, плохие… мой отец и моя тётя плохие? Но они же мои единственные родственники! Как же так… как это несправедливо.
Моя барышня выдохнула в тишину комнаты:
– Они тёмные.
Я подняла на неё глаза, мне было страшно. Мне один давний родственник по ошибке затесавшийся в родословную – тёмный, не прапра, а отец. В горле встал ком, по щекам потекли слезы. Саймон был не прав, видимо то, что во мне есть тьма – это не случайность, это моя жизнь. Я тёмная…
– О, дорогая, не плачь, прошу тебя…
– Я такая же, да?..
– Нет, ты добрая, ты милая, ты никогда никого не обидишь.
Голос Оливии утешал меня и взывал к моему разуму, тот боролся изо всех сил, отгоняя сомнения и страхи прочь. Мы просидели так совсем немного, затем отправились спать. Спалось мне плохо, я ворочалась, мне то мерещился шум, то стук, то шуршание, то что-то ещё мешало заснуть. Я очень нервничала из-за этого, мне было жизненно важно высыпаться, потому что стоило мне не выспаться хотя бы один раз, то моя сила становилась неуправляемой и поддавалась любым моим эмоциям, я могла спалить салфетки при сервировке стола, раскалить вилки или сделать что-то ещё. Как-то раз у меня был подобный день, и он мне дорого обошёлся, меня любили в этом доме, но порча имущества, хотя и непонятно как для них, уже тогда практически лишила работы. Тогда меня спасла удача и Оливия. И как назло сон пришёл только к утру…
Утром же я встала словно сомнамбула, глаза опухли от слёз и ночных мыслей, голова была ватная и я засыпала на ходу, естественно думать о том, тёмная или нет сил у меня уже не было, поэтому я старалась не возвращаться к мысли о том, что я могу всё же быть… Сервировка мне удалась, прожжённую салфетку удалось убрать прежде чем кто-либо её увидел. Неся тарелку горячего супа барыне, я старательно повторяла про себя, лишь бы ничего не случилось, лишь бы ничего не случилось, однако вдруг я почувствовала удар в районе лопаток и с криком растянулась на полу. Звон тарелок и плеск возвестил меня, что ни одной целой посуды не осталось, а мне светит уборка…
– О, боже, Аселия ты не можешь потеши, у меня мигрень, – барыня Шерпская переступила через осколки и прикладывая к голове платок, все повторяла: «Как шумно, как шумно!». Когда у барыни начинали мигрени, все в доме должны были ходить на цыпочках. Я обернулась, позади была кухня на меня таращилась повариха и Сония, горничная. Она улыбнулась мне коварной улыбкой, а потом тут же сменив эту улыбку бросилась мне помогать. Мне показалось это странным, но Сония и так не вызывала у меня положительных эмоций. После уборки оказалось, что суп в спальню барыне уже отнесла Сония, и в моей помощи не нуждаются. Меня мягко, но твёрдо выставили за дверь. Это было неприятно. Я была на хорошем счету в доме, но с тех пор как появилась Сония, она постоянно пыталась свернуть мне кровь, правда чаще всего перепалками.
– Так тебе и надо, тёмная, – услышала себе в спину я, собираясь спуститься на первый этаж, я окаменела. Что? Что она сказала? Я обернулась, Сония стояла в проходе. – Да, я вчера слышала ваш разговор, теперь у меня есть аргумент, который точно выкинет тебя из этого дома.
– Что я тебя сделала? – только и могла спросить я, я недоумевала по этому поводу с самого первого дня её тут.
– Ничего, просто тебе все прощается за красивые глаза, а когда тебя не станет, я буду гувернанткой Оливии, а ты будешь где-то в другом месте скрести столы.
Она прошла мимо меня, толкнув плечом. Всего лишь из-за места гувернантки, там даже платят не так уж много. Из спальни Оливии высунулась её взлохмаченная головушка:
– Что за дела?
– Сония, – просто ответила ей я, закрывая за собой дверь в её спальню и помогая одеться. – Она слышала наш вчерашний разговор, решила использовать это как аргумент чтобы лишить меня места.
– Правда? – Оливия нахмурилась, глядя в зеркало, – если бы существовали доказательства кроме наших слов, то папенька и правда бы не позволил тебе работать тут.
– Да?
Я замерла. Я не знала о таком, знала бы, молчала бы со своими размышлениями.
– Ага, папа нетерпим по отношению к темным, уж не знаю почему.
– Ну если верить всем слухам про темных… – Я развела руками, показывая таким образом, что я б тоже поверила.
– Ты не тёмная.
Оливия сжала мой руку и твёрдо произнесла это, глядя в мои глаза, когда мы выходили из комнаты. Однако уже через минут двадцать я была готова оспорить это… Мы были в гостиной, когда экономка – Лонда, снова поведала, что пропали серебряные вилки из серванта. Вилки и другие приборы пропадали в последний месяц регулярно. Но хуже, что выслушав это барин встал со своего обычного места и позвал меня к себе в кабинет, чего не случалось за все время работы тут, и видя встревоженное лицо Оливии, начала бояться сама, уже ожидая неприятности. Они и случились.
Барин, мужчина в возрасте, с лысиной и седыми бакенбардами, был серьёзен, хотя обычно шутил всегда и был весел. Он сидел за столом, его лицо было строгим и несло в себе отпечаток смеха в прошлом.
– Ты знаешь почему ты тут, Аселия? – Спросил он у меня, усаживая жестом в кресло рядом со столом, я покачала головой, расправляя складки на платье. – На днях ко мне пришла Сония, наша горничная, и принесла это. – Он достал из-под стола странный мешок, больше похожий на женскую рубашку… мою женскую рубашку, я почувствовала, как лицо заливает краска. На стол рубашка опустилась со звоном. В голове начали мелькать мысли, складывая загадку: Сония, пропавшие вилки, моя рубашка. – Она нашла это под твоей кроватью, когда делала та уборку. Ты знаешь, что там?
Ещё бы… я вцепилась в деревянные подлокотники. Если он сейчас…
– Вилки?
– Именно. Мы всегда относились к тебе по-доброму… Зачем ты это делала? Тебе мало платили? Ты могла просто попросить.
Слова барина ошеломил меня, видимо он посчитал моё знание за признание.
– Я не делала этого! Это Сония, она…
– Аселия, тише, – его командный голос прервал меня на полуслове, – ты ведь знала, что там и ты покраснела, когда увидела этот мешок. Зачем ты отрицаешь все это и ставишь меня ещё в более неловкое положение?
Краем глаза я заметила, как начал плавить под моими пальцами лак на подлокотниках, я отпустила их, надеясь, что он не заметил следы на лаке.
– Я покраснела не поэтому… это же…
– Не надо. Я больше е хочу ничего слушать.
Барин встал.
– Но послушайте! – Я тоже встала. Хоть бы он просто выслушал.
– Нет. Хватит. Я многое прощал тебе.
– Что?..
– Не надо на меня смотреть, я прощал тебе очень многое. Сония постоянно доносит на тебя, на то, что ты не выполняешь свои обязанности, что ты потакаешь моей дочери в глупостях, рвёшь книги в моей библиотеке, портишь вещи.
– Что? Я не делала этого!
Я даже топнула в сердцах ногой. Почему же он не слушает меня!
– А кто? Ты думаешь Сония сама пошла и делала это? Чтобы донести на тебя? Хватит, это глупо, чтобы к вечеру ноги тут твоей не было. Вот, – он полез в ящик и сунул мне кошель, – это твоя оплата.
Я вышла за дверь сжимая деньги и глядя перед собой невидящим взглядом, внутри расползалось что-то нехорошее. Меня душил гнев. Сония… я нахмурилась. Где эта девчонка? Я прицепила кошель на пояс, сжимая и разжимая кулаки, я двинулась вниз, на кухню, где обычно и обитала эта сплетница. Прежде чем я уйду, я сведу с ней счёт, чего бы мне это не стоило. На кухне под моими грозными взглядами, повариха сообщила, что Сония с Лондой во дворе сейчас, и я немедленно отправилась туда. Я увидела её сразу, меня захватила злость, за что она так со мной? Впрочем, если желает играть не по правилам, то так все и будет.
– Сония.
Моя голос был неузнаваем и больше похоже на крик, она хотела в ответ мне видимо победоносно улыбнуться, но на её круглом и рыхлом, словно квашня личике, проступил страх. Она боится меня.
– Сония, – повторила я, – ты просто… – Я перебиралась в уме ругательства, которые можно использовать в приличном обществе, ничего не подходило, мне хотелось отозваться о ней грубее. – Как ты вообще посмела наводить на меня клевету?
– Клевету? Ты воровка. – Её голос дрогнул, когда она это сказала, но все равно Сония пыталась выглядеть гордой. Её белёсые глаза скользнули по поясу и остановились на кошеле, – Это кошель хозяина! Ах ты мерзкая воровка! Сначала серебро, а теперь деньги, а ну отдай!
Я не успела перехватить её руку, она дёрнула кошель и тот порвавшись со звоном растерял все монеты, я уже не контролировала меня, моя рука взлетела и ударила по щеке Сонию. Раздался вскрик Лонды и во дворе воцарилась тишина. Мои глаза словно горели, внутри словно тоже все горело, мне было страшно от того, что я не контролировала себя, но в то же время чувствовала себя свободней. Я взглянула на Сонию, мерзавка стояла с испуганным видом, сжимая в руке ткань кошеля.
– Эти деньги мне дал барин. Теперь собирай их.
– Ну конечно, ты их украла, – уже не слишком уверенно проблеяла Сония. Я подошла к ней и под её взглядом сомкнула руку на её шее.
– Пре…кра… ти…
– Собери все деньги, – глядя ей прямо в глаза и сжимая её рыхлую холодную кожу шеи, сказала я, – и принеси мне. И если хоть медяка не досчитаю, я…
Я сжала шею сильнее. Где-то в отдалении разума мелькнула идея наказать её сильнее, причинить ей боль. Но я усилие воли погасила этот островок безумия. Это не то чего я хочу. Я словно медленно приходила в себя, я брезгливо отдёрнула руку и ушла в дом, Лонда провожала меня круглыми глазами, как и остальная прислуга и Оливия которые видимо видели все из окна. Вслед мне летел шепоток: «тёмная»… Пока собирала вещи, я никак не могла прийти в себя. Это чувство ярости, мощи, которое как пламя охватило меня. Что это было? Это была тьма?
Раздался стук. Я открыла дверь, на пороге стояла Оливия, я отошла, пропуская её внутрь.
– Хорошо ты её воспитала.
В её голосе было одобрение, я изумлённо покосилась на бывшую уже госпожу. Мне стало грустно. И тут тьма меня подвела. Хотя в основе то проблемы лежала не тьма, а человеческая глупость и зависть.
– Что? Мне понравилось. Вот держи, это кошель, который собрала Сония, – Она протянула мне два кошеля, – а вот второй это от меня.
– Зачем? – забирая оба и укладывая их в сумку уточнила я.
– Тебе надо будет с чего-то начать, где-то жить, куда-то ездить и чем-то питаться. Это чтобы ты смогла встать на ноги.
– Спасибо, ты так многое для меня делаешь…
– Ты тоже многое сделала для меня.
Оливия белозубо улыбнулась мне, со вздохом я присела на кровать и опустила голову.
– Это была тьма во мне, я тёмная… такая же как мой отец и тётя…
– Ну что же, раз она в тебе есть, эта тьма, значит она для чего нужна, например, – Оливия подошла и с щелчком захлопнула мою сумку, – чтобы защищать себя.
Хм… в этом есть смысл… если я научусь этим управлять, это не будет брать надо мной верх. Я встала и радостно улыбнулась ей, она в очередной раз спасла меня. Мы обнялись, шмыгая носом Оливия напоследок прошептала:
– Мне будет не хватать тебя.
– Мне тоже, – шепнула я ей в ответ.
Она единственная из всех домочадцев, кто провожал меня в новую жизнь, я слышала ка кона шмыгала носом и пыталась улыбаться. Хотя ей, как и мне, было очень грустно расставаться. Но раз так сложилось, то стоит снова принять все это как должное и идти дальше. Зато я познакомилась со своей тьмой. Теперь-то меня вряд ли кто-то обидит. Я рассмеялась, распугивая редких прохожих и направилась в порт.
