Текст книги "Демон. Одиночка (СИ)"

Автор книги: Маргарита Блинова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Хм, может это уже вирусное? Или это просто день такой, когда я ставлю людей в тупик – сначала стюардесса, затем Курт, а вот сейчас охранник.

– Что обычно ест на завтрак Курт? – терпеливо повторяю свой вопрос.

Пауза немного затягивается.

– Вы хотите заказать мистеру Дамиру завтрак? – я согласно киваю. – Он будет против.

М-да, это тяжелый случай. Возможно, даже клинический.

Быстро обернувшись к кассиру, заказываю зеленый чай, яичницу и блины.

– Он не станет это есть, – тихо предупреждает охранник.

– Посмотрим, – самоуверенно говорю я, открывая кошелек.

Опережая меня, мужчина быстро передает кассиру банковскую карту и извиняюще улыбается.

– У меня будут проблемы, если я позволю вам заплатить, – честно признается он.

Пожав плечами, отсчитываю всю сумму за завтрак и опускаю ее в полупрозрачный ящичек для сбора средств в помощь сиротам. Это, конечно, не то же самое, что заплатить за себя, но чувство, что меня покупают, на время отступает в тень.

– Я принесу, – любезно предлагает свою помощь охранник.

Вернувшись к столику, сажусь за свое место и смотрю на Курта. Он больше не выглядит удивленным, сейчас он скорее сосредоточен и готов к действию, и даже былая усталость и явный недосып куда-то пропали.

– Курт, а что вы едите на завтрак? – спрашиваю из любопытства.

– Кашу, оладьи и сок, – перечисляет мужчина.

Ну вот! Мимо по всем пунктам.

– Всегда, всегда? – уточняю, не теряя надежды.

– Да, – кивает он.

М-да, Яблокова. Это провал!

– И что всегда только каша, оладья и сок? – допытываюсь я. – Ну, нет, скажем, желания съесть тосты, или фрукты, или еще чего-нибудь?

Курт в задумчивости крутит свой телефон.

– Это дань уважения памяти моей жены, – негромко говорит он. – Бет всегда готовила для меня завтрак. У нашей поварихи выходит не так вкусно, но я не жалуюсь.

Мне требуется пара минут, чтобы переварить только что сказанное им. Насколько помню из личного дела Курта, предоставленного УНЗД перед ужином, та самая Бет погибла при родах. И если его сыну пять лет, то…

– Вы на протяжении пяти лет каждое утро едите кашу, оладьи и сок, которые готовила вам жена?

Мужчина кивает.

Псих! Полный псих! Но вслух я такое, естественно, не говорю.

– Вау! – я потрясена до глубины души. – Наверное, вы очень сильно ее любили.

– Очень.

В одном простом слове Курт умудряется выразить так много. Здесь и печаль, и нежность… И хорошо знакомые мне нотки душевного одиночества.

Идея с завтраком уже не кажется удачной, но сдаваться так быстро не хочется.

– Курт, я заказала для вас завтрак, – тихо сознаюсь, заглядывая в глубину его глаз.

Он грустно улыбается.

– Эва, я не буду есть, – мягко, но непреклонно говорит лаэрд.

– Ладно, не ешьте! – фыркаю я, яростно расчесывая запястье левой руки.

Внутри плещется обида, да и чувство проигрыша не дает покоя, поэтому, когда охранник приносит поднос, просто молча двигаю к себе тарелку с блинами и приступаю к еде.

А ведь оладья и блины – это почти то же самое.

– Эва, о чем ты думаешь?

Вопрос застает врасплох настолько, что я говорю правду.

– О том, что у вас никогда не будет ни второй жены, ни постоянной любовницы, – сознаюсь я, растеряно глядя в окошко. – Ни одна женщина не сможет конкурировать с духом вашей умершей жены.

Мы молчим дальше. Тяжелая атмосфера за столиком мешает наслаждаться вкусом моих любимых блинов с медом, и даже сладкий кофе отдает горечью.

К зудящему запястью руки присоединяется шея, а затем и сгиб локтя.

– Эва, что с тобой? – спрашивает мужчина, наблюдая за тем, как я яростно чешу ногтями шею за ухом.

– Аллергия, – покончив с шеей, хочу почесать заодно и запястье, но Курт перехватывает мою руку и поднимает рукав пиджака.

На светлой коже отчетливо видны красные пятна. Курт недоверчиво касается подушечками пальцев моего запястья и сжимает губы в тонкую линию.

А кое-кого предупреждали…

– Извини, – неожиданно говорит он. – Тебе нужно принять что-то против аллергии.

Мужчина встает, идет к соседнему столику, где завтракают охранник и водитель, быстро что-то говорит и возвращается назад.

Краем глаза наблюдаю за тем, как водитель, подхватив свою куртку, торопливо покидает кафе и удаляется в сторону припаркованной машины.

Лаэрд садится на стул и устало растирает лицо ладонями.

Он же ведь не спал всю ночь, да и ел наверняка вечность назад.

– Курт, а давайте компромисс? – неожиданно предлагаю я, на этот раз расчесывая правое бедро, прямо через джинсы. – Вы выпьете чай и съедите блинчик, а я, так уж и быть, встречусь с Авроркой. По рукам?

Лаэрд в задумчивости смотрит на меня, так, будто я предложила ему многомиллионный контракт.

– Блинчик – это же ведь почти оладушек, – привожу я «великий» довод. – Можно даже сказать, что оладушек – это располневший блинчик. И потом, вы же пили чай в самолете.

Курт еще раз смотрит на меня и с неохотой кивает, из чего я делаю вывод – мой разговор с Авророй почему-то крайне важен для него.

Вернувшийся с пакетиком из ближайшей аптеки водитель с удивлением видит, как Курт с сосредоточенным выражением на лице ест блинчик, запивая его уже немного остывшим зеленым чаем.

Дело 1313

– Готова?

Я сыто киваю и тут же запоздало спохватываюсь.

– К чему?

Курт отодвигает тарелку и белую чашку на блюдечке. К яичнице он так и не прикоснулся, зато с чистой совестью умял все три блина и даже ни разу не вспомнил Бет. По крайней мере, вслух…

– К разговору с Авророй, – говорит лаэрд.

Мягко и спокойно, так, словно боится напугать меня громкими интонациями. Кто бы намекнул ему, как это бесит!

– Э-э-э… Так сразу?

Честно говоря, как-то не думала, что разговаривать придется тут же. В мои планы входила выждать недельку, успокоиться, стрясти с Вениамина Георгиевич дело Аврорки и уже только после этого соглашаться на встречу.

– Я завтрак съел при тебе, – подмечает Курт, бдительно наблюдая за мной. – Через дорогу офисное здание, Крис и Аврора уже ждут нас.

Зашибись! Значит, все уже было решено за меня еще до перелета?

Идти и встречаться с лаэрдом и бывшей подругой не тянет, но отец всегда учил нас с братьями держать слово, потому что человек, не отвечающий за свои слова – пустозвон.

Пустозвоном быть не хочется, поэтому я решительно встаю и тянусь к куртке.

Курт с каменной маской спокойствия на лице поднимается следом. Тот же маневр выполняют и личный водитель с охранником. Лаэрд не обманул – офисное здание действительно было через дорогу от нас, а Аврорка и Кристоф действительно ждали.

Едва я переступаю порог, как длинноногая блондинка в шикарном деловом костюме подбегает ко мне, порывисто обнимает и… начинает реветь.

– Блин, Аврор! – недовольно ворчу я. – Ну, сколько реветь-то? Взрослая женщина уже, между прочим, а продолжаешь реагировать на все, как ранимый воробушек.

– Ева-а-а-а… – громко шмыгает носом она. – Ева-а-а…

У-у-у… Чую это надолго.

Пока девушка методично заливает мое плечо слезами, я поворачиваю голову и укоризненно смотрю на Курта.

– Это, как бы, мало похоже на разговор…

– Блины тоже мало похожи на оладьи, но я же ел, – парирует мужчина, обходя нас. – Все готово? – спрашивает он у Кристофа Дамира, обмениваясь дежурными рукопожатиями в качестве приветствий.

Я тяжело вздыхаю. Вот почему девушки так не могут. Вместо тысячи слов типа «сколько лет, сколько зим», «как ты похорошела!» и коронной «что на личном фронте?» почему нельзя ограничиться сухим рукопожатием и сразу перейти к сути дела?

Аврорка жалобно всхлипывает. И ведь даже не понятно, че хоть она ревет!

– Включай, – слышу я громкую команду Кристофа Дамира, и неказистый с виду подросток, сидящий за узким офисным столом у окна, щелкает клавишами ноута.

– Дело номер тринадцать-тринадцать, запись от первого января 2015 года…

Вначале я слышу ворчливый голос своего куратора, и, только отстранив от себя Аврору, вижу перед глазами его лицо на экране огромной плазмы.

– Объект сломала нос и руку оперативнику Крякову, – на лице мужчины кривая улыбка больше похожая на оскал. – И после этого ее еще называют неопасной! – Вениамин Георгиевич качает головой и недовольно хлопает ладонью по столу. – Алексей Кряков временно выведен из операции. В настоящий момент подыскиваются кандидаты на роль осведомителя. Пока желающих нет…

Видеоряд резко обрывается, экран гаснет.

– И как это понимать?

Мужчины переглядываются, решая, кто из них возьмет на себя миссию по разжевыванию информации одной глупой девочке, но тут в дело включается Аврора.

– Ева, я не первый агент, который наблюдает за тобой для УНЗД, – говорит она, вытирая слезы белым платочком.

– Это я уже поняла, – с раздражением чешу запястье.

Курт берет ближайший стул, подносит ближе и ставит передо мной.

– Садись, – в приказном порядке, предлагает он.

Пожав плечами, сажусь, хотя все остальные, кроме парня у компьютера, остаются стоять на своих местах.

Скрестив руки на груди, вальяжно киваю головой. Ну, давайте, включайте то, что так хотели мне показать. Я готова!

Экран снова включается, но вместо лица куратора на нем молодая женщина со светло-русыми волосами.

– Дело тринадцать-тринадцать, – она словно напевает эти слова. – Агент Людмила Железнова приступила к наблюдению…

И если вначале я думала, что просто обозналась, то теперь все сомнения ушли.

– Мамочка… – шепчу я одними губами, резко поднимаюсь со стула и иду в сторону мальчишки с компьютером.

Никто не ожидал от меня такой реакции, поэтому я беспрепятственно дохожу до стола и смотрю на подростка.

– Свалил, – беззлобно прошу парня, подталкивая его в плечо.

– Еще чего! Это мой комп, – напоминает молодой программист.

И вот откуда в людях столько жадности. Я же у него этот ультрабук не навсегда забираю. Сейчас кое-что проверю и верну.

– Объект плохо ест. Поговорила с врачами управления, буду пробовать прикормки, – мамин голос, такой родной и любимый. – В остальном пока все достаточно спокойно: агрессии к другим детям не проявилось, на моего мужа и других родственников реагирует вполне доброжелательно…

Обнажив губы в зверином оскале, я грозно рычу от нетерпения.

– Ладно-ладно! – примирительно поднимает руки парень, быстро уступая мне комп.

Оккупировав чужое место за столом, двигаю ноут ближе и кладу пальцы на тачпад. Секунду колеблюсь, не решаясь выключить видео с маминым изображением, и, в конце концов, просто сворачиваю.

Залезаю в самое сердце компа, отыскиваю папку с названием «дело 1313». Здесь приблизительно девять гигов видеоотчетов. Наугад тыкаю в первый попавшийся файл, влезаю в его свойства и запускаю консоль.

– Эва, что ты делаешь?

Недовольно поморщившись, игнорирую вопрос, сосредоточившись на проверке.

Насколько я знаю, всю информацию в управлении делили на «важное» и «секретное». «Важное» хранилось на сервере, к которому имело доступ около сотни человек. В случае необходимости эту информацию давали оперативникам для ознакомления. Опять-таки, в случае необходимости, ее могли изменять, а иногда и нагло фальсифицировать.

К совершенно другому типу относилась информация «секретно». Место хранения – неизвестно. Система защиты – выше всяких похвал.

И сейчас в свойствах видео я ищу как раз эту защиту.

Если мама работала на УНЗД, если она действительно наблюдала за мной и делала отчеты управлению, то здесь должен быть код безопасности.

– Эва, что ты делаешь?

Блин, ну чего он пристал! Не видит, что ли, что человек занят.

– Она проверяет подлинность видео, – умничает парень из-за моего плеча. – Считает, что это монтаж.

Так, вот эта строчка кажется очень знакомой, а вот это…

– Нет, уже не считаю, – немного потерянно говорю я, бездумно глядя в экран компа.

Значит, это правда? Мама… Стоп!

Людмила Железнова взяла меня в свою семью по приказу. Она с самого начала знала, что я лаэра, и наблюдала, скрупулезно фиксируя в видеоотчетах любые изменения в моем поведении.

Вопрос – для чего УНЗД это надо?

Я поднимаю голову и встречаюсь взглядом с чистыми голубыми глазами Авроры. В них жалость…

Дожили, Яблокова! Нас жалеют!

Криво улыбнувшись подруге, которая на самом деле и не была никогда таковой, я дергаю кабель, лишая остальных возможности видеть все, что я делаю на компьютере.

Запоздало понимаю, что так и не сняла куртку. Порывшись в карманах, достаю наушники.

– Эва… – мягко зовет меня Курт, но я даже не поворачиваю головы в его сторону.

Вновь вернувшись к папке «дело 1313», листаю список. Мне нужно видео, сделанное определенного числа…

Тринадцатого мая были похороны бабушки. Это была папина мама.

Я очень хорошо помню тот день, потому что именно тогда впервые увидела, как папа плачет, и именно тогда состоялся тот самый разговор с мамой.

Мы с ней вышли из нашей квартиры, где должны были проходить поминки. Мама не пустила нас на кладбище, посчитав, что детям рано видеть такое. Димка и Бандит были у тети Ани с самого утра, а я помогала маме готовить и убираться до последнего.

– Мамочка, а почему все грустят? – спрашиваю я, сжимая ее руку своей крохотной детской ладошкой.

– Потому что все очень любили нашу бабушку и скучают по ней, – скорбно опустив голову, повязанную черным платком, говорит мама.

– А все люди умирают?

Она мешкает, словно не знает, что сказать. Мы молча переходим пустую дорогу, и я в очередной раз поражаясь нелогичности родителей, которые учат меня переходить по зебре, а сами переводят через дорогу абы как.

– Все люди умирают, – она почему-то выделяет слово люди, но я не придаю этому значения.

– А если я умру, по мне тоже будут скучать? – с волнением спрашиваю я.

– Будут… – соглашается мама.

– Это значит, что вы меня любите?

Мама останавливается, поправляет на меня куртку, мягко щиплет за нос.

– А ты как думаешь?

Тогда я подумала, что любит, и была полностью уверенна в этом вплоть до сегодняшнего дня. В детстве мама уделяла мне чуть больше внимания, чем братьям, и я всегда втайне считала, что это из-за того, что она любит меня на капельку больше чем других.

Оказалось, она просто хорошо выполняла свой долг перед человечеством.

– Дело тринадцать-тринадцать, – женщина на экране словно напевает эти слова. – Агент Людмила Железнова, запись от 13 мая, – она делает шумный выдох и горбит плечи. – Сегодня объект впервые заговорил о смерти. Его не интересовали физиологические аспекты, только эмоциональный план. Объект, как и другие лаэрды, не демонстрирует страха перед собственной гибелью. Возможно, знание о переходе – это подсознательное чувство…

Мама замирает, словно какая-то совершенно другая мысль не дает ей покоя, и обрывает саму себя на полуслове.

– Объект не демонстрирует агрессии и враждебности, но… Мне страшно оставлять ее с другими детьми, – мама внезапно шмыгает носом. – Я понимаю, что бояться ребенка глупо, но как бы по-человечески она себе не вела, факт остается фактом: она – демон, монстр чужого мира. И мне кажется наивно питать ложные иллюзии на ее счет. – голос мамы дрожит, она еще раз всхлипывает. – Простите… На счет объекта, – поправляется Людмила Железнова.

Кадр замирает, а вместе с ним и весь мой мир.

Меня словно парализовало – и тело, и волю.

Единственное, что сейчас напоминает мне о том, что я все еще жива – это невероятная душевная боль. Боль, от которой даже дышать становится невыносимо тяжело.

К горлу подступает неприятный комок, и я чувствую скорбь. Мне даже тяжелее, чем в день ее смерти. А ведь я всегда думала, что это самый темный день в моей жизни, и оказалась неправа…

Тогда я потеряла ее в физическом плане, но сегодня… Сегодня меня лишили всего самого теплого и ласкового, что было связано с ней. С ее руками, ее поцелуями, ее улыбками, со всем тем, что делало мое детство радостным, наполненным чувством любви и заботы.

Преодолев скованность в теле, я какими-то деревянными, словно чужими пальцами вытаскиваю наушники, откидываю их на стол и начинаю бесцельно пролистывать список с видеофайлами.

– Эва, как ты?

Я поднимаю глаза. На меня смотрят двое обеспокоенных лаэрдов и все еще плачущая Аврорка, которая тихонько всхлипывает, прижимаясь к плечу обнимающего ее Кристофа Дамира.

Криво усмехнувшись краешком губ, я откидываюсь на спинку стула и закрываю руками лицо.

Нет, я плакать у всех на виду не стану.

Мысленно представляю огромную банку из черного, непрозрачного стекла, осторожно сворачиваю крышку и представляю, как боль, покинув меня, падает вниз и замирает на дне банки.

Это помогает вдохнуть полной грудью и сделать медленный спокойный выдох.

Мои чувства никуда не ушли, они просто спрятаны глубоко внутри. И я точно знаю, что стоит мне остаться наедине с собой, как чернота вырвется из-под крышки и растворится в горьких слезах и судорожных всхлипах.

Но это все будет потом, когда я останусь одна…

Резко отдернув ладони, скрещиваю руки на груди и смотрю в глаза Курта.

– Ну и для чего вы рассказали мне это?

Курт подхватывает стул, подходит к столу, ставит его и садится напротив меня. Остальные остаются стоять, как стояли.

– В управлении тебе что-то говорили про твоих родителей? Я имею в виду, настоящих родителей.

– Что-то такое невнятное, – пожимаю плечами. – Вроде они так и не выяснили всех деталей.

Будь честна, Яблокова. Ты просто особо и не спрашивала. У тебя уже были папа и мама, были братья, дружная семья, и ты отказывалась лишний раз вспоминать, что в этом мире, возможно, есть твои биологические родители.

– Девяностые – были временем массовых беспределов, – неожиданно начал делиться воспоминаниями Курт. – И демоны, и люди пытались заново поделить этот мир. В связи с ситуацией, возможности УНЗД стали почти безграничны. Лаэрдов выслеживали и устраняли. Таким образом было уничтожено более ста семей лаэрдов, в том числе и Райты.

Мы еще не знаем всех деталей, но, судя по отчетам «дела 1313», тебя пытался укрыть дедушка – Александр Райт, но по каким-то причинам УНЗД удалось ликвидировать его и заполучить тебя.

Двухлетнюю девочку почему-то решили оставить. Тебя воспитывали, за тобой следили и с трепетом ждали, когда ты начнешь перевоплощаться.

Мужчина замолкает.

– Но зачем? Какой в этом во всем смысл?

– Ты – хорошее орудие, – тихо подмечает он. – Подумай сама, почему мы с Кристофом не прибили тебя тогда в офисе?

Я самоуверенно ухмыляюсь и ехидно подмечаю:

– Возможно, потому, что у меня в руках были два ствола?

Кристоф Дамир едва заметно скалит зубы, но, даже не видя клыков, Аврора все равно испуганно вздрагивает, ощущая угрозу.

Да, подруга. Каким бы он не старался казаться хорошим при тебе, демоны – это не домашние пушистые чихуахуа.

– Нет, Эва, – в отличие от Кристофа, у Курта осадочка на душе не осталось. – Потому что ты одна из нас, а лаэрды никогда не трогают своих. – Он мягко улыбается одними глазами и уголками губ. – Тем более женщин и детей.

Хм… А интересно, в какую группу он зачислил меня?

– За эти полгода, что тебя использовало УНЗД, ты воровала информацию не только у нас, – Курт осуждающе смотрит на меня. – А теперь на минуту представь, что твоя мама жива. На что бы ты пошла ради ее защиты?

Я задумчиво смотрю на потолок.

Если бы мама была жива… Если бы я не знала о видеоотчетах… Если бы ей грозила хоть малейшая опасность…

Без всех этих «если», узнай я правду о демонах, то пошла бы Яблокова вершить самосуд, а мамочка по приказу УНЗД мягко направляла бы мой гнев против «неправильных» лаэрдов.

Расцепив руки, яростно чешу запястье. Отвечать мне не требуется, всем и так все понятно.

– Тебе рассказали много плохого о нас, еще больше из того, что ты знаешь – либо преувеличение, либо явная ложь.

Я недовольно хмурю лоб, все еще не до конца понимая, к чему все это.

Деликатный стук в дверь, и в комнату входит низенький мужчина в темно-сером деловом костюме и очках.

– Мистер Дамир, они уже приехали и ждут в комнате для переговоров, – вежливо информирует он.

Кристоф Дамир и Аврора переглядываются с Куртом, после чего лаэрд встает и несколько мгновений смотрит мне в глаза.

– Ты помнишь, что я сказал тебе в номере «Астории»?

Я медленно киваю, не отрывая взгляда от мужчины. Сосредоточенный, сконцентрированный для атаки зверь, шахматист, просчитавший своего соперника, четко осознающий свои желания человек. Прежде я никогда не видела его таким.

– Идем, – он протягивает мне руку, и я покорно касаюсь его ладони, одновременно ощущая, как горячие пальцы крепко сжимают мою.

Встав, я иду следом за ним, так и не задав себе ни одного вопроса. А куда мы идем? Что он задумал? Чем это грозит мне? И что будет дальше?

Нет, все эти мысли не трогают меня… И очень даже зря.

Опека

– Эва, как ты?

Я лежу в постели и устало пялюсь в потолок. Курт, разбудивший меня ни свет, ни заря, сидит с краешка кровати и сосредоточенно наблюдает за мной.

Почти всю ночь я ворочалась на мягком матрасе, словно принцесса на горошине, вдыхала свежий запах постельного белья и никак не могла уснуть.

Под утро мне все-таки удалось ненадолго отключиться, но уже спустя пару мгновений в комнату зашел Курт, уселся на постели и начал осторожно будить.

– Эва, отвечай, пожалуйста, когда я у тебя о чем-то спрашиваю, – Курт явно раздражен. – Как ты себя чувствуешь?

Я перевожу взгляд с потолка на разбудившего меня мужчину.

Его волосы немного влажные, словно он только что вышел из душа. С щек исчезла легкая щетина, с которой он ходил вчера весь день, а в глубине сине-зеленых глаз застыло беспокойство.

Яблокова, может, ответишь все-таки? Мужик за тебя, между прочим, переживает.

– Если честно, то хочется в пьяном угаре залезть на барную стойку и цитировать Бродского, – озвучиваю свое состояние. – Я даже знаю одно местечко, где меня не сразу охранники выведут…

– Нет, – коротко и холодно убивает лаэрд все мои надежды немного забыться. – Теперь я отвечаю за тебя, поэтому никакого алкоголя.

Тяжело вздохнув, сажусь на кровати, подтягиваю колени к подбородку и утыкаюсь в них носом.

– Если бы вы спросили мое мнение, прежде чем подписать бумаги…

– Я знаю, что ты против, – перебивает мужчина.

Он едва уловимо гладит меня по волосам, после чего поднимается на ноги и идет к дверям.

– Двадцать минут на водные процедуры, и ровно в половину восьмого жду тебя на завтраке. Не успеешь, лично спущу тебя вниз.

Проследив, как с легким щелчком за лаэрдом закрывается дверь, я со злостью откидываю с себя одеяло, встаю и иду в ванную.

Как это произошло, Яблокова? Как ты умудрилась влипнуть так сильно?

Еще раз вспоминаю вчерашний день. Как Курт с важным видом вводит меня в просторный кабинет, предназначенный для совещаний и переговоров, где за овальным столом уже томятся в ожидании четверо незнакомых мужчин.

Тот самый пожилой коротышка в очках, что приходил к нам ранее, отодвигает массивный стул с мягкой спинкой, помогает мне сесть, ставит передо мной стакан с водой.

Я чинно складываю перед собой ручки на столе и даже спину пытаюсь держать прямо, а вот дальше начинается полный бред.

Курт что-то говорит на языке демонов, с ним активно начинают спорить четверо мужчин напротив, затем их перебивает коротышка, все замолкают и смотрят на меня.

Криво улыбаюсь, запоздало понимая, что, видимо, не тот язык в школе учила. Дальше разгорается нешуточный спор, в котором я не понимаю и полсловечка. Четверка мужчин что-то активно пытается доказать Курту, но тот словно монолитная стена памятника – спокоен и неколебим.

Заканчивается все на редкость странно – коротышка в очках передает мужчинам папку с документами, те смотрят на меня с такой ненавистью в глазах, будто я все печеньки у них поворовала.

Воспользовавшись моментов, кидаю на сидящего рядом Курта вопросительный взгляд из серии «Что, блин, здесь творится?», но он только успокаивающе кладет свою руку поверх моих и несильно сжимает.

Меня такой ответ не устраивает, но я вынужденно молчу.

Затем еще пять минут мужчины листают предложенные бумаги и тянутся к своим золотым паркерам.

Последним подписывает Курт, после чего встает и протягивает мне руку. Поспешно вскакиваю следом за ним, готовая на все, что угодно, лишь бы поскорее уйти из-под обстрела четырех пар глаз, горящих отчего-то неприязнью ко мне.

Едва мы выходим в коридор, я наклоняюсь к мужчине и шепотом спрашиваю.

– И что это было?

Курт разворачивается ко мне лицом, кладет свои руки на плечи.

– УНЗД не имело право забирать лаэру в человеческую семью и уж тем более самостоятельно воспитывать, – негромко поясняет мужчина. – Я только что отстоял твои права. С этой минуты ты под защитой семьи Дамиров, а я выступаю в роли твоего опекуна.

По-моему, в тот момент у меня подкосились ноги, и я бы обязательно рухнула на пол, если бы лаэрд заботливо не подхватил меня за талию и не поддержал в этот момент.

А еще я не выдержала и расхохоталась прямо в серьезное лицо Курта.

А вот теперь, когда я в его трехэтажном коттедже и он командует, что и как мне делать – хохотать уже не хочется.

Натянув на себя вчерашние джинсы, майку и пиджак, спускаюсь вниз по лестнице, а в гостиной замираю в нерешительности. Нормально, да? И как, по мнению Курта, я должна найти кухню? Хоть бы схемку какую на бумажке изобразил.

Постояв пару минут на последней ступеньке лестницы, я пошла в сторону столовой в надежде либо встретить кого и спросить дорогу, либо нечаянно набрести на кухню.

Так и не встретив никого по пути, использую обоняние и оказываюсь с детства любимом месте дома – кухне.

За небольшим столом расположились Курт, пожилая женщина с короткой стрижкой, мальчишка лет пяти сидит с ней рядом и с задумчивым видом ковыряет ложкой в тарелке с кашей.

– Доброе утро, мисс Райт, – обращается ко мне полноватая женщина в белом накрахмаленном переднике. – Что желаете к завтраку?

Мисс Райт? Да за кого нас принимают в этом доме?

– Эм… – я растерянно пожимаю плечами. – Кофе с молоком и сахаром.

Женщина вежливо улыбается, отчего ее полное овальное лицо становиться притягательно-красивым.

– Хорошо, – кивает она в знак согласия. – Что хотите к кофе? Каша, тосты, сладкие пирожки… Может, предпочитаете яичницу?

Еще раз пожимаю плечами.

– Давайте кашу, мне не принципиально.

Женщина в переднике еще раз улыбается и разворачивается к плите. С непонятной неохотой подхожу к столу. По правую руку от Курта, сидящего во главе стола, уже приготовлены приборы. Решив, что это место для меня, осторожно отодвигаю стул и сажусь.

Лаэрд, который все это время увлеченно читал на планшете, откладывает айпад в сторону и встречается со мной взглядом.

– Ты чуть было не опоздала к завтраку.

– Заблудилась.

Мужчина удивленно моргает, видимо, обдумывая, шучу я или говорю всерьез.

– Ваша завтрак, мисс Райт.

Женщина ставит передо мной тарелку с дымящейся ароматной кашей и большую кружку кофе с белой пенкой.

– Спасибо, ммм…

– Меня зовут Нина, – еще раз улыбается повариха. – Приятного аппетита, – желает она и возвращается за стойку, делящую кухню пополам.

Зачерпнув ложкой молочную кашу, осторожно дую и засовываю ложку в рот.

Вкусно…

– Эва, пока есть время, я немного расскажу тебе о твоем расписании, – негромко говорит Курт.

Я удивлена настолько, что едва не обжигаюсь глотком кофе. Торопливо слизнув с верхней губы пенку, круглыми глазами смотрю на лаэрда.

– У меня будет расписание?

– Да, – непреклонно говорит он. – В семь подъем, в половину завтрак, в восемь ты приходишь ко мне в кабинет за инструкциями на день. До двух у тебя занятия, затем час свободного времени, в три мы садимся обедать. После обеда мы будем ездить по делам. Ужин в девять, затем свободное время. С одиннадцати у нас ровно час на то, чтобы полетать.

Я в шоке.

– Пап, а почему у тети так много свободного времени? – неожиданно интересуется мальчик, теряя интерес к процессу размазывания каши по тарелки.

Курт задумчиво смотрит куда-то поверх его головы.

Черт! Кажется, малой только что лишил меня пары часов личного времени.

– А что, если я не согласна жить по расписанию?

Я аж подпрыгиваю от возмущения на стуле и кидаю ложку в тарелку. Мужчина отвлекается от раздумий и поворачивает голову в мою сторону.

– А тебя никто не спрашивает, – улыбается лаэрд. – Теперь все будет, как я скажу.

Что, правда? Он действительно верит в этот бред?

– А если я сбегу?

– Найду и выпорю.

– Закачу истерику?

– Кину в бассейн.

– А я тогда… – я запинаюсь на полуслове, поняв, что ничего так сразу придумать больше не смогу. – Курт, вы меня бесите!

Мужчина дарит мне снисходительную улыбку.

– Пап, ну почему у тети так много свободного времени?

Ну все, кажись, пацан только что закопал меня!

С мольбой смотрю на женщину рядом с Максом.

Господи, если ты меня слышишь, сделай так, чтобы эта чудесная женщина прониклась ко мне сочувствием и увела мальца играть.

То ли мой взгляд так подействовал, то ли внутренние молитвы нашли адресата, но женщина отодвинула в сторону тарелки и строгим тоном спросила:

– Максимка, а что по расписанию мы должны сейчас делать?

– Садиться читать, – убитым голосом ответил малыш.

Няня помогает Максу слезть с высокого стула и, взяв за руку, выводит из кухни, Нина подхватывает грязные тарелки, оставшиеся после них, и несет все на свою сторону перегородки.

Возвращается за чашками и ставит перед моим носом большую тарелку.

– Мисс Райт, может, хотите горячих оладушек?

Я рассеяно киваю, невольно начав подражать Максу в художественном размазывании каши по тарелке.

Мама по утрам тоже готовила для нас кашу. Только не такую, как приготовила Нина, а манную, с кусочком тающего маслица в середине. Мы все вместе садились за стол, наперегонки ели кашу и, когда я проигрывала папе или братьям, мама всегда утешающе целовала меня в макушку.

Раньше я думала, что это знак любви или поддержки, а теперь…

«Я понимаю, что бояться ребенка глупо с моей стороны, но как бы по-человечески она себе не вела, факт остается фактом: она – демон, монстр чужого мира».

Сердце сжимается, к горлу подкатывает неприятный комок, а черная банка печали, так и не открытая вчера, угрожающе гремит плохо закрученной крышкой.

Нет, не сейчас!

Стараясь отвлечься, оглядываю стол. Каша, оладьи, сок в прозрачном кувшине…

Украдкой кидаю взгляд на вернувшего к чтению чего-то любопытного на планшете мужчину.

Надо же, оказывается, мы оба ходим с призраками за спиной.

Ощущение присутствия здесь давно умерших людей из нашего прошлого кажется мне настолько реальным, что я почти физически чувствую их рядом с нами.

Это настолько сильное чувство, что хочется встать, отодвинуть два стула и пригласить их обеих к столу. Сжав кулаки, резко дергая головой, стараясь отогнать от себя потусторонний бред в лучших традициях «Сверхъестественного».

– Что-то не так?

Я качаю головой и печально улыбаюсь. Порой его внимательность совсем не в тему.

– А знаете, Курт, – я смотрю на два пустых стула напротив, – мы с вами похожи.

– Правда?

Я не смотрю на него, но мне кажется, что мужчина заинтересован.