Текст книги "Галактический враг"

Автор книги: Маргарет Уэйс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 34 страниц)

Саган поднял бровь, уголок его рта дернулся. Фидель продолжал свой рассказ, словно в прорубь кинулся.

– Так уж у нас повелось. Однажды сам аббат зарапортовался и упомянул в молитве «брата Ника», отчего брат Чэнг принялся громко смеяться. В церкви! Сообразив, как он оплошал, аббат не удержался и тоже стал смеяться, правда, потом он наложил на себя и на брата Чэнга епитимью на всю седмицу.

Фидель остановился, чтобы перевести дыхание. Шепотом говорить было трудно. В груди давило, он никак не мог вдохнуть глубоко.

– Вы понимате? – сказал он, когда смог снова шептать. – Даже новички знают о «брате Нике». А брат Микаэль утверждает, что провел здесь два года, но никогда не слышал о нем.

Фидель взволнованно смотрел на Командующего. Он надеялся, ждал, что Саган только посмеется в ответ и отмахнется от его подозрений, как он и раньше отмахивался от разных диких вещей, происходивших в монастыре. Но Командующий помрачнел, лицо его стало серьезным и жестким.

– Да поможет нам Бог! – сказал громко Фидель, оперевшись локтями на алтарь и положив голову на руки.

– На Господа надейся, а сам не плошай! – напомнил ему Саган и опустил свою крепкую, уверенную длань на плечо юноши. Голос его опять сошел на шепот. – Вы проявляли чудеса смелости на поле брани.

– То совсем другое, – с горечью ответил юный священник. – Там опасность была реальной и очевидной. А тут – смутные страхи, чудовищные тайны, и все это происходит в моем тихом и надежном доме... – слезы клокотали в его горле.

– Самое трудное – преодолеть страх неизвестности, – сказал Командующий. – Но вы справитесь с этим, брат. Вы мне нужны. И Господу.

– Да, мой повелитель, – сказал еле слышно Фидель и глубоко вздохнул. Потом быстро вытер глаза. – Что я должен сделать?

Командующий взял ручку и написал.

Когда за мной придут, чтобы отвести меня к отцу, не идите со мной, найдите какой-нибудь предлог. Постарайтесь узнать, что здесь происходит.

Саган посмотрел внимательно на юношу, чтобы убедиться, что тот понял его, а может, чтобы оценить его мужество. Фидель кивнул головой, губы его были плотно сжаты, зубы стиснуты.

Командующий явно остался доволен. Он поднес пергамент к огню, положил загоревшуюся бумагу на алтарь и стал наблюдать, как она превратилась в пепел. Он растер его пальцами, потом сдул. Тщательно вытер перо подолом своей черной рясы, положил чернильницу и перо на место.

* * *

В замке заскрежетал ключ, в келью вошел брат Микаэль и увидел, что Командующий и юный священник усердно молятся. Они даже не заметили монаха.

– Лорд Саган, – сказал брат Микаэль, – ваш отец ждет вас.

Командующий продолжал стоять на коленях. Фидель взглянул на него и увидел, как он внезапно побледнел и изменился в лице. На верхней губе проступил пот, кожа под загаром стала мертвенно-белой, глаза запали, вокруг легли черные тени. Вдруг он быстро задышал, кожа вспыхнула пламенем. Он попытался подняться на ноги, но ноги не слушались его. Фидель уже стоял и успел подхватить его.

– Милорд, – сказал он тихо. – Вам нехорошо. Может я...

Саган ничего не ответил, бросил на него суровый взгляд и выдернул руку.

Фидель все понял и молча двинулся следом за Командующим. Брат Микаэль, стоявший все это время в стороне, почтительно пропустил Сагана, вышел за ним и повернулся к дверям, чтобы запереть их. В это время Фидель подошел к дверям.

– Я полагаю, брат мой, что вы намерены ждать возвращения лорда Сагана в его келье, – сказал монах.

– Благодарю за заботу, брат мой, – ответил Фидель, – но я дал обет молиться коленопреклоненно всю ночь в храме перед алтарем Господа Нашего, прося Его о спасении души отца моего повелителя.

– Да будут ваши молитвы услышаны, – сказал с благоговением брат Микаэль, склонив голову и отступая в сторону, чтобы пропустить Фиделя.

– Вы помните дорогу в храм, брат?

– Конечно! – выпалил Фидель. Внезапная покорность и уступчивость брата Микаэля озадачили его. – Спасибо, брат мой, за заботу, – добавил тихо священник, – я ведь провел здесь несколько лет. Вряд ли я забуду когда-нибудь дорогу в храм.

Голова в капюшоне склонилась.

– В таком случае я провожу лорда Сагана.

Они удалились, путь им освещал фонарь брата Микаэля. Фидель остался один. Он подождал, пока Саган и монах скроются из вида, потом взял свечу со стола, зажег ее от дрожащего, пахнущего ладаном пламени лампадки на алтаре.

– Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной, Твой жезл и твой посох – Они успокаивают меня, – произнес тихо слова молитвы Фидель и вышел в темный пустой холл.

Глава пятая

В средине жизни, мы предстаем пред ликом смерти.

Псалтырь, Погребение мертвого

Монах, брат Микаэль, шел темными коридорами аббатства, освещая дорогу фонарем. За ним шел Саган, опустив голову, натянув низко на лоб капюшон. Никто не проронил ни слова. Командующий не пытался вовлечь монаха в разговор, расставляя ему хитроумные ловушки, не пытался заглянуть ему в лицо.

Если этот брат Микаэль и в самом деле один из помощников Абдиэля, один из людей, выполнявших его злую волю, его ничего не стоит узнать по невыразительному лицу, пустому, бессмысленному взгляду. Саган мог бы быстрым движением сорвать с него капюшон и узнать правду. Но руки Сагана были спрятаны в рукава, пальцы сплетены в немой молитве. Он знал правду. Он знал, что ступает не за каким-то монахом. Дерека Сагана вел Господь.

Узкие коридоры были пустыми. Когда они шли мимо просторных помещений, к примеру, мимо часовни, ярко освещенной свечами, теплой, пахнущей ладаном, они видели там членов Ордена, погруженных в молитву. И всякий раз головы в капюшонах поворачивались в их сторону, провожали их взглядом, наблюдая, как медленно и торжественно они движутся своей дорогой.

Монах провел его через оранжерею, где выращивали лечебные травы. Командующий безошибочно определил, где они находятся, по влажной почве и растениям. Он заметил в свете фонаря пучки засохших стеблей и листьев, свисающих аккуратными прядями со стропил, фляги с наклейками, ступку и пестик на рабочем столе.

«Мы недалеко от лазарета», – подумал он, припоминая расположение помещений в монастыре, в котором он провел первые двенадцать лет своей жизни. Его отец лежит в лазарете, там, где больные и увечные восстанавливают свое здоровье, где умирающим облегчают последние часы жизни.

Командующего охватили страх и волнение, его обожгла лихорадка, внутри все напряглось. Боль пронзила руки, скрутила их, он еще сильнее сцепил пальцы. В ушах звенело от бешено пульсирующей крови, глаза застилало.

Но монах прошел мимо лазарета.

Командующий похолодел, внезапно, как на поле брани, когда в вены попадает адреналин, и тебе уже ничего не остается делать, как просто выполнять свою «работу». Он понял, куда они попали, увидел, что это – тупик, коридор кончался, выхода не было. В конце коридора была дверь с надписью – «Requiem aeternam» – «Вечный покой».

Саган оглянулся на помещение, где находился лазарет. Там топили углем, чтобы больные грелись. Но ни одного пациента он не увидел на койках, ни одного инвалида – в креслах на колесах, ни один гомеопат не сидел возле пациента. Монах дошел до дверей. Протянул руку, толкнул створки и отступил почтительно в сторону, давая понять, что Командующему следует войти внутрь.

Саган оглянулся. Ему не надо было спрашивать, где он. Надпись на дверях, запах сырого камня, ледяной воздух, которым повеяло оттуда ему в лицо, говорили лучше всяких слов.

– Почему вы привели меня сюда? – спросил он сурово. – Мой отец мертв? Почему вы не сказали мне?

Брат Микаэль не намерен был отвечать. Он взял фонарь, осветил вход в комнату, почти незаметно кивнул, приглашая Сагана войти. Когда убедился, что Саган не собирается делать ни шагу, ответил ему:

– Ваш отец жив.

– Так отведите меня к нему! – потребовал Саган.

– Я привел вас, – ответил брат Микаэль тихо.

– Это же морг! – изумился Командующий, пытаясь унять свой гнев.

– Такова его воля, – ответил брат Микаэль.

Саган воззрился на монаха, стоявшего неподвижно в дверях, прислонившись к косяку, чтобы дать возможность Командующему пройти. Саган порывисто вошел.

Морг находился в большой холодной каменной комнате без окон. В полу была выдолблена сточная канавка, по ней сливали воду, которой обмывали покойников, готовя их в последний путь. В центре комнаты стоял каменный гроб, по четырем углам которого возвышались чугунные подсвечники в человеческий рост высотой, а в них стояли большие, толстые, круглые свечи. При слабом свете Саган увидел, что в гробу лежит не покойник, а живой человек.

Дереку Сагану приходилось ступать на борт вражеского корабля, зная, что ему одному предстоит столкнуться с десятью солдатами, понимая, что, если смекалка и сноровка подведут его, он погибнет. Он шел в бой решительно, без страха. Но сейчас он не мог заставить себя сделать шаг. Он вдруг почувствовал себя слабым, немощным младенцем, заблудившимся в темноте. Он смотрел на фигуру в рясе, лежащую в гробу под тонким старым одеялом, пламя свечи разгоралось в его затуманившемся взоре, грозило поглотить этого человека. Сагану стало дурно, он чуть не рухнул на колени.

– Deus miserere! – Господи, помилуй! – взмолился он, и от этой мольбы голова в гробе повернулась, глаза устремились к нему.

Отец всегда казался старым Сагану, хотя священник был сравнительно молод, когда, нарушив обет, он должен был пожинать горькие плоды своего греха. Самые ранние воспоминания Дерека – суровое, непроницаемое лицо, к которому приросла маска стыда, вины, страдания и лишений. Еще до того, как мальчик узнал, что этот Монах Темный (так звали его в обители) – его отец, Дерек чувствовал: что-то их связывает. Это было ужасно, он никогда не говорил никому об этом, но он видел, как загораются глаза Темного Монаха, когда он останавливает свой страдальческий взор на нем.

Когда Дереку исполнилось десять, решено было, что смышленый мальчик все поймет, и тогда аббат позвал его к себе в кабинет и объяснил Дереку, как согрешил его отец, какую епитимью он наложил на себя навечно – дал обет молчания, сказал о том, что его отец пожелал, чтобы Дерек вырос в монастыре, за его темными, мощными, непроницаемыми стенами. Потом король распорядился иначе, но он не смог ничего поделать с тем фактом, что Дерек знал – жизнь ему дарована ценой позора и вечного страдания его отца.

Двенадцать лет Дерек провел неотлучно с отцом, но Темный Монах не сказал ему ни единого слова. По истечении этих двенадцати лет, когда Дерек уходил в мир за стенами аббатства, отец не пришел попрощаться с ним.

А сейчас сын пришел попрощаться со своим отцом.

Господь услышал молитву Сагана, дал ему силы сделать шаг вперед. Он встал возле гроба, возле своего отца. Немощь и старость разгладили и смягчили черты его лица. Следы страданий, некогда глубоко врезавшиеся в его щеки, теперь исчезли – вместе с истлевшей плотью. Его губы, некогда суровые стражи его обета; сжатые в плотную линию, теперь разомкнулись и пересохли. Тело его, в былые времена сильное, мускулистое и стройное, не сгибающееся под добровольным гнетом, теперь было худым, высохшим, он дрожал под одеялом, хотя был одет в плотную коричневую рясу. Дерек ни за что бы не узнал отца, если бы не его глаза. Он знал этот взгляд. Он запомнил этот взгляд навсегда.

Саган медленным жестом стянул с головы капюшон.

Умирающий, следивший за каждым его движением, стал жадно всматриваться в его лицо, потом голова старика откинулась на жесткую, холодную подушку. Глаза закрылись, но не в упокоении, а в горьком отчаянии.

– Он отходит, – послышался голос из темноты.

Саган не удивился, услышав голос. Он понял, что ждал его.

Пламя свечи высветило голову в шишках, болтающуюся на тощей и хилой шее, казалось, голова эта неожиданно вынырнула из темноты, словно черт из табакерки. Лысая голова была чудовищно непропорциональна, покрыта морщинистой кожей и буграми. Два огромных желвака торчали в основании шеи.

Человек этот был очень старым, таким же, как умирающий в гробу, и таким же немощным, хотя был укутан в толстую, тяжелую рясу. Он все время трясся и дрожал. Но голос у него был крепкий, хотя и тонкий, изобличал в нем несокрушимую силу воли.

– Абдиэль! – сказал Саган, скорее в знак того, что узнал его, а не в знак приветствия.

– Рад снова видеть вас, милорд, спустя столько лет. Но я, однако, чрезвычайно разочарован. Вы не удивились при виде меня. Получается, вы были готовы к встрече со мной здесь. Надеюсь, Микаэль и другие хорошо сыграли свои роли? Ах, нет. Понимаю, в чем причина. Проницательного брата Фиделя не удалось обвести вокруг пальца. Где же наш «преданный» юноша? Отправился все разнюхать, да? Не хотите отвечать мне? Неважно. Он так и так придет ко мне... Или мне следовало сказать «к вам, милорд».

– Вам ведь нужен я. Отпустите священника с миром.

– Я так и намерен поступить, дорогой мой. Он покинет стены этого аббатства целым и невредимым. Я хочу, чтобы мое донесение попало к адресату. А вы проинструктировали его, как ему улетать отсюда, Саган, с обычной для вас четкостью. Мне не о чем беспокоиться, разве что побеседовать с ним накоротке.

Командующий, казалось, не слышал Абдиэля, не обращал внимания на зловещий смысл слов ловца душ. Бросив на него быстрый, безразличный взгляд, он стал снова смотреть на отца.

– Вы заполучили меня, а теперь велите перевести отца в лазарет, чтобы он провел свои последние часы в мире и покое.

Абдиэль был уязвлен.

– Да что вы, Дерек, я не такой монстр, как вы предполагаете. Даже если я и воспользовался вашим отцом в качестве приманки – согласитесь, весьма неглупый ход, я никогда бы не стал мучить умирающего человека.

Поверьте, мне гораздо приятнее было бы ждать вас в теплой комнате, а не в сыром склепе. Микаэль сказал вам правду, но могу добавить кое-какие подробности.

Когда мы прибыли сюда, мы нашли Темного Монаха в морге. Очевидно, поняв, что наступает смертный час, он просил его, еще живого, перевести сюда и положить на одр, где обычно лежат покойники. Я побоялся его тревожить, он мог не перенести этого. Я понимал, что вы не приедете, если не поверите, что он жив. Так что самой главной для меня задачей оказалось поддерживать в нем жизнь. Уверяю вас, Дерек, его собственный сын не смог бы обеспечить ему такой хороший уход.

Абдиэль хихикнул, довольный шуткой.

Саган, не обращая на него внимания, встал на колени рядом с гробом, взял отца за руку.

– Отец мой, неужели ты умрешь, не благословив меня? Неужели ты так ненавидишь меня?

Голова повернулась, глаза открылись. Рот зашевелился, губы стали складываться в звуки и слова, которые его голос давным-давно разучился произносить.

– Ненавижу... тебя? Сын мой. Сын мой...

Глаза закрылись от жестокой муки. Рука, лежавшая в руке Сагана, последним усилием сжала ее. По худым щекам скатились скупые слезы, появившиеся из-под восковых век. Губы зашевелились, может, в последнем выдохе. Может, в последнем слове.

– Прости...

Медленно-медленно рука разжалась. Складки одеяла больше не подымались и не опадали. Саган продолжал стоять в почтительном молчании, прижав худую руку отца к груди. Потом, с трудом поднявшись, Командующий поцеловал руку отца, положил на опавшую грудь.

– Sanetus, sanetus, Sanetus Dominus, Deus Sabaoth. Pleni sunt caeli et terra gloria tua, – Свят, свят, свят, Господь Саваоф!

Вся земля полна славы Его! – запел Саган и медленно пошел вдоль изголовья гроба, склонив голову.

Посмотрел украдкой из-под опущеных ресниц на Абдиэля, укутанного в толстую рясу, дрожащего, забившегося в тень и наблюдавшего за ним со зловещим интересом. Микаэль, стоя в дверях, не успеет подбежать и помешать Сагану убить его хозяина. Тощую шейку старика сожмут его железные пальцы, кость хрустнет, он дернется, еще раз хрустнет...

Командующий был возле ловца душ. Их разделяло всего несколько шагов. Саган поднял другую руку отца, лежавшую вдоль тела, положил на грудь. Навечно. Он запел еще громче: «... Полна славы Его!»

Командующий повернулся быстро, внезапно, сделал прыжок к Абдиэлю. Тот был от него на расстоянии руки, Саган готов был схватить его и задушить, вдруг перед Саганом возник блестящий предмет.

Он моментально отреагировал, оценил опасность и остановился. Дернулся назад, потерял равновесие, упал на одно колено, успев лишь нанести удар. Тяжело дыша, он скрючился на каменном полу у ног старика, словно жертва предстоящих пыток, которые он в страшном сне боялся представить, с ужасом глядя на предмет, который ловец душ держал в руке.

– Я знал, что больше ничего не остановит вас, Дерек. – Абдиэль мерзко улыбался. Он крутил в руке какой-то предмет, сиявший в свете свечи золотом и кристаллами. – Конечно, не страх смерти. Что значила бы для вас смерть, если бы речь шла о жизни вашего драгоценного короля? Ибо вы знаете, не правда ли, милорд, что моя главная цель – Дайен. А это... Змеиный зуб... Испугались, Дерек? Не стану допытываться, вижу, испугались. – Абдиэль держал в руках предмет, на вид безобидный, напоминающий искусно сделанное ритуальное оружие, в форме полумесяца, из золота в форме головы и верхней части туловища змеи, с которой содрали кожу. Изо рта змеи торчало лезвие – сверкающий хрусталь.

Называлось это оружие Змеиный зуб. Лезвие было точь-в-точь как ядовитый зуб змеи, прозрачный кристалл был внутри полым, напоминал крошечный сосуд с отточенным, как игла, горлышком. Такое хрупкое оружие было бессильно перед металлическими доспехами воина. Казалось, оно и в кожу человека не способно вонзиться. Но Дерек Саган при виде этого предмета, зажатого в дрожащей руке старика, застыл на месте.

Лезвие не надо было вонзать в жертву. Достаточно нанести небольшую царапину. Яд из зуба-сосуда молниеносно проникал в тело, и тогда – спасения не жди.

– У каждого человека есть ахиллесова пята, Дерек Саган, – пробормотал Абдиэль, выходя из комнаты и держа перед собой натогове Змеиный зуб.

Но предупреждение это было излишне. Саган продолжал стоять на коленях, с опущенной головой, с поникшими плечами. Абдиэль не сводил глаз с Командующего. Подойдя к дверям, отдавая приказ Микаэлю, он по-прежнему следил за своей жертвой.

– Дай сигнал, – приказал Абдиэль.

Микаэль кивнул, открыл дверь. В коридоре стояла толпа зомби. Они были одеты, как монахи, в коричневые рясы, в руках у каждого была плеть. Они по одному зашли в морг и выстроились вдоль стен.

– Избейте его, переломайте ему кости, искалечьте, но оставьте в живых. Он располагает информацией, которая мне нужна.

Микаэль посмотрел на согбенную фигуру Командующего.

– Вы победили его, хозяин! Величайшая победа!

– Полагаешь, друг мой? Нет. Саган просто в шоке. Скоро он придет в себя, призовет на помощь свои мозги, начнет искать выход, как победить меня. Смотри, Микаэль, смотри, вот он уже начал приходить в себя.

Смотри – он поднимает голову, в глазах снова появился блеск. Если бы я сейчас подошел к нему даже под угрозой этой штуковины, – Абдиэль махнул Змеиным зубом, – он начал бы мне оказывать сопротивление, во всяком случае, мысленно. Просто он обмяк от боли и страдания, от того, что попал в ловушку.

Микаэль подал знак рукой. Зомби начали двигаться вперёд, держа наготове плети. Это были маленькие плети, каждая сплетена из тринадцати полосок кожи, вымоченных в рассоле. От ее ударов на коже оставался глубокий след, соль, проникавшая в рану, жгла и разъедала плоть. На конце каждой из тринадцати полосок был прикреплен наточенный кусок металла, он, словно коготь, рвал кожу, царапал ее и резал.

Увидев, что они приближаются, Саган встал и сжал кулаки – свое единственное оружие.

– Я буду у себя в келье, там тепло, – сказал Абдиэль. – Доложите, когда все кончится.

Микаэль молча кивнул.

– А где этот священник? – спросил Абдиэль, словно спохватившись.

– Он исчез, хозяин. Я отправил людей на его поиски. Его убить или привести к вам?

– Ни то ни другое. Следите за ним в оба глаза. Смотрите, не спугните. Он сам придет сюда в поисках своего господина. Иначе он не будет достоин своего имени – «Преданный».

Абдиэль ушел. Дверь в морг захлопнулась за ним.

Ключ повернулся в дверях.

Глава шестая

Объяли меня болезни смертные и муки адские постигли меня...

Псалтырь, 116:3

Брат Фидель смотрел вслед лорду Сагану и монаху, пока тень не поглотила их.

Сначала брат решил пойти за ними, выяснить, куда они идут. И он торопливо пошел следом, пока не нагнал их и не увидел высокую фигуру Сагана, возвышающуюся над низеньким монахом. Фидель замедлил шаг, оставаясь в тени, он ступал неслышно, словно мягкий ветерок, бежавший по каменным плитам. Повернул за угол. Из проема дверей внезапно появились три фигуры монахов. Они окружили его.

– Простите, братья, – сказал он, пытаясь выбраться из болтающихся длинных рукавов и развевающихся фалд их ряс.

Братья пробормотали в свою очередь извинения, отступили вроде бы в сторону, чтобы дать ему пройти, но, когда он повернул налево, они тоже повернули налево. А когда Фидель повернул направо – сделали то же самое.

Он попытался вырваться от них, чуть было не подрался с одним монахом, нечаянно толкнул его, сорвал с него капюшон. Пламя свечи, которую он держал в руках, осветило лицо монаха. Фидель посмотрел в это лицо и ужаснулся.

Глаза монаха были пустыми, ничего не выражающими глазами мертвеца.

Услышав учащенное дыхание изумленного Фиделя, монах быстро натянул капюшон. Фидель попытался еще раз заглянуть ему в глаза, но тот убыстрил шаг.

«Неужели у него такие глаза? Или это из-за освещения? У живого человека не бывает таких глаз!»

Фидель не мог найти утешительного ответа, но еще больше огорчился, когда обнаружил, что потерял из виду Сагана и странного брата Микаэля.

Фидель тщетно пытался нагнать их. Потом, вспомнив об идее пойти в храм, решил, что лучше именно туда и пойти. Если за ним следят, то все подозрения улетучатся, как только он появится в храме. К тому же юному священнику сейчас, как никогда, хотелось убедиться в том, что Всевышний не оставил его.

И он пошел быстрым шагом по монастырским проходам, зорко высматривая своего повелителя и странного монаха. Но никого не увидел, ни одного монаха. Это удивило его: в такое время дня это было подозрительным. Его повелитель приказал ему разузнать, что тут и как, он не знал, с чего же ему начать свои поиски. Подумал было пойти к аббату, изложить ему свои сомнения и вопросы, но решил отправиться к нему после того, как облегчит душу молитвой. Наконец юный священник оказался у дверей храма, возрадовался и вошел в него.

Главный неф был построен в классическом стиле, как строили раньше, на старой Земле, он был пуст, после всенощной все разошлись. Фидель перекрестился, прошел между деревянными скамьями, опустился на колени и стал молиться. Вокруг стояла тишина, сладко пахло ладаном и свечами. Но слова молитвы застыли на губах Фиделя.

Ему было не по себе, он дрожал, непонятный страх объял его. Храм больше не был его родным домом, святость исчезла, мир и покой были кем-то нарушены. Он поднял голову, огляделся, чтобы найти источник опасности, подтверждение его страхам, но все тут было, как обычно. И тем не менее, точно дитя, интуитивно чувствующее еще за порогом дома, что родители сердятся, Фидель ощущал повсюду в храме гнев Господень.

Он услышал шум, оглянулся. Трое монахов, может те, что перегородили ему проход, вошли в храм. Внезапно Фидель понял, что не хочет, чтобы монах с мертвыми глазами заметил его. Он задул свечу, которую держал в руке, поставил ее на пол.

«Что мне делать?» – подумал он.

Он увидел краем глаза, как вспыхнуло пламя. Это разгорелась одна из свечей, стоящих у алтаря, перед тем как окончательно погаснуть, оплыть горячим воском. Но Фидель нашел решение. Он оглянулся, чтобы понять, следят за ним монахи или нет.

В храме было сумеречно, так что даже если они и заметили его, то смогли только увидеть неясные очертания силуэта. Не исключено, что они пришли сюда, ведомые самыми чистыми помыслами, но Фидель испытывал тревогу. Надо спешить. Он следил за ними: они отодвинули занавеску исповедальни, заглянули внутрь.

Фидель поднялся, неслышно проскользнул по главному пределу, повернул налево и подошел к трансепту. Он заметил боковым зрением, что монахи увидели его. Они перестали обыскивать исповедальни, ринулись в его сторону.

Юный священник поспешил в глубину трансепта, подошел в большому в орнаменте мраморному барельефу, изображающему сцену Судного Дня. Барельеф полностью закрывал тут стену – от пола до потолка. Проходя меж рядов подсвечников, стоящих возле этого барельефа, Фидель взял одну свечу. Он протянул руку со свечой к стене, увидел то, что искал, и дотронулся указательным и средним пальцами до Глазниц демона с высунутым языком, изготовившегося утащить грешника в мраморный ад.

Дверь, искусно замаскированная согбенными фигурами проклятых, неслышно приоткрылась – петли были надежно смазаны маслом. Фидель ринулся в темноту, нажал на дверь всем телом, быстро закрыл ее и встал за ней, затаив дыхание и пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце.

Он слышал, как скребутся с другой стороны двери монахи, стараясь найти потайной ход. Он представил себе, как они злятся. Им показалось – как казалось всем, кто ежегодно смотрел здесь миракль, что Фидель прошел сквозь стену. Во время представления монах, который играл Дьявола, появлялся из-за этой потайной двери, а братья, изображавшие Добродетели, своими молитвами потом изгоняли его.

– Кто ты? Откуда путь держишь? Ты принял меня безропотно, но я упустил тебя. А теперь ты возвращаешься, бросая мне вызов, но я одолею тебя и подчиню тебя себе! – кричал дьявол, преследуя свою жертву.

Фидель представил себе, как те, кто стоял по ту сторону стены, бормотали те же проклятия. Приступ безумного смеха навалился на него. В ужасе, что сейчас у него начнется истерика, Фидель с трудом поборол его. Он был по-прежнему в опасности. Монахи могли случайно нажать на рычаг и открыть потайную дверь. Тот факт, что они не знали о секрете глазниц Дьявола, о котором все в аббатстве знали, подтвердил худшие подозрения Фиделя. Эти люди – вовсе не монахи.

Держа перед собой свечу, священник спустился по спиральной лестнице, выдолбленной в стене. Ступеней было немного, очень скоро он очутился в комнатушке под нефом, в которой переодевались участники миракля и ждали своего выхода. Но рядом с комнатушкой был проход, в нем – другая дверь и еще ступени, которые приведут его с подземелье, вырытое под стенами аббатства.

Фидель бежал, не давая себе отчета, куда он бежит, единственным его желанием было спастись от монахов, вселявших в него ужас. Он спускался все ниже и ниже. Ступеньки закончились. Ступив на гладкий, сухой, каменный пол, он поднял свечу. Мягкое пламя отсвечивало от серо-белого мрамора. На него смотрели глаза каменных ангелов, словно предлагая ему проникнуться умиротворением тех, чей покой они охраняли. Он попал в усыпальницу.

Боль в боку мешала дышать. Фидель был здесь в безопасности. Он поставил свечу на саркофаг, присел на нижнюю ступеньку и внезапно услышал какой-то шум.

Усыпальница находилась в длинном, узком склепе, выдолбленном в скале. В центре возвышались мраморные гробы усопших аббатов и приоров, их лики были высечены на крышках гробов. Дальше тянулись ряды простых Деревянных гробов монахов и священников. Шум доносился из глубины склепа.

Фидель, затаив дыхание, стал прислушиваться, стараясь не обращать внимания на громкий стук сердца.

Он ничего не услышал, никого не увидел.

«Это крысы», – подумал он, поднял свечу и пошел вперед, вглядываясь в темноту.

Потом он даже объяснить не мог, что именно влекло его вперед, разве что мысль: там кто-то притаился, может, человек, может, зверь. Вряд ли там напугавший его монах.

Фидель тем не менее не думал, что найдет кого-нибудь, и, когда пламя осветило бледное лицо, смотрящие на него из темноты глаза, юноша чуть не выронил свечу. Он попятился, потом наклонился вперед, зорко всматриваясь в незнакомца. С огромным облегчением он обнаружил, что темные, подернутые поволокой глаза незнакомца были полны ужаса, в них била ключом жизнь. Фиделю показалось, что он узнал их.

– Брат Мигель? – Фидель ближе поднес свечу. – Это ты? Не верится, что мне удалось наконец встретить знакомого!

Страх постепенно погас в глазах монаха, на смену ему пришли удивление и недоверие.

– Фидель? – прошептал он. – Неужели это ты? А не один из... них? Да, это ты! Это ты! Слава Богу!

Монах выполз из своего убежища, схватил Фиделя за руку, приник к ней с рыданиями. Священник поставил на землю свечу, обнял монаха за плечи, привлек к себе, сам чуть не плача от радости и облегчения.

– Объясни мне, брат, – попросил Фидель, когда Мигель немного пришел в себя и смог заговорить. – Что происходит? Здесь произошло какое-то несчастье?

– Скажи, нам не грозит опасность? Ты здесь. Значит ли это, что они покинули монастырь? – Мигель дрожал, но не столько от холода, сколько от страха.

– Не понимаю, кого ты имеешь в виду и о чем говоришь. Если ты имеешь в виду монахов с очень странными глазами...

– Глазами мертвецов? – прошептал брат Мигель.

Фидель утвердительно кивнул.

– Они по-прежнему здесь.

Надежда угасла в лице Мигеля. Он снова опустился на пол, прислонясь к гробу.

– По крайней мере я умру на священной земле, – сказал он и бросил почти любящий взгляд на ряды гробов, стоящих в темноте. – Я умру в мире и покое, не то что другие... – Он закрыл лицо руками и начал всхлипывать, точно испуганный ребенок.

Фидель смотрел на несчастного, его раздирали жалость к нему и яростное желание понять, что же происходит, и предупредить, если удастся, милорда.

– Мигель, – сказал Фидель как можно более сурово, – я не один. Со мной еще человек, не исключено, что ему грозит смертельная опасность. Помни, что все в руках Божьих, брат. Ты разуверился в Боге? Это большой грех.

– Разуверился в Боге! – Мигель поднял измученное, залитое слезами лицо. – Нет! Мою веру убили, изуродовали, уничтожили! Их всех...

– Что? – Фидель опустился возле монаха на колени, взял его за плечи, заставил его смотреть на него. – Что ты говоришь, брат? Всех?... Их не... – Он не мог произнести это слово.

– Убили? Да, всех. Он пришел за мной. С кровавым ножом, пальцы – в крови, с руками, красными до... локтей.

– Кто пришел за тобой? – Фидель поднялся. Как зовут человека, о котором говорил ему Саган? Он не мог вспомнить. У него имя, как у одного из ангелов Божьих...

– Приор Густав! – с трудом вымолвил Мигель, ибо от одного звука произносимого им имени его охватывала дрожь.

Ошеломленный Фидель снова сел, украдкой глядя на монаха. Он безумен. Лунатик, несет какой-то бред.