Текст книги "Цветущий сад"
Автор книги: Маргарет Пембертон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)
– Но он влюбился в тебя?
– Вир говорил мне об этом.
– И я верю ему. Он не какой-то там волокита, хотя, несомненно, весьма привлекателен.
– Мы никогда не были любовниками, – сказала Нэнси.
– Он и Кларисса тоже.
– Вир ничего не рассказывал о Клариссе. Я знала только, что он несчастлив с ней, вот и все.
– Он никогда не говорил и, уверена, никогда не расскажет всю правду о ней. Это слишком мучительно для него. – Джорджиана заслонила глаза от яркого солнца. – Кларисса – настоящая английская красавица: светлые волосы, голубые глаза. Довольно высокая и атлетически сложенная, что нравится многим мужчинам. Она любит охотиться верхом с собаками и предпочитает сельскую местность городу… – Джорджиана замолчала. Нэнси ждала. —…а женщин – мужчинам.
– Ты имеешь в виду их общество? – спросила Нэнси, хватаясь за соломинку.
– Я имею в виду – в качестве любовников, – резко сказала Джорджиана. – Вот почему она часто бывает за границей. В Индии, Марокко, Турции. Думаю, что здесь об этом знают не более трех человек. Вир, я и вот теперь ты.
– Зачем ты рассказала мне об этом? – спросила Нэнси, понизив голос.
– Потому что очень жалею Вира. Он пережил немало страданий и унижений в прошлом, чтобы снова страдать. Теперь, зная о его личной жизни, пожалуйста, будь с ним милосерднее, когда решишь рассказать ему, что любишь Ра-мона Санфорда. И еще, так как ты ближе к Виру, чем кто-либо другой, может быть, ты сможешь помочь ему. Вир мог бы развестись с Клариссой и снова жениться. Но он очень боится, что при этом публике станут известны странные пристрастия его жены. Естественно, так и будет. Но можно было бы уладить дело, если бы виновным оказался он и она развелась бы с ним.
– Тогда почему же он все не устроил таким образом?
– Вероятно, потому, что Кларисса может воспользоваться титулом графини и завладеть миллионами Мелдона. Если же он пригрозит ей разоблачением, она, конечно, будет вынуждена отступить, но Вир очень добр и не захочет скандала. Он не собирается обвинять ее, и в этом суть трагедии, поскольку его жизнь загублена. Может быть, в подходящий момент ты поговоришь с ним. Ободришь его, чтобы он мог пережить временные неприятности ради будущего счастья, хотя, по-видимому, не с тобой.
– Нет, не со мной.
На короткое время наступила тишина. Появилась Серина Лоземир в бикини. Она нырнула в чистую воду бассейна и поплыла мощными уверенными гребками.
– Теперь о втором номере, – сказала Джорджиана и подняла вверх руку, подзывая невидимого, но все видящего официанта. – Пожалуйста, дайкири.
Официант повернулся к Нэнси.
– И кофе глясе, пожалуйста.
Официант исчез.
– Второй номер?
– Не прикидывайся дурочкой и не ломай комедию. Князь Николай Васильев. Я права или нет?
– Права.
– Еще бы. А Рамон знает о твоей проделке с нашим русским удальцом?
–Да.
Джорджиана удивленно приподняла брови. Она не ожидала этого. Сам Рамон мог быть неверным, но требовал от любовниц постоянства. Но в данном случае за последние сутки он только укрепился в своей любви. Это опровергало все предположения Джорджианы. Их взаимное влечение было очевидным, где бы они ни появлялись вместе. О Васильеве нечего было и говорить. Вряд ли стоило расспрашивать Нэнси о подробностях этой связи.
– Теперь номер три, – сказала Джорджиана, беря с подноса бокал с коктейлем. – Знает ли он о первом, втором и четвертом?
– Ты допрашиваешь меня, как инквизитор Торквемада.
– Мои вопросы – просто детская игра по сравнению с любопытством газетчиков, – парировала Джорджиана. – Так что все-таки известно Джеку? Еще важнее знать, что он собирается предпринять по этому поводу.
– Он знает, что я собираюсь уйти от него и что я люблю Рамона.
– О Господи! Ты, должно быть, шутишь! – Впервые Джорджиана была неподдельно изумлена. – Вы, кажется, женаты семнадцать или восемнадцать лет. Ты не должна разводиться с ним из-за такого человека, как Санфорд!
– Я не говорила о разводе. Я сказала, что хочу уйти от него.
– Ты имеешь в виду, что уйдешь от Джека и будешь жить с Рамоном, а когда роман потеряет свою привлекательность, вернешься домой, как послушная жена? Очень остроумно. Ты и впрямь сошла с ума. В том мире, в котором живем я, ты и Рамон, ни одно наше движение не остается без внимания и комментариев.
Нэнси не могла объяснить ей, что время само разрешит все проблемы, и потому промолчала.
– А Санфорд не предлагал тебе выйти за него замуж? – спросила Джорджиана, преисполненная благоговейного страха.
– Нет. В буквальном смысле не предлагал.
Джорджиана постучала кулаком по своему гладкому лбу в полном замешательстве.
– Ты совсем потеряла голову! А когда Рамон бросит тебя? Что будет с тобой?
Нэнси могла бы ответить, но не сделала этого. Она вдруг почувствовала, как ее охватывает прежний страх. Страх перед мраком и неизвестностью. Только с Рамоном она по-настоящему была в безопасности.
– Ники знает, что ты в открытую связала себя с Рамоном и выступала в роли хозяйки на званом обеде?
– Нет еще.
– А Вир?
– Тоже нет.
– Знает ли Джек о твоем мимолетном романе с Ники или то, что Вир влюблен в тебя?
– Нет, не знает.
– Господи! – Джорджиана в изнеможении откинулась на подушки. – Не завидую тебе. Слава Богу, у меня хватило разума выйти замуж за простого, хорошего человека.
– Значит, вся эта преданность только ради блага его высочества?
– О Боже, нет! – Джорджиана была оскорблена. – Если бы я хотела загулять, меня ничто не остановило бы. Между прочим, в постели Чарльз – смесь Кларка Гейбла и Валентине. Но никогда не говори, что я рассказала тебе об этом. Он считает, что это ужасно не по-британски.
Нэнси усмехнулась. Она увидела, как Джованни спускался по деревянным ступенькам на дальнем конце бассейна. Сзади посыльный нес мольберт, краски и холсты.
Нэнси встала.
– Не стоит так беспокоиться обо мне, Джорджиана. Я знаю, что делаю.
– Надеюсь. Но я, черт возьми, ничего не понимаю. – Она опять подняла руку, подзывая официанта, чтобы тот снова наполнил ее бокал. В таком темпе она, пожалуй, напьется до ленча. И если это произойдет, то только из-за Нэнси Ли Камерон.
Глава 13
Часа четыре спустя довольная Нэнси шла вверх по пыльной тропинке в тени густых деревьев. Даже из-за Рамона ей не хотелось бросать свои занятия живописью. Как и вчера, они с Джованни работали молча. Он оторвался от мольберта, только когда посыльный принес ему завтрак. Джованни, как и в прошлый раз, подошел к Нэнси и взглянул на ее работу. Он опять ничего не сказал, только одобрительно кивнул головой. Ее полотно было исполнено первобытной силы и страсти. Это была работа настоящего художника. Она произвела на него впечатление и вряд ли оставит равнодушными других зрителей. Нэнси Ли Камерон вложила в краски всю свою душу, и это было видно в каждом мазке.
Когда девственные заросли, увитые цветами, сменились безупречными, заботливо ухоженными садами, Нэнси свернула, выбрав более дальний путь ко входу в апартаменты Рамона, чтобы обойти бассейн и хохочущие компании. Она глубоко задумалась, вспоминая те немногие слова, которые произнес Джованни, когда они отложили кисти и он, отломив еще теплого, с хрустящей корочкой хлеба, откусил большой кусок сыра. Джованни стал ее духовником. Он был единственным человеком, знавшим всю правду о ней. Сегодня они говорили не о смерти, а о жизни. О том, как ей жилось с Джеком, о любви к Рамону, о чувстве долга и жалости, которое разрывало ей душу после приезда Джека. Джованни внимательно слушал, не говоря ни слова, ел свой незатейливый завтрак и запивал его вином. Когда Нэнси собралась уходить, он просто сказал:
– Никогда не любите человека из жалости или из чувства долга.
Она шла, обходя людей, через аккуратно подстриженные лужайки с бархатистой травой. Нэнси жалела Джека, и Джованни был прав. Этим она оскорбляла его. Довольно жалеть и подчиняться долгу без любви.
Что касается ее картины, Джованни сказал только:
– Продолжайте, как начали. Старайтесь всегда отображать свой внутренний мир, мир подсознания, мечтаний и кошмаров, мир необузданного воображения. В этом ваш талант, а не в видимом мире. Вам не стоит писать пейзажи, людей, натюрморты. Оставьте это другим. Ваш талант совсем иного рода.
* * *
– Неужели ты не видишь меня? – В нескольких шагах от нее стоял и улыбался Рамон.
Нэнси закрыла глаза и тоже улыбнулась:
– В мечтах я унеслась далеко-далеко.
– Тебе следовало бы полежать в постели и отдохнуть, а не заниматься живописью.
Когда он обнял ее, Нэнси обвила рукой теперь уже хорошо ей знакомую тонкую талию Рамона.
– Как ты узнал, чем я занималась?
– Путем сложнейших умозаключений, а красная полоска на твоей щеке и синее пятно на кончике носа дали мне ключ к разгадке.
Нэнси в ужасе схватилась за лицо.
– Я, наверное, похожа на клоуна?
– Ты выглядишь просто восхитительно. – И в доказательство он поцеловал ее долгим, томным поцелуем.
Когда они разомкнули объятия, синее пятно перекочевало на его красивое загорелое лицо. Нэнси засмеялась и стерла его своими пальцами.
– Мне надо помыться и переодеться.
– Сейчас ты не будешь этого делать. – Его голос был решительным. – Я не видел тебя почти шестнадцать часов и не позволю тебе снова скрыться. Мне нравится, что ты занялась живописью. У меня ощущение, что мы с тобой живем на своей собственной вилле, что вокруг нет сотен надоедливых гостей. Ты возвращаешься после утреннего сеанса, а я вожусь в саду и готовлю завтрак.
Нэнси улыбнулась:
– Не могу себе представить, чтобы ты возился в саду и готовил завтрак.
Он в шутку сделал обиженное лицо.
– Ты должна еще многое узнать обо мне, Нэнси Ли О'Шогнесси.
Она почувствовала, как его рука еще крепче обняла ее талию, и вспомнила, что он никогда не называл ее Камерон.
– Мне видится такое, чего никто, даже я сам, никогда раньше не представлял. – Его прежде веселый голос сейчас звучал очень серьезно. – Но это так, милая, и должно стать явью. Не знаю, может быть, тебе мои мечты покажутся скучными? Белая вилла на солнечной поляне вдали от всех… Вокруг апельсиновые и лимонные рощи, смоковницы и оливы, слышен звон колокольчиков на шее коз, пасущихся вдалеке…
– Не уверена насчет коз, – сказала она серьезным тоном.
– Ну хорошо, обойдемся без коз, – согласился он. – Колоритный штрих, но немного безвкусный. Мир и покой! Только мы вдвоем с утра до вечера и с вечера до утра.
– Это похоже на рай, – сказала она искренне. В ее голосе неожиданно прозвучали печальные нотки. – Неужели можно быть счастливыми вдвоем, Рамон? Разве такое бывает?
– Будет, – сказал он, и сердце у нее в груди сжалось.
Она не знала, ждал ли ее в будущем рай. Ей, стоявшей на пороге смерти, это было безразлично. Ее рай был на земле. Что бы ни произошло потом, это будет либо вечным забвением, либо бледной тенью того, что она испытывала сейчас. Без Рамона рай ей ни к чему.
Они завтракали на террасе номера Рамона. Им подали омаров, жирных фаршированных перепелов, трюфели и прочие деликатесы. Во время еды они говорили об отеле.
– После завтрака мне придется, хотя и с неохотой, отпустить тебя, чтобы ты смыла с лица следы своих утренних трудов. Затем мы встретимся с сеньорой Энрикес. Она наша домоправительница и может рассказать тебе тысячу вещей, о которых я понятия не имею. А потом совершим большое путешествие по отелю. Здесь целый лабиринт кухонь, кладовок и комнат для обслуживающего персонала. Тебе надо познакомиться со всем этим, чтобы знать, что где находится, даже если никогда не потребуется самой ходить туда.
– А Зия делала это?
– Ежедневно.
– Тогда и я буду.
Рамон улыбнулся, сверкнув белыми зубами на смуглом лице. Его шелковая рубашка была небрежно распахнута, обнажая сильную грудь, поросшую густыми вьющимися волосами. Нэнси почувствовала, что краснеет от желания.
– «Санфорд» возник как один из самых превосходных отелей в начале 1870-х годов, когда Новый Свет открыл Старый Свет и начал свое великое шествие по Европе. Тогда появились роскошные отели в Монте-Карло и Ментоне, в Цюрихе и в Париже, где в «Гранд-отеле» впервые обеды стали проходить под музыку. Но поистине великолепным был «Санфорд» на Мадейре. – Рамон сделал паузу и улыбнулся своей неотразимой улыбкой. – Он по-прежнему великолепен, только клиентура изменилась.
На столе появились клубника, мороженое и спелые персики.
– Теперь недостаточно быть просто богатым, чтобы попасть в «Санфорд». Зия превратила отель в престижный привилегированный клуб. Каждая заявка о резервировании места проходит через нее. Чтобы просьба была удовлетворена, клиент должен быть или близким другом – в этом, случае происхождение и состояние не имеют существенного значения, или царствующей особой, или обладать выдающимся талантом, или, наконец, быть просто каким-то необычным человеком. Иногда в отеле останавливается изысканная компания лыжников после Сезона в Санкт-Морице. За последние двадцать лет Зия возвела отель в культ. Снять номер здесь стало практически невозможно. Зия подбирает гостей, как для званого обеда. Это узкий круг людей, составляющих сливки общества, которые, общаясь, высекают друг из друга искры и забавляются тем, что противопоставляют себя друг другу. Здесь могут оказаться самые разнообразные личности, но они не случайные гости.
– И ты полагаешь, что я способна на такое? – спросила Нэнси с ужасом.
– Почему бы и нет?
– Да потому, что я не знаю этих людей. Я американка и проводила в Европе всего несколько недель в году, да и то только в Париже на демонстрации мод.
Рамон положил на стол лист бумаги с гербом отеля. На нем был аккуратно напечатан перечень заявок на номер в «Санфорде».
«Прошу забронировать комнаты для мистера и миссис Мерримен, Мичиган».
Рамон взглянул на пометки, сделанные Вильерсом напротив фамилий.
«Мистер Мерримен сделал свои миллионы на знаменитой солонине».
«Нина Корелли, меццо-сопрано, потрясла оперный мир своей интерпретацией партии Саломеи».
«Князь Феликс Заронский из дома Романовых».
– Вильерс пометил, что князь повсюду путешествует с белоснежным жеребцом, который занимает на борту корабля более роскошное помещение, чем его хозяин.
«Леди Клэр Маклин: нет чувства юмора, плохо разбирается в моде», «Полли Уотертайт» [1]1
Уотертайт – watertight (англ.) – водонепроницаемый, герметический. – Здесь и далее примеч. ред.
[Закрыть].
– Кто? – Нэнси чуть не поперхнулась мороженым.
– Это ее настоящая фамилия, и она не собирается ее менять. Ей уже восемьдесят лет. Она приезжает из Бостона и пускается во все тяжкие уже после второго бокала шампанского.
«Герцог и герцогиня Каррингтон: ревностные последователи учения „Христианская наука“.
«Мистер Перси Харвард-Джонс».
– Как Вильерсу удается добывать такие сведения, не представляю, но слово «холостяк» выделено большими буквами.
«Кейт Мэрфи».
– Это бывшая жена английского герцога, которого она давно уже бросила, потом вышла замуж за американского сталелитейного магната, от которого все еще получает содержание. Ее третий муж – некий русский с сомнительным титулом «князь», однако ни Васильев, ни Запари никогда не слышали о нем. Хочу напомнить, что Кейт на десять лет старше Зии. Она была замужем и за Десмондом Мэрфи, который отмечен просто как ирландский предприниматель. Кейт имеет обыкновение носить ужасные парики различных цветов, которые часто плавают сами по себе, когда она купается в бассейне. Но это ничуть не смущает ее. Она доплывает до конца дорожки, а затем на обратном пути подбирает свой головной убор.
«Премьер-министр страны, из которой лучше бы он не уезжал».
«Посланник папы римского».
«Миссис Хани-Смит из Вайоминга (которая почти каждые десять дней обращается с просьбой принять ее)».
– Теперь скажи, кого из перечисленных претендентов ты приняла бы?
– Нину Корелли, – сказала Нэнси без колебаний. – Она могла бы спеть, если ее хорошо попросить. Думаю, бьющий копытом белый жеребец князя Феликса будет хорошо выглядеть в окружении голубей и павлинов. Несомненно, Полли Уотертайт и Кейт Мэрфи. И еще, мне кажется, Хани-Смит. Такая настойчивость должна быть вознаграждена.
– Ты попала в точку, – подтвердил довольный Рамон. – Это как раз те имена, которые отметила Зия.
– Тогда зачем ты меня спрашивал, если тебе известно, кого надо пригласить? – сказала Нэнси возмущенно.
В это время их стол быстро очистили, оставив только охлажденное вино и наполовину наполненные бокалы.
– Чтобы проверить тебя, – озорно ответил Рамон и был награжден пинком по лодыжке.
В ответ он вскочил так быстро, что Нэнси не успела отодвинуться от стола. Его руки крепко обхватили ее.
– За это с тебя причитается штраф.
Появившийся было официант с ликером тихо удалился.
Через некоторое время храбрец Вильерс, осторожно покашливая, сообщил, что сеньора Энрикес готова и ждет встречи с миссис Камерон.
– Черт побери! – сказал Рамон и отпустил Нэнси. – Тебе надо идти. Она очень деловая леди и не хочет нарушать свой распорядок дня.
– А ты пойдешь со мной?
Рамон покачал головой:
– Бельевые шкафы и кладовки не прельщают меня, любимая. Увидимся позже, на коктейле перед обедом в узком кругу.
* * *
Сеньора Энрикес оказалась миловидной, элегантно одетой женщиной неопределенного возраста. Ее блестящие черные волосы были гладко зачесаны назад и собраны на затылке в пучок. Светло-серое платье было явно от парижского портного, руки украшал единственный золотой браслет, ногти были прекрасно ухожены. Она носила жемчужные серьги и шелковые чулки. Сеньора Энрикес шла рядом с Нэнси, не проявляя вульгарного любопытства.
За последующие два часа Нэнси узнала столько о скрытой стороне жизни отеля, что у нее голова пошла кругом.
Оказывается, крепдешиновые простыни и наволочки менялись дважды в день. Гости отеля привыкли отдыхать после обеда и не могли дважды ложиться на простыни, на которых они уже спали. На всем белье были вышиты личные инициалы гостей, даже если они останавливались всего на несколько дней. Для царствующих особ также вышивались монограммы.
Личные служанки некоторых особ, в свою очередь, тоже имели прислугу. Нэнси показали комнаты для прислуги гостей и для обслуживающего персонала отеля. Она встретилась с человеком, единственным занятием которого была ежедневная натирка полов в огромном танцевальном зале, повидала многочисленных поваров, кладовщиков, официантов и буфетчиков. Уборщиц, прачек, лакеев, посыльных и садовников. В кладовой Нэнси обнаружила множество искусно сделанных пирожных и хлеб. В другом помещении она с удивлением увидела огромное количество белья, приготовленного для ежедневной стирки. Ей рассказали, что мыло специально привозится из Франции, что каждый месяц меняют украшения стола, что для встречи гостей раскатывают красную дорожку от вестибюля до дверцы автомобиля, чтобы не запылилась их обувь. Роскошные ковры украшали все комнаты. Чайницы были из серебра в стиле Георга III. Кровати представляли собой огромное современное сооружение под шифоновым пологом, как в ее комнате, с четырьмя стойками красного дерева, обильно украшенными резными цветами и лилиями.
В кабинетах стояла мебель различных стилей – от дамских бюро времен французского короля Луи XV до инкрустированных голландских книжных шкафов восемнадцатого века. Чернильницы были из серебра в стиле Георга IV. Мельчайшие капризы и причуды гостей скрупулезно учитывались. Записи хранились в просторной комнате сеньоры Энрикес в столе палисандрового дерева, инкрустированного атласным деревом и покрытого золотистой кожей. Копия записей имелась у Вильерса.
Нэнси узнала, что в «Санфорде» имеются собственные модельеры, косметички и массажисты. Есть целая бригада белошвеек под руководством хрупкой, похожей на птичку женщины, которая шила для Зии. Когда намечались костюмированные балы и маскарады, портнихи работали день и ночь, создавая роскошные наряды всего лишь на один вечер.
Нэнси рассказали, что великую княгиню сопровождает конюший с титулом барона; что европейская знать по обыкновению путешествует с агентом, ведущим их дела; что в свободных номерах белье все равно меняют дважды в день; что есть номера, которые сеньора Энрикес деликатно называла комнатами для «путешествующих партнеров». Например, номер леди Бессбрук в венецианском стиле примыкал к более простому одиночному номеру мистера Люка Голдинга. При этом, мистер Голдинг практически не жил в своем номере, а его одежда висела в гардеробной леди Бессбрук. Тем не менее строго соблюдался обычный ритуал обслуживания, как будто мистер Голдинг жил в отдельном номере. Нэнси поняла, что спокойная, деловая сеньора Энрикес, вероятно, знала о любовных проделках отдыхавшей здесь знати из разных стран больше, чем кто-либо иной. Однако никто из элитарных гостей даже не подозревал о ее существовании.
Сеньора Энрикес с милой улыбкой отдала себя в распоряжение Нэнси. Дела в отеле идут прекрасно, и все должно продолжаться, как и прежде. Но если миссис Камерон хочет что-либо изменить…
Нэнси уверила ее, что ничего менять не станет. По крайней мере сейчас. Они выпили по стаканчику вина, и Нэнси с облегчением почувствовала, что в поведении сеньоры Энрикес нет никаких признаков отчуждения. Несмотря на то что надо подчиняться новой хозяйке, временно или постоянно, она будет работать так же охотно, как и раньше.
Когда Нэнси собралась уходить, она вдруг почувствовала дурноту.
– Осмелюсь попросить вас, мадам, как можно скорее решить вопрос: кто должен сидеть рядом с вами за обедом – мистер Камерон или мистер Санфорд?
– Хорошо. – Нэнси сделала паузу. Сеньора Энрикес, наверное, имела гораздо больший опыт в таких делах, чем она. – А что бы вы предложили, сеньора Энрикес?
На лице домоправительницы не было и тени замешательства, когда она сказала:
– Было бы проще всего, если бы сенатор Камерон отплыл на том же корабле, на котором он прибыл сюда. Я знаю, что «Аквитания» отойдет в среду. Если этого не произойдет, принято, чтобы жена сидела рядом с мужем, а ее друг – на месте гостя. Однако в данном случае сенатор Камерон и вы – гости мистера Санфорда.
Вообще в отеле до сих пор не было подобных ситуаций, – поспешно добавила она.
– Благодарю.
Сеньора Энрикес все знала и понимала. Нэнси казалось, что все знали и понимали сложившуюся ситуацию за исключением Вира, Ники и Джека. Джеку все было известно, но она сомневалась, что он уплывет в среду на «Аквитании».
Нэнси и сеньора Энрикес расстались с взаимными теплыми чувствами, соответствующими положению хозяйки и домоправительницы. При этом Нэнси знала, хотя об этом не было сказано ни слова, что если ей потребуется союзник и друг, она может рассчитывать на сеньору Энрикес.
Когда Нэнси открыла дверь своего номера, она от изумления открыла рот и застыла как вкопанная. Весь пол был заставлен корзинами с роскошными цветами. Цветы свисали с кровати, туалетного столика и гардероба. Она осторожно пробралась между ними. Ванная комната тоже была завалена орхидеями, розами, жасмином, лилиями и мимозой.
Мария, чуть не плача, пыталась подойти к хозяйке.
– Я не могу добраться до ваших платьев и других предметов туалета, мадам…
– Кто это сделал?
– Князь.
На туалетном столике стоял огромный букет белых орхидей, фрезий и лилий, которые на фоне красных роз выглядели как снежинки на крови. В цветах что-то блеснуло. Нэнси с трудом протиснулась между корзинами. Блестела нитка великолепно подобранного жемчуга, опоясывающая цветы с потрясающей небрежностью. Нэнси огляделась. В огромном букете стрелизий тоже сверкали и переливались драгоценности. Нэнси подошла к ним, оставляя за собой след из опавших лепестков.
Это оказалась тонкая золотая цепочка с рубиновым кулоном. В другом букете, в бутоне одной из лилий, лежало кольцо с бриллиантом.
– Что вы собираетесь делать, мадам? Нам надо как-то избавиться от этих цветов. Мы не можем передвигаться по комнате, а от запаха я все время чихаю.
Нэнси взяла кольцо с его мягкого лепесткового ложа.
– Мы не можем попросить просто убрать их, Мария. Смотри, здесь кольцо, там, в стрелизиях, – ожерелье, а в букете белых цветов – жемчуг.
Глаза Марии расширились.
– Вы полагаете, что во всех корзинах спрятаны драгоценности?
– Не во всех. – Нэнси отчаянно шарила между листьями, стеблями и лепестками. – Но в некоторых есть. Мы должны отыскать их и вернуть князю. Все эти дурацкие подарки…
– Это еще не все. – Хорошенькое личико Марии выражало явную тревогу. – Его милость герцог Мелдон сидит на террасе. Он пришел сразу после ленча и ждет уже несколько часов!
Почувствовав слабость, Нэнси хотела присесть, но все было заставлено цветами. В отчаянии она сказала:
– Тщательно проверь каждую корзину, Мария. Найденные драгоценности откладывай в сторону, а цветы выставляй за дверь. Убедившись, что в них больше нет ничего ценного, вызови посыльного и попроси все убрать. Я буду на террасе с герцогом.
– Хорошо, мадам.
Мария послушно принялась за поиски сокровищ, складывая все найденное на серебряный поднос. Ей и в голову не приходило припрятать в карман какой-нибудь кулон или браслет, так же как Нэнси не допускала мысли, что она может сделать это. Куча драгоценностей росла: рубины, изумруды, бриллианты, золотые серьги и ожерелья, жемчуг. Мария вздохнула. Она никогда не испытывала умопомрачения, но сейчас чувствовала, что может сойти с ума.
Вир курил с бесстрастным выражением лица. Он выглядел настоящим англичанином. Его светлые короткие волосы были аккуратно зачесаны на пробор и блестели. Белые фланелевые брюки и рубашка безукоризненно отглажены. Вир сидел, небрежно закинув нога на ногу, и ждал.
– Привет, Вир, – сказала Нэнси неестественно бодро.
– Привет. – Он посмотрел на нее. В его взгляде чувствовалась боль. На Нэнси было тонкое шелковое платье, которое блестело и переливалось, когда она шла к нему. Нэнси села рядом.
Каким наивным он был, когда думал, что детская мечта может осуществиться спустя двадцать лет. Она и сейчас была так же далека от него, как и прежде. Ее доброта ослепила его. Но он ничего не знал о том, где она пропадала с того вечера, когда состоялся костюмированный бал. А эта эксцентричная выходка с цветами в комнатах ясно говорила о том, почему ее так долго не было видно.
Нэнси пододвинулась к нему. Вир встал и холодно сказал:
– Я недооценил ситуацию, не так ли? Ты, должно быть, считаешь меня дураком.
– Дорогой Вир! – Нэнси взяла его руку и прижала к своей щеке. Затем отпустила. Вир сел напротив, загасив сигарету. Внизу раскинулись ухоженные сады и виднелся сверкающий голубизной край бассейна в форме треугольника. Издалека доносились голоса, слышался тихий смех. Наступали сумерки, приближался час коктейлей. Служанки готовили душистые ванны, камердинеры чистили отглаженные вечерние костюмы. Венеция Бессбрук потихоньку пила виски. Вопреки утверждениям сеньоры Энрикес Люк Голдинг уже две ночи не появлялся в ее номере. Графиня Запари плакала. Мадлен Манчини оставила глубокие царапины на спине Хасана, а виконтесса Лоземир грезила наяву мужчинами, еще более загорелыми, чем красавец Луис. Мистер Бленгейм ждал, когда сможет увидеть, как будет воспринят Марисой его подарок – большой изумруд, а мадам Мольер обильно пудрила золотистой пудрой волосы, чтобы добиться оригинального блеска.
– Разумеется, я не считаю тебя дураком, – мягко возразила Нэнси. – И не могу сказать, что ты неправильно оценил ситуацию. Я была очень одинока, когда встретила тебя в Англии, и от души благодарна тебе за поддержку.
– Кажется, я ошибся в тебе. – Он кивнул на изобилие экзотических цветов в ее номере. – Никогда не думал, что ты можешь принимать такое откровенное ухаживание. – Вир говорил сухо и сдержанно, но было ясно, что он очень переживал.
Нэнси спокойно сказала:
– Из-за князя Васильева наши отношения не должны прерваться, Вир. И я уверена, что они не изменятся. Мы родственники и всегда были друзьями. Мне очень хочется, чтобы мы остались ими и в будущем.
– Но наши отношения чуть было не переросли в более близкие, чем просто дружеские.
– Знаю, и это было бы непростительной ошибкой.
– А с ним это не ошибка!
– Нет, потому что, несмотря на показное проявление чувств, Ники не любит меня и не собирается страдать. Я считаю, что ты тоже по-настоящему не любишь меня, Вир, но ты наверняка испытал бы боль, если бы мы стали любовниками, а потом я сказала бы, что люблю другого.
– Кого? – Его аристократическое прекрасное лицо исказилось и побелело.
– Рамона Санфорда, – сказала она просто.
Маска хладнокровия спала. Глаза Вира выражали неподдельное изумление.
– Санфорда?
– Да, мы встретились в Нью-Йорке. Затем произошло недоразумение… и он последовал за мной сюда.
Другой, возможно, стал бы чертыхаться, но Вир лишь плотнее сжал губы. По крайней мере теперь понятна сцена, разыгравшаяся тогда в ее спальне, и Вир даже испытал некоторое удовлетворение. Ведь он едва не похитил прямо из-под носа у «Пантеры» его очередную игрушку, и известный на весь свет любовник хорошо знал это.
– Что же, понятно.
Нэнси пришла к выводу, что, говоря так, люди чаще всего на самом деле ничего не понимали. Она ласково сказала:
– Ты вовсе не влюблен в меня, Вир. И никогда не был влюблен. Просто ты одинок и несчастен, как я. Ты вспомнил прежние времена, когда мы встречались с тобой, и тебя внезапно охватило слепое романтическое увлечение. Любовная история со сказочным концом, как в романах. – Нэнси печально улыбнулась. – Недалеко не все прекрасные повести о любви счастливо кончаются, Вир.
– Ты имеешь в виду, что он не хочет жениться на тебе?
– Не знаю. Мы не обсуждали это. В этом не было… необходимости.
В голосе Вира чувствовалась горечь.
– Я развелся бы с Клариссой и заставил бы тебя развестись с Камероном. Мне наплевать на общественмое мнение и скандал. Я очень люблю тебя. Он не способен так любить. Если бы он испытывал глубокие чувства к тебе, то предложил бы выйти за него замуж.
– Я знаю, как Рамон любит меня, – сказала Нэнси со спокойной убежденностью. – И я всем сердцем и без оглядки люблю его.
Вир резко встал и повернулся к ней спиной. Глубоко засунув руки в карманы брюк, он неотрывно глядел вдаль, туда, где с гор быстро наползали сумерки на усеянную яхтами гавань. Нэнси поднялась и сочувственно положила руки ему на плечи.
– Куда бы ты ни уехал, Вир, ты тащишь за собой свое несчастье. Я не могу освободить тебя от этого бремени. Только ты сам можешь сделать это.
– Что ты имеешь в виду? – Он не смотрел на нее. Его челюсти были плотно сжаты, и Нэнси почувствовала, как напряжено его тело. Он, как упрямый мальчишка, жаждущий любви, упорно отказывался понять сложившуюся ситуацию.
– Я имею в виду, что, поскольку ты несчастен с Клариссой, тебе надо постепенно отдалиться от нее и найти свое счастье с кем-то другим.
– Я же говорил тебе, что готов сделать это, но этот кто-то другой – просто мираж.
– Нет, не мираж, а ошибка. Но теперь по крайней мере ты знаешь, что ты в силах развестись с ней. Разве ты не сомневался в этом?
