Текст книги "Ад (СИ)"
Автор книги: Марфа Эсаулова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
Annotation
Еще
Эсаулова Марфа
Эсаулова Марфа
Ад
Я собираю стеклянные бутылки по помойкам.
Сдаю целые бутылки в магазин.
Получаю за них деньги на хлеб и на уроки в школе.
– Горлышко с трещинкой! Замажу клеем.
В магазине не отличат от новой бутылки! – разглядывала ценную находку.
Бутылка отличная, но со сколом.
Надеюсь, что продавец не заметит дефект.
Опустила бутылку в клетчатую сумку.
Сумка старая, с потертостями и дырками.
Я наклонилась и получила пинок в зад.
Пролетела два метра и упала в жидкую грязь.
Барахталась в луже, словно утка.
– Не шутите со мной, хулиганы!
В ярости я страшнее, чем пантера! – вру, конечно.
Выплюнула изо рта глину и камни.
Встала на четвереньки, по-собачьи.
Второй пинок оказался сильнее первого.
Я на миг потеряла сознание от боли.
Очнулась быстро и поняла серьёзность положения.
Уличные бандиты увидели худенькую беззащитную девочку около мусорных баков.
В пятнадцать лет я вешу сорок два килограмма.
Рост сто семьдесят семь – длина жирафа.
Одноклассники говорят, что я похожа на палку.
Если бы меня кормили нормально, то я бы растолстела.
Откатилась в сторону, сделала попытку убежать.
Бандиты не успокоятся, пока не убьют жертву.
Или искалечат до потери образа.
Ни смерть, ни инвалидность меня не устраивали.
Не успела убежать, ножки подкосились.
Меня подняли рывком за волосы.
Два мужчины в костюмах и белых рубашках с галстуками.
Джентльмены, а не бандиты с распухшими рожами.
Зачем они меня бьют посреди улицы?
Неужели, до благородных господ дошла мода избивать девочек?
– Школьница! Держи удар! – дяденька со свободными руками кулаком ударил меня выше пупка.
Второй продолжал держать за волосы.
От сильнейшего толчка меня качнуло.
Я болталась подобно колокольчику.
Избивали медленно, профессионально.
Бросили на веселые камни и добивали ногами.
Я превратилась в тряпичную куклу под колесами автобуса.
– Убили? – один из садистов спросил другого.
Я не двигалась, старалась не дышать.
Надеялась, что они уйдут праздновать победу над девочкой.
Голубые глаза закрыты, но остались малюсенькие щелочки.
Сквозь них я наблюдала за маньяками.
Напрасно думала, что они отстанут от тряпичной куклы.
Садист поднял ногу над моей головой.
Хотел превратить круглый череп в блин.
Я резко откатилась, словно мячик.
Забыла на время о страшной боли.
Выхватила из ботинка короткий железный заточенный прут.
Вонзила грозное оружие под коленку маньяка.
Выдернула заточку и встала в боевую позу.
Наклонилась, рычала, размахивала железкой.
Понимала, что бандиты в костюмах не простят нападение.
Добьют мадемуазель, как раненую козу.
Но хулиганы не думали о мести.
Один бандит душераздирающе вопил, как козел.
Зажимал руками кровоточащую рану на ноге.
Второй с одобрением смотрел на меня и хлопал в ладоши:
– Браво, школьница! Пять баллов тебе за самооборону.
Отличница по предмету обеспечение жизнедеятельности!
Я удивилась, потому что раненый тоже хохотал.
Смеялся сквозь слезы дикой боли.
Они – сумасшедшие, сбежали из больницы для дураков.
– Мы предлагаем тебе учёбу в школе-интернате! – в ногу раненый присел на траву.
Мычал от нестерпимой зверской боли. – Ты перерезала мне важные органы.
Умница! Настоящий боец!
Мы думали, что умерла от ударов! – потерял сознание.
– Он говорил о школе-интернате! – я обратилась ко второму садисту с лицом медведя.
Кожа гладко выбрита, словно овца в Австралии.
Но под стеклом зеркала кожи вижу шерсть. – Вы шутите, господа?
– Трёхразовое питание! Каша, бананы, яйца, хлеб, капуста, молоко, рыба, мясо! – маньяк продолжил пытку, но не кулаками, а обещаниями.
– Врёте, дяденька! За пятнадцать лет я не кушала столько, сколько вы сейчас перечислили.
Продадите в рабство на Луну! – Сделала шаг к кустам.
Меня догонит только пуля.
– В интернате мы готовим диверсантов! Шпионов, разведчиков широкого профиля! – маньяк вытащил пистолет.
Вставил дуло себе в рот, нажал на курок.
Выстрел убийственный не грохнул.
Маньяк засмеялся. Ему не хватает острых ощущений! – В интернате живут дети нищих.
Бывшие бродяги, сошедшие с ума от голода.
Нам не нужны изнеженные детишки, которые не держат прямой удар в челюсть и джеб.
Если ты согласна, то бросай свои бутылки в канаву.
Езжай с нами в царство сытости.
Уговаривать не станем, потому что мы гордые!
Желающих три раза в день кушать гораздо больше, чем мест в интернате! – садист зевнул и присел в черный автомобиль с ржавыми дверями.
Второй маньяк со стоном очнулся.
На четвереньках заполз в машину.
Вовремя! Его вырвало на сиденье!
– Не поеду с вами, потому что вы – злые! – я приняла самое ответственное решение в своей жизни.
Перед глазами плавали облака в форме тарелок с кашей. – Лучше умру на помойке, чем в неволе!
Мои бутылки – моя жизнь! – гордилась красивой фразой.
Даже голову высоко подняла, как на картинке.
Надеялась, что вербовщики начнут меня уговаривать.
Станут на колени, будут умолять!
Дверца автомобиля с треском распахнулась.
Садист выскочил и побежал ко мне.
Напрасно я радовалась и надеялась на чудо.
Он обежал меня слева – так лось огибает сосну.
Схватил за ухо писающего мальчика.
Я узнала его – Джон Фейербах из девятого А.
Дяденька оторвал Джону ухо:
– Держи удар, слабак! – Кулаком треснул в шею.
Безухий Джон камнем свалился в свою лужу.
– Вставай! Борись за право на существование! – Шпион пару раз пнул Джона в ребра.
Затем схватил за ноги и потащил к машине.
– Брось его, Сантьяго! – второй садист прошипел из автомобиля. – Нам хилые парни не нужны.
Зря на них хлеб потратим с морковью! – закашлял кровью.
Хлеб с морковью – объеденье!
Меня качнуло от вчерашнего голода.
Сантьяго оставил полумертвого безухого Джона в канаве.
На прощание пнул в левую Алихесову пяту.
Машина с палачами тронулась с места.
– Дяденьки! Подождите меня! Я согласна на хлеб с морковью! – побежала за счастьем на четырех колёсах.
– Поздно одумалась, истеричка! – водитель вальяжно высунул руку в окошко. – Рыбка плывёт, назад не отдаёт!
Обед вместо тебя скушает более достойная девочка!
– Нееееееет! – уцепилась за бампер.
Меня тащило по прыщавым буграм на дороге.
Бросало в ямы на асфальте.
Но я не отпускала руки.
Лучше умру от боли и потери крови, чем отстану от автомобиля.
– Мы сейчас прибавим скорость до ста миль.
Сто миль – гроб для девочки!
Тебя сотрёт, как морковку на тёрке! – раненый высунул голову и издевался над тряпичной куклой.
Я превратилась в игрушку на заднем бампере.
Напрасно дяденька напомнил голодной избитой школьнице о морковке.
Машина рванула, словно бешеный слон.
Меня подбросило на кочке.
Руки предательски разжались с болью.
Кровь хлынула из-под ногтей и из ран.
В отчаянии я вскочила, словно боксер.
Не думала и не смотрела на машину.
Со злостью обиженной школьницы метнула железный прут.
Со стороны машины раздался дикий вопль.
В крике слились боль, восторг и удивление!
Я счастливо улыбнулась, потому что попала в цель.
Машина резко затормозила, словно натолкнулась на бетонную стену.
Я не верила своему солнечному счастью.
Подбежала и поклонилась до сырой земли.
– Ты швырнула железный прут, как Олимпийская чемпионка! – водитель кивнул головой на заднее сиденье автомобиля.
В потолок уцелевшим мертвым глазом смотрел труп.
Из второй глазницы торчало моё оружие! – Ты бежала и на ходу попала в движущуюся цель.
Выбила глаз моему бывшему коллеге!
Оттащи труп в канаву и забросай листьями и грязью.
Займешь место Изидороса. – Садист водитель приказал и закрыл глаза.
– С превеликим удовольствием, мистер, выполню ваши указания! – сердце моё скакало зайцем.
Щёки горели вулканическими кострами.
Я добилась своей розовой мечты.
Попаду в интернат, где кормят!
Убила ценного агента, поэтому меня второй маньяк решил простить.
Ему понравился мой профессиональный бросок.
Разуется, не призналась, что попала от отчаяния, случайно!
– Не тяжелый! Легонький, как перышко воробья! – за плечи вытащила тяжеленный труп из машины.
Делал вид, что я сильная.
Мышцы рвались, кости трещали.
Но я превозмогала боль в избитом теле.
Глаза сковывало болевой судорогой.
Пот застилал выпученные глаза.
Наконец, я сбросила мертвеца в канаву.
Накидала на него листья и грязь.
Замаскировала до воскрешения.
– Дяденька, пусть тебя черти в аду пытают.
Ты с утра не подозревал, что окажешься на моём месте.
Думал убить девочку, а теперь сам отдыхаешь в глине. – Прошептала прощальное слово.
Вернулась к машине и упала сзади водителя:
– Наблевано! Крови много, но я привычная!
Не брезгливая, потому что живу в грязи! – держалась, улыбалась, и тут меня вырвало.
Водитель не обратил внимания на звуки с заднего сиденья.
Машина всё равно загрязнена, как канализация.
Он лихо одной рукой управлял автомобилем.
Через два часа мы прибыли на военный аэродром.
Палач сдал меня другим палачам.
– Держи удар, новенькая! – человек-гора ударил меня кулаком в грудь.
Новый командир пошутил по-военному.
Если бы он вложил в удар треть своей силы, то я бы уже лежала с дыркой в грудной клетке.
– Называй меня папой, дочка! – скала лица командира расплылась в улыбке. – Встань в строй, школьница!
С этого момента твоя жизнь ничего не стоит!
– Моя жизнь и раньше равнялась нулю!
Ничего не изменилось, кроме еды!
Цена девочки равна цене съеденного! – пробурчала тихо.
Около самолета стояли две грязные девочки и один сутулый мальчик.
Девочки поддерживали друг дружку за руки.
Они шатались на ветру.
Лица новых подруг разбиты в кровь.
Напоминали блины из свеклы и моркови.
Мальчик красовался без левого уха.
Моих новых одноклассников основательно проверили на прочность.
Интересно, сколько детишек не выдержали испытание избиением?
– Привет! Я Афродита Конфитюр! – поздоровалась по-человечески.
– Очень приятно! Я – Флорика Бубнова! – девочка с заплывшим глазом улыбнулась мне.
Растянула разбитые губы. – Не обижайся на мою подругу!
Ей во время испытания выбили зубы.
Язык порезался об осколки и распух.
Она на время не может разговаривать.
Её зовут Ингрид Давинчи! – погладила по руке свою подругу. – Мы рылись с утра в мусорной куче.
Искали пропитание на завтрак.
На нас обрушились бандиты с дубинками.
Селену убили на месте, забили до смерти.
Я и Ингрид выжили, потому что закрывали голову мусором. – Флорика застонала и схватилась за левый бок.
Ингрид открыла рот.
Я увидела беззубую пещеру со сталактитами.
Язык девочки превратился в баклажан.
– Константе Пуччини! – мальчик напомнил о себе предсмертным хрипом. Он смотрел на меня с восторгом. – На тебе не слишком много синяков и ран.
– Я вовремя воткнула заточку в ногу палача! – похвасталась перед друзьями по интернату. – Затем метнула штырь ему в глаз.
Садист умер, поэтому меня взяли с собой!
Вас уже покормили, друзья? – надежда звенела в моём голосе. – Умираю от голода!
Надеялась сдать бутылки и купить хлеб.
Не успела под градом ударов.
– Счастливая ты, Афродита! – Константин вправил себе вывихнутую во время разговора челюсть. – Мы пока не сможем сутки есть.
Слишком больно во рту и в горле.
– Загружаем свои жирные зады в самолёт! – командир криком легко перекрыл взревевшие двигатели.
– У кого он увидел толстую попу?
Изловчился и посмотрел на себя в зеркало?
Я первая нырнула в бомболюк.
Догадывалась, что последнему достанется удар.
Пуччини галантно пропустил Ингрид и Флорику.
Затем влетел от пинка командира!
Сбил меня с ног и с рук.
Я, как подстреленная утка, упала на железные ящики.
Ударилась головой об эмалированный ночной горшок.
Наверно, он в самолёте выполнял роль туалета.
Двигатели заревели, словно быки.
Самолёт понёс нас в новую сытую жизнь.
Через десять часов колёса ударились о бетонную полосу.
Нас подбросило до потолка.
– Ненавижу холод и снег! – Ингрид прошепелявила.
Я с трудом разобрала её больные слова. – Хочу Солнце и песок.
Мечтаю о пляже и море в теплой стране.
Надеюсь, что интернат находится не на льдине.
– Лёд снял бы опухоль с твоего языка! – Константин пошутил.
Флорика за издевательство над подругой ударила его пальцем в глаз.
Я легонько пнула мальчика.
Девичья солидарность в тяжелых условиях.
Ингрид отвесила мальчику оплеуху.
Константин Пуччини развеселился до кровавых слёз:
– Девочки раньше не обращали на меня внимания!
Я нищий, как церковная мышь!
Меня не слушали и не слышали.
Сейчас вы даже снизошли до общения со мной.
Спасибо девочки, за вашу доброту! – славный парень Константин не обиделся за побои.
Мы сразу простили ему шутку.
В салоне самолёта не задерживались.
Догадывались, что в школе-интернате всё заканчивается пинкам и побоями.
Около самолёте нас ждал армейский автобус.
Мы – важные пассажиры, потому что за нами прислали машину.
Не заставили бежать сто километров.
– Тепло! Светло! Мухи не кусают! – Ингрид подставила месиво лица под режущие солнечные лучи.
Температура намного выше, чем в моём родном городе.
Нас привезли на жаркий Юг!
Стекла в автомобиле затемнены поляроидной пленкой.
Хозяева не жалеют, чтобы мы видели дорогу.
Режим полной шпионской секретности.
Я на всё согласна, лишь бы накормили.
Через сорок минут мы прибыли в интернат.
Другого названия для моего нового дома нет.
Бетонный высокий забор вокруг приземистых одинаковых зданий.
На территории важно раскачиваются пять пальм.
Другой растительности нет, словно её украли.
Песок, пальмы и изнуряющая жара.
По красной дорожке бежала девочка с глазами.
Она увидела нас и свернула к туалету.
Не хотела встречаться с командиром.
– Паулина! Стой раз, два! – командир в огромном прыжке настиг девочку.
Схватил её за длиннющие косы.
Две толстые косы достают до песка.
– Отведи к Самуилу и оформи новеньких!
Не жульничай, потому что ты не дома!
Если увидишь золотые зубы, то не вырывай!
– У меня нет зубов даже простых! – Ингрид напомнила палачу о своей беде. – Где мне вставят новые вместо выбитых?
– В морге тебе вставят зубы, и вытащат мозг! – Паулина зло ответила.
Сделала безнадежную попытку вырваться из лап командира.
Зашипела, как гадюка на сковородке: – Викентий, почему я должна возиться со всяким нищим сбродом?
– На себя посмотри, обезьяна! – я не перенесла оскорбления в свой адрес.
Да, я нищая, бродяжка.
Но незнакомая девочка моего возраста не должна об этом говорить.
Последнее что у меня осталось после помоек, это – злость.
– Новенькая огрызается! – Командир Викентий радостно потёр руками щеки. – Надеюсь, что к вечеру подеретесь в сортире.
– Командир, смотри, чтобы тебе не достался хук справа!
Нашел мишень для шуток и ударов – истощённых девочек!
Против слона с голыми руками не пошёл бы!
А с нами – храбрец! – слова вылетали из меня без спроса.
Я похолодела, потому что судьба находилась в кулаках Викентия.
Неожиданно, Флорика, Ингрид и Константин пододвинулись ко мне ближе.
Они сделали свой выбор в жизни.
Могли испугаться и переметнуться на сторону дерзкой Паулины.
Но они показывали, что будут сражаться на моей стороне.
– Не знакомы, а уже одна команда! – Викентий не рассердился на меня.
На несколько секунд задумался, как кот над миской с салом.
Рассматривал меня, выискивал бугры мускулов.
Не понимал, почему я храбрюсь.
Меня любая девочка перешибет палкой.
– Я эту команду одной левой уложу на лопатки! – Паулина фыркнула и неторопливо двинулась в сторону ближайшего здания. – Следуйте за мной, заразные нищеброды.
С вас смоют грязь и гордость. – Она не оглядывалась.
Делала вид, что мы превратились в призраков.
По дороге я обдумывала правила жизни в интернате.
Здесь уважают силу и дерзость.
– Афродита Конфитюр! – в кабинете толстый дяденька в белом халате со следами крови осматривал меня. – Рост метр семьдесят семь.
Вес – сорок один тощий килограмм.
– Я весила сорок два килограмма.
Меня побили, и я резко сбросила вес вместе с кровью.
– Повезло тебе, Афродита! – врач непритворно вздохнул. Зевнул и выпустил газы. – Меня не бьют, поэтому я толстею, как кабан. – Зажал в руке острый скальпель.
Резко ткнул хирургическим инструментом мне в пупок.
Я отпрыгнула, как дикая кошка.
Доктор бросил скальпель в железную миску.
Царапал ручкой в медицинской книге.
– Отлично! Запишу, что рефлексы у тебя в норме! – Снял запотевшие очки с разбитыми стеклами.
Грязной тряпкой с пола протёр глаза. – Запомни, жаловаться на болезни в интернате бесполезно и опасно.
Загнанных воспитанников пристреливают!
Если понадобится медицинская помощь, то действуй сама.
Окошко в этом кабинете хлипкое! – доктор показал на деревянную тонкую раму. – Ночью незаметно подкрадешься.
Кончиком ножа или другого режущего тонкого инструмента подденешь защелку.
Залезай в кабинет и бери только то, что тебе необходимо.
Бинты – на полках в шкафу слева.
Йод, зеленка, таблетки для желудка и от головной боли – справа!
Не ломай ничего и не воруй больше, чем нужно!
Не попадайся на глаза охранникам и мне.
В интернате медицинское самообслуживание. – Добрый доктор на прощание наградил меня легким подзатыльником.
В коридоре я заплакала от счастья.
Пробежала до склада одежды в подвале.
– Новенькая? – парень лет двадцати с интересом рассматривал мои синяки и раны. – Мало тебе досталось на вступительном экзамене в интернат.
Почему тебя били не в полную силу?
– Не успели убить!
Я убила первая!
Будешь злорадствовать, станешь вторым! – зло плюнула в с лицо весельчака.
Он утёрся и присмирел, как сытый морж:
– Раздевайся догола и следуй в душевую!
Смоешь с себя вшей и клопов, нищенка! – отомстил не действием, а словами. – Одежду получишь после поверхностного осмотра!
– Иди к чёрту со своими желаниями, маньяк! – я не сдерживала эмоции. – Сам раздевайся и сам умывайся!
Не стану перед тобой оголяться!
Я не танцовщица в ресторане! – произнесла и с опозданием подумала: "Против строптивых в интернате, наверняка, применяют суровые меры!
Наглеть разрешается до определенной границы!"
К величайшему сожалению, я не ошиблась.
Сильнейший электрический заряд ударил мне в подошвы.
Пробил тонкие кроссовки и поджаривал пятки.
Я тряслась в шоковой лихорадке.
Упала на железный пол парализованная.
Парень спокойно вышел из своей каморки.
Занёс надо мной огромный острый нож.
Я в ужасе закрыла глаза.
Сжала губы в предсмертной тоске.
Не подозревала, что за обыкновенную дерзость зарежет.
Нож с противным садистским свистом рассек воздух.
Раздался треск разрезаемой ткани.
Не тело поддавалось ножу, а – моя одежда.
Я не верила, что осталась живая.
Распахнула глаза навстречу новой жизни.
Парень сорвал с меня лоскуты одежды.
Перевернул со спины на живот – так мясник осматривает курицу:
– Вшей нет! Укусов нефтяной змеи не обнаружено!
Многочисленные синяки и свежие раны! – сказал громко и отчетливо.
Он докладывал в диктофон на воротнике халата.
Просто исполнял своё дело, а я его обругала.
– Вставай и иди в душевую! – работник склада бросил армейское полотенце защитного цвета. – Не делай глупости.
Под полом везде находятся электрические разрядники.
За тобой следят камеры даже в дамской комнате.
В нашем интернате нет никаких секретов! – сообщил неприятные новости.
У меня не будет личной жизни.
Но лишь бы кормили каждый день...
Я прикрыла ладонями всё, что можно.
Пробежала в кабинку и включила воду.
На меня полилась ржавая вонючая желтая жижа.
В пустыне на Юге вода ценится очень дорого.
После душа я стала ещё грязнее, чем была.
Обтерлась полотенцем и завернулась в него, как мумия.
Вернулась к складу и дрожала от страха.
Ощущала под ногами бездну смерти.
В любой момент электрический разряд мог ударить снова.
Думаю, что в шокерах предусмотрена и смертельная доза.
– Остался только пятьдесят четвертый размер! – кладовщик выложил передо мной мятую форму на великана.
Юбка, гимнастерка и блузка пропитаны кровью.
От одежды смердило старой могилой.
В дырки можно просунуть кулак!
– Труп Гельмута Иглесиаса пролежал на солнце пять дней!
Гельмут всегда одевался в женское бельё! – Кладовщик пояснил с мстительной улыбкой.
Он не простил мне недавнее оскорбление.
Я стояла между двух огней.
Снизу в пятки ударит болезненная молния.
Сверху на меня обрушится одежда с трупа великана.
– У меня размер тридцать восемь! – проблеяла безнадежно.
Признанием вызвала душераздирающий смех кладовщика.
Напрасно я обидела толстяка на службе.
– Мистер, военный!
Я спляшу перед вами матросский танец Apple!
Перед прохожими я танцевала за мелкую монетку или за кусок хлеба. – С грубости перешла на лесть.
Не представляла себя в мешке для трупа. – Надеюсь, что после моего танца найдется одежда, достойная меня!
– Танцуй! Унижайся! Замаливай свои грехи перед доном Кастильо! – парень преобразился.
От его красного лица повалил клубами пар. – Мой дед Амбросий три раза вокруг света ходил.
Во время четвертого похода его без соли съели каннибалы.
Перед дедом Амбросием плясали горы и моря! – Кастильо в запальчивости ударил себя кулаком в грудь.
Раздался треск ломающихся костей.
Кастильо закашлялся густой синей кровью.
Если кладовщик умрёт, то я не получу желанную новую форму.
– Pick some apples off my tree,
Pick some apples off my tree,
Pick some apples off my tree,
Pick them all for you and me! – я кривлялась в танце, одобренном Уставом морской службы.
Когда выступала на улице, то военные приходили в восторг.
Понравится ли мой спектакль кладовщику Кастильо?
Притоптывала, взвизгивала, размахивала руками.
Два раза нечаянно роняла полотенце на опасный пол.
Надеялась, что позор останется между нами.
– Афродита! Что ты делаешь?
Впрочем, мы тебя понимаем, подружка!
Сами плясали за миску помоев! – Ингрид и Флорика появились за моей спиной неожиданно.
– Танцую ради новой военной формы.
Не желаю ходить в одежде пятьдесят четвертого размера, снятой с разложившегося трупа! – смутилась, но засунула неловкость на самую далекую полку.
Голодная девочка имеет право на один танец.
– Рассмешила! Развеселила до грыжи, Конфитюр! – Кастильо захлебывался в хохоте. – Не танец, а – конфетка!
Пока ты танцевала зажигательно, я вспомнил, что на складе случайно завалялась новая форма тридцать восьмого размера. – Кастильо протянул мне свежую, пропахшую текстильной фабрикой, форму.
Я вежливо поклонилась в пояс.
Вернула полотенце и переоделась в новенькое.
Флорика и Ингрид завистливо вскрикнули.
Я затянула ремень и помахала всем ручкой!
Отправилась в казарму старшего школьного возраста.
Открыла дверь и застыла в немом удивлении.
Огромный зал заполнен двухъярусными кроватями.
На кровати – матрас, подушка, одеяло и простыня.
– Я думала, что придется спать на полу на гнилой черной соломе! – произнесла с восторгом вслух.
Девочки сразу обратили на меня внимание.
Воспитанницы от четырнадцати до шестнадцати лет.
– Афродита Конфитюр, добро пожаловать в наш дружный девичий коллектив.
Мы своих не обижаем! – ко мне подошла Паулина.
Девочка с косичками, с которой мы поругались несколько минут назад. – Афродита, прости меня за дурной тон.
С утра я скушала много колбасы.
Живот заболел, голова тряслась от переедания.
Поэтому не ведала, что говорила тебе и о тебе! – Паулина обняла меня за плечи.
– Колбаса? Настоящая? Не из картона и глины?
Никогда не кушала полноценную колбасу из мяса, шкуры и костей! – в ответ я прижала к себе новую подружку. – Конечно, я не сержусь на тебя, Паулина!
Мы же теперь подруги по интернату?
– Настоящие боевые подруги! – Паулина подмигнула мне весело.
Пригласила присесть на стул посредине зала. – Присаживайся, поговорим о жизни!
Я вижу, что у тебя форма новенькая и по размеру.
Кастильо внезапно поумнел и расщедрился?
Что ты ему подарила, чтобы он стал добрый?
– Я подарила кладовщику матросский танец Apple! – чуть не плакала от восторга.
Меня приняли в теплый коллектив. – Танец – не деньги.
От танца с меня ничего не убудет! – улыбнулась Паулине солнечно.
– Конечно, мы, девочки обожаем танцевать!
Дяденьки думают, что мы стараемся для них.
Подпрыгиваем, танцуем с визгом.
Но не подозревают, что мы пляшем для собственного удовольствия.
Девочка без танца, всё равно, что конь без подков!
Попробуй, сейчас станцуй, Афродита! – она засмеялась.
Я сразу не поняла, что попала в капкан.
Моё горло ставило волосяной петлей.
Я застонала от черной досады.
Потеряла бдительность, поверила словам сверстницы.
Теперь расплачиваюсь настоящим позором.
Паулина ловко, профессионально обвила длинную косу вокруг моей тощей лебединой шеи.
Сдавила горло до смертельного ужаса.
Мои лёгкие трепетали крыльями бабочки.
Не хватало целебного воздуха.
– Я никому не прощаю оскорбления! – Паулина затягивала кошмарную косу вокруг моей лебединой шеи. – Слышишь меня, наглая Конфитюр?
Никого не оставлю без своей мести! – давление мертвой петли усилилось.
Перед глазами поплыли зеленые облака.
Я медленно уходила в Мир иной!
– Извини, Паулина, я не знала, что ты – мальчик! – я хитростью пыталась выгадать время и жизнь.
– Я – мальчик? Ты с ума сошла от побоев, Афродита!
Не отличишь девочку красавицу от парня! – Паулина от удивления на мгновение ослабила зажим.
Свежий воздух ртутью хлынул в мои тряпичные лёгкие.
– Мальчики выясняют отношения с помощью силы! – я продолжала наглеть на краю гибели. – Девочки не дерутся.
Мы завоевываем Мир своей красотой и обаятельностью, а не кулаками.
Ты поступаешь, как мальчик! – подписала приговор себе.
Паулина обозлилась и натянула косу еще сильнее.
Дыхание моё оборвалось на выдохе.
– Забросаем новенькую тухлыми яйцами! – сквозь туман я услышала голос со стороны кроватей.
Новенькая? Кто у нас новенькая?
Вспомнила – я новенькая!
Мысли останавливались, как машина без бензина.
– Яйца испачкают новую форму!
Я заберу одежду Афродиты для себя! – Паулина чуть ослабила нажим косы на шею. – Швыряйте в неё картошкой!
Кто кинет гнилую, тот пожалеет! – Моя мучительница командовала пыткой.
Сквозь туман боли и нехватки кислорода я увидела мешок с картошкой.
Девочки с воодушевлением выхватывали картофелины.
Полетел первый сырой овощ.
– Джоанна! Чтоб тебя черти в преисподней терзали за криворукость! – Паулина вздрогнула. – Мне в лоб попала!
Немедленно прекратите швырять без смысла!
Персефона! Покажи высший класс! – Паулина выбрала второго палача для пыток.
Что мне покажет девочка с древнем именем Персефона?
Картошку покажет в полёте?
Из толпы подпрыгивающих воспитанниц выбежала рыжеволосая Дюймовочка.
Она с готовностью сняла форменный ремень.
Вложила в него крупную картофелину.
Раскрутила ремень над блестящей головой!
Выпустила один конец грозного оружия.
В Библейские времена Давид камнем из пращи свалил великана Голиафа.
Картофелина полетела в меня со скоростью снаряда.
Голова моя зажата в тисках.
Удар! Искры полетели из глаз веером.
На секунду сознание отключилось.
Второе попадание меня возвратило к жизни.
Другая картофелина ударила в подбородок.
Зубы клацнули, как клавиши рояля.
Ещё несколько картофелин, и я превращусь в овощ.
– Персефона, добей её! – Паулина злобно закричала.
Затягивала петлю насмерть.
Вдруг, вскрикнула, но уже другим тоном.
Петля змеей слетела с моей шеи.
Убийственная коса исчезла за спиной.
Меня долго не нужно упрашивать.
Я вскочила, подхватила стул и развернулась.
Паулина лежала на боку и стонала.
Над ней стояла возбужденные Флорика и Ингрид в новой форме.
Значит – сплясали перед кладовщиком Кастильо за свежую одежду.
Кто-то из моих подруг ударил Паулину и спас меня от удушья.
На миг в зале затихли все звуки.
Даже мыши перестали петь под кроватями.
Скрипнул метательный ремень с картофелиной
– Берегись! – я с опозданием предупредила подруг.
Картофелина сбила с ног Ингрид.
– Зубы мне выбили до приезда в интернат!
Теперь выбивать нечего! – Ингрид упала на попу.
Засмеялась дико, с шакальим подвыванием!
Я замахнулась стулом на Персефону.
Понеслась в гущу военных событий!
Через несколько секунд всё смешались в отчаянной драке.
Я удачно стулом разила нападающих.
Флорика размахивала длиннющими ногами.
Пятками била по челюстям и затылкам.
Ингрид подхватила с тумбочки толстую книгу.
Отбивалась книгой, как дубиной.
Нас прижали к свежеокрашенной стенке.
Лишили маневра и подвижности – так охотники загоняют волка в джакузи с молоком козы.
Ингрид не повезло первой.
Она без сознания упала на чистый пол.
Я понимала, что вдвоём с Флорикой не продержимся долго против разъяренных девочек.
Паулина наступала в первом ряду.
Она взмахнула косой, словно бросала петлю на корову.
Через секунду я снова окажусь в плену волос Паулины.
– Прекратите! Ненавижу! Немедленно замолчите! – сильнейший крик раздался от дверей.
От звуковых колебаний вопля лопнул стеклянный стакан на тумбочке.
У Паулины из левого уха хлынула кровь.
Девочки моментально опустили руки.
Бой закончилась на самом кровавом месте.
К нам потеряли интерес, словно убили.
– Джельсомино! Заткнись! Уши вянут! – девочка с глазами рыси жалобно пропищала в сторону двери.
– Я предупреждала, чтобы не кричали!
Разве вы забыли, что я не выношу громкие звуки? – голос затихал, но звуковой волной сбило две подушки с кроватей.
К нам подошла стройная брюнетка с голубыми глазами.
Рот её кривился в мрачной улыбке.
Все девочки с ужасом смотрели на тонкие губы.
– С новенькими подрались? – Джельсомино смерила нас взглядом.
Сняла мерку для военного гроба. – Хоть все друг друга убейте!
Но я не желаю слышать громких звуков.
У меня от чужих воплей голова раскалывается!
– А от своего крика головка не болит? – я спросила без издевки. – Прости, Джельсомино, если случайно обидела.
Я спрашиваю из интереса, а не с сарказмом.
– Как тебя зовут, новенькая? – Джельсомино сдулась, словно воздушный шарик на празднике Сна.
– Афродита Конфитюр! – я отлипла от стенки.
Поднимала за руки оглушенную Ингрид.
– Девчонки, помогите же! – Джельсомино бросилась мне и Флорике на помощь.
Девочек, словно подменили в бане.
С участием они охали и ахали около Ингрид.
Давали советы, как привести её в чувство.
Сами чуть не убили, и воскрешают.
Даже Паулина приложила ко лбу Ингрид медную пряжку ремня.
– Привет, Афродита! – Джельсомино протянула мне руку. – Меня зовут Лолита.
Но с детства я привыкла к кличе Джельсомино.
Мой далекий потомок родился с чудовищным голосом.
От его крика ломались верхушки вековых сосен.
Громкий голос достался мне по наследству.
Кричу громко, но не терплю чужой шум.
У меня раскалывается голова от громких посторонних звуков. – Джельсомино повернулась в толпе подруг. – Девчонки, обед пропустим! – произнесла, словно вихрь обрушила.
В зале завертелось, запищало, но приглушенно.
Джельсомино в интернате подруги уважали.
Толпа превратилась в бегущий ручеек.
Я, Флорика, и еще две новые подруги тащили с собой Ингрид.
– Несите её к котлу с компотом! – в шикарной столовой повариха лет сорока сразу оценила ситуацию.
Мы ничего не поняли, но выполнили приказ.
Повариха два раза окунула голову Ингрид в котёл.
