Текст книги "Сладостное пробуждение"

Автор книги: Марджори Фаррелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Марджори Фаррелл
Сладостное пробуждение

ПРОЛОГ

Сомерсет, 1808

– Как ты думаешь, какая все-таки она, Джайлз?

– Гм…

Леди Сабрина толкнула своего брата-близнеца в бок. Они лежали на траве в своем излюбленном месте Гамден-хилла, откуда можно было далеко обозревать окрестности Сомерсета.

День был жаркий.

Джайлз, задремавший на солнце, был разбужен не слишком нежным толчком сестры.

– Отстань, Сабрина, – проворчал он.

– Нет. Ну какая она?

– Кто?

– Кто же еще, как не леди Клер Дайзерт. Кажется, мама с папой еще никогда ее не приглашали, а какое чудесное могло бы быть лето… И вдруг появится ребенок, который постоянно будет таскаться за нами, как хвостик.

– Да какой ребенок, Брина? Она ведь только на два года младше нас с тобой. А знаешь почему она проводит лето с нами? В ее доме нет детей такого же возраста, а родители Клер беспокоятся о ней.

– Выходит, что за десять лет у нее не было ни одной подруги? Почему же вдруг они забеспокоились? Зачем нам портить лето?!

Джайлз приподнялся на локте и рассудительно произнес:

– Думаю, что одна маленькая девочка вряд ли может все испортить… Кстати, я знаю тут одну особу… Ее зовут Люси Киркман. Ей, по-моему, одиннадцать лет. Мы пригласим Люси, и она составит компанию леди Клер.

Лицо Сабрины прояснилось: Люси этим летом впервые влюбилась… в ее брата. И уж, конечно, она хватается за любую возможность побывать у Уиттонов и повидаться с Джайлзом. Тем не менее Сабрина задумчиво произнесла:

– Не знаю почему, но мне ужасно не хочется этого. С тех пор, как ты поступил в школу, мы впервые проводим лето и каникулы вместе.

Как и все близнецы, Джайлз и Сабрина были очень привязаны друг к другу, хотя характеры у них были совершенно разные. Каждый из них прекрасно понимал, что чувствует другой в различных жизненных ситуациях.

Два года назад Джайлз окончил школу, и с той поры они были неразлучны. На первый взгляд, Сабрина производила впечатление более сильной личности. Она была способна, очертя голову, участвовать в любом деле, лишь бы ей было интересно. Нетерпеливая, порывистая и яркая, Сабрина была источником огорчения и восхищения гувернантки. Она любила математику, французский, но заливалась слезами, если нужно было изучать классиков.

Джайлз, наоборот, любил литературу, историю и мог так увлеченно читать классические произведения древних греков, что казалось – он для этого и родился на свет. Его французский акцент был забавен, но интеллигентность, ум и знания заслоняли это. Из них двоих он был лучшим учеником.

Сабрина своими каштановыми кудрями, карими, почти черными, глазами и яркой внешностью была очень похожа на цыганку. Поэтому отец частенько доводил мать до слез, говоря, что если бы не близнецы, то он был бы не очень удивлен, узнав, что какой-то цыган похитил ее сердце.

У Джайлза были прекрасные каштановые волосы, которые вечно падали ему на глаза, – глаза, казавшиеся то карими, то зелеными в зависимости от настроения. «Вылитый отец», – часто шутила мать.

При всей кажущейся разнице они были очень похожи.

Сабрина была всегда заводилой и устраивала тысячи проказ, а Джайлз удерживал ее от различных шалостей, в которые она постоянно пыталась его втянуть, и уравновешивал авантюрный дух сестры. Оба обладали прекрасным чувством юмора и одинаково воспринимали смешное. Но главное, Джайлз и Сабрина были преданы друг другу.

Жюль взглянул на небо. На лице появилась озабоченная улыбка:

– Черт побери, мы можем опоздать, если не поторопимся. Сейчас я погоню тебя домой, сестренка.

Прежде чем Сабрина поняла в чем дело, он быстро вскочил в седло – их лошади паслись поблизости – и пришпорил своего скакуна.

– Ох, и вздую же я тебя, братец!

Сабрина родилась на целых семнадцать минут раньше Джайлза и никогда не давала ему забывать об этом. Она взлетела в седло и пустилась вслед за ним.

Разгоряченные и потные, они осадили лошадей перед своим домом. Минутой позже подъехала карета леди Клер. Слуги помогли ей выйти из экипажа и принялись выгружать вещи.

Девочка стояла с потерянным и смущенным видом, и сердце Джайлза рванулось ей навстречу. Это была маленькая фея, значительно ниже ростом десятилетнего ребенка, с лицом, окруженным ореолом светло-золотых локонов.

Жюль спешился первым и передал поводья Сабрине, которая с досадой смотрела на него. Быстро вытерев вспотевшие ладони о кожаные брюки, он протянул девочке руку и представился:

– Джайлз Уиттон, леди Клер. Мы с сестрой ездили верхом и совсем забыли о времени… Извините за неучтивость и – добро пожаловать в Уиттон.

Клер робко взглянула на него и прошептала слова благодарности. У нее были ярко-голубые глаза с сиреневым оттенком, темные ресницы и прекрасное бледное лицо.

– Прошу, – сказал Джайлз, взяв ее за руку, – позвольте пригласить вас в дом и познакомить с мамой.

Он даже не взглянул на Сабрину, все еще сидящую в седле с поводом его лошади в руке. Она никогда в жизни не видела, чтобы Жюль вел себя подобным образом с кем-нибудь из женщин, включая и Люси Киркман. Каким-то образом Сабрина поняла, что его мгновенное расположение к маленькой гостье говорило о том, что грядут большие перемены.

Клер Дайзерт была младшей дочерью маркизов Хоуленд. Двое других детей, мальчик и девочка, родились один за другим вскоре после заключения брака. Лишь пятнадцать лет спустя родилась Клер, которую родители в шутку называли «сюрпризом для пожилых людей», считая, что их детородный возраст давно прошел. Когда Клер появилась на свет, брат уже заканчивал школу, да и сестра была почти взрослой. Девочке исполнилось четыре года, когда брат поступил в университет, а сестра, сделав блестящую партию в первый свой выезд в свет, переехала в Кент.

Маркиз и маркиза, пристроив старших детей, были слишком заняты друг другом и, хотя нежно любили свою младшую дочь, поглощены своей собственной жизнью, чтобы уделять ей достаточно много внимания. Поэтому Клер росла, думая о себе, как о чем-то второстепенном и неважном. Она по природе была очень ласковым ребенком, обожала отца и мать, преклонялась перед старшим братом, привозившим ей сладости и ласкавшим ее волосы во время своих кратких приездов из Оксфорда. Клер приходила в отчаяние, воображая, что не так красива, как ее старшая сестра. Ее чувства оставались невысказанными. Она хранила их в тайне, и никто не догадывался, насколько сильно она хочет чувствовать себя частью семьи, уклад которой сложился еще тогда, когда ее и на свете не было.

Родители видели в ней тихого замкнутого ребенка, не догадываясь о ее потребности любить и быть любимой ими. Они не подозревали о ее оторванности, хотя по соседству совсем не было детей-сверстников. Когда же им показалось, что она уже достаточно выросла, чтобы отправиться в поездку одна, они написали письмо своим старым друзьям Уиттонам, прося предоставить их младшей дочери возможность погостить в Сомерсете.

Узнав о предстоящей поездке, Клер пришла в ужас. Она чувствовала, что ей трудно будет покинуть родные стены, где была лишь сторонней наблюдательницей. Это был ее дом… Да и встреча с близнецами Уиттонами страшила Клер. До сих пор ее единственными друзьями были собака и белая кошечка. На них и изливалась вся любовь девочки. Маленькая Клер много читала, ей было хорошо в мире своих мечтаний. Мысль о том, что она вынуждена будет общаться с близнецами, которые, без сомнения, будут относиться к ней, как к тяжкому бремени, превращала ее поездку в Уиттон в сущее наказание.

Клер вышла из кареты, застыв от страха и смущения, но, заглянув в теплые, полные дружеского участия глаза Джайлза, поняла, что нашла в нем защитника и друга. Весь ее ужас тотчас пропал, а когда юноша взял ее за руку и повел к двери, девочке показалось, что она нашла своего сэра Галахада.

Сабрина, подумавшая, что возненавидит Клер за оказанное ей со стороны брата внимание, поняла, что это совершенно невозможно. Было ясно, что в душе Клер и в помине не было ни подлости, ни вероломства. Сабрина нашла, что ей нравится любоваться этим восхитительным существом. Слишком часто ее критиковали за то, что она все еще такая сорвиголова, но Клер… Клер, по ее мнению, была просто чудо.

Как только они это поняли – девочка стала их постоянной спутницей.

Сначала Клер вела себя очень скованно, тихо слушала их бесконечные разговоры и изредка вставляла две-три реплики, если они уж очень настойчиво пытались втянуть ее в разговор. Но к концу недели она разговорилась, и ее ответы на вопросы о семье дали возможность Джайлзу и Сабрине понять, насколько им повезло с родителями и друг с другом.

– А знаешь, мне очень неприятно от мысли, что когда-то я не хотела, чтобы Клер была с нами, – как-то утром сказала Сабрина, поджидая девочку, чтобы вместе с ней и Джайлзом отправиться на верховую прогулку.

– Она кажется такой одинокой, вернее, нелюбимой. Представляешь, родители относятся к ней, как к «сюрпризу»! Конечно, мама и папа всегда шутят, когда говорят о твоем неожиданном появлении на свет, Джайлз, – поддразнивала она брата. – Представляешь, они трепетали от радости, увидев своего первенца, а тут, не успели опомниться, появляется еще один ребенок – их сын и наследник. Повитуха сказала им, что у мамы живот – на двойню. Должно быть, было страшно трудно, особенно в первые месяцы, возиться с таким капризным ребенком, как ты. Особенно, когда мама отказалась от нашей кормилицы.

Сабрина улыбнулась при мысли об их несовременной матери, которая часто рассказывала, как не могла допустить и мысли о том, чтобы услать их куда-нибудь и хоть на время разлучиться с ними. Они знали, что с родителями им повезло, и считали это просто даром небес, пока не появилась Клер.

Их первое лето было почти идеально. Почему почти? Да из-за Люси Киркман, которая была дочерью небогатого местного помещика. Приехала она на три дня позже, чем Клер.

Люси рано сформировалась. В свои одиннадцать с небольшим лет это была физически и морально развившейся девушкой. Она, как догадывалась Сабрина, имела виды на Жюля. Джайлз прекрасно понимал ее намеки, но обращался с ней так же просто, как и со всеми другими приятельницами. И, конечно же, с ней он не был так предупредителен, как с леди Дайзерт. Возмущению Люси не было границ. Ее представили робкому, похожему на эльфа, созданию, которое, казалось, словно приросло к рукаву Джайлза. Очевидно, он предполагал, что Люси будет приятно иметь еще одну подругу, и Киркман вела себя прекрасно, общаясь с Клер. Но под маской дружелюбия затаилась ревность.

Но самым плохим качеством Люси, которое всегда выдавало ее, была язвительность. Она старалась ладить с Сабриной, понимая, что та не потерпит колкостей и, в случае чего, просто выставит ее вон.

Но Клер, – робкая, пассивная Клер, не могла защитить себя, и Люси досаждала ей сколько хотела. Вначале – украдкой, так как была очень хитрой особой, затем – все более явно. Частенько, когда они бывали вместе, Люси хвалила Джайлза за то, что он приносит такую жертву, и всячески старалась дать понять девочке, что ее приютили из жалости. Клер же, забеспокоившись, решила, что Джайлз так мил с ней и проводит все время только потому, что на этом настаивают его сестра и Люси.

Люси Киркман интуитивно нашла слабое место Клер, каким было чувство, что она является кем-то, кто пришел не вовремя и кому нужно уделять больше внимания, чем другим. Когда Клер стала больше бывать с близнецами, атаки постепенно стали менее коварными. Но все же Люси частенько приглашала их куда-нибудь подальше от Клер, лицемерно прося у нее прощения и ссылаясь на возраст.

Сабрина сразу же поняла в чем дело, с улыбкой разговаривала с Киркман и всегда задерживалась, чтобы дать возможность Клер присоединиться к ним. Жюль так ничего и не замечал.

С тех пор, как Люси перестала его интересовать, он видел в ней лишь старого товарища и никакая другая мысль не приходила ему в голову. К этой девушке он действительно не чувствовал ничего, кроме дружеского участия.

Его чувства к Клер были не так уж сложны: она пробуждала в нем рыцарский дух. Сперва он испытывал к ней просто сочувствие, но постепенно она начинала нравиться ему все больше и больше. Девочка была младше, ниже ростом, слабее, чем его сестра, и это на первых порах давало ему возможность чувствовать себя ее защитником. Роль рыцаря придавала ему мужество и силу, и он наслаждался этим чувством и робкими благодарными взглядами ее темно-синих глаз.

Люси продолжала мучить Клер, следуя приобретенной за лето привычке, но старалась придать этому характер милой шутки.

Однажды они пошли ловить рыбу. Клер вскрикнула от ужаса, узнав, что ей придется насаживать наживку на крючок. Джайлз потрепал ее по плечу и сделал все сам. Видя это, Люси словно взбесилась. Никто даже не заметил, как она бросила банку, наполненную копошащимися червями, Клер на колени. Засмеявшись над вскочившей с ужасным криком девочкой, она, мило улыбнувшись, попросила извинения за случившееся. Когда Джайлз бросился на помощь испуганной гостье и стал успокаивать ее, Люси рискнула хотя бы взглядом показать свои истинные чувства. Клер только смотрела на нее широко открытыми глазами, в которых застыли боль и полное неумение защитить себя. Она просто не поняла враждебности Люси и приняла ее извинения. Да и кем она была? Надоедливой приставалой, мешающей всем, той, о ком думают в последнюю очередь даже здесь.

Она никак не могла понять, что толкает Люси так вести себя по отношению к ней. Тем не менее у Клер никогда не было стремления или желания причинить кому-то боль, и она была просто парализована нападками Люси. Девочка никогда не желала обидеть ее. Почему же Люси обижает ее? Почему всегда кому-нибудь хочется мучить другого? За что?

Клер стояла безмолвно и неподвижно, пока Жюль стряхивал грязь с ее одежды. Все были так спокойны и не возмущались ее поступком, что Люси захотелось еще раз швырнуть банку с червями в девочку. Как она может так спокойно стоять? Не кинуться в драку, не рассказать всем, какой ведьмой была Киркман по отношению к ней все это время?!

Клер с обидой в глазах слушала, как Джайлз утешает ее. Ну почему они ни о чем не спрашивают?

Потом Жюль проводил девочку к реке, чтобы она вымыла руки. Этого Люси уже не смогла перенести и толкнула Клер в воду, крикнув издевательски:

– Эй, ты, великовозрастная детка, ну-ка умойся!

Речка была мелкая, явной опасности не было, но сам поступок! И пока Джайлз пришел в себя от возмущения и бросился в воду, чтобы спасти ее, Клер уже почти встала на ноги. Увидев брошенный на нее взгляд юноши, Люси испугалась так, что убежала прочь, схватив свою удочку и банку с червями.

Сабрина смотрела ей вслед и радовалась, что наконец-то Джайлз увидел настоящую Люси. Вообще-то, ей нравилась их старая приятельница, но она волновалась, думая, что Люси, всем сердцем тянувшаяся к ее брату, может когда-нибудь его заполучить. В конце концов, много свадеб происходит в деревне, прежде чем девушка впервые выходит в свет.

Она повернулась к брату, который, стащив с себя рубашку, бережно укутывал в нее дрожащую Клер. Поскольку у Сабрины не было причин для ревности, она подошла и стала утешать свою подругу.

Это лето положило начало следующим. Клер приезжала в начале июня и гостила шесть недель. Она стала более уверенной в себе, почувствовав ту теплоту, с которой ее встретили во второй раз. Прошедший год сделал более незаметной и разницу в возрасте. Но Клер не перестала восхищаться Сабриной и преклоняться перед Жюлем, своим Галахадом.

Джайлз стал ее героем, особенно после того, как он понял настоящую сущность Люси Киркман. Жюль спас Клер от ее мучительницы, весьма недвусмысленно пригрозив ей, что если она еще раз обидит девочку, то пусть держится на почтительном расстоянии.

Итак, Джайлз был ее другом. Они часами могли говорить о книгах и о многом другом. Клер начала понимать, что он становится для нее больше, чем просто товарищ.

Это произошло в то лето, когда они в последний раз были вместе. Год назад Жюль поступил в университет и приехал домой на каникулы.

Стоял конец августа, и прекрасная троица решила отметить последний день пребывания Клер у них в гостях походом за ягодами.

Но наутро Сабрина передала через служанку, что плохо себя чувствует и ей придется весь день провести в постели. Поэтому Джайлз и Клер после завтрака пошли за ягодами одни.

День был просто восхитителен. После вечерней грозы жара, досаждавшая последнюю неделю, сменилась прохладой. Все вокруг посвежело, стало зеленым и сверкающим, словно был не август, а начало июня.

Дойдя до малиновых зарослей, Клер и Джайлз замедлили шаг. И, скорее всего, ничего бы не произошло, если бы не лиса.

Жюль заметил ее первым. Это был вихрь пламени, который метался в зарослях кустарника. Джайлз остановился, взял Клер за руку. «Взгляни!» – прошептал он, привлекая ее внимание к происходящему. Надолго, на многие годы запомнил юноша эту минуту.

Его рука лежала на плече Клер, пока они, притаившись, наблюдали за лисицей, разгуливавшей так близко от них. В тот момент, когда до Джайлза дошло, где находится его рука, до лисы, видимо, тоже дошло, что она не одна, и, оставив их в полном изумлении, животное исчезло. Жюль и Клер стояли молча, взволнованные этой внезапно возникшей близостью.

– Да, Сабрина пожалеет, что пропустила такое зрелище, – нервно сказал юноша, упоминая сестру, как будто хотел сделать ей подарок.

– Это было чудесно, Джайлз, – прошептала Клер. Из слов девушки он не понял, что она имела в виду: наблюдение за лисой или впечатление, оставленное его прикосновением.

Заросли малины находились в тени, и ягоды мерцали, переливаясь цветами драгоценного граната и оникса. Каждый листок, каждая крошечная ворсинка врезались в память Клер, настолько взволнованной она была в тот миг.

Собирая ягоды, пахнущие солнцем, дождем и свежестью, она бросила несколько штук в рот.

– О, нет, Клер! Оставь хоть немного для миссис Алек, иначе мы останемся к чаю без пирога с малиной, – поддразнил ее Жюль, бросая себе в рот целую пригоршню. Клер следила за движением его руки. Раньше она никогда не замечала, какие карие у него глаза и как блестят его волосы, переливаясь на солнце. Одет он был в простую рубашку с закатанными рукавами, и девушка увидела его руки с выступающими бугорками мускулов. Клер так была опьянена тем чувством, которое разлилось в ней, что, резко протянув руку за особенно спелой ягодой, с тихим криком отдернула ее назад. Джайлз немедленно подбежал к ней.

– Тебе следует быть осторожнее, Клер, – с симпатией заявил он, пока она рассматривала свою ладонь. Одна царапина была особенно глубокой, и капельки крови, словно крошечные ягодки, скатывались по нежной руке. Несмотря на протесты, Клер, Джайлз бережно вытер ранку подолом своей рубашки.

– Закрой глаза, Клер, и открой рот, – пропел он старую детскую присказку, – и я дам тебе что-то.

Клер повернулась к нему лицом, и Жюль положил несколько ягодок ей на язык. Она закрыла рот и уже хотела открыть глаза, как Джайлз наклонился и поцеловал ее. Это был нежный и легкий поцелуй, но он, как громом, поразил обоих. Ошеломленные и пристыженные, они тут же отвернулись друг от друга. В свои четырнадцать лет Клер была почти ребенком, хотя тело ее уже начало принимать женственные очертания. Джайлз понял, что нужно немного отстраниться от нее.

Когда она открыла глаза, юноша, заикаясь, пробормотал, что, по мнению его родителей, поцелуй лучше всего может осушить слезы ребенка. С помощью столь пустых фраз он хотел сгладить возникшую натянутость отношений между ними.

– Прости, Клер, я не должен был этого делать.

Девушка была удивлена его извинениями. Хотя… правильно, он не должен был целовать ее. Джайлз поразил ее, но и сама она поражалась самой себе. Она бы хотела, чтобы поцелуй длился гораздо дольше – до тех пор, пока солнце купает их в своих лучах и сладкий малиновый сок струится по ее губам, пока она ощущает нежное прикосновение губ Жюля, такое же мягкое и нежное, как прикосновение ягод.

Когда они добрались до Уиттона, их ведерки были полны, а их дружеские отношения вновь вступили в свои права.

Когда Клер вернулась домой в Хоулэнд, то очень обрадовалась, услышав, как отец, говоря о Джайлзе, заявил: «Это была бы прекрасная партия для нашей дочери».

Регулярные поездки в Уиттон подходили к концу, но Клер продолжала переписываться с Сабриной, а их семьи нередко встречались, чтобы провести вместе часы досуга. Встречи не носили официального характера, хотя и предполагалось, что со временем, когда Джайлз вернется из Оксфорда и Клер начнет выезжать в свет, их дети поймут, что могут стать чудесной парой.