Текст книги "Левый фашизм: очерки истории и теории (СИ)"

Автор книги: Марат Нигматулин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Поскольку окончательный и наиболее полный смысл данных слов может быть неясен для читателя, не имеющего изначальной практики ознакомления со многими предыдущими работами как самого А. Тарасова, так и других авторов «Сен-Жюста», то мне требуется сделать некоторые пояснения. В первую очередь необходимо помнить, что А. Тарасов на протяжении долгого времени отстаивал непопулярный в современной левой среде взгляд на вопрос о наличии пролетариата в нашей стране, полагая, что последний – это не просто наемные работники, но именно наемные работники, не имеющие никакой собственности и пребывающие в нищите, а также считая количество пролетариев на просторах России несущественным [251]. Роман Водченко, будучи одним из немногочисленных последователей А. Тарасова, более подробно развивал указанную позицию в своих работах «Восстань тот, не знаю кто» [252] и «Оптимисты в болоте» [253], где он указывал на всю сегодняшнюю аморфность российской классовой структуры, доминирование в ней мелкой буржуазии. Если верить словам Р. Водченко, то оказывается, что большая часть населения России принадлежит к мелкой буржуазии, что обуславливается наличием у этих людей как определенной собственности в виде квартир, автомобилей и дачных участков, так и некоторыми элементами социального государства, теперь в нашей стране ликвидирующимся. В то же время происходит разорение мелкой буржуазии постсоветского пространства, ее стремительное обеднение и пролетаризация. Этот процесс, могущий затянуться еще на многие годы, приведет в конечном итоге к тому, что наша страна в полной мере займет причитающееся ей место в мировом разделении труда (в звании страны «третьего мира», конечно), в то время как ее классовая структура оформится и станет достаточно жесткой, сформируется пролетариат. Нижеследующая цитата является кратким и одновременно наиболее емким выражением взглядов Р. Водченко на этот процесс: «Пессимизм разума сейчас – это, например, спокойное понимание того, что революция вовсе не стоит на повестке дня, что ни объективных, ни субъективных условий для нее нет, что нет смысла садиться за написание партийных программ и бежать на площадь с флагом.

В современную эпоху революция в России может быть только антикапиталистической. И возможна она будет лишь после осознания противоречий капитализма. Но рядовой человек, обыватель, не способен осознать наступление неолиберализма и неоимпериализма, деградацию культуры и скатывание России в «третий мир». Обыватель локализован, атомизирован, загнан в решение житейских проблем; весь ужас происходящего ему мешают увидеть навязываемые стереотипы и наличие позволяющего держаться на плаву подспорья. К тому же российский обыватель – самый счастливый и беззаботный, так как это подспорье он получил практически бесплатно и без борьбы. Я имею в виду наследие советского «общества потребления»: техника – от холодильников до станков, сейчас уже почти вся вышедшая из строя, которая поддерживала домашнее, частное и государственное хозяйство последние 20 лет; дачи и приусадебные участки; приватизированные квартиры (самое существенное!); инфраструктура к этим домам; остатки бесплатной или дешевой социальной сферы. При наличии такой мелкобуржуазной «подушки безопасности» люди, даже получая крайне низкую зарплату, могут не осознавать деградации страны. Все эти жизненные условия оказывают сильнейшее влияние на классовую структуру. Это подчеркивал Ленин в «неканоническом» определении классов, «...различавшихся между собою по роли, которую они играли в системе производственных отношений, по условиям производства и, следовательно, по условиям их жизненной обстановки, по тем интересам, которые определялись этой обстановкой...». <…> Лишь когда это советское наследство будет проедено, или его остатки захватят крупные собственники и передадут своим наследникам – только тогда начнется процесс ярко выраженного классового расслоения, и сформируется пролетариат. Только тогда население начнет прозревать, наевшись капитализмом. До этого же практически все население будет оставаться мелкобуржуазным (это не отменяет того, что люди уже и сейчас могут быть бедны и недовольны частностями).» [254].

Теперь же, когда мы подробно описали представления А. Тарасова и его сторонников о той классовой структуре, которая сложилась на постсоветском пространстве, имеет смысл вернуться к проблеме Донбасса, от которой мы несколько отошли. Все дело в том, что все происходящие сейчас в Новороссии события, равно как и само образование этого нового государства, были вызваны к жизни стремительно развивающимися на современной Украине процессами классовой сегрегации. Если на момент развала Советского Союза население этой страны было относительно единообразным и до некоторой степени равно мелкобуржуазным, то последующие затем экономические процессы привели его к строгой дифференциации. В то время как одни граждане теперь уже «свободной» республики стремительно обогащались, другие разорялись и теряли свои скудные капиталы, превращаясь в совершенно неимущих пауперов. В особенности этот процесс затронул Донбасс, где стремительное сокращение производства способствовало не только пролетаризации, но даже люмпенизации населения региона, а равно с тем стремительному росту оппозиционных и притом стихийно левых антиимпериалистических настроений. Поскольку же Донбасс, несмотря даже на серьезную производственную деградацию, оставался преимущественно промышленным регионом, то там стал складываться классический промышленный пролетариат, весьма подобный тому, что имел честь наблюдать Карл Маркс в Англии середины XIX века. При этом следует отметить тот факт, что описанная мною на материалах работ Александра Тарасова и Романа Водченко ситуация не является уникальной и принадлежащей только Украине: прямо напротив, те же самые процессы сейчас разворачиваются на всем постсоветском пространстве, хотя идут они с неодинаковой скоростью. И если на Украине классовая дифференциация, а равно с тем последующее выделение активного и оппозиционного полуколониальному режиму пролетариата происходила относительно быстро в силу ее экономической специфики, то во многих других странах означенные процессы хотя и несколько задерживаются, но все же идут. На Украине имелся весьма развитый в промышленном отношении донецкий регион, где общий экономический упадок и стремительная деиндустриализация создали классический промышленный пролетариат, обеспечив тем самым все необходимые объективные условия для вооруженного восстания. В этом отношении Украине повезло: в соседней Белоруссии, к примеру, своего Донбасса нет, а потому и восстания там ожидать пока что не приходится. При этом я еще раз напоминаю, что все описанные выше процессы, столь рельефно проявившиеся с момента развала СССР на Украине, непрерывно протекают на всем постсоветском пространстве, принадлежит которому и наша страна. В нашей стране также происходит стремительная пролетаризация населения, особенно крупные и поистине угрожающие для сегодняшнего режима масштабы приобретающая в некоторых регионах Дальнего Востока и Сибири, что уже в самом ближайшем будущем может привести к повторению известных нам по новороссийскому примеру событий на территории России. Именно там сейчас образуется социально-экономическое положение, до определенной степени напоминающее то, что имело место быть на Юго-Востоке Украины перед началом восстания, а потому автор этих строк имеет все основания предполагать, что примеру Донбасса может последовать и Кузбасс. О перспективах грядущего восстания, встающих с каждым годом все более ясно перед жителями наших восточных территорий, пишет в том числе и Маргарита Муромцева, уделившая оным один абзац своего блистательного и невероятно подробного сочинения «Крепость бросили, гарнизон остался». Этот небольшой отрывок названной работы мы цитируем ниже: «Конечно, „приморские партизаны“ в России – это пока ещё исключение из правила; в России пока ещё нет социальных условий для массовой партизанской борьбы, социальные противоречия в обществе ещё не обострились до нужной степени. Поэтому „приморские партизаны“ – это иллюстрация. Иллюстрация мысли о том, к чему приведут продолжение политики правящего класса, обнищание, деградация и расслоение общества. „Приморские партизаны“ (а также реакция общества на них, восприятие их обществом, моральная поддержка их действий со стороны значительной части общества) – напоминание. Напоминание о том будущем, которое ждет нас. Также это напоминание о том, что за умы и сердца нищей молодежи в будущем будут сражаться, помимо левых (хотя поведение нынешних левых вызывает сомнения, что они смогут за что-то сражаться), националисты, фашисты, адепты разных религий и криминал. Нищета может породить ФАРК, РПК или наксалитов, а может породить ИГИЛ или добровольческие батальоны „Правого сектора“. Без идущих извне идеологического индоктринирования и организующего воздействия „глухое и неясное недовольство“ никогда не превратится „в сознательный протест“, „раздробленный, мелкий, бессмысленный бунт“ – в „организованную классовую борьбу за освобождение всего трудящегося люда.“ [255].

Будучи полностью согласным относительно всего изложенного в данной цитате с ее автором, я хотел бы заострить внимание наших читателей на одной ее конкретной части, а именно на том, что «поведение нынешних левых вызывает сомнения, что они смогут за что-то сражаться» [256]. В отношении этой последней истины, горько подмечаемой автором сего прекрасного сочинения, я могу только заметить, что она совершенно не нова как для авторов сайта «Сен-Жюст», где опубликовала свой труд М. Муромцева, так и вообще для людей здравомыслящих. Россия, стремительно деградирующая как в экономическом, так и в культурном отношении, приближающаяся по своим экономическим показателям к странам «третьего мира», – в настоящий момент ожидает свою собственную герилью. Да, М. Муромцева права в том отношении, что время для партизанской войны у нас еще не пришло, но права она и в том, что оно скоро уже придет.

Редакторы сайта «Lenin crew» критиковали «Сен-Жюст» за то, что он «идеализирует латиноамериканскую герилью» [257], подразумевая, вероятно, что в этом есть нечто дурное и неправильное. Ответить на столь глупые и совершенно неадекватные в свете современного революционного опыта претензии можно лишь напоминанием о том, что все немногочисленные успехи революционного движения конца XX и начала XXI века были достигнуты именно герильерос. При этом левые организации «первого мира» за указанный период времени не смогли совершить ничего выдающегося, постоянно пятясь назад и трусливо отступая перед движущейся на них машиной капитала. Именно поэтому не побоимся смело заявить, что вся новейшая история европейских левых – это одна сплошная история поражения, предательства, оппортунизма, сектантства и неоправданных надежд. В этом отношении автор читаемых вами строк весьма советует каждому интересующемуся современным левым движением в странах «первого мира» прочитать прекрасную книгу мемуаров Дмитрия Жвании «Путь хунвейбина» [258], где он дает весьма живые и наглядные описания чудовищной деградации европейских левых.

Поскольку мы несколько отвлеклись от темы войны в Донецке, то я полагаю необходимым к ней вернуться. Не исключаю того, что многие наши левые готовы признать восстание на Донбассе осознанным деянием народа, отбросив ненаучную точку зрения о «российской агрессии» (на это, как я говорил выше, оказались способны даже некоторые троцкисты), но при этом значительная часть из них продолжает сетовать на некоммунистический характер ведущейся освободительной войны. В этом отношении я напомню еще раз цитировавшиеся мною же слова А. Тарасова о том, что «только там, где руководство в национально-освободительном движении захватывают левые, революционные, прогрессивные силы (в том числе и путем физического уничтожения своих конкурентов, как это было, например, во Вьетнаме), такие войны приобретают характер социальной революции» [259]. Изучавшие историю революционного движения знают, что правильное сознание не зарождается у пролетариата стихийно, но привносится в его среду агитаторами, а обвинять простых шахтеров Донбасса в том, что их восстание не приобрело характера социальной революции, – есть низость и подлость. Более того, автор этих строк имеет смелость заявить, что едва ли не главной причиной некоммунистического характера восстания на Донбассе, тотального господства в рядах ополчения ультраправых элементов – было полное бездействие наших левых. Так, Александр Тарасов пишет: «Анархисты в Донбассе были слабы и практически не заметны. А разные неанархистские „неавторитарные левые“, которых на весь Донбасс было считанные единицы, больше всего на свете мечтали перебраться в Киев и влиться там в левохипстерскую тусовку.» [260]. Донецкие левые в этом отношении проявили просто поразительную глупость и не менее удивляющую меня леность: судьба предоставила им классический пролетариат, описанный Ф. Энгельсом в его бессмертном «Положении рабочего класса в Англии», но они предпочли его попусту не замечать! Разумеется, немногочисленные донецкие «левые» даже не задумывались о возможности ведения агитации среди широких масс рабочего класса этого промышленного региона, предпочитая не обращать на него внимания. Тот факт, что единственная левая сила, принявшая участие в подготовке и осуществлении восстания, – это реформистская Коммунистическая партия Украины, – ближайший аналог нашей КПРФ, оппортунизм которой давно стал притчей во языцех, – позорен для наших левых. Что же касается левых украинских, то они сначала поддержали Евромайдан, а потом выступили агентами украинской империалистической и колониальной политики, обеспечив «левую» идеологическую поддержку деятельности набранных из отборнейших уголовников «добровольческих батальонов», убивающих теперь мирных жителей Юго-Востока страны. Словом, если респектабельный «левый» интернет-журнал «Спильне» ограничился лишь информационной поддержкой войны на Донбассе, а его авторы добровольно стали прислужниками режима П. Порошенко [261] [262] [263], то некоторые их более решительные коллеги лично вступили в «добровольческие батальоны», отправившись подавлять восстание донецких шахтеров [264].

Имея перед глазами нагляднейший пример поведения украинских «левых» в ситуации, связанной с переходом классового конфликта в горячую фазу, – я не могу не задаться весьма волнующим и без всякого сомнения больным для многих людей вопросом: а как бы поступили российские «борцы с капитализмом» в схожей ситуации? Несмотря на то, что им доселе не представлялось возможности проявить свои качества в подобном положении, а потому я не имею никакого права обвинять их в предательстве пролетариата заочно, – все же «меня терзают смутные сомнения»... Сомнения эти, надо сказать, имеют под собой и некоторые практические основания, а потому не являются пустыми страхами автора этих строк: так, известно, что после ареста группы «приморских партизан» нашими левыми не было организовано ни единого мероприятия в их защиту. Именно поэтому я почти уверен в том, что если в одном из отдаленных российских регионов начнется народное восстание, то очень многие из отечественных «леваков» немедленно перекрасятся в патриотов и лоялистов, начав требовать самых жутких и бесчеловечных кар для восставших.

При этом следует помнить о том, что и на Украине находились отдельные левые, полностью заслужившие право себя так называть без кавычек: так, следует отметить блистательного марксиста Всеволода Петровского, не только вступившего в ряды донецких ополченцев, но и отдавшего жизнь за свободу Новороссии [265]. Именно поэтому я не оставляю надежды на то, что в случае начала восстания на отдаленных рубежах Федерации найдутся и среди наших левых последовательные и храбрые люди, которые последуют достойному примеру упомянутого выше украинского марксиста. При этом, однако, я отдаю себе отчет в том, что если уж в России начнется вооруженное восстание или вспыхнет полномасштабная партизанская война, то в авангарде борющегося народа едва ли окажется хоть один человек из редакции журнала «Lenin crew».

Некоторые из наших читателей могут направить определенный упрек в адрес автора данного труда, выдержанный в том духе, что, мол, сочинитель слишком отвлекся от темы критики статьи «Фашизм вчера и сегодня», чересчур углубившись в непонятные идеологические дебри. Несмотря на то, что такая точка зрения представляется мне понятной и вполне оправданной в глазах некоторых читателей, – я все же не могу выразить с ней согласия. Дело в том, что вопрос об отношении к народному восстанию, разгоревшемуся в Новороссии весной 2014 года, – представляет собой определенную «проверку на вшивость» для всего нашего левого движения. Все те наши «левые», кто отказал в поддержке борющемуся народу, – пусть они при этом даже и сохранили формальную верность каждой букве своего символа веры, – показали всем нам, что они «либо дураки, либо прямые агенты западного империализма» [266]. Позиция, занятая журналом «Lenin crew» в отношении сражающейся Новороссии, – это позиция трусливая, поскольку ее адепты сознательно решили отказаться от вмешательства в разыгрывающийся на их глазах классовый конфликт, предпочтя этому опасному и неблагодарному занятию бесплодные теоретические дискуссии. Отдает эта позиция и определенным ребячеством, поскольку считающие себя безусловно выше многих других авторы «Lenin crew» испугались того, что почтеннейшая публика будет ошибочно считать их одними из тех «красных патриотов», «левых националистов» или «просоветских левых», кто всецело поддержал народное восстание. Тогда, желая не иметь ничего общества ни с правой, ни с левой патриотической общественностью, – редакция приняла решение заклеймить ополченцев как «агентов российского империализма», выступив здесь в роли «левой» группы поддержки для самой прозападной части наших либералов. Фактически эти люди оказались готовы действовать в угоду своему классовому врагу, но при этом не пожелали поддержать бунтующий пролетариат только по причине его мнимой «дикости» и «теоретической неграмотности». Именно о таких людях писал в своей без сомнения гениальной книге «Между классом и дискурсом: левые интеллектуалы на страже капитализма» Борис Юльевич Кагарлицкий: «По сути, левые выступают носителями радикальной версии либерального морализаторства. У них не столько нет возможности менять этот мир, сколько нет желания это делать на практике. Критиковать систему, осуждать ее, отстраняться от нее или занимать в ней определенные ниши, но ни в коем случае не менять ее – вот логика современного левого либерализма. <...> Блок либералов и их левых союзников лишь усиливал гегемонию различного рода националистических и популистских сил в низах общества. В сложившихся обстоятельствах единственной реальной альтернативой правому популизму оказывался левый популизм, часто демонстрирующий откровенно „неправильные“ черты с точки зрения привычного дискурса интеллектуалов. Однако именно рост левопопулистских движений с предельной яркостью выявляет реакционную сущность леволиберальной элиты, которая испытывает по отношению к ним в лучшем случае неловкость и растерянность, а в худшем случае враждебность. В итоге альтернативу господствующему дискурсу либерализма, когда на нее возник массовый спрос, первыми сумели предложить не левые, а правые популисты, сила которых состояла как раз в их антиинтеллектуальности. <...> надо раз и навсегда отказаться от утопического мышления и „революционных“ мечтаний, являющихся оборотной стороной самого беспринципного приспособленчества.» [267].

Смысл данного обширного отступления против основной темы нашей работы состоял в необходимости показать читателю, что редакция данного журнала стоит на противных борющемуся народу позициях, а потому для бунтующего пролетариата товарищи из «Lenin crew» – никакие на самом деле не товарищи. В заключение необходимо еще раз напомнить о том, что если в нашей стране вспыхнет настоящая герилья или начнется вооруженное восстание, – коллектив «Lenin crew» в лучшем случае займет нейтральную позицию, а в худшем будет принадлежать к числу тех, кто «народ называет экстремистом», как пел незабвенный А. Харчиков [268].

Теперь, когда мы подробно и на большом фактическом материале прояснили перед читателями истинную классовую сущность журнала «Lenin crew», – имеются все основания вернуться к изначально заявленной теме нашего скромного сочинения, а именно к анализу ошибок статьи «Фашизм вчера и сегодня».

Авторы данной публицистической работы пытаются указать нам на то, что будто бы в начале 1930-х годов «СССР был эпицентром мировой революции, что делало его главным врагом мировой империалистической буржуазии, несмотря на внутренние противоречия в самом буржуазном лагере» [269], что, однако, не соответствует действительности. Вопреки утверждениям стыдливо прикрывающихся ширмой «научного централизма» сталинистов из «Lenin crew» – ни Советский Союз, ни Коминтерн не представляли угрозы для мирового империализма уже на конец 1920-х годов. К тому времени произошло бюрократическое превращение первого советского государства из подлинно революционной диктатуры в тиранию невежественных бюрократов, каждый из которых стремился только к личному обогащению и скорее желал бы слиться с мировой финансовой элитой, недели ей противостоять [270].

Далее в статье говорится о том, что «выборы в европейских странах показывали, что рабочие с каждым годом всё более перестают поддерживать социал-демократов и переходят на сторону коммунистов» [271]. В данном своем утверждении представители журнала «Lenin crew» ретранслируют весьма старый и не менее распространенный в левой среде миф о просто невероятных достижениях Коммунистической партии Германии в предверии грядущего фашизма. Миф этот был создан сталинской пропагандой еще в 1930-е годы, но впоследствии использовался советскими марксистами без оглядок на его очевидную идеологическую ангажированность. Утверждение такого ложного представления было необходимо по причине полнейшего провала сталинской политики, основанной на концепции «социал-фашизма», согласно которой немецкие коммунисты должны были считать социал-демократию лишь разновидностью фашизма, а потому не могли заключать никакого союза с ее представителями, что в конечном итоге и привело к победе Гитлера на выборах. Бюрократический миф был весьма подробно разобран Львом Троцким в его работе «Поворот Коминтерна и положение в Германии», где он пишет: «Сейчас официальная печать Коминтерна изображает результаты германских выборов, как грандиозную победу коммунизма, которая лозунг Советская Германия ставит в порядок дня. Бюрократические оптимисты не хотят вдумываться в смысл того соотношения сил, которое проявилось в избирательной статистике. Цифру прироста коммунистических голосов они рассматривают совершенно независимо от революционных задач, создаваемых обстановкой, и от ею же выдвигаемых препятствий.

Компартия получила около 4.600.000 голосов против 3.300.000 в 1928 г. Приращение в 1.300.000, с точки зрения «нормальной» парламентской механики представляется огромным, даже если учесть повышение общего числа избирателей. Но выигрыш компартии совершенно бледнеет перед скачком фашизма от 800.000 голосов к 6.400.000. Не менее важное значение для оценки выборов имеет тот факт, что социал-демократия, несмотря на значительные потери, сохранила свои основные кадры и все еще собрала значительно больше рабочих голосов, чем компартия.» [272].

Все известные нам сегодня факты и доступные сведения приводят любого независимого исследователя к выводу о том, что тогдашние успехи компартии были весьма невелики относительно фашистских достижений. Нетрудно для современного человека и осознать причины, приведшие к столь плачевным результатам и конечному провалу немецких коммунистов по всем направлениям их деятельности. Поражение КПГ стало лишь следствием ее дремучего невежества и догматизма, тотальной идеологической зависимости от СССР, а равно с этим поразительное отсутствие политической гибкости. Коммунистическая партия Германии с конца 1920-х годов превратилась в полностью зависимую от советского руководства организацию [273], в значительной степени оторванную от масс и постепенно начинающую вызывать их недовольство своей политикой [274]. Руководитель партии, – Эрнст Тельман, – представлял собой человека в теоретическом отношении невежественного, лишенного всякой самостоятельности, имеющего весьма дурную репутацию [275] (он, в частности, был замешан в хищениях партийных средств, за что даже временно был изгнан, но после возвращен по личному указанию И. Сталина [276]), занявшего свой пост исключительно по причине своей лояльности «отцу народов» [277]. По всем названным выше причинам немецкая компартия не только не сумела расширить свою социальную базу, увлекая в революционном направлении представителей рабочей аристократии и мелкой буржуазии [278], но и с 1931 года постоянно теряла поддержку пролетариата [279].

Вернемся, однако, к тому, что пишут наши уважаемые коллеги из журнала «Lenin crew». В обсуждаемой статье можно обнаружить весьма сомнительное на взгляд автора этих строк утверждение, согласно которому «итальянский фашизм – это своего рода эксперимент буржуазии» [280].

Мы, будучи исследователями, стоящими на материалистической и диалектической позиции, никак не можем принять данных утверждений, справедливо полагая их ненаучными и уводящими в сторону от классового анализа, способствующими его вырождению до примитивной и пошлой конспирологии. Авторы журнала «Lenin crew» здесь демонстрируют свое глубоко идеалистическое отношение к фашизму, полагая его результатом сознательной и злонамеренной деятельности («эксперимента») небольшой группы крупных буржуа. Если верить их рассуждениям, то можно дойти до представления о том, что фашизм – это сугубо искусственное, рукотворное и полностью подконтрольное своим организаторам общественное явление, некий заговор богатейших капиталистов, учрежденный с целью сохранения и приумножения их капиталов. Такая точка зрения никак не может быть нами принята и подлежит бесспорному осуждению как идеалистическая и волюнтаристская.

Любой освоивший марксистский метод человек должен понимать, что ни одна из существующих политических партий не могла бы существовать и оказывать влияние на политику без наличия у нее поддержки в массах. Это подводит нас к прямому выводу о том, что и фашисты в Италии и Германии пользовались немалым одобрением среди простых трудящихся, которое и позволило им не только захватить власть, но и удерживать ее на протяжении долгого времени. Конечно, это не означает того, что фашисты были совершенно независимы в своих действиях от крупного капитала, который тоже оказывал на них влияние, но при этом квалифицировать их как прямых его агентов, лишенных собственной воли и способных только исполнять команды «хозяина», – оказалось бы великой нелепостью.

Поскольку данная работа и без того уже приобрела весьма крупные размеры, то я не хотел бы подробно разбирать здесь социальную политику итальянских фашистов и немецких национал-социалистов, привлекавшую к ним самые широкие мелкобуржуазные и пролетарские массы, ибо тема эта весьма обширна и требует отдельного изучения. Именно поэтому в здешнем формате я ограничусь простой цитатой Л. Троцкого, приблизившегося тогда к верному на наш взгляд пониманию фашизма как мелкобуржуазного явления: «Гигантский рост национал-социализма является выражением двух фактов: глубокого социального кризиса, выбивающего мелкобуржуазные массы из равновесия, и отсутствия такой революционной партии, которая уже сегодня являлась бы в глазах народных масс признанным революционным руководителем. Если коммунистическая партия есть партия революционной надежды, то фашизм, как массовое движение, есть партия контрреволюционного отчаяния. Когда революционная надежда охватывает весь пролетарский массив, то он неизбежно увлекает за собой на путь революции значительные и возрастающие слои мелкой буржуазии. Как раз в этой области выборы вскрывают противоположную картину: контрреволюционное отчаяние охватило мелкобуржуазный массив с такой силой, что он увлек за собой значительные слои пролетариата.» [281].

Поскольку авторитет Л. Троцкого не является безусловным и абсолютным для всего левого движения, значительная часть представителей которого настроена по отношении к нему весьма скептически, то я могу предъявить подтверждения мелкобуржуазности фашизма также и в советской научной литературе. Представляющим весьма существенное значение в названном вопросе является фундаментальный исторический труд Александра Галкина «Германский фашизм», где указывается, что «передача власти такому массовому движению, как фашистское, не может быть осуществлена без „издержек“, т.е. без уступок разнородной, преимущественно мелкобуржуазной массе, составляющей политическую пехоту фашизма» [282].

Все приведенные выше пояснения однозначно указывают на мелкобуржуазный характер фашизма, на его стихийное и самопроизвольное зарождение, что, конечно, не исключает и не затемняет его связей с представителями монополистического капитала, тоже имевшими место быть.

Помимо этого следует отметить некоторую весьма огорчающую меня небрежность формулировок, а равно с тем отсутствие глубины в заявлениях авторов «Lenin crew», пишущих, что будто бы «впервые фашизм в законченном виде появился в Италии, несмотря на то, что зачаточные формы его можно наблюдать ещё раньше, в ходе подавления попыток социалистической революции в Финляндии, Польше, Венгрии» [283], несмотря на то, что еще К. Цеткин указывала на всю ошибочность и ложность подобной позиции: «Одно время был распространен и даже преобладал взгляд, отождествляющий фашизм с насильственным буржуазным террором и ставивший его, таким образом, – в смысле исторической сущности и выявления, – на одну ступень с белым террором, царившем в Венгрии господина Хорти. На самом же деле, хотя кровавые террористические методы фашизма и аналогичны с методом Хорти и направлены против пролетариата, однако историческая сущность этих явлений различна.» [284]. Данная ошибка, представляющая собой типическое следствие невежества и обыкновенной для всех наших левых пренебрежительной безграмотности в отношении теории, создает комический эффект уж тем, что допустили ее люди, находящиеся на позициях «научного централизма».