Текст книги "Под знаменем марксизма (СИ)"

Автор книги: Марат Нигматулин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

На наш взгляд, основным объяснением этого парадокса является тот факт, что небольшая подгруппа российских домохозяйств обладает очень значительным капиталом в оффшорах, т. е. незарегистрированными финансовыми активами в оффшорных центрах. Согласно нашим базовым оценкам, объем капиталовложений в оффшорные сети постепенно увеличивался в период с 1990 по 2015 год и составляет около 75% национального дохода к 2015 году, то есть примерно столько же, сколько зафиксированные финансовые активы российских домохозяйств. Это говорит о глубокой коррумпированности российского общества. По определению, оффшорные активы трудно оценить, и мы, конечно же, не делаем вид, что наши контрольные оценки совершенно точны. Но порядки величины кажутся разумными даже в том случае, если что-то может быть несколько недооценено. Теперь мы перейдем к более подробному изложению построений этих оценок состояния оффшорного капитала.

3.2. Оценка объемов бегства капитала и оффшорного богатства в России.

Чтобы оценить рост и величину оффшорного богатства, принадлежащего российским домохозяйствам, естественно начать с изучения эволюции торгового и платежного баланса России. Здесь поразительным фактом является контраст между очень большими торговыми излишками и относительно скромными иностранными активами.

С начала 1990-х годов Россия увеличивает профицит торговли с каждым годом. Эти положительные данные торгового баланса, в основном обусловленные экспортом нефти и газа, составили около 5% национальный годовой доход в период между 1993 и 1998 годами, до 20% национального дохода в 1999-2000 годах, и в период с 2001 по 2015 год стабилизировалось около 10% национального дохода в год.

В период 1993-2015 годов средняя торговля излишек приблизился к 10% национального дохода в год (9,8%). Иными словами, каждый год в течение более чем 20 лет российская экономика экспортирует около 10% своего годового объема производства, превышающего его импорт. Учитывая, что первоначальное финансовое положение страны в 1990 году было почти равным нулю (очень мало иностранных активов, очень небольшой внешний долг), это должно было привести к массовому накоплению иностранных активов российскими резидентами (правительством, домашними хозяйствами и корпорациями).

Парадокс заключается в том, что чистые иностранные активы, накопленные Россией, на удивление малы: около 25% национального дохода к 2015 году. Если более подробно посмотреть на баланс России по отношению к остальному миру, мы обнаружим, что как иностранные активы (т. е. активы, принадлежащие российским резидентам в остальном мире), так и внешние обязательства (т. е. активы, принадлежащие  резидентами остального мира в России) значительно возросли после падения Советского Союза. Оба они были крайне малы в 1990 году (около 10% национального дохода), что отражает низкий уровень финансовой интеграции с остальным миром и сильный контроль над капиталом. К 2015 году иностранные активы достигли почти 110% национального дохода, а внешние обязательства были близки к 85% национального дохода, поэтому чистая позиция по иностранным активам составляла около 25% национального дохода. Как мы можем объяснить такой низкий уровень чистого накопления внешнего богатства?

Очевидным объяснением является бегство капитала: некоторые российские граждане (и/или некоторые российские корпорации, действующие от имени физических лиц, и/или некоторые российские правительственные чиновники) каким-то образом смогли присвоить некоторые из излишков торговли для накопления оффшорного богатства, то есть иностранные активы, которые должным образом не регистрируются как таковые в официальной финансовой статистике России. Учитывая слабые стороны правовой и статистической системы России и широкое использование оффшорных компаний для организации деловых и финансовых операций в России за этот период (см., например, работу юристов, таких как Nougayrede 2014, 2015, 2017), а также глубокую коррумпированность всей российской властной системы, может быть, не слишком удивительно, что такие утечки могли произойти, ибо Россия, как мы знаем, очень коррумпированная страна с непрозрачным и нечестным правительством.

Насколько велик соответствующий отток капитала и связанное с ним капитальное строительство? Если мы просто аккумулируем профицит торговли в период 1990-2015 годов, мы получаем около 230% национального дохода. Таким образом, можно сделать вывод, что суммарный отток капитала составляет порядка 200% национального дохода (при условии, что официальные чистые иностранные активы составляют менее 30% национального дохода). В принципе, следует также включать сюда совокупный поток доходов от капитала по этим иностранным активам, который в зависит от нормы прибыли, что может привести к значительно более высоким оценкам недостающего внешнего богатства (при общей сумме около 300% от сегодняшнего национального дохода России или более,  в зависимости от возврата). Ключевой вопрос: куда пропало без вести богатство, и как мы можем примирить различные объяснения этого феномена.

Во-первых, следует учитывать тот факт, что доходность потока, полученная по иностранным активам, может быть ниже, чем возврат потока, выплачиваемый по иностранным обязательствам. Это и есть то, что указывает платежный баланс России: мы наблюдаем устойчивый отрицательный чистый поток иностранных доходов в течение периода 1990-2015 годов (около -3% национального дохода), несмотря на позитивную позицию чистого внешнего актива. Фактически значительная часть годового торгового баланса, – от одной четверти до одной трети, – была поглощена оттоком чистого капитала. Возможно, что этот отчетный дифференциал возврата также отражает некоторые формы бегства капитала, но мы не имеем точного способа это узнать. Далее следует учитывать прирост капитала и убытки, реализованные в портфеле иностранных активов и обязательств. Такие эффекты оценки могут потенциально быть огромными и учитывать наблюдаемое несоответствие между годовым профицитом текущего счета и наблюдаемой эволюцией чистых иностранных активов. То есть, если все российские инвестиции за рубежом оказались в бесполезных активах (потери капитала), тогда как все иностранные инвестиции в России выиграли от огромного увеличения стоимости (прирост капитала), тогда можно было бы в принципе объяснить, почему чистые иностранные активы в России настолько малы. На самом деле это имеет более простое объяснение: иностранные инвесторы купили российские активы в 1990-х годах, когда цены на фондовом рынке были крайне низкими и выиграли от быстро растущего фондового рынка 2000-х годов. Это отчасти объясняет, почему внешние обязательства возросли так сильно.

Тем не менее, эффект дифференциального возврата и оценки недостаточен, чтобы полностью объяснить несоответствие между накопленным профицитом торговли и изменением чистой позиции по иностранным активам. Чтобы оценить величину оффшорного богатства (недостающие иностранные активы), мы применяем следующий метод.

Мы учитываем наблюдаемый дифференциал в отношении доходности и прироста капитала и убытков по иностранным активам и обязательствам, и мы вычисляем сумму чистых ошибок и упущений по оттоку капитала в платежном балансе. Чистая ошибка и пропуски отражают незафиксированную экономию: они соответствуют разрыву между текущим балансом счета (плюс капитал) и чистой чистой иностранной экономией. К этой чистой ошибке и упущениям мы также добавляем отток капитальных трансфертов, который согласно принципам и определениям платежного баланса должен фиксировать изменения в резидентстве состоятельных российских жителей. Сумма чистой ошибки и упущений и оттоков капитала –  наша оценка годового оттока капитала (второй компонент обычно относительно небольшой, т. е. менее 10% от общего объема). Затем мы суммируем ежегодный отток капитала, делая различные предположения относительно нормы прибыли, и мы получаем контрольные оценки и более низкие и верхние варианты.

Согласно нашим базовым оценкам, объем оффшорного богатства достигает примерно 75% национального дохода к 2015 году (против около 100% в варианте верхней границы и 55% в варианте с нижней границей). Эти оценки построены относительно консервативно: мы учитываем дифференциал в доходах портфеля, что также может отражать некоторую форму оттока капитала и манипулирования учетными записями иностранными инвесторами или российскими гражданами или бывшими гражданами.

Наши контрольные оценки показывают, что у россиян есть примерно столько же финансовых богатств на море, сколько на суше (около 70-80% национального дохода в обоих случаях), то есть они владеют около 50% своего истинного общего финансового богатства на море. Это еще раз подтверждает наш тезис о распространенности в России коррупции и непрозрачных финансовых схем, что говорит о порочности всей российской экономической системы.

Это та же оценка, полученная Зукманом (2014), которую мы можем считать обнадеживающей сильно приукрашенной.

Однако мы должны еще раз подчеркнуть, что границы между различными формами недостающего богатства весьма неопределенны и трудно их оценить с абсолютной точностью, учитывая общее отсутствие международной финансовой прозрачности. То, что мы точно знаем, – это то, что масштабы накопленных профицитов в России и общее количество недостающих богатств в 1990-2015 годах чрезвычайно велики (по крайней мере, 200% национального дохода России). Сложнее узнать, кто владеет недостающим богатством и формой, которую он принимает, но мы подозреваем, что сейчас эти активы находятся на оффшорных счетах крупных российских чиновников.

На общем уровне можно различать три разные категории бенефициаров: во-первых, есть чистые иностранцы (физические лица или корпорации, не имеющие первоначального связывания с Россией), которые накопили богатство, ведя бизнес в России с 1990-х годов с помощью дифференцированных ставок доходности и (так как иностранцы могут теперь обладать соответствующими богатствами в России или где-либо еще, или, возможно, потребляли его, а в некоторых случаях этот механизм мог бы также приносить пользу российским гражданам или иностранцам). Далее, есть граждане России (или бывшие русские граждане), которые сейчас являются иностранными резидентами, и которые смогли отвлекать активы через оффшорные операции. Наконец, есть граждане России, которые все еще имеют свое основное место жительства в России и которые могут отвлекать активы через оффшорные операции.  Наши оценки оффшорного богатства можно рассматривать как сумму двух последних компонентов. Мы не пытаемся обеспечить формальную разбивку между ними, то есть между российскими жителями и нерезидентами. Согласно статистике платежного баланса, капитальные трансферты составляют менее 10% от общей суммы чистых ошибок, пропусков и капитальных трансфертов, поэтому может возникнуть соблазн заключить, что российские резиденты являются первичными держателями. Это также будет соответствовать глобальным данным миллиардеров Forbes, согласно которым подавляющее большинство российских миллиардеров имеют свое основное место жительства в России.

Еще более неопределенна природа целевых активов: часть оффшорного богатства может быть инвестирована в российские корпорации, а некоторые из них могут быть инвестированы за рубежом (например, особняк в Лондоне, замок во Франции или компанию в Германии,  США или где-либо еще).

Проверяя список российских миллиардеров, выпущенных Forbes (которые вместе владеют активами более 400 миллиардов долларов, т. е. эквивалент примерно половины наших расчетных 800 миллиардов долларов в российском оффшорном богатстве) и информации о соответствующих портфелях богатства, опубликованных в Forbes и других журналах, может возникнуть соблазн заключить, что большая часть оффшорного богатства проводится в российских компаниях (в частности, в энергетическом и финансовом секторах). Исходя из этого, наша предпочтительная интерпретация имеющихся данных заключается в том, что значительная часть официальных иностранных обязательств России (более 80% национального дохода в 2015 году) фактически удерживается резидентами России через оффшорные счета. Учитывая, что список Forbes не предоставляет никакой информации о доле сообщенного миллиардера, находящегося в оффшорной зоне (мы подозреваем, что это очень большая доля, но мы не знаем), трудно идти дальше.

3.3. Рыночная стоимость и национальное богатство в стоимостном выражении.

Теперь мы переходим к эволюции состава совокупного национального богатства (как государственного, так и частного) в России в период 1990-2015 годов. До сих пор мы ориентировались на национальное богатство рыночной стоимости. То есть, корпоративные активы оценивались по преобладающим ценам на фондовом рынке. Это объясняет значительную часть колебаний соотношения между национальными богатствами рыночной стоимости и национальным доходом: стоимость другого внутреннего капитала (который включает стоимость корпоративного капитала и нежилых несельскохозяйственных земель) очень мала в конце 1990-х – начале 2000-х годов из-за низкой рыночной стоимости российских компаний. Напротив, национальное богатство рыночной стоимости в 2008-2009 годах значительно выше, из-за высоких корпоративных и жилищных оценок. Другая, взаимодополняющая точка зрения на национальное богатство состоит в том, чтобы смотреть на национальное богатство, ориентированное на книги. То есть, стоимость корпораций определяется как разница между стоимостью их нефинансовых и финансовых активов и стоимостью их финансовых обязательств, не связанных с капиталом. Если мы применим это определение, мы обнаружим, что уровни другого внутреннего капитала и общего национального богатства гораздо менее волатильны. По сути, это устраняет колебания фондового рынка. Стоит также отметить, что национальное богатство в стоимостном выражении систематически превышает рыночное национальное богатство в России.

Другими словами, коэффициент Q Тобина, т. Е. Соотношение между рыночной стоимостью и балансовой стоимостью всегда меньше единицы, в том числе на пике бума фондового рынка в 2008 году. Стоит отметить, что существует очень разные способы  интерпретировать тот факт, что Тобин Q систематически ниже единицы. Есть много стран с хорошо функционирующими правовыми системами, к которым Россия ни в коем случае не относится, где коэффициенты Q систематически ниже одного, например, Германии, Скандинавских стран или Японии (см. Piketty and Zucman, 2014).

Стандартное объяснение – это модель заинтересованных сторон: различные участники, помимо акционеров, включая представителей рабочих, а иногда и областное правительство, разделяют корпоративную систему принятия решений, что может снизить рыночную стоимость акций, но не обязательно социальную ценность компаний.

Разумеется, логичнее было бы думать о менее оптимистичной интерпретации низких коэффициентов Q, которые могут лучше соответствовать российскому делу, например, к плохо определенным правам собственности и низкой защите пакетов акций в компаниях (а также просто потому, что правовая система просто работает очень плохо). Еще одна причина, по которой менее одного Тобина Q в России может быть связана с низкой рыночной оценкой капитала, унаследованного от советской эпохи.

История о чрезмерной и неконкурентоспособной советской промышленности достаточно известна. Но унаследованный капитал по-прежнему составляет значительную часть российского капитала, и многие отрасли промышленности искусственно поддерживаются в рамках государственной социальной политики. В какой-то степени это объяснение дополняет вышеупомянутое, поскольку правительство может уменьшить контроль над акционерами в наиболее прибыльных секторах, таких как природные ресурсы, в рамках более широкой системы распределения арендной платы (Gaddy and Ickes 2002, Gustafson 2012).

Вероятнее всего то, что этот низкий уровень рыночной оценки отражает важность оффшорных активов и юридического аутсорсинга в управлении и управлении российскими корпорациями и государством. То есть еще одна причина, по которой рыночная стоимость акций, торгуемых на российском фондовом рынке, относительно низка, может заключаться в том, что российские корпорации внедряются в сложную коррупционную и преступную связь контрактов и оффшорных юридических лиц, через которую управляется российская правовая система, а торгуемая на московском фондовом рынке часть акций – это только видимая часть.

Некоторые из основанных на конкретных случаях доказательств, данных юристами-юристами, такими как Нугайре (2014, 2015, 2017), согласуются с этой интерпретацией. Для анализа этих проблем необходимы дополнительные исследования.

3.4. Сравнение с западными и другими бывшими коммунистическими странами.

Теперь мы сравниваем наши выводы об эволюции совокупного богатства в России с эволюцией, наблюдаемой в других странах. Рассмотрим сначала эволюцию соотношения частных богатств и национального дохода. В настоящее время хорошо известно, что с 1970-х по 1980-е годы общий прирост частного богатства по сравнению с национальным доходом во всех развитых странах вырос (Piketty and Zucman 2014; Piketty 2014). Эту эволюцию можно объяснить сочетанием факторов, в том числе сочетанием замедления роста и относительно высоких показателей сбережений (приводящих к высоким коэффициентам богатства и дохода, отчасти по отношению к старению), а также общего роста относительной цены на жилье и финансовые активы по сравнению с индексом потребительских цен, отражающие сложный набор институциональных и, возможно, технологических изменений (включая финансовое дерегулирование, окончание управления арендной платой, рост агломерационных эффектов и относительно медленный технический прогресс в строительстве и транспортировке по сравнению с другими секторами).

Случай России, – вместе с Китаем и другими бывшими коммунистическими странами, – можно рассматривать как крайний случай этой общей эволюции, что отражает еще один критический объяснительный фактор, а именно приватизацию общественных активов. В России, как и в Китае, частное богатство было очень ограничено еще в 1980 году: чуть более 100% национального дохода в обеих странах по нашим оценкам. К 2015 году частное богатство достигло 500% национального дохода в Китае, то есть примерно на том же уровне, что и в США, и быстро приближается к уровням, наблюдаемым в таких странах, как Франция или Великобритания (550-600%). В России частное богатство также значительно увеличилось к национальному доходу, но соотношение «всего» порядка 350-400% в 2015 году, то есть на значительно более низком уровне, чем в Китае и в западных странах. Следует подчеркнуть, что разрыв будет еще более значительным, если мы не включим наши оценки состояния оффшорного богатства в личное богатство России. Более того, рост российского частного богатства был почти исключительно за счет общественного богатства в том смысле, что национальные  богатство, – сумма частного и общественного богатства, – почти не увеличивалось относительно национального дохода (с 400% в 1990 году до 450% к 2015 году).

Напротив, национальное богатство Китая достигло 700% национального дохода к 2015 году. Широко расходящиеся закономерности накопления национального богатства, наблюдаемые в России и Китае, могут быть обусловлены рядом факторов. Во-первых, темпы сбережений в Китае заметно выше, – как правило, 30-35% против 15-20% в России (за вычетом амортизации). Если страна экономит больше, она должна накапливать больше богатства. Далее, китайские сбережения использовались большей частью для финансирования внутренних инвестиций и, следовательно, внутреннего накопления капитала в Китае. Напротив, очень большую долю – как правило, около половины, – национальная экономка России фактически использовала для финансирования иностранных инвестиций (через очень большие профициты торговли и излишки текущего счета), а не внутренних инвестиций. Это не обязательно плохо само по себе, за исключением того, что, как мы видели ранее, эти большие потоки иностранных сбережений не привели к большому накоплению богатства из-за общего неправильного управления излишками (плохие портфельные инвестиции, утечка капитала и утечки на море).

Опять же, разрыв между Россией и Китаем был бы еще больше, если бы мы не включили оффшорное богатство в российское национальное богатство (как мы делаем в этой статье, очевидно, спорно, учитывая, что оффшорное богатство в значительной степени вне досягаемости Национального правительства России, во всяком случае официально). Напротив, если бы мы включили полную стоимость накопленных торговых излишков в национальное богатство России, то соотношение национального дохода и доходов в России будет на том же уровне, что и к 2015 году в Китае (около 700% национального дохода). Это иллюстрирует макроэкономическое значение этой проблемы. Наконец, еще одна причина, по которой коэффициенты дохода в области национального дохода Китая выше, чем в России, объясняется тем, что относительные цены на активы увеличились. В частности, коэффициенты Q Тобина намного ближе к одному в Китае (см. Piketty, Yang и Zucman 2017 для подробных разложений по объему цен накопления богатства Китая). Интерпретация этого вывода может отражать различные факторы (в том числе большую организованность держателей акций в России и/или менее хорошо защищенные права собственности и/или более законный аутсорсинг, см. обсуждение в предыдущем подразделе).

Интересно также сравнить эволюцию общей доли государственной собственности в России и других странах. В развитых странах доля чистого общественного богатства в чистом национальном богатстве была значительно позитивной в период после Второй мировой войны до 1980 года, примерно в 15-25% национального богатства, что отражает низкий государственный долг и значительные государственные активы (включая корпоративные активы в  производство и финансирование в нескольких западных странах). Чистое общественное благосостояние значительно сократилось с 1980-х годов, обусловленное как ростом государственного долга, так и приватизацией государственных активов. К 2015 году нетто-общественное богатство приобрело негативное значение в Великобритании, Японии и США (и едва ли оно сейчас позитивно в Германии и Франции). Фактически это означает, что владельцы частных богатств владеют эквивалентом общих государственных активов (через финансовое посредничество и право собственности на государственный долг), а также часть будущих налоговых платежей (в странах с отрицательным чистым общественным достоянием).  Экс-коммунистические страны, такие как Россия, Китай и Чешская Республика, придерживались той же общей модели, что и развитые страны в последние десятилетия, а именно уменьшающейся доли публичной собственности, но начиная с гораздо более высокого уровня общественного богатства. В этих трех бывших коммунистических странах доля чистого общественного богатства в 1980 году составляла 70-80% и в 2015 году составляла 20% (Россия) и 30-35% (Китай и Чешская Республика), т.е.  который выше, но не сопоставим с тем, что наблюдается в «капиталистических» странах в период «смешанной экономики» (1950-1980 годы).

Другими словами, эти страны перестали быть коммунистами, в том смысле, что государственная собственность перестала быть доминирующей формой собственности, но у них все еще гораздо больше значительного общественного богатства, чем у других капиталистических стран. Это объясняется как низким уровнем публичности, задолженностью и значительными государственные активы (в том числе в России в энергетическом секторе). В контексте России мы говорим об общей атмосфере недоверия и непрозрачности в экономической политике, а также о развитой коррупции.

Существуют также сильные различия между этими странами. В частности, процесс приватизации в Китае был гораздо более постепенным, чем в России: он начался ранее и продолжаться ныне (хотя китайские власти также могут выбрать стабилизацию разрыва между государственным и частным секторами на нынешнем уровне). Постепенная схема приватизации, наблюдаемая в Чешской Республике, является промежуточной между этими двумя странами и в какой-то мере ближе к Китаю. С этой точки зрения подход «большого взрыва», «шоковой терапии», применяемый для приватизации России, по-видимому, заметно отличается от того, что следовало в других бывших коммунистических странах (что мы позже будем относить к различным траекториям неравенства). Было бы очень интересно сравнить эти модели с другими восточноевропейскими странами, но, к сожалению, всеобъемлющие балансы еще не собраны для большинства этих стран. Наконец, интересно сравнить бывшие коммунистические страны в отношении важности иностранных активов. Особенно поразительно сравнить ситуацию с Россией и Китаем, у которых есть положительные чистые иностранные активы (т.е. эти две страны имеют больше активов в остальном мире, чем иностранцы имеют в России и Китае) и восточноевропейские страны, которые имеют чрезвычайно негативные чистые иностранные активы (т.е. это в основном иностранные страны). Эти различия частично объясняются различиями в экономических и природных пожертвованиях. В частности, это имеет смысл для стран с большими (но не постоянными) природными ресурсами, такими как Россия, чтобы накапливать профицит торговли и запасы иностранной валюты на будущее. Это то, что наблюдается в большинстве стран, богатых нефтью, на Ближнем Востоке и в других местах. В контексте России это связано также с неразвитостью всех других сфер экономики, за исключением энергетического сектора.

Но различия в политических институтах и идеологиях, похоже, играют еще большую роль, чем чисто экономические факторы. Как мы уже неоднократно подчеркивали, Россия не смогла накопить крупные иностранные активы, несмотря на эквивалент более 200% национального дохода в совокупном профиците торговли за период 1990-2015 годов. Напротив, такая богатая нефтью страна, как Норвегия, с сопоставимым профицитом торгового баланса (около 10% своего национального дохода в год за этот период) накопила очень большой суверенный фонд. Также поразительно видеть, что в Китае накоплены чистые иностранные активы, которые по величине аналогичны российским, в отсутствие каких-либо значительных запасов природных ресурсов и с гораздо меньшим профицитом торгового баланса (менее 3% национальный доход в среднем за период 1990-2015 годов). Это отражает более эффективное управление торговыми излишками и иностранными резервами (которые рассматриваются как критические для экономического и финансового суверенитета страны КПК), а также политический выбор ограничения прав иностранных инвесторов в Китае.

Наконец, большие отрицательные позиции иностранных активов в странах Восточной Европы, очевидно, должны быть связаны с тем, что эти страны приняли стратегию развития, основанную на экономической и политической интеграции в рамках Европейского союза. Страны Восточной Европы в основном принадлежат иностранцам, а владельцы, как правило, управляют ими из стран ЕС (в частности из Германии). Таким образом, в некотором смысле это не совсем отличается от ситуации периферийных регионов, которые находятся в собственности более процветающих центральных регионов в крупной федеральной стране. Стоит также отметить, что эти модели иностранной собственности также имеют последствия для изучения внутреннего неравенства. В частности, как продемонстрировал Novokmet (2017), тот факт, что владельцы основных капитальных доходов, как правило, являются иностранцами, а не внутренними резидентами, вносит свой вклад в более низкую долю дохода в таких странах, как Чехия, Польша или Венгрия (по сравнению с такими странами, как Россия  или Германии). То есть страны с иностранным участием, как правило, имеют меньшее внутреннее неравенство (при прочих равных условиях). Это наводит на мысль о том, что России желательно распрощаться со своей независимостью для снижения неравенства.

Мы вернемся к этому, когда мы сравним тенденции неравенства между странами. Наконец, обратите внимание, что значительная часть восточноевропейских стран (в частности, Польши, Венгрии и Болгарии) уже имела большие отрицательные чистые позиции по иностранным активам еще в 1990 году. Здесь картина была в основном изменением личности иностранного владельца (от России до Германии, в значительной степени).

Глава третья.

Рост неравенства доходов и богатства в России.

Мы представляем наши результаты в отношении эволюции неравенства доходов и богатства в России. Мы начинаем с неравенства доходов и долгосрочных тенденций, прежде чем перейти к более тесному анализу последних десятилетий, сопоставлению с другими странами и, наконец, неравенству богатства.

4.1. Неравенство доходов: долгосрочная картина.

Наши общие результаты по долговременной эволюции неравенства в России за период с 1905 по 2015 г. обобщены на рисунках. Основная картина довольно очевидна: неравенство доходов было высоким при царской России, а затем упало до очень низких уровней в советский период и, наконец, поднялось до очень высоких уровней после падения Советского Союза.  Согласно нашим базовым оценкам, доля дохода в топ-10% составляла около 45-50% в 1905 году, снизилась примерно до 20-25% в советский период и в 1990-х годах снова выросла до 45-50%, прежде чем стабилизировалась на этом очень высоком уровне. Верхняя доля дохода в 1% в 1905 году несколько ниже 20%, в советский период упала до 4-5% и за последние десятилетия выросла до 20-25%.

Несколько замечаний в порядке. Во-первых, эти широкие данные можно считать надежными, но небольшие вариации не следует воспринимать слишком буквально, учитывая сильные ограничения наших источников данных. В частности, наши контрольные оценки показывают, что уровни неравенства в царской и постсоветской России примерно сопоставимы. Очень высокие доходы кажутся немного большими в постсоветской России. Этот вывод можно интерпретировать таким образом, чтобы показать, что современные экономические и финансовые технологии (включая международные нефтяные рынки и оффшорное богатство) способны генерировать более экстремальное денежное неравенство, чем традиционные общества, такие как Императорская Россия. Можно также утверждать, что крайнее неравенство может быть менее драматичным (и более приемлемым), когда средний уровень жизни намного выше. Однако мы также должны четко указать, что различия между этими двумя периодами могут быть не совсем значительными, поскольку из-за отсутствия подробных данных по подоходному налогу и общей недостаточной финансовой прозрачности и коррумпированности российской правовой и экономической системы наши оценки за относительно короткий период времени (мы позже вернемся к этому); и следующее, а самое главное, потому что оценка за 1905 год неточна.