Текст книги "Под знаменем марксизма (СИ)"

Автор книги: Марат Нигматулин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Я подобен Конфуцию…

Я, обыкновенный московский школьник, подумав пред тем некоторое время, решил, что я очень и очень сильно подобен Конфуцию, что «не садился на циновку, которая лежала не по ритуалу». В вопросах ритуала я всегда стремился придерживаться наибольшей точности, никогда его не упуская, но всегда совершая все надобные по закону церемонии во всех подробностях, сколь бы они ни выглядели «несущественными» со стороны невежд. Конфуций, которому я всегда стремился подрожать, за почтение принимая желание быть косвенным его учеником и последователем, заявил, однажды узрев неверный ритуал в храме: «Если такое можно вытерпеть, то чего же вытерпеть нельзя?». Именно это я, обыкновенный московский школьник, высказал в лицо директору нашей школы по поводу того, что один ученик явился в наш священный храм науки в презрительной, низкой одежде, в гадких джинсах, оскорбляющих честь данного учреждения. Я очень долго стремился терпеть тот отвратный факт, желая не обращать внимания на хождение моих сверстников в американских узких штанах по улице, какие стыдно надевать жителю нашей замечательной Родины, но вытерпеть факт появления этих мерзких кусков парусины цвета индиго, обтягивающих все пошлые места, еще и снабженных специальным загибом для обнажения ног – столь низкого и пошлого для демонстрации места, я совершенно не мог. Во все времена я повторял, повторяю, да и буду повторять далее, что школьнику нашей Пресветлой Федерации требуется соблюдать особый канон правил и ритуалов, без которых он не может носить высокое имя школьника, а называться должен хулиганом и нарушителем общественного спокойствия, а среди тех канонических правил есть и запрещающие носить джинсы, есть в ресторанах быстрого питания, притом особенно в американских, к которым даже приближаться стыдно, ибо окружающие могут подумать, что ты собираешься зайти в них, а также нельзя ругать людей и вещи бранными словами и делать многие другие нехорошие вещи. Я всегда изволю появляться во всех общественных местах в любое время года, безо всякой зависимости от времени вакации, выходных и праздников, а также всех прочих случаев суетных, только и исключительно в черных брюках, черных туфлях, черной жилетке и белой рубашке, ходя в них и летом, к чему призываю и всех остальных. Искренне у меня не вызывает понимания то, как может школьник, нередко относящийся даже к знатным родам, надевать одеяние нижайших классов наших западных соседей, фактически же – одежду беднейших варваров, которой и знать их брезгует, при этом еще считая себя достойным учеником. Не меньшее раздражение вызывает у меня и то, как мои братья и сограждане жестоко насилуют и калечат родной язык, занимаясь всякого рода его извращениями, при этом даже и не стремясь соблюдать все его каноны, хотя это уже в самом прямом виде установлено для них законодательно, а потому отсутствие желания быть грамотным есть мерзейшее попрание всех наших норм законов, преступление против нации. Неграмотность само по себе есть не порок, но естественное состояние человека, данное ему от рождения, а потому ему обязательно следует бороться с нею всеми силами, обращая свой ум к высшим образцам чистейшей мудрости, а тем уже заслужить себе прощения со стороны законов; плох не то, кто неграмотен, но тот, кто не стремиться к грамоте. Самым же мерзким в то же время нарушением наших божественных законов представляет собой гнилостное оппозиционное настроение в среде наших молодых людей, которые отказываются теперь уж и от своего первейшего долга по почитанию нашего правительства и воздаянию почестей господину Президенту! Поскольку наше государство есть Республика, то восстание против законного правителя есть объявленная этим лозунгом война со своим собственным народом, фактическое предательство интересов Родины. Полнейший ужас творится ныне с поддержкой со стороны школьников Навального, этого жалкого мракобеса, нарушителя церемоний и ритуалов, нигилиста и невежду, совсем готового опустить всю страну в смуту на долгие времена для растерзания ее варварами. Моим братьям-школьникам я могу дать один лишь совет, который всегда убережет их от дурного: блюдите все церемонии так, будто от того ваша жизнь зависит, ибо это и впрямь именно так!

Винни Пух попадает в армию.

То был обыкновенный летний день, когда солнечные лучи залили все пространство тех мест, где наш герой имел обыкновение прогуливаться, что делал он и теперь, через некоторое время оказавшись у Кролика, где его ожидала неожиданная картина. Хозяин местной норы стоял, сложив руки в свои сочные бока и расставив ноги, будучи одетым в красный мундир, хромовые сапоги и шляпу, притом с массивного пояса свисала офицерская сабля в ножнах, достававшая почти до самой земли. Рядом с Кроликом стоял неимоверно жирный бульдог, одетый точно таким же образом, как и Кролик, но еще снабженный двумя орденами, да еще толстенной папкой с документами, которую он держал в руках.

– Безде-е-е-е-е-ельник! – завопил во все горло Кроль, тыча пальцем в Пуха. – Ты где бродишь, лентяй?! Родина изнывает без тебя, а скороходы сбились с пути, надеясь тебя отыскать!

– Что стряслось? – спросил Пух с некоторым волнением, открывая фляжку медовухи.

– Ты, Пух, издеваешься, да?! Газет разве не читал?! Родина в опасности! Орды диких варваров вторглись на луга Старой Англии, поедая младенцев и уничтожая наши акведуки и атриумы! Атриумы, Пух! Атриумы!

– Какой ужас! – ответил Пух, немного замешкавшись.

– Почему по-твоему в кране нет воды, а?! Акведуки разрушены варварами! Хотя даже в том случае, коли они бы из не разрушили, они бы все равно испортили в них воду! – продолжал орать Кроль.

– Кто же они? – с интересом и изумлением спросил Пух.

– Кто?! – завопил кролик, корча дикие рожи. – Ирландцы, само собой!

Уже через пару часов, когда все обитатели леса были переодеты в красные мундиры и едва-едва выстроены по кривой линии, то и Кролик произнес речь, а потом сказал: «А сейчас я буду надевать портупею! В одну лапу я возьму саблю, а другой надену ее, но вы мне не мешайте, а поскольку вы мне мешать будете, то я отойду на капустное поле, где вы мне не помешаете.». Когда капустное поле было уничтожено, а на Кроле таки уселась явно великоватая ему портупея, все друзья сумели отправиться по направлению к железнодорожной станции, где их ожидал поезд, на котором были сделаны надписи, вроде «Rule, Britannia!» или «Vive le Roi!», а окна которого были завешаны британскими флагами.

– Интересно, что это такое, что такое «война»? – вопрошал Пух Пятачка.

– Наверное, это страшно. – отвечал тот, съеживаясь и утопая в своем мундире, который был больше на пятнадцать размеров, нежели был ему нужен.

– Главное, чтоб кормили вкусно, а об остальном не переживай: главное держаться подальше от этих странных животных в портупеях. – ответил Пух.

Сев на поезд в пять часов вечера, наши герои ехали всю ночь, сначала болтая обо всяком, а также гадая над тем, что же им предстоит выдержать в другой стране, так далеко от дома, так и уснув очень скоро. Ночью из окна поезда лишь Пятачок продолжал смотреть на мигающие огоньки окрестных деревень, лежащих близ железной дороги, все раздумывая о судьбах их жильцов, а также об их общей судьбе, о судьбе родного Отечества. Проснувшись рано утром, наши друзья могли до часа дня любоваться горными красотами Шотландии, в указанное время пересев на суда, которые направились в Северную Ирландию, несясь по бурному и холодному морю. Именно тогда, стоя на палубе судна, Пух запел очередную свою песенку:

По морю судно не одно

Под парусом плывет.

Блюдем мы кодекс «Бусидо»,

Наш час скоро придет.

В просторе чистом голубом

Большой баклан летит.

Дымит, торопится паром,

Над ним наш флаг парит.

Несется быстро по волнам

Корабль к скалам тем,

Но очень ждут нас уже Там,

Сейчас я меда съем…

Школьники против джинсов.

Пару дней назад я сделался свидетелем благостной для моего взора картины: школьники, одетые в превосходные «школьные» брюки, жестоко рвали и бросали в грязь, топтали ногами джинсы, а после облили их керосином и сожгли, при этом подняв радостный ор. Они объясняли это тем, что «джинсы есть одежда сатанинская, навязанная Западом для развращения и истребления русского народа». Само собой, я, достопочтенный гражданин Республики, всегда был ярым противником «рэперских» кепок, как равно и самого рэпа, маек, джинсов, кроссовок, толстовок и тому подобных, одеваясь в школьную форму всегда, даже в период вакации. Теперь я все же вижу, что в нашей стране есть довольно людей, готовых взяться всецело за сбережение старинных порядков, готовых противостоять всем злейшим влияниям отвратительной геенны. Еще весной сего года, когда состоялись митинги господина Навального, то из всех школ моего района пришли туда лишь два человека, что поистине отрадно слышать, как равно и знать, что они были впоследствии избиты другими школьниками, поддерживающими наше замечательное правительство. Работа наших агитационных органов в последнее время делается все лучше и лучше, а новые молодежные организации, вроде «Льва против», направляют наше юношество к благим делам и целям, все более и более значимым; вышеупомянутая организация «Лев против», к примеру, ведет неустанную борьбу с пьянством, которая для меня, сторонника полнейшей и самой глубокой трезвости, читателя книг Углова, Дроздова и Шичко, очень приятна. Я, сам будучи школьником, знакомым лично с современной молодежью, могу смело заключить обнаружение роста классового ее сознания: больше уж никто не желает уехать в Америку, пропали любители спиртных коктейлей, нет теперь и такого, кто хотел бы носить джинсы, исчезли и противники нашего богоспасенного правительства. Конечно, попадаются все еще несознательные элементы, которые даже джинсами не брезгуют, но проблема с такими решается «снизу», поскольку теперь нашим классово сознательным юношам, коих уже большинство, невозможно терпеть подобные безобразия, а решать проблемы они умеют, в первую очередь, разумеется, силовыми методами. В моей школе был один такой несознательный элемент, который носил джинсы с подвернутым краем, всем демонстрирую щиколотки, жевал жевательную резину, носил кепку с плоским козырьком, пил кока-колу, курил электронные сигареты (sic), а также вел себя очень развязно, особенно по отношению к дамам, чем доставлял ужасное неудобство всему обществу. Трижды мы просили его переодеться в брюки, перестать постоянно жевать аки буйвол, прекратить отравление себя и своих сослуживцев вредными испарениями, а также прекратить приставать к нашим благонамеренным девушкам, на что он три раз отправлял нас в известном направлении. Впоследствии он был очень жестоко избит в подворотне неизвестными, среди коих меня не было, а по прошествии нескольких месяцев, когда он вернулся к нам из больницы, его вид стал таким же благообразным, как и у всех хороших учеников нашей школы. «Бунтари» больше не пользуются популярностью у молодежи, поскольку их место теперь заняли великие конформисты и консерваторы: когда в нашей школе проводилось написание сочинения на тему «Кто ваш герой», то двадцать три человека указали Пиночета, еще шестнадцать – Победоносцева, а одиннадцать учеников назвали Михаила Андреевича Суслова. Во имя сравнения я готов сказать, что команданте не был назван ни единого раза, не говоря уже о субкоманданте, как равно и такие отвратительные персонажи, вроде Леннона и K, совершенно не пользующиеся популярностью в нашей молодежной среде уж давно; если у нас молодые люди слушают современную музыку, то это либо группа «Контрреволюция», либо «Ансамбль Христа Спасителя», что же говорить до всяческих дегенеративный декадентов 1960-х, то наши молодые люди о них обыкновенно даже и не слышали, а если слышали, то не вспомнят именно и конкретно ничего. В нашей стране, насколько можно неточно судить по одной только школе, наступают новые тенденции в идеологических и политических взглядах молодых людей, которые делаются все более патриотичными и политически грамотными.

Школьники ненавидят Илона Маска.

Поскольку я, обычный московский школьник, очень люблю делать доклады перед моими одноклассниками, притом не «в формате презентации», производство коих я так доселе и не освоил, а в формате торжественной речи, снабженной всеми стилистическими украшениями, что вы и в тексте видите. Однажды я прочитал так речь про Илона Маска и его компанию, а после задал вопрос своим камрадам о том, как те относятся к данному медийному персонажу, на что в ответ «поднялся со всей страной ряд Охотный да Мясной – был поднят такой вой и крик, обращенный против известного промышленника, что передать его пожалуй можно лишь словосочетанием «пятиминутка ненависти». Для современного российского школьника само имя Маска сделалось уже что красным флагом для американского сенатора, ибо одного упоминания оного в молодежной среде теперь достает для того, чтоб вызвать самые неприятные эмоции и самую настоящую фрустрацию со стороны людей. В своей школе я проводил социологический опрос на эту тему, выяснив, что из всех учащихся 9-11-х классов, состоит в которых 112 человек, 44 ненавидят Маска потому, что он олигарх, 35 не жалуют его за этические и эстетические взгляды, 33 выражают недовольство тем, что этот человек – предатель, сбежавший из родной страны ЮАР в Соединенные штаты. Никто из наших старшеклассников, разумеется, никоим образом не желал бы походить на Илона Маска, выражая по отношению к нему жуткое презрение, которое только может человек испытывать: наши школьники презирают Маска, к примеру, за то, что он носит майки и джинсы, которые честному гражданину не положено одевать. Наши школьники оказались в многих вопросах куда более просвещенными и дальновидными, нежели различные либерального взгляда интеллигенты, которые все восхищались этим капиталистом, забывая, в отличие от школьников, что положение рабочих на заводе Tesla обстоит чрезвычайно плохо, ибо на травмоопасном производстве люди вынуждены трудиться без возможности создать профсоюз по много часов на дню, уничтожая свое здоровье. Молодое поколение, в отличие от лиц старшего возраста, все еще подверженных влиянию ложных кумиров и крайне внушаемых, уже давно распознало демагогический характер заявлений и мошеннический путь обогащения Джобсов и Масков, всех этих новых тотемов. Как сказал хорошо один из моих одноклассников на эту тему: «Что нам вообще обсуждать этого Маска, если он обыкновенный капиталист, который просто стрижет баранов?». Друг мой, несомненно, прав, поскольку Маск – это взапрямь самый обыкновенный капиталист, притом совсем не подобный Савве Морозову, но куда вернее вызывающий воспоминания о Круппе, особенно ввиду его теснейшего сотрудничества с государственными структурами Соединенных штатов. Народная песня современных российских школьников, которую теперь исполняют в школьных коридорах, даст тут ответ на некоторые вопросы:

Богачом быть очень стыдно,

Куда деть не знаешь глаз,

Стыдно есть сегодня сытно –

Люди гибнут каждый час.

Глаз девать куда не знаешь,

Коли ты богатый человек,

Сам себя всегда ты презираешь,

Проклинать себя будешь весь век.

За заборами крыться от мира,

Закрываясь перчаткой, робеть,

Не подпущенным быть к чаше пира,

Да в унылом поместье истлеть.

Нет, не надо судьбы нам подобной,

Нам другую судьбу подавай,

Так раздайся клич мести народной,

Знамя алое ввысь поднимай!

Сейчас уже даже учителя старшего поколения начали поражаться тому, как могут современные школьники, «люди завтрашнего дня», читать труды Ленина и Сталина добровольно, в то время как в старые времена это делалось по принуждению. Один учитель русского языка сказал однажды: «Я поражаюсь сегодняшнему поколению! Нас в институте Ленина читать заставляли, а вам это самим интересно! Стругацкие на полках теперь пылятся…». Да, наша молодежь теперь состоит по большей части из людей сознательных и образованных, которым противно читать «Полдень…», которым «Туманность Андромеды» подавай, а потому такие люди, как Илон Маск Стив Джобс, не вызывают у них ни малейших симпатий, но в лучшем случае глубокую и совершенно искреннюю жалость. Одна моя знакомая, учащаяся в ПТУ, в тот момент, когда я начал расспрашивать ее об отношении к Илону Маску, то она сделалась грустной, а после, пустив слезу, сказала: «Как же мне жалко его… Он такой несчастный!». Я спросил ее о том, почему она считает его несчастным, на что получил ответ: «Неужели может быть счастлив тот, кто не открыл для себя истину единственного верного учения – диалектического материализма? Он ведь несчастное дитя, искалеченное дурным воспитанием в буржуазной среде. Он совсем как Обломов… Мне очень его жаль…». Маск может вызывать, пожалуй, одно лишь только сочувствие, возникающее к данному человеку по прочтению книги о нем, написанной Эшли Венсом, которую я читал на трех языках, один из которых мой родной – язык великороссов, а два других – это английский и украинский. В этой книге наглядно показано то, насколько же данный человек является маленьким в душе, жутко капризным ребенком, который никак не может насытиться в своих неумеренных потребностях, до определенной степени походя на Дориана Грея, да и на его литературного предшественника – Жан дез Эссент, герой другого декадентского романа, с которым так схожа биография Маска. Перевод фрагмента той книги, помещенного здесь ниже, я исполнил самостоятельно, поскольку бывшую у меня на руках бумажную книгу на русском я подарил родному учителю информатики, а при желании перечитать оную, увы, отыскал лишь английский и украинский вариант, а потому решил поместить ниже собственный перевод данной развернутой цитаты, выполненный мною с английского, но с учетом украинского перевода. Фрагмент помещен ниже: «Маск не очень часто находит время на то, чтобы расслабиться, но когда находит, то пьянки бывают такими же необычными, как и остальная его жизнь. На свой тридцатый день рождения Маск снял замок в Англии приблизительно для двадцати человек. На тридцать второй до шести утра они играли в разновидность пряток под названием «сардины», когда один человек убегает и прячется, а остальные его ищут. Еще одна вечеринка состоялась в Париже. Маск, его брат и двоюродные братья в полночь решили, что поскольку они все равно не спят, можно поездить по городу на велосипедах до шести утра. Весь следующий день они спали, а вечером сели на Восточный экспресс и снова не спали всю ночь, потому что в люксовом поезде ехала труппа артистов Lucent Dossier Experience, и они занимались хиромантией и выполняли акробатические трюки. Когда на следующий день поезд прибыл в Венецию, семья Маска поужинала, а потом до девяти утра сидела на террасе отеля с видом на Великий канал (Гранд-канал). Маск также любит костюмированные вечеринки: на одну из них он появился в одежде рыцаря и, фехтуя зонтиком, устроил дуэль с карликом, переодетым Дартом Вейдером. На один из своих последних дней рождения Маск пригласил пятидесят человек в замком – или в лучшее подобие замка, которое можно найти в Соединенных Штатах, – к Территауну, штат Нью-Йорк. Темой вечеринки был японский стимпанк, в определенной степени розовая мечта любого любителя научной фантастики: микс корсетов, кожи и культа машин. Маск оделся как самурай. Частью празднования была постановка в маленьком театре, лежащем в центре города, викторианской комической оперы «Микадо», за авторством Гилберта и Сильвана. «Я не уверена, что американцы ее поняли», – сказала Райли, на которой Маск женился вновь после того, как его план посвящать свиданием десять часов в неделю потерпел неудачу. Но и американцам, и всем остальным понравилось действо, которое произошло после того, когда все вернулись к замку. Маску завязали глаза, поставили его к стене и дали по воздушному шарику в каждую руку, поместив еще один шарик ему между ног. Затем за работу взялся метатель ножей. Маск рассказал: «Я видел его раньше, но не мог не задаться вопросом о том, что у всех бывают неудачные дни. Подумал я и о том, что попасть он может только в одно яйцо, а не в оба.». Зрители были поражены и напуганы: они беспокоились за безопасность Маска. «Это была фантастика, но Илон верит в научные вещи.» – рассказал Билл Ли, инвестор технологической отрасли и один из добрых друзей Маска. На вечеринку пришел один из лучших в мире борцов сумо с несколькими своими соотечественниками. В замке подготовили ринг, и Маск вышел против чемпиона. Макс рассказал: «Он весил почти 160 кило, и это не были те студенистые килограммы. Я получил хорошую порцию адреналина и сумел поднять парня в воздух. Он дал мне выиграть первый раунд, а потом избил меня. Мне кажется, у меня до сих пор что-то неладно со спиной.».». Словом, Илон Маск – это типичный крупный буржуа, не отличающийся умом или милосердием, да к тому же еще декадент и бонвиван, не заслуживший никакого особого внимания к себе с нашей стороны, а потому я хотел бы рассмотреть другого человека, ставшего кумиром современной молодежи. Константин Циолковский – это поистине антипод Илона Маска: Циолковский – высокое, Маск – вульгарное; Циолковский – гений, Маск – посредственность, хотя и вынужденная по своему образованию и воспитанию дурному. Как пишет Валерий Демин в книге «Циолковский»: «Он не курил, не пил, игнорировал всякого рода «мальчишники» с обязательными и безудержными возлияниями, не брал подарков и подношений, не давал частных уроков с целью извлечения дополнительной прибыли за счет своих же учеников». Для современного молодого человека, ищущего себе пример для подражания, намного привлекательней выглядит в этом вопросе именно Циолковский – бессеребреник, «рыцарь науки», аскет, годящийся хоть сейчас к канонизации; Маска же все знают как циничного и развратного держиморду, капиталиста, принципиально не отличающегося от самых отвратительных персонажей из числа других своих собратьев, наподобие Мавроди. Из 42 тех старшеклассников нашей школы, что вздумали поступать на технические и естественнонаучные факультеты, назвали своим кумиром Циолковского 36 человек, то есть 6/7 всего их состава, что весьма должно впечатлить всякого критика, хотя речь и идет лишь об одной школе. Есть у нас конечно теперь уж и «разоблачители культа личности Циолковского», но, как равно и все прочие «разоблачители культов личности», выглядят они пошло и нелепо, наводя своими пустыми измышлениями и гневными речами мысли о маленькой собачке, гавкающей на огромного слона, которому нет и дела до нее никакого. На подобного рода бульварных разоблачениях карьеру делают обыкновенно люди ничтожные, которые, не имея сил самостоятельно свершить нечто важное, предпочитают быть паразитами, наживающими славу за счет людей более великих; в действительности слава эта мимолетна, а подобного рода дутые кумиры-разоблачители бывают забыты вскоре уж. В выборе себе кумира наша молодежь делает совершенно правильное свершение, разрешая этот вопрос в пользу Циолковского, а не Маска…

Переоценка массовой культуры.

Поводом к написанию данной статьи стал недавний мой разговор с одним моим старым добрым знакомым, в котором мы затронули в том числе и тему сериала «Воронины», который мы в детские годы очень с большой любовью смотрели, но теперь, занятые другими делами, делать то совершенно перестали. В то время, как в былые годы отношение наше было к данному сериалу равно очень хорошее, прямо панегирическое, столь же сильное, каково оно было у социалистов России XIX века от романа «Что делать?», то теперь я выяснил, что мой несчастный знакомец попал под дурное влияние, напитавшись потому мерзким буржуазным снобизмом. Он посмел мерзейшим образом обозвать данное произведение «быдляцкой комедией», которую невозможно лицезреть без раздражения человеку интеллигентному и достопочтенному, чем он пеня очень сильно расстроил, заставив задуматься над тем, как мог человек так эстетически деградировать за это время. Увы, но между российской образованной публикой и нашим великим народом существует теперь ужасающих размеров пропасть, которая хотя и сокращается с годами, но все же не быстр этот процесс, да и контрреволюционные силы постоянно ему противостоят, надеясь отвратить интеллигенцию от родного народа. Воевать с реакцией мы совершенно теперь обязаны, поскольку являемся социалистами и сторонниками народного правления, при котором обязана исчезнуть противоположность между образованными и необразованными, против которой восстал еще Николай Федоров в свое время. Увы, но в современной интеллектуальной традиции, особенно с подачи Франкфуртской школы, в относительно образованных кругах утвердилось ошибочное представление о массовой культуре, столь теперь обычное. Выразить данное ошибочное представление не составляет особого труда, ибо оно довольно просто и однобоко в своей смысловой сути: «Массовая культура – это культурный суррогат, предназначенный для необразованной черни, лишающий ума и чувств, а потому вредный для тонких образованных натур.». При всей узости и однобокости данного взгляда, несмотря на всю его абсурдность, он укоренился в очень широких кругах, сделавшись полным трюизмом, с которым уж никто и не собирается спорить даже в быту, а тем более – на бумаге. Сколь бы не была отчаянна проповедь культурного плюрализма со стороны наших интеллектуалов, в данном случае никакого разнообразия мнений не допускается в принципе ими, а всякого, кто посмеет хвалить массовую культуру, немедленно провозглашают либо неискренним пропагандистом ее, либо глупцом, приравнивая его в «быдлу». Тут я непременно обязан напомнить, что я всегда выступал категорически против того, чтобы называть людей этим словом, уравнивая их со скотом, как равно и не могу допустить называть их иными обидными эпитетами, вроде «дебила» и «проститутки», если они, конечно, не обозначают их медицинскую и профессиональную принадлежность. До сего дня во всей нашей публицистике, философии и литературе не знали такой статьи, где нашли бы оправдание массовой культуре, ее защиту от идеалистической клеветы и ложных обвинений банды франкфуртских бюргеров. Итак, данная работа, как вы понимаете, написана как раз для того, чтоб стать щеткой, оттирающей с образа массового искусства плевки интеллектуальных вандалов, которые не только сами не сумели в ней разобраться, но еще и огульно обвиняют в своем непонимании не собственное невежество, а суть предмета, действуя по принципу, утверждающему: «Я – гуманитарий, а потому математику мне знать не дано!». Принцип этот есть одно из мерзейших проявлений мелкобуржуазности и филистерства, со всем присущим им воинствующим невежеством, которое так страстно желают обличить эти салонные обитатели; но теперь, оттоптавшись на врагах, перейдем к делу. Как и любое явление, будь оно простым или сложным, хотя сложным всякое явление на деле и является, в то время как простота его мнимая, так или иначе должно подвергаться осмыслению и всестороннему исследованию; у нас же положение дел с массовой культурой сложилось так, что большая часть критиков Донцовой, столь усердно ее проклинающих, книжек оной не читала, да и делать то не считает необходимым, в то время как незнание и порождает ошибочные суждения. Непонимание массовой культуры следует рассматривать, в то же время, не с точки зрения метафизика, для которого все всегда было качественно равным, но с точки диалектического материализма, исследуя явление в его историческом развитии с самого начала. Непонимание и ненависть высших классов к низшим во все времена имело место в классовом обществе, но в тех его специфических формах, о которых идет речь ныне, оно выразилось лишь на исходе предпоследнего столетия, хорошо проявившись у тогдашних идеалистов, в том числе и у Ницше в его понятии «человека рабской морали» (см. «К генеалогии морали»), которое фактически является поздним повторением известной и очень древней идеи о существовании «высших» и «низших», что встречается еще у Конфуция (см. «Суждения и беседы») или у Платона. В первой половине XX века, особенно в 1920-х годах, сразу по окончанию Мировой войны, в европейских государствах расцветают всевозможные буржуазные литературные течения, творят соответствующие богемные писатели, вроде Хемингуэя и Ремарка, первый из которых об образе жизни всей этой братии хорошо написал в книге «Праздник, который всегда с тобой»: «В Европе а те дни мы считали вино столь же полезным и естественным, как еду, а кроме того, оно давало ощущение счастья, благополучия и радости. Вино пили не из снобизма и не ради позы, и это не было культом: пить было так же естественно, как есть, а мне – так же необходимо, и я не стал бы обедать без вина, сидра или пива. Мне нравились все вина, кроме сладких, сладковатых или слишком терпких, и мне даже в голову не пришло, что те несколько бутылок очень легкого, сухого белого макона, которые мы распили, могли вызвать в Скотте химические изменения, превратившие его в дурака. Правда, утром мы пили виски с минеральной водой, но я тогда еще ничего не знал об алкоголиках и не мог себе представить, что рюмка виски может так сильно подействовать на человека, едущего в открытой машине под дождем.». Теперь, полагаю, мои читатели будут иметь понятие о моральном облике тех, кто критиковал массовую культуру, поскольку аргументы их я представить не могу за их отсутствием, ибо данные люди не считали нужным себя оными утруждать. В 1936 году Джордж Оруэлл опубликовал роман «Да здравствует фикус!», в других переводах называемый «Да будет фикус!», где он выразил свой взгляд на массовую культуру, до определенной степени завершив тем самым начинания других культурных деятелей межвоенного времени на этом поприще. Надо сказать, что все литературные работы Оруэлла, будь то «Глотнуть воздуха», «Да здравствует фикус!» или «Скотный двор», в действительности представляют собой философские и политические трактаты, покрытые лишь тончайшим слоем литературности, едва прикрывающей их действительную суть, а потому данный автор стилистическими изысками не блещет, полагая важнее мысли, но не форму; в то же время для многих авторов и назвать памфлетами работы его не представляется возможным, отчасти ввиду глубины и оригинальности их, хотя мы знаем и высококачественные образцы памфлетного жанра: «Лао-цзы просвещает варваров» в Китае, «Письма темных людей» в Европе, к примеру. Я, однако, склонен полагать Оруэлла очень уж высококлассным памфлетистом, работы которого написаны хотя и блестяще с точки зрения их философского наполнения, все равно лишены многих достоинств и литературных изысков, столь мною любимых. В «Фикусе» Оруэлл пишет следующее: «Мрачно обозревая стену, он все тут ненавидел: продукцию классиков и модернистов, умников и пошлых болванов, остряков и тупиц. <…> Любая чушь на стеллажах, по крайней мере, существует, как никак сляпана, даже дипинги и дэдлы ежегодно выдают на-гора килограммы своей писанины. <…> Деньги и культура! В такой стране как Англия «культурный мир» для бедняка не более доступен, чем Клуб кавалергардов. <…> Деньгами книги и пишутся, и выпускаются, и продаются. Господи, не надо благодати – подкинь деньжат, Отец небесный.». Говорится в другом месте и такое: «Гордон, конечно, ненавидел фильмы и в кино, даже когда мог себе позволить, ходил редко. Нечего поощрять искусство, выдуманное вместо книг! Хотя некую притягательность тут не оспорить. Сидишь с комфортом в теплой, пропахшей сигаретным дымом комнате, безвольно впитывая мигающий на экране взор, отдаваясь потоку ерунды, пока не утонешь в этом дурмане, – что ж, вид столь желанного наркотика. Подходящий гашиш для одиноких.». Надо сказать, что кино того времени было совсем не тем, чем оно является ныне, а в 1920-1930-х годах было снято множество фильмов, столь любимых современной интеллигенцией, притом тогда они предназначались для самых широких слоев общества, а не были «артхаусом»: в 1920 году сняты фильмы «Кабинет доктора Калигари» и «Голем»; в 1921 снята «Усталая смерть»; в 1922-м – легендарный  «Носферату. Симфония ужаса», «Доктор Мабузе» и «Призрак»; в 1924 году – лента «Последний человек» и «Кабинет восковых фигур»; в 1927-м – научно-фантастический фильм «Метрополис»; в 1931-м – «Город ищет убийцу»; в 1933 году снят последний экспрессионистский фильм «Завещание доктора Мабузе». Действие романа Оруэлла происходит в Лондоне осенью 1930 года, в то самое время, когда на экраны вышли такие фильмы, как «На западном фронте без перемен», итальянский фильм «Рельсы», отличающийся от многих лент того времени своим драматизмом и элементами реализма, а также «Убийство!» Хичкока, которые, вероятно, должны были бы заинтересовать главного героя книги – типичного интеллигента с явными демократическими и социалистическими взглядами. В 1950-1960-е годы в оценках массовой культуры наступил новый этап, связанный по большей части с левым движением этого периода, а также с людьми, которые старательно делались его западными теоретиками, объединенными общим именем Франкфуртской школы. В трудах Маркузе, Фромма и тому подобных буржуазных кликуш, ничего в жизни своей не смыслящих, да и не могущих невероятной глубины массовой культуры понять, была оная демонизирована в самых отвратных красках. Увы, но до самого недавнего времени любое исследование массовой культуры означало одно лишь ее осквернение, вызванное непониманием, как мы видели уже выше. Типичным примером «исследования» подобного рода могу я назвать книгу Богомила Райнова «Массовая культура», которая была фактически заменителем работ Фромма и Маркузе для жителей восточных стран, что подвергнется тут обсуждению несколько ниже, будучи особенно важной для понимания причин, неустанно побуждающих нашу интеллигенцию верить во всяческие пошлые побасенки, касающиеся этого вида искусства.