Текст книги "Ок-но"

Автор книги: Максим Дегтярев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

– Мой дорогой коллега, – обратился Шеф не типичным для себя образом, но – поздний вечер, рабочий день давно закончился, почему бы и не обратиться к Ларсону «мой дорогой коллега». – Некий мудрец однажды заметил, что в этом мире либо все имеет значение, либо ничего не имеет значения, поэтому… поэтому решать мне. Так что ты там нашел?

– Зайдете или мне зайти? – сухо отозвался эксперт.

– Зайду. Не уходи пока.

Шеф сунул проволочку в карман и спешащей походкой (будто в самом деле опасался, что Ларсон его не дождется) прошел в лабораторию. Ларсон сидел перед экраном, на шаги Шефа он не обернулся. Когда Шеф приблизился к экрану, Ларсон выделил в черную рамку небольшой фрагмент плотного, набранного мелким шрифтом, текста.

– Это что за некролог? – удивился Шеф.

– Стенограмма симпозиума по космологии.

– Давно?

– Одиннадцать лет. Поэтому я сказал, что вряд ли это то, что мы ищем.

– Увеличь. Глаза сломаешь, читая тут…

Некролог на смерть мелкого клерка разросся до официального сообщения о кончине губернатора Фаона.

"…существования внеземных цивилизаций по-прежнему стоит на первом плане. А вы, доктор Нибелинмус, что думаете по этому вопросу?

Нибелинмус:

Не столько существования, сколько столкновения. Неожиданное проникновение в занятую нашей цивилизацией область галактики – вот где кроются все наши страхи.

Старк:

Мы держим двери на замке… (смеется)

Нибелинмус:

Как говорится, не войдут в дверь, так влезут в ок-но. Ваша беспечность мне непонятна. Мы не-достаточно учитываем влияние спонтанных ультраструнных неоднородностей, группа сим-метрий которых не является внутренней, вопреки…"

– Это ты подчеркнул? – спросил Шеф.

– Да. Во второй реплике Нибелинмуса слово «окно» разбито для переноса на новую строку. «Окно» стало «ок-ном».

– Что за издание?

– Ежегодник «Космология и Астрофизика». Перед вами точная копия печатной страницы. Защищена и не редактируется.

– Все равно закажи в библиотеке.

– Вы полагаете, это серьезно?

– Хью, – произнес Шеф так, чтобы у эксперта не осталось и тени сомнения в серьезности того, что будет сказано, – можешь больше не искать. Название проекта взято из реплики Нибелинмуса. Все оказалось хуже, чем я думал. Придется думать заново. Иди отдыхай.

– А Ильинский?

– Иди. Я ему сообщу.

17. Фаон – Ундина

За первые пять дней путешествия я последовательно преодолел:

Пересадочную станцию, где по-хамски перетряхнули весь мой багаж, потому что таможня нашла какую-то ошибку в декларировании оружия.

Терминал Фаона, где багаж не обыскивают, но зато есть риск, что его засунут не в тот блок, и потом ходи, собирай белье по всей галактике.

Терминал ТКЛ-1978, куда меня выкинуло из-за нарушения дерелятивизации в Канале, и целые сутки я проторчал в восьмиместной каюте «для отставших пассажиров», хотя ни от чего не отстал – как и семеро моих сокамерников.

И, наконец, Терминал ТКЛ-1980. За два перегона до Терминала Ундины он встал на моем пути по той же причине, что и 1978-ой, но всего на пять часов.

На 1980-ом я не отходил от загрузочных блоков. Никаких кают отдыха, заявил я сотруднику Терминала и показал на толпу пассажиров, ожидавших, когда починят дерелятивизацию.

– Кто тут крайний? – настойчиво спрашивала одна дама, пока ее муж успокаивал малыша, сидевшего у дамы в рюкзаке за спиной.

До семи лет детей в космос не пускают. Этого малыша, очевидно, пронесли контрабандой в рюкзаке.

– Господа! – смекнув, почему толпится народ, сказал сотрудник Терминала. – Как только дерелятивизация будет восстановлена, вас отправят по назначению в том порядке, в котором вы поступили на Терминал. Не надо устраивать очереди, сохраните ваши билеты, мы будем отправлять вас по билетам.

Крайние возликовали. Стоявшие первыми долго не решались вот так сразу, без боя, покинуть передний край Трансгалактического Канала. Народ зашелестел билетами, сравнивая время прибытия на Терминал и выстраиваясь в новом порядке.

– Где наши билеты? – спросила давешняя дама, поворачиваясь к мужу. Шансов увидеть мужа у нее было не много, потому что он продолжал натягивать малышу вязаную шапку, изображая спутник на стационарной орбите. Сделав полный оборот, но так и не обнаружив супруга, она остановилась, задрала голову и громко повторила вопрос.

Ребенок что-то пролепетал и захныкал. Его мать, ставшая отчего-то вдруг страшно счастливой, крутанулась на месте столь быстро, что мужчина не успел среагировать, и, вместо бантика, тесемки от шапки завязались крепким двойным узлом.

– Никс, ты слышал?! – воскликнула она. – Нет, скажи, ты слышал?

– Что? – спросил перепуганный муж, пряча в кулак оторвавшийся помпончик. Тесемка предательски свисала из кулака. Он спрятал кулак за спину и, перебирая пальцами, подтянул тесемку.

– Он сказал слово!

– Какое?

– Да какая разница! Он сказал свое первое слово!

– Да что ты!

Свободной рукою и так осторожно, словно он брался за горячую лампочку, мужчина повернул голову ребенка лицом к себе. Малыш не стал возражать против законного права отца проверить, не подменил ли кто его дитя.

– Фёдор, повтори для папы, что ты сказал?

У меня вырвался какой-то возглас. Я был здорово удивлен.

– Вы тоже слышали? – с сияющей улыбкой обратилась ко мне мать ребенка.

Отрицать было бы бесчеловечно, и я ответил:

– Да, он сказал, что билеты у вас в кармане куртки.

– Где? – переспросил муж удивленно.

Жена посмотрела на меня с осуждением.

– Вот именно! Он сказал «где». Я спросила, где наши билеты, а он повторил «где». Ах ты мой умненький… – Вывернув шею, она попыталась дотянуться губами до детской головки. Чмокнула раз, другой, но всё в воздух.

Тезка уже не хныкал, а с увлечением слушал наш диалог. Уверен, до сегодняшнего дня он молчал, чтобы никто не догадался, что он все понимает. А заговорить пришлось, чтобы не остаться навсегда на ТКЛ-1980. (Я продолжаю настаивать на том, что он указал местонахождение билетов).

Муж, тем временем, хлопал по карманам.

– Мой билет здесь. – Он предъявил супруге пластиковый прямоугольник. – Свой и Федоров ты положила к себе в карман, это я точно помню.

Словно за подтверждением, он посмотрел на меня. Билеты все же нашлись – в нижнем кармане ее куртки, хотя я, честно говоря, имел в виду один из двух верхних.

Меня разбирало любопытство, как им удалось пронести ребенка на Терминал, а перед Терминалом – на корабль. Вдруг когда-нибудь самому пригодиться: похищение там или вроде того. Чужой опыт хорош тем, что бесплатен, говорит Шеф.

На билете, которым мужчина помахал в воздухе, я не заметил стандартной отметки о прохождении Канала. Следовательно, они местные. Но возле 1980-ого Терминала нет обитаемых планет.

Со станции? С ребенком?!

Супруга (ее завали Ольгой) рассматривала билеты, стараясь понять, что считать временем поступления на Терминал.

– Вероятно, нас отправят последними, – предположил ее муж Никс.

– Если вы прилетели на корабле, – вмешался я, – то время стыковки и есть время поступления.

– Но тут ничего не отмечено, – возразила Ольга, исследовав обе стороны билета. – Только время продажи.

– Ну значит время продажи, – сделал вывод Никс.

Затем между ними произошел небольшой скандалец. Ольга обвиняла мужа в том, что он задержался на разгрузке какого-то контейнера, до которого, по ее словам, мужу не должно быть никакого дела, поэтому они купили билеты на час позже прибытия на Терминал. Никс отвечал, мол, зачем она его ждала, шла бы сразу в кассу. У твоей кредитки есть скидки, парировала Ольга. Никс вскипел:

– Ты же знаешь, меня попросили присмотреть за контейнерами. В них оборудования на несколько миллионов. Не мог же я их бросить. Экипаж понятия не имеет, как с ними обращаться. А здешние роботы всё бы расколотили, неужели не понятно?

– Ты всегда оказываешься крайним! – пригвоздила его Ольга.

Никс обреченно взглянул на сына. Тот как воды в рот набрал.

По Терминалу объявили, что грузовой блок с минуты на минуты отправит один рейс в сторону Терминала Земли.

– Дорогая, я ненадолго. – Никс умоляюще посмотрел на жену.

Она поджала губы, сняла рюкзак с Федором и демонстративно занялась ребенком.

– Если требуется физическая сила, то, давайте, я вам помогу, – предложил я. – Судя по времени на моем билете, спешить мне некуда.

Ольга посмотрела на нас так, будто мы сговаривались бежать за бутылкой.

– Вам действительно не трудно?.. – засомневался Никс.

– Если, повторяю, требуется только физическая сила.

– О, тогда совсем не трудно! – Заслужил я что-то вроде комплемента.

Мы направились к грузовым погрузочно-разгрузочным блокам.

Как и все промежуточные Терминалы, 1980-ый был предназначен главным образом для транзита грузов и пассажиров, поэтому был тесен, отсеки здесь лепились один к другому, свободное пространство использовалось с максимальной экономией. Резервный склад был забит до потолка. К счастью Никса, после того как прекратилась транспортировка в сторону Терминала Земли, со стороны Терминала Ундины успело проскочить не так много груза. Подавляющее большинство контейнеров ждало отправки к Ундине.

– Есть надежда, что отправят, – со вздохом облегчения сообщил мне Никс после разговора с диспетчером. – Вон те ящики в углу, – показал он на три серебристых контейнера. Контейнеры напоминали гигантские чемоданы для перевозки валюты.

– Наверное, в мелких купюрах… – пробормотал я.

– Что, простите?

– Вы сказали, что в них миллионы. Вот я и говорю, наверное, в мелких купюрах.

– О, нет, – он рассмеялся, – поживиться там нечем. Астрофизические приборы. Но, правда, дорогие. Я вас не разочаровал?

– Ни в малейшей степени. Вы разочаруете меня, если скажите, что груз уже застрахован, и застрахован не в Фаонском Страховом Обществе.

– А, так вы страховой агент, – сказал он с некоторым разочарованием.

Страховые агенты по популярности стоят вторыми с конца. Первыми с конца стоят, как я уже говорил, офицеры Галактической Полиции. Но отнекиваться я не стал. К тому же ФСО снабдило меня всеми необходимыми документами, отнюдь не липовыми. Готовить липовые у них не было времени.

Мы подхватили первый контейнер за боковые ручки и потащили к загрузочному блоку.

– Насчет страховки я ничего не знаю, – говорил Никс, попыхивая от напряжения. – Я же не хозяин. По идее, груз должны были встретить. Вероятно, встречающие застряли на предыдущем Терминале, на семьдесят девятом. Я им сообщил, чтоб они сюда не транспортировались, а ждали на семьдесят девятом.

– Ваши друзья-астрофизики?

– Нет, какие там друзья! Мне ответили звуковым письмом без подписи. Судя по манере говорить, какие-то бывшие военные. Возможно, пилоты… Осторожнее! Вы что?!

– Руку перехватил… извините.

Ошеломленный, я едва не уронив дорогостоящий контейнер себе на ногу, которая была мне еще дороже. Металлическая бирка с именем владельца располагалась с дальнего от меня края контейнера, и я никак не мог прочесть, что там выгравировано. Спросить у Никса не рискнул.

– Всё, пришли, ставьте у стены.

Контейнеры разных калибров образовывали живую очередь на загрузку. Я лягнул робота, спешившего втиснуть свой ящик вперед нашего контейнера, робот замешкался, и мы его опередили. Пододвинув к стене свой край контейнера, я взялся за противоположный, чтобы получить повод рассмотреть бирку вблизи.

– Бросьте, нормально стоит… – Никс призывал меня поспешить за вторым контейнером.

«Институт Космологии. Деффорд. Земля.» – так обозначил себя владелец ценных контейнеров.

Простят ли меня страховые агенты за то, что в глазах Никса я низвел их рейтинг до уровня «держитесь от меня подальше»? Наверное, он никогда в жизни не встречал такого дотошного, такого въедливого и занудливого страхового агента, как я. Но как он мог что-то утаить, когда я держал в своих руках многомиллионную ценность, за которую он добровольно взял на себя ответственность, не будучи ни астрофизиком, ни сотрудником Института Космологии. Особенно щекотливые вопросы я задавал метров за десять до стены в загрузочном блоке, когда недостаток сил вынуждал его отвечать искренне и честно.

Да, отвечал он, внутри контейнеров находятся элементы какого-то детектора, бог его знает, может и гравитационно-аномального, не разбираюсь, инженеры со станции размонтировали, все в спешке, астрофизики не прилетали, инженеры справились сами, у них были инструкции, а я летел на Терминал и мне было по дороге, вот и обещал проследить, дабы, как говориться, из рук в руки, потом куда-то… ради всех святых не трясите вы так… да не знаю я, куда именно, я биофизик, а не астрофизик…

Кроме того, я узнал, что биофизическая станция «Каталония-4» находится на полуживой планете Каталония, входящей в систему звезды Горштейн-Торквилл 21128-А-В, ближайшей к ТКЛ-1980. Как уже видно из названия, звезда эта – двойная, поэтому населяющие Каталонию странные образования, промежуточные между живой и наживой материей, представляют интерес для так называемой биофизики промежуточных форм. Поддерживая разговор, я спросил, эволюционируют ли куда нибудь это полуживые формы.

– Очень слабо, – ответил он. – Эволюциогенность ноль-два дарвина.

Жена Никса, Ольга, является медиком-экспериментатором. То есть сначала она было просто медиком, а экспериментатором стала после того, как решилась родить ребенка прямо на станции.

– Я ее отговаривал, но вы сами видели, какая она у меня…

Малыш чувствует себя прекрасно.

– Нет, он никогда не станет страховым агентом.

На самом деле, Федора все прочат в астронавты. Я стал свидетелем его первого космического путешествия. Первое слово «где» – самое подходящее для будущего астронавта, уверял меня Никс, отдыхая верхом на третьем контейнере.

(Для сравнения: моим первым словом было слово «кто», потому что друзья родителей просто замучили меня вопросом «Кто это там такой хорошенький?». Сами видите, что из этого вышло. Ответить прямо "Я" мне не позволила скромность, с которой я родился, но от которой не умру – в этом мне поклялся штатный врач Редакции, доктор Громов.)

Третий контейнер скрылся за створкой загрузочного блока, индикатор показывал, что транспортировка идет нормально. Прицепленная к контейнеру записка передавала привет от Мак-Магга, улыбавшегося в ОКНО. Не спрашивайте, зачем я это сделал.

Через час Канал открылся в сторону ТКЛ-1979 или, как чаще говорят, в сторону ТК-Земля, называя направление по имени Терминала ближайшей населенной планеты. На прощание Никс, Ольга и Федор пожелали мне скорой отправки. Она наступила спустя два часа.

Отныне я буду помнить Терминал Ундины как место, где набирают на работу одних жлобов. Два таких жлоба, объявивших себя «операторами грузового блока», сдали меня полиции за то, что я искал в грузовом отсеке серебристые контейнеры с маркировкой Деффордского Института Космологии. В полиции с меня взыскали порядочный штраф, но квитанцию не выдали. На лайнер до ундинской пересадочной станции «Укватор-3» я садился под присмотром трех сержантов и капитана, у которого были родственники на Фаоне, что, видимо, и спасло меня от тюрьмы.

Я почему-то думал, что с соседом по каюте мне повезет так же, как с капитаном. Не тут-то было. Днем он бесстыдно обыгрывал меня в покер, а по ночам храпел, заглушая тромбониста, летевшего в соседней каюте и тромбонившего по ночам «Стыдно не знать классики» Альберта Мангельсдорфа.

На «Укваторе-3» я вспомнил про свою планетарную аллергию и зашел в медпункт. Там мне влетело за то, что на Терминале Ундины я не сделал прививок от местных болезней. Я согласился на экспресс-прививку, попросив что-нибудь от вируса Пака-ХС. Медсестра ответила, что не знает никакого «пакса», и велела снять штаны.

– А трусы? – спросил я, приспустив штаны.

– Ах это у вас трусы! – воскликнула она, уже проведя проспиртованным тампоном по моему нижнему белью. Я так и не понял, было ли это шуткой.

Со смещенным центром тяжести я привалился к креслу в салоне «челнока», совершавшего рейс «„Укватор-3“ – Ундина». По междурядью плыла стюардесса и кто-то из пилотов.

– Пристегнитесь!

– Стюардесса, почему у вас нет кресел, чтобы животом, а не задницей…

– Не положено.

– Больно, черт побери…

– Дайте я подую, и все пройдет.

– Спасибо, капитан, но пусть это сделает она.

Вместо дутья меня одарили треугольным пакетиком с ягодно-этиловой настойкой, которую нужно было тянуть через трубочку.

18. Ундина-Сити

Справочник «Населенные планеты» сообщил мне, что Ундина – одна из наиболее «землеподобных» планет обитаемой части галактики. Узнав об этом ее замечательном свойстве, мне стало немного обидно за Фаон, но обида прошла, едва я понял, что составитель справочника заявил о «наибольшей землеподобности» Ундины лишь для того, чтобы потом ехидно добавить: «наверное поэтому ундинцы решили обустроить свою планету не так, как у людей.» Если серьезно, ундинцы ждали какого-нибудь подвоха со стороны планеты. Уж слишком все выглядело гладко: состав воздуха точь-в-точь как на Земле в до-индустриальную эпоху, флору хоть сейчас режь в салат, фауна мелка и добродушна. Взор переселенцев ласкали холмистые долины со стриженой травой и моря с такой водой, что, казалось, если ее заморозить, то можно пилить на сапфиры и экспортировать на Фаон, где из-за морозного климата нескоро распознают подделку. По берегам морей раскинулись пляжи с просеянным песком – только что без кабинок для переодевания. Первооткрывателям так и хотелось покричать «Эй, здесь есть кто-нибудь?». Наверное, они и кричали, да никто не отозвался. Из этого биологи сделали вывод, что Ундина находится во власти молчаливых микросуществ вроде вирусов или бактерий, которые не позволяют остальной живности развиться до размеров оркусовских оркусодонтов и дотянуться умом до фаонских вапролоков. Поэтому Институт Астромикробиологии организовали на Ундине раньше общественных уборных. Следом за ним был создан Институт Астрофизики, где работал Тимофей Стахов. Составитель статьи об Ундине снова позволяет себе поглумиться, говоря, что Институт Астрофизики готовит для пятимиллионного населения Ундины пути отступления к какой-нибудь более приветливой планете на тот случай, если местные микробы одолеют Институт Астромикробиологии. Впрочем, уличить ундинских микробов в чем-то бесчеловечном пока не удается, несмотря на год от года увеличивающееся финансирование микробиологических исследований. Все микробы как один заявляют о своих мирных по отношению к людям намерениях. Злополучный вирус Пака-ХС был исключен из числа опасных одним из первых – это я узнал не из статьи об Ундине (ее автор так глубоко не копал), а из справочного пособия «Микрофауна Ундины и как с ней нам уживаться», который мне выдали после прививок. Чтение пособия должно было помочь мне перенести обещанное легкое недомогание.

За исключением редких смельчаков, граждане Ундины ютятся под гигантскими кварцевыми колпаками, по сравнению с которыми полукилометровый колпак Фаонского Ботанического Сада – домашний аквариум, перевернутый для просушки. И опять мне не удалось упрекнуть составителя справочника в излишней симпатии к ундинцам – он написал, что основная цель помещения граждан под колпак – разведение земных микробов в противовес ундинским. Но составитель, мягко говоря, погорячился. Правила личной гигиены маленькие ундинцы заучивают вместо стихов о родине, буква "А" в азбуке проиллюстрирована Антигеном, Атакующим Авипоксвируса в Адиночку, буква "Б" – Бациллой Ботулизма на Бутерброде с Ветчиной (вместо напрашивающегося Бекона – ловкий переход к следующей букве), ну и так далее. Азбуку, послужившую мне третьим и последним источником сведений об Ундине, я позаимствовал из рюкзака мальчишки, сидевшего впереди меня. Он умудрился уснуть между двумя тормозными импульсами. Выносливость детей Сектора Улисса просто потрясает. Еще меня потрясли его родители. Они спросили: «Ну что, начитались? Возвращайте азбуку, нам скоро выходить». Оказывается, они всё видели, но молчали до объявления о посадке. Пристыженный, я вернул азбуку и рванул к трапу, чувствуя спиною их насмешливый взгляд.

Ундинский космопорт занимает отдельный остров в океане – Космостров. До ближайшего континентального берега – сто десять километров. Был ли остров круглым с самого начала или его скруглили ундинцы, в справочнике «Населенные планеты» не сказано. Пятидесятиметровый слой бетона поднял остров над уровнем моря, сделав его безопасным в смысле штормов и цунами. Местные микробы остались под бетоном, но если они анаэробные, то бетон им только на пользу. Не исключено, что они научились его есть – подобное пожирание строительного материала происходило на Фаоне, пока не изобрели специальный несъедобный бетон.

Прозрачный телескопический тоннель вел от «челнока» к зданию космопорта, которое представляло собой стеклянный сегмент на в целом бетонном, круглом острове. Попав в здание, пассажирский поток разделился на два рукава. Прежде чем я осознал, к чему это деление, я оказался перед воротцами «Для инопланетных граждан». Других воротец рядом не было, никто из пассажиров не роптал, следовательно, вывел я, пассажирский поток самопроизвольно разделился на граждан и не-граждан Ундины. Что за зомбирование, молча возмутился я. Как не-граждане, сами того не подозревая, отделились от граждан? Прошло пол-очереди к воротцам, когда я сообразил, что не не-граждане отделились от граждан, а наоборот – граждане от не-граждан. Сначала те и другие идут по общей дорожке. Потом дорожка для граждан отделяется немного вверх и вбок, в то время как дорожка для не-граждан идет по прежнему прямо и немного вниз. Тот, кто не знает, куда идти – то есть прибывшие впервые на Ундину не-граждане – естественно, пойдут прямо и под горку, ведомые опытными не-гражданами. А хитрые ундинцы, потратив немного сил на преодоление силы тяжести в шесть седьмых Земной, сэкономят время на антимикробном досмотре.

Вопреки ожиданиям, по сравнению с уколами на «Укваторе-3» досмотр оказался простой формальностью. Таможенник с помощью какого-то быстрого теста проверил, правильно ли я привит, отобрал бластер («вам он не понадобиться, на обратном пути вам его вернут»), облучил багаж, спросил, не везу ли я с со собой запрещенные консервы и, не дослушав ответа, позвал следующего пассажира. Тот первым делом показал ладони – мол, мытые.

«Арендовать флаер?!» – изумился справочный компьютер.

Да, говорю, а-рен-до-вать, что тут удивительного?

«Жилых помещений с таким названием не найдено», – отрезал говорящий справочник.

Я посоветовал ему поискать в другом словаре.

«Базы данных с таким названием не найдено.»

Ну не найдено, так не найдено. Не драться же из за этого. Я побрел к воротам под вывеской «Континентальный тоннель». Потоки граждан и не-граждан здесь снова сливались, образуя толпу за местами в вагончике континентального трамвая.

За стенами из поляризованного стекла волновалось лазурное море, по которому плавно катились тонкорунные барашки-клоны. Горизонт был чист, поскольку ближайший берег находился в другой стороне. Я размышлял, видны ли рога небоскребов на колпаке Ундина-Сити с расстояния в сто десять километров. Скорее всего нет. Шанс есть у каких-нибудь километровых шпилей, но они растают в дымке. Достал из рюкзака бинокль, посмотрел. Ничего нового – как будто разглядываешь фрактал.

Нет, вот что-то новое: к Космострову мчался белый, как скорая помощь, катер.

А что если на катере?

– Где у вас причал? – спросил я у мужчины в белоснежном костюме. Карточка на лацкане утверждала, что он местный служащий.

Мужчина смерил меня взглядом. Мне захотелось вытереть об него руки. Зря я их помыл.

– Вы, вероятно, впервые на Ундине, – ласково предположил он.

– Спасибо, я поел. Где у вас причал?

– Я понял, – кивнул он, дернув левой бровью, – пойдемте, у меня есть что-то, что вас, несомненно, заинтересует.

Тайком торгует подержанными катерами – была первая мысль. Я соблазнился. Вдруг у него и флаером разжиться можно.

Он довел меня до стеклянного павильона с манекенами на витрине.

Ну и прикрытие!

Внутри павильона толпились манекены обоих полов, один из них, самец, поприветствовал меня, приподняв забрало на гидроциклетном шлеме. Кроме шлема на нем были только шорты. Интересно, как бы он меня поприветствовал, будь на нем одни шорты.

– Воров отпугивать? – спросил я, указывая на приветливого манекена.

– У нас нет воров, – возразили мне с достоинством.

Стены были заняты стеллажами с одеждой. На ажурных проволочных вешалках висела всякая мелочевка. Мужчина в белом полез под прилавок. Я тайком снял с крючка что-то вроде носового платка и сунул в карман. Нет воров – так будут!

Он выложил на прилавок здоровенный светло-серый тюк.

– Вам стоит это примерить.

– А это чем вас не устраивает? – и я пощупал собственный комбинезон, о котором Ларсон почему-то сказал, что в таких хоронят астронавтов.

– Ваша одежда меня полностью устраивает, – успокоил меня продавец, – если вы купите ЭТУ, то не обязательно выбрасывать свою. Совсем не обязательно, – повторил он для убедительности.

– А что ЭТО?

– Взгляните туда. – Словно позабыв название товара, он пальцем указал на манекен, стоявший в дальнем углу павильона.

Манекен был одет в светло-серый скафандр – потолще, чем скафандр биологической защиты, но потоньше скафандра средней общей защиты. Шлем с затененным стеклом манекен держал в руках. Я вспомнил, что, стоя в очереди на трамвай, я видел несколько человек в похожих скафандрах.

– Вы за кого боитесь, – возмутился я, – за меня или за свои бациллы? Кого от кого вы хотите изолировать?

– Вы не так поняли, – стал терпеливо объяснять продавец, – это не скафандр. Точнее, это не только не скафандр, но и нечто большее, чем скафандр. Этот костюм превосходит любой скафандр больше, чем уступает опять-таки любому скафандру. Иными словами, это ДОМ!

Он думал, что я тут же упаду в обморок от изумления.

– Торгуйтесь с улитками! – выпалил я и направился к выходу.

Продавец схватил тюк в охапку, обогнал меня и преградил тюком дорогу.

– Погодите, я займу у вас всего три минуты. Зато в континентальный экспресс посажу без билета. Вы сэкономите на билете, если меня выслушаете. У него были честные глаза. Это означало, что я действительно прокачусь на трамвае без билета, но ни катера, ни флаера, ни бластера у него не достану.

– Валяйте, рекламируйте, – смирился я.

Он подвел меня к манекену.

– Вы видите пред собой новейшую разработку Универсального Носимого Изолирующего Комбинированного Убежища, сокращенно УНИКУМ.

– А «эм»?

– Извините?

– Буква «эм» на конце. Что она означает?

– Медиум. Среднего размера, значит.

Внесение размера в название меня позабавило.

– А убежище большого размера вы как называете, УНИКУБ? Или просто «инкуб»?

Он развел руками.

– Не могу ответить на ваш вопрос. УНИКУМов больших размеров к нам пока не поступало. Ждем со дня на день. Но мне кажется, – оживился продавец, – средний размер вам будет как раз. Давайте, я провожу вас в примерочную.

– Сначала скажите, зачем он нужен, суккуб этот.

– О! – всплеснул он руками, – легче сказать, для чего он не нужен! Впрочем, как я уже сказал, УНИКУМ – это дом. Где бы вы ни были, он всегда при вас. Месяцами его можно носить не снимая…

– В смысле, – перебил я, – окружающие надежно защищены от запаха. А жильцу что делать?

– Нет, ну что вы! Никакого запаха. Полная, если можно так выразиться, гигиена. УНИКУМ постоянно удаляет с вашего тела жировые и потовые выделения, увлажняет кожу или, по вашему желанию, подсушивает. Он умеет массировать мышцы и залечивать мозоли, которые, впрочем, никогда не возникают. Отправление естественных надобностей происходит так, что вы этого даже не замечаете…

– Понятно, суперпамперс. А в обычный туалет я ходить не разучусь?

– Если под рукой есть обычный туалет, то вы можете пользоваться им, конструкцией это предусмотрено. И, разумеется, предусмотрены обычные для скафандров вещи – фильтрация и кондиционирование воздуха, обогрев, охлаждение, телекоммуникационная связь любого уровня, спутниковые средства ориентации. Надев шлем, вы становитесь полностью автономны. По нашим законам, человека в УНИКУМе нельзя арестовать за бродяжничество. То есть вы имеете право спать хоть на улице, экономя тем самым на гостинице. То, что я перечислил, – оговорился он, протягивая мне толстый журнал с описанием УНИКУМа, – это только малая часть всех его возможностей. Чтобы получить более полное представление о конструкции, вам стоит его примерить.

С этими словами он схватил мой рюкзак, сунул взамен тюк и потащил в примерочную.

– Учтите, одевать надо на голое тело, – предупредил он.

– И сколько же человек его примеряло до меня?

– Нисколько, – он уверенно помотал головой, затем вскользнул из примерочной и через полминуты вернулся, держа в руках небольшой пакет.

– Для вашей уверенности, оденьте на голое тело вот это…

Он с треском разорвал пакет – вероятно, чтобы я убедился, что его содержимым уж точно никто никогда не пользовался, – и подал мне такое марлевое… такое марлевое, которое под низ… в общем, женщины эту запчасть, но из другого материала, называют «боди».

Пока я натягивал марлю, продавец стоял за дверью. Потом он вошел и стал помогать мне натягивать УНИКУМ. Из-за марлевого «боди» я не имел возможности испытать самое главное приспособление.

– Если вы внесете часть стоимости, то можно будет устроить испытание, что называется, in vivo.

– Которую часть?

– Двадцать процентов.

– А всего сколько?

– Всего? – он осклабился. – Всего сто.

– Сто чего? – цена меня удивила.

– Сто процентов… ох, простите, я просто не допонял, – стал он поддельно оправдываться. – Полная стоимость составит…

Полной стоимости УНИКУМа хватило бы на месяц в четырехзвездочном люксе. Или на неделю в пятизвездочном. С другой стороны, я получал некую свободу передвижения. Черт знает, как у них тут с гостиницами.

– А он крепкий? – спросил я.

Продавец сходил за ножом для фруктов.

– Попробуйте разрезать, – предложил он.

– Ага, а потом вы заставите купить испорченную вещь. Знаю, проходили.

– Хорошо, я сам, – и продавец пырнул меня в печень.

Я почувствовал тупой толчок. Забыл предупредить его, что не люблю тычки в области печени, а он не спросил, поэтому теперь потирал ушибленную руку.

– Неужели больно? – спросил он, поднимая выбитый нож.

– Щекотно. Дайте мне…

Ткань оказалась прочной. Уплотненная прокладка выдержала бы и удар охотничьим ножом, лежавшим у меня в рюкзаке. Щитки на груди, животе и коленях устояли бы, пожалуй, и перед импульсом из небольшого бластера метров с двадцати.

– Тяжеловат.

– Ой, ну что вы! – воскликнул продавец, оглаживая и оправляя ткань на плечах. – Вы в отличной спортивной форме, выдержите! Вы же учтите, что сила тяжести на Ундине, прямо скажем, неземная.