Текст книги "Брусиловский прорыв"

Автор книги: Максим Оськин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Ведь потрясенный первой неделей русского наступления противник не мог оказать ровно никакого сопротивления: немцы заняли лишь Ковель и долину Стохода, чье падение вело в тыл всей германской группировке, стоявшей против русского Западного фронта, а австрийцы беспорядочно катились к Карпатам и Львову. При этом австрийские командиры пытались спасти то, что можно: технические средства ведения боя. Что им и удалось. А русские, словно нехотя, медленно теснили австрийские заслоны, постоянно ссылаясь на нехватку сил.

Представляется, что наступление 8-й армии должно было продолжаться по пути наименьшего сопротивления – на Рава-Русскую – Львов, заходя в тыл всему австро-венгерскому фронту. Бесспорно, немцы угрожали контрударом со стороны Ковеля, однако для их отражения были войска – те самые, что 8-я армия получила за две недели с начала прорыва, – восемь дивизий, перечисленные выше. Чрезмерное опасение штаба фронта за оголившиеся фланги стало причиной остановки прорыва, а вскоре и его затухания.

Одним из стратегических результатов операции должно было стать уничтожение не только противостоящих в полосе удара сил неприятеля, но и его резервов. Этого русские добиться не сумели. И даже более того, увлекшись нерешительным движением на Ковель, штаб Юго-Западного фронта выпустил из вида отступление главных сил австрийцев, которые смогли вырваться в львовском направлении из русских клещей, оправиться и вновь наладить организованную оборону на новых рубежах.

Ожидая усилий со стороны армий Западного фронта, А. А. Брусилов давал 8-й армии то наступательные, то оборонительные задачи. Перманентная перемена задач не только нервировала штабы, но и вынуждала их фактически бездействовать. А манившее своей беззащитностью львовское направление, в котором бежали австрийцы, так и осталось неиспользованным.

Сместив сражение в ту точку, где противник был сильнее, куда подоспели немцы, организовавшие оборону в укрепленной и географически выгодной местности (болота и река Стоход), Юго-Западный фронт постепенно потерял преимущество и в соотношении сил. Германцы сумели уравновесить неравенство в численном отношении своей техникой, размещенной на оборонительных рубежах. Таким образом, отказавшись от широкого маневра по охвату Ковельского укрепленного района с юга ударом на Владимир-Волынский и (или) Рава-Русскую, главкоюз постепенно потерял преобладание на своем ударном крыле.

В этих условиях 26 мая (какова оперативность реакции!) в Берлине прошло совещание высших военных руководителей Центрального блока, на котором было принято решение о сосредоточении ударной группировки в районе Ковеля. Немцы в данной обстановке приняли единственно верное решение: невзирая на продолжающуюся «Верденскую мясорубку», на подготовку англичанами наступления на Сомме, и, наконец, на ударную группировку армий русского Западного фронта, выправить положение на австрийском участке обороны. То есть «стратегические последствия поражения австро-венгерской армии выходили далеко за рамки кампании 1916 года. От полного разгрома Австро-Венгрию спасли лишь энергичные усилия союзников-немцев, предпринятые ими в ущерб собственным стратегическим планам»[77]77
  Павлов А. Ю. Скованные одной целью: стратегическое взаимодействие России и ее союзников в годы Первой мировой войны (1914–1917 гг.). – СПб., 2008. С. 114.


[Закрыть]. Развал австрийской обороны угрожал падением всей австро-германской оборонительной организации на Восточном фронте.

Командующий германской группировкой ген. А. фон Линзинген получил приказ о подготовке немедленного контрудара по наступавшим русским войскам. Встречные бои в районе Ковеля начались 3 июня: германцы вводили резервные объединения в разворачивающееся сражение с ходу, не имея времени на значительные перегруппировки. С этого времени борьба за Ковель стала главной целью и смыслом дальнейшей наступательной операции армий Юго-Западного фронта, за исключением войск 9-й армии, штурмовавшей Карпаты.

Наступление 11-й армии

Состав 11-й армии, готовившейся к наступлению в кампании 1916 года, был существенно пополнен как раз в процессе подготовки прорыва. Так, к началу 1916 года под командованием командарма-11 находились лишь 6-й и 7-й армейские корпуса. Однако во второй половине апреля – начале мая в 11-ю армию были переданы 17-й и 45-й армейские корпуса из расширявшейся 8-й армии и 18-й армейский корпус из 9-й армии.

Главный удар в полосе наступления 11-й армии ген. В. В. Сахарова наносил 6-й армейский корпус ген. А. Е. Гутора. Помимо того, были намечены и вспомогательные удары на участках 17-го (ген. П. П. Яковлев) и 18-го (ген. Н. Ф. Крузенштерн) армейских корпусов, но резервов для развития успеха уже не было. Более того, общее соотношение сил складывалось даже не в пользу русских: 130 500 штыков и шашек при 382 орудиях против 132 500 чел. при 471 орудии южного крыла 1-й австрийской армии ген. К. Кирхбах ауф Лаутербаха и 2-й австрийской армии ген. Э. фон Бём-Эрмолли. Австрийские армии были усилены немецким корпусом генерала Маршаля (3-я гвардейская пехотная дивизия ген. Линденквиста, 48-я резервная дивизия ген. Боянотовского, австрийская 11-я пехотная дивизия ген. Грубича).

Несмотря на то что для успеха артиллерийской подготовки требуется превосходство в артиллерийском огне (следовательно, и в количестве орудий), тем не менее подавляющего для позиционной войны огневого перевеса достичь не удалось. Австро-германцы имели более чем семикратное превосходство в тяжелой артиллерии (сто шестьдесят орудий против двадцати двух), так как подавляющее количество русских тяжелых батарей было передано в 8-ю армию.

Таким образом, на плечи командарма-11 выпадала наиболее сложная задача из всех армий Юго-Западного фронта. Именно здесь в наибольшей степени требовалось использование химических снарядов, которые нейтрализовывали неприятельскую артиллерию даже и без прямого попадания. Начальник штаба 7-й армии в Брусиловском прорыве ген. Н. Н. Головин так пишет о химических снарядах: «В 1916 году, во время наших победоносных операций в Галиции, мы пользовались в доступных нам рамках тактическими преимуществами, достигаемыми применением химических снарядов. Обстрел неприятельской батареи газовыми снарядами заставлял [вражеских] артиллеристов надевать маски. Для подобного обстрела требовалась меньшая точность пристрелки и сравнительно небольшое количество снарядов… в результате оказывалось, что неприятельская артиллерия вынуждалась прекратить свой огонь. Затруднение дыхания, вызываемое примитивной маской, бывшей тогда на снаряжении войск, становилось так велико, что артиллеристы и пулеметчики не могли продолжать свою работу»[78]78
  Головин Н. Н. Мысли об устройстве будущей Российской вооруженной силы, Белград. – 1925. С. 371–372.


[Закрыть].

Как и ударные войска 6-го армейского корпуса, 17-й и 18-й корпуса также выделяли ударные группы, чтобы заставить противника разбросать свои резервы. Положение облегчалось тем, что оба комкора командовали своими корпусами еще до войны и теперь прошли с ними опьянение побед и горечь поражений. Также, 7-й армейский корпус ген. Э. В. Экка, который также был его командиром еще до войны, должен был развить успех частей генерала Гутора: для достижения успеха в 7-й корпус помимо имевшихся двух пехотных дивизий была добавлена еще и пехотная бригада.

Войска 11-й армии перешли в наступление 22 мая. Вследствие сложившегося неравенства сил войска 11-й армии первоначально имели совсем скромный успех. Так, наступление 6-го (4-я и 16-я пехотные дивизии) и 7-го (13-я (ген. Е. М. Михелис) и 34-я (ген. Н. П. Стремоухов) пехотные дивизии; Саратовская пехотная бригада) армейских корпусов, как раз пришедшееся на полосу, где в австрийские войска были вкраплены германские части, было отбито. Интересно, что здесь командарм-11 пытался применить технику: дивизионы русских и бельгийских бронеавтомобилей.

Но 24 мая 17-й армейский корпус (3-я (ген. Н. И. Булатов) и 35-я (ген. В. П. Тальгрен) пехотные дивизии), действовавший на правом фланге армии, прорвал оборону врага у Соколова – Сопанова и положил начало движению армии вперед. Вслед за 17-м корпусом вперед пошел и 18-й армейский корпус (23-я и 37-я пехотные дивизии). Хороший почин всегда дает блестящие результаты: в недельном сражении у Сопанова и Бродов части 17-го армейского корпуса возьмут в плен до двенадцати тысяч австрийцев.

Причиной успеха частей 17-го армейского корпуса в производстве прорыва стала тщательная подготовка артиллерии, а также организация ее взаимодействия с пехотой. Так, первоначально, как известно, 16 мая штаб фронта сообщил, что наступление начнется 19 мая. Но 18-го числа удар был отложен на 22-е. Тем не менее русская артиллерия была готова уже к первому сроку. Участник войны, артиллерист, так вспоминает о подготовке войск 3-й пехотной дивизии к прорыву у Сопанова в 1916 году: «18 мая все командиры батарей и начальник артиллерийской Белокриницкой группы, для детального ознакомления с участком на местности, обошли и исследовали весь наиболее сближенный район передовых окопов. Там же на местности были намечены смежные пункты огневых участков батарей, на что обращалось особое внимание. В этот день между артиллерийскими начальниками было установлено полное однообразие в понимании района удара»[79]79
  См.: Суворов А. Н. Тактика в примерах. – М., 1926. С. 373.


[Закрыть].

Большую роль для успеха сыграла меткость русских артиллеристов и организация взаимодействия батарей. При этом на фронте наступления 3-й пехотной дивизии действовали лишь две легкие и одна горная 3-дм батареи, а также взвод легких 122-мм гаубиц. Но и этого оказалось достаточно для успеха. Так, в районе Сопанова, когда австрийцы побежали из расстреливаемых русской артиллерией окопов, заградительный огонь вынудил бегущих врагов вернуться в уже занятые русскими траншеи и сдаться на милость победителей. «Блестящая работа» русской артиллерии «была обязана показаниям и корректуре стрельбы передовыми наблюдателями»[80]80
  Барсуков Е. З. Артиллерия русской армии (1900–1917 гг.). – М., 1949. Т. 3. С. 28.


[Закрыть].

Характерно, что командир шедшей на острие прорыва 3-й пехотной дивизии (ген. Н. И. Булатов) собрал всю дивизию в кулак, оставив на прочие восемнадцать верст фронта, занимаемых его дивизией, только одни дозоры[81]81
  Керсновский А. А. История русской армии. – М., 1994. Т. 4. С. 45.


[Закрыть]. На острие удара шли два полка дивизии. Поэтому прорыв неприятельской обороны и удался: ведь вся дивизия бросилась вперед одной массой. Если бы так действовали все русские командиры, ударяя кулаком, а не ладонью, то насколько бы большим был наш успех.

Исследователь говорит, что 35-я пехотная дивизия фактически вообще бездействовала во время сражения. Генерал Тальгрен и командир корпуса генерал Яковлев не сумели своевременно влить части дивизии в порыв войск генерала Булатова. Точно так же командование 17-го армейского корпуса не сумело бросить в прорыв стоявшую позади корпуса и находившуюся в подчинении комкора-17 3-ю кавалерийскую дивизию ген. Е. А. Леонтовича. Хотя если вспомнить, что это был тот самый генерал Леонтович, чья конница беспорядочно отступила в ходе Августовской операции января 1915 года, вместо того чтобы прикрывать отход Вержболовской группы ген. Н. А. Епанчина, то ничего странного в неумении русских командиров ввести в бой именно эту кавалерию, нет. Поэтому в сражении у Сопанова 17-й армейский корпус (а фактически только 3-я пехотная дивизия) взял в качестве трофеев лишь 232 офицера, около восьми тысяч солдат, десять орудий, тридцать семь минометов и двадцать два пулемета[82]82
  Барсуков Е. Артиллерия в обеспечении прорыва // Военно-исторический журнал. – 1940. № 7. С. 119.


[Закрыть].

Идея эшелонированных в глубину резервов не была поставлена в зависимость от оперативной идеи всей операции, как фронтовой, так и армейской. В итоге 8-я армия невольно тянулась к львовскому направлению, с которого можно было обойти укрепленные полосы врага, а 11-я армия, не получившая резервов, топталась на месте, будучи не в силах прорвать линию обороны противника. Резервы фронта были израсходованы на усиление удара в лоб по Ковелю, и в итоге ни 11-я армия, ни фланги 8-й армии так и не получили подкреплений для развития успеха на тех участках, где он четко обозначился и сулил большие дивиденды.

Лишь правофланговый корпус 11-й армии – 17-й армейский, которым временно командовал его начальник штаба ген. В. С. Скобельцын, – сумел слить свои действия с главным прорывом. Возможно, вследствие того, что севернее оборонявшихся австрийцев наступали корпуса 8-й армии, что вселило неуверенность в души австрийских командиров. И то этот успех не был использован: стоявшая за 17-м армейским корпусом в качестве резерва Заамурская конная дивизия была накануне отведена своим командиром ген. Г. П. Розалион-Сошальским в тыл, так как он не поверил в успех прорыва.

В значительной мере относительно скромные успехи в 11-й и 7-й армиях вызывались недостатком сил. Отсутствие резервов вынуждало русских командиров строить наступающие войска в одну линию, что приводило к частым остановкам наступавших частей, их перегруппировкам, подравниванию корпусов друг по другу. И это при том, что австрийцы в первые несколько дней после начала прорыва отступали безостановочно, так как не успевали организовать оборону на тыловых рубежах.

Отход неприятеля по всему фронту означал, что продвижение русских войск на избранных участках ставило под угрозу уничтожения и еще не атакованные участки австро-венгерской обороны. Причина этого крылась, конечно, в темпах русского наступления: «Особенностью наступления русской пехоты на различных участках прорыва австро-германских позиций на Юго-Западном фронте явилось то, что русская пехота в большинстве случаев не задерживалась в первой линии неприятельских окопов, а смело двигалась вперед, возлагая задачу очищения окопов от противника на специальные группы, которые организовывались в каждом батальоне. Это давало возможность быстро и глубоко вклиниваться в систему обороны противника и заставлять его сматывать оборону и там, где австро-германская пехота еще удерживала свои позиции»[83]83
  Развитие тактики русской армии (XVIII в. – нач. XX в.). – М., 1957. С. 301.


[Закрыть].

Маневренная война всегда требует крупных резервов, а потому есть и объективная причина того, что ген. А. А. Брусилов и его подчиненные не смогли преодолеть «кризис позиционности» в своих собственных замыслах и действиях. Однако командарм-11 имел все возможности для того, чтобы одержать более крупный успех, нежели тот, что был достигнут в действительности. Дело в том, что главный удар в полосе наступления 11-й армии наносил 6-й армейский корпус ген. А. Е. Гутора, действовавший на левом фланге армии. Его атаки на ключевые высоты местности захлебнулись, но ген. В. В. Сахаров так и не пожелал (или не сумел) перенести направление главного удара туда, где явственно обозначился успех, – под Сопанов, дабы слить свой удар с прорывом 8-й армии. В итоге основная доля трофеев выпала на долю 3-й пехотной дивизии ген. Н. И. Булатова, а наибольшие потери понесли части 6-го армейского корпуса: 198 офицеров и 17 711 солдат из общих потерь 11-й армии в 310 офицеров и 21 945 солдат.

Нельзя не отметить и еще один фактор, о котором после войны писал А. А. Свечин. Дело в том, что в условиях маневренной войны начальствующий состав должен иметь стратегический уровень: иначе говоря, комкоры, а то и начдивы должны собственной инициативой исправлять те ошибки планирования армейских штабов, что были заложены еще на подготовительной стадии. Ведь сама обстановка, мгновенно изменяющаяся в ходе глубокого прорыва неприятельской обороны, вынуждает действовать без промедления, без санкции высших штабов, которые даже чисто физически не успевают своевременно обрабатывать и анализировать всю поступающую информацию. В таких случаях ответственные решения начальников корпусов и дивизий могут придать всей операции новый стратегический уклон. Но позиционная война дала развитие крайней централизации управления, что имело следствием сознательное подавление инициативы: при обороне никак нельзя дать врагу прорвать свой фронт, дабы не обнажить флангов и своих, и соседей. А при переходе к маневренным действиям психологически было тяжело взвалить на себя ношу ответственности, в отсутствие каковой вообще перед войной воспитывалась русская военная машина. Поэтому, как штаб фронта тормозил наступление армий, точно так же и армейские штабы сдерживали порыв корпусов, и так далее по нисходящей. Выше мы уже писали, что сам же А. А. Свечин не решился проложить дорогу 12-й кавалерийской дивизии барона К.-Г. Маннергейма по собственному почину. Точно так же, как командарм-3 ген. Л. В. Леш не посмел откликнуться на просьбу о помощи со стороны ген. А. А. Брусилова, хотя атака 3-й армии, быть может, смогла бы проложить дорогу в неприятельские тылы для 4-го и 5-го кавалерийских корпусов[84]84
  Свечин А. А. Стратегия. – М., 2003. С. 60.


[Закрыть].

Впрочем, противник также не имел резервов, а потому в подобных условиях выигрывал тот, кто рисковал. Успех прорыва уже через два дня после начала русского наступления показал, что перед русскими стоят лишь те враги, кто в данный момент находился на позициях, а тыл – беззащитен. С открытием важнейшего стратегического направления Ровно – Львов перед частями русских 11-й и 8-й армий открывалась возможность одним мощным ударом на Броды расширить прорыв и тем самым перейти к широким маневренным действиям, отбросив в сторону позиционный фронт.

Такая перспектива неминуемо приводила к уничтожению значительной части австрийских вооруженных сил, чей единственный шанс на выживание заключался в создании новой линии позиций, подкрепленной германскими дивизиями и насыщенной техническими средствами ведения боя. Подобного развития событий могла добиться лишь своевременно брошенная в образовавшийся прорыв конница, которой, как ни странно, не оказалось на направлении главного удара ни в одной армии Юго-Западного фронта (хотя тот же командарм-11, например, так же как и сам главкоюз ген. А. А. Брусилов, был генералом-от-кавалерии).

Как считал А. А. Свечин, подсознательно А. А. Брусилов боялся маневренной войны, которую пришлось бы вести на свой страх и риск на полях Галиции. Понявший это командарм-11 ген. В. В. Сахаров стал разменивать подъем духа «на мелкие результаты». Как только 29 мая в состав 11-й армии был включен победоносный 32-й армейский корпус (из 8-й армии) и к 1 июня переброшены 23-й (из 5-й армии) и 45-й (из резерва Ставки, хотя и числился в составе 11-й армии) армейские корпуса, генерал Сахаров тут же приостановил развитие наступления своей армии.

Нельзя не отметить, что успех, прежде всего, сопутствовал тем войскам, чьи командиры отваживались на нетрадиционные формы атаки. Так, в 32-м армейском корпусе ген. И. И. Федотова был применен метод сосредоточения ударной группы на узком фронте. 105-я пехотная дивизия ген. А. Н. Скорнякова растянулась на пятьдесят пять километров, а 101-я пехотная дивизия ген. К. Л. Гильчевского была сосредоточена на фронте прорыва в три километра. Один полк 101-й дивизии остался в резерве. В первый день атака была отбита, однако уже на следующий день войска 101-й дивизии прорвали неприятельскую оборону и двинулись вперед.

И тут же приостановкой порыва войск командарм-11 фактически свернул вероятный бросок прорвавшихся корпусов на Рава-Русскую, которая после разгрома 1-й австрийской армии и падения Дубно оставалась беззащитной. А ведь именно здесь, как и в Галицийской битве 1914 года, лежал центр неприятельского оперативного расположения.

Теперь роль основной ударной части в 11-й армии перешла к 101-й второочередной пехотной дивизии ген. К. Л. Гильчевского, входившей в состав 32-го армейского корпуса. 101-я дивизия последовательно перебрасывалась на различные участки, где намечался прорыв неприятельского фронта. Соответственно, дивизия имела наибольшие успехи, одновременно претерпевая наибольшие потери. С 22 мая по 15 июля 101-я пехотная дивизия выдержала девять боев, свершила семь прорывов вражеских рубежей, в том числе четыре – с предварительным форсированием реки. Трофеи солдат и офицеров дивизии составили 424 офицера и около 22 000 австрийских и немецких солдат, 16 орудий, 7 бомбометов, 1 миномет, несколько десятков пулеметов. В то же время дивизия потеряла более двадцати тысяч человек, два раза почти полностью обновив свой состав. Как впоследствии писал сам комдив, «я всегда осуществлял свой план операции бесповоротно, с большой точностью, упорством и силой воли. Для меня потери не имели значения. Где нужен успех, о жертвах не думают»[85]85
  Гильчевский К. Л. Боевые действия второочередных частей в Мировую войну. – М.-Л., 1928. С. 33.


[Закрыть].

Интересно, что и сами австрийцы отметили 101-ю русскую пехотную дивизию как одну из самых лучших в русской армии. Так, в начале 1917 года Осведомительным отделом Главного австро-венгерского командования было издано руководство «Русская армия, начало 1917 г.», в котором наряду со многими прочими сведениями давались краткие характеристики русским дивизионным подразделениям. Вот что говорило данное руководство противника о русской 101-й пехотной дивизии: «…испытана в боях. Дивизия отличается высокими боевыми качествами. Дух очень высок. В сентябре тяжелые потери»[86]86
  См.: Военная быль. – 1974. № 128. С. 16.


[Закрыть].

Итак, главкоюз ген. А. А. Брусилов не решился перейти к самостоятельной операции, хотя Ставка давала ему на это карт-бланш (по крайней мере, в отношении трех армий, за исключением 8-й, сковывавшей противника под Ковелем). То же самое повторил и его подчиненный – командарм-11 ген. А. А. Сахаров. А поэтому «главная идея командования Юго-Западного фронта – не быть фронтом, наносящим главный удар, упорно проводилась, несмотря на колоссальный успех наступления… Идея согласованного наступления Юго-Западного и Западного фронтов явилась могилой нашей полной победы»[87]87
  Луцкий прорыв. Труды и материалы. – М., 1924. С. 14.


[Закрыть].

С одной стороны, действительно, в 7-й и 11-й армиях не было резервов. Но и у противника их тоже не было. В то же время австрийцы отступали, а русские победоносно шли вперед. Передача резервов и части техники из 8-й армии соседям была вполне возможна. Вплоть до середины месяца неприятель не мог нанести сильного контрудара, так как у него не было для этого войск. К сожалению, на риск не решился ни сам Брусилов, ни его командармы, за некоторым исключением усиленной 9-й армии, шедшей вперед пусть и медленно, но верно (впрочем, тут свою роль сыграли указания Ставки, знавшей о намерениях румын, желавших вступить в войну на стороне Антанты).

И только в середине июня главкоюз ген. А. А. Брусилов вновь взялся за дело. Но времени, к сожалению, было упущено очень много: австрийцы успели оправиться и, с помощью германцев, наладить оборону. Как справедливо говорит советский исследователь, «Брусиловская наступательная операция 1916 года с первоначальным прорывом фронта замерла из-за отсутствия резервов, из-за неумения создавать их и быстро восстанавливать сильно пострадавшие части. Этому способствовало в первую очередь несвоевременное прибытие пополнений из тыла, что происходило, как правило, в результате несвоевременного (всегда с опозданием) призыва новобранцев или мобилизации военнообязанных»[88]88
  Носков А. С. Комплектование русской армии в Первую мировую империалистическую войну // Военная мысль. – 1940. № 4. С. 112.


[Закрыть].