Текст книги "Брусиловский прорыв"

Автор книги: Максим Оськин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Понятно, что при обозначении на ударных участках прорывов масштабного успеха, противник начинал общее отступление на всем Восточном фронте, подобно тому, как отходили русские в 1915 году, и тогда уже все русские армии всех трех фронтов переходили к общему наступлению. Следовательно, стратегическое наступление признавалось как главное средство успеха в кампании 1916 года, тем более что русская Ставка рассчитывала сломить сопротивление неприятеля уже в Галиции и Польше. Это последнее означало, что после глобального поражения вооруженных сил противника последует окончание войны, и для этого не нужно будет «походов» на Берлин и Вену. Разработанный план наступления, по характеристике военного историка, был смелой, передовой мыслью для того времени: «Однако ее осуществление на практике упиралось в нерешительность, в боязнь наступления, проявлявшуюся у главнокомандующих Эверта и Куропаткина, и безволие Алексеева, допустившего [впоследствии] торг о сроке наступления и его неоднократное откладывание; план одновременных ударов оказался разрушенным»[20]20
  Строков А. А. История военного искусства. Т. 5. – М., 1994. С. 460.


[Закрыть].

Как видим, Юго-Западный фронт получал не только важную, но и в какой-то мере организующую задачу, так как от его действий в немалой степени зависело планирование прорыва на Западном фронте. Ген. А. А. Брусилов добился своего, поддержав Начальника Штаба Верховного Главнокомандующего ген. М. В. Алексеева в активности Восточного фронта в предстоящей летней кампании. Тем не менее «Ставка и командование фронтом, организуя прорыв, не разработали четко выраженной идеи операции, не планировали ее по глубине и оперативно не увязывали действий фронтов и армий… Все внимание русского командования направлялось на разрешение тактических вопросов без учета средств и способов превращения тактического успеха в оперативный»[21]21
  Ветошников Л. В. Брусиловский прорыв. – М., 1940. С. 148.


[Закрыть].

Подготовка операции

Получив утверждение на самом высоком уровне – в Ставке Верховного Главнокомандования, – подготовка наступления логично переносилась на прочие этажи военной машины русской Действующей армии. Уже 5 апреля, всего лишь через четыре дня после получения карт-бланша на прорыв, главкоюз ген. А. А. Брусилов провел в Волочиске совещание с начальниками входящих в состав Юго-Западного фронта армий, то есть непосредственно со своими подчиненными. Генерал Брусилов должен был довести до сведения своих командармов результаты совещания в Ставке, решения этого совещания и совместными усилиями разработать ту схему действий армий Юго-Западного фронта в предстоящем наступлении, что послужит костяком при составлении фронтовой наступательной операции.

И тут, как четырьмя днями ранее в Ставке, на более низком уровне, ген. А. А. Брусилов вновь столкнулся с неверием высших командиров в собственные силы. Из четырех командармов целых два (половина!) – командарм-8 ген. А. М. Каледин и командарм-7 ген. Д. Г. Щербачев – объявили, что рассчитывать на успех вряд ли стоит надеяться. Командарм-11 ген. В. В. Сахаров пассивно соглашался с точкой зрения главкоюза, и лишь заместитель командарма-9 ген. А. М. Крымов (сам командарм ген. П. А. Лечицкий был болен) от имени своего начальника выразил полное согласие на наступление с решительными целями.

Русские стрелки в строю

Таким образом, положение генерала Брусилова оказалось очень и очень непростым: вновь пришлось прибегнуть к убеждениям, а то и угрозам. Когда генерал Щербачев уже согласился, генерал Каледин по-прежнему продолжал сомневаться в успехе. И тогда главкоюз просто пригрозил ген. А. М. Каледину сменой или передачей главного удара в другую армию (с самого начала подразумевалось, что главный удар будет поручен 8-й армии, как стоявшей на стыке с армиями Западного фронта, наносившего главный удар вообще, то есть чтобы способствовать усилиям фронта генерала Эверта). Ни быть отстраненным, ни отказаться от главного удара честолюбивый генерал Каледин не согласился, и, значит, А. А. Брусилов сумел-таки склонить своих подчиненных к производству наступления. После этого главкоюз безусловно заявил, что сам приказ о необходимости и неизбежности наступления обсуждению не подлежит, а потому требования к войскам будут самые решительные.

Проведя совещание с командармами по поводу решений Ставки относительно плана предстоящей кампании, ген. А. А. Брусилов приступил к непосредственной подготовке наступления своего фронта. Главкоюз, прежде всего, исходил из поставленной перед вверенными ему войсками задачи – нанести поражение противостоящему противнику и развитием успеха попытаться отвлечь на себя часть неприятельских резервов. Эта задача, в первую голову, должна была решаться за счет тактики. А именно – прорыв фронта врага на ряде участков, дабы втянуть в сражение на уничтожение большую часть противостоящих войсковых единиц австрийцев. Именно прорыв укрепленного фронта австро-венгров ставился в качестве приоритетной задачи. Предполагалось, что развитие достигнутого успеха в глубину будет производиться совместно с армиями Западного фронта, наносящими главный удар, и, значит, при непосредственном руководстве со стороны Ставки Верховного Главнокомандования.

Сознавая, что даже первая задача – прорыв – есть дело весьма трудное, что подтверждали неудачи 7-й и 9-й армий на Стрыпе и 2-й и 10-й армий на Нарочи, ген. А. А. Брусилов полностью сосредоточился на тактической составляющей операции своего фронта. Тем более повторимся, что именно это наиболее соответствовало поставленной задаче. Если штаб Западного фронта, наносивший удар на одном участке (но зато – мощнейший удар), должен был подумать и об оперативном развитии успеха, то штаб Юго-Западного фронта должен был в первую очередь озаботиться разгромом всех тех неприятельских войск, что вообще находятся перед армиями Юго-Западного фронта. При таком подходе на развитие успеха в глубину не оставалось бы ни резервов, ни дополнительной техники, так как удар должен был бы наноситься во всех четырех армиях фронта. Советский исследователь справедливо подмечает: «Операция начинается с тактического акта, чрезвычайно трудного по своему выполнению – прорыва неприятельского укрепленного расположения, исход которого может резко повлиять на соотношение сил – сразу же изменить стратегическую обстановку, то есть вызвать у обороняющегося такие потери в живой силе и материальной части, которые стоят проигрыша многодневной полевой операции»[22]22
  Капустин Н. Оперативное искусство в позиционной войне, М.-Л., 1927. С. 33.


[Закрыть].

При этом подготовка операции производилась совершенно отличным от прошлого неудачного опыта образом. Если на Северном и Западном фронтах командующие избирали один участок для наступления, дабы использовать всю артиллерийскую массу по максимуму в одном месте, то главкоюз решил подготовить для прорыва ударный участок в каждой армии из четырех, плюс участки прорыва в нескольких корпусах одной армии. Таким образом, безусловно, распылялись силы русских армий, но зато одновременно распылялись и неприятельские резервы: следовательно, перевод военных действий в маневренную плоскость давал преимущество русским, имевшим общее численное превосходство. Правда, здесь нельзя не отметить в качестве недостатка в организации предстоящего наступления, что вопрос о совместных действиях ударных групп смежных армий штабом фронта даже и не ставился. Каждая армия должна была действовать самостоятельно, что, прежде всего, отвечало задачам, поставленным перед Юго-Западным фронтом Ставкой: сковать неприятельские резервы южнее Полесья и привлечь на себя новые резервы противника, дабы всемерно облегчить главный удар, наносимый армиями Западного фронта.

Как уже говорилось, главный удар в войсках генерала Брусилова должна была наносить 8-я армия, стоявшая на стыке Западного и Юго-Западного фронтов, в общем направлении на Луцк. При этом предполагалось, что в двадцативерстной полосе атаки будет сосредоточено до ста пятидесяти тысяч штыков, поддерживаемых возможным максимумом тяжелой артиллерии. Дабы проконтролировать подготовку к наступлению, ген. А. А. Брусилов лично осмотрел местность на предполагаемом направлении главного удара в 8-й армии, а на прочие участки выезжали его доверенные лица из штаба фронта.

Бесспорно, что русские военачальники столкнулись с нелегкой проблемой: организация прорыва сильно укрепленной неприятельской обороны, состоявшей из двух-трех оборонительных полос. Как говорит военная теория, участок, избранный для прорыва, должен иметь несколько благоприятных условий во имя реализации успеха. И именно это наряду с непосредственной подготовкой вверенных им войск, и должны были учесть русские командиры.

В числе прочих, главнейшие условия, необходимые для успеха прорыва, должны предусматривать, чтобы избранный участок предстоящего наступления:

«1) лежал на таком направлении, которое позволило бы маневрирующей части ударной группы при развитии прорыва быстро достигнуть решительных результатов;

2) представлял собой местность, благоприятную для выполнения задач прорывающей и маневрирующей частей ударной группы…

3) имел выгодные условия для артиллерийской работы;

4) имел бы выгодные местные условия для занятия прорывающей частью ударной группы исходного положения для атаки, скрытного размещения артиллерии, скрытного сосредоточения войск, наносящих главный удар, а также более или менее укрытого ближнего тыла для питания боя;

5) важно, чтобы участок, избранный для прорыва, в то же время являлся участком наименьшего сопротивления противника»[23]23
  Сыромятников А. Прорыв. Его развитие и парирование, М.-Л., 1928. С. 90.


[Закрыть].

Напротив избранных участков прорыва сосредоточивались артиллерия и резервы. При этом первоначально ген. А. А. Брусилов рассчитывал и на маневрирование. Так, в районе Ковеля главкоюз предполагал создать угрожающие «клещи» одновременным движением в этот район и с юга, от Луцка, который предполагалось захватить с ходу главными силами, и с севера движением 4-го кавалерийского и 46-го армейского корпусов, поддержанных легкой артиллерией. Штабом фронта подразумевалось, что угроза окружения вынудит неприятеля отступить от Ковеля без боя.

Сроком окончательной подготовки армий Юго-Западного фронта к производству наступления ген. А. А. Брусилов назначил 10 мая, так как окончательный срок операции еще не был выбран Ставкой, да и зависела эта дата от многих причин политического и военно-технического характера.

Между тем план атаки неприятельской обороны в том виде, в каком он разрабатывался штабом Юго-Западного фронта – прорыв в каждой из армий, – был подвергнут критике «сверху». В частности, Начальник Штаба Верховного Главнокомандующего ген. М. В. Алексеев сомневался в успехе армий Юго-Западного фронта одновременным прорывом обороны противника в нескольких направлениях. Однако генерал Брусилов ручался за успех, а сам удар фронта все-таки был вспомогательным. Памятуя, что главной задачей Юго-Западного фронта ставится не допустить перебросок на направление главного удара, наносимого армиями Западного фронта, М. В. Алексеев в конечном счете согласился с точкой зрения главкоюза.

Оперативное планирование наступательных операций фронтов в сжатом виде было отражено в общем документе по армиям Восточного фронта. Как говорилось выше, 11 апреля 1916 года, за подписью императора, генерал Алексеев отдал директиву по фронтам о предстоящем наступлении в кампанию 1916 года. Верховный Главнокомандующий, в частности, повелевал:

«…главный удар будут наносить армии Западного фронта. Армии Северного и Юго-Западного фронтов оказывают содействие, нанося удары с надлежащей энергией и настойчивостью как для производства частных прорывов в неприятельском расположении, так и для поражения находящихся против них сил противника…

«Юго-Западный фронт, тревожа противника на всем протяжении своего расположения, главную атаку производит войсками 8-й армии в общем направлении на Луцк…»

В свою очередь, генерал Брусилов в директиве по армиям фронта указал, что Юго-Западный фронт обязывается оказывать содействие Западному фронту энергичным наступлением. То есть основной целью войск ставилось отвлечение на себя австро-германских резервов и разгром противостоящего русским армиям неприятеля. По поводу оперативного творчества командармов на ближайшие сроки главкоюз указал: «Удары на фронтах армий ввиду ограниченности транспортных средств придется вести накоротке, стремясь, прежде всего, нанести поражение живой силе противника»[24]24
  Наступление Юго-Западного фронта в мае – июне 1916 года. Сборник документов империалистической войны. – М., 1940. С. 114–115.


[Закрыть].

Таким образом, как это ни парадоксально, но малая густота железнодорожной сети вынудила командующего фронтом в качестве основного объекта приложения сил войск в операции назначить разгром живой силы врага, а не занятие географических рубежей, как то было принято при Ставке первого состава. Конечно, отчасти этому способствовали и перемены в Верховном Командовании, вызвавшие отказ от наиболее одиозных негативных аспектов стратегии прежней Ставки под руководством великого князя Николая Николаевича. Помимо прочего, главкоюз вполне мог рассчитывать на моральный настрой своих армий. Войска Юго-Западного фронта рвались в бой, будучи уверены в успехе, так как наступать им предстояло не на германцев, а на австрийцев. По замечанию офицеров, те части, что хоть раз дрались с немцами, были убеждены в легких победах над войсками Двуединой монархии. Поэтому войска, желавшие бить именно австрийцев, всегда имели веру в успех наступления[25]25
  Литвинов А. И. Майский прорыв IX армии в 1916 году. – Пг., 1923. С. 6.


[Закрыть].

Убежденность главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта подкреплялась выбором командиров, большинство из которых он знал лично, и потому мог на них вполне рассчитывать. Действительно, командарм-8 ген. А. М. Каледин в 1914–1915 годах. являлся прямым подчиненным ген. А. А. Брусилова, который тогда командовал 8-й армией. Командармы-11 и -7 в первый год войны воевали в составе 3-й армии, тесно взаимодействовавшей с 8-й армией генерала Брусилова и периодически оперативно подчинявшейся командарму-8. Командарм-9 ген. П. А. Лечицкий, так же как и ген. А. А. Брусилов, всю войну провел на Юго-Западном фронте, где 8-я и 9-я армии сражались бок о бок. В памятке к письму М. В. Алексеева от 3 мая ген. А. А. Брусилов отмечал, что скептицизм в возможности успеха всегда развивается под влиянием неудач. Поэтому единственным лечением является победа, для достижения которой необходим тщательный выбор начальствующего состава с устранением всех негодных начальников[26]26
  Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф. Р-5956, оп. 1, д. 17, л. 13.


[Закрыть]. Представляется, что к моменту наступления главкоюз должен был быть довольным своими подчиненными.

Неприятельские позиции, на которых австро-германцы находились с осени 1915 года, были сильно укреплены ими за это время: командование Центральных держав в кампании 1916 года предполагало вести большие сражения на Западе, в то время как на Востоке им предстояло обороняться. К 1916 году стало окончательно ясно, что наступать на обоих фронтах немцы не могут, поэтому им следовало заранее выбирать, где наступать, а где обороняться. Так что оборонительные рубежи на Восточном фронте тщательно готовились противником к предстоящим боям, чтобы сдержать напор русских, пока немцы будут драться во Франции, а австрийцы – сокрушать Италию.

Австро-германские рубежи состояли из трех полос обороны, каждая из которых сама по себе являлась сильно укрепленной позицией: пулеметные точки, скрытые батареи, замаскированные минометные позиции, развитая система ходов сообщения. В тылу укрепленной полосы проводились узкоколейные железные дороги, дабы войска не испытывали перебоев со снабжением на любом атакуемом участке. Каждая позиция, в свою очередь, состояла из двух-трех линий окопов. Проволочные заграждения, к части из которых был подключен электрический ток, фугасы, минирование подступов также были характерными признаками девятимесячного укрепления австро-германской оборонительной полосы на австро-русском участке Восточного фронта. Все это готовилось для встречи русских атак, хотя немцы и рассчитывали, что к крупномасштабному наступлению русские в 1916 году не будут готовы. Нехватка тяжелой артиллерии в России также не была секретом для стран Четверного союза.

Поэтому штабом Юго-Западного фронта проводилась большая подготовительная работа как по учебе войск, так и по фортификационному строительству. Как впоследствии сообщал один из участников прорыва, в указаниях по армиям фронта штаб генерала Брусилова требовал, чтобы «армии теперь же приступили к методической подготовке операции, положив в основу:

а) скрытность подготовки операции;

б) постепенность перегруппировок войск в соответствии с принятым планом действий, с тем, чтобы быть в готовности для атаки не позже 1 мая;

в) участки, избранные для развертывания ударной группы, должны быть соответствующим образом и заблаговременно подготовлены;

г) начальствующим лицам надлежит тщательно изучить путем личных разведок местность, на которой их частям придется действовать;

д) план операции должен быть детально разработан в штабе армии и заблаговременно сообщен непосредственным исполнителям.

При этом указывалось, что атака должна быть проведена по строго обдуманному и рассчитанному плану, причем намеченный план разрабатывать в деталях не в кабинете по карте, а на месте показом, совместно с исполнителями атаки от пехоты и артиллерии»[27]27
  Редкин А. О прорыве Юго-Западного фронта // Военная мысль. 1946. № 6. С. 59–60.


[Закрыть].

Для выдвижения войск на исходные перед началом наступления рубежи использовались наступательные плацдармы, взятые как пример с Французского фронта, где союзники и не могли иными способами прорвать оборону германцев. Строительство плацдармов подразумевало максимально возможное сближение исходной линии атаки с окопами врага. Этим понижались потери при атаке на ровной местности под сосредоточенным огнем пулеметов и артиллерии обороняющейся стороны: в данный момент потери атакующей стороны были наибольшими. Инициатором создания инженерных наступательных плацдармов выступил Константин Иванович Величко – начальник инженерного корпуса Юго-Западного фронта.

Технология использования плацдармов для атакующего боя в своих основных чертах разрабатывалась еще в 1915 году. Ставя целью войск овладеть укреплениями противника и разбить, не дав оправиться, «Инструкция об общей атаке», разработанная в Ставке специально для подготовки наступления в 1916 году, делала упор на том, что в условиях позиционной войны «местность должна быть подготовлена так, чтобы допускать начало атаки на близком от противника расстоянии, непрерывное снабжение людьми, продовольствием, патронами, быструю эвакуацию раненых в тыл, свободное перемещение артиллерии». Подготовка местности для атакующих частей и заключалась в строительстве плацдармов, которые должны были располагаться за общим фронтом. Предполагалось, что «до момента атаки пехота будет находиться укрыто в плацдармах, которые располагаются за фронтом и доставляют ей свободу развертывания». Данная «Инструкция», предписывая начальнику находиться вместе с войсками, а не на специально оборудованном пункте в тылу, чтобы всегда иметь возможность повлиять на постоянно меняющуюся обстановку, вне жесткой зависимости от первоначальных планов, допускала, что каждый пехотинец должен быть снабжен 250 патронами, двухдневным запасом продуктов и несколькими ручными гранатами.

Русское командование, безусловно, вынесло определенный опыт из неудавшихся атакующих действий англо-французов на Западном фронте, которым союзники делились с русскими. И в связи с этим упомянутый документ рекомендовал указывать в качестве цели продвигающимся вперед частям не линию окопов, а «предметы, расположенные на местности в тылу укрепленной позиции противника, овладение коими подтвердит, что достигнут первый результат, а именно – линия, занимаемая противником, прорвана». Успех контратак обороняющейся стороны, действующей в знакомых условиях, был правилом на всех фронтах Мировой войны. Поэтому было необходимо обеспечить «безостановочность в действиях», дабы атакующие цепи не задерживались в занятых окопах, а продвигались дальше, и содействие атаке со стороны артиллерии. Так что «Инструкция» определяла первой обязанностью своих орудий «во что бы то ни стало привести к молчанию батареи противника», чтобы максимально снизить эффективность и мощь неприятельских контратак.

Был учтен и опыт неудачного для русских наступления армий Северного и Западного фронтов у озера Нарочь в марте 1916 года. Со ссылкой на французский опыт в апреле в Ставке была составлена «Записка по поводу выполнения операций на Юго-Западном фронте в декабре 1915 года и Северном и Западном фронтах в марте 1916 года». В этом документе указывалось, что «успешному выполнению атаки должно предшествовать сближение с противником примерно на сто саженей окопами и устройство исходного положения в виде укрепленных плацдармов по определенно выработанному плану…»[28]28
  ГАРФ, ф. Р-5956, оп. 1, д. 13, лл. 26 об., 105–110.


[Закрыть].

С другой стороны, отвлечение солдат для производства земляных работ привело к некоторому пренебрежению его стрелковым обучением, хотя было очевидно, что австро-германцы уже не в состоянии провести широкомасштабное наступление на Восточном фронте. При этом необходимо отметить, что исходные плацдармы готовились во всех армейских корпусах – то есть на девятнадцати участках. Причина тому – желание главкоюза в максимальнейшей степени соблюсти фактор неожиданности, так как резервов для Юго-Западного фронта не было (резервы самого фронта – две дивизии). Конечно, это не могло вызвать у войск большого энтузиазма. Один из участников войны (кадровый офицер) вспоминал: «Какое это унижение для воина, зарыться в землю!.. Какая подавленность духа от сознания, что ты обратился в крота!»[29]29
  Успенский А. А. На войне. Воспоминания. – Каунас, 1932. С. 43.


[Закрыть] Между тем фортификационные работы являются «пробным камнем дисциплины»[30]30
  Свечин А. А. Эволюция военного искусства. – М., 2002. С. 65.


[Закрыть]. Австро-германцы, создавая непреодолимые укрепления на всех фронтах, отнюдь не готовились исключительно к обороне. Напротив – в кампании 1915 года – наступление на Восточном фронте; в кампании 1916 года – удар германцев на Верден и австрийцев – в Италии. Сам факт упорной фортификационной деятельности русской армии весной 1916 года говорит, что командованию удалось переломить негативные последствия поражений Великого отступления 1915 года, укрепить войска дисциплиной и во всеоружии морального духа готовиться к новому широкомасштабному наступлению.

К.-Г. Маннергейм вспоминал, что перед прорывом «мы приступили к необходимым подготовительным мероприятиям, используя опыт, накопленный на фронте во Франции». Действительно, брошюры с французским опытом привнесли в психологию русского командования убеждение в преимуществе позиционности над маневром. Поэтому, даже когда русские вырывались на маневренный простор, начальники душили этот порыв очередным окапыванием на достигнутых рубежах. Во многом по этой же причине подавляющее большинство русских военачальников считали Французский фронт главным фронтом Мировой войны, и действительно, такой подход приводил к тому, что мы не использовали своих шансов во вкладе в разгром врага, отдавая их союзникам. Например, капитан Топорнин, во время войны проводивший эксперименты с управлением ружейным огнем, писал: «Плацдармы связывают движение, затрудняют управление, облегчают неприятелю пристрелку и стрельбу на разрушение (по ходам сообщения). Потери войск в ходах сообщения действуют более плохо на дух, нежели в открытом поле. Но яма, ход сообщения тянет к себе – развивает стремление прятаться, падает активность духа, теряется наступательный порыв… и все-таки плацдармы имеют на войне место, а стрельбу бракуют!»[31]31
  Топорнин Д. Отчет о работах по вопросам использования ружейного огня в бою. – Ташкент, 1917. С. 13.


[Закрыть]

Тем не менее строительство плацдармов помогало избежать огромных потерь на первом – самом ответственном этапе атаки. Именно в момент сближения атакующих масс пехоты с неприятельскими позициями наступавшая сторона несла наибольшие потери от пулеметного и артиллерийского огня противника. Сближение с окопами врага до минимальной величины – нескольких десятков шагов – позволяло снизить и потери до наивозможного минимума. Известный отечественный ученый-фортификатор В. В. Яковлев после войны писал: «Инженерные плацдармы, особенно в 7-й армии, были весьма близки к французским плацдармам, устроенным в Шампани осенью 1915 года. Однако они имели свои особенности, согласованные с местными условиями, находившимися в распоряжении техническими средствами и боевым построением войск. Сближение с противником производилось более осторожно, чем у французов… Устройство боевых плацдармов (боевых и ложных), произведенное по требованию генерала Брусилова по всему фронту, достигло своей цели: австрийцы почти везде были захвачены врасплох. Они не имели возможности определить истинное место прорыва»[32]32
  Яковлев В. 7-я армия в Брусиловском прорыве // Военно-исторический журнал. – 1940. № 8. С. 67–68.


[Закрыть].

Действительно, подготовка большого наступления не может быть секретом для неприятеля. Австрийцы превосходно понимали, что русские готовятся к удару, но, во-первых, они рассчитывали на мощь своих оборонительных рубежей, а во-вторых, было неизвестно направление главного удара. Распределение немногочисленных резервов вдоль фронта, с передачей их в подчинение армиям и корпусам, конечно, не могло послужить средством для развития вероятного успеха, но зато и противник не мог точно угадать направление главного удара. Каждый корпус готовил свой собственный наступательный плацдарм, а то и не один, что позволило русской стороне прекрасно скрыть сосредоточение сил и артиллерии. В итоге, несмотря на то что австро-венгры готовились к отражению наступления, они были разбиты, так как произвести перегруппировку своих собственных резервов австрийское командование не имело возможности – не имелось информации о направлении главного удара русских. Поэтому на ударных участках русские войска имели не только численное, но и зачастую техническое превосходство, что позволило прорвать оборону противника на нескольких участках, а затем слить прорывы в широкий наступательный фронт.

И все-таки очевидно, что успех наступления зависел не только от фортификационных работ, но и от обучения войск, а также от степени взаимодействия артиллерии с пехотой. Действительно, если в 8-й армии, предназначавшейся для производства главного удара, преимущественное внимание отдали занятиям с войсками (пусть зачастую это обучение ограничивалось лишь стрельбой и шагистикой), то в 7-й и 11-й армиях копали землю, изматывая физические силы солдат и офицеров. Так, только в ударном 2-м армейском корпусе 7-й армии на фронте в семь километров было вырыто земли на шестьдесят пять с половиной километров сооружений.

В то же время, например, в 9-й армии основной упор был сделан на работу артиллерии, чем руководил выдающийся русский артиллерист полковник В. Ф. Кирей, чьи брошюры, посвященные правилам артиллерийской стрельбы, распространялись в войсках всего фронта. Как видим, во имя результата была резко нарушена иерархическая лестница – артиллерийским ударом армии командовал всего лишь полковник, зато знаний у которого было больше, чем у всего артиллерийского генералитета 9-й армии вместе взятого. Помимо того, инспектор артиллерии 9-й армии организовал артиллерийскую атаку и в соседней 7-й армии. В 8-й и 11-й армиях артиллерийский удар организовывался инспектором артиллерии 8-й армии ген. М. В. Ханжиным.

Что касается артиллерийских средств, то следовало учитывать превосходство противника в артиллерийском отношении. Не имея в своем распоряжении должного количества тяжелых батарей, главкоюз старался с максимальной пользой использовать то, что у него было. Характерно, что русские артиллеристы, в первую голову, стремились нанести невосполнимый ущерб неприятельской пехоте, а потом уже думать о проведении контрбатарейной борьбы. Для достижения всех поставленных перед артиллерией задач при подготовке прорыва русские концентрировали артиллерийские батареи на намеченных участках, тем самым добиваясь некоторого превосходства над артиллерией противника, стоявшей рассредоточено и относительно равномерно по всему оборонительному фронту. Так, А. И. Верховский вспоминал: «Кирей в 1916 году в своих атаках всегда старался дать полное количество орудий для борьбы с пехотой и лишь остальное уделял борьбе с артиллерией врага. И так как плотность батарей у австрийцев была часто невелика – шесть-восемь орудий на километр, то постепенным переносом огня ему удавалось разрешать все задачи»[33]33
  Верховский А. Общевойсковое командование и борьба с артиллерией противника // Война и революция. – 1926. № 4. С. 30.


[Закрыть].

Таким образом, в артиллерии делалась ставка на качество стрельбы и массированную, но точную предварительную пристрелку. На свои позиции артиллерия была выдвинута ночью, за несколько дней до наступления, где и была тщательно замаскирована: при этом тяжелая артиллерия выдвигалась на заранее пристрелянные рубежи всего за сутки до удара. Как пишет Е. З. Барсуков, русские артиллеристы «быстро усвоили, что прорыв укрепленной полосы противника – это не полевой бой, в котором обстановка оценивается на ходу, почти молниеносно, а заблаговременно продуманная и строго рассчитанная операция. Если при атаке в маневренных условиях, особенно во встречном бою, нельзя предусмотреть все действия артиллерии в быстро меняющейся обстановке, если в этих условиях всякая попытка точного расписания заранее обречена на неудачу и даже вредна, так как она связала бы только инициативу артиллеристов, то при прорыве укрепленных полос, наоборот, залог успеха – в строго продуманном плане, в точном распределении задач отдельных батарей, в неукоснительном и методическом выполнении боевого расписания»[34]34
  Цит. по: Артиллеристы. Сборник статей и рассказов. – М., 1939. С. 118.


[Закрыть].

Для непосредственного боя за окопы – использование массированного ружейного и пулеметного огня. Армии Юго-Западного фронта вообще имели больше пулеметов, нежели полагалось. Утаив в 1915 году ряд трофеев, захваченных у противника, войска передавали в официальные отчеты меньшие цифры, чем были на самом деле. Кроме того, армии получили специальные пулеметные команды, вооруженные пулеметами иностранного производства, придававшиеся отдельным соединениям. В частности, 7-я армия получила четырнадцать пулеметных команд «Кольт», 8-я армия – восемнадцать команд «Кольт» и одну ополченскую пулеметную команду, 11-я армия – четыре команды «Кольт», 9-я армия – три команды «Кольт» и одну ополченскую команду[35]35
  Федосеев С. Л. «Пушечное мясо» Первой мировой. Пехота в бою. – М., 2009. С. 453.


[Закрыть].

Насыщение армий пулеметами объясняется просто. В русских войсках не хватало легкой артиллерии сопровождения, минометов, траншейных пушек. То есть того оружия, что должно было усилить огневую мощь стрелковых подразделений. Было сделано все, что возможно, но возможности эти являлись весьма ограниченными. Поэтому, чтобы увеличить плотность огня, войска получили отдельные пулеметные команды, имевшие отличавшееся от общепехотного оружие с собственными боеприпасами.

Первоначальной задачей артиллерийских батарей ставилось уничтожение проволочных заграждений, где должны были быть проделаны проходы для возможности пехотной атаки. Затем все виды орудий обязывались разрушить вражеские укрепленные точки на первой и второй линиях обороны, причем главное внимание здесь отводилось уничтожению пулеметных гнезд. И лишь с началом общей атаки артиллерия, особенно тяжелая и дальнобойная, переносила свой огонь в глубь неприятельского расположения, по резервам противника и третьей линии укрепленной полосы. Тогда же русские переходили и к контрбатарейной борьбе, так как неприятельская артиллерия должна была неизбежно раскрыть себя при отражении атаки русских армий.