Текст книги "Во тьме"

Автор книги: Максим Шаттам

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Не думаю, что в этом есть необходимость. Я это уже сделал.

Первая реакция Аннабель – возмущение – уступила место раздумьям о том, что в некотором смысле Бролен прав. Мягкость частного детектива с первых же минут общения с ним тронула ее, точно так же, как и дело, которое привело его сюда. Именно поэтому она передала ему конфиденциальные документы. Но все же он не был с ней до конца откровенен. Однако Аннабель пришлось признать, что и это она по достоинству оценила в Бролене.

Они сели на пляже. Женщина вытащила из карманов бутылки с пивом и протянула одну из них коллеге.

– В течение нескольких лет я работал инспектором полиции в Портленде, – начал Бролен. – Сначала хотел поступить на службу в ФБР и стать профайлером. Закончил университет, потом прошел отбор в Бюро. Я учился в Куантико, собирался работать федеральным агентом, но в конечном счете не стал им. Я бредил этой профессией, однако практика сильно отличалась от моих туманных представлений о ней. Я начал опасаться, что проведу остаток своих дней в условиях, далеких от комфортных. Рискуя прослыть избалованным ребенком, не знающим, чего он хочет, я уехал: два года службы в ФБР, а потом тихое возвращение в Орегон. Я пошел работать в полицию Портленда, занимался расследованием преступлений. Скажем так: мое образование позволило мне браться за серьезные дела. – Он сделал глоток «БадЛайта», уже сильно остывшего на январском холоде. – Тогда-то я и столкнулся с делом Лиланда Бомонта, серийного убийцы. А затем с «Призраком Лиланда». Или «Орегонским призраком», как назвала его американская пресса, так что давайте будем использовать этот вариант.

– Если я правильно помню, их было несколько, так ведь?

Бролен сосредоточенно смотрел на волны Атлантики, безостановочно пенившиеся в тридцати метрах от них.

– Не совсем так. А вообще, трудно сказать точно. Было несколько прозвищ: «Ворон», «Призрак»… Но в конечном счете только один человек дергал за веревочки. Когда я думаю о нем, я называю его Данте.

Любое воспоминание о том времени вызывало у Бролена грустные мысли, в его груди разразилась буря страдания; казалось, удары внутреннего грома разрывают его душу и сердце. Воспоминания о работе инспектором неизбежно завершались на «Призраке из Портленда» и на том, во что благодаря Данте превратилась его собственная жизнь. Расследование принесло ему все: профессиональную славу, разочарование, стимулы, энергию и даже любовь. Он не довел дело до конца, остановившись почти в момент кульминации, когда не смог помешать убийце. Затем последовала отставка.

– Почему Данте, у него не было настоящего имени?

Бролен вынырнул из глубины своих размышлений и поднес бутылку к губам.

– Он похож на поэта, – глотнув, ответил детектив, – он прошел круги Ада. А может быть, я зову его так потому, что так и не установил его личность, – добавил он через некоторое время.

Аннабель нахмурилась, но не отважилась спросить – Бролен должен был сам ей все рассказать.

– Он не достоин того, чтобы люди знали его настоящее имя, – наконец объяснил детектив. – О нем повсюду говорили, писали книги. Тогда как его жертвы забыты, все они – безымянные люди. – Бролен повернулся к Аннабель: – Такова моя месть ему: тоже сделать его безымянным.

Сострадание, переполнившее Аннабель, было искренним. С самого начала их знакомства что-то в этом человеке привлекло ее внимание. Он казался равнодушным к мнению посторонних, жил в обществе, но его ум не был подчинен этому обществу; Бролена окружал ореол настоящей свободы и того страдания, которым он за нее расплачивался.

Аннабель положила ладонь ему на плечо, утешая; в ее жесте не было никакой двусмысленности; она спрашивала себя, как могла родиться в нем такая ненависть по отношению к этому Данте. Казалось, к делу примешивалось что-то глубоко личное.

– Когда Данте был арестован, я уехал подальше от всего этого. Затем уволился из полиции. Несколько месяцев я путешествовал, не зная, что делать дальше.

– Почему же вы вернулись? – Ее тихий вопрос напоминал ласковый ветерок.

– Камни. – Глядя на океан, он сделал еще один глоток. – Уезжая, я не убегал, а просто пытался ответить на это «почему?». Разобраться в смысле жизни. Старушка Европа казалась мне идеалом, я хотел найти ответы там, в колыбели нашей истории. Сначала Франция, потом Италия. Я пересек бывшую Югославию, разрушенную дезинформацией больше, чем войной, затем открыл для себя Грецию… Но даже намека на ответ не возникло во мне. Я видел солнце, встающее над башнями Каркассона, море, наблюдавшее за подвигами Геракла, но во мне абсолютно ничего не пробудилось. Египет стал следующей моей целью, я пробыл там шесть месяцев. Я мог бы многое рассказать про эту страну, ее жителей, Каир и Хан-аль-Халили,[12]12
  Знаменитый каирский рынок.


[Закрыть] Нил и тамошние богатства. Там я забылся, очистил свою память от преследовавших меня жестоких образов, перестал быть самим собой. Однажды утром, проведя ночь в беседе с новым знакомым, я поехал в Гизу. Когда я, стоя возле пирамид, наблюдал рассвет, то неутомимый танец солнца на поверхности камней, стоящих вот так уже четыре с половиной тысячи лет, открыл мне глаза. Слабый ветер шевелил на дюнах песчаное покрывало, и это было великолепно. Прямо передо мной возвышались три царицы, творение человеческих рук, бросающее вечный вызов звездам – сквозь время и историю; мне казалось, я слышу голоса людей, их создавших. Мужество ушедших буквально сочилось наружу сквозь песок, и я снова подумал об Афинах и Акрополе, о Каркассоне с его башнями, о строителях и их современниках; камни сами говорили со мной. Я вернулся в Каир, долго размышлял обо всем этом под портиком мечети Ибн-Тулуна и наконец распрощался с молитвенным пением, раздававшимся с вершин минаретов. – Его голос дрожал. Чуть менее уверенно Бролен добавил: – Вот. Очень кинематографично, правда?

Он понимал, что не сможет выразить все пережитое тогда, все произошедшие с ним перемены. Камни открыли ему, как вращается Колесо Времени. Запечатленные в камне неизвестные люди, мгновения их бытия, улыбались и плакали; во рту горчило: казалось, горечь времени усиливает горькие воспоминания Бролена. Но он жил сегодня и не имел права спорить с этим фактом.

Орегон опять вовлек его в неудержимый вальс сменяющих друг друга времен года, и Бролен, – постаревший, уязвимый в своей искренности – снова окунулся вглубь озер и холодных рек. Он не излечился от ран, просто набрался сил, вдыхая порывы пустынного ветра и проникаясь мудростью истории. Смирился и нашел такой ответ: перестать быть никем.

– Я стал частным детективом, чтобы расследовать преступления, а это я умел лучше всего. Забавно, что у меня талант разбираться в психологии преступников. Я решил не закапывать его в землю и помогать тем, кому он мог бы пригодиться. Полагаю, нет ничего худшего, чем узнать однажды, что тот, кого любишь, вдруг исчез. Потому-то я и занимаюсь исключительно делами, связанными с пропажей людей. Многие из них просто сбегают, иногда причиной бегства становятся преступления. Я приношу их семьям ответы, пусть даже самые тяжелые из возможных, но никогда не оставляю их в неведении.

Допив, он посмотрел на Аннабель. Она глядела на него отстраненно, чуть приоткрыв рот. Несколько раз моргнув, она, казалось, вспомнила, где находится.

– Что сказать. Я…

Слова застыли у нее на губах. Ей хотелось рассказать ему о множестве вещей, доверить свою боль, насытиться его пониманием, его дружбой. Рассказать о Брэди, ее пропавшем супруге, о дрожи, пронизывающей ее тело каждый раз, когда хлопает дверь, о безумной надежде на то, что это – он, об одиноких ночах и жизни в ожидании, преграждающей ей дорогу к чему-то иному. В словах Бролена и в ее собственных ощущениях было что-то общее, однако Аннабель понимала, что не сможет открыться до конца.

Он смотрел на нее, не отрываясь, однако она не заметила в его взгляде ни влечения, ни желания, словно Бролен был лишен всего этого и потому просто снисходителен.

– Все в порядке? – поинтересовался он.

Аннабель сжала горлышко бутылки и сдержанно прошептала «да». Океан продолжал обрушивать волны к их ногам, природа была неутомима.

– Не думал, что смогу посмотреть на звезды отсюда, – заметил Бролен. – Видно плохо, но и то, что видно, кажется прекрасным.

Продолжая молчать, женщина втянула голову в меховой воротник. Они провели на пляже еще час, разговаривая обо всем и ни о чем, впрочем, избегая серьезных тем, будораживших ее душу и заставлявших вспоминать вкус слез. Нью-Йорк – город десяти миллионов одиночеств, и, хотя исключения, конечно, бывали, Аннабель не стала подобным исключением.

Вдалеке замигали огни подходившего к огромному Вавилону грузового судна.

13

В Аду нет ничего хуже звуков. Рейчел понимала это каждую минуту, каждый час, каждый день, проведенный здесь, среди проклятых. Место было просторным, крики людей раздавались приглушенно и, по правде говоря, редко.

Рейчел Фаулет, двадцати лет, съежилась, прижавшись к маленькой, похожей на крошечный грот скале. Непрерывный поток воды больше не укачивал ее, как прежде, по ночам; сил паниковать больше не осталось. Нет, сейчас она чувствовала себя полностью обезумевшей. Осталась лишь маленькая струйка воды, вытекающая из-под скалы посреди леса. Поток слюны, свисающей с морды чудовища, Чужого. Сложно было определить, где именно он начинается. Ручеек вытекал из-за двери сверху или даже из «стены». Рейчел чувствовала себя погруженной в эту жидкость. Влага была со всех сторон.

Уже давно девушка утратила любое представление о времени.

И конечно, здесь не было ни солнца, ни луны.

Ей казалось, что рядом часами воет собака. Она больше не могла слышать ее стоны. Животное беспрестанно и жалостливо тявкало, пронзительно скулило от боли. Оно умоляло, чтобы это закончилось, да, именно так, собака сама просила, чтобы ее убили! Отзвуки страдания доносились до Рейчел. Несколько раз в стену впивались когтистые лапы, было слышно, как собака царапается с прежней силой, хотя должна была уже устать и затихнуть.

Рейчел подползала к своей отвратительной постели. Узкая комната, минимальный набор для выживания: таз с водой, пыльная кровать с ужасающе скрипящей ржавой сеткой. И свечи, которые освещали помещение.

Как она оказалась здесь? Она не знала этого. Рейчел забралась на лошадь своей сестры, как уже делала не раз в течение недели, проведенной у Меган. Спокойная часовая прогулка: ни галопа, ни рыси – она уже думала о ребенке, – лишь ощущение силы и гармонии между человеком, лошадью и лесом. Когда подошло время возвращаться, она свернула с тропинки в поле, чтобы срезать путь, и в ста метрах от дороги вдруг появился он.

Это он заботился о ней здесь. Приносил ей пищу. Сначала она думала, что он хочет изнасиловать ее. Но он ничего подобного не сделал.

В тот момент.

Она плакала и больше не могла спать: боль в горле стала невыносимой. Сейчас она дрожала от жестокого холода. Время от времени он приходил к ней, открывал дверь и садился, глядя на нее. Молчал. Его лицо оставалось бесстрастным. Все читалось только в его глазах.

Они горели.

Потом он вставал и уходил. Однажды, едва он успел закрыть за собой дверь, Рейчел услышала вдалеке вопль. Кричала женщина. Крик быстро оборвался. Потом ей показалось, что она слышит детский плач, но она не была в этом уверена. Тем более что шумела вода, и трудно было определить точно, кто кричит.

Он пришел к ней с цифровым фотоаппаратом. Сделал только одну фотографию. Уходя, он обратился к ней. Рейчел не ожидала этого, не предполагала услышать его голос. Мягкий, почти дружеский.

– У тебя есть право на другую фотографию – потом, – сказал он. – Через несколько месяцев.

Рейчел закричала. Она бросилась к нему. Он оказался проворнее, для него подобные действия были обычным делом, он легко обездвижил ее. Изо всех сил ударил по лицу, и Рейчел показалось, что он сломал ей нос. Затем он снова врезал ей своим тяжелым кулаком. Дикарь. Рейчел увидела, как в воздухе разлетаются капельки ее собственной крови. Еще удар. И еще… Пока она не заскулила, как та собака, и не рухнула без сознания. Провалилась в темноту, запомнив серые, обнажившиеся в улыбке зубы этого человека.

Рейчел была измучена. Ее постоянно била дрожь.

И тогда она приняла решение.

Она должна это сделать. Это ее последний шанс. Она должна ему все рассказать. В конце концов, этот тип все-таки человек, может быть, ее слова сумеют что-то пробудить в нем.

В глубине своего вонючего карцера Рейчел ухватилась за свою последнюю надежду, наивно и отчаянно.

Она долго повторяла то, что собиралась ему рассказать. Она делала это так истово, что звук текущей воды и вой собаки перестали быть слышны.

Когда створка в нижней части двери открылась, – он принес ей еду, – Рейчел, чьи глаза смутно видели в темноте, не сразу это заметила.

Она справилась с волнением и слабым, охрипшим голосом попросила: «Подождите!»

И увидела, как две ступни замерли позади проема. Солнечные лучи танцевали на полу в коридоре.

– Подождите… – повторила девушка.

Тут она заметила, что собака замолчала.

Не отвлекайся!

– Я хочу поговорить с вами, – с трудом добавила она.

Слова были тяжелыми, как камни.

Никакой реакции с той стороны двери. Но он был там, Рейчел видела тень от его ног. Он ждал.

– Послушайте, – простонала она. – Мне нужно вам кое-что сказать… Клянусь, что не пойду в полицию, я выдумаю любую историю, здесь темно, я не видела ваше лицо и не смогу опознать вас… Отпустите меня… Мистер… Мне надо уйти… Я… Я беременна… Я жду ребенка…

За дверью раздался глухой звук – человек сделал какое-то движение. Он открыл глазок, и на Рейчел уставились два больших, полных сладострастия глаза.

Грудь девушки болезненно сжалась, когда он насмешливым голосом ответил:

– Да? Я это прекрасно знаю. Поэтому ты здесь…

14

Два серых ириса – глаза Джека Тэйера – были устремлены на Аннабель.

– Не слишком ли рано? Мне надо было подождать, – поддразнил он ее.

Они сидели вдвоем в кабинете – тесном помещении с двумя окнами, выходящими в будничную серость утра вторника.

– Я поручил Эттвелу и Коллинзу заниматься установлением личности людей, изображенных на фотографиях, мы же будем разгадывать шараду, – добавил Тэйер.

– Фразу, похожую на отрывок из псалма, написанную на латыни?

– Нет, открытку и ее текст. Ты не должна пить это дерьмо. – Он указал на стакан с кофе, который держала Аннабель. – Портит желудок.

Женщина встала поздно; проведя вечер в компании Бролена, она ощутила безудержное желание вытащить из альбома несколько фотографий, на которых она была вместе с Брэди. Аннабель долго думала о нем, пока слезы не упали на снимки и на бумагу – те письма, которые они писали друг другу в начале знакомства; она так и заснула посреди воспоминаний, созданных «кодаком», и, увы, рядом не оказалось заботливых рук мужа, чтобы положить ее поудобнее. Искренность Бролена, его слова напомнили Аннабель, как сильно ей нужен Брэди.

– А, чуть не забыл: сегодня утром приезжают парни из Центрального управления Северного Бруклина – они хотят нам помочь, нам с тобой выделили одного из них.

Аннабель подняла глаза и посмотрела на кипу папок с делами. Тэйер тем временем взял со стола пластиковый пакет с необычной открыткой внутри.

– На ней только отпечатки Спенсера Линча; этот Боб, автор письма, – осторожный тип.

– Повтори мне, что там написано, – попросила женщина. Тэйер взял мел и написал на доске, висевшей на стене:

«Ты растешь. Делаешь меньше глупостей. Теперь ты должен научиться быть как мы. Невидимым. Преодолей себя, прояви хитрость: в семействе Джона Уилкса ты найдешь JC 115. Маленькое примечание: это семейство возит на своей спине богатства земных недр. Оно обитает в верховьях Делавера… Будь достойным и до скорого, мой маленький. С. Боб».

Сбоку Тэйер приписал фразу, обнаруженную в доме Линча, – фразу, начертанную кровью нескольких жертв:

«Калибан наш бог. В нас жизнь. Ибо тело светит во мраке».

– Есть мысли, откуда взялось само имя «Калибан», Джек?

– Нет, я посмотрел в мифологическом словаре вчера вечером, ничего не нашел. Это может быть что угодно – заимствование из книги, фильма. Или простая причуда.

– А имя на открытке – «Боб»?

Джек Тэйер нахмурился:

– По моему мнению, он подписался Бобом для анонимности, это простое, ничего не значащее имя, вероятно, даже не его.

– Ладно, давай пока оставим в покое его имя. Посмотрим на открытку – откуда она, когда был написан текст?

Тэйер поднес открытку к глазам. Сквозь пластик пакета были видны его морщины – следы усталости.

– Открытка напечатана недавно, а снимок на ней, я бы сказал, начала XX века. На обороте написано, кто производитель, можно с ним связаться. А как тебе текст?

Перечитывая загадочные фразы, Аннабель принялась покусывать авторучку.

– Очевидно, Спенсер только что присоединился к их «семье». Этот Боб обращается к нему как к «зеленому» подростку, новичку, почти мальчишке. Думаю, он приказывает ему быть осторожнее, стать невидимкой.

Она вспомнила слова Бролена, сказанные накануне. Частный детектив полагал, что Спенсер мал свою первую жертву.

И Боб просит Спенсера действовать осторожнее, словно дает ему совет… «делаешь меньше глупостей». Спенсер понял и не стал нападать на незнакомых людей.

Значит, Бролен был прав. Аннабель подумала о том, что сегодня утром он должен был отправиться в церковь. Да, в интуиции ему не откажешь. И если бы там выяснилось что-то любопытное, он бы дал ей знать. Бывший коп не боится контактировать с полицией, он так и сделает, если что-то обнаружит. Он был ценным союзником, по крайней мере, она на него надеялась.

– М-м-м… Что-то эта «семейная» история, которую нам предстоит распутать, начинает меня беспокоить.

– Чем именно?

Он внимательно посмотрел на напарника:

– Боб просит его не делать глупостей и указывает ему на семью, которую надо найти. Джон Уилкс и этот JC 115. Быть может, они – будущие жертвы этих ублюдков.

– После ареста Спенсера у нас есть немного времени. Если Боб, или как его там на самом деле зовут, отдавал своим такие лаконичные распоряжения, значит, и нам не составит труда найти этих людей…

– В этом-то и весь вопрос. Может быть, речь идет об испытании, необходимом для вступления в секту. Безымянную, безликую. Знаешь, трюк типа «Если ты хитер, найдешь и вырежешь эту семью, браво! Так ты вступишь в наш клуб для избранных!» Понимаешь?

– Подожди, давай взглянем на этот приказ: «В семействе Джона Уилкса ты найдешь JC 115». У нас есть список всех Джонов Уилксов восточного побережья? – спросила Аннабель.

Джек потряс перед ней конвертом из плотной бумаги:

– Уже проверили, и вот результат: семнадцать Джонов Уилксов, из них двое живут в штате Нью-Йорк.

– Джек, откуда я знаю это имя? Я уверена, что слышала его, но не могу вспомнить, в связи с чем…

– Да, я тоже, кажется, слышал это имя; впрочем, может быть, потому, что Джоном Уилксом Бутом звали убийцу Линкольна. Боб, вероятно, хочет затесаться в компанию убийц президентов или просто убийц.

– А JC 115, какая в этих знаках связь с убийствами? Все, что мне приходит в голову, – аббревиатура имени Христа.

– Не знаю, мне эти буквы и цифры ни о чем не говорят. Я попытал удачу в Интернете, и мне выпал в первом случае убийца Линкольна, а во втором вообще ничего, кроме адреса порносайта Jane's Cunt 115, что само по себе очень трогательно.

Аннабель прижала к губам кончики пальцев, она пыталась понять смысл фразы, которую перечитала снова: «Маленькое примечание: это семейство возит на своей спине богатства земных недр. Оно обитает в верховьях Делавера…» Она обдумывала каждое слово, все возможные значения, возможную символику.

Ты приписываешь этому Бобу слишком серьезные способности, старуха, может, он и хитрец, но не гений!

И все же в тексте была одна зацепка: то, что должно было помочь понять остальное.

«…в верховьях Делавера…»

Аннабель вновь перечитала эту фразу, и у нее в голове возникла идея.

«Это семейство возит на своей спине богатства земных недр…»

Она несколько раз щелкнула пальцами, покусала щеки, потом посмотрела на Тэйера.

– В верховьях Делавера, то есть в Пенсильвании и Нью-Джерси, штатах, где есть шахты, – заметила она. – В этих штатах живут какие-нибудь Джоны Уилксы?

– Разумеется. – Тэйер взглянул на список. – Да, один в Нью-Джерси и еще двое – в Пенсильвании. Я свяжусь с ними, узнаю, есть ли у них в семьях кто-нибудь с инициалами J. С., Джереми С. или Джеймс С., например.

Аннабель по-прежнему размышляла, приложив указательный палец к губам. Тэйер озадаченно посмотрел на нее:

– По-моему, хорошее начало. Ты что, можешь предложить что-нибудь другое?

– Мне кажется странным, Джек… Не могу объяснить, но… Не думаю, что это как-то связано с персонажем по имени Боб. Интуиция… или что-то еще, не знаю.

Три коротких удара в дверь прервали их. Вошел мужчина лет тридцати: причесанные волосы, бьющий в нос аромат афтешейва, костюм от «Армани».

– Сожалею, что прервал вас, я – Брэтт Кахилл из Центрального управления Северной зоны.

– Входите, входите. Так это вас мы будем всюду таскать за собой? – усмехнулся Тэйер беззлобно. – А я ожидал увидеть старика или старушку. – Он перевел взгляд с казавшегося немного растерянным Кахилла на Аннабель. – Молодежь теперь в почете. Я чувствую себя Приамом среди собственных детей!

– Не обращайте на него внимания, инспектор Кахилл, устраивайтесь.

Кахилл положил кожаную сумку и повесил на «плечики» свое пальто. Это был красивый мужчина с тонкими чертами розового овального лица. «Он должен быть сердцеедом», – подумала Аннабель, забавляясь. И тут же заметила на левой руке инспектора обручальное кольцо.

– Капитан Вудбайн провел брифинг, обрисовал ситуацию, он попросил нас помочь вам, – объяснил вновь прибывший. – Поэтому теперь я буду ходить за вами как приклеенный.

От него исходила величественная уверенность в себе, однако в ней не было ни намека на бахвальство, которого Тэйер не переносил. Брэтт Кахилл, вероятно, имел диплом с отличием, превосходные рекомендации и, возможно, талант, раз таким молодым оказался в Центральном управлении на Уилсон-авеню. Когда он подошел пожать руки, Тэйер отметил его энергичные движения, а затем обратил внимание на мощные грудные мышцы под рубашкой.

Он соответствует античной теории, предполагающей, что в здоровом теле живет здоровый дух. Разум и тело.

Молодых больше ничего не смущает, иногда они оказываются лучше, чем ожидаешь.

– Итак, с чего начнем? – спросил Кахилл с энтузиазмом.

Джек Тэйер протянул ему открытку. Он знал, что молодой инспектор сразу же попытается взять расследование под свой контроль – не из-за негативного настроя, просто это логично сочеталось с его обязанностями. А Тэйер даже не хотел ничего слышать про это.

– Вы займетесь открыткой. Установите, где и когда она была изготовлена, возможные места продаж et cetera…

Если Кахилл и удивился его властному тону, то ничем это не показал. Аннабель улыбнулась украдкой. Тэйер взял телефон и обратился к ней:

– А мы с тобой попытаемся найти этого JC 115.