Текст книги "Легендарный (СИ)"

Автор книги: Максим Бондарчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Чего вылупился, болван? Раз ты тут, то помоги мне!

Мое тело вздрогнуло как по команде и ноги сами понесли меня к нему.

 Перепрыгнув через несколько вывернутых наружу кусков металла и развалившейся части фронтальной обшивки, я через несколько секунд был уже рядом с ним.

– Держи здесь!

Я прижал двумя маленькими руками кровоточившую рану на шее. Потом посмотрел на инструктора, чье лицо было наполнено гневом и злостью.

– Прижми тампон и держи так, пока я не вернусь!

Он выпрямился и нырнул опять в кабину, откуда вскоре вытащил маленькую аптечку, содержимое которой было выпотрошено в спешке прямо внутри боевого меха.

Обезболивающее. Бинты. Куча стимуляторов, способных поднять даже покойника. Все это сейчас лежало перед моими глазами.

– Что с тобой? Крови никогда не видел?

Мне было плохо. Кровавые ладони едва ли делали мне лучше и вскоре я просто не смог смотреть на них. Комок подходил к горлу, становилось муторно и желудок навязчиво пытался вытолкнуть содержимое обратно наружу.

– Ты нарушил приказ... – говорил инструктор, делая спасительный укол Свете. – самовольно покинул территорию наблюдательного пункта. – потом взял бинт и разорвал зубами упаковку. – забрался внутрь служебного транспорта и оказался на территории испытательного полигона, тем самым поставив под угрозу собственную жизнь до обретения необходимых навыков выживания и самообороны. – затем, когда все было сделано, поднял девушку на руки. – Ты наплевал на все протоколы безопасности и мои личные указания, за что по прибытию обратно в штаб будешь подвергнут дисциплинарному наказанию.

Его голос звенел смертельной угрозой и страх перед ним был вовсе неиллюзорным. Он выполнит обещание и сделает это самым извращенным способом, как любил этот делать всегда.

Инструктор спрыгнул вниз и потопал к грузовику, совершенно забыв про меня. Я догнал его, проскользнул через приподнятую ногу боевой машины и встал перед ним, держа дверцу грузовика.

Света все еще была жива и меня это очень сильно обрадовало. Не знаю почему, но именно на этом факте я заострил свое внимание, когда почувствовал удар ладони по своему лицу. Боль будто прошла мимо меня, только огненное чувство и "загоравшаяся" щека заставили вернуться из мира мыслей в реальность.

Ветер поднял песок и крутил в вихре целую тучу горной породы. Инструктор смотрел на меня, гудел заведенный двигатель. Я не знал что сказать и просто молчал, потирая рукой алую щеку.

– Ты...ты, чертов сопляк!

Мне казалось, что я слышал как скрежетали его зубы от злости.

– Если бы только это было в моей власти... если бы только ты не был еще ребенком, клянусь, я выбил бы из тебя всю дурь и заставил рыдать кровавыми слезами.

Затем на секунду замолчал и сразу после этого закричал не своим голосом.

– Ты нарушил мой приказ!

Он было замахнулся второй раз, но едва рука поднялась над его головой, как сразу остановился, медленно опустив уже готовившуюся к удару ладонь.

Лицо резко изменилось, дыхание стало ровным и вскоре гнев сошел на нет, уступив место хладнокровию.

– Полезай в ящик.

Это был тот самый грузовой отсек в котором я пробыл первую половину пути. Я не стал дожидаться второй просьбы, которой вполне вероятно можно было и не дождаться, быстро шагнул в сторону, все еще потирая горевшую щеку рукой, и запрыгнул внутрь, закупорив вход вывалившейся металлической перегородкой.

На этот раз мы ехали медленнее. Грузовик больше не подпрыгивал на каменистой поверхности планеты-полигона, двигатель спокойно тарахтел и не было слышно скрежета корпуса от давившей со всех сторон стихии. Мы просто спокойно двигались по направлению к базе, где меня ждало самое страшное.

Разговоры о наказаниях всегда были самыми страшными в сиб-группе и чаще всего наполнялись небылицами и придумками самих сибов, пытавшихся таким образом показать всю серьезность нарушения приказа. Дополняли картину и истории "мамаши". Сколько раз она твердила нам, еще маленьким детям, которые толком не могли понять зачем и почему появились на этот свет и как так получилось, что вместо обычных родителей, которых мы были лишены с самого рождения, были обязаны называть отцом и матерью только одного человека, что послушание самое главное, что однажды мы встретим того, чей указ должен стать для нас нерушимым. Она редко приводила конкретные примеры наказаний, но всегда концентрировала внимание на опасности даже самой мысли нарушить правило или, тем более, приказ будущего инструктора и командира.

– Вас накажут так сильно и так больно, что вы никогда этого не забудете.

Тогда мы все слушали это с содроганием сердца и с чувством праведного страха перед будущими искушениями. Но вряд ли кто-нибудь из сибов вообще мог подумать, что нечто подобное, хотя бы отдаленно похожее на все эти сказки и небылицы, могло воплотиться в реальность прямо перед их глазами.

Инструктор не сказал ничего по возвращению на базу. К этому времени вся сиб-группа была уже там – Антон украдкой смог поведать, что после происшествия с учебным мехом и нашего отъезда к месту падения, спасательная бригада эвакуировала их оттуда, приказав молчать и не обсуждать случившееся.

– Мы не можем говорить.

Его глаза испуганно бегали по коридору, где сейчас толпились взрослые люди в форме.

– Потом, – сказал он, отходя за черту, – в другой раз.

Девушку унесли в медблок, куда доступ был закрыт посторонним. Меня же и еще несколько человек из других групп отвели в специальные комнаты, где заставили ждать около полутора часов до появления инструкторов.

– Нарушение, – начал он совершенно спокойно, усевшись прямо напротив меня и положив перед собой тлевшую сигарету. Дым от нее поднимался к самому потолку и там, коснувшись белоснежного покрытия, разбегался в разные стороны. – Ты меня разочаровываешь и очень сильно. Мы были далеко, нас никто не видел, буря бушевала всего в нескольких километрах. Я мог бы сделать все, чтобы ты потерялся на том полигоне, а потом, после очередной Аттестации, твои останки истлели до такого состояния, что ни одна экспертиза не смогла бы понять как и почему ты умер.

Он не боялся своих слов, говорил открыто не обращая внимания на камеры в углу комнаты у потолка и других, незаметных для человеческого глаза скрытых средств слежения. – Будем честны, кадет, я слишком много тебе прощал в последнее время. Твое наказание лишь запоздалая попытка дать тебе понять, что и как нужно делать и кому подчиняться.

Я молчал.

– Скажешь что-нибудь?

Я пожал плечами. Мне не хотелось ничего говорить, да и страх внутри меня не давал разинуть рот и высказать хотя бы пару слов в свою защиту – так сковывающе действовало на меня присутствие этого человека в комнате.

– Вот. – он толкнул несколько развернутых листков на которых был написан вывод комиссии по случившемуся. Я слегка наклонился вперед, пробежался глазами по словам и уже по первым строкам догадался, что меня ждет в скором времени.

– Ты понимаешь что здесь написано?

Я утвердительно кивнул головой, после чего инструктор полез в карман и вытащил оттуда коротенькую продолговатую деревяшку сантиметров четыре в длину и около сантиметра в диаметре, после чего передал ее мне.

– Это тебе пригодится. Считай меня зверем, но мне не доставит удовольствие то, что я буду делать завтра.

После этого он вышел из комнаты и ушел куда-то далеко. Я даже не слышал его шагов, ведь все мое внимание было сосредоточено на этой маленькой деревяшке, на поверхности которой сохранились небольшие впалые отметины, оставленные маленькими зубами.

– Восемь! – кричал кто-то из зала и свист ядовитой змеи опять разрезал воздух.

– Девять!

И снова все повторилось.

– Десять!

– Одиннадцать!

– Двенадцать!

После чертовой дюжины я потерял сознание. Оно провалилось в другой мир, где боль и страх, слезы и мольбы о помощи ушли на второй план. Здесь было тепло, спокойно, здесь я чувствовал себя как дома, как в той металлической утробе, где как мне казалось каждый сиб ощущал полную, если не сказать абсолютную безопасность. Лишь изредка разум поднимался из омута небытия, подталкиваемый на поверхность болезненными укусами змеи, чтобы опять, едва вынырнув, погрузиться вновь. Она извивалась, металась из стороны в сторону, как жадный зверь выискивая лазейку для удара, и с новой силой впивалась в еще не огрубевшую кожу, вырывая и откусывая кусочки кожи.

Церемония наказания закончилась в девять, когда отбой всем группам был объявлен по громкоговорителю, установленному рядом с бараком. Мальчики и девочки, повзрослев раньше обычного, прошли мимо меня ровным строем, даже не посмотрев, после чего погрузились в специальный пассажирский транспорт и умчались далеко вперед, обратно к своим ржавым койкам, где теперь стало слишком много свободного места.

– Ты кричал и это было страшно.

Света разбудила меня и в туже секунду попросила у меня прощения. Спина адски болела и огненная волна боли, появлявшаяся каждый раз стоило мне только резко пошевелиться, пробежалась вдоль всего корпуса.

– Ты была там? Я думал, что ты в лазарете.

Мне удалось устроиться так, чтобы можно было разговаривать. Свет не горел, в бараке было жутко холодно и ветер, дувший здесь почти каждый день, свистом проносился вдоль стен. Остатки сиб-группы, которая к этому моменту поредела на несколько человек, мирно спали у себя на кроватях. Марина и Виталий покинули планету днем ранее, не выдержав проверки на стрельбище и получив на ней тяжелые ранения, Дилон и Таня ушли следом за ними. Что случилось я так и не смог выяснить – никто не хотел говорить об этом. Антон молчал, лишь отмахиваясь от вопросов, а Леха Никитин и вовсе попросил не заводить разговоров на эту тему, недвусмысленно намекнув на нежелание оказаться на лобном месте.

– Что случилось на полигоне? – спросил я, держа ее руку и всматриваясь в лицо.

– Я не знаю, – ответила она. – Я пыталась его удержать, но... но как-то все получилось не так.

Света задрожала и вместе с ней задрожали и стены, вибрировавшие от налетевшей воздушной стихии. На мгновение внутри все затрепетало и казалось еще несколько секунд и ветер сорвет кровлю и разнесет все к чертовой матери, оставив группу на открытом воздухе.

Но все обошлось. Стихия утихла, умчавшись куда-то далеко, стены остались на месте.

– Мне сказали, что ты был там, когда инструктор приехал к машине?

Я кивнул головой, стараясь меньше двигаться и не вызывать боль в спине.

– Зачем, дурачок? Был же приказ.

– Я не знаю, – пожал плечами и потянул ее руку на себя. – Мне показалось, что я должен был быть там.

– Но тебя высекли за это.

– Да, правда.

– Тебе было больно?

– Очень. Мне до сих пор больно.

Она положила вторую руку поверх моей и подняла к своим губам. Впервые за долгое время и почувствовал прикосновение губ человека, который мне был не безразличен. И хоть каждый из нас видел во всем этом что-то свое, ценность последнего прикосновения для меня оказалась непередаваемой.

– Спи. Завтра он снова будет здесь. – сказал Света и ушла к себе.

Но завтра наступило намного раньше, чем казалось в тот момент. Вызов поступил почти в три с половиной ночи и приказ четко указывал на то, кто и когда должен был появиться у инструктора в кабинете.

Я поднялся со своей кровати, держась руками за ржавые поручни и пытаясь как можно быстрее надеть форму и проследовать путем, давно изученным наизусть. Теперь ни ветер, ни буря, ни что либо другое просто не могли сбить меня с пути. За то время, что все мы находились на планете-полигоне, каждый из нас до метра изучил маршрут до здания инструктора, где тот прибывал все свободное от службы время. Чуть левее от дороги и сразу вперед не глядя на бурю и песок. Прямо до упора и потом налево. Спустя какое-то время, двигая ногами так быстро как это было возможно в том состоянии, что я находился сразу после наказания, мне удалось достичь цели хотя и опоздав на несколько минут.

В дверь никогда не стучали – дурной тон. Инструктор все равно видел кто и когда к нему приходил. Может это было чутье, а может все дело в камерах, висевших чуть выше у самой крыши и тихо поглядывавших на всех и каждого, проходившего рядом с домом.

В это время он не спал. Она вообще пытался спать как можно реже, напоминая нам о том, что жизнь пилота и без того скоротечна и нечего тратить столь драгоценное время на сон.

Инструктор взглянул на меня, потом приказал повернуться и снять куртку, оголив исчерченную красными линиями спину.

– Ты с достоинством выдержал наказание, – сказал он, разглядывая изрезанную кожу. – Похвально. Я ожидал немного другого.

Потом повернулся на своем кресле и продолжил говорить, но уже не обращая внимания на меня.

– Ты можешь сесть, я подготовил для тебя стул.

И правда. Рядом с выходом стоял небольшой деревянный стул, сбитый наспех кем-то из других сибов.

– Это вольняги. Их работа. Как это часто бывает – грубо, некачественно, непрофессионально. Иногда, думая над всем тем, как жило наше общество раньше, я поражаюсь, что мы смогли достичь высоких успехов в строительстве государств и мира, управляемые такими людьми.

На последнем слове он сделал особенный акцент, выждав несколько секунд и продолжив.

– Вы здесь уже месяц и нам есть кое-что обсудить. Сядь.

Я наконец сел, как он и велел мне. Попытался расслабить спину, но она все равно адски болела, давя нестерпимой болью вдоль всего позвоночника.

– Должен признать, – начал инструктор все так же сидя ко мне спиной, – ты несколько удивил меня. Сначала там, у поваленного робота, тогда я даже на секунду пожалел, что не прострелил тебе голову, потом второй раз – на лобном месте.

Мужчина встал со своего места и вышел из-за стола, потянув за собой небольшую синеватую дымку тлевшей в зубах сигареты.

– Я здесь уже очень давно и повидал всякое. Многие кто попадали туда, на "лобник" держались достойно, но мало кому удавалось удивить меня такой выносливостью. Ты, можно сказать, заставил старика пересмотреть свое отношения к сибам.

Потом он глубоко затянулся, выдавив из сигареты почти все соки, и положил догорать в почерневшей от грязи и окурков пепельнице.

– Ты знаешь кто твои родители, кадет?

– Да, – ответил я впервые за все это время.

– Знаешь как они выглядели?

– Смутно. "Мамаша" показывал отца, но... но я почти не помню характерных черт его лица. Лишь отдаленно вспоминаю какие-то общие признаки.

– "Вы все их храните и несете вместе с собой на протяжении жизни" – это наш ильхан любил говорить.

– Вы встречались с ним?

– О, да, – не без гордости сказал инструктор и лицо его заметно изменилось. – Мы были на марше. Двести лучших пилотов и я в их числе. Последний бой, последний рывок перед самой знаменательной битвой в истории Клана. Разве можно было переоценить такой шанс, идти бок о бок в бой в одном строю с ильханом! Это нельзя передать словами, но тогда, когда я был немного старше тебя и уже имел кое-какой боевой опыт, мы были подобны ангелам в битве с кровожадными демонами. Клянусь, если бы он отправил нас в ад, мы бы не задумываясь последовали туда. Да, было время, не то что сейчас.

Грусть наполнила его слова и теперь его лицо вернуло себе прежний хмурый вид за которым, как мне показалось, скрывался совсем иной человек, нежели тот, что без капли жалости кнутом изорвал мне спину.

– Зачем вы позвали меня? – я набрался смелости спросить инструктора и ожидал худшего. Я заставил себя взять инициативу в свои руки и повести разговор за собой. Мужчина на мгновение опешил, но после, видимо понимая, что мне и так досталось больше чем всем, заговорил.

– Я хочу знать зачем ты полез в грузовик?

– Не знаю. Мне показалось, что я должен был быть там, когда увидел как Света...кадет Светлана не справилась с управлением и повалила мех на бок.

Инструктор легонько улыбнулся.

– Какие у тебя отношения с кадетом Светланой?

– Никаких. Точнее, обычные, мы относимся друг к другу, как брат к сестре, и наоборот. Как соратники.

– И только?

Он стал приближаться.

– Да, – теперь с трудом ответил я, стараясь не смотреть в глаза инструктора.

– Ты не побоялся наказания, нарушил мой приказ, зная, что я сделаю все, чтобы выбить из тебя дурь, и все равно полез в этот чертов грузовик, чтобы увидеть ее. Я правильно тебя понимаю?

Я сказал "да" и был готов ощутить на своем лице жгучий удар кнута, скрученным кольцом всегда висевшим у инструктора на поясе. Секунда молчания. Мгновение. Вот его рука уже опустилась к поясу и пальцы раскрылись, словно лепестки кровавого тюльпана, как вдруг...ничего не произошло. Я услышал лишь твердые шаги, удалявшиеся обратно к столу.

– Тебе стоит хорошенько подумать над этим.

– Над чем?

– Над вашими отношениями. Понимаю, сейчас ты не в том возрасте чтобы думать о близости и о том, что между мужчиной и женщиной может быть нечто большее, чем просто взаимовыручка и желание быть всегда рядом в трудную минуту. Близится Аттестация и я уже принял решение выставить вас против друг друга. Не знаю пока как это будет происходить, но правила тебе известны – победителем выйдет только один. Я не хочу, чтобы ты поддался кадету Светлане, не желая уничтожать ее мех и тем самым отправляя в низшие касты. Ты лучше ее, умнее, сообразительнее. Уперт, но для пилота это даже хорошо. Однако есть чувство, которое пока ты смутно можешь осознавать и, соответственно, бороться с ним, и которое может помешать тебе стать великим воином, задатки которого есть в каждом из вас. В ком-то больше, в ком-то в меньшей степени, но я знал одного из твоих родителей и мне ведомо как он сражался.

– Мой отец! – я слегка приподнялся, наклонив спину и тут же резко вернувшись в обратное положение – боль не дала мне встать и я решил не травмировать себя еще больше.

– Когда-нибудь я всем вам расскажу об этом, но пока тебе стоит зарубить на носу – через две недели начнется подготовка к Аттестации и с того момента каждый из вас будет жить отдельно. С того момента вы все будете сами по себе. Не будет больше братьев, сестер, сиб-группы. Я сделаю все в моих силах, чтобы слабые отсеялись и остались лишь лучшие образцы.

– Но Света не сильная. Он едва поспевает за нами.

Инструктор согласился.

– Да, ты прав. Но мне кажется, в качестве эксперимента стоит вытянуть эту девушку на Аттестацию. Я хочу увидеть как ее мех сгорит под напором огня твоего робота. Я хочу чтоб это сделал ты, и только ты. Никакой другой результат меня не устроит. Ты ведь хочешь стать воином?

– Конечно, – не медля ответил я.

– Вот и отлично. На Аттестации ты мне докажешь это. И первым кто падет от твоей руки будет именно Света.

Глава 6

V

Офицер вернулся спустя полчаса, взволнованный и явно не в духе. Сел на свое место, потянулся за сигаретой и быстро закурил, сделав первый вдох настолько глубоким, насколько ему позволяли его легкие.

– Не обращай внимание – обычные формальности.

– Неприятности?

– Заключенные озверели. Они всегда себя так ведут после схватки. Как будто напившись крови становятся одержимыми. – потом отложил сигарету и стал перечитывать все то, что было записано с моих слов. Устройство примерно перепечатывало все, что ловил ее чувствительный датчик, даже слова тех, кто иногда забегал в кабинет допроса и бросал всего несколько слов, после чего уходил.

– Что было дальше?

– Подготовка.

– Хан Диккерс не отказался от Испытания на Право Владения?

– А разве мог? Для него это было смерти подобно. Нет. Это все понимали.

– Что говорил Совет?

– Совету нужен был результат и хан решил получить его любой ценой. Это был вопрос престижа, авторитета в глазах остальных пилотов. Поднимался даже вопрос о привлечении групп вольняг как пушечного мяса. Все равно их бы никто не считал. Они размножались, как саранча, и на ближайших планетах их можно было вербовать хоть сотнями.

Офицер внес кое-какие детали в протокол и снова посмотрел на меня.

– Ну ты же понимал, что это смерть?

– Конечно, – я кивнул головой и слегка откинулся на спинку деревянного стула. Он скрипнул, простонав как будто живой, после чего опасно изогнулся, готовый треснуть прямо подо мной. – А что я мог сделать? Ничего. Я подчинялся. Я был пилотом. Я и сейчас пилот. Другой вопрос, что никто, даже высшие офицера штаба не желали упрекать хана в его непрофессионализме. Ставка была сумасшедшей. В два раза! Ты можешь себе такое представить?! Только откровенному простофиле могло прийти в голову такое. И вот он здесь, прямо в зале совещаний, стоит перед тобой и задает тебе вопрос. Что ты ответишь, зная, что после откровений с твоих плеч могут полететь погоны?

– Ты так боялся потерять звание, что решил промолчать?

– Мне было плевать на свое звание, но только не на свою жизнь. Когда воюешь вне Клана, зная, что никто не будет соскребать твои мозги с обгоревших частей меха, а священный пул так и останется чем-то несбыточным и далеким, жизнь вовсе не кажется дешевой ерундой, как в молодости, когда все мы смотрим на риск несколько иначе.

Секунда молчания.

– Я много думал над этим. В перерывах между сражениями и перелетами в громадных шаттлах, когда внутри грузового отсека тебя сковывает холод, от которого невозможно спрятаться, когда кровь стынет в жилах и любое резкое движение приводит твои мышцы в движение, боль от которого сводит скулы, вот тогда начинаешь понимать и ценить собственную жизнь гораздо больше чем раньше.

– Ты сделал свой выбор, – пробормотал офицер, вспоминая как все произошло. – Нечего пенять на судьбу. Ты потерял веру в Клан.

– Никогда!

Я попытался встать, но охранники быстро усадили меня обратно, прижав к спине стула чуть ли не ломая его.

– Все нормально, – сказал офицер, приказывая солдатам отпустить меня, – это бывает. Старые травмы прошлого никогда не отпускают.

Потом он отложил бумаги, посмотрел на меня и предложил поговорить откровенно.

– Я не хочу обсуждать это с кем-то еще.

Он понял к чему я клонил и сказал охранникам выйти.

– Теперь ты можешь говорить.

– Я никогда не терял веры в Клан, слышишь! Никогда! Меня оклеветали и выбросили, как собаку на улицу в разгар морозов.

– Ты убил двух вернорожденных пилотов из смежной группы.

– Они встали у меня на пути. Они не оставили мне выбора.

– Это не оправдание, старик, ты не хуже меня знаешь это. Шла война. Тебе вообще повезло, что тебя не закопали на той планете. Трибунал не принял твоей стороны, все улики указывали на тебя. Как по-твоему они должны были отреагировать на случившееся?

Я не захотел говорить дальше. Все это слишком трудно давалось мне и сами воспоминания, словно лезвием вспарывали мою память. вытаскивая на поверхность все то, что мне хотелось спрятать как можно дальше.

– Был ведь еще Виктор?

– Был и он, – ответил я, отведя взгляд в сторону.

– Ты думаешь это он последним выстрелил в боевой мех Светы?

– Откуда мне знать. Вокруг все грохотало и взрывалось. Я едва мог увидеть куда ступает мой робот, а тут еще звено "Визиготов", как стая ястребов, пронеслась над нашими головами. Представляешь каково мне было в тот момент, мальчишке-подростку, который едва мог обхватить штурвал управления своей ладонью? Земля подпрыгивала передо мной от взрывов и корпус то и дело вздрагивал от такой мощи. Что там можно было разглядеть в такой суматохе? Ничего.

– Но ты ведь видел как взорвался ее мех?

Я замолчал, вспомнив те последние мгновения жизни машины.

– Да, – коротко ответил, но после продолжил, – такое сложно забыть, особенно, когда взрывается реактор. Ты видел такое хоть раз?

– На войне подобное сплошь и рядом.

– Нет-нет, я не об этом. Видел ли так как взрывается машина человека, который был для тебя не безразличен. Как невероятная сила буквально разрывает корпус машины на части, раскидывая их по всей территории военного полигона, а после сжигает дотла.

Офицер промолчал.

– Этот взрыв превзошел многое из того, что грохотало тогда на Аттестации. Сложно передать что я тогда почувствовал. Наверное, это было похоже на шок. На страшный сон от которого невозможно проснуться. Осколки металла, пламя, воронка и черное пятно, оставшиеся на месте взрыва. Представляешь? Вот он, прямо перед тобой, здоровенный мех набитый оружием под завязку, а через мгновение его уже нет. Был человек и нет человека.

Офицер вздохнул, но не стал задерживаться на этом эпизоде.

– Сколько машин ты уничтожил в тот день?

– Одну.

– Кто это был?

– Зак.

– Да-да, помню. Это тот, что получил травму во время марш-броска?

– Он самый.

– Я считал всегда, что его машину уничтожила Света за секунду до своей смерти.

– Нет, но она очень хорошо прошлась по его лобовой броне. "Лиходей" был весь в дырах, брони почти не было – она валялась у него под ногами, срезанная протонно-ионным излучателем ее боевого меха. Она была уже готова добить его, но... взрыв. Черт, – я закрыл глаза. – Все могло сложиться иначе.

– Не кори себя.

– Я был рядом.

– Мы все там были. Ты же слышал приказ Инструктора – каждый сам за себя. Там больше не было сиб-группы, там мы все сражались за свое будущее. Кому-то повезло больше, кому-то чуть меньше. Да и воды с той поры утекло слишком много. Не стоит придавать этому значения.

– Наверное, ты прав.

Допрос продолжился и на этот раз он принял какой-то иной характер. Воспоминания задели и офицера. Нам всем было о чем вспомнить. Как-никак внутри нас жили одни и те же гены.

– Ты что-нибудь слышал о тех, кого направили в низшие касты?

Я пожал плечами, хотя давным-давно сталкивался с некоторыми вернорожденными из своей группы, но уже как представителями других каст. Это произошло спустя несколько лет после Аттестации на Королевской Верфи в созвездии Орла. Александр – ученый-генетик, работавший над совершенствованием евгенической программы, уже много лет состоял в коллегии крупных ученых Клана. По иронии судьбы он не узнал меня при первой встрече, хотя мы оба были похожи почти как братья-близнецы.

– Это не указано в твоем личном деле.

– Там этого и не могло быть. Я никому не рассказывал. На верфи я побывал уже после изгнания из Клана. Тогда я хотел убраться подальше от всего, что так или иначе напоминало мне прошлую жизнь. Несколько лет скитаний по самым отдаленным уголкам галактики, тюремное заключение, побег, работа на грузовом трейлере, пиратство, наемничество. – я слегка улыбнулся,– в этом личном деле нет и половины всего того, через что я прошел.

– И ты не боишься мне об этом говорить?

– "Саркаститовые высоты" – конечная станция моего жизненного пути. Я прекрасно знаю, что отсюда уже не выйду. Так что...

– Ладно, – подытожил офицер, у нас еще много времени, чтобы обсудить и эти нюансы.

Потом он сделал еще несколько заметок и вышел из-за стола, направившись к дверям, где его встретил охранник с нижних этажей. Он доложил ему о состоянии охранных систем и еще о чем, что я пропустил мимо ушей, закрыв глаза и вспомнив тот самый момент, когда реактор машины Светы взорвался а разорвал боевой мех на куски.

VI

В ночь перед расселением мы в последний раз собрались все вместе в центре барака, где прошли несколько месяцев нашей жизни и где произошло слишком многое, чтобы забыть об этом в один момент. Девушки, парни, все, кроме тех, кто покинул сиб-группу, не пройдя контрольных испытаний или получившие травмы, не совместимые с дальнейшей службой в боевых рядах Клана. В стороне остался только Виктор. Он проигнорировал нас и просто остался стоять в стороне, наблюдая за всем происходящим с нескрываемым презрением.

– Это наш последний день как сиб-группы, – начала Леха Никитин, сложив руки на груди и потом вытянув их в центр. – Завтра мы станем другими.

Кто-то из присутствующих положил свою руку поверх его, потом этот же жест повторили все до единого и в самом верху оказалась моя рука, накрывшая ладонь Светы.

– На Аттестации мы станем врагами друг другу. Мне сложно представить как там все будет происходить, но знайте, вы всегда останетесь моими братьями и сестрами.

– Даже когда будешь стрелять в них? – вдруг вклинился в разговор Виктор. Затем шагнул вперед, выйдя из тени слабоосвещенного угла и громко расхохотался. – Детишки. Вы сами не понимаете что делаете. Нет больше никакой сиб-группы. Нет больше братьев и сестер. Скоро мы станем за штурвал боевых машин и начнем стрелять друг в друга. Вот ты, – он указал на Войтенкова, смотревшего на Виктора с опаской, – толстяк, что ты собираешься делать, когда кто-то из них наведет на тебя свои орудия?

Антон промолчал.

– Или ты, – теперь он указал на меня, – он выставит тебя против Светы и заставит убить ее. Ты ослушаешься, а? Скажешь, что не будешь этого делать.

– Не твое дело.

– Конечно, – он вернулся обратно в тень и уже оттуда сказал свои последние слова, после чего замолчал. – Мне плевать на всех вас и на то, кем вы себя возомнили. Плевать на ваши клятвы, обещания и обеты. Когда наступит Аттестация я сделаю все, чтобы мой противник сгорел первым. Неважно, кто будет против меня – он умрет сразу.

"Круг" замолчал и страх проник в душу каждого из нас. Виктор ненавидел нас всех, хотя и был частью каждого из нас. Все мы были маленькими частичками огромного паззла, но далеко не каждый хотел складываться и становиться частью чего-то общего, предпочитая быть другим и уйти в сторону.

– Пусть все случится как и должно, – тихонько, почти шепотом сказала Света, потом повернулась ко мне лицом и положила свои руки мне на плечи. – Поклянись перед всеми, что ты не дрогнешь на Аттестации.

– Я постараюсь.

– Если нам суждено выйти друг против друга, не бойся стрелять в меня.

– Что ты такое говоришь?

– Потому, что я сама не смогу сделать этого. Я не смогу выстрелить в тебя. Ты лучше меня, так пусть лучший и победит.

Я тут же вспомнил слова инструктора, сказанные в тот день в его доме.

– Не могу даже представить тебя кем-то другим, кроме как воином, – продолжала Света, все еще держа свои ладони на моих плечах. Она смотрела на меня и в ее прекрасных глазах было что-то больше, чем просто симпатия. Красивое лицо напоминало мне о матери, которую я никогда не видел. Характер девушки говорил о том, что наш предок был таким же добрым и ласковым, похожим на нее. Все девушки в сиб-группе унаследовали от матери нечто подобное, но только в Свете все это нашло максимальное отражение, чем влекло к себе еще сильнее.

– Я не смогу выстрелить в тебя. Да и какой из меня воин, если я даже не в силах переступить через себя.

Потом она опустила руки и зашагала к своей койке, где уже были собраны вещи и несколько рюкзаков – малых и больших, аккуратно стоявших в углу. Она легла на голый матрас, накрывшись "ветровкой", после чего заснула. Остальные члены "Круга" последовали ее примеру, разойдясь каждый по своим местам и укладываясь спать.

Я все думал над этими словами. Почти битый час, когда все внутри казармы уже давно спали крепким сном, я смотрел в черный потолок, на котором еще с самого  заселения успел пересчитать каждую царапинку и гвоздь. Думал о том, что буду делать на Аттестации.