Текст книги "Снежный Ворон (СИ)"
Автор книги: Максим Бондарчук
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)
– Тебе было больно тогда?
Виктор ухмыльнулся.
– Я давно забыл, что это такое, Катарина. Боль – это даже хорошо. Она наш последний сигнал, дающий понять, что мы еще живы и можем двигаться дальше. Теперь мало что осталось с той поры. Злость, копившаяся во мне в то время, давно сошла на нет. Я как-то поклялся себе, что, когда стану сильнее, поквитаюсь с этим сукиным сыном, но потом понял, что все было не зря. А когда узнал, что он умер – погиб в собственном мехе, отказавшись катапультироваться и попасть в плен, я и вовсе стал относиться к нему иначе. И знаешь, что?
Катарина внимательно посмотрела на Виктора.
– Он был прав. Во всем. Не было дня, чтобы я не благодарил его. Странно все это, но со временем начинаешь видеть истинную цель такого воспитания. Мы становимся другими, теряя собственное лицо; превращаемся в зверей, для которых нет иной цели, кроме как победы. Сколько раз мне спасало это жизнь? Два? Три? Даже сказать не могу.
– Но ты ненавидел его?
– Более чем. В этом-то вся и проблема. Больше всего пользы мне принесли те люди, которых я выносить не мог.
Она немного помолчала. Виктор чувствовал, что женщина поднимается с постели, но потом остановилась, будто раздумывая сказать или не сказать то, о чем она сейчас думала.
– Знаешь...– она начала очень робко, – когда все закончится, когда я наконец буду свободна и смогу решить за себя свое будущее, я хочу остаться с тобой.
Старый капитан резко повернулся.
– О чем ты? Ты же знаешь, что это невозможно.
– Мы можем улететь. Никто нас не найдет. Подальше от всего. От этой чертовой войны, от взрывов и вечного напряжения. Я ощущаю внутри себя какое-то странное желание. Раньше его не было, но теперь... – она опять подалась вперед и обняла твердое тело Виктора. – Нам говорили, что это пройдет, что любая особь женского пола, даже если вышла из металлической матки, будет ощущать пагубное влияние природных инстинктов. Говорили как с этим бороться, препятствовать навязчивости природы, но я больше не могу сопротивляться. Я слабая. Я проиграла войну. Мне хочется, чтобы ты оставил после себя нечто большее, чем просто воспоминание.
– Ты хочешь детей?
– Да, – она твердо кивнула головой и в этот миг капитан увидел как глаза ее взмокли и вскоре из них потекли слезы. – Мне кажется, я готова.
– Они обо всем узнает очень скоро. Любое обследование выявит наличие плода. Потом принудительный аборт и позор до самой смерти. Оно тебе надо?
– Я сбегу! Они ни за что не отыщут меня. Они ведь сами меня этому учили. Так почему же теперь, когда я по-настоящему желаю чего-то, мне требуется наплевать на себя саму?
– Потому что мы одно целое, Катарина. В едином полете, в единой стае, забыла? Снежные вороны выжили именно потому, что личное приносилось в жертву общему. Только благодаря этому правилу Клан до сих пор держится на ногах и еще способен вести боевые действия. Кто мы такие, чтобы менять устоявшиеся правила? Никто. Разве я не прав?
Катарина замолчала, но потом утвердительно ответила, понимая абсурдность своей просьбы.
– Воут.
Потом легла обратно в постель, укутавшись с головой, оставив лишь растрепанные волосы на краю подушки.
– Не обижайся. Правда, Катарина. Я...я мог бы помочь тебе, если бы у меня были на то силы, но эти времена уже давно позади. Мне далеко не тридцать и глядя на себя в зеркало, мне кажется, что мой мех после сражения выглядит куда лучше, чем я. Ты просишь невозможного.
– Я читала твое личное дело, – она вынырнула из-под одеяла, обнажив свою грудь и нисколько этого не стесняясь. – Там были слова, что для тебя нет ничего невозможного.
– Когда-то давно так оно и было. Но времена меняются, а люди имеют свойство стареть и терять силы. Навыки по-прежнему при мне, и кое-что даже стало лучше, но возраст, Катарина, возраст неумолимо идет вперед и его нельзя остановить. Я стал дряхлым и уже давно растерял былую прыть. Прости меня, если я тебя огорчил.
Потом Виктор вернулся к женщине и поцеловал, коснувшись своей рукой ее шеи.
– Тебе пора, они скоро заподозрят неладное.
Катарина не стала перечить и повиновалась, как будто и не было между ними никаких различий.
13
Битва за Цирцею шла уже не первый месяц. Потери с обеих сторон уже давно перевалили все допустимые, в таких случаях, пределы. Люди уставали, техника выходила из строя слишком часто и быстро, подвергая опасности важные направления, совсем недавно отвоеванные у неприятеля.
Клан Ворона давно перестал считать погибших. Их было так много, что казалось, собери воедино все уничтоженные машины и свали в одно место, гора затмила бы солнце. В какой-то момент по обе стороны фронта пришли к выводу о необходимости передышки. Чаша весов так и не склонилась ни в одну из сторон, давая понять, что если победа и будет удержана в чьих-то руках, то она будет Пирровой.
Однако очень многое прошло мимо Виктора. Последние несколько дней он находился в камере для подсудимых, дожидаясь своего приговора и того, что последует за ним. Иллюзий не было – офицер сдержал свое слово и сделал все, чтобы старого капитана взяли под стражу. Улики были вопросом времени и самое страшное находилось впереди.
В камере он чувствовал себя спокойнее, по крайней мере здесь ему не грозила опасность в лице неприятеля, наводившего на него свои орудия. Не было слышно грохота снарядов, разрывов кассетных мин и кричащей панели управления, где надпись ТРЕВОГА, иной раз не сходила по нескольку минут.
Виктор сидел на голом полу, оперевшись спиной о стену и думая над тем, как ему быть. Судебная машина запущена – обратной дороги нет. Можно было конечно рассказать все как было, подтвердить слова вернорожденного офицера и попытаться выкрутиться из капкана, но... он не мог себе позволить подобного. Катарина была для него всем. Впервые за столько лет он почувствовал себя нужным. По-настоящему. Нужным не на поле битвы, не в рядах таких же одиноких, озверевших от всего, пилотов боевых машин. Нужен кому-то. Женщина многое дала ему, а главное помогла посмотреть на давно сложившиеся вещи другими глазами.
В этом была ирония, паскудная, как ночная тревога, но до боли смешная, как будто видишь знакомое лицо и не веришь своим глазам, а губы сами растягиваются в стороны, рождая на лице улыбку.
Виктор рассмеялся. Громко, практически не сдерживая себя, и тем самым привлек к внимание охранников.
Они о чем-то переговорили, потом один из них вышел и вскоре вернулся, но уже в компании одного из тех негодяев, что так и грезили увидеть его в болтающимся в петле.
– Мне сказали ты смеялся. Что смешного?
Он провел взглядом по камере, где не было ничего, кроме коротенькой кровати и лазерного заграждения, жужжащего, словно туча саранчи, пролетающей над пшеничным полем.
– Нам не о чем больше говорить. Встретимся на трибунале.
Офицер молча кивнул, разворачиваясь лицом к выходу, но внезапно остановился, решив кое-что все-таки сказать.
– Знаешь, забыл тебя проинформировать, мы провели анализ того самого боя, допросили кое-кого из плененных вражеских солдат и теперь у нас есть полная картина произошедшего тогда с группой.
Виктор заинтересованно посмотрел на офицера.
– Мы знаем все как было. Кто как вел себя, какие действия предпринимал. Деталей добавили расшифрованные бортовые самописцы. Жаль, что не на всех машинах они уцелели, но и имеющейся информации вполне достаточно.
Потом он прильнул почти к самому краю лазерной решетки и тихо-тихо произнес: «Зря ты тогда меня не послушал, вольняга. У тебя был такой шанс умереть достойно, но теперь ты его потерял. Доказательств достаточно, а когда Трибун узнает о твоих связях с Катариной, ее гены будут уничтожены и все те, кто был в ее сиб-группе никогда не получат право на управление мехом. Вот видишь, как все получилось. Своим упертым характером ты перечеркнул жизни очень многих достойных людей».
– Ты бы все равно поступил с ними именно так. Я лишь оттянул время.
– Да, это правда. Твое молчание доставило нам хлопот, но теперь это в прошлом. Теперь все будет иначе. Я докажу твою связь с Катариной, после чего посмотрю как ты будешь корчиться в петле.
Суд был быстрым. Дело рассматривали в ускоренном режиме, опуская ненужные в таких случаях формальности. Несколько судей, подобно тем, что восседали в подземном царстве Аида, решали судьбу Виктора, выслушивая каждую сторону и принимая во внимание все собранные доказательства, особенно те, что касались связи вольнорожденного капитана и Катарины. Тут-то все стало постепенно проясняться. Офицеры нового поколения требовали от судей максимального наказания, подкрепляя это тем, что Виктор якобы запятнал собой результат евгенической программы и внес хаотичные гены, оплодотворив женщину. Это стало ясно после вскрытия, что и показало наличие едва зарождавшего плода внутри вернорожденного командира.
По залу прошлась волна негодования. Помимо двух сторон: обвиняемого и обвинителя, присутствовали еще порядка трех десятков человек, внимательно следивших за всем, что происходило сейчас в зале трибунала. Прецедент был сильный и громкий. Еще никто, с момента введения евгенической программы, не смел заводить отношения с людьми из другой касты, нарушая все возможные правила и установки. За такое карали смертью и Виктор, не без основания полагал, что его постигнет такая же участь.
Однако все кардинально изменилось, когда двое из трех судей высказались против смертной казни, мотивировав этот тем, что после продолжительный боев, количество опытных пилотов катастрофически сократилось. И было бы верхом расточительства уменьшать их своими руками.
– Мы должны отсрочить наказание до тех пор, пока Цирцея не будет взята под наш контроль. Мы дадим капитана шанс напоследок проявить себя достойно настоящему пилоту. Ваши заслуги впечатляют, однако мы не можем закрыть глаза на ваше поведения и отношение с человеком высшей касты.
Потом судья замолчал, внося какие-то данные в компьютер. Люди в зале молчали. Замолкли даже обвинители, злобно проглотив решение трибунала относительно наказания. Хотя чего греха таить, смерть все равно найдет его: в бою или в закрытом гроте, где расстреливали всех, чья вина была доказана обвинителем. Ничто уже не могло спасти Виктора и теперь его положение стало хуже, чем было раньше.
Кураев встретил его по возвращению в кабинет. Они оба сели на противоположные кресла, обитые старой, изрядно потрепанной кожей, после чего закурили. Молчание продолжилось до тех пор, пока каждый из них не проглотил столько дыма, сколько ему было нужно, после чего Кураев заговорил.
– Мне было страшно за тебя. Они решили добить одного из последних пилотов-вольняг.
Виктор улыбнулся, сжимая сморщенную сигарету в руках.
– Теперь уже и ты так говоришь.
– А что делать? Политика Клана стала очевидна для всех. Хан Линн МакКенн четко дал понять, что как раньше уже не будет. Вернорожденные теперь высшая каста. Мы– мусор. Обслуга. Техники. Ученые. Кто угодно, но только не воины.
– Все меняется.
– Тут я с тобой не согласен. Хан не намерен сходить с этого курса. Все кланы уже давно перешли на евгенику. Разве ты не помнишь, что я говорил тебе тогда, еще на планете-полигоне. Все только усугубилось. Нас никто не любит, не считает за равных. К нам относятся как к расходному материалу. Ты бы видел отношение инструкторов на покинутой тобой планете к простым детям. Они же не виноваты, что их родители не смогли противиться природе и решили родить как это было заведено ранее. А им плевать. Они думают иначе. Разве ты не видел этих взглядов? Шепота за спиной? Клянусь повернись я к ним лицом в неожиданный момент, то увидел бы как они плюют мне в спину.
– Я привык. Иногда игнорирование лучший ответ на подобные действия.
– Ты просто постарел. Раньше сказал бы иначе.
Виктор рассмеялся, туша сигарету.
– Нам всем нужно принять решение Клана. Хан знает, что делает. К чему зря сотрясать воздух, если наши слова ничего не изменят. Катарина ненавидела себя, зная, что родилась не как все. Она понимала что-то, чего этим олухам с офицерскими погонами даже в голову не приходило. Но говорить об этом она любила только со мной. Тогда я еще не понимал почему, но теперь все стало ясно.
Кураев внимательно слушал.
– Ты влюбился, старик.
– Да, на старость лет. Забавно все это выглядит, но мне правда было жаль ее. Не знаю только как отцу или как близкому человеку. Хотя сейчас это уже не важно. Подумай сам, если она смогла понять это, значит другие вернорожденные тоже сомневаются в себе. Евгеника порождает идеальных людей, но только физически. Морально каждый из них несет в себе травму, которую нельзя вылечить даже спустя много лет. Она сама говорила мне об этом. У нее не было настоящих родителей, не было отца, матери, братьев и сестер по крови, только сибы. Такие же отпрыски механической матки, создавшей их при помощи евгеники. Представляешь, ты появляешься на свет, а тебе говорят, что родителей нет. Точнее, они есть, но ты их не увидишь, они где-то там, в главном хранилище генов на Дехра Дане и доступ к ним ограничен.
– Ты усугубляешь, Виктор. На самом деле все гораздо проще. Евгеника не принимает во внимание моральную сторону своих изысканий – у нее просто другие цели и задачи. Это же отбор. Селекция. Важен качественный состав. Физические данные. Устойчивость к нагрузкам. Обучаемость и выживаемость в бою. Все остальное мелочи, решением которых можно заняться позже. Вот они и пробуют разные комбинации. Экспериментируют с генами. Смотрят какая из групп проявит себя лучше остальных. Я сам лично видел, пока ты сидел в камере, дожидаясь суда, как на Цирцею прибыло еще несколько транспортников с вернорожденными. Все одинаково похожи и в тоже время разные. Каждая группа, как отдельный гибрид, предназначенный для прохождения испытаний на Цирцее. Скоро перемирие закончится и опять загромыхают снаряды. Кто-то выживет, кто-то – нет, а отчеты полетят уже в тот же день, чтобы Шарлотта фон Браун (главный ученый Клана Воронов), смогла проанализировать полученные результаты. И так до тех пор, пока не будет найдено идеальное сочетания, что совместит в себе самые сильные стороны отца и матери.
Кураев замолчал и в ту же секунду в двери кабинета постучали. Двое офицеров разведки направились прямиком к Виктору, попросив соратника капитана оставить их наедине. Трибунал закончился ничьей. Так он понимал решение судей по его делу, но так же осознавал, что наказание будет неизбежно – это лишь вопрос времени. Противник на Цирцее не мог сопротивляться вечно, впрочем как и сам Клан Ворона. Силы были равны, но резервы подходили к концу у обеих сторон, что заставляло Клан думать над более разумным расходов оставшихся средств.
– Слушаю вас, – громко сказал Виктор, поднимаясь со своего места. – Чем буду обязан.
На стол легли несколько бумаг, включая брошенный Виктору Вызов.
Ритуал, посредством которого Кланы начинали разрешение своих конфликтов, ныне же принял форму личного характера. По всей видимости решение трибунала не понравилось отдельным офицерам, что и подтолкнуло одного из них на подобный шаг.
– У меня есть право отказаться? – спросил Виктор.
– Нет. Такого права у вас нет.
Капитан одобрительно кивнул головой, попросив вошедшего гостя передать его будущему сопернику согласие на вызов.
Офицеры вышли, захлопнув за собой дверь, после чего наступила тишина, в которой Виктор мог обдумать внезапное послание. Требовалось назвать силы, место, где произойдет сражение, а также секунданта – человека с его стороны, кто будет следить за сражением издалека и в случае чего, апеллировать к командованию за замеченные нарушения. Хотя такое было и весьма редко – за всю жизнь Виктор знал лишь об одном подобном случае, все же нельзя было пренебрегать подобным пунктом. Ведь ему требовалось вступить в схватку с вернорожденным, а этом влияло на многие факторы, если не сказать, что на все.
Кураева он позвал по внутренней связи, приглашая к себе обсудить детали. Тот, узнав о Вызове, едва сдержал эмоции, чтобы не взорваться проклятиями в сторону оппонента Виктора.
– Я знал, что дело дойдет до этого! Знал, что решение трибунала не даст им покоя.
– Успокойся старина. Все будет хорошо.
– Ты серьезно?
– А что в этом такого? Я ждал нечто подобного, но не думал, что все произойдет столь быстро.
Кураев потянулся за сигаретой.
– И что ты решил?
– Пока не знаю. Я передал согласие на Вызов, теперь ход за ним. У него есть право первого выбора, как у вернорожденного. В свое время в Соколиной стае так решались очень многие конфликты. Вряд ли он отойдет от этой традиции.
– А если трибунал скажет свое «нет»?
– Он не посмеет. Этой традиции много лет и пилоты чтут ее как святыню. Я дождусь ставки моего противника, после чего скажу свое слово.
– Я могу тебе как-то помочь?
– Да, – ответил Виктор, – будь моим секундантом.
– Это самое мерзкое, что я от тебя ждал. Стоять и смотреть с безопасного расстояния, как тебя сотрут в порошок – не много чести.
– Ты так уверен в моем поражении, что говоришь «нет».
Кураев на секунду задумался.
– Я скажу «да», другого быть не может.
– Вот и прекрасно, а теперь дождемся ответа, нужно все тщательно обдумать перед схваткой.
Ждать старому капитану пришлось очень долго, почти до самой полночи, когда ночь застилает Цирцею своим черным покрывалом и на землю опускается туман. Он внимательно прочел все детали, рассмотрел ставки вернорожденного, решившего на бой с ним выбрать один из самых тяжелых мехов, после чего изучил местность на которой предстояло сражаться. Все было подобрано очень тщательно – пилот выбрал пустырь на краю владений Клана, где голая земля без единого укрытия растилалась на несколько километров вокруг. Идеальное место для тяжелого меха, которому не нужно прятаться, чтобы уничтожить своего противника. Главное идти вперед, словно носорог, не переставая стрелять во врага.
Кураев, вошедший чуть позже, зевая подметил правильность и выверенность подобного решения, но заверил, что идеальной схемы не бывает и где-то можно выиграть, заставив противника играть по своим правилам.
– Усовершенствованный «Каратель». Я такого раньше не видел.
– Сэт мне уже все рассказал. Это полевая модификация, но прошедшая проверку несколькими боями.
– Значит лобовое столкновение исключено?
– Именно, – ответил Виктор, поворачивая карту к себе, – Нужно нечто иное. Более мобильное, но не совсем хрупкое, чтобы машина не взорвалась от одного попадания.
– Варианты?
– А ты что мне можешь предложить?
Кураев пожал плечами. В темном кабинете, где горела всего одна настольная лампа, его лицо старело еще сильнее.
– Сложно сказать, может «Бешеный Кот»?
– Сомневаюсь, что он даст мне возможность выстрелить все короба с ракетами, да и «Каратель» слишком бронирован, чтобы упасть от них. Это не годится.
– Может «Лиходей»?
– Он неповоротлив и слабо вооружён. Это верная смерть. Излучатели не прожгут толстую шкуру «Карателя», максимум оставят неглубокие следы. Плюс мне придется уворачиваться от выстрелов противника. Реактор просто не выдержит такой нагрузки и перегреется.
Секундант развел руками.
– Вижу отсутствие боевого опыта дает о себе знать, – подметил Виктор, поднимаясь из-за стола. – Мне нужно дать ответ до утра. Сэт постарается подготовить мех до рассвета, когда мы и сойдемся в поединке.
– И что ты решил?
– Возьму «Пуму». Машину уже перевели в мой бокс и Сэт работает над ней.
– Этот кусок развалины? Я надеюсь ты шутишь, старик? Этот мех не жаловали даже самые отъявленные пилоты. Ходячий металлический гроб.
– У меня есть идея и скоро ты все сам увидишь.
Кураев еще несколько минут пытался переубедить Виктора, но все оказалось напрасно. Капитан стоял на своем и был непреклонен.
– Поверь, дружище, все будет хорошо.
Поверить в подобное было очень сложно, но Кураев промолчал, медленно выходя из кабинета, будто чувствуя, что забыл о чем-то сказать. Потом ушел дальше, и Виктор больше не слышал его шагов.
На первый взгляд все выглядело как настоящее самоубийство. В какой-то степени Виктор и сам то понимал, но в этом и заключался его секрет. Все, что ему было нужно – это ввести противника в замешательство и не дать воспользоваться всеми преимуществами тяжелого меха. «Каратель» был силен, хорошее и мощное вооружение только увеличивало боевой потенциал машины и в лобовом столкновении «один на один» очень мало мехов могло выстоять длительное время. Поэтому расчет был прост – подойти к машине противника как можно ближе.
Спустившись в бокс, он увидел чумазого механика, копавшегося в ящике с инструментами, отыскивая «вечно теряющийся гаечный ключ». Услышав посторонние шаги, обернулся.
– Ты сделал все о чем я тебя просил?
Механик вытер рукавом грязное лицо.
– Мне нужен еще как минимум час. Если не повезет – два.
– Что не так?
– Я пытаюсь усилить гидравлику. Машина легкая, но для увеличения скорости одной модернизацией реактора не обойтись. Нужно усилить узлы, передвижные колодки, привести гидравлику в нужное состояние, ведь если просто увеличить мощность, может произойти разрыв опор и тогда машина рухнет прямо на ходу.
– Час говоришь.
– Ну-у, я стараюсь, однако мне все равно не хватает времени. Уже поздно и не хочу, чтобы завтра из-за меня случилось что-нибудь неприятное.
– Главное не забудь сделать то, о чем я тебя просил.
– Уже сделал. На этом я сконцентрировался еще в самом начале. Остальное до рассвета сделаю.
– Прекрасно. Значит завтра после боя и встретимся.
– Надеюсь, капитан. Очень на это надеюсь.
14
«...Нельзя не верить в то, что уже становилось обыденностью. Жизнь отвернулась от него и смерть взяла в руки бездыханное тело, не дав остаткам энергии тепла улетучиться прочь. Теперь он стал другим. Превратился в нечто, что уже нельзя было назвать человеком. Некая хрупкая середина между жизнью и смертью, маленькая дорожка, где одно неловкое движение в любую возможную сторону обернется катастрофическими последствиями.
На дороге все было тихо. Слабый ветер носился вокруг него, все еще напоминая откуда вышел воскресший. Лес остался позади, шелест поредевших листьев уже не доносился до него – стало тихо. Впереди виднелся небольшой поселок, между ним и этим странным источником человеческого присутствия растянулось всего двести шагов пути, преодолеть которые оказалось не так уж и легко. Шаги стали непривычно трудными, кости трещали, хрустели, готовые разломаться и раскрошиться в прах. Мышцы едва слушались его. Это новое тело, некогда налитое огромной силой, теперь едва ли напоминало о том, что в былые времена он мог нести на своих плечах громоздкие доспехи, возносить длинный меч к небесам и с силой опускать на головы неприятеля. А щит? Эта непробиваемая стена, скрывавшая за собой рыцаря и казавшаяся неподъемной для простого человека, всегда помогала ему в тяжелых сражениях. Сегодня вряд ли ему удалось ненамного приподнять его и с досадой о прошлом, рыцарь медленно зашагал вперед.»
До самого рассвета он сумел поспать всего несколько часов. Выбрался к боксу, когда шум в казарме стал увеличиваться и направился к Сэту, который к тому времени уже доделывать то немногое, что еще оставалось привести в порядок к бою.
Слух о Вызове разошелся по Цирцее почти мгновенно. Командование было недовольно – потери пилотов и без того перешагнули все допустимые рамки, но препятствовать не стало. Традиция решения любых конфликтов как внутри Клана, так и между ними, была незыблема и мало кто хотел брать на себя ответственность, чтобы запретить подобное а время войны.
Виктор ждал до последнего. Потихоньку стало светать и местное солнце, едва пригревая своими лучами, поползло на небосвод.
– Готово, – коротко заявил Сэт, устало кладя инструмент в железный ящик. Он еле держался на ногах – работал всю ночь, и глаза были красными как у вампира.
– Отдыхай, ты как никогда заслужил это.
Он ушел, что-то бормоча себе под нос, а Виктор встал на поверхность открытого подъемника, чтобы взобраться на мостик своего боевого робота. Все ждали. Даже патрули, бродившие вокруг почти круглосуточно и державшие под контролем каждый метр мехбазы, теперь держались в стороне. Был там и Кураев, дожидаясь, когда секундантов отправят параллельным курсом к назначенному вернорожденным офицером месту схватки.
Кто-то из местных даже принимал ставки и перед отправкой старый капитан узнал, что они далеко не в его пользу. Многие из наблюдавших, видя как его робот немного прихрамывая на один бок, выбирается из бокса, не верили своим глазам. Это против «Карателя»!? Против одного из самых сильных машин Клана?
И правда, выбор Виктора смущал всех без исключения. И чем дольше он шел к пустырю, тем сильнее росли ставки в противоположную его победе сторону.
– Что говорят, старина?
Виктор связался по внутренней связи с Кураевым. Тот не разделял оптимизма по поводу Вызова и в голосе его звучала досада.
– Тебе пророчат смерть. Учитывая тот факт против кого ты выходишь, в этом нет ничего удивительного.
– А ты?
– А я просто надеюсь и молюсь.
Пустырь находился в нескольких километрах южнее, почти в самом тылу войск Клана. Инфраструктуры там не было – сплошная грязь и месиво, где построить что-то прочное было почти нереально. Это могло сыграть на руку капитану. «Каратель» был слишком тяжелым и неповоротливым. Многотонное вооружение только усугубит его положение, заставив тонуть в растопленной грязи, как в болоте, когда солнце начнет греть сильнее. У Виктора был шанс, вполне не иллюзорный, но он очень рисковал, ведь дай «Каратель» полный залп его «Пума» разлетится на части, не оставив после себя даже мокрого места.
Вот скрылись за горизонтом самые высокие здания, почти перестал быть виден главный корпус и перед глазами Виктора открылось просторное поле, где когда-то росли многовековые деревья, теперь превратившиеся в обугленные, разорванные взрывом, коряги. Это было идеальное место для схватки, как для него, так и для противника. Странно, что его самого не было видно здесь. Датчики ничего не фиксировали. Молчал и Кураев, летевший на специальном транспортнике прямиком за ним. Уж ему-то должно было быть видно с высоты, где затаился его заклятый враг.
Попытки связаться по внутреннему каналу ничего не дали. Что это могло значить? Неужели кто-то решил избавить его от второй пары глаз, которые сейчас были ему так необходимы.
Но стоило Виктору только подумать об этом, как воздух прямо у его мостика разрезал толстый луч лазера, пролетевший рядом с ним с невероятной скоростью. Потом еще залп и еще. От такой частоты выстрелов воздух перед ним завибрировал, датчики сигнализировали повышение температуры.
Потянув рычаги на себя, он дернул их следующим движением в сторону. Машина подалась, сделав несколько шагов, после чего в прежнее место ударило еще несколько лазерных лучей.
Только сейчас Виктор увидел силуэт громадного «Карателя», вальяжно двигавшегося в его направлении. Между ними было приличное расстояние, но если он продолжит стоять, пытаясь только отскакивать в стороны от выстрелов, скоро чудовище приблизится к нему достаточно близко, чтобы не промахнуться. Действовать приходилось на опережение.
Виктор ответил врагу хаотичным выстрелом из лазерной пушки малой мощности. Прямая линия впилась в правую часть «Карателя», образовав в ней небольшое отверстие, откуда поднялся дым. Повреждение не имело большого эффекта и скорее всего лазер прошил только первую часть броневых листов, не достав до важных узлов робота. Потом выпустил несколько ракет, упавших перед ним, вспахав землю и ненадолго остановив движение «Карателя».
Внезапно машина Виктора подалась назад. Взрыв мин прямо под ногами боевого робота, заставила капитана сбавить ход. По корпусу пронесся треск и касания сотен маленьких металлических шариков, скользивших по броне в поисках уязвимостей. Но все обошлось.
Он сделал шаг навстречу «Карателю», увеличил мощность и заставил «Пуму» чуть ли не сорваться с места, быстро набирая скорость.
Ему катастрофически срочно требовалось сократить расстояние до нужного значения, пока орудия «Карателя» не превратили его и машину в груду обугленных останков. Жал на рычаги со всей силой, пока очередной взрыв чуть было не опрокинул «Пуму» на бок.
Вражеский пилот не понимал зачем Виктор делает все это. Ведь по всем правилам он должен был избегать прямого контакта с ним. Слишком большая разница во всем: в бронировании, вооружении, тоннажности. Зачем? Видя как «Пума» виляет перед ним, быстро сокращая между ним и собой расстояние, вернорожденный офицер ждал подходящего момента, когда температура опустится до нужных значений, чтобы единым залпом уничтожить назойливого вольнягу. Пока он ждал. Огонь из лазерных установок нехило разогрел машину и требовалось время.
– Виктор! Виктор! – послышался хрипящий голос Кураева. Он словно пробивался через плотную завесу помех. – Виктор! Ты слышишь меня, Виктор!
– Да, – ответил старый капитан, не спуская глаз с громадного вражеского меха, который с каждой секундной становился все больше и больше.
– Я еле пробился к тебе...помех очень много...здесь...
Потом голос вновь пропал, оставив после себя лишь мерзкое шипение. Надеяться на помощь секунда было теперь бесполезно. Виктор повел машину в сторону. Он знал, что неповоротливый «Каратель» не сможет вовремя повернуть орудия за ним, если он сделает это сейчас.
«Пума» буквально прыгнула в сторону, уйдя от одного из самых сильных залпов противника, приземлилась и погрузла в грязи, чуть было не застряв в ней. Потом подалась вперед, обходя все сильнее своего противника и заходя со спины.
Виктор почувствовал уверенность в себе. Не сказать, что ее не было раньше, но сейчас, когда прямо перед ним показалось «обнаженная», не защищенная для его слабых орудий часть «Карателя», он чуть было не закричал от радости.
Когда же медлить было уже нельзя, он выстрелил, целясь в генераторную часть меха. Словно почувствовав боль в спине, «Каратель» начал разворачиваться, пытаясь отыскать своими системами наведения того наглеца, который посмел только что ужалить его. Но огонь не прекращался. Виктор продолжал вести огонь, отпуская гашетку лишь на время, давая не самому мощному реактору не взорваться от такой нагрузки. Кружился в смертельном танце, все время уходя из-под огня противника, в то время как «Каратель» все сильнее увязал в грязи растопленного поля.
Солнце уже достаточно сильно грело, да и выстрелы из лазерных установок сделали свое дело. Замерзшая за холодную ночь земля, буквально хлюпала под многотонными машинами, всасывая в себя все, что ступало на ее поверхность. «Пума» была легче своего соперника и тем самым еще могла двигаться с приличной скоростью даже несмотря на размякшую землю, а вот «Карателю» приходилось не так сладко, что не могло не радовать Виктора.