Текст книги "Снежный Ворон (СИ)"

Автор книги: Максим Бондарчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

10

Когда утром выпал снег и поле боя стало ярко белым, Виктор увидел как сильно блестит броня корпуса. Казалось, она была сделана из хрусталя и расколется при малейшем прикосновении, нужно лишь немного надавить и по длинным толстым слоям неостали пробежится паутинка трещин. Но ничего подобного не могло произойти. Он прекрасно понимал что машина крепка как никогда – недавний ремонт усилил громадную машину от ног до головы, сделав ее почти несокрушимой. Оставалось дождаться подходящего момента и вновь, как и много лет до этого, доказать, что он еще на что-то способен.

Бои за Цирцею шли в самом разгаре. По всем фронтам продолжались кровопролитные сражения, где инициатива переходила из рук в руки по нескольку раз в день. Направление, где в данный момент воевал Виктор оказалось одним из самых сложных. Потери были огромными. Последние остатки вольнорожденных отходили в мир иной, едва задержавшись в бою и полчаса. Противник не намеревался отступать и держался зубами за каждый клочок этой земли.

Он остался один. Почти никто из тех, кто когда-то жил вместе с ним в казарме, не смог выжить в этой мясорубке, отлетев в мир иной, словно те самые снежные вороны, чья эмблема виднелась на корпусе каждого из бойцов Клана.

Он остался один.

Совсем один.

– Что там у тебя, Виктор, сенсоры ничего толкового не указывают.

Это была Катарина. Связавшись по зашифрованному каналу связи, чтобы ее соплеменники вернорожденные не услышали разговора с вольнягой, она попыталась  разговорить молчавшего с самого утра капитана, будто чувствуя, что вскоре может его больше не увидеть.

Она не особо любила говорить на эту тему – старалась держать мысли при себе, но после общения со старым капитаном, после его историю, о которой он поведал ей всего за один вечер, она поняла, что эти люди не такие плохие, как им рассказывали еще в детстве, что они такие же как и они, только немного слабее. Хотя с возрастом все равно каждый из них становился крепче, сильнее, ловчее, сбивался, спрессовывался, превращаясь в монолит, непробиваемый, почти не разрушимый. Она чувствовала в нем силу и энергию, доселе неведомую для нее.

Вначале ей казалось, что все пройдет, что тяга к мужчине, которого она увидела в тот день, просто мимолетная слабость, которая улетучится, стоит ей только погрузиться с головой в работу.

Война должна отсечь все лишнее – так она считала, не понимая в тот момент как сильно ошибается. В конце концов чувство усиливалось, пока не достигло своего апогея. Она пришла к нему тем вечером, стараясь незаметно пробраться сквозь охраняемые кордоны и несколько десятков патрулей, дежуривших и обходивших прилегающую территорию между корпусами. Проникла в полупустое помещение, где из всех пилотов-вольняг остался только один.

– Ты зачем сюда пришла? – обратился он к ней, поднимаясь с постели. Голова жутко болела после недавнего боя и грудь понемногу сдавливало. На теле виднелось несколько старых шрамов, тянувшихся от самой груди и до пупка.

Она присела рядом, дотронулась до его обнаженного тела и слегка улыбнулась. Раньше Катарина ненавидела себя за это, старалась искоренить в себе эту глупую привычку улыбаться, считая, что настоящему пилоту, настоящему воину чувства ни к чему, а здравый рассудок – вот, что нужно на самом деле.

Но сейчас ненависть ушла, оставив после себя лишь небольшое эхо, растворившееся в нарастающем напряжении внутри нее. Сердце дико билось, готовое выскочить из груди, по коже пробежали «мурашки». Женщина чувствовала себя так неловко, что некоторое время не могла ничего сказать. Потом собралась с духом и обняла единственного человека в этом помещении.

Виктор обнял ее в ответ. Как отец. Разница между ними была слишком огромной, чтобы принять ее чувства за что-то большее. Потом поцеловал и снова повторил свой вопрос.

– Ты зачем сюда пришла?

Молчание. Она не хотела ничего говорить. Хотела держаться за него и не думать ни о чем. Просто обнять, ощутить как бьется его сердце, как становится тепло от его рук, как приятно и легко ей самой от такой близости.

– Наверное, это будет звучать странно, но мне не безразлично.

– О чем ты?

– В прошлый раз ты чуть не погиб. Я видел сама тот взрыв. Как пролетело несколько десятков ракет над моей головой и вонзились в твой мех, словно ястребы в окровавленную плоть. Ты пошатнулся. Чуть было не упал. Я закричала сама того не понимая почему, но мне хотелось выпрыгнуть их машины и броситься к тебе на помощь. Я ... я не хотела чтобы с тобой произошло что-то страшное.

Виктор приподнял ее, посмотрев прямо в глаза. В темном помещении все казалось слишком общим – не видно деталей, но они ему были не нужны, он видел ее силуэт и глаза постепенно адаптировались ко тьме, начиная различать отдельные черты ее лица. Включать освещение было нельзя – опасно. Если кто-то узнает, что она здесь, разговаривает с вольнягой и ведет себя так, будто рада общению с ним – ей несдобровать.

– Иногда так бывает – нам всем не хочется, чтобы небезразличные люди покидали этот мир раньше времени. Ты привыкнешь, правда. Я сам привык. Трудно переносить через себя все страдания – можно свихнуться, потерять рассудок, а это пилотом просто непозволительно. Подумай о Клане. Это ведь вся наша жизнь.

– Я думаю. Почти каждый день. Клан – это наша семья. Наш дом. Когда я вспоминаю свое детство, кадетский корпус на Дориан-6, где мы все были как одно целое, я плачу. Очень тихо, чтобы другие не услышали меня, ведь если кто-то увидит слезы на моих глазах, то скажут, что я не достойно руководить группой вернорожденных. Я сама такая, я выросла в металлической утробе и не знаю ничего ближе ее. Мы все такие и если начать сомневаться в этих, казалось бы, базовых вещах, можно вступить на путь ереси, а этого никому в Клане не прощают.

Потом она обняла его еще сильнее, прижимаясь щекой к его груди, провела пальцами по лопаткам Виктора, где ощутила грубую, словно черепашья, кожу.

– Что это?

– Ожоги. Старая история, не думаю, что тебе будет интересно.

– Расскажи!

– Уже поздно. Завтра рано вставать. Сэт злится, что я поднимаюсь на мостик боевого робота в таком состоянии, не отдохнувшим. Говорит это очень сильно влияет на результат боя.

– Он прав. Ты должен быть сильным, но...но...но я так хочу услышать откуда они появились. Кто-то поджог тебя?

– И да, и нет, – Виктор посмотрел на наручные часы, которые не снимал даже, когда спал. Время было почти за полночь. – Это случилось в Нафрине. Тогда я служил в 59 отдельной механизированной группе. Мы были одной из тех ударных сил, которыми Клан смог отвоевать себе Северный железорудный бассейн на почти двести восемьдесят миллиардов тонн. Тогда я чуть не погиб. Мостик охватило огнем, все кругом полыхало, как будто облитое бензином. Боекомплект едва держался и мог сдетонировать в любой момент, а я безуспешно пытался вырываться из лап заевшего механизма катапультирования. Мех не хотел меня отпускать просто так, – Виктор тихо рассмеялся, – этот кусок железа не желал умирать в одиночку. Огонь тогда хорошенько прошелся по моему телу, оставив после себя след от этого пожара. Ожоги были такие, что кожа слезала вместе с одеждой. Я думал все, но...но я здесь.

– Ты что-нибудь чувствуешь своей спиной?

– Немного, да и когда мне есть.

Катарина провела рукой до самой шеи и поцеловала Виктора в ключицу.

– Я не знаю, что со мной творится. Не обижайся на меня, пожалуйста.

– Не буду.

Потом она замолчала, слушая как бьется мужское сердце. Дотронулась до его лица и хотела было поцеловать, но остановилась.

– Это риск и мне нельзя так поступать.

Катарина вдруг встала с кровати, отошла на несколько шагов и посмотрел в окно, откуда открывался вид на прилегающую территорию. Несколько патрулей обходили свои посты, сменяя друг друга, после чего расходились в стороны, унося за собой те редкие звуки, что еще говорили о присутствии людей в этом месте.

– Я знаю, что со мной будет, когда правда вылезет наружу, но не боюсь.

– Тебе нужно уходить, скоро твое отсутствие заметят и начнут искать. Потом начнутся вопросы, подозрения. Тебя могут лишить права управления мехом, разжаловать до механика и отобрать будущее, в которое мы все верим.

Женщина улыбнулась.

– А ты сам то веришь в то, что сказал? Неужели за столько лет сила этих убеждений ничуть не ослабла?

Виктор поднялся с кровати. Визит женщины в казарму лишил его остатков сна и теперь ему не хотелось даже думать об этом. Он оделся – накинул легкую пилотную куртку, накрыв ею голое тело и подошел к окну, где в это время стояла женщина. Закурив, он еще долго ничего не говорил.

– Когда я был маленьким и только-только делал первые шаги навстречу своей мечте, все эти высокие материи для меня ровным счетом ничего не значили. Я хотел только одного. Я хотел, чтобы мои гены попали в пул. Эта высшая цель, как путеводная звезда, вела меня за собой на протяжении всей жизни. Все остальное – пустота. Шанс оставить после себя целую плеяду подобных тебе не давала мне покоя много лет. Я хотел всем сердцем стать одним из немногих, чей генетический материал использовался бы в будущем для порождения новых, более сильных воинов. Шел к этому все эти годы, но так и не достиг цели. Обидно, но поделать уже, увы, ничего нельзя. Теперь же, когда шансов нет, для меня не осталось ничего, ради чего еще стоило бы жить. Я иду в бой не ради идеологии, не ради тех высоких идей, которые вдалбливали в нас с самого детства. Вовсе нет. Я просто ничего другого не умею. Это часть меня, часть моего внутреннего мира. Когда я сажусь в кресло пилота и включаю питание, ощущая, как оживает подо мной несколько десятков тонн смертоносной начинки, все остальное отходит на второй план. Я верю в то, что создан был для этого и хочу закончить жизнь именно так.

Женщина обняла Виктора, еще раз поцеловав в ключицу.

– Наверное, именно поэтому мы так и никогда не поймем друг друга. Мы слишком разные, в самом плохом смысле этого слова.

Потом она отошла от него, пройдя сквозь нависший табачный дым, устремившись к выходу, но у самой двери остановилась, задержавшись на какие-то считанные секунды.

– Надеюсь, мы с тобой еще долго не расстанемся.

Затем она вышла, быстро исчезнув в коридоре. Ее шагов он так и не услышал. Она незаметно вернулась к себе, так, чтобы никто ничего не заподозрил. Проскользнула через все патрули, словно тень, и уже больше е показывалась, окончательно скрывшись за многочисленными постройками мехбазы.

– Что там у тебя, Виктор, сенсоры ничего толкового не указывают.

– Я не вижу ничего, что могло бы нам помешать продвинуться еще на несколько километров.

Тяжелый мех стоял у самой кромки плотной лесополосы, растянувшейся прямо перед ним на протяжении двенадцати километров. Высокие, почти на несколько метров превышавшие даже самые большие мехи, кроны деревьев поднимались широкими ветвями прямо в небо, закрывая собой пространство от чужих глаз. Нужно было наступать. Данные разведки сообщали, что противник готовился контратаковать, и для того, чтобы не дать ему совершить задуманное, требовалось как можно быстрее перерезать атакующую колонну мощным ударом с фланга, посеяв панику в войсках противника. Большая половина пути была преодолена, оставалось пройти сквозь лес, но треск от падающих стволов может предупредить вражеские силы о приближении, посему группа остановилась, чтобы принять окончательное решение.

– Пробуем. Медлить нельзя!

Отряд выступил вперед. Несколько тяжелый мехов, под прикрытием более мобильных, но слабо бронированных, пошли немного впереди, исполняя роль разведки, чтобы в случае чего быстро предупредить основные силы об опасности.

Виктор шел вместе с ними. Несмотря на то, что «Каратель» был гораздо тяжелее и массивнее своих облегченных и мобильных собратьев, мощности реактора хватало, чтобы не отставать от них.

Треск ломавшихся деревьев разносился по всей округе. Не заметить продвижение даже при помощи самых слабых систем было практически невозможно, и Виктор с опаской и тревожным чувством внутри ждал первого выстрела.

Под металлическими ногами меха земля практически не прогибалась. Замерзшая в этом месте, она была тверда как бетон, но кое-где все же идти было тяжелее. Грунт стонал, но все же не мог держать несколько огромных машин на небольшой площади – земля трескалась и под ногами боевых роботов образовывались настоящие трещины.

Потом все резко остановились. В небо взметнулась ярко красная сигнальная ракета и откуда-то издалека завыла сирена. Теперь стоило ожидать чего угодно.

Виктор наклонился вперед, провел руками по приборной панели и привел все системы в полную готовность. Мощности оказалось достаточно для первого сильного залпа лазерными установками. Если кто-то и покажется перед ним, то быстро пожалеет об этом. Дальнобойная атака из такого орудия могла расплавить и превратить в жир даже самую толстую броню «Громовержца», не говоря о том, что менее защищенного меха это просто бы уничтожило.

Сенсоры сигнализировали чье-то присутствие. Несколько голосов из группы вернорожденных появились во внутреннем эфире, смешавшись с командами Катарины. Она все делала правильно. Заставила крупные мехи рассредоточиться, но не уходить друг от друга далеко. Боялась, что залп Ракет Дальнего Действия (РДД) накроет плотно стоящие машины и опрокинет, сделав легкой мишенью для остальных вражеских мехов. Это оказалось правильным решением, ведь как только машины разбрелись в разные стороны, сохраняя атакующий порядок, в небе засверкали десятки маленьких огоньков, устремившихся в небо и готовые в скором времени градом обрушиться на них.

Наступила тишина.

Короткий промежуток времени примерно в секунду или две, после чего из замерзшего лесного массива послышались первые выстрелы. Несколько легко бронированных разведчиков тут же получили критические повреждения. Один из них взорвался сразу, разлетевшись на куски едва коснувшись после непродолжительного прыжка земли. Второй еще пытался уйти, но едва развернувшись спиной, чем совершил смертельную ошибку, чтобы уйти, получил мощный заряд из лазерной установки, прошившей его насквозь и образовавшей в броне зияющую дыру, искрившуюся от расплавленной проводки. Жизнь его подходила к концу.

В этот момент ракеты упали на землю. Все кругом загрохотало, вздыбилось, будто ожило. Деревья падали прямо под ноги отступающим мехам, создавая преграды, рушились на корпуса, загорались от высокой температуры лазерных установок. Противник всеми силами выдавливал группу с нужного направления, приближаясь все ближе к машине Виктора.

Он не стал долго ждать и открыл огонь по первому, кто показался ему на глаза. Толстый «Лиходей», шагавший ему навстречу, вальяжно покачиваясь на своих растопыренных ногах, содрогнулся, когда лазерный луч угодил ему в правую часть корпуса. Броневые листы отскочили, упав перед ним расплавленной бесформенной массой, оголев для орудий «Карателя» жизненно важные узлы боевой машины. Виктор направил орудия в них, не стал прицеливаться слишком долго и несколько раз нажал на гашетку. Сто двадцати миллиметровые стволы ожили, выплюнув в застывшего на месте «Лиходея» целую кассету из нескольких снарядов, расколов корпус пополам. Крен вражеской машины стал неуклонно расти, пока наконец не стал таким, что держать равновесие было физически невозможно. Люк выстрел вверх и за мгновение до того, как «Лиходей», словно пьяный, рухнул на бок, зарывшись в снегу, пилот боевого робота смог катапультироваться.

Видя, что первая опасность была успешно нейтрализована, Виктор посмотрел в сторону Катарины. Ее «Гладиатор» стоял прямо посередине атакующего вражеского клина, держась под ударами почти так же стойко, как если бы сам Виктор был вынужден принять на себя такую участь. Листы на корпусе машины отлетали, словно скорлупа. Виктор видел как тяжело приходится ей сейчас, но развернуться и попытаться помочь Катарине не мог. Это было равносильно самоубийству. Стоило ему только слегка повернуть машину в ее сторону, как огонь из-за деревьев усиливался, пытаясь пробить броню «Карателя». Он несколько раз передал по внутренней связи об обстановке, старался достучаться до группы вернорожденных, отрезанных огнем противника от центра и дать им указание вернуться к своему командиру, но на все запросы эфир отвечал молчанием.

Потом наступление перешло в завершающую стадию. Машины противника пошли в наступление с особой яростью, которую до этого Виктор еще не видел во время сражений за Цирцею. Мехи перешагнули невидимый барьер и буквально набросились на него, стоявшего впереди всех. Огонь трех боевых машин сконцентрировался на его «Карателе». Он сопротивлялся как мог. Отстреливался из всех орудий, но вскоре увидел как одна из рук робота, державшая на себе лазерную установку, упала вниз, отрезанная точным выстрелом. Приборная панель вспыхнула огнем тревоги. В ушах зазвенело.

ТРЕВОГА

ТРЕВОГА

ТРЕВОГА

ОПАСНОЕ ПОВЫШЕНИЕ ТЕМПЕРАТУРЫ!

Система еще несколько раз повторила предупреждение, которое для него значило как приговор. Что делать? Как поступить? Краем глаза он видел «Гладиатора» Катарины, охваченного огнем и доживавшего свои последние секунды.

«Ну-же, катапультируйся! Скорее!»

Он кричал внутри себя, буквально требуя от женщины дернуть за спасительный рычаг и выпрыгнуть из лап смерти, совершенно забыв про себя самого. Когда же огонь добрался до лотков с боеприпасами, кричать было уже бесполезно. Взрыв все решил за него. Яркое пламя взмыло в небо, а вместе с ним и душа Катарины. Старому капитану казалось, будто он видел парашют, видел как раскрылся купол над кронами деревьев, но сказать твердо не мог. Его «Каратель» трясло. Схватка была проиграна и, нажав на гашетку в последний раз, его робот выстрелил в стоявшего перед ним вражеского меха. Потом боль. Яркая и очень острая. Внезапно стало очень холодно. Он летел вверх, поднимаясь все выше и выше, пока не достиг той точки, откуда увидел все поле битвы, вокруг которого скопилось бесчисленное количество вражеской техники. У них не было шансов. Ни одного. С боку, туда куда они так спешили, уже вовсю кипело сражение. Что там произошло и победили они, Виктор так и не узнал. Он потерял сознание в момент, когда купол парашюта раскрылся над его головой и холодный ветер Цирцеи обнял старого капитана, унося куда-то вдаль, подальше от смерти, бесновавшейся в эту секунду прямо под ним.

11

Смерть не нашла его. Покинула поле боя до того, как он пришел в себя, держась руками за стропы парашюта, лежавшего у его ног скомканной кучей. Кругом валил снег. Было холодно и конечности почти полностью покрылись коркой изо льда, едва подавая признаки жизни. Все было тихо. Не было слышно ни взрывов, ни тряски от шагавших рядом многотонных мехов. Битва закончилась и он остался один на чернеющем залесье, где вокруг лежали остатки уже почти остывших, но все еще хранивших в себе тепло лазерного луча, распоровшего броню вражеского меха, броневых листов. От дыма было невозможно дышать. Где-то неподалеку был источник этого смрада, но пойти туда сразу Виктор не мог. В ног чувствовалась сильная боль. По телу то  и дело пробегала волна непроизвольных сокращений – организм пытался всеми силами сохранить тепло внутри себя.

Капитан расстегнул ремни безопасности, приковывавшие его к креслу, с трудом, но все же поднялся, держась одной рукой за край кресла, и посмотрел вокруг. Лес на несколько километров вокруг сильно поредел. С неба медленно падали снежинки, оседая у него на плечах и тут же тая. Поваленные стволы окружали всю территорию приземления непроходимыми барьерами. Даже самому крупному меху потребовалось бы время, чтобы пробраться сквозь эти природные заграждения. А это означало, что помощи можно было не ждать.

Виктор понял это сразу, как только в небе пролетело несколько «Визиготов». Махнув своими вытянутыми носами, они пронеслись над замершим полем боя и дважды, опустившись максимально низко над местом сражения, пролетели над Виктором. Капитан пару раз попытался крикнуть, пытаясь привлечь к себе внимание, но потом замолчал, поняв, что никто его не услышит. Истребители умчались, оставив после себя узкий длинный шлейф на чернеющем небе.

Дальше все стало только хуже – икроножная мышца на левой ноге застонала. Рукой он почувствовал, как из открывшейся раны потекла кровь. Перелома не было, но рана все равно доставляла неудобство. Вынув из кресла мобильную аптечку, а с ней пистолет и два магазина к нему, Виктор принялся обрабатывать рану. На холодном воздухе это стоило сделать как можно быстрее. Небо становилось все более черным и вскоре солнце окончательно сядет за горизонт, лишив его и без того тусклого света.

Наручные часы оказались разбиты, стекла очков-хамелеонов окончательно рассыпались у него в руках, когда он попытался их протереть. Зрение немного ухудшилось, но видеть Виктор мог по-прежнему прилично, несмотря на все неприятности.

Рана на икре оказалась не такой серьезной, как ему казалось изначально. Видимо задело шальной пулей или шрапнелью, пролетавшей рядом, когда он был без сознания. Перевязав, он закрепил остатки бинта возле ахиллесова сухожилия и попытался одеть на себя все, что было под рукой. Холод постепенно усиливался и вскоре, когда ночь вступит в свои права, температура опуститься гораздо ниже. Без огня ему не выжить. Капитан понимал это и требовалось как можно быстрее выбраться на видное место, чтобы дать сигнал о помощи. Искать его все равно не будут. Он был последним из отряда безымянных и потери таких как он никто не считает. В этом и была основная проблема, оставалось только найти решение.

Чуть дальше от места приземления, Виктор увидел уничтоженный мех. Груда металлолома еще напоминала боевую машину, но жизни в ней не было. Подойдя поближе и осмотрев обломки, он не нашел ничего, что могло помочь ему, как вдруг, над головой опять пролетели «Визиготы». Два истребителя пронеслись чуть дальше от прежнего курса, набирая скорость и улетая вверх. Виктор побрел дальше, укутавшись в куртку и кусок парашютной ткани. Холод усиливался и пробирал до самых костей. В окружении поваленных деревьев, стопками валявшихся то тут, то там, вперемежку с обгоревшими остатками боевых мехов, он вскоре вышел на пустырь. Лес был повален, кругом пахло горевшей сталью и деревом. Неподалеку журчала вода. Маленькая речка текла всего в двадцати метрах от него, опускаясь ниже по склону, где скапливалась в небольшом прудике.

В нескольких шагах от него, на поваленной кроне маслянистого цвета дерева, он увидел куски разорванного парашюта. Он был обмотан вокруг и подрагивал, когда ветер пролетал возле него, цепляя своими невидимыми руками, пытаясь утащить за собой. Под вывернутым корнем лежало кресло и части огромной машины.

Это был «Гладиатор» Катарины. Теперь машина не внушала страха и уважения. Скорее жалось и сострадание. Старому капитану не хотелось смотреть на него. Вывернутая, как в приступе, броня, была перекручена адской силой, разорвавшей его на части. Несколько крупных кусков лежали чуть дальше, припорошенные снегом и едва выглядывавшие из маленьких сугробов своими чернеющими частями.

Капитан прошел дальше. Руки зябли и пришлось каждую из них спрятать в подмышки, где всегда было тепло. Первое время он бродил среди обломков, не замечая, как начинало темнеть, как температура неумолимо падали вниз, становясь по-настоящему опасной для жизни постаревшего воина. Но он будто не чувствовал это, презрев саму смерть, Виктор перешагивал через маленькие куски брони, пробираясь все глубже к кабине, где все еще виднелось целехонькое лобовое стекло. Приблизившись, он залез внутрь, почувствовав себя в безопасности. Несмотря на то, что крышка оказалась выдернута системой катапультирования, здесь, в окружении потухшей приборной панели и рычагов, заставлявших громадину двигаться вперед, ему стало тепло.

«Она спаслась» – пронеслось у него в голове, когда он буквально утонул в парашютной ткани, укутываясь чуть ли не с головой, потом посмотрел перед собой и увидел как падавший снег медленно накрывает всю землю вокруг.

Наступила тишина. Ему вдруг все стало противно и безразлично одновременно. Бой закончился – он проиграл. Не смог выстоять в том страшном сражении, где им и всем, кто был рядом, было предначертано погибнуть. Теперь, когда вокруг на несколько километров нет ни одной живой души, а ночь только начинает заступать в свои права, он был готов умереть.

– Не так я себе представлял свою кончину, – вдруг вырвалось у него из груди. Пар изо рта вылетел наружу, небольшим облачком поднявшись над его головой и растворившись в следующую секунду. Потом он заснул. Всего на пару минут и проснулся, терзаемый холодом, коловшим его как будто лезвием.

«Нужно двигаться, только так я смогу сохранить тепло».

На улице почти стемнело. Солнце рано завалилось за горизонт и теперь все стало слишком плохо.

Виктор выбрался из кабины, вновь посмотрел по сторонам и только сейчас увидел следы шагов перед самой кабиной. Кто-то был здесь. Совсем недавно. Это не было его следами, он шел чуть правее, ступая по засыпанным обломкам машины, а это другое.

Внутри все напряглось. Страх возник в его голове и чуть было не вытолкнул на поверхность, придав силы для первых двух рывков.

Несколько минут. Он спал всего несколько минут. Не может быть, чтобы кто-то подобрался к нему так близко, и он этого не услышал. Капитан несколько раз упрекнул себя в слабости, в том, что поддался отчаянию и совсем забыл о безопасности.

Это мог быть кто угодно. Вполне возможно, что карательный отряд, пришедший для зачистки, прошел рядом с ним и не заметив, ушел дальше.

Виктор осторожно приподнял голову из-за укрытия, взглянул на кроваво-алый закат, растворившегося солнца и зашагал по следу, все еще свежему, но стремительно пропадавшему в падающем снеге, готовому засыпать единственный шанс на спасение.

Виктор верил, что эти следы оставлены кем-то своим. Быть может «Визиготы» не зря парили в воздухе, осматривая с высоты место последнего сражения. Кто-то да должен был взглянуть на него с земли.

Он шел и с каждым шагом становилось все труднее. Холод медленно, но верно сковывал его, заставляя все чаще останавливаться, чтобы отдышаться, а для него промедление было равнозначно смерти. Чуть дальше, когда капитан отошел на добрую сотню метров от машины, на снегу появились капельки крови. Сначала они были не столь заметны и значительны, но вскоре кровавый след стал ярким, почти угрожающим. Этот некто, кто был рядом с ним, ранен или еще хуже, доживает свои последние минуты. Судя по обильному кровотечению, он действительно подходил к той черте, за которой смерть уже могла делать свое дело.

У огромного завала, где стволы деревьев оказались свалены в кучу, преграждая дальнейший путь, следы обрывались. Капитан посмотрел вокруг себя – кругом не было укрытий, не было даже куска металлической брони, где живое существо, пусть даже и раненое, могло переночевать до утра. Одна сплошная ледяная пустота, да высившиеся кое-где сугробы. Оставалось лишь одно место...

Виктор пригнулся, стараясь не задеть головой обожженный ствол дерева, и протиснулся между двумя бревнами, где в полутемном пространстве, защищенном от ветра и снега, лежало чье-то тело.

В самом начале он не смог разобрать человек ли это или животное, внешне похожее на людей, потом, когда глаза адаптировались к темноте, осмотрел его внимательней. Оно так же, как и он было обкручено парашютной тканью с ног до головы. Колени согнуты и легкий стон, почти неслышимый, но все еще доносившийся до него из темноты, дал понять, что перед ним кто-то знакомый.

Виктор несколько раз дотронулся до человека и только потом, когда тело перевернулось на бок, чтобы взглянуть на появившегося гостя, капитан узнал в раненном человеке Катарину.

Она замерзала. Тело дрожало, пытаясь сохранить внутри себя тепло, потом дрожь пропала и уставший, почти лишенный жизни взгляд упал на него.

– Ты жив?

– Да, и мне почему-то стыдно за это.

Он снял с себя парашютную ткань и накрыл ею тело Катарины. Потом спросил про рану.

– Я видел кровавые следы на снегу.

– Да, – она несколько закашляла, потом продолжила, – катапультирование прошло немного не так, как должно было. Взрыв едва не поглотил меня вместе с машиной, кое-какие осколки попали и по мне.

Затем она схватила озябшими руками край парашюта и сильнее укуталась в него. Виктор сидел рядом, чувствуя как тяжело становится и ему.

– Нас ищут? – спросила Катарина.

– Сомневаюсь.

– Но я видела звено «Визиготов».

– Я тоже, но они не увидят нас с такой высоты. Нужно подать сигнал. Попытаться разжечь огонь, но у меня с собой ничего нет.

– Значит, конец.

Виктор пожал плечами, держа ладони у себя в подмышках, сдерживая непроизвольные сокращения мышц, потом пододвинулся ближе к женщине, увидев как посинела ее кожа, а на ресницах замерзшими крошечными комочками висел снег.

– Я умру раньше тебя, и ты опять останешься один.

– Нет, со мной мое безумие.

–  Немногого оно стоит, – она натужено засмеялась, после чего завелась кашлем. Теплый воздух паром вылетал из ее легких, а вместе с ним и капельки крови.

– Я не хочу так, Виктор. Не хочу, понимаешь. Мне нужно было остаться в кабине машины. Встретить лицом смерть и не бояться, но...но я струсила. Нажала на этот чертов рычаг и увидела как небо раскрывается передо мной огромным голубым океаном, где огонь и дым постепенно расходятся в стороны. Там мне было хорошо.

– Все будет хорошо.

– Не ври, я знаю, что мой конец близок, от того, что ты начнешь мне нагло лгать ничего не изменится. Хотя...

Она вдруг заплакала и маленькие капельки слез покатились по ее щекам. Виктор наклонился, чтобы смахнуть их своей рукой, но не успел сделать этого, как соленая капелька замерла на месте, превратившись в ледяной камушек.

Они о чем-то говорили еще некоторое время. Виктор рассказывал как однажды чуть было не погиб, спасая своего друга, как принял в решающий момент командование на себя и обеспечил победу на противником. Как видел своими глазами Соколиную стаю и несколько пилотов из Калана Кречета. Как потом ему за это влетело от командования, и он чуть не лишился всего на свете.

– Я мог запросто загреметь в тюрьму.

Говорил медленно, стараясь не упустить ни одной детали, постоянно обращался к женщине, прикасаясь к ее щеке и поглаживая, пока в один момент не понял, что она уже давно не слушает его.

Он повернулся к ней, приподнявшись на ногах и посмотрел в открытые глаза. Казалось они смотрят прямо на него, может слегка в сторону, но все равно на него. Красивые, бездонные, как и то небо, которое они видели некоторое время назад, однако жизни в них уже не было. Она ушла, растворилась в холодном воздухе и умчалась куда-то далеко, в холодную Тундру – родину снежных воронов.