Текст книги "Мы все - осетины"

Автор книги: Максим Михайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

Донесшиеся издалека частые хлопки, чередующиеся долгими периодами затишья, заставили меня выкинуть из головы все лишнее и изготовиться. Так, еще раз проверить, есть ли патрон в патроннике, предохранитель на одиночный огонь, прицельную планку на «П», дистанции тут считай нет, все практически в упор… Вроде бы все в порядке, готов… Краем глаза успеваю засечь, как юркой ящерицей нырнул в свой люк Сослан, удивляюсь его поспешности, и тут до меня долетает лязг танковых гусениц. Мощно завывает движок, может быть, мне это только кажется, но подо мной ощутимо вздрагивает пол, трясется мелкой дрожью, будто от страха перед надвигающимся на нас механическим чудовищем. Я тоже дрожу ему в такт, изо всех сил вжимаясь в узкий простенок, единственное мое укрытие, вглядываюсь в кусок улицы который могу видеть в кухонное окно. Вглядываюсь так пристально, что перед глазами начинают плясать яркие разноцветные мушки, а предметы теряют свои очертания, плывут, двоятся… Вой и лязг уже практически нестерпимы они давят, заглушают все остальные звуки, но танка пока не видно. Я уже не могу терпеть, мне просто необходимо, чтобы он появился, чтобы я увидел его, иначе просто сойду с ума от этого накатывающегося с улицы бездушного грохота. Ну где же ты? Ну?

Однако раньше чем танк в поле моего зрения появляются грузинские солдаты. Чем-то они неуловимо напоминают мне фашистов, как их показывали в фильмах про сорок первый. Чистый с иголочки камуфляж, удобные импортные каски с пластиковой нашлепкой на подбородке, расслабленно висящее на груди оружие, на лицах уверенные улыбки. Да почему бы им и не улыбаться, кто может оказать им достойное сопротивление, кому здесь с ними тягаться? Ободранным разномастно вооруженным ополченцам? Полноте, не смешите! Грузины движутся по обеим сторонам улицы небольшими группками, почему-то уже по самой их походке видно, что никакого сопротивления они не ждут. Те что идут по краям тротуара, вдоль самих домов, небрежно кидают время от времени в подвальные окна гранаты. Они даже не ждут результатов разрывов, сразу топают дальше. Гранаты рвутся потом, уже у них за спиной, вынося из окон наружу облака удушливой белесой пыли.

Почему-то мной вдруг овладевает слепая, нерациональная злость. Они что, думают здесь нет никого? Они что, уже посчитали себя здесь хозяевами? А вот я вам сейчас покажу, как в полный рост шарахаться по улицам чужого города! Рывком вскинув к плечу автомат, я ловлю на мушку высокого, на голову выше остальных, грузина, топающего по противоположной стороне улицы. Я вижу его совершенно отчетливо, легко могу различить черты лица, и легкую синеватую небритость щек. Все, мушка замерла идеально ровно в прорези прицельной планки, никакие поправки на таком расстоянии не нужны, теперь плавно надавить на спуск, и вырвавшаяся из канала ствола пуля понесется к цели, опережая звук выстрела. Выстрел грузины услышат уже после того, как пуля войдет высокому точно в грудь, разрывая мышцы и дырявя легкие, останавливая биение сердца…

Тут только замечаю, что на грузине бронежилет, на секунду замираю в накатившей вдруг панике. Пробьет, или не пробьет? Пуля из АКМа прошивает навылет железнодорожную рельсу, по идее, должна пробить, дистанция-то плевая… Но хрен ее знает… Лихорадочно вспоминаю все, что когда-либо слышал, или читал о бронежилетах. В голову лезут какие-то неясные классы защиты, рассказы бывалых о том, как бросали броники, едва офицеры отворачивались, потому что толку от них все равно нет, потом мелькает смутное воспоминание о ком-то стрелявшемся на дуэли и спасшемся благодаря портсигару в нагрудном кармане… Чушь, конечно, полная… А вот интересно, бронежилеты у них наши, или тоже американские? Ответа на этот вопрос, понятно, нет, но отчего-то очень хочется, чтобы были наши. Может это поможет, может быть русская броня, поддастся русской же пуле… «Может быть, – лихорадочно стучит кровь в висках. – Может быть… Может быть…»

Уже совсем было решаю, что буду целиться в голову и перевожу столь тщательно выверенный прицел. На этот раз мушка тыкается ровно под обрез каски, туда, где находится височная кость. «Ему даже больно не будет», – раз за разом повторяю, как заклинание. Но тут вспоминаются наставления Руслана, не стрелять в голову в любом случае, и мушка снова нерешительно прыгает вдоль фигуры ничего не подозревающего и вроде даже что-то насвистывающего грузина. Окончательно отвлекает меня вывалившийся наконец прямо под мое окно танк. Мощный рев турбин, перекрывает все звуки, гусеницы нещадно кромсают траками остатки асфальта. Танк просто огромен и мощен, словно оживший сказочный дракон, только пока еще не пыхающий огнем, а просто ползущий куда-то по своим делам. Ага, не пыхающий, если он пыхнет, тебе мало точно не покажется. Черт, с чего мы взяли, что вот эту громаду можно остановить какой-то жалкой гранатой. С тоской замечаю, что весь корпус танка сплошняком покрыт коробочками динамической защиты. Только этого еще не хватало, мало нам обычной брони. Хобот танковой пушки угрожающе пялится прямо мне в лицо. Танкисты задрали ее как раз под нужным углом, чтобы смотреть на уровень моего этажа. Когда танк начинает переваливаться, трамбуя гусеницами очередную преграду на своем пути, ствол пушки слегка покачивается, словно танк предостерегающе грозит мне невероятно длинным пальцем.

Тут меня обжигает еще одна молнией промелькнувшая мысль. Грузинская пехота движется ПЕРЕД танком! Перед, не за ним! А как же тогда Сослан? Ведь они наткнуться на него раньше, чем у гранатометчика появится возможность прицельно стрелять! С тревогой гляжу в сторону канализационного люка. Ополченец скорчился внутри, надежно укрытый горой обвалившегося щебня. Он по-прежнему спокоен, гранатомет с вставленным в раструб «карандашом» лежит на его правой руке, уверенно поблескивая маслянистой краской, покрывающей его металлическое тело.

Заглядевшись на него, я пропускаю момент, когда с нашей стороны бьет первый выстрел. А потом два дома стоящие напротив друг друга, между которыми уже втянулись грузины просто взрываются огнем. Ополченцы, не жалея патронов, лупцуют длинными очередями. Большая часть пуль бестолково взрывает асфальт под ногами грузин, впивается в стены домов, визжит, рикошетя от танковой брони. Я тоже стреляю, практически не целясь, на это просто нет времени. Захваченный общим порывом я посылаю пулю за пулей, туда где мелькают фигуры в натовском камуфляже. Ага, суки! Не ждали! Вот вам, уроды! Вот вам еще! На, получай! На, еще! На! Рядом грохочут автоматы ополченцев. Кажется внезапно обрушившаяся лавина свинца должна просто снести, разом истребить всех грузин, вынести их с улицы железной метлой. Я бью и бью, не переставая, пока у меня не кончается магазин. Причем я не сразу понимаю, что произошло, почему мой автомат больше не стреляет, еще долго продолжаю по инерции раз за разом давить на спуск. Наконец, багровой пеленой окутавшее меня безумие несколько отпускает. Я с удивлением смотрю на намертво сжатый в сведенных судорогой пальцах автомат и с трудом разжимая непокорные руки все же меняю магазин. Пустой, подумав, запихиваю во внутренний карман своей джинсовой куртки, пригодится еще. Кстати, о патронах. Если так дело дальше пойдет, то мой запас очень скоро истощится. Кроме того магазина, что я только что пристегнул, у меня есть еще только один. Но ничего, там на улице, походу стрелять уже не в кого.

Чтобы убедиться в верности своей догадки осторожно выглядываю из прикрывающего меня простенка в кухонное окно. И почти теряю дар речи. Вся наша канонада оказалась практически бесполезной. По-крайней мере, я ожидал от нее вовсе не таких результатов. В поле моего зрения только два неподвижно лежащих тела в натовском камуфляже. Понимаете? Всего два! Остальные уже сноровисто откатились под прикрытие танковой брони, забились за обломки бетонных конструкций, кучи мусора, стволы поваленных деревьев… То и дело с улицы глухо тарахтят трещотки американских винтовок. Ответный огонь постепенно нарастает. Вот это мы лоханулись! Скриплю зубами от злости. Ударили внезапно, из засады, и смогли завалить только двоих, больше того, раскрыли свое местоположение и теперь эти ребятки нас отсюда уже не выпустят. Вон как слаженно щелкают по окнам из своих М-16, любо дорого посмотреть! Да и танк, главный их козырь, пока еще не вступил в бой, только тупо ворочает башней из стороны в сторону, ищет, затаившихся стрелков. Причем стоит он так неудобно, что нашему гранатометчику стоит только высунуться, и он сразу же будет замечен. И тогда короткое соревнование, кто быстрее, выстрел гранатомета, или пулеметная очередь из танка. Судя по всему, Сослан зря рисковать не желает, чуть приподнявшись выглядывает из-за щебня. Ждет… Хочет ударить наверняка.

Из дома напротив хлещет особенно длинная и бестолковая очередь. Все пули совершенно безобидно проходят над головами залегших грузин. Хотя самому стрелку сейчас кажется, что он поливает противника сплошной стеной огня. По себе знаю, тоже высадил магазин в белый свет, как в копеечку, даром, что на армейском стрельбище умудрялся когда-то всего двенадцатью патронами завалить и атакующего пехотинца, и выглядывающего из окопа снайпера, и пулеметный расчет. Однако стрелок с противоположного дома бесспорно достиг одной цели – обозначился в полный рост для экипажа танка. Пушка хищно дернулась, задирая ствол на необходимый угол и вдруг плюнула огнем. Я моментально оглох, в ушах поплыл колокольный звон, а с улицы горячо пахнуло пороховой кислятиной. Снаряд выпущенный с каких-нибудь полсотни метров влетел точно в окно из темной глубины которого била яркая звезда дульного пламени автомата. Взрыв, и остатки рам брызнули на землю, скатился с подоконника и задребезжал по камням автомат с неестественно выгнутым стволом. Вот и все… понеслась душа в рай… просто до одури, беспощадно и бестолково… У меня даже колени ослабли вдруг, когда я до самых печенок осознал, как просто оказывается меня убить. Всего-то и надо, чуть-чуть довернуть танковую пушку, совсем немного…

Тут мой беспорядочно блуждающий в пространстве, совершенно ошалевший взгляд зацепился вдруг за Сослана. Да, одно немаловажное дело неизвестный стрелок все-таки сделал. Своей заполошной очередью, вызвавшей пушечный выстрел, он заставил танкистов развернуть башню, выиграв для гранатометчика столь необходимые, недостававшие ему раньше секунды. Теперь ополченец легко распрямившись, вылетел на кучу щебенки словно чертик из коробочки, гранатомет уже лежал у него на плече. Танковая башня только начала неспешно поворачиваться в его сторону, и теперь подставляла ему свой левый бок, а Сослан уже готов был стрелять. «Давай, давай, родимый! Убей эту суку! Давай!» – кажется вслух орал я, а может мне это только казалось. Забитые звоном уши все равно не слышали голоса, хотя где-то внутри черепной коробки он продолжал исправно отдаваться неестественно гулким эхом.

Гранатомет взревел, пробивая даже эту шумовую завесу, пыхнул назад струей отработанных газов, и хвостатая комета выстрела понеслась навстречу танку. Полет был не долгим, ополченец бил практически в упор. С такого расстояния и я бы, наверное, не промахнулся. Огненный мячик гранаты ударил точно в основание танковой башни вспыхнув на мгновение ярким снопом искр и полыхнувшего острым языком пламени.

– Есть! Есть! Ур-ра-а! – уже не скрываясь завопил я, охваченный дикой, невозможной для нормального человека радостью.

Так, наверное, вопили первобытные охотники, когда им удавалось загнать в ловушку мамонта. И этот крик распирал им грудь, так же как мне сейчас, рвался наружу, раздувая кузнечными мехами готовые лопнуть легкие.

– А-ар! Рр-а! – вторил мне кто-то из коридора.

Из соседнего дома тоже неслись победные вопли.

Сам гранатометчик, мгновенно скользнул обратно в укрытие, лихорадочными рывками дергая притороченную за спиной вторую гранату. Чего он торопится, танку явно конец, а второго, слава богу, в пределах видимости нет? Я даже улыбнулся невольно глядя на эту поспешность нашего бывалого вояки.

Победный рев еще не растаял в воздухе, еще летел к небу на последней самой пронзительной ноте, когда получивший прямо в башню нокаутирующий удар гранатой танк, вдруг легко крутнулся, разворачиваясь к укрытию Сослана низко нависшим бронированным лбом и так чесанул из пулемета, что щебенка вихрем взлетела чуть ли не до моего окна. Ну ни хрена себе, поверженный монстр! С того места, где я стоял сейчас как раз отчетливо видно было черное пятно копоти на башне, и лохмами повисшие коробочки динамической защиты. Но это и весь эффект! Больше ничего, танк продолжал исправно функционировать.

Теперь положение нашего гранатометчика было даже хуже, чем перед началом этого смертельного поединка. Теперь танкисты точно знали о его существовании и даже могли предполагать, где он в данный момент находится. Хорошо, что хоть выковырять его из этого укрытия было явно им не под силу. Пулемет продолжал то и дело взрыкивать, злобно отплевываясь огнем, молотил по горе щебенки, но засевшего в канализационном люке Сослана его пули достать не могли. Осколочный снаряд, конечно, легко решил бы сейчас все вопросы, но для этого танку нужно было солидно откатиться назад, придавая за счет дистанции стволу пушки необходимый угол, а пока ополченец для нее был в мертвой зоне.

Гранатометчик тем временем уже перезарядил свое оружие и теперь усиленно вертел головой, высматривая безопасный обходной путь, что позволил бы ему снова подобраться к танку со стороны более уязвимого борта. «Хорошо бы влепить ему опять туда же, наверняка броня не выдержит!» – пронеслась в голове лихорадочная мысль. Сослан, похоже, считал точно так же, потому что осторожно начал выбираться из своего укрытия, забирая вправо, обходя танк с уже поврежденного бока. Вдруг послышались частые глухие хлопки, и в воздух медленно, так что я даже смог засечь их движение глазом взмыли несколько маленьких черных мячиков, по крутой навесной траектории пикируя прямо на ползущего ополченца. Летели они со стороны затаившейся грузинской пехоты, так что в любом случае не могли предвещать ничего хорошего. Затаив дыхание на показавшуюся мне неимоверно длинной секунду, я наблюдал за их полетом. А потом за кучей щебня ударили взрывы, не слишком мощные, вроде ручных гранат, только еще глуше, просто резкий хлопок и взвихряющееся над местом падения облачко дыма и пыли, вроде даже совсем не страшное. Вот только гранатометчик вовсе так не считал, он замер сжавшись всем телом, прикрыв голову руками, а черные мячики с другой стороны улицы все летели и летели, с каждым разрывом ложась все ближе к его напряженной спине. Вот хлопнуло совсем рядом, и ополченец конвульсивно дернулся, а под его лопаткой вдруг образовалась темная точка быстро начавшая наливаться, набухать, пропитывая выгоревшую форменную ткань темным пятном. А затем вокруг него легли сразу три очень близких разрыва, причем почти одновременно и его тело изломанной тряпичной куклой подбросило в воздух, с размаху шмякнув о камни. Но он даже не вскрикнул, не застонал и больше не пошевелился. Готовый к бою гранатомет выскользнул из безвольно разжавшихся пальцев… Всё…

Танкисты меж тем, видя, что основного, представляющего сейчас наибольшую опасность, врага достанут и без их участия, перенесли огонь на два наших дома. Танковая пушка рявкала в сумасшедшем темпе, посылая снаряд за снарядом в окна, методично уничтожая всё и вся, что только могло найти там укрытия. Пулемет гвоздил с нею в такт, поливая окна свинцовым шквалом. Боеприпасы тут никто экономить не собирался. Приободрившаяся пехота, постепенно тоже подтягивалась к месту действия. Короткими перебежками от укрытия к укрытию грузины подходили все ближе, тоже лениво постреливая по окнам, обозначая прикрытие перебегающих в этот момент товарищей. Такими темпами они скоро ворвутся сюда, добивая тех, кто еще остался в живых. При их численном перевесе, сделать это будет вовсе не сложно. Их надо любой ценой останавливать именно сейчас, на дальних подступах, не дать огневому бою перерасти в бестолковую свалку в смертельном лабиринте покореженных выстрелами квартир и лестничных маршей. Иначе не удержимся, больше того, и уйти, оторваться от них, тоже не сможем, все тут и ляжем.

Наверное, остальные ополченцы понимали это не хуже меня, но по подтягивающейся пехоте тем не менее практически не стреляли. Еще бы, постреляешь тут, когда на каждый автоматный чих с нашей стороны, чертов танк тут же посылал в засветившееся окно осколочный снаряд, до кучи обрабатывая потом проем пулеметом. Ясное дело, при таком качественном прикрытии грузины наступать могли практически безопасно.

– Русский, поди сюда!

Чьи-то пальцы дергают меня за воротник, тащат назад из кухонного коридорчика, в глухую прихожую. Разворачиваюсь и упираюсь взглядом в раскрасневшееся, возбужденное лицо Руслана.

– Русский, ты из «мухи» бить сможешь?

– Ни из мухи, ни из слона… Может и могу, только никогда не пробовал, – от волнения я неудачно острю, меня вдруг охватывает какой-то неудержимый словесный понос, хочется говорить и говорить без конца. Еле справляюсь с собой, запихивая готовый вырваться изо рта поток слов обратно.

Руслан смотрит на меня удивленно, про мух и слонов он явно не понял, но решает не заморачиваться, к тому же суть моего высказывания все же уловил верно.

– Смотри сюда, здесь все нарисовано на картинках, как делать. Хотя, ладно, еще перепутаешь, чего-нибудь. Я сам тебе все сделаю…

– А чего надо-то? – пораженный внезапной догадкой разом вызвавшей сосущую пустоту в животе напряженно переспрашиваю я. – Раз умеешь, сам бы и делал…

– Я буду делать, ты не волнуйся, буду… – торопливо шепчет обнимая меня за плечо Руслан. – Там одному нельзя, понимаешь? Это же просто «муха», против танка – хлопушка, говно… Надо две разом в точное место, понял, да? Только вдвоем можно…

Он частит, и его голос все время срывается от волнения…

– А что Артур? – спрашиваю, и сам стыжусь своего вопроса. – Чего ты его не берешь?

– Боишься? Трусишь? – он испытующе заглядывает мне в глаза.

Хочется выпятить сейчас грудь и заорать с возмущением: «Ты что?! Конечно же, нет!», хочется, только это будет звучать очень глупо, наверняка все предельно ясно по моему виду, по дергающемуся непроизвольно веку, по гуляющим мелкой дрожью пальцам, и потому я тихо выдыхаю:

– Да…

Руслан понимающе кивает.

– Я тоже боюсь, русский. Но кроме нас сделать некому. Граник Сослана не достать, а «мухи» только у меня были. Если танк сейчас не завалить, все тут ляжем, так что выбора особого нет. Бойся, не бойся, а идти надо… А Артур, – он тяжело сглатывает и отворачивается. – Нет больше Артура…

– Как нет? – забывшись я хватаю его за грудки, притягиваю к себе. – Как нет?! Как?!

Кричу ему прямо в лицо, не обращая внимания на то, как он морщится, пытается отвернуться.

– Как нет?! Как?

И вдруг ясно понимаю, как именно человека может не быть. Так ясно, что вцепившиеся в Русланову куртку пальцы сами собой разжимаются, теряют злую энергию, позволявшую держать захват. Он мягко отстраняется и бормочет быстрой скороговоркой, словно желая побыстрее выплюнуть эти слова:

– Не послушал меня, еще в самом начале полез в комнату, к окну. Оттуда виднее. Всего одна пуля, точно в лоб… может быть снайпер, может просто случайно так вышло. Сразу насмерть, – он трясет головой, как пловец, пытающийся избавиться от попавшей в ухо воды, он вытрясает из головы память о том, что увидел войдя в комнату, где лежал раскинув руки Артур, только начинавший жить мальчишка. – Пойдем, я тебе покажу.

Он пихает меня обратно в кухонный коридор. Переход от слов к действиям так резок и внезапен, что я сначала решаю, что Руслан хочет мне показать мертвого Артура и еще удивляюсь, почему тогда он тащит меня обратно на кухню. Оказывается дело вовсе не в этом. С кухни хорошо виден оставшийся стоять посреди улицы танк.

– Смотри, – горячечно шепчет мне в ухо ополченец. – Видишь у него сзади и чуть сбоку на башне ящик прилажен?

– Ну?

Действительно на приплюснутой башне танка торчит какой-то хитро изогнутый короб, даже чуть-чуть другого цвета, чем весь остальной корпус.

– Ты должен будешь его сбить? Понял? Под ящиком нет защиты, и броня там тонкая. Если ты его собьешь, я ударю туда второй «мухой». Тогда все должно получиться, понял? Только надо все делать быстро и очень точно попасть.

– Да его же почти не видно отсюда? Как я попаду?

– Почему отсюда? – криво улыбается мне Руслан. – Отсюда нельзя стрелять, себя же пожжешь обратным пламенем. Держи «муху» и пошли со мной!

Бегу следом за ним вниз по лестнице, за спиной периодически грохает танковая пушка, почти непрестанно ревет пулемет. Даже не могу выразить словами, как мне в этот момент страшно. Но я упрямо бегу вслед за напарником, не глядя по сторонам, уперевшись взглядом в его полинявшую камуфляжную куртку, щедро присыпанную обвалившейся известкой. У выхода из подъезда Руслан приостанавливается, опускается на колени и осторожно всего в треть лица высовывается наружу. Тут же прячется обратно и ждет. Я тоже жду неизвестно чего: выстрелов, криков, воя гранаты из подствольника… Но ничего не происходит, и тогда ополченец рискует выглянуть снова, на этот раз осматриваясь внимательно, намечая пути дальнейшего движения. Наконец поворачивает ко мне неестественно бледное лицо.

– Сейчас быстро бежим через двор. Ты сразу за мной, не отставай. Попробуем выскочить на параллельную улицу и обойти его по ней.

Я согласно киваю, стараясь сосредоточиться только на ближайшей задаче. «Быстро перебежать через двор, – упорно твержу про себя. – Просто перебежать через двор». Нарочно отгоняю от себя, не пускаю в мозг вторую часть сказанного, про обход танка по параллельной улице. Это еще не скоро, это потом, поэтому не зачем думать об этом, нечего пугаться заранее… Пока просто перебежать через двор, что может быть проще?

Руслан так и срывается с места, прямо с низкого старта. Пригибаясь к земле, петляя между деревьями и какими-то погнутыми не то качелями, не то каруселями, несется вперед. Я, отчаянно пыхтя, бегу за ним следом. Толстый цилиндр «мухи» в руках отчаянно мешается, он тяжелый и неудобный, все время норовит выскользнуть из вспотевших пальцев. Инстинктивно пригибаюсь, каждую минуту ожидая выстрела вслед, свиста пролетающей над самой головой пули. Но ничего этого нет, видно грузины лоханулись и пытаются атаковать в лоб, по самой улице, не додумавшись послать хотя бы дозоры перекрывать прилегающие дворы.

С разбегу влетаем в подъезд дома напротив, теперь можно слегка отдышаться. Руслан настороженно выглядывает наружу, оценивает обстановку. Вроде все спокойно, и он на секунду откидывается спиной на стену, переводит дух, расслабленно улыбаясь. Но это длится всего лишь мгновение, я не успеваю даже моргнуть, как передо мной опять тот же деловитый, собранный, как взведенная пружина Руслан.

– Проскочили, повезло… – тихо говорит он. – Сейчас аккуратно выходим на улицу, ты следом за мной, дистанция пять метров. Пошли!

Мы крадемся вдоль стены дома, Руслан впереди, я за ним, все еще держа в руках свою «муху». У Руслана зеленый тубус закреплен прямо на спине, и он сжимает в руках готовый к стрельбе автомат. Движется он ловко, пластично, и я бы даже сказал грациозно, словно большая хищная кошка. Выглянув за угол ополченец осматривает улицу и лишь убедившись, что она пуста в обе стороны призывно машет мне рукой.

– Все! Теперь надо двигаться быстро!

Мы несемся бешеным галопом, прижимаясь к стенам домов. Серый предрассветный сумрак, полон гротескных невозможных теней, мне то и дело мерещатся по сторонам затаившиеся враги, но Руслан летит вперед не снижая темпа. Проскакиваем один квартал, следом второй, третий… Я начинаю не на шутку задыхаться, в боку неимоверно колет, глотку забила вязкая тугая слюна, которую никак не выхаркнуть. Шумно отплевываюсь, но она не лезет из пересохшего рта, мерзко повисает где-то на подбородке, и я на бегу отчаянно дергаю головой, руки заняты, поэтому пытаюсь оттереть эту слизь об воротник куртки, но только размазываю ее по щеке. Впрочем к тому моменту мне уже абсолютно все равно. Сил держать заданный ополченцем темп уже нет, все же не мальчик, чертов возраст дает о себе знать. Чтобы хоть как-то отвлечься, пытаюсь считать, сколько нам надо еще пробежать. Так, грузины были где-то за квартал от нас, еще столько же заняла, растянувшись и откатившись назад их пехота, еще нужно зайти хоть чуть-чуть издалека, чтобы сразу не заметили… по всем моим подсчетам получается, что мы уже однозначно пробежали вполне достаточно и давно уже пора заворачивать. Но Руслан продолжает бежать вперед, его подкованные ботинки звонко цокают по мостовой, и я стараюсь, чтобы мои шаги тоже попадали им в такт, несмотря на то, что мне давно нечем дышать, и губы жадно хватают прохладный утренний воздух обжигая перенапряженное горло, а в боку уже не просто колет, режет ножом прямо по живому.

Останавливается ополченец внезапно, как раз в тот самый момент, когда я решил уже что все, сейчас просто возьму и упаду. Растянусь на заваленном ветками и облетевшей листвой асфальте и буду лежать, тупо глядя в сереющее над головой небо. А двужильный осетин пусть себе и дальше бежит вперед, воюет с грузинским танком, вообще делает все, что ему вздумается, только уже без меня… Но Руслан остановился, и я едва не ткнулся ему прямо в спину, успев затормозить только в самый последний момент. Стоял и запалено дышал, выпучив глаза, даже ставший уже привычным страх куда-то вдруг улетучился, видно у измученного этой гонкой организма не осталось сил на какие-либо эмоции. О, какое это блаженство просто стоять на месте, вы даже представить себе такого не можете! Как это чудесно просто стоять и вдыхать полной грудью живительный воздух, прислушиваясь к тому, как кислород растекается вместе с потоками крови по организму, наполняя его живительной силой.

– Значит так, смотри сюда, – строго и спокойно, будто и не было только что этого сумасшедшего, на пределе сил бега, говорит мне Руслан.

Я послушно опускаю взгляд на зеленый цилиндр мухи. Он забирает его у меня из рук и ловкими движениями скручивает проволоку с прицельной планки, задирая ее вверх.

– Все очень просто. Вот прицел, вот спуск… Здесь перед, здесь зад, вот стрелка, нарисована она по ходу полета ракеты. Смотри не перепутай. Просто кладешь трубу на плечо, целишься и стреляешь. Помни, ты должен обязательно сбить с него этот ящик, иначе нам крышка. С «мухой» больше ничего не делаешь, она готова к стрельбе, так что неси теперь осторожно, не нажми случайно на спуск. Никакие поправки на такой дальности не нужны, тупо целишься в ящик, в самую его середину. Усвоил?

Я киваю, вроде все предельно просто. Чего уж тут непонятного. Подумаешь, подобраться незамеченным к танку и сбить с его башни какой-то там ящик. Чего уж легче, фигня, одним словом. Вот только колени снова начинают предательски дрожать, и к непроизвольному подергиванию правого века присоединяется еще и щека. Да вы неврастеник, батенька, вам бы врачу показаться… Принужденно хихикаю, ловя осуждающий взгляд Руслана. Да, его понять можно, каково это, ходить на танки с таким вот ненадежным напарником! Стараюсь ободряюще ему улыбнуться, но выходит, видимо, плохо, потому что он лишь скорбно качает головой и отворачивается.

Согнувшись в три погибели неслышными призрачными в рассветном сумраке тенями скользим вдоль домов. Снова выходим на ту улицу, по которой наступала грузинская штурмовая группа, только теперь мы гораздо дальше, у них в тылу. Но это вовсе не повод расслабляться, натолкнувшиеся на нас грузины вполне могут оказаться лишь авангардом наступающей вдоль улицы части, тогда вместо удачного обхода мы с Русланом вполне можем оказаться сейчас зажатыми меж двух огней. Но даже если такое случится, нам все равно придется идти вперед. Что бы там ни было, но танк должен быть уничтожен. До нас доносятся сейчас резкие тявкающие звуки выстрелов его пушки и неумолчный стрекот пулемета, изредка в какофонию вплетаются голоса американских штурмовых винтовок, а вот звонкие одиночные выстрелы «калашей» слышатся в ответ все реже и реже. Поэтому мы спешим, как можем. Там, дальше по узкой улочке, убивают сейчас наших братьев, и только мы им можем еще как-то помочь.

Наконец казавшаяся бесконечной глухая стена заканчивается. Идущий впереди Руслан делает мне знак остановиться и не дышать и осторожно выглядывает из-за угла. Мы уже выходим на нужную улицу, потому следует соблюдать предельную осторожность. Показавшуюся мне очень длинной, тянущейся, как резина, минуту ополченец остается неподвижным, потом жестом подзывает меня к себе. Делаю несколько шагов вперед и замираю рядом с ним.

– Смотри, вон он! – шепчет мне прямо в ухо Руслан, будто боится, что танк может его услышать.

Действительно, не больше чем в пятидесяти метрах от нас, дальше по улице стоит бронированная махина. Грохает пушка, и по закованной в металл громаде пробегает нервная дрожь, натужно поскрипывают когтями траков вцепившиеся в асфальт гусеницы. Грузинской пехоты не видно, похоже, уже ушла вперед, значит плохо дело. Зато нам немалое облегчение.

– Будешь бить отсюда, прямо от угла! – шипит Руслан. – Не забудь, твоя задача сбить ящик. Видишь его?

Согласно киваю, ящик на башне отсюда и вправду хорошо виден, он довольно большой и попасть в него кажется делом не слишком сложным, примерно, как сбить фигурку в пневматическом тире. Надо будет, конечно, повнимательнее прицелиться, но так в общем, ничего невозможного я не вижу.

– Я буду стрелять вон с той стороны, от поваленного дерева. Подождешь, пока я туда перебегу и изготовлюсь, потом сразу стреляй без команды. Понял?

– Понял, понял, – уже нервно шепчу в ответ.

Сколько можно мусолить одно и то же? Пора наконец переходить к делу… Уловив мое настроение Руслан, хотевший еще что-то поучительное сказать напоследок, обрывает уже начатую речь на полуслове и лишь ободряюще хлопает меня по плечу.

– Удачи, русский. Не забудь открыть рот, когда будешь стрелять!

Широко ему улыбаюсь, не сразу поняв, что он сказал. Чуть позже доходит… Почему открыть рот, зачем? Это что шутка? Хочу переспросить на всякий случай, но Руслана уже нет рядом, он резво скачет на четвереньках через улицу, прикрываясь кроной поваленного дерева. Добравшись до торчащего на противоположном от меня тротуаре пенька, ополченец одним рывком сдергивает из-за спины свою «муху» и сноровисто переводит ее в боевое положение. Машет мне рукой, давай мол!