Текст книги "Спутник для архимага (СИ)"

Автор книги: Максим Ковалёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Спутник для архимага

   Терион, столица Империи Терракота, погружался в сон. В окнах гасли отблески ламп и свечей. Двери запирались на крепкие засовы. Незваные гости могут не стучаться, свои все дома, а чужаки пусть проходят мимо. Широкие центральные мостовые, равно как и нищенские выселки опустели. С небосвода, застланного клубящимся войлоком, целый день изливается ледяная морось. Дворцы и храмы за ней – лишь тёмные силуэты с тонкими шпилями башен. Изредка промчит чей-то экипаж, да протопает четвёрка чертыхающихся стражников с мечами у пояса и в обвислых от влаги плащах. В масляном свете фонарей город оплели серебристые нити. В кабаках и тех не слышно обычного гула. Все попрятались от дождя.

   Но, если приглядеться внимательнее, то не все.

   Вот кто-то идёт, укрываясь от косых струй под длиннополым дождевиком. Вблизи светильников тень нагоняет человека со спины, а затем убегает вперёд, точно предлагая поспешить следом. Мужчина действительно прибавил ходу. И запнулся. Схватился за угол чей-то мастерской, лишь тем избежав купания в луже. Помянув свою извечную неуклюжесть, мёрзло поёжился.

   Хвала Небесам, он почти добрался и скоро окажется под крышей.

   За очередным проулком мостовая сменилась размытой глиной. Сапоги безнадёжно заскользили, пришлось сбавить шаг. Потянулись дворы одной из ремесленных окраин. За заборами брехали собаки. Поскользнувшись ещё дважды, путник доковылял до стоящей чуть на отшибе ограды. Короткая дорожка меж раскачиваемых ветром кустов сирени и вот она долгожданная дверь под покатым навесом. Вода низвергается из желоба в водосточную бочку. Та переполнена, пузырящийся поток хлещет через край.

   Низкий старый дом под черепичной крышей встречал своего хозяина мёртвой тишиной. Лишь шелестели подступающие к самым стенам облетающие липки. И не мелькал за окнами приветливый огонёк. Наёмным служанкам сегодня был дан отгул, так что внутри его никто не ждал.

   Дрожащей рукой достать ключ из кармана. А тот выпадает. Проклиная холод, присесть на корточки; колени хрустят как две ветки хвороста. Опавшие листья – только их захватывают пальцы. Он уже собрался воспользоваться даром и затеплить свет, что давно следовало сделать! А ещё лучше было взять экипаж и не тащиться пешком по слякоти. Но пропажа нашлась сама.

   Сухая одежда и горячий чай. Сейчас, сейчас.

   Ключ щёлкнул, повернувшись в замочной скважине. Дверь приоткрылась. Изнутри пахнуло теплом и чем-то съестным. Наконец-то.

   – Мяу.

   Жалобные звуки донеслись со двора. За шелестом дождя и льющимся в бочку водопадом их едва было слышно. Или всё же почудилось?

   – Мяяяу.

   Во мраке, слева от крыльца светлячками вспыхнуло два жёлтых огонька. Он пригляделся.

   – Это кто ещё там?

   Огоньки приблизились. Полуночное существо запрыгнуло на перила, заставив его отпрянуть. Кошка! Мокрая, худая. Прилизанная дождём шерсть висит сосульками, отчего голова кажется непропорционально маленькой, так что на ней едва помещались стоящие торчком уши и круглые как монеты глаза.

   – А ты что тут делаешь?

   Кошка принялась тереться об столбик, поддерживающий крышу крыльца. Животное совсем не боялось его, что не очень-то вязалось с представлениями о вечной настороженности бездомных бродяжек, предоставленных выживать самим по себе в этом суровом мире.

   – Пошла отсюда! – Он никогда не держал домашнюю живность, потому имел плохое представление об обращении с ней.

   Конечно, хвостатая и не подумала исчезнуть.

   А идущая с залива буря набирала силу. Налетевший порыв окатил лицо пригоршней воды. Мужчина заворчал, удивляясь, что продолжает торчать посреди такой мерзости.

   – Прочь! – Он махнул рукой и вошёл в прихожую. Скинул капюшон, обернулся закрыть дверь.

   Кошка перестала тереться и теперь сидела на перилах, глядя прямо на него. Грусть и одиночество сквозили в её взгляде.

   Они смотрели друг на друга посреди ночи и ливня. Лицо человека испещряли глубокие морщины, по разномастным – местами совершенно седым, а местами тёмно-каштановым волосам стекали капли. Нездоровая жёлтая кожа туго обтягивала скулы, ввалившиеся щёки отдавали синевой, словно их обладатель долгое время испытывал тяжкие лишения и только недавно начал от них оправляться. Ясные глаза, так не отвечающие общему старческому виду, подёрнул туман отстранённости.

   Хозяин дома потряс головой, разгоняя внезапное наваждение.

   – Ну, что ж... заходи. Никому не следует оставаться на улице в такую пору.

   Он не ожидал, что скажет что-то подобное. Но слова сами сорвались с губ. И сожаления от них возникло.

   Бродяжка поняла его. Мягко спрыгнула и, продолжая смотреть снизу вверх на посторонившегося великана, проследовала мимо. Захлопнулась входная дверь, лязгнул засов, оставляя осень и все её малоприятные проявления вовне.

   Внутри дома темень, хоть глаза выколи. Пришлось-таки произнести простенькое заклинание. Плавный пас ладонью и на ней возгорается сгусток тихо гудящего рыжеватого пламени. Мужчина подбросил шарик света повыше к потолку. Стала видна узкая прихожая: на полу домотканый палас, с одной стороны шкаф, с другой – низкая тумба и стоящая на ней ваза с последними в этом году цветами.

   Водрузить дождевик на вешалку, под которой сразу набежало озерцо. Опёршись о стену, стянуть хлюпающие сапоги, нырнуть озябшими ступнями в тапочки, преданно ожидавшие его у порога. Штаны с сюртуком тоже были влажные, но их можно сменить и позже. Для начала он вернулся к плащу, извлёк из внутреннего кармана небольшой свёрток. Повертел в руках, но пока отложил. И только тут заметил кошку, притаившуюся в углу. А он уже и думать забыл о своей внезапной гостье.

   Ведь именно сегодня гостей я не жду.

   Секундная мысль отозвалась волнительным предвкушением. Но он пригласил бродяжку войти, а значит, по правилам хорошего тона должен был оказать ей теперь некоторое внимание.

   – Как и самому себе.

   Желудок подводило от голода. Последний раз он ел ещё утром. Принюхавшись, мужчина направился к арке в правой стене прихожей. Пульсар поплыл следом. Осветился ведущий в смежную кухню короткий коридор, а за спиной сгустился сумрак. Кошка осталась в нём, и её глаза вновь засияли двумя светлячками.

   – Сиди здесь, – велел он.

   Это жильё следовало назвать чрезмерно скромным для персоны его ранга, но оно его полностью устраивало. Да и этот самый ранг ещё не успел им в полной мере ощутиться. Слишком мало времени прошло с... того, о чём не хотелось лишний раз вспоминать.

   Добрая Розалина зная, что он явится только к ночи, не смотря на полученный выходной, заходила днём и сготовила поесть. Пара чугунков обнаружилась на ещё теплой плите. Тушёное мясо с овощами и запечённый омлет. Хозяин дома зажёг лампу и принялся быстро организовывать себе поздний ужин. Необходимость в пульсаре отпала, и тот развеялся сам собой. В отдельную миску было налито молоко, туда же отправился кусок омлета. Он отнёс угощенье и немного понаблюдал за кошкой, голодно набросившейся на еду. Как быть дальше с бездомницей решим утром. Так уж и быть, пусть проведёт эту ночь в доме.

   За стенами ветер хлестал водяными бичами, ломясь в закрытые ставни. А на тесной кухоньке тепло и уютно. Полумрак, разгоняемый единственной лампой. Покой и умиротворение. Ложка размеренно скребёт о дно чашки. Мужчина жевал, но мысли его витали далеко от окружающей яви. Он вспоминал.

   В последние месяцы это стало его излюбленным занятием. Вероятно, так проявлялись последствия пережитого потрясения, признаки изменений, что набирали обороты день ото дня. Всё прежнее поднималось в нём, уступая напору нового. А может, просто сказывались прожитые годы. Старость. Но, скорее и то, и другое вместе. Сейчас – не иначе постаралась осеннее уныние – ему отчего-то припомнилось его деревенское детство.

   ...У его матери было семеро детей. Он вышел в мир последним и его нарекли Словеном. Двоих братьев, что родились вместе с ним, Творец забрал к себе на Небеса прямо из материнского лона. И больше ей детей не посылалось. Так он и остался младшим.

   Детство. Босоногое и богатое на впечатления, что остались в памяти на всю жизнь. Походы к реке с соседскими мальчишками, костры с пастухами, пасущими коз и овец. Сбор ягод с матерью и бабкой на страшных болотах, лежащих возле их деревни. Говорили, там водятся лешие, которых следовало задабривать дарами и, без сомнения, так оно и было на самом деле. А ещё случались редкие, но такие волнительные поездки с отцом на ярмарку в далёкий город.

   Лучший друг – дворовая собачонка. Её звали... как-то звали. Главное, она была его самым преданным другом и всюду ходила за ним как привязанная. Потом её переехал пьяный мельник на телеге. Это стало его первым большим потрясением.

   Отец, мать, братья и сёстры. Их лица уже забылись.

   Мать была тихой, с узкими нежными ладонями, и даже мозоли от прялки и тяжёлой работы по хозяйству не могли загрубить их. Зимними вечерами у топящегося очага она пела детям грустные песни своей молодости. Отец – бородатый, неразговорчивый. Целыми днями пропадающий в поле, и не на своём собственном, а у богатого лорда, которому принадлежала их деревня, или на незаконной охоте в его же лесах. Отцовы наказания строги, а похвала скупа. Вот братья и сёстры помнились лучше. Они прожили свои жизни, кто более счастливо, кто менее. Теперь никого из них нет, а с племянниками Словен почти не общался. И это было одно из многих лишений, что он принял, ступив на стезю волшбы. Вернее, это дар призвал его, а противиться дару глупо и даже опасно.

   Вспомнить что-то конкретное за давностью лет не удавалось, сохранилось лишь ощущение чудесной игры в познание жизни. Тот его мир ограничивался тремя ближайшими деревнями. Но и он казался необъятным, полным чудес.

   Затем пришло время, и мир расширился. В возрасте семи лет у Словена пробудился дар. Этот момент запомнился ему и всей их деревне очень хорошо.

   Тогда он часто дрался с одним мальчишкой – сыном кузнеца. Сильным и задиристым пареньком, державшим в страхе всю шпану своих лет и младше. Родителям с братьями было не до его детских проблем, потому побои приходилось сносить покорно. Или убегать, если имелась такая возможность. Однажды, подловив Словена на деревенской околице, сын кузнеца с дружки вознамерились вволю повеселиться. Хулиганы окружили его у старого вяза и принялись обзываться, кидаясь мелкими камушками.

   Он горько рыдал от столь злой несправедливости. Ребёнку казалось, что он сейчас умрёт. Его слёзы только больше раззадоривали драчунов.

   Но потом вместо слёз, откуда-то из глубины в Словене поднялась волна жгучей ненависти. Подхваченный ею, он перевёл свой страх и боль на своих обидчиков. Слёзы мигом высохли, а глаза полыхнули самым настоящим огнём. Мальчишки того не заметили. Лишь когда не по-детски разъярённое лицо Словена с оскаленными зубами и разбитой бровью, кровь из которой вымазала ему щёку и ворот рубахи, обратилось на них, они перестали швырять камни.

   Они попытались убежать. И тогда он ударил.

   Ребёнок не понял, как это получилось. Он просто собрал всю скопившуюся ненависть в один незримый камень и бросил им в своих врагов, как до этого они бросались в него. И этот «камень» стал зримым – размытое пятно, сорвалось с его руки. Хулиганов подкинуло в воздух и расшвыряло далеко в стороны. Двое из них, к великому своему счастью, отделались лишь испугом и обмоченными штанами. А вот непутёвый сын кузнеца сломал ключицу и самостоятельно подняться с земли не смог. До самой старости боль в предплечье после тяжёлого дня будет напоминать об ошибке, совершённой, когда он был ещё глупым мальцом, и едва не стоявшей ему жизни.

   Но это будет потом. А пока до смерти перепуганные мальчишки, спотыкаясь и скуля, тащили своего главаря прочь от случившегося с ними ужаса. До самой деревни никто из них не осмелился оглянуться.

   Словен же с окровавленным лицом и пылающим взглядом стоял, не двигаясь. Страха не осталось. Было лишь чувство пьянящего торжества и большая усталость, от которой слипались глаза. Он не представлял, что произошло. Но это сделал именно он. И Словен был доволен.

   Сухой вяз за его спиной пылал, охваченный огнём от корней до макушки, будто в него ударила молния, хотя на небе не виделось ни облачка. Жар огромного костра жёг спину и наполнял душу незнакомым доселе ощущением собственного превосходства. Огонь был снаружи, и огонь был внутри него. Отныне и навсегда.

   Конечно, поднялся переполох. Словена обвинили в запрещённом колдовстве. Его мать едва не сожгли, как ведьму, а вступившегося за них отца избили до полусмерти (в том особо усердствовал деревенский кузнец) и посадили под замок. Для ребёнка те три дня непонимания происходящего были подобны концу света.

   Прослышав о странностях, в их глушь из города приехали двое магов-изыскателей. Они-то мигом разобрались во всём. Успокоили волнение, а затем увезли напуганного, безостановочно плачущего Словена с собой. Родители, с которых сняли все обвинения в связях с тёмной силой и которым выплатили огромное по деревенским меркам вознаграждение за то, что ребёнок покидает их, были не против. Даже мать. У её сына обнаружился магический дар завидной силы, о чём на общей сходке и объявили приезжие. А жизнь чародея была несоразмерно предпочтительнее жизни бедного крестьянина. Да никто из них и не рискнул бы перечить орденским магам.

   Тогда первый и самый короткий из этапов его жизни подошёл к неожиданному завершению. Но на смену ему уже спешил следующий. Мальчику Словену – будущему известному учёному, а с недавних пор и архимагу – предстояло постичь науку волшбы. И его обучение до сих пор не было окончено, оно только-только переходило на высший из возможных уровней.

   ...Словен очнулся от случившегося наката, как он называл подобные минуты выпадения из реальности. Старик чуть улыбнулся, вспомнив, с каким выражением безмерного удивления смотрели на него деревенские – аккуратно причёсанного, в новой мантии со значком ученика столичной Академии Высшего Магического Искусства – когда он, спустя десять лет, впервые приехал погостить в родные края. Даже мать не сразу узнала его. И как же она постарела за время, что он провёл на чужбине и куда должен был вскоре вернуться. Ведь теперь его дом был там.

   Вместе с улыбкой одинокая слеза проложила себе дорожку на щеке чародея.

   Но хватит витать в облаках! Что это он, в самом деле, то и дело стал погружаться в какую-то немощную полудрёму. Ему разве нечем заняться?

   «Вот и займёмся», – сказал он себе мысленно. Нарушать тишь пустующих комнат казалось чем-то неправильным.

   Ужин съеден, Розалина утром приберётся. Словен нетерпеливо потёр ладони. Его ждут дела. Эксперимент! Пламя в стоящей перед ним лампе задрожало. В накрепко запертом доме повеяло тёплым ветром. Давно он не позволял себе столь вольного обращения с даром. Берёгся. Но теперь пора вынужденного воздержания минула.

   От влажной одежды потянуло паром, не прошло и минуты, как та высохла. И не нужно никаких переодеваний.

   – Что я всё тяну, словно школяр перед первым заклятьем?

   Словен встал из-за стола, взял лампу и прошёл в прихожую. Наевшаяся кошка лежала в углу, свернувшись в клубок. Подняв уже вылизанную морду, она одарила его внимательным взглядом.

   «Ведь совсем не боится», – вновь удивился маг.

   Он взял с тумбы свёрток и направился вглубь дома. Ожидание серьёзного действия всё более захватывало его. Руки просили работы – магической работы – а желание окунуться в астральные потоки пересиливало всё и вся. Словен чувствовал, что готов замахнуться на нечто большее, нежели обычный пульсар. Впервые после ритуала в нём возникла такая уверенность. Это ли не добрый знак.

   Две погружённые во тьму комнаты остались позади. Вот и его кабинет. Каждый уважающий себя чародей должен иметь личный кабинет. Просторный стол красного дерева, мягкие кресла, стеллажи с редкими фолиантами. У него всё было гораздо скромнее, но и кабинет сейчас не прельщал мага. Пройдя по коридору до самого конца, Словен остановился у дальней комнаты. Дверь в неё была заперта. Причём замок стоял магический и откликался лишь на его личное воздействие. Он провёл ладонью над тем местом, где привычно располагается замочная скважина, но здесь имелась только гладкая поверхность. Без всяких щелчков дверь беззвучно раскрылась. Придерживая свёрток у локтя, маг прошёл внутрь. До этого «запор» всегда возвращался на место, но сегодня о досужих предосторожностях было забыто.

   Совсем крохотная комната без окон. Из мебели лишь кособокий комод в углу. Голые стены красовались свисающими клочьями паутины, паласа на полу не лежало – здесь он лишь бы мешался. Прежний хозяин использовал данное помещение не для проживания. И Словен ничего не стал менять.

   Вход слугам сюда был настрого запрещён, отчего Розалина и другие навыдумывали об этой комнате уйму смехотворных и даже ужасных домыслов. Хотя отчасти они были правы. Маг действительно запирался здесь, чтобы вершить свои «чародейские делишки». Вот только происходило это не в самой комнате, а непосредственно под ней. И даже ещё не происходило, а только готовилось происходить. Словен слыл блестящим теоретиком, но и практика ему оставалась не чужда. Для занятий ею требовалось определённое помещение, желательно отгороженное от постороннего внимания. Планы на будущее у него виделись грандиозные, но пока приходилось довольствоваться тем, что имелось под рукой.

   В полу комнатушки располагалась двустворчатая дверь. Немного усилий, и проход распахнут. Снизу тут же потянуло несколько застоявшимся, влажным воздухом. В погреб, в ещё более загустевший мрак вела добротная лестница. Держа лампу в вытянутой руке, Словен осторожно ступил на скрипнувшие ступени.

   Погреб тянулся едва ли не под всем домом. И пол в нём был выложен пусть дешёвой, но каменной плиткой. Словен подозревал, что это помещение обустраивалось отнюдь не для хранения овощей. Да и найденные в пыли игральные кости, говорили сами за себя. Но отчего-то дела у прежнего владельца пошли с осложнениями, а спустя время, уже его родственники продавали дом Словену за подозрительно низкую цену.

   Маг повозился, зажигая вторую лампу и развешивая их на опорных столбах. Темень отпрянула по дальним закоулкам. Так, ну и что тут у нас.

   Основные приготовления были им проведены заранее. Словен успел хорошенько потрудиться, спускаясь сюда вечерами последние две недели. Он навесил магическую сеть, определил силовые полюсы, установил фокусную точку концентрации. Плиты пола, очищенные от мусора и тщательно вымытые, покрывал замысловатый рисунок из чётких красных линий. В качестве краски использовался состав ровно из дюжины компонентов. И кровь в их числе, как ни странно, не значилась.

   Напольная фигура красива и сложна, как с геометрической, так и магической точек зрения. Ряд больших окружностей и остроконечных звёзд, вписанных друг в друга. Хорды с биссектрисами делили общую композицию на строго выверенные сектора. Четыре основные линии сходились к центру. Здесь была обведена достаточно широкая окружность. Ни одна из линий, даже базовых внутрь неё не заходила. Недаром окружность носила название «Заграждающего Барьера».

   Последние месяцы по известной причине Словен был отстранён от любой практики, потому кропотливые, пусть даже излишне, приготовления стали только в радость. Построенная фигура, а с ней набор энергетических аккумов – артефактов силы, как по-простому назывались подобные вещи, – должны были с двукратным запасом обеспечить потребную энергетику. Намеченный эксперимент выходил за рамки привычных магических действий, потому Словен желал подстраховаться.

   Оставалось довершить всего несколько мелочей: расставить медные чаши и зажечь свечи чёрного воска. Фетиши и ингредиенты припасены и ждут своего часа. Последние из них находились в свёртке, что он принёс с собой.

   Руки сами выполняли всё необходимое. Голова оставалась почти не занятой, не удивительно, что в неё вновь полезли отвлечённые мысли. Словно в продолжение выдернутого из глубин памяти чуть ранее, теперь ему вспомнилась пора ученичества, когда он только вступал в мир магических таинств, а также годы собственной последующей работы в Академии.

   ...Учиться он полюбил сразу, а жаркое горение искры дара предоставило ему для того все возможности. Наличие строгих взаимосвязей в единой структуре мироустройства, возможность изучать и даже влиять на них раз и навсегда очаровали мальчишку из провинции. Магия казалась ему сродни чуду, в одночасье перешедшему из разряда детских сказок в повседневную действительность.

   Отношение к деревенскому выскочке со стороны одногодок поначалу было если и не враждебным, то принижающим. Отпрыски кровных магов, чьи отцы и матери, а также бабки и деды обладали даром и занимали высокие посты в иерархии Ордена, даже не пытались скрыть своего высокомерия. Словена это нисколько не заботило. Он учился и в этом нашёл для себя великую радость.

   Начальное образование постигалось им в закрытой школе при столичной Академии, куда его определили для проживания. Особый интерес у мальчишки вызывали познания из фундаментальной магии, в которой, будучи уже студиозом, он заметно превзошёл всех своих сотоварищей, включая и «кровных». Тихий и замкнутый Словен не имел близких друзей, проводя дни напролёт за книгами или в лабораториях. Там протекала его скучная на взгляд окружающих, но полная будоражащих открытий для него самого жизнь.

   Выпускную работу он защитил по вопросам энергообмена между пластами реальности, и она была признана одной из лучших за последние десятилетия. Получив степень дипломированного мага, Словен остался работать на кафедре астральной теории, видя будущее в дальнейшем самообучении и преподавании магических наук студиозам.

   Последующие годы потекли размеренной чредою, незаметно сменяя друг друга. Молодой скромный преподаватель стал состоявшимся учёным. К званию мага прибавилась степень эгрессора, а затем и промоэгрессора. И вот уже промоэгрессора Словена Струба называют умнейшим из теоретиков в своём направлении. У него появились последователи. А годы шли... Густой каштан волос поредел и разбавился серебром. Морщины исполосовали высокий лоб, ссутуленные чтением плечи сутулились всё более. Ему исполнилось сорок, потом пятьдесят, затем все семьдесят.

   Кто-то скажет, что жизнь его представляла крайне унылое зрелище – работа и только работа. Словен жил на окраине столицы, в обычном, ничем не примечательном доме, всего с парой слуг. Ни детей, ни жены не имел и никогда к тому и не стремился. Многие открыто посмеивались над ним, называя старым занудой. Да за те деньги, что при желании он мог получать, не составляло сложности позволить себе особняк на восточных холмах! Вот только Словен никогда о том не мечтал. Он желал лишь спокойного существования и возможности работать, не отвлекаясь на посторонние заботы.

   Да, репутация его была странной. Коллеги смотрели на Словена свысока и лишь качали благородными головами, когда его сухопарая фигура с отрешённым, вечно витающим неведомо где взглядом, серой тенью брела вдоль стены, всегда вдоль самой стены, по широким коридорам Академии.

   Магам отпущен долгий век, но, рано или поздно, наступает срок, когда и они начинают в полной мере ощущать приближение старости и того, что лежит за ней. Большинство его коллег находило утешение в семье (пятьдесят и даже шестьдесят лет для чародея едва ли не лучший возраст, дабы «осесть в тихой гавани жизни»), либо, напротив, в беспутстве и всевозможных неумеренностях, призванных заглушить тоску по ушедшим годам, что не вернуть и самым грандиозным чарам.

   Словена не прельщал ни первый, ни второй, ни какой-либо иной из вариантов ухода на покой. Он по-прежнему много работал, но и его стали настигать провалы затяжного унынья. Мысли, неизбежные мысли о смысле и конечности существования, занимали в его высокоумной голове всё большее место. Старость точила древо жизни одинокого учёного.

   Пик очередного упадка пришёлся на осень. Точно также лили дожди, и ветер гнал по улицам ручьи, полные бурой опавшей листвы. Словен сидел в своём доме, в мирной тиши, с нарастающим чувством равнодушия ко всему происходящему. Он устал. Окружающая действительность казалась глупой, никчёмной. А тут ещё эти нескончаемые ливни и холода, от которых ломило все кости.

   Его дом был завален рукописями и чертежами. Жёлтые листки. Мёртвый груз. Всё, что он совершил, чего достиг – только эти листки, сваленные стопами на полках. И в этом состояло его жизненное предназначение? Тоска.

   Он спросил себя: есть ли хоть что-то, способное заинтересовать меня? Есть ли смысл и дальше обременять собою мир? И если нет, что тогда?

   Рассеянный взгляд упал на книгу, что он когда-то читал, да так и забыл на столе. На обтянутой тёмной телячьей кожей обложке было выдавлено позолотой: «Архимагия меняющая реальность».

   Словен подумал: «Возможно, кое-что ещё есть».

   ...Фигура завершена. На южную оконечность главной четырёхлучевой звезды, заключающей в себя все меньшие, встала чаша с тлеющими углями, от которых исходил терпкий запах можжевельника, – огонь занял своё место. На северную вершину отправилась чаша с дождевой водой. На восток – с землёю, взятой со старой могилы. На западной оконечности оказалась единственная пустая чаша, но пустая она была лишь на взгляд непосвящённого, ибо её наполнением служил воздух, что есть основа ветра. Во внутренних углах звезды маг зажёг по толстой свече. Язычки синеватого пламени извивались в плавном танце, тонкие струйки дыма поднимались от них вертикально вверх. Рядом аккуратно разложены фетиши: связанные гирляндой лягушачьи косточки, заговорённые медальоны, янтарные бусы и прочее.

   На середину центрального круга не без труда был водружён старый котёл необъятных размеров. Ржавчина источила его бока, а одна из боковых ручек отвалилась. Подобную рухлядь удалось приобрести на барахолке, где торгуют всяким хламом, и для предстоящего действия она подходила как нельзя лучше.

   Вроде всё готово.

   Ещё раз осмотрев приготовления, Словен довольно вздохнул. Его окружала тишина, не столь нарушаемая, сколь усугубляемая едва слышным потрескиванием свечей. На улице продолжал лить дождь, но сюда его звук не проникал. Маг был совершенно один, только тени, как молчаливые зрители, залегли на стенах.

   Близилась полночь. Пора начинать, ведь неизвестно, сколько в точности продлится эксперимент. Конечно, вряд ли более двух-трёх часов, но как бы то ни было, до рассвета он должен успеть всё закончить. Так что лучше поторопиться.

   Маг сходил за свёртком, оставленным на пустом бочонке у лестницы. Извлёк один из двух предметов, второй снова завернул в ткань и отложил в сторону. Это ему понадобится позже. Пока же...

   Худые ладони Словена сжимали вытянутую колбу толстого алхимического стекла, которую можно нагревать на спиртовой горелке, не опасаясь, что та лопнет в самый неподходящий момент. Он поднёс сосуд к глазам и, прищурившись, вгляделся в его содержимое. Внутри заключалась бордовая жидкость, алмазные искорки водили в ней свои хороводы, медленно оседая и вновь взвиваясь, хотя колбу никто не встряхивал. Изготовление этого состава заняло месяц. Словен сам смешивал и выпаривал все компоненты в алхимической лаборатории. Сегодня тот был закончен и сегодня же он пустит его в дело.

   Маг выдернул затычку и вылил коктейль в котёл. Жидкости хватило лишь на то, что покрыть собою дно, но и этого вполне достаточно. Опустевшую колбу он швырнул в угол. Склянка звякнула, покатившись по полу, и замерла в темноте. Потерев чуть озябшие пальцы, Словен вытянул их над поверхностью пузатого сосуда. Облизал пересохшие губы. И начал читать.

   Первые строки заклятья прозвучали подобные надгробному песнопению, протяжные и мрачные. Наряду с фетишами он использовал и словесные чары. Время работать посредством одних лишь мыслеформ для него ещё не настало. Линии фигуры тут же отозвались фосфоресцирующим свечением. Жидкость в котле вспучилась и закипела. Пена быстро поднялась до краёв; цвет её сменился с бордового на мутно-коричневый, а сама она сделалась похожа на болотную жижу.

   Всё шло как по написанному. Словен прекрасно знал теорию проводимого ритуала. И пусть его практической реализацией он занимался впервые, но больших сложностей им не ожидалось.

   Напев отзвучал. Пространство погреба ещё какие-то мгновения отзывалось глухим эхом, но вот затихло и оно. Маг проверил – никаких отклонений или ошибок в астральной составляющей чар не обнаружилось. Магические скрепы надёжно фиксировали его фигуру в этом пласте реальности, канал связи с соседним должен был быть стойким и надёжным.

   Сотворённое заклятье набирало силу, истончая границу пространств. Покуда та не порвалась – и переход не открылся.

   На Словена повеяло Межреальностью. Дрожь пробежала по всему его телу. Ещё недавно он едва ли не жил там, но затем путь вовне стал для него запрещён. Как же, как же долго он не хаживал в мир серого тумана!

   Старик извлёк из чехла на своём поясе маленький ритуальный ножичек. Подобную вещицу предпочитал иметь при себе каждый чародей. Лёгкое касание, и на конце указательного пальца выступила алая капля. Он смахнул её в котёл, прямо в заполняющую его муть, что теперь двигалась кругами, закручиваясь в глубокую сужающуюся воронку. Чуть поразмыслив, отправил следом и вторую каплю. Затем убрал ножик обратно в чехол, а палец по детской привычке в рот.

   Кровь – сосредоточие силы мага. Его внутренний личностный источник энергии. Для особых нужд. Словен очень живо представил себе, как кровные архимаги, а именно таким было подавляющее их большинство, узнай они о столь грубых жертвах своего новоиспечённого коллеги, не сдержавают кислых ухмылок. Никто из них не опустился бы до использования собственной голубой крови, даже для осуществления извлечения. Но Словен не был «кровным», может именно потому, ему и было плевать на подобные предрассудки.

   Кровь растворилась в пене, и та вновь сменила цвет, став на этот раз бледно розовой. Густые клубы розового же то ли пара, то ли тумана, повалили через край котла, окутав его прозрачной пеленой. Всё верно. Заклятье запущено, и далее будет действовать уже самостоятельно.

   Теперь предстояло ждать. Возможно, долго. Маг присел на холодный пол, заняв строго определённое место в начертанной фигуре. Место извлекающего.

   Он принял медитативную позу, скрестив под собой ноги. Глаза закрыты, лёгкое облачко исходит от его ровного дыхания. Как-либо повлиять на процесс охоты Словен не был способен. Но он мог понаблюдать за ней. Для этого требовалось ввести себя в транс. Требовалось, чтобы его сознание ушло из этого пласта реальности. Причём, в самом прямом смысле.