Текст книги "Стражи забытого Предела (СИ)"

Автор книги: Максим Ковалёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

   – Дела наши отнюдь не прекрасны. Мы живём в глуши, из которой редко когда выходим. И глушь медленно наступает на нас. Это ещё одна ноша – можно сказать, плата, за то, что мы делаем. За то, что будем делать этой ночью... А что мы, по-твоему, делаем, мальчик, которого утром я надеюсь назвать мужчиной? И стражем.

   Ули чуть опешил от вопроса. Порой Тамир любил говорить «по-учёному» и тогда понять его становилось не всегда легко. Благо, здесь ответ был очевиден.

   – Мы стережём Предел и обмениваемся дарами с... с теми, Другими.

   Старейшина издал новый вздох. Его борода качнулась из стороны в сторону. Ули почувствовал в её волнистом движении разочарование от своего ответа.

   – Вовсе нет. Обмен дарами и сам Предел – это лишь внешнее проявление нашей миссии, но не её суть. Суть же в том, что мы спасаем мир, мальчик. Запомни это хорошенько. – Тамир посмотрел прямо на Ули, и тот поспешил закивать. – Мы – дряхлые старики, и вы – молодые поколения, живущие в нашей деревне, в запустение и глуши, – мы единственные, кто каждые шесть лет избавляет этот огромный, невероятно огромный и прекрасный мир от гибели. От смерти в кровавом побоище, от конца всех времён и всех племён.

   Голос старейшины всё повышался. На них начали оглядываться. Ули поймал взгляд отца, и понял, что вновь дрожит, хотя под накидкой ему оставалось жарко.

   – Мы спасаем мир – вот наше призвание. Мы стережём Предел, через который может прийти Великий Враг. Мы откупаемся от его прихода.

   Контуры рисунков на стенах вернули себе белизну. Мужчины рассаживались по одну сторону от пока не зажжённого очага. Все разговоры в Пещере стихли. Ули хотел спросить: «Почему никто не садиться по другую сторону?»

   Догадка мелькнула в голове, оборвав дыхание.

   Тамир будто прочитал его мысли.

   – Не бойся. Ещё рано бояться. Послушай, что я скажу... Во времена глубокой древности, когда миром правили Древние Божества, а о Творце проповедовали лишь избранные. – Старейшина на миг задумался: – А может ещё и до них. Тогда мир был юн. И тогда же он едва не погиб в огненной гиене.

   Свечение глазниц черепа на посохе разгорелось ярче, подтверждая истинность слов его носителя. Ули показалось, что в Пещере сделалось жарче.

   – Да... как рассказывает древняя легенда, что передаётся в нашей деревне из поколения в поколение, от стариков к входящим в возраст мужчинам, мир был на грани и горел от горизонта до горизонта в пламени колоссальной безжалостной битвы. Захватчики с «той стороны» рвались покорить наш лист бытия. Они вели несчётные орды тварей – демонов, наверное, самое правильное назвать их именно так. Изрыгающие пламя бестии шли по нашей земле, уничтожая всё живое на своём пусти: древние народы людей и не-людей, животных и даже траву с деревьями. Всё наше было им ненавистно. Они желали истребить его, после чего, вероятно, заселить и засеять всем своим. Желали переделать наш мир по иному образу, точно гончар, что сминает только что вылепленный горшок, который ему не приглянулся, и изготавливает из него совсем другой... Крылатые демоны носились в вышине, наполняя воздух пеплом и гарью, от которых темнели небеса, солнце не могло пробиться сквозь полог туч, и птицы падали замертво в воцарившихся душных сумерках. Чёрные масляные дожди изливались на землю, и земля дымилась, а любой, угодивший под их струи, вспыхивал, как сухая щепка. В морях плавали демоны водные, похожие на огромных змей, что пожирали рыбу огромными косяками, а если им попадался корабль, то заглатывали его целиком. Были и такие твари, что двигались под землёй. От жара их пламени почва обращалась в стекло... Казалось, наш мир обречён. Народы его были малочисленны, многие попросту дики и, что главное, разобщены. А зачастую и враждебны друг другу. Древние Божества молчали, толи уже отдав мир на откуп захватчикам, толи будучи сами порабощёнными ими... Враг успел далеко продвинуться, и все, кто успевал, бежали от него. Пока глубинные инстинкты не собрали остатки народов в одной сокрытой долине – последней долине, где ещё сохранялась неискажённая жизнь. Легенда говорит, что когда-то в самом начале времён из этой же долины жизнь и вошла в наш мир. Это было место её истока, её колыбели. Ему же предстояло стать и её могилой... Лишь тогда на самой грани, дабы не сгинуть окончательно, в последней надежде остатки народов всё же заключили между собой союз. Тогда же мудрецам из царственного народа фэари после долгих молитв к Высшим, после проб и страшных ошибок, был открыт секрет поистине смертоносной волшбы, и они стали обучать ему остальных способных. Никогда в ином положении ни одно из разумных существ не прибегло бы к подобному средству, ибо последствия от его применения представлялись едва ли не ужаснее самого действа. Благо, легенда не сохранила секрета управления той разрушительной Силой. Но именно она явилась залогом будущего спасения наших предков... Ведомые мудрецами фэари, у которых был великий чародейский дар, но многие из которых погибали, выжигая себя изнутри, объединённые рати перешли в наступление. Враг не ожидал такого поворота – люди и еже с ними были полны ярости и желания отомстить захватчикам. И словно сам наш измождённый мир стал помогать своим обитателям. Землетрясения, от которых разверзались широкие пропасти, разрушали лагеря врага. От страшных бурь ходили ходуном моря. Оглушительные грозы с беспрестанными извивами молний сотрясали небеса, рассеивая и уничтожая демонические полчища. Среди учинённого пепла и гари тварям недоставало пищи, и тяжесть иного, ещё не «перелепленного» бытия ослабляла их. Та война длилась несколько столетий...

   Старейшина перевёл дыхание. Голос его охрип. Но Тамир продолжил говорить, а предстоящая ночь была длинна. Ули слушал так внимательно, как ещё никогда и никого не слушал.

   – И вот наступил момент, о котором прежде не смели и мечтать – орды захватчиков были уничтожены почти полностью. Их согнали к месту первого прорыва в наш мир – бездонной пропасти в одних дальних горах. В наших горах. Та пропасть действительно была бездонна, так как другой её конец вёл в мир тварей, из которого они лезли в наш. Проход оставался широко раскрытым многие годы, но теперь был заперт, словно его не существовало вовсе. Видя, что поражение неизбежно, вожаки захватчиков бежали в свои исконные владения, запечатав за собой путь. Остатки их армии были брошены и вскоре истреблены. Но торжествующим великую победу мудрецам фэари захотелось большего. Они пожелали покарать врага за понесённые страдания в его собственном мире. Фэари сумели вновь открыть проход на бытийный лист демонов, и объединённая армия устремилась жечь уже чужое обиталище, сама сделавшись в момент перехода из защитников захватчиками. Но тут бестии встали насмерть, а наши войска были ослаблены, так что их порыв быстро иссяк и им пришлось отступить в родной мир. Наступило шаткое равновесие. Две обессиленные армии стояли по разные стороны перехода, собираясь с силами для рывка, что должен был окончательно склонить чашу победы в пользу одних или других... Когда мудрецы фэари приготовились повторно открыть проход, та сторона прислала «гонца» с предложением мира... Совет на нашей стороне продолжался три дня. По его окончании наши предки приняли перемирие. Так закончилась древняя война миров. Наш лист бытия начал постепенно оправляться от понесённых ран, возвращая себе былую жизненную силу... Так гласит легенда. И я ей верю. Потому что каждые шесть лет вижу подтверждение её истинности.

   Ули тоже верил. Но он жаждал подробностей. Он хотел расспросить, кто такие фэари, что спасли всех на этом «листе бытия»? И что это за «листы»? И сколько их: только два – наш и тех огненных демонов – или есть и другие? А если есть, кто обитает на них? И что всё же за секрет волшбы открыли фэари? И где они теперь, почему он в первый раз слышит об этих... существах? Они как люди или... А как выглядели демоны?.. На последний вопрос у старейшины мог быть ответ в том роде, что он сам сегодня ночью, если так хочет, сможет увидеть их . И сойти с ума... Но главное, как Тамир зажёг огонь в глазницах давно опустевшего черепа? Звери, Бурхдухары, они ведь могут быть одними из тех захватчиков...

   Но ни один из своих вопросов Ули задать не решился.

   Мужчины, считая деда и отца, уже расселись на полу пещеры, подложив под зады края накидок. Все по одну сторону от очага, лицом ко входу в Пещеру, где стоял привязанный козёл. Места хватило с избытком. Пора было начинать, потому старейшина быстро завершил свой рассказ:

   – В знак мира наши и их вожаки обменялись Дарами. Никто уже не скажет, что выступало в качестве Даров тогда. Теперь это звери. Срок, когда должен был проводиться очередной ритуальный обмен, как знак продления мира на следующий период, в продолжение которого ни одна из сторон обязуется не вступать на землю другой, установили раз в шесть лет. Так было решено. И решение скрепили Неотменимой Клятвой... У подножия гор, в которых возник разлом меж двух бытийных листов, наши предки заложили поселение стражей, стерегущих Предел. Мало кому известная и мало кого привечающая, захолустная и унылая наша деревня древнее самых величественных мировых столиц... Шли века, и все прочие давно забыли о Клятве. Все, кроме нас. Бессчётные поколения наших предшественников стояли на страже Предела и, пока нам достаёт сил подняться на эту гору и зажечь костёр, дабы подать знак мира, мы продолжаем нести стражу. Каждый божий день я молюсь, чтобы и на «той стороне» оставались такие же хранители как мы, что помнят и чтут, и зажигают ответный огонь для нас... Покуда мы отдаём свой Дар и принимаем их, остальным в целом мире незачем помнить о древнем ужасе.

   Старейшина пожевал губами. Очевидно, о последнем сам он думал иначе, но традиция требовала от него этих слов. Когда-то ими же наставляли и его самого. Тамир потрепал Ули по плечу. А тот стоял рядом, опустив руки и уставившись в одну точку.

   – Ну, да хватит разговоры говорить. Пора заняться делом. Ты будешь нашим проводником этой ночью, Ули. Ты молод и открыт миру. И тому, что находится за ним. Через тебя пойдёт наш призыв на «ту сторону», что приоткроет врата между мирами. Совсем чуть-чуть, на маленькую щёлочку. Основная тяжесть при этом ляжет на остальных. Ты должен будешь лишь удерживать призыв... Хм, я говорю «лишь», словно прошу тебя принести воды с родника. Но жизнь такая, какая есть. И слава Творцу Небесному, что она всё же есть... Я вижу в твоих глазах вопрос: «Что же именно я должен делать? И как?». Ты поймёшь что и как, когда для того настанет момент. Словами этого не объяснить, не стоит и пытаться. Но поверь – ты поймёшь.

   Все приготовления завершены. Сидящие на полу Пещеры мужчины ждали только их двоих, что единственные оставались на ногах.

   – На, выпей, – добавил старейшина, отстёгивая с пояса небольшую баклагу с водой и протягивая её Ули. У него самого от разговоров горло должно было пересохнуть.

   Ули принял и стал глотать, проливая себе на подбородок. Прохладное питьё вернуло его в реальность, точно это была сказочная Живая Вода.

   – Возьми факел со стены, – велел Тамир, когда Ули напился. – Подожги хворост в очаге и садись рядом со мной. Делай, что стану делать я. В первый раз многое не будет получаться, это ничего. Старайся, как сможешь. И главное, – старейшина развернул его к себе, чтобы посмотреть Ули прямо в глаза, – тебе это должны были повторить уже множество раз, а я повторю ещё – во имя своей матери и всех нас, ни в коем случае не оборачивайся. Не смотри на них, когда они придут. Именно это, а ни что-либо иное, даже из всего, что я сам наговорил тебе, твоё главное и труднейшее поручение. Будет страшно – да, будет. Но и только. Ты увидишь тени и услышишь голоса, может, крики – их тени и их крики. Но только тени и только крики. Не более. Они не могут пройти к нам, как и мы не можем пройти к ним. Покуда соблюдается Клятва – Предел нерушим. Только тени и крики. А их ли бояться столь мужественному стражу как ты, Ули, если даже столь немощный старик как я, едва обращает на них внимание?.. Ступай за факелом. Всё у нас будет хорошо. Всегда было и сегодня будет.

   Ули понял, что должен сидеть у костра рядом с Тамиром и пытаться повторять за ним то, что будет делать он. А там... там всё должно случиться как-то само. Ничего больше из слов старейшины он не запомнил, хотя, когда тот говорил, понимал, вроде, больше... И да – ни в коем случае не оборачиваться!

   Под молчаливыми взглядами остальных Ули сходил за одним из факелов и вернулся к очагу. Посмотрел на успевшего усесться Тамира. Дождался от него короткого кивка и сунул факел в груду хвороста. Сушняк занялся почти сразу.

   Только сейчас Ули заметил, что на камнях очага тоже нанесены рисунки. Белые линии изображали крылатых чудищ, напротив которых стояли воины с двузубыми копьями и в рогатых шлемах. Или это были не шлемы?.. А в очаге под хворостом словно бы лежали большие кости. Зверя? Или козлиные?.. Времени рассмотреть не было. Ули уселся возле старейшины. Свой посох, как и другие, он положил на пол у колен.

   Они сидели и смотрели на разгорающийся костёр. В Пещере быстро светлело. На стенах заплясало ещё больше теней. Пока их собственных. Треск плюющегося искрами огня, чернота ночи снаружи за проёмом входа, морщинистые лица, глядящие на возносящиеся к высокому своду пламенные языки.

   Во всём происходящем ощущалась таинственность волшбы.

   И волшба была в действительности.

   Старейшина запел первым.

   Остальные поддержали его немелодичным, но слаженным хором. Их песнь была стара как сами горы и наполнена такой же дремлющей до поры, глубинной мощью.

   Ули тоже пытался петь. Получалось не важно. Дед лишь недавно начал учить его. К тому же слова были чуждые, и их приходилось повторять по многу раз, чтобы запомнить правильно. Дед сказал, что это древнее наречие. Но о чём в ней поётся, он не знал. Смысл утерялся, остались лишь непривычно звучащие строки, которые усердно заучивались из поколения в поколение. Ули повторял их за остальными, стараясь петь, как можно правильнее. Дед предупреждал, что это очень важно.

   Голос старейшины сильный и твёрдый. Их общий хор тянет за ним грубоватый напев, наполняя пространство Пещеры многоголосым гудением. Огонь быстро пожирает хворост. Когда пламя обратится углями, и если они сделают всё правильно, именно в этот момент грань между мирами истончится совсем. И врата откроются.

   -Ауэээрррэээээ-ауэээрррэээ-до-боэрррэээээ-омо-мооорррэээ...

   Ули не спал прошлую ночь, тревожные мысли владели его головой, прогнав сон. Он ворочался на соломенном тюфяке, не находя удобного положения, и всё думал.

   – Мииирррааа... Ауэээрррэээээ-омо-мооорррэээээ...

   Дневные заботы и вечерние страхи заглушили вялость от недосыпа. Но сейчас в расцвеченном пламенем полумраке, согретый его близостью и убаюкиваемый монотонным напевом он задрёмывал.

   – Ауэээрррэээээ-аэээрррэээ-бо-боэрррээээээ...

   Неудержимо проваливался в сон, сидя на полу Пещеры и раскачиваясь в такт древней песни. Он словно бы падал в пустоту. И вместе с ним, шепча ему в уши, падали голоса деда, отца, Тамира и даже Амми. Они звучали все разом, так что он почти не понимал их. Лишь отдельные слова:

   – Лети... лети... лети... не падай... лети... не падай!

   – Стань руслом реки... стань широкой дорогой... стань полым желобом.

   – Направляй... Позволь тому, что течёт, течь сквозь тебя... Пропусти это... излей это потоком... излей всё без остатка!

   Ули потянулся за голосами, послушал их и прекратил падать. Вместо этого он полетел. Он пожелал полететь. Не «вниз», а «вверх». Он позволил невидимым крыльям подхватить себя, позволил замедлить своё падение, а затем понести себя. Воздеть ввысь от земли, ввысь к небесам, ввысь, ввысь – в свободный полёт излияния.

   Он почувствовал страх. Он почувствовал болезненное возбуждение. А ещё радость, счастье, безумство и восторг... Он распахнул свои руки-крылья, мерными упругими толчками загребающие и отбрасывающие воздух вспять. Он поймал восходящую струю, опёрся о неё, и помчался, всё выше, всё быстрее набирая скорость. Всё быстрее и быстрее. И вот он уже подобный сорвавшейся стреле несётся впереди потока. Он ведёт его! Направляет и тянет за собой. Туда – вперёд! Туда, где в бесцветной пустоте возникает пульсирующее и алое, будто проблески уже отгорающего костра. Знак. Ему подали знак. И теперь он должен успеть привести поток. Успеть выплеснуть его. Поток раздует тлеющие угли. Возродит пламя.

   И тогда...

   дверь...

   – Мииирррааа... Дааарррааа...

   откроется.

   Не останавливая полёта, он вонзился в кострище посреди пустоты. Подёрнутые пеплом угли тут же полыхнули обжигающим пожаром, что вознёсся ревущей стеной. И в ней, в этой гудящей стене жидкого пламени был круглый как дыра проход. На другую сторону... Словно гимн его победы над всем миром – мирами – раздалось козлиное блеяние. Ответом которому прозвучал клокочущий рык.

   Дверь открылась.

   – Ауэээрррэээээ-омо-мооорррэээээ...

   Ули распахнул глаза и успел заметить, как что-то вспыхнуло, но тут же опало. Он был весь мокр и тяжело дышал. Жар, что существовал лишь в его разуме, продолжал опалять его. Удары колотящегося сердца отдавались в ушах, словно бы заткнутых шерстью. Он пробудился ото сна, вовсе не бывшего сном.

   Ули не сразу понял, что изменилось вокруг.

   Теперь все они сидели спиной к очагу, глядя на дальнюю стену Пещеру. Пока он «спал», а другие пели, кто-то успел развернуть и его тоже. Затылок мальчика ощущал тепло костра, хотя вокруг сгущался сумрак. Уложенный ими хворост прогорел и теперь лишь на стенах слабо светились факелы.

   Песнь стражей отзвучала, но в Пещере ещё разносились её последние отзвуки.

   Старейшина коснулся потной ладони Ули и тихо прошептал:

   – Ты очень силён и сделала всё замечательно. Теперь только не оглядывайся.

   Глаза Ули округлились ещё больше, хотя казалось, больше некуда. Боясь моргнуть, боясь пошевелиться, он смотрел на стену, что была перед ним. На ней, среди начертанных козлиных голов с непомерно длинными рогами, в неровных отсветах отображались многие тени.

   Помимо света, что давали факелы, на стене лежали ещё пятна, как если бы рядом зажгли ещё огней. Ули видел их собственные силуэты, образующие волнистый вал из голов и сливающихся тел в нижней части стены. Над ними же до самого свода Пещеры поднимались другие тени. Худые искривлённые руки – лапы? – крупные головы, утыканные шипами, а может выростами – не разобрать. Число их было меньше, чем самих стражей, но каждый выглядел стократ отвратнее. И опаснее.

   По другую сторону очага и в то же время, словно бы рядом с ними, возможно, также спиной к своему огню, глядя на стену своей Пещеры, сидели те, с кем их предки заключили договор перемирия. Те, чьи предки когда-то едва не истребили всё живое в этом мире. Обитающие на «той стороне». И даже если Ули видел не их самих, а только их тени, оно было немногим лучше.

   Установившуюся в Пещере тишину нарушали шорохи, скрежет и иные звуки, похожие на стоны и хрипы. Люди если и издавали, то лишь шорохи. Звуки доносились приглушённо, как если бы Те пребывали далеко, а их близкое отображение было обманом зрения. Значит, Предел, пусть истончившийся, сохранялся, и кроме теней со звуками ничто не могло пройти сквозь него, как и говорил Тамир.

   Но он всё равно не станет оглядываться, ни за что не станет.

   – Не оборачивайся, не оборачивайся, – одними губами твердил себе Ули, как будто уговаривая сам себя, как будто он только и думал, как обернуться. По лицу стекали капли пота, на губах соль, а немигающий взгляд приковало к стене. Сердце колотилось всё также гулко, но сам он сидел неподвижно – и уже одно это Ули считал огромным достижением.

   – Ауэээррроооооо! Мииирррааа! – возгласил старейшина.

   Ули подпрыгнул на месте от его... что это было? Приветствие?.. Сидя на полу, Тамир вскинул подбородок, смело, даже с вызовом глядя на стену. Ещё несколько мгновений почти абсолютной тишины. И с их стороны и с другой. Мельтешение длинных лап прекратилось. Тени на стене «переглянулись».

   Потом:

   – Мииирррааа...

   Низкий голос произнёс ответ, что прокатился под сводом Пещеры. Этот голос скорее мог принадлежать горе, в чреве которой они находились, но не человеку... конечно, не человеку. Тамир сглотнул. Скосив глаза в его сторону, Ули увидел, как подрагивает борода старейшины. Ему вдруг стало жаль этого хорошего человека, добровольно идущего на подобное испытание, и уже он сам взял его ладонь в свою.

   «Неужели никто больше не ощущает жаркого напора позади них?»

   Тамир смотрел на стену, но руку Ули сжал.

   – Стражи Предела приветствуют наших вечных в мире соседей! – продолжил говорить старейшина. – Мииирррааа!

   Свет факелов дрогнул. Ули успел лишь моргнуть, а когда вновь открыл глаза, случились новые изменения. Окружающий пещерный сумрак подался далеко в стороны, и теперь они сидели не в замкнутом пространстве, а где-то посреди голой пустоши у едва тлеющего костра. Стена, правда, осталась на месте. Где бы они ни оказались, здесь властвовала чёрная ночь. Ули даже почувствовал на своём лице ветер, остудивший его жар.

   Ветер пах иным миром.

   Рядом послышалось тихое блеяние. В нём звучала обречённость. Вернулась тишина. Вот кто-то из стариков – кажется, Мок – захрипел, готовый закашляться, но пересилил себя и сдержался.

   – Мииирррааа ... Крооомо-ому-омуэрррооо.

   Им ответили. Тамир кивнул, подтверждая, что всё идёт, как и должно. Ули поморщился от боли, так крепко тот сжал его руку, но высвободить её не попытался.

   – Пусть произойдёт обмен Дарами, как установили наши... к-кх, предки!

   «А может, и вы сами, – подумал Ули, смотря, как тени на стене вновь зашевелились. Ему показалось, что это их движение походило на движение кошки, приготовившейся к прыжку на зазевавшегося воробья. – Может, вы бессмертные демоны огненного мира. Недобитые. Злопамятные. Зубастые и голодные».

   – Пусть перемирие между нашими мирами и впредь остаётся вечным и нер... незыблемым. Эээрррооо! Обмееенннааа!

   Голос старейшины дал едва заметную слабину, и Ули посетила ещё одна незваная мысль:

   «Следующий ритуал придётся проводить кому-то другому. Тамир к этому времени будет уже несколько лет, как лежать в земле. И его последователь будет ему завидовать».

   – Обмееенннааа... Эээрррооо

   Голос с «той стороны» был громок и доволен.

   – Примите наш Дар, и мы примем ваш!

   Вновь молчание. Свет костерка дрожит. Дрожат и алые огоньки, что временами мерцают в окружающей чёрной пустоте. Стражи сидят без движения. На плечи что-то давит незримым мокрым покрывалом. Пустота огромна и всеобъемлюща. А они лишь горстка слабых искорок жизни, что так легко задуть, плывущих на жалком клочке тверди посреди её бескрайности.

   «Эта пустота – она то, что находится в пропасти между двух миров, – догадался Ули. – Она заполняет невообразимую пустошь межмировой Чёрной Ямы. Это и есть пограничье – Предел».

   Молчание затягивалось. Чужие тени на стене задвигались, отдалились и вновь приблизились. Они перемещались, а не сидели на одном месте. Всё происходило в тишине. Старейшину била крупная дрожь. Ули понял, что и он дрожит. Жар, что грел его изнутри, выгорел. Взопревшая кожа под шерстяной накидкой покрылась пупырышками.

   Молчание. Старики по эту сторону тоже зашевелились. Завозились. Доносящееся от них сопение становилось более натужными.

   Тени мечутся по каменному квадрату. Лишь эта стена и то, на чём они сидят, – последние кусочки реальности, оставшиеся во мраке. Их реальности. Порывы чужого ветра. Тревожные отблески чужих огней, проходящие сквозь пустую тьму. Тени вздымают лапы, словно бы атакуют. Всё в немом безмолвие. Силуэты людских голов под ними беззащитны.

   – Бееееееееееээээээээээээээээ!!!

   Козлиное блеяние раскололо тьму подобно громовому раскату. На один краткий миг сверкнуло алым, жёлтым и зелёным, высветив стену до последней трещинки, тут же погрузив мир в ещё более чернильный мрак.

   Козёл оставался за их спинами, а значит на «той стороне» очага.

   – Он ведь привязан. Как они... – подумал Ули, не заметив, что говорит вслух.

   – Я отвязал его, пока ты вёл Призыв, – пояснил Тамир полушёпотом, не поворачивая головы. – Ничего не говори. Нельзя.

   Животный вскрик. И ни звука, ни стона. Но их Дар был принят. Вроде бы... Ули почувствовал, что старейшина успокоился. Вернее, начал успокаиваться. Дрожащая хватка его ладони ослабла. Теперь они ждали ответного жеста.

   Пляска теней на стене продолжалась, не замирая ни на мгновение. Что там у Них происходит?.. Стражи сидели и ждали. На их стороне не происходило ничего. Предназначенного для них Дара не было.

   Тени прыгают. Они словно бы начали бороться друг с другом, ударять друг друга. Большие головы толкают друг друга. Длинные лапы тянутся к людским силуэтам, сидящим под ними. И звуки – прежние звуки: многоголосые хрипения, шипения, постанывания... Шорохи во мраке, что более не был «внешним», а постепенно вновь становился «своим», вполне обычным, серо-ночным сумраком. Новый скребущий звук. Гораздо громче, ближе прежних. Его могли издавать лишь огромные когти, цепляющиеся и скользящие по камням, так показалось Ули.

   Кто бы его ни издавал, он приближался к их дотлевающему костерку.

   У Бурдухара когти есть. Но не то, чтобы огромные. Главное его оружие – клыки на мощных челюстях.

   Старики снова завозились. Некоторые начали привставать. А молодой парень – его звали Драм, сын отцовского друга Ольба, стал что-то говорить сидящим рядом.

   – Тихо! – полушёпотом рявкнул Тамир.

   Шум и возня приутихли, но не до конца. Скрежет же усилился. Тени на стене замерли. Они тоже смотрели и ждали.

   – Такого прежде не было. – Старейшина говорил сам с собой.

   Про мальчика, руку которого продолжал сжимать до боли, он попросту забыл.

   Там ждали. И они ждали. Ответный Дар сам шёл к ним. «Такого прежде не было». Не должно было быть.

   Тамир отбросил руку Ули. Схватил свой посох и поднял его вертикально вверх. Глазницы черепа засияли ярче, плеснув на стену призрачными лучами. Ули задрал голову и посмотрел на оберег. Старейшина не оборачивался, никто из них ещё не должен был этого делать.

   Ули видел как многие из стариков, в том числе и дед, сгорбились под своими мохнатыми накидками, укрывшись едва ни с головой. Они выдохлись. Он тоже боялся – и ещё как! – но ему было и интересно. До ужаса интересно!

   Зверь был уже совсем рядом.

   Теперь каждый из них мог слышать его натужное дыхание. Переступающие лапы с трудом несли массивное тело. Одно дыхание и шум шагов говорили для знающих, что этот зверь совсем не походил на Бурхдухара. Он был гораздо больше.

   Тамир зашептал какие-то слова. Развернул посох, чтобы сияние из глазниц вознесённого над ними Защитника изливалось в ту сторону, откуда доносились звуки. Кости черепа сделались точно прозрачными, сияние проходило сквозь них.

   Приближающийся рыкнул. Это прозвучало, как смесь сиплого блеяния, переходящего в шипение. Ули мог поклясться, что дыхание Зверя коснулось его волос.

   Дар стоял в Пещере за спинами стражей.

   – Храмршшш...

   Кто-то – не Драм ли? – заскулил. И Ули невольно вспомнилась Амми, которая хвалилась, что выдержала бы любой страх, если бы её пустили сюда.

   Если дыхание Зверя могло ему почудиться, и на самом деле он ощутил дуновение сквозняка, то принесённый им дух был самым, что ни есть настоящим. Смердело помойкой. Гнилыми отходами, испражнениями, падалью. На стене возникла новая тень. Гибкая змея, чью узкую морду венчали два рога, поднялась над прочими тенями.

   Его вздыбленный хвост.

   Ули сразу понял это и не сдержал крика. Он зажал себе рот ладонью. Его взгляд не сходил со стены.

   «Что теперь? Что они будут делать с этим Даром? Это ведь и есть Дар?»

   – Мы... принимаем ваш Дар! – словно отвечая на его невысказанный вопрос, произнёс Тамир. – Пусть же...

   Что-то полыхнуло. Новая вспышка залила пространство Пещеры, ударив по глазам. Раздались отдалённые визги, точно там сцепилась в ожесточённой драке целая свора собак. А затем Зверь завопил.

   Вторя ему, завопил и Ули. И не он один. Тамир свободной рукой схватил его за плечо. Но, если старейшина и был способен совладать с самым молодым из своих спутников, то с другими он ничего поделать не мог.

   Зверь вопил на противной хриплой ноте, топчась посреди Пещеры. Он рвал глотку не столько от ярости, сколько от... испуга. Последняя вспышка ослепила и его. Но сейчас в подобные тонкости никто не вникал. Позади них творилось... они не видели что. Они даже не могли обернуться, чтобы хотя бы увидеть это!

   После мгновений полной черноты, как от брошенного в пруд камня, в глазах побежали цветные круги. Всякая ориентация была потеряна, и если бы они не сидели, то попадали бы с ног. А потусторонний зверь бушевал под самым их боком.

   Шуко сидел с краю, недалеко от очага. Слух его давно оставлял желать лучшего, и левый глаз застилало бельмо, но свечение и рёв ударили по нему столь же оглушающе, как и по остальным. Старик обмочился, и теперь под ним растекалось тёплое саньё. Он скулил, как побитый пёс, втягивал голову в плечи и молил всех богов, чтобы всё поскорее закончилась. Несмотря на свою дряхлость, он не хотел умирать. Шуко закрыл глаза и зажал руками уши, надеясь, что это поможет ему продержаться. И вроде немного помогло. Но, когда что-то вёрткое хлестнуло его по спине, Шуко поднялся на ноги и устремился прочь из Пещеры. Сделал это он столь ретиво, как прежде не бегал и за лазающими в его сад неслухами.

   Если бы ритуал проходил как обычно, он вынес бы испытание – всё-таки не лыком шит, всегда справлялся, пусть и не так стойко, как тот же Тамир. Однако прежний порядок был нарушен. Утомлённый долгим подъёмом в гору и бессонной ночью, разум старика помутился, приблизив его конец.

   Тамир обладал знаниями, он предупреждал. Каждый раз всех предупреждал.

   Когда Шуко, чей бег почти сразу сменился неуклюжим ковылянием, проходил мимо Ули, ноги его запнулись. После долгого сидения на одном месте те, конечно, затекли, и никакие порывы рассудка не могли этого исправить. Старик упал, но сумел не растянуться плашмя, а удержался на коленях. Остальные стражи сидели как каменные, а после случившегося, окаменели ещё больше. Они не понимали, что происходит и боялись, что любое их движение, может лишь усугубить ситуацию. У некоторых до сих пор ещё не прояснилось зрение. На поднявшегося с места Шуко мало кто обратил внимание.