Текст книги "Они брали Рейхстаг"

Автор книги: Максим Сбойчаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

2

Пятницкий лежал за вывороченной глыбой асфальта. Вокруг рвались снаряды, разными голосами пели осколки и пули. Впереди – ров, заполненный водой. Чуть левее – мостик. Ординарец давно уже присмотрелся к нему. Прячась за глыбой, он думал о том, как бы половчее проскочить на ту сторону. Но усилившийся огонь надолго прижал к земле. Смельчаки, пробовавшие пробежать по мостику, пали.

Решил ждать подходящего момента. Достал часы. На их крышке выгравировано: «1943». Петр усмехнулся. Значит, когда он томился в концлагере, Гиммлер готовил награды своим головорезам. А замполит, вручая часы ему, Пятницкому, сказал: «Пусть показывают наше, советское время!» Еще немного, возьмем рейхстаг и свободно вздохнем. Мир! А для палачей – расплата.

Внимание Пятницкого привлек танк, шедший от «дома Гиммлера». Он петлял, стараясь не раздавить своих, но двигался довольно быстро. Геройский экипаж, не побоялся фашистских зениток! Только бы не угодил в него снаряд, а пули ему не страшны. Петр неотступно следил за танком. Это как раз и будет тот момент, которого он ждал, Под защитой брони можно перебежать на ту сторону, а там недалеко и до рейхстага.

Он был всецело поглощен этой мыслью. И когда танк поравнялся с ним, вскочил и, пригнувшись, побежал, обдаваемый дымком выхлопа. У мостика водитель сбавил ход. Танк вполз на деревянный настил, а дальше все произошло в одно мгновение. Не успев дойти до середины, танк провалился. От изумления Петр застыл на месте, но брызги холодной воды тут же заставили его действовать.

Не раздумывая, Петр шагнул по оставшемуся от мостика рельсу, но закачался, теряя равновесие. Чтобы не сорваться, сел на рельс верхом и торопливо заработал руками. Перебрался на ту сторону и бросился в ближайшую воронку. Ждал, вот-вот подбегут танкисты из погибшего танка. Но проходили минуты, а их не было. Горько стало на душе. Столько дорог прошел экипаж за войну и – на тебе, гибель в ста метрах от победы!

Огляделся. Вон впереди какая-то будка. Хорошее укрытие. Прикинул, как лучше добраться к ней. Если бегом, в одну минуту будешь там. Но огонь не ослабевал, подставлять грудь гитлеровцам нечего. Лучше по-пластунски – надежнее.

Вылез из воронки и пополз, приникая к земле всякий раз, когда поблизости разрывался снаряд. Длинным показался путь, но тем большую испытал радость, когда добрался. Будка оказалась кирпичной, в ней когда-то стояли трансформаторы. В полу углубление, в котором можно передохнуть, набраться сил. Отсюда уже можно делать рывок и к самому рейхстагу – до него осталась самая малость.

Едва успел отдышаться, как услышал голос:

– А, знаменосец, привет!

Тяжело дыша, с рацией на спине в будку втиснулся Гирский. Петр обрадовался ему, как родному человеку, которого давно не видел. Вдвоем будет легче. Вскоре заметил, что радиста занимает не артиллерийская стрельба, не рейхстаг, а что-то другое, находящееся позади. Радист толкнул Пятницкого, указал рукой в ту сторону, куда смотрел сам.

Петр оглянулся и сквозь дым разглядел: со стороны рва ползком и перебежками продвигались бойцы. Значит, форсировали, воспользовавшись артналетом. Петр вскоре стал различать знакомых. Вон за бетонный выступ нырнули петеэровцы, сменившие ружья на фаусты. Ребята ловко вставляли кувшины с длинными горлышками в стволы. С виду вроде ерунда, а сила огромная: броню и стены пробивает.

«Пора!» – Пятницкий снял с себя полотнище, сунул его за пазуху. Пружинисто вскочил и, сильно размахивая руками, побежал к рейхстагу. Уже совсем близок главный вход – высоченные колонны, огромные, как ворота, двери и широкие ступени. Ох как много их тянется вверх!

Петр не видел, что штурмующие подразделения под усилившимся огнем врага опять залегли. Он бежал наперекор всему. Нужно сейчас же на одной из колонн укрепить красное полотнище, чтобы оно как маяк светило другим.

На бегу левой рукой под гимнастеркой нащупал угол полотнища и, выхватив его, поднял над головой. В этот момент грудь резко обожгло, плетью повисла рука, ноги подкосились. «Шагай, шагай, еще несколько ступеней – и ты у цели!» – Из последних сил поднялся на следующую ступеньку и ничком упал у подножия колонны.

Радист, увидев это, вскрикнул. Может, Петр ранен? Надо подхватить знамя, которому не на земле место. Сержант выскочил из будки. А вражеская мина, словно только и поджидала его, разорвалась у самых ног…

Гитлеровцы в отчаянной попытке преградить советским воинам путь к рейхстагу бросились в контратаку. Неведомо, как усложнило бы это действия второго эшелона, если бы на площадь не выдвинулся артиллерийский дивизион Ильи Тесленко. Его орудия прямой наводкой ударили по фашистской пехоте.

Рота Сьянова, в которой находились Гусев, Берест и Матвеев, уверенно пробиралась сквозь огненный вал.

Могучая фигура Береста в неизменной кожанке выделялась и в клубах дыма. Замполиту показалось, что где-то на главной лестнице рейхстага как факел мелькнуло Красное знамя. Всего на несколько секунд, а потом исчезло. Может, померещилось?

Бойцы бегут уже по главной лестнице. Впереди кто-то высокий, – кажется, Сьянов.

Теперь уже можно разглядеть здание рейхстага. Окна заложены кирпичом, некоторые продырявлены снарядами. Массивные двери, у одной внизу пролом. Метко стреляли артиллеристы!

Вбежав на верхнюю площадку, Сьянов остановился у дверей. Покачиваясь, тяжело дышал, чувствуя, как толчками бьется готовое вырваться из груди сердце. Нелегкое дело опередить молодых израненному сорокалетнему человеку.

Сьянов оглянулся – по ступенькам врассыпную бежали бойцы. Опытным глазом определил, что потери немалые, но людей все же достаточно, чтобы завязать схватку внутри здания. Если подступы к рейхстагу гитлеровцы держали под таким адским огнем, простреливая каждый метр площади, то, наверное, с не меньшим остервенением будут драться и в самом здании. Но сейчас задача – ворваться внутрь. А там решать в зависимости от обстановки. Подал команду, указывая на дверь:

– Смелее, смелее!

Один за другим солдаты ныряли в пролом.

– Вот чертовщина, – проворчал кто-то. – Лезем в рейхстаг, как в собачью конуру.

– А ты что думал, фашист тебе парадную дверь откроет: мол, битте, господин русский солдат, милости просим!

Сьянов усмехнулся. Балагурить в такой момент могут только сильные духом. Ведь каждый из них знает: за порогом смертельный огонь фашистов. Вот такие ни перед чем не останавливаются.

И вслед за бойцами полез в пролом.

В здании темно. Словно в бездну, ныряли в пробитые двери бойцы. Отовсюду – сверху, с боков – в бойцов летели искрящиеся пули.

Но никакой огонь не мог остановить атакующих. Среди них много тех, что штурмовали крепости, подобные «дому Гиммлера». До рейхстага они прошли, что называется, огонь и воду. Глядя на них, смело, уверенно действовали и новички, влившиеся в полки перед самым штурмом.

Оглушительный треск автоматных очередей, гул разрывов гранат громовым эхом катился под сводами огромного здания.

У самого входа Сьянов чуть не упал, споткнувшись обо что-то железное. На секунду включил фонарик – пулемет, рядом убитый немец. Раздумывать некогда. Старший сержант прилег за пулемет и выпустил в темноту весь диск. Луч карманного фонарика вырвал из затаившейся черноты бесконечные стены, многочисленные колонны с антресолями наверху.

Многое помог ему увидеть этот тоненький луч. Вон справа – лестница. Куда она ведет? В подвал? Да, так и есть. Такой же спуск в левом крыле. По опыту боя в «доме Гиммлера» Сьянов знал, какую опасность представляют выходы из подвалов: оттуда могут контратаковать. Надо немедленно блокировать их, поставить автоматчиков.

– Смотреть в оба! Огонь открывать без команды! – предупредил он автоматчиков и, сложив рупором ладони, прокричал в темноту: – Смелей, ребята!

Первое волнение постепенно проходило.

У сержанта за войну уже выработалось правило: смело врываться в здание и упорно, как крот в землю, вгрызаться в него, захватывая углы, лестницы, комнаты…

Перед атакой он настойчиво втолковывал эти правила уличного боя молодым бойцам и теперь видел, что урок пошел впрок.

Вошел в одну из комнат.

– Зажигай каганец, – сказал связному. – Устроим здесь КП.

Бой впотьмах развертывался упорный. Там и тут вспыхивали короткие очереди автоматов и пулеметов, грохали взрывы гранат. Бойцы медленно растекались по обеим сторонам коридора. Ориентировались на ощупь, держась за стены и колонны.

Обосновав командный пункт, Сьянов постарался наладить связь: знал, с каким нетерпением ждут его весточки. Телефонист, сержант Ермаков, при тусклом свете каганца возился с аппаратом, хотя был уверен, что провод оборван где-то на площади. Напарник ушел сращивать провод, но что-то долго не возвращается.

А через несколько минут на КП одновременно появились Ярунов, Берест и Гусев.

– Все в порядке, – доложил сержант, точно рейхстаг уже был завоеван. – Одна беда – связи нет.

Гусев сразу же послал Щербину на поиски радиста – надо развертывать рацию. Возвратился тот с печальной вестью. Многие видели – Гирский погиб на площади, рация разбита миной.

Ермаков не выдержал:

– Я пойду по проводу, товарищ старший лейтенант, Пусть кто-нибудь подежурит у аппарата.

– Хорошо, – согласился Гусев.

А в это время лейтенант Греченков, находившийся в правой части здания, вздрогнул от внезапно вспыхнувшей внизу стрельбы и выскочил из КП узнать, в чем дело.

Кошкарбаев пояснил:

– В овальном зале со своими чуть не столкнулись.

– То есть как?

– А кто про них знал? С другой стороны вышли. Рота Сьянова из семьсот пятьдесят шестого полка.

На месте происшествия встретились адъютанты старшие батальонов Давыдова и Неустроева капитан Чепелев и старший лейтенант Гусев.

– Лихой у тебя народ, капитан, – кивнул Гусев в сторону бойцов. – Благо, наши откликнулись мигом, а то не миновать бы беды.

– Давайте разграничиваться, товарищ старший лейтенант, чтоб подобных происшествий больше не было.

И они стали делить коридоры.

Уже пять часов идет штурм рейхстага. К зданию по-прежнему трудно подступиться, и это беспокоит командование. Нервирует и незнание обстановки в самом здании.

Окончательно выяснилось, что главные огневые позиции противника находятся в Тиргартене и у Бранденбургских ворот. Там множество зениток, приспособленных к стрельбе по пехоте, – немцы пользовались отсутствием наших самолетов в воздухе, которые не появлялись, чтобы не поразить своих. Укрылись зенитки в долговременных сооружениях так, что даже прямые попадания снарядов небольшого калибра не причиняют им вреда. А перед зенитками, по северо-западной части парка, проходят траншеи с бетонированными пулеметными площадками и ходами сообщения.

Артиллеристы тщательно готовились к третьему мощному удару по вражеским огневым точкам, чтобы окончательно открыть пехоте дорогу в рейхстаг. Нанести такой удар теперь было не так просто, как в первый раз, – надо учитывать, куда выдвинулась своя пехота, чтобы не поразить ее. Требовался прицельно-точный огонь.

Тем временем в доме МВД сосредоточивались силы для решительного броска. По командной линии еще днем были направлены донесения. Получив сообщение от командиров полков, комдив Шатилов доложил командиру корпуса Переверткину, а тот – штабу армии: «В 14.00 30 апреля частями корпуса в результате двухдневного ожесточенного боя над южной частью рейхстага водружено знамя».

Уже через полтора часа последовал приказ по 3-й ударной армии, а вслед за ним по 1-му Белорусскому фронту с объявлением благодарности личному составу, участвовавшему в штурме рейхстага.

Зачитывая поздравительные приказы командования, командиры и политработники говорили:

– Наш флаг на рейхстаге! Теперь главное – покорить гарнизон и водрузить Знамя Третьей ударной армии. Во что бы то ни стало нужно преодолеть площадь и оказать помощь передовым подразделениям!

Мощный артиллерийский огонь в третий раз обрушился на гитлеровцев ровно в 18 часов. Под его гул побежали сотни бойцов. Среди них были добровольцы-артиллеристы капитана Макова и контуженый Лысенко.

Выкуривая одну сигарету за другой, Неустроев нервно ходил из угла в угол подвала, то и дело выглядывая в окно, но все без толку: видимости почти никакой. Очевидно, надо перебираться в рейхстаг.

В это время зашел Давыдов. Очень нужна сейчас его рассудительность. Неустроев вопросительно взглянул на него и не успел ничего произнести, как тот сказал:

– Пора, Степа!

То, что его мысли подтвердил более опытный друг, сразу успокоило. Захватив ординарцев, комбаты выскочили на площадь. Перебежки совершали так, чтоб не терять друг друга из виду. Там и тут поднимали залегших бойцов, вели вперед.

Огонь вражеской артиллерии опять усилился. Уже невдалеке от здания комбаты попали в зону обстрела. Рядом рвались снаряды, сотрясали землю и воздух. Ползти стало невмоготу, и они нырнули во встретившийся по пути бункер.

Отдышавшись, выглянули и отчетливо увидели изрытые осколками колонны и ступеньки лестницы рейхстага. Значит, остался последний бросок.

– Рванули, Степа!

Из укрытия выскочили вместе, но Давыдов взял правее, где продвигались бойцы его батальона.

Неустроев лишь на миг приостановился на верхней площадке, перед самой дверью, но тут же вслед за бойцами вбежал в рейхстаг.

Сьянова встретил с распростертыми объятиями:

– Поздравляю, Илья Яковлевич, поздравляю!

Старший сержант доложил: продолжаем очищать здание от гитлеровцев, уже отвоевали много комнат на первом и втором этажах. Сложнее с подвалом: пробовали спуститься, понесли потери. Очевидно, там крупные силы.

Комбат радовался – Сьянов действует не хуже опытного офицера, уверенно и осмотрительно. После войны люди скажут: одним из первых в рейхстаг ворвался, ротой командовал, вот какой он, сержант нашей армии!

– Все твои действия одобряю, Илья Яковлевич. И правильно сделал, что блокировал выходы из подвалов.

В комнате, где расположился КП батальона, кроме Гусева, Береста и Матвеева Неустроев увидел Соколовского и несколько смутился: не очень удобно, конечно, являться в рейхстаг после заместителя командира полка. Но майор ничем не подчеркнул это, и комбат успокоился.

– В первую очередь установите связь с полком, товарищ капитан, – приказал Соколовский Неустроеву.

Пришлось вслед за Ермаковым послать на линию Щербину. К удивлению всех, тот через минуту возвратился:

– Товарищ капитан, в рейхстаге артиллеристы с радиостанцией!

Неустроев пошел за ним. В одной из комнат около переносной радиостанции стоял капитан В. Н. Маков, возглавлявший группу добровольцев-артиллеристов. Неустроев познакомился с ним еще перед штурмом. Волевой офицер. Видно, многому научила его героическая оборона Севастополя, в которой он участвовал.

На просьбу Неустроева Маков ответил:

– Помогу, капитан, помогу! Вот только радист мое донесение командиру корпуса передаст.

Оказывается, артиллеристы-добровольцы в числе первых ворвались в рейхстаг и, сломив сопротивление вражеских автоматчиков, пробились на крышу. Там водрузили красный флаг. Это сделали сержанты Александр Лисименко, Михаил Минин, Гизий Загитов и Алексей Бобров.

В углу комнаты артиллеристы перевязывали раненого Загитова.

– Редкий случай, – обернувшись к Неустроеву, пояснил Маков. – Пуля пробила партийный билет в левом нагрудном кармане, а сердца не затронула, работает. Надо бы в медсанбат его, да не пронести через огонь.

Доложив в полк о прибытии в рейхстаг, Неустроев вернулся на свой КП.

Вскоре зазвонил телефон.

– Это Ермаков связь восстановил! – воскликнул Гусев.

Неустроев взял трубку. Даже по голосу чувствовалось, что Зинченко доволен. Выслушав доклад, сказал: «Приказом комдива вы назначены комендантом рейхстага!»

Узнав об этом, офицеры поздравили комбата.

– Учти, Степан Андреевич, в твоем подчинении два гарнизона, – засмеялся Соколовский, – наземный – наш и подземный – немецкий.

– Теперь, – поддержал шутку Матвеев, – боевые дела можно решать даже очень просто. Снял трубку и… «Алло! Говорит комендант рейхстага. Доложите строевую записку по подвалу. Не забудьте сложить оружие, всем наверх! Шнель, шнель!»

– Выявим, уточним силы противника, станет ясно, что лучше предпринять, – вслух размышлял Неустроев. Вдруг вспомнил: – А где же Пятницкий?

Но Петра никто не видел. Комбат отогнал мысль о гибели ординарца. Выяснить бы, но сейчас, когда каждый метр площади простреливается, этого не сделаешь.

Где-то задержались и знаменосцы. Замполит и Щербина вышли наружу. Был уже поздний вечер, но, как и днем, гремели орудийные раскаты, пулеметно-автоматные очереди вспарывали темноту.

На ступеньках, почти у самой верхней площадки, лежал солдат. Щербина узнал Пятницкого.

– Петр Николаевич, Петр Николаевич! – нагнувшись, тревожно схватил он лежащего за руку, но она была холодна, как камень лестницы. Прильнул ухом к груди – дыхания нет. «Эх, Петр Николаевич, так и не пришлось тебе увидеть сына…»

За спиной раздался голос Береста:

– Что с ним?

– Убит Петр Николаевич, – сквозь слезы проговорил Щербина.

Берест заметил под телом солдата полотнище флага.

«Значит, этот флаг я видел. Не мерещилось мне».

– Давай прикрепим к колонне, – сказал Берест. – Исполним последнее желание Петра.

Они привязали знамя шпагатом, но, обильно смоченное кровью, оно не развевалось по ветру, а тяжело легло на гранит.

Возвращаясь, они увидели Егорова и Кантария со Знаменем 3-й ударной армии.

– На крышу надо! – воскликнул замполит. – Пошли, прикрывать вас будем! Завтра ведь Первое мая. Надо к празднику сделать подарок советскому народу.

3

В рейхстаге – командир полка! Даже бывалые воины, хорошо знавшие, что полковнику храбрости не занимать, гордились им. Следом за всеми прошел через пекло площади.

За войну у Зинченко выработалось правило, которое он не нарушал ни при каких условиях, – четко представлять себе, что делается на поле боя. И если была плохая видимость с наблюдательного пункта или отказывала связь, немедленно сам шел на передний край разбираться в обстановке.

Взял трубку и доложил генералу Шатилову положение. Во изменение прежнего приказа генерал назначил его комендантом рейхстага. Однако переводить сюда штаб полка преждевременно: хотя бой и развивается успешно, общее положение неустойчиво.

Неустроев созвал командиров. Нужно укрепить охрану выходов, поставив для этого фаустников Козлова, которые уже были в рейхстаге. Командир полка обещал подбросить подкрепление, но удастся ли это сделать? Резервов в полку не оставалось, да и пройти площадь по-прежнему трудно.

Командирская летучка близилась к концу, когда в дверях появился командир батареи лейтенант Сорокин.

– Молодец! – поднялся ему навстречу Неустроев. – Вся батарея здесь?

– Какая там батарея, товарищ капитан… Только одно сорокапятимиллиметровое орудие осталось… да два ящика снарядов…

– Все равно батарея, товарищ Сорокин, – подбодрил Неустроев лейтенанта. – И пехотинцев у нас на роту не хватает, а я по-прежнему говорю: батальон. Устанавливай орудие у правого выхода из подвала.

– А я в Журнале боевых действий особо отмечу это событие, – с улыбкой сказал Гусев. – Ударишь из орудия, пехотинцы обрадуются: «С нами артиллерия!»

В уголке, склонившись над столиком, сидели Матвеев и агитатор 756-го полка капитан А. М. Прелов, прибывший вместе с командиром полка. Составляли листовку-«молнию». Подошел Кондратов.

– Редколлегия за работой.

– Да, но твои разведчики, Василий Иванович, задерживают выпуск самой главной листовки.

Кондратов молча шагал по комнате: его волновала задержка Егорова и Кантария. Хоть с ними и пошел замполит, все могло случиться. Уж что-то долго не возвращаются.

Вспомнил, как назначал знаменосцев, когда получил приказ Зинченко. В подвале выстроились разведчики. Все – молодец к молодцу. В поисках каждый не раз отличался. На ком остановиться? Он видел, как недоуменно смотрят на него бойцы. Дескать, чего это начальник так долго разглядывает, словно при первом знакомстве?

Остановился на Егорове и Кантария. Учел, что они всегда отважно действовали в паре. Зинченко хорошо знал обоих и был доволен выбором. Это Кондрашов заметил сразу, как только привел разведчиков. Полковник, взглянув на них, произнес:

– На таких орлов положиться можно.

Разведчики еще не знали, какое задание им хотят дать, но, когда полковник развернул знамя, догадались.

– Вы что радуетесь? – сказал Зинченко. – С ним ведь не на парад идти.

– Пронесем, и будет оно на рейхстаге, товарищ полковник.

– Ишь какой догадливый народ, – засмеялся Зинченко. – Мне, значит, и объяснять нечего. Знайте только, что вам вручено Знамя Третьей ударной армии, которое станет символом нашей победы над фашизмом. Станет, если вы проявите все свое умение и отвагу. С этой минуты вы не разведчики, а знаменосцы. Желаю вам удачи!

Командир полка опустился на колено и, поцеловав Знамя, передал его разведчикам. Принимая Знамя, те последовали примеру полковника.

У Михаила и Мелитона праздник на душе. Выйдя от полковника, они долго разглядывали Знамя. Столько судили-рядили о нем, гадали, каким оно, Знамя Победы, будет. Оказывается, самое простое. Полотнище красного цвета – символ борьбы трудящихся. В левом углу – серп и молот, сверху – звездочка.

Каждый воин Советской Армии мечтал о таком задании, а счастье выпало им.

…В рейхстаге всего два с половиной этажа да чердак. Пробежать их нетрудно, если бы все было очищено от врага. А тут получалось так, что забраться на крышу – все равно что проникнуть в тыл врага.

По коридорам и лестницам пробирались медленно, боясь засады. И напоролись на нее на втором этаже.

В гитлеровцев полетели гранаты. Под прикрытием огня группы Береста преодолели второй этаж и полуэтаж. Забравшись на чердак, увидели продырявленную снарядами крышу. Это к лучшему: не надо искать слуховое окно. Полезли в первую попавшуюся дыру. Берест и его бойцы остались на чердаке.

На крыше огляделись. Передвигались осторожно, на ощупь: чего доброго, можно провалиться. Вот уже совсем рядом купол. Днем его разглядывали из «дома Гиммлера». Одна закавыка: купол-то стеклянный, как на него влезешь? Все же решили попробовать.

Оказалось, артиллеристы его обработали как по заказу: все стекла выбиты, одна решетка осталась. Лезь по ней, как по лестнице. Высоко, правда, но именно там, и только там, место знамени!

На ощупь, потихоньку карабкались вверх, остерегаясь наступить на поврежденный прут – может не выдержать. Об остатки стекол порезали руки – ладони сделались липкими от крови.

Даже в темноте ощущалась большая высота. Вспышки выстрелов виднелись где-то далеко внизу – тогда они не знали, что находятся на семидесятиметровой высоте… Споро принялись за дело. Кантария держал древко, а Егоров противогазной лямкой привязывал его к железной штанге. Когда полотнище заколыхалось от ветерка, само собой вырвалось из груди «ура». Красное знамя реет над Берлином!

Внизу гремели бои. Вспышки орудий, огненные змейки трассирующих пуль. Как гигантские сполохи, озаряли небо залпы «катюш». Раскатисто несся их грохот над дымящимися развалинами фашистской столицы. Со всех сторон к центру рвутся советские войска. Бьет последний час гитлеровского рейха!

Отблеск выстрелов осветил знамя откуда-то снизу, прямо из-под ног. Нагнувшись, глянули сквозь решетку. Как в глубоком колодце, там вспыхивали автоматные очереди. Догадались – купол находится над каким-то большим залом без окон.

Спустившись с купола, оглянулись на знамя. Оно было на месте, на самой высокой точке рейхстага. Жаль, что его сейчас не видят штурмующие.

Поздним вечером бой затих, но люди оставались на боевых постах, за пулеметами, не спускали глаз с подвалов. И вдруг голоса:

– Знаменосцы, знаменосцы идут!

Вместе с Егоровым и Кантария вернулся и Берест. Егоров начал было докладывать, но куда там! Чувство радости било через край. Комбат обнял и расцеловал знаменосцев, затем их стали поздравлять другие офицеры.

Мелитон широко раскинул руки, как бы желая обнять всех.

– Почему только нас, генацвале? Всех надо, всех!

Знамя Военного совета 3-й ударной армии развевалось на куполе рейхстага. Этому знамени придавалось не только военное, но и политическое значение: оно должно было стать символом нашей великой победы над фашистской Германией – Знаменем Победы.

В Журнале боевых действий 79-го стрелкового корпуса появилась запись: «В 18 часов 30.4.45 г. был повторный штурм рейхстага. Был дан уничтожающий огонь по центру… Рота 1 сб 756 сп первой ворвалась в северную часть рейхстага и водрузила над ним врученное красное знамя № 5».

К знаменосцам подбежала медсестра Аня Фефелкина, увидевшая кровь на их руках. Проворно вынула из сумки бинты, но Кантария остановил ее:

– Не беспокойтесь, сестра. Уж засохла. Лучше примите поздравление.

– А верно, – подхватил Сьянов. – Ане все мы обязаны многим.

– Ой, что вы, что вы… – засмущалась девушка.

Много дорог прошла с батальоном Аня Фефелкина. Не один десяток бойцов вынесла с поля боя на своих плечах. И в рейхстаге, развернув медпункт, бесстрашно разыскивала раненых в темноте, оказывала им необходимую помощь.

В шкафах нашли два ящика вина. Берест вытащил красивую бутылку, стал разглядывать на свет.

– Вот это да! – воскликнул он. – Вину-то больше шестидесяти лет. Смотрите тысяча восемьсот восьмидесятый год.

– Подходящее для такого события, – одобрил Неустроев.

Нашлись и рюмки. Когда их наполнили, замполит провозгласил:

– За Знамя Победы, товарищи!

Матвеев и Пселов прикрепили к стене листовку, посвященную историческому событию. С правой стороны бланка, где был оттиск плаката «Водрузим над Берлином Знамя Победы!», политработники провели стрелку красным карандашом, а под ней синим написали: «Водрузили! Знамя – над рейхстагом. Поздравим друг друга, товарищи! Ура!»

Многие бойцы и офицеры уже которую ночь не спали, но сейчас и дремота прошла, и усталости словно не было. Возбужденно говорили о Знамени, высказывали предположение, что теперь гитлеровцы обязательно сделают «хенде хох», ничего больше им не остается.

Праздничное чувство не мешало, однако, бдительности подразделений. Фашисты могут пойти на что угодно – смертельно раненный зверь бросается и на прямой выстрел в лоб. Вот почему Гусев позаботился, чтобы роты были связаны с КП батальона телефоном, оглядел все залы, коридоры, комнаты. Останавливался у кабинетов, с усмешкой читал на дверях таблички с указанием должностей, чинов и фамилий хозяев. Не думали фашистские главари, сидевшие в этих кабинетах, что сюда придет советский солдат.

У мраморной колонны валялся неразорвавшийся снаряд. Наш! Гусев сокрушенно покачал головой, – видно, недосмотрели на заводе и выпустили брак.

Посреди бисмаркского зала стоял Матвеев, окруженный солдатами. Далеко разносился его голос:

– В этом зале в тридцать третьем году фашистская следственная комиссия объявила Георгия Димитрова поджигателем рейхстага. Товарищ Димитров смело опроверг чудовищную ложь. О его мужестве на Лейпцигском процессе узнал весь мир. Из подсудимого Димитров превратился в сурового обвинителя. Ни фашистские судьи, ни Геринг и Геббельс не выдержали схватки с коммунистом.

Подумайте только, товарищи! Георгий Димитров здесь боролся против фашизма, а сейчас наше Знамя победно реет над Берлином. Это символично…

Поздней ночью от швейцарского посольства в рейхстаг пробился батальон 171-й стрелковой дивизии. Его командир, старший лейтенант Самсонов, доложил Соколовскому о своем прибытии.

Бойцы батальона Михаил Еремин и Григорий Савенков прикрепили красный флаг к одной из колонн рейхстага.

Слушая комбата, Соколовский радовался: несмотря на тяжелые потери, офицер не пал духом. Чувство победителя взяло в нем верх над всеми невзгодами. Ведь от Москвы до Берлина дошел и теперь вот в рейхстаге!

– Отправляйтесь на второй этаж, товарищ Самсонов. Будете действовать в правой части антресолей. – Майор повернулся к Неустроеву: – Известите капитана Ярунова о соседе, чтобы за немцев не принял.

Наступило утро Первого мая.

Когда рассвело, бойцы, занимавшие зал под куполом, увидели Знамя. Оно алело в утренних лучах весеннего солнца, и казалось, что это от него порозовели закопченные своды зала. Торжественной была эта минута.

«Наш подарок Родине к Первомаю», – радовались все.

Первомай… Всемирный праздник труда. С ним всегда приходит буйная, ликующая радость! Деревья в ажурной, клейкой листве, высокое небо, шелест флагов, нескончаемый поток нарядно одетых людей – все молодо, ярко. А гром тысяч наших орудий представлялся победным салютом, возвещавшим конец войны. Рейхстаг оделся в алые знамена. Кумач развевался на колоннах, в окнах, на скульптурах и, как венец победы, на куполе.

В рейхстаг доставили поздравительные приказы военных советов армии и фронта от 30 апреля, с которыми часть бойцов познакомилась еще вчера. Читали их по ротам и взводам. В батальоне Неустроева читку вели Матвеев, Прелов и Берест, а у Давыдова – Васильчиков, Исаков, Правоторов.

В приказе Военного совета армии говорилось:

«Товарищи бойцы, сержанты, офицеры и генералы! Сегодня в 14 часов 25 минут части генерал-майора Переверткина, полковника Негоды, генерал-майора Шатилова после ожесточенного, упорного боя штурмом овладели зданием рейхстага в Берлине и водрузили над ним гордый флаг Советского Союза».

Могучее «ура» то и дело потрясало здание. Впервые за много лет оно звало не в атаку, а было торжественным выражением чувств, как на военных парадах в мирные годы.

Исаков протянул руку Правоторову:

– Поздравляю, Виктор! Ваш флаг вошел в историю.

– «Пускай нам общим памятником будет…» – ответил Виктор.

– Пока к нам дошел приказ, на куполе рейхстага уже и Знамя Третьей ударной армии водружено, – вставил Греченков.

– Тем, значит, крепче победа, – проговорил Каримджан и предложил: – Давайте, друзья, напишем на стенах рейхстага свои фамилии. На память.

– А что, это идея! – поддержал Правоторов. – Пошли.

– Только не все сразу, – предупредил Греченков. – Как бы враг на нас самих свои автографы не оставил.

Под грохот боя, продолжавшегося на улицах Берлина, первые воины стали делать свои надписи. Виктор, вынув нож, на минуту задумался, потом вырезал на стене: «Знайте наших! Мы из Донбасса». Уже хотел расписаться, но остановился. Донбасс большой, надо поконкретнее. И уточнил: «Из Макеевки. В. Правоторов». Около него выводили свои имена другие разведчики. Теперь их было восемь – явился отставший Габидуллин.