Текст книги "Оживление"

Автор книги: Максим Исаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

– На, возьми его в рот.

И прекрасная незнакомка становится на колени и, обвив руками его бедра, ловила сочным ртом полуочищенный банан и начинала слизывать его сладкую мякоть языком, находя на самом конце прорезь и всовывая туда свое жало.

А Железняк рассказывал ей, как в 1920 году они брали Перекоп. Дело было холодной ноябрьской ночью, в канун Великой Революции. Командиры раздали бойцам по сто грамм, патроны и определили направление движения. Стоял жуткий туман, гнилые испарения поднимались над светящейся поверхностью залива.

Железняк зарядил маузер, начистил шашку, надел дополнительную фуфайку для устойчивости под водой и шагнул в вязкую жижу залива. Следом двинулись остальные бойцы. Направление все время менялось, звезд не было видно, многие красноармейцы оступались и по горло погружались в ледяное говно. Железняк упорно шел впереди, и его портупея звала бойцов в непроглядную тьму коммунизма. Отступать было уже некуда, сзади остался старый разрушенный мир, и его последний остров разлагался в ночном Крымском тумане.

Его нынешняя подруга, вращающая в его мечтах жалом, сидела тогда на тощем чемодане на борту корабля "Князь Владимир Мономах", позже переименованного в "Петра Великого", затем в "Фельдмаршала Суворова", потом в "Дмитрия Донского", потом в "Святую Марию", и, наконец, в "Адмирала Нахимова". В кармане оставалось три золотых рубля, на шее – крестик, на пальце – кольцо бабушки. Шампанское последний раз она пила во вторник, когда поручик Ржевский угощал ее в Шаляпинском гроте Судака. На деревьях там еще оставались персики, черный виноград и даже ананасы. Рядом сидели Александр Грин и Иван Павлович Чехов, брат покойного писателя, который недалеко отсюда выращивал и засаливал на зиму по десятку бочек помидоров. Она вспоминала тот чудный вечер, и слезы текли из ее глаз.

Поручик, как всегда, нырял с вышки, делая в воздухе сальто, Чехов играл на рояли Скрябина, а Грин рассказывал ей, как в 1903 году он ограбил одного богатого священника, с которым они ехали в одном купе на Пасху в Краснодар. В воздухе разливалась печаль погибшей страны и нефть из подбитого большевиками буксира "Непобедимый Монарх". Она расстегнула верхнюю пуговицу, чтобы было легче дышать. Матров Железняк застегнул ворот шинели, защищаясь от ледяного ветра залива. Жить хотелось все лучше и лучше.

Когда он кончал, всегда старался не пачкать все вокруг. Белье, простыни и трусы было жалко, к тому же могли застукать. Поэтому в конце концов удобнее всего было изливать свое сердце в унитаз.

Она не боялась захлебнуться и глотала жидкость, напоминающую по вкусу селедочный соус. Это очень полезно для кожи, и временами она доставала его изо рта и подставляла лицо под теплые мутные удары, растекающиеся по волосам и щекам.

Чехов заиграл новую прелюдию, девушка смотрела на его пальцы и откусывала маленькими кусочками холодный ананас, запивая его шампанским, приятно щекотавшим ее ноздри. Пузырики весело поднимались со дна, лопались, и брызги долетали даже до глаз. В носу защипало, и она вытерла глаза платком. Грин говорил ей, какой револьвер он показал батюшке, чтобы отнять у него заветную сумку с пожертвованиями на ремонт храма.

Теплый ветер шевелил волосы других девушек, пробившихся на борт парохода. Сколько из них станет наложницами гаремов Стамбула, куртизанками Парижа, порномоделями Нью-Иорка! Запад, как известно, не блещет красавицами. А сколько дворяночек попадется стальному Железняку в гротах Судака, на Ай-Петри, в Бахчисарайском дворце и на грязях Евпатории...

Он разочарованно закрыл Penthause. Странно, но после они уже совершенно не тревожили его душу. Он замечал теперь их тупые лица, скучное белье, неестественные позы и натянутые улыбки. Надо, пожалуй, купить другой номер, а то эти уже надоели. И он подсчитывал, сколько дней оставалось до Стамбула. Матрос Железняк не знал, что туда ему не попасть уже никогда.

Глава 9

Чинарик

Не успели мы отъехать от усадьбы и двадцати километров, как мотор неожиданно заглох. Я открыл капот и, найдя там обрывки приводного ремня, сразу понял, что здесь мы застряли надолго. Запасного ремня у меня не было – это вечное "явось пронесет", – а ведь стоит он копейки, и заменить его можно за несколько минут. На улице было градусов пять мороза, время – восемь часов утра, и вокруг, в лесу, не было видно ни одного домика. Зимний лес, укрытый снегом и закованный в лед, еще не скоро освободится из этого плена, и только Снежная Королева со своими слугами невидимо шла по сугробам, иногда стряхивая белую пыль с испуганных сосен и елок. Моя герцогиня тревожно куталась в свою куцую шубку, недовольно морщила нос, еще несколько минут, и она закоченеет, и что тогда с ней делать? До усадьбы в своих легких туфельках она не дойдет, машин здесь других не бывает, значит, мне оставался единственный выход искать поблизости какое-то временное убежище для моего сокровища.

Я побежал вперед вдоль дороги и, к счастью, примерно через километр обнаружил на опушке леса вагончик с забитыми окнами, почти до крыши занесенный снегом, на узком крыльце которого курил маленький усатый человечек в шлепанцах на босу ногу и розовом пушистом халате, весь распаренный, видимо, после бани. Я бросился через сугробы к нему. Узнав, в чем дело, он обрадовался, сделал важное значительное лицо и сказал:

– Какие проблемы! Веди сюда свою девушку. Да ты, я вижу, меня не узнаешь. Ладно, потом поговорим. Вскоре мы уже поднимались с моей герцогиней по ступенькам деревянного крыльца. Хозяин ожидал нас в глубине коридора.

– Вот это да! Да это же наша Белочка! Какими судьбами! – он развел руки в стороны и стал обниматься с моей дамой и даже поцеловал ее два раза в шечки. Из-за низкого роста ему приходилось поднимать голову так, что линия его изогнутого носа была почти горизонтальна. Я все еще не понимал, что происходит.

– Это же наш любимый Шурик, он же знаменитый господин Деловой, он же Нуворишский, но все же твой родной одноклассник Шурик по прозвищу Чинарик, толкнула меня баронесса.

– Здорово, Шурик, как ты тут оказался? – смутился я.

– А вот так! – улыбаясь, ответил Шурик, засунув руки в карманы халата и выпятив вперед живот. – Скажи спасибо, что я тут оказался на ваше счастье. Ладно, господа, милости прошу ко мне в квартиру.

– Ты разве переехал с Масловки? – последний раз, лет семь назад, я видел там Шурика в его шикарной двухкомнатной квартире с раздвинутыми стенами. До этого он тщательно заметал следы, меняя квартиры примерно раз в полгода.

– Да, здесь все-таки воздух лучше и спокойнее. В Москву я долетаю за шесть минут на своем спортивном самолете.

Шурик пошел впереди нас, разгоняя халатом пар, состоящий из частей табачного дыма, одеколона и пива. В первом тамбуре нас проверили металлоискателем. Прибор зазвенел, почувствовав в моем кармане ключи от машины. Двухметровый охранник молча забрал их себе, наверное, на всякий случай. После тамбура мы спустились по железной лестнице вниз, Шурик толкнул дверь ногой, и тут перед нашими глазами внезапно открылся целый подземный сад. Рядами росли тропические фруктовые деревья – пальмы с бананами, кокосовыми орехами, апельсинами, мандаринами, лимонами, деревья с вишней, черешней, сливами, персиками, грушами, яблоками, под ногами лежали ананасы, арбузы, дыни, клубника, черника, потом грибы и масса других растений и цветов, которых я никогда в жизни не видел. Дивный запах вскружил мне голову. Герцогиня восхищенно разглядывала сказочную райскую местность.

– Шурик, неужели это все настоящее! – воскликнула она. Шурик уверенно пробирался по тропинке, выложенной камнями.

– А как же, у меня все настоящее! Внизу я пустил несколько труб с горячей водой. Свет и тепло дает электростанция на нефти. Нефтепровод я протянул от своей скважины в Лангепасе.

На некоторых пальмах я заметил даже обезьян, вскоре крупный зеленый попугай махнул крыльями сверху и уселся на плечо Шурика. Он угостил птицу грецким орешком. Герцогиня улыбнулась и погладила попугая. Шурик всегда любил животных, и по биологии у него было "пять".

Теплица плавно переходила в спортивный городок с теннисным кортом, хоккейной площадкой, десятиметровым бассейном с изумрудной водой и уголком с тренажерами.

– После работы мне нужно как следует отдохнуть и расслабиться. Ты же помнишь, что я еще в школе был чемпионом Москвы по дзюдо, – и он показал нам свой правый бицепс. Бицепс действительно был большой и круглый, – к тому же это полезно из-за всякой мелочи.

Шурик вырастал у нас прямо на глазах. За спортивным городком находился чудный дворец эпохи Ренессанса с занавешенными окнами, окруженный фонтанами. У входа в дворец стояли два арабских воина с опахалами.

– Там я выстроил себе небольшой гарем, наложницы есть ото всюду и на любой вкус. Если бы знал, брат, что они там вытворяют! Приходи в следующий раз один, без жены, я тебя туда отведу, и они тебя, как моего старого друга, одноклассника, примут по высшему разряду. А можешь и с женой приходить, я ей тоже найду развлечение по ее вкусу. – Шурик хлопнул меня по плечу и подмигнул моей Герцогине. Рядом со спортивным городком в овраге располагалась небольшая эстрада с амфитеатром. Шурик достал "Мальборо" и угостил мою даму. Баронесса не стала отказываться от дорогих сигарет.

– Здесь я устраиваю домашние концерты, приходят друзья, артисты. Ко мне сюда заглядывают Любимов, Окуджава, Рихтер, Пугачева.

– Шурик, какой ты молодец, что не бросаешь искусство в трудную минуту, сказала герцогиня, выпуская дым мне в лицо.

Я вспомнил, что искусство всегда было близко нашему меценату. Как-то на первом курсе института я попросил Шурика достать билеты на Таганку. Нет проблем! – сказал Шурик, – приезжай в пятницу к театру в девять часов вечера, только оденься потеплее. Шурик встретил меня у турникетов метро. – Твои номера – пятнадцать и шестнадцать, фамилии – Бойко и Кац. Я встал в очередь в кассу в соответствии с номерами. Простояв всю ночь и половину субботы, я отхватил целых четыре билета на "Мастера и Маргариту". Радости моей не было предела. Я рассчитывал пригласить в театр самую красивую девушку с нашего курса. Шурик появился немного позже. – Давай билеты! Я опешил. – Какие билеты? – протягивая ему четыре бумажки. – Мастер стоит дороже, я ты заработал только на детский утренник.

Так я познакомился с билетной мафией. Потом Шурик занимался книгами, компьютерами, тачками, квартирами, мебелью и чем-то еще. На Таганку ходить мне больше не хотелось, да и Шурик не предлагал. Первую красавицу курса пришлось оставить, она отдавала предпочтение борцам и штангистам, а я мог развлечь ее в лучшем случае симфонией Брукнера под управлением Рождественского. С Шуриком мы стали редко перезваниваться, а последние годы вообще потеряли связь друг с другом.

– Что с тачкой-то случилось? – заботливо спросил Шурик, закуривая новую сигарету. Мы сели в первом ряду партера на большие бархатные кресла. Шурик нажал на невидимую кнопку, мраморный пол раскрылся, и перед нами очутился столик со всякими явствами, винами и закусками. Герцогиня восхищенно вздохнула и принялась за орешки.

– Да знаешь, как всегда – поленился купить запасной ремень, заменить-то его ничего не стоит, но в результате из-за какой-то мелочи мы тут можем надолго застрять.

Шурик взял радиотелефон и, выпуская дым, сказал, глядя на сцену:

– Ахмет? Ну как там? Все тихо? Слушай, надо тут ремень заменить в одной машине, сделай пожалуйста, – и он бросил трубку. – У меня тут ребята есть, но все совки, работать как следует не умеют, представляешь, объявил конкурс, пришло человек двести, так никто мне не понравился, все-таки в этой поганой стране не на кого положиться, с ними уже ничего не сделаешь. Все здесь всегда будет плохо, грязно, глупо.

– Одна у нас осталась надежда, это ты! – поддакнул ему я.

– А что ты думаешь! Мы тихо работаем, делаем помаленьку наши дела, недавно вот купили один английский остров с замком, будем там склад строить, а ты вот чем занимаешься? Все там же маешься дурью? Я тебе прямо, по-товарищески скажу, вся эта твоя писанина – дерьмо, и никто это не купит, а, значит, никто не будет печатать, люди-то теперь денежки считают, понимают, что печатать, а что нет. Да и вообще, я бы никогда не стал больше печатать книги. Не выгодно! Куча мороки, хлопоты с оформлением, художниками, бумагой, типографией, авторскими правами и все за твои же кровные, и потом жди годы, пока из книжного магазина придут какие-то копейки! Прибылей нет в этом деле никаких, одни убытки, а сами книжные магазины – смех да и только, – давно уже сдали свои площади другим конторам, продают вместо книг или Пепси, или компьютеры, или ботинки. У меня сейчас на складе есть для тебя, Белочка, совершенно новые ботинки по последней парижской моде, на тракторной подошве, со шнурками, сейчас скажу, чтобы тебе принесли. У тебя какой размер-то?

И он снова позвонил Ахмету. – Надоели уже эти звонки, с утра уже человек двадцать пришлось обслужить, но такие гости как вы, меня давно не посещали. Эх, молодость, молодость! А я ведь помню, как ты тогда в походе приставал к девушке! – и Шурик погрозил мне пальцем. – О чем мы говорили-то?...А, при книги...Да не нужны они никому. Посудите сами, вот у вас двухкомнатная квартира, дети есть? Ну вот, у них уже, наверное, вещами все шкафы забиты, а тут еще ваши книги! Вот пройдет еще годик, другой, и они выкинут эти книги вначале с полки в шкаф, затем из шкафа в кладовку или на антресоли, а потом на помойку. Слишком много места занимает эта макулатура, и, главное, без толку. Телевизор и то удобнее. В Америке вот давно уже не держат книг дома, зато какие там удобные встроенные шкафы для одежды! Вот к чему нам надо стремиться! А если и найдется какой-нибудь придурок, пусть читает себе в библиотеке, да и то, скоро вот я куплю одну библиотеку в центре, устрою там супермаркет, и все местные жители и сами библиотекари будут счастливы, что нашелся такой человек, который облегчил им жизнь и дал приличную работу в красивом месте. Так что, брат, зря ты взялся за эту писанину, хочешь, я устрою тебя в одну французскую фирму, будешь встречать иностранцев в Шереметьево на приличной машине, можешь даже быть им гидом, показывать всякие там достопримечательности, ведь ты, кажется, по Москве давно ездишь, дороги знаешь неплохо, объясниться сможешь?

Герцогиня с надеждой посмотрела на меня. Я замешкался, не зная, что ответить.

– Ну, ладно, не буду тебя торопить, ребята в этой фирме – мои друзья, и сделают для меня все, что нужно. Шурик нажал кнопку, раздался легкий звонок, занавес раскрылся, и не сцене оказался оркестр "Виртоузы Москвы". Дирижер поклонился Чинарику. Музыканты встали и заапплодировали смычками. – Вова, привет! Сыграй что-нибудь для нашей Белочки средневековое, она почему-то любит всю эту тягомотину.

Спиваков улыбнулся своей ослепительной улыбкой, стремительно повернулся к оркестру, взмахнул палочкой, и начались "Времена года" Вивальди. Моя герцогиня тут же растаяла, даже забыв про "Мальборо" и орешки. Шурик продолжал тем временем вести переговоры по телефону про супермаркет, таможню, парламентский комитет, восстановление храма, строительство моста и про что-то еще. Почувствовав полный размах и грандиозность проносящихся мимо великих дел, я сморщился на своем кресле и ждал, когда же, наконец, закончится это представление.

Я почему-то думал о том, как Ахмет будет открывать мой капот, ведь замок там тоже сломан, и нужно вначале чем-то смазать защелку. Ключ в скважину на левой двери тоже не вставляется, на морозе все детали так застывают, что скоро вообще будет невозможно попасть внутрь машины, если старый кусочек металла, который я так часто небрежно ронял на асфальт, наконец, обломится. А запасного ключа у меня ведь нет. Как я тогда попаду внутрь? Я вспомнил, как однажды я познакомился с взломщиком машин на улице Дмитрия Ульянова. Я остановился рядом с телефонной будкой, запер машину и вышел позвонить. Расстояние от машины до будки было метров двадцать. Номер был занят, я повесил трубку, оглянулся и увидел, как какой-то худой мужчина лет сорока ковырял ножиком в ручке задней двери. Мимо спокойно проходили прохожие. Мужчина даже не смотрел по сторонам. Я хлопнул его по плечу и спросил:

– Ты чего это тут делаешь?

– А че, твоя тачка?

– Да...

– Ну, тогда извини...

И мужик протянул мне руку в знак примирения. Ножик он держал в левой руке. Мне стало интересно.

– Чего, угнать что ли хотел?

– Да не, ты че, я просто за сумкой.

Вот я идиот, оставил на переднем сиденье сумку с документами.

– А у меня бы сигнализация загудела.

– Ну и черт с ней, я бы сумку взял и все.

– А как машину открыть ножиком?

И тут на моих глазах умелец засунул лезвие под ручку задней дверцы, зацепил там за что-то и дверца отворилась. Вся операция заняла меньше десяти секунд.

– Здорово! – сказал я. Расстались мы с ним почти знакомыми, мужик предлагал помощь ("если че надо, давай, сделаем"), а я с тех пор сколько сам ни пытался, так и не научился открывать свои двери без ключей. Вот что значит ловкость рук!...

– Ну как, ты согласился на предложение Шурика? – спросила меня моя баронесса в перерыве между частями концерта. Музыканты тихо подстраивали скрипки и безмолвно переглядывались между собой, разговаривая только губами или бровями. Еще секунда, все потянулись к дирижеру, и началась "Осень". Шурик громко высморкался и снова взялся за телефонную трубку.

– Да что ты там ничего не слышишь, что это у тебя за телефон, давай мне генерального, – заорал он, – а вы, ребята, чуть потише, – и он махнул рукой в сторону эстрады.

Спиваков, смущенно улыбаясь, оглянулся, закивал головой и руками приглушил звук оркестра. Все-таки генеральный на проводе! А они могут и вообще прерваться, велика важность! Потом ведь могут и продолжить, а можно и не продолжать. Герцогиня, вся красная от стыда, смотрела в мраморный пол. Я искал глазами выход. Наконец, после "Осени" я дернул свою подругу за руку, и мы тихо вышли из зала. Миновав корт, бассейн, фонтаны и теплицу, мы очутились у лестницы. По дороге я успел сорвать ананас. Несколько ступенек, и вот мы снова у металлоискателя. Охранник возвращает мне ключи от машины, берет трубку и спрашивает:

– Можно выпускать?

В ответ из трубки раздались крики и выстрелы. Охранник схватил пулемет и бросился вниз по лестнице на помощь шефу. Мы же благополучно вышли на волю из этого райского места. Холодный ветер ударил в грудь. Я вздохнул с облегчением. Слава Богу, охранник нас выпустил, а то ведь мог бы уложить запросто! Потом бы тихо сложили трупы в топку немецкой мини-теплоэлектростанции "Крупп" (лишь слегка усовершенствованной с 1941 года), и мы вылетели бы в трубу, а пепел использовался бы на подземных плантациях, увеличивая урожайность фиников и киви в 1.7 раза. А что, вы сомневаетесь? Человек-то теперь не очень дорого стоит, Мерседес и то дороже, а про квартиру и говорить нечего. И действительно, если так задуматься, сколько хорошей жилплощади занимают всякие никому не нужные старушки и алкаши! А важным, главным, солидным и основным людям некуда деться! И ведь у них тоже есть друзья, любовницы, наследники и проч., и проч. Так что, господа гуманисты, придется вам где-то строить небольшой зоопарк для всяких бесполезных и лишних людей, чтоб хоть вы о них позаботились. Где-нибудь подальше, на Севере или в пустыне, только чтоб места этот зоопарк не очень много занимал, и чтоб там все было по-проще, подешевле, грамм по 50 черного хлеба в день – и достаточно, старушки ведь мало кушают, а некоторые очень даже располнели, можно было бы и похудеть немного.

Вообще, нужно заметить, немцы и наш великий друг всех физкультурников товарищ Сталин очень правильно использовали людские резервы, посмотрите, какие великолепные высотные дома построили в нашей столице, давно уже ничего подобного у нас никто не строил, ведь они теперь определяют силует всего города! А почитайте народного нашего товарища Максима Горького или его немецкого друга Фейхтвангера! Одно только название чего стоит – "Если враг не сдается, его уничтожают", 1938 год.

Мы пошли по замерзшей дороге в сторону к брошеной машине. Вскоре она показалась на обочине. Моя подруга шла рядом и стучала зубами. Лишь бы аккумулятор не подкачал! Эта мысль, бывало, не давала мне уснуть зимними ночами. Лежишь иногда в постели, согревшись наконец после холодного дня, и думаешь – сколько градусов, интересно, будет к утру? Если небо без облаков и видны звезды – тогда может быть градусов 10 мороза, масло застыло, и тока для запуска не хватит. Один выход – снять аккумулятор (пятнадцать килограмм) и переть его домой, в теплую кладовку, присоединять к нему провода (минус – к минусу, плюс – к плюсу) и заряжать всю ночь слабым током в один ампер. Если, конечно, зарядное устройство не перегреется и не загорится. И вот лежишь и думаешь – загорится или нет, загорится или нет. Хорошо, если захочется под утро в туалет – тогда можно проверить, перегревается или нет. А если не захочется?

Конечно, некоторые могут позволить себе новые аккумуляторы, теплые гаражи, исправные зарядные устройства или даже личных шоферов, но где же взять на все это денег? Одно спасение – если ночью будет пасмурно, тогда к утру не так подморозит, будет градуса четыре мороза, а то и минус два. Хорошо, конечно, если будет ноль. Тогда мой аккумулятор уже снимать не надо, и если правильно все делать, машина может и завестись. Тут уже все должно быть доведено до автоматизма – подсос вытянуть до упора, нажать педаль сцепления, нейтральная передача, но педаль топлива ни в коем случае не нажимать, и – включаешь стартер на 10-15 секунд. Он крутится еле-еле, и машина с первого раза никогда не заводится. Выключаешь стартер, даешь аккумулятору отдохнуть одну минуту, потом снова на 10 секунд включаешь стартер. С третей попытки должно получиться. Но и даже если все делаешь правильно, то все равно может ничего не получиться. Так что вся наша жизнь – игра случая и еще кое-кого, не будем их всех перечислять.

Новый ремень стоял на своем месте, мы забрались внутрь холодного зверя и смогли его все-таки запустить. Неужели теперь нам удастся добраться до родной теплой квартиры?

Дорога неслась по ледяному мартовскому лесу. Сугробы в этом году быстро опустились, воды было полно, но ночью опять все замерзало, и сейчас, под слабыми утренними лучами холодного весеннего солнца, снег и лед только начинали таять, и голые березки – манекенщицы с прекрасными высокими ногами отражались от зеркального пола, взгляд скользил от тонких шпилек, узких лодыжек через круглые колени все выше и выше, где чулок заканчивался темной узорчатой полоской, а дальше уже захватывало дух и сияло синее небо, мы мчались сквозь лес этих красоток, и они демонстрировали нам все возможные рисунки в черных и телесных тонах на белой замерзшей шершавой коже, шагая, раскачиваясь и подходя вплотную к окнам машины, стремительно разворачиваясь и убегая вдаль переодеться, призывно оглядываясь перед тем, как уже окончательно и навсегда скрыться.

И вот уже снова вечерний двор, а мы так и не смогли согреться внутри нашего гремящего зверя, моя подруга всю дорогу молчала, вспоминая нуворишский подземный рай. Ах да, Людвиг Баварский тоже любил устраивать концерты Вагнера в гротах и слушал "Тангейзера", сидя в лодке в середине подземного озера, а вокруг него плавали белые лебеди.

Я уже не удивлялся тому, что прихожу домой не с любимой женой, а с почти незнакомой подругой с того света, правда, все они потом становятся одинаковыми, у всех ведь есть пиписка, как говаривала наша соседка тетя Рая, только другими словами и про мужчин. Я вспомнил, как тетя Рая однажды ни с того ни с сего сообщила мне, когда я подвозил ее на работу, что она занимается спиритизмом и часто видела Пушкина ("веселый, но матершинник страшный"), Достоевского ("противный мужик"), а потом к ней пришел ее дедушка, тоже покойник, и сказал, чтобы она больше туда не ходила, а то это плохо кончится, и что мертвые заберут ее к себе. Сын ее, кстати, тоже играет в оркестре на трубе и часто ездит за границу на гастроли, недавно опять был в Америке, вот так.

Мы поднимались с моей подругой по лестнице, а потом в лифте, будто делали это вместе лет двадцать. Она и вправду была сильно похожа на мою жену. Да и вообще, все ваши любимые женщины (а для девушек – любимые мужчины) будут обязательно иметь много общего. Так что стоит ли тогда разводиться?

Часто, возвращаясь с женой из гостей или после концерта, я предвкушал те сладкие мгновенья, когда я, наконец, закрою за нами дверь и в пустоте квартиры (дети сегодня ночуют у бабушки), совсем одни, мы, наконец, предадимся исступленному, жадному разврату. Я начинал медленно раздевать эту незнакомку, с которой еще утром мы стирали кучу белья в старой стиральной машине "Эврика". Вначале разматывался длинный шарф, чуть покрытый инеем. Она оглядывала себя в зеркале, ведь после вечера важно знать, что ты во всем была неотразима, а я тем временем становился на колени и медленно развязывал ее шнурки на высоких ботиночках, облегающие стройные крепкие ножки. Конечно, этот счастливый момент, когда мне позволялось развязывать шнурки, слегка лишь касаясь ее ножек, этот момент готовился обычно целый день, а то и неделю, ведь все предыдущее должно сочетаться с возможностью подать в этот момент теплые домашние тапочки, а потом с возможностью вдруг скользнуть вдоль чулок вверх и прижать к себе эту девушку, крепко держа ее за попу, и при этом еще сразу поцеловать ее в губы. А то, как иногда бывает – то репетиции, то конференции, то менструации... Поцеловать ее в губы. Прямо скажем, не всякая незнакомка согласится на такое обхождение, и тут я вдруг подумал, что приятнее всего так делать с любимой девушкой, про которую ты все знаешь с начала и до конца уже лет десять.

Вот так-то, господа изменники, если у вас есть любимая жена, и вдруг под руку попалось что-то чужое, это может быть вам совсем не так радостно и приятно, особенно в родной квартире.

Моя новая подруга посмотрела на меня пристально, пока я искал себе тапки (вечно их куда-нибудь засунут), а потом вдруг сразу прошла в кладовку, хлопнула дверью, и вот ее туфельки уже застучали по металлической лестнице, еще недавно обнаруженной мной в знакомом, казалось бы, до боли, месте. Я в нерешительности замер, потом подошел к кладовке и крикнул вниз:

– Эй, куда ты?

– Ставь чайник, я скоро вернусь, – и ее шаги растворились далеко под землей.

Глава 10

Из ванны на помойку

Прошло полчаса, час, чайник успел выкипеть, но она все не возвращалась. Обиделась! Конечно, не так-то легко быть хозяйкой в чужом доме, особенно на кухне и в постели. Но ничего, потом все образуется, подумал я, хотя мой нынешний образ жизни и вся обстановка как-то не вязались с моей прежней нормальной жизнью. А что бы вы делали на моем месте, да еще когда в квартире так холодно и почти не топят?

Но я знаю, что делать! Убедившись, что подруга сразу не пришла, что уже поздно, что в голове полный бардак, я направился в ванну. Вот о чем я мог бы написать роман, так это о горячей ванне. Мечта поэта!

Захожу в ванну, затыкаю пробкой слив и включаю горячую воду. Вокруг еще по-прежнему холодно, и ледяной кафель обжигает босые ноги. Я уже успел скинуть тапки и носки. Затем я судорожно стягиваю узкие джинсы, которые обычно застревают на носках. Поэтому перед джинсами лучше всегда вначале снять тапки, а потом носки. Все эти детали необыкновенно важны в жизни, поэтому я никак не могу обойтись без них. Ну действительно, представьте себе, вы забыли снять носки, начинаете снимать джинсы, а тут зазвонил телефон! Или вы пытаетесь раздеть свою даму, чайник уже свистит, а ее джинсы застряли на проклятых носках, и она совершенно не может свободно двигать ногами. А ведь это совершенно необходимо, что понимает любой здравомыслящий человек. Продолжаю про ванну.

Ноги и руки совершенно синие и прямо ребристые от мурашек. Горячий пар заполняет дно белого ложа. Самое приятное – это, конечно, ощущение контраста, ведь только ощущение противоположностей может дать полное наслаждение моментом. На улице пусть минус пять, а еще лучше, минус двадцать пять, и после улицы все тело должно задубеть, а пальцы просто не шевелятся и не чувствуют пуговиц и молнии.

Я осторожно опускаю правую ногу в горячий пар. Несколько секунд ничего не чувствую, а потом сразу вскрикиваю от ожога. Надо все-таки открыть холодный кран на пол-оборота. Сажусь на край ванны, которая еще очень холодна и не успела еще прогреться, и жду, пока ноги привыкнут к кипятку. Скоро пятки становится горячими как кипяток, а голова и руки еще синие от мороза, и по всему телу бегают волны тепла и холода, сталкиваясь друг с другом, проходя до конца тела и обратно. Теперь главное – постараться лечь на дно. Держась руками за края ванны, как за брусья, я пытаюсь коснуться попой поверхности воды, и тут же выскакиваю наружу – ощущение, будто присел на сковородку. Вот где она, святая инквизиция! Но все-таки и попа вскоре привыкает. Медленно сгибая руки, я, наконец, сажусь на дно. Можно перевести дух, а уши еще щипет от жгучего холода, на улице ведь было двадцать градусов мороза!

Воды набралось пока еще только до коленных чашечек. Не буду долго рассказывать, как мне удалось в тот день лечь на дно ванны. Скажу прямо, это было не легко. Вскоре температура поверхности тела сравнивается с температурой воды, но внутри еще по-прежнему остается холодное ядро. Теперь уже теплые волны гуляют не снизу вверх, а наружу и внутрь. К этому чувству примешивается ощущение начинающейся невесомости, ведь в воде тело становится легче. Неплохо в этот момент вспомнить закон Архимеда. С помощью ванны легко можно измерить такую сложную величину, как объем вашего тела. Мой объем оказался равным примерно 0.07 кубического метра. Хотя, конечно, проще его определить, зная вес вашего тела и удельный вес воды.

Я закрываю глаза и погружаюсь в воду с ушами. Струя из крана с такой силой лупит по поверхности, что кажется, будто в соседней комнате работает отбойный молоток. А на улице пусть бушует вьюга. И вот я уже представляю себя в волнах Черного моря, будто я ныряю за крабами в маске с трубкой. В ушах немного звенит, и мотор катера, отходящего на Ланжерон, работает близко-близко. Водоросли и трава медленно колышатся, по дну пробегают солнечные волны, и между камней я нахожу маленького краба, который убегает боком в маленькую пещеру. Мимо проплывает жгучая медуза, и я еле успеваю увернуться от ее прозрачных ядовитых щупалец. Воздух кончается, и пора выныривать. Поднявшись вверх, как поплавок, я с силой выдыхаю в трубку, и фонтан воды подымается среди зеленых волн почти на метр. Кстати, ласты всегда мне мешали двигаться, и я обходился без них. Отдышавшись несколько минут, я набираю по-больше воздуху и ныряю снова на дно. Воды в ванне уже совсем много, и она почти достает до верхнего сливного отверстия. Краб забыл про меня и вылез целиком из-под камня. Я хватаю его и вдруг сквозь бурление катера, отходящего на Ланжерон, слышу непонятный звонок.