Текст книги "Оживление"

Автор книги: Максим Исаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)

– Мы с тобой как из одной психушки, – сказала она, глядя на наши халаты, и засмеялась. – Кстати, автор всей этой муры наверняка маньяк. Весной его надо держать где-нибудь в больнице имени Гиляровского, рядом с Матросской Тишиной.

Я вдруг подумал, что уже не помню, какой была моя первая жена. Может быть, эта девушка, стоящая рядом со мной в зеркале, и есть моя единственная спутница в жизни? Все в ней мне так знакомо, так близко, и даже вот эта родинка на ключице, длинные черные волосы, ее манера пить чай, ее маленькие ножки, и даже эти ее маленькие шелковые трусики, которые мы покупали, кажется, вместе к прошлому восьмому марта, когда я долго не мог оторваться от прилавка, на котором лежали полуобнаженные красотки разных размеров и фасонов и выставляли напоказ свои груди, животы, бедра, обтянутые синими, белыми, красными, черными и коричневыми чулками, лифчиками и трусиками. Она тогда, наверное, два часа подбирала себе лифчик, который подходил бы под ее маленькую грудь, но нужного размера и цены все не было, и тогда я, уже не в силах больше ждать и терпеть эту муку, пробил в кассе сто тысяч, сунул ей чек, и она, бедненькая, нашла себе, наконец, вместо лифчика эти маленькие прозрачные трусики, которые потом одевала только по большим праздникам.

– Ну, хватит, пошли наверх, – она оттолкнула мои руки, которые я пытался просунуть под ее халатик и проверить, все ли на месте, допила чай и открыла дверь в темный коридор.

В музее – хранилище мрака – вначале нам совсем ничего не было видно, потом в конце коридора засветилось синее окно, выходящее на берег Москвы-реки. Напротив музея, у самого берега, сиял огнями какой-то белый пароход, около которого выстроились дорогие лимузины. Над рекой разносилась танцевальная музыка, хлопки открываемых бутылок шампанского, смех и прочие звуки большого праздника. Ночь приближалась к своей середине, но на пароходе веселье только начиналось, к трапу подкатывали все новые машины, и из них выходили богато одетые дамы и господа.

– Давай скорее, видишь, к шампанскому мы уже опоздали, – заторопилась моя принцесса, – какие же они все красивые, мы тоже должны с тобой прилично одеться.

– Ты, кажется, хочешь вывести меня прямо из грязи в князи?

– Доставь мне такое удовольствие, мне так хочется кушать, не пить же нам опять этот грузинский чай первого сорта! К тому же ты так редко меня куда-нибудь выводишь, – сказала она мне что-то до боли знакомое, хотя мы не виделись с ней почти два месяца, и как я мог ее куда-нибудь пригласить, разве что на чердак или на лавочку.

– Хорошо, только давай договоримся, что сегодня я буду сам подбирать себе носки, а заодно найду и тебе платье по своему вкусу. Хоть раз в жизни я могу одеться как мне хочется?

– По-моему, ты в последнее время одевался исключительно по собственному желанию. Можно подумать, я тебя раньше плохо одевала! – начался небольшой семейный скандал.

– Ну все, дорогая, успокойся, я все сделаю как ты хочешь, – ответил я, решив, тем не менее, что поступлю по-своему.

Мы стали подниматься на третий этаж. Наверное, со стороны мы выглядели как привидения – голоногие люди в синих халатах в пустом музее. Хорошо, что по лестнице шла ковровая дорожка, я то ногам было бы очень холодно на мраморном полу.

Я захотел найти ей платье с большим вырезом. Весь третий этаж был заставлен стеклянными шкафами с европейской одеждой десятого-девятнадцатого веков. Пройдя по залу, я быстро определил, что максимальный вырез был в моде, как это ни странно, среди аристократок в канун Великой Французской Революции, что, несомненно, ускорило победу лозунга "Свобода, Равенство, Братство". Бедные аристократки сами вырыли себе могилу, привлекая к себе пристальное внимание простого народа. Но потом простой народ довел идею аристократии до конца. Чего стоит одна известная картина Делакруа с прелестной боевой парижанкой со своими орудиями наперевес, зовущая обалделую публику еще дальше! И помните, помните, там рядом с ней есть такой радостный мальчик с пистолетиком в руках? Да, к сожалению, таких девушек даже теперь, через двести лет после Революции, не встретишь на улицах Парижа. Что-то опять так захотелось в Париж!

Итак, я остановился на эпохе рококо. Табличка на соответствующем стеклянном шкафу гласила, что "в одежде рококо, сильно обнажающей тело, уделяется большое внимание нижнему белью, которое теперь является настоящим произведением искусства, шелковое, украшенное золотом и серебром, богатыми вышивками и кружевной отделкой. Декольте позволяло видеть рубашку с кружевной оторочкой. Нижняя юбка стала не только дополнением и укреплением верхней юбки, теперь она играет важную роль и при ходьбе, т.к. может быть видна. Лиф открывается до глубокого выреза и опять вытягивается вниз ниже талии в виде треугольника"...

После слов о треугольнике ниже талии все мои сомнения совершенно развеялись. Я смело открыл этот стеклянный шкаф и принялся раздевать безголовую манекенщицу. Моя герцогиня в синем халате маячила где-то в районе средних веков. Но там-то еще никаких вырезов не было, а уж про треугольники знали только любители Пифагора.

– Иди сюда скорее! – закричал я, расстегивая последнюю нижнюю юбку с лентами по бокам. Трусов эпохи рококо дальше почему-то не было. Как там обычно пишут – "Экспонат на реставрации". Ладно, так пока походит.

Герцогиня приблизилась к моему стеклянному шкафу и принялась разглядывать все детали своего будущего туалета.

– Ты что, спятил? Я это никогда не одену, – тихо сказала она.

– Снимай свой противный халат, – скомандовал я тоном, не признающим возражений.

Она осталась совершенно обнаженной, как и безголовая манекенщица. В ночи их тела были такого же цвета, что и халаты служительниц галереи. Как жалко, что мне надо сейчас ее одевать, а не воспользоваться тут же, среди темного зала, этой гладкой теплой синевой. Но во мне вдруг проснулся модельер, я забыл о других желаниях, и только когда я одевал на нее нижнюю юбку, я не удержался, и погладил этот злосчастный треугольник ее волос внизу живота, она тут же оттолкнула меня:

– Не отвлекайся, к тому же у тебя такие холодные руки.

Далее следовали разнообразные сложные детали ее туалета, мы промучились с ней, наверное, целый час, пока дело дошло до специальных дополнений – веера, сумочки помпадур для мелочей, перчаток, муфты и лент, которыми надо было украсить одежду сверху донизу. И вот она стоит предо мною во французском вечернем парчовом платье зеленого цвета с кружевами, украшающими глубокое декольте и рукава. Жаль, у моей герцогини маленькая грудь, но специальный корсет сделал свое дело.

– Можешь вдохнуть? – спросил я ее.

– Ты все-таки садист, я же хотела кушать, а теперь это практически невозможно.

– Давай я немного ослаблю шнуровку.

– Тогда грудь может выпасть.

– Ничего, никуда она не денется. Не наклоняйся слишком сильно и не прыгай высоко, и все будет хорошо.

Себе я присмотрел костюм контрабасиста – черные лакированные туфли, белая сорочка, бархатный черный жилет, черные брюки, фрак и бабочка. Этот костюм как, наверное, самый скромный, висел в дальнем углу зала. Хорошо, что размер оказался подходящими. А то где бы мы искали сейчас портного?

– Вечер в самом разгаре, и еда еще не кончилась, скорее на корабль! – и она застучала каблучками по лестнице. Я заспешил за ней в свой последний торжественный ужин.

Глава 17

Торжественный ужин

Еще несколько шагов по набережной Москвы-реки, и мы оказались у трапа с лакированными поручнями. У трапа нас поджидало знакомое лицо – Архип, кладбищенский сторож, он же кучер, он же товарищ майор, а сейчас – вахтенный матрос в парадной одежде.

– Прошу на борт, ваше высочество, – и он снял перед моей герцогиней фуражку. – Салат сегодня с лососем. Маски обязательны. Кавалеры сопровождают дам и сдают оружие.

Оружия, а также визитки у меня не было, Архип не стал спрашивать у моей дамы, кто я такой, видя, что она опирается на мою руку. Да и кем я мог представиться? – Личным шофером? Музейным электриком? Грузчиком? Скорее, человеком свободных профессий – это более расплывчато и верно, ведь профессии у меня нет теперь никакой.

На палубе стоял стол с масками разных цветов. Герцогиня выбрала себе зеленую, сегодня она будет вся в ирландском цвете. Я взял себе черную. И зачем этот дурацкий маскарад?

Мы двинулись по узкому коридору мимо закрытых кают. Время – три часа ночи. Шум праздника приближался. Интересно, осталась ли еще еда? Мы прошли до конца коридора и поднялись по крутой лестнице. Видимо, Герцогиня уже все тут знает. Медные перила испачканы чем-то липким. В небольшом фойе с диванами, обитыми кожей, горел красный цвет. На ближайшем к лестнице диване лежал человек в белоснежном кителе, глаза его были закрыты, руки неестественно свешивались вниз, на груди расплывалось большое кровавое пятно, весь левый рукав тоже промок, кровь текла по ковру и дальше вниз по перилам.

– Ничего, он потом очнется, – сказала моя подруга, – этот тип всегда со всеми ссорится и скандалит, и его обычно убивают к этому часу. Тело выносят на диван. Но ты не обращай внимания.

– А я и не обращаю внимания, давно привык, знаете ли, к виду крови. Это как грязь на улице, что же тут интересного? Сейчас это даже модно – убить кого-нибудь или зарезать.

Из фойе мы прошли еще сквозь две двери и оказались, наконец, в большом зале. Вечер был в самом разгаре. Искрились бокалы и драгоценности, играл оркестр, сзади него стоял хор, гости располагались за столиками, уставленными всякими явствами. Слезы брызнули из моих глаз при виде этого богатства и великолепия. Просто не верилось, что два месяца уличной жизни остались позади, и что за стенами этого заведения плещут холодные волны Москвы-реки. На нас, слава Богу, никто не обращал внимания. – Столик заказан? – спросил нас официант на чистейшем русском языке.

– Да, кажется, вон тот мой любимый, у окошка, – Герцогиня проследовала направо, придерживая широкую юбку, чтобы не задеть соседние столики. Честно говоря, я нигде еще не видел такой роскоши и красоты, ну, разве что на картинах из королевской жизни или в кинофильмах про мушкетеров. Мы сели в большие мягкие кресла, официант зажег две свечи на нашем столе, было немного дымно, но очень душевно, и я подумал, что последний раз я был в ресторане очень давно, даже не помню, когда. Нет, постойте, вспомнил! Да ведь с той же подземной принцессой, только на Ваганьковском кладбище... Как все удачно получается! И вокруг опять, наверное, одни покойники, только рангом повыше и побогаче, сюда явно не пускали всех покойников подряд, а только тех, кто прилично одет, кто заказал себе заранее по телефону столик или ходит сюда регулярно. Наверняка, с Новодевичьего монастыря, или из самой Кремлевской стены.

– Ну что, начнем, пожалуй, – я открыл меню в кожаном переплете.

– Что мне здесь нравится, так это то, что кормят тут как у меня в старом доме, на Сретенке, – сказала моя баронесса.

– Тогда ты начинаешь, как всегда, с оливье, затем шейка, карбонат, маслины, что еще?

– Еще я хочу красного вина.

Через несколько минут официант уже нес нам поднос, и наш запоздалый ужин начался. Я попросил также своего любимого бородинского хлеба, а принцесса взяла два кусочка белого. Представьте себе, что вы вдруг попали в такой ресторан после нескольких лет, скажем, тюрьмы. Я чувствовал, как тают во рту неземные явства, слезы текли из моих глаз, наверное, сильнее, чем слюни, хотя мы ели салаты из лосося с рисом, красную рыбу, икру с хлебом с маслом, соленые огурчики, помидорчики, маринованный перец и чеснок, салат из тертой свеклы с чесноком и майонезом, морковь с клюквой в сахаре и сметане, лобио, чернослив с орехами в сметане, ну, конечно, еще буженину, сервелат с зеленой травкой, потом грибочки, и т.д., и т.п. И это была пока только легкая закуска!

Я думал о том, что всегда в жизни хорошего и плохого бывает поровну, вот вчера я был еще бомжом, а сейчас ем исландскую селедочку, и запиваю все изысканными винами, а потом мне будет опять плохо, а потом – опять хорошо.

Хор и оркестр были сегодня в ударе. Играли будто специально по моему заказу любимые романсы и песни: "Гори, гори, моя звезда", "Утро туманное", "Глядя на луч пурпурного заката", "Живет моя отрада", "Я вас любил, любовь еще быть может", "Разве можно выразить словами", "Любовные дивные грезы", потом, конечно, "Ваше благородие", "Виноградную косточку", "На фоне Пушкина", "К чему нам быть на ты, к чему", "Я спросил у ясеня", "Со мною вот что происходит", "По улице моей который год", "Ах сударыня, скажите, почему же", "Нынче ветрено и волны с перехлестом", "Желтою лампой сияет луна", и т.п. Вскоре, к сожалению, мы наелись, и стали обращать внимание на окружающих. Честно вам скажу, зрелище пьяных и сытых богачей мне не доставило совершенно никакого удовольствия. Я, наверное, был тут самым худым из всех. С богачами сидят, конечно, их прекрасные дамы, но их как-то становится жалко. Ведь они ничего, кроме как внешне, из себя не представляют. Вряд ли здесь есть учителя, врачи, труженицы села, ткачихи, телефонистки или водительницы трамваев. Скорее всего, все они упорные домохозяйки, если не сказать хуже. Про свою герцогиню я, естественно, не говорю. У нее – особое задание, и это всем должно быть понятно. Тем более, сейчас она моя жена. В этом я теперь уже не сомневался. Ведь я-то знаю, что она ест, а чего она не ест, да еще в гостях. Да и трусики выдали ее с головой.

За едой мы почти не разговаривали, я только перечитывал меню, как раньше, дома, когда мы изучали телевизионную программу и обсуждали разные фильмы и кто в них играет. У Вас есть, кстати, кинословарь, где все про всех написано? А то всегда думаешь, где она еще играет, и что он еще снял.

– Тебе вкусно? – спросила моя Герцогиня.

– А что будет на второе?

– На горячее будет мясо того толстяка, которого мы видели в коридоре.

– Зачем же ты портишь мне аппетит? – обиделся я, испугался, и почувствовал легкую тошноту.

– Не обижайся, бомжи ведь едят иногда друг друга, – миролюбиво заметила герцогиня.

– Ну я шуточки здесь у вас.

– Ладно, не хочешь горячего, тогда сейчас тебе принесут развлекательную программу, и ты себе что-нибудь выберешь.

– Может, снимем уже маски, а то мне в правый глаз ресничка попала, да и надоело уже кривляться, – спросил я свою хозяйку. Мне вдруг захотелось уйти с этого корабля.

– Нет уж, маску снимать нельзя, а то тебя сразу выведут из зала и зарежут, как того скандалиста. Ты ведь должен подчинятся нашим законам, если пришел сюда.

Официант принес на подносе толстую тетрадь в коричневом переплете, точно такую же, как и меню. Я раскрыл первую страницу. Вверху крупными буквами было написано: "Книга Учета. Книга Разврата". Вот так развлекательная программа!

– Слушай, ну это уже слишком, эта ваша Книга Учета мне уже надоела. Неужели ничего больше нет? И как, интересно, я могу в ней что-то для себя выбрать? Мне там ничего не нравится, к тому же, я не тороплюсь на тот свет...

– А тебя никто не спрашивает, чего ты хочешь, а чего ты не хочешь. У нас сейчас наступает развлекательная программа, и все должны участвовать.

Я заметил, что за другими столиками все изучают точно такие же книги в коричневых переплетах.

– Может, поменяемся с кем-нибудь? – с робкой надеждой спросил я.

– Это бесполезно, все книги одинаковы, есть только разные издания, но суть одна и та же.

– Ну, это ты врешь, неужели нигде нет никакого другого разврата? Может, все-таки попробуем? А то вода холодная, май на дворе...

Я стал смотреть по сторонам, есть ли какой-нибудь выход, но у всех дверей и вдоль стен сторожили официанты, я посмотрел в узкий иллюминатор, и тут, к своему ужасу, заметил висящий на борту спасательный красно-белый круг с надписью "Адмирал Нахимов".

– Что это за корабль? – резко спросил я свою роковую даму.

– Какой это еще может быть корабль, кроме "Адмирала Нахимова"?

И действительно, других пароходов мне пока не попадалось. Только в детстве я склеивал крейсер "Аврору". Как тут у них все подстроено, не придерешься! Но так не бывает, врешь ты все!

Она презрительно посмотрела на меня.

– Может, ты еще скажешь, что никогда не видел живых покойников? А кто же тогда играл на рояле в Ваганьковском клубе?

Я заметил, что в зале началось какое-то оживление, гости поднимались один за другим и выходили из зала, наверное, по каютам, выбранным в соответствии с Книгой Учета. Вскоре вокруг нас было уже пусто, а официанты с ножами и вилками начали приближаться к нашему столику. Неужели сейчас зарежут? Герцогиня смотрела на меня и смеялась.

– Ну же, выбирай скорее каюту, и пойдем отсюда, до рассвета осталось совсем немного, а им ведь надо еще убрать здесь. Какой ты, оказывается, трус!

Времени на размышления не оставалось. Я раскрыл мерзкую книгу на первой попавшейся странице.

– Номер каюты – 666, – сказала герцогиня, заглядывая через мое плечо, тебе опять повезло!

Она подала мне руку, и мы двинулись из зала. Слуги шли следом, выключая за нами свет.

Глава 18

Роковая каюта

Несколько шагов по коридору, и вдруг моя герцогиня вспомнила, что она забыла за столиком свою маленькую сумочку.

– Давай я сбегаю, – предложил я.

– Нет, что ты, тебя сразу убьют, я пойду одна, ведь меня они знают. Ты иди в каюту, я скоро приду.

Ее ласковый голос успокоил меня, и только потом уже я понял, что она решила отделаться от меня на этот раз навсегда. Моя роль в этой истории будет самая противная, и она просто хотела выйти сухой из воды в прямом смысле этого слова. Итак, я опять глупо попался в сети, расставленные людьми с того света, они легко накормили меня приятным ужином, а потом заставят сделать то, что им нужно. Чего же я боюсь сейчас, ведь пока ничего не произошло?

Я спустился по крутой лестнице ниже, куда-то на первую палубу или в трюм. Коридоры становились все уже, свет бледнел, будто я спускался в какое-то очень глубокое подземелье. Я хорошо помнил, что все пассажиры "Адмирала Нахимова" утонули, и все истории в злополучной книге кончались на самом интересном месте крушением корабля.

Я шел мимо закрытых кают, и сквозь двери в коридор просачивались стоны, вскрики, истеричные голоса, чьи-то плачи и всхлипывания, будто за дверьми происходило что-то неприличное. Правда, в некоторых каютах стояла зловещая тишина, будто там уже всех зарезали или отравили, или просто на все каюты не хватило пассажиров – еще не сезон.

Что ж, моя принцесса тут не пропадет. Если захочет, сходит в музей переодеться, или уедет в каком-нибудь лимузине на Ленинские горы встречать рассвет, ведь перед ней раскрываются любые двери. До восхода оставалось меньше часа, и нечистая сила должна была бы уже затаиться до следующих сумерек.

Хорошо, что Москва-река здесь мелкая. Наверняка "Адмирал Нахимов", если уж и затонет, то не до конца, а до первой или до второй палубы. Да и вообще, вряд ли они его затапливают каждый раз, это было бы уже слишком. Хотя для богатых любителей острых ощущений даже устраивают войну или охоту. А тут всего лишь маленькое кораблекрушение, буря в стакане воды в версте от Кремля – хороший бизнес!

И вот, наконец, я добрался до двери с номером 666. Она была какая-то особенная, не такая, как все, из толстого металла, с двумя запорными щеколдами и с круглым вентилем в виде небольшого штурвальчика. Видимо, эту дверь давно не открывали, может, произошла какая-то ошибка? Все в нашей жизни можно считать ошибкой, а уж мой-то жизненный путь – хрестоматия для дураков. Что же в ней было хорошего? Да ничего, только пара бутербродов. Я с трудом открутил заржавевший вентиль, и, уперевшись ногами в стенку коридора, сдвинул верхний рычаг. Что-то принцесса не идет. Тусклый свет, едва освещавший узкий проход, почти погас. Скорее бы вскрыть эту дурацкую дверь и включить свет в каюте. Руки все измазал в ржавчине. Второй рычаг никак не поддавался. Руки соскальзывали. Как назло, ударился о штурвал и содрал кожу на левой руке.

В коридоре послышался топот ног, явно не женских.

– Где он? – спросил низкий бас.

– В конце коридора.

Идут меня убивать, – подумал я. Выхода не оставалось, ну, последнее усилие, раз, два, и...

Рычаг сдвинулся вверх, дверь вдруг с силой распахнулась под напором массы воды, и я сразу упал на пол. Оказывается, это был кингстон – люк для затапливания парохода. Теперь закрыть его не было никакой возможности. Черный сплошной поток вливался в трюм "Адмирала Нахимова". Я попытался подняться. Вода стремительно прибывала. Хорошую роль мне доверили устроители вечера! Открыть кингстоны! Выбраться наверх по лестнице мне уже явно не удастся. Еще несколько секунд, и весь коридор заполнится до потолка. Я вспомнил все кораблекрушения, о которых когда-либо читал, особенно художественное описание гибели американской эскадры в Перл-Харборе, когда голоса живых мертвецов, запертых навечно водой в трюмах с остатками воздуха, были слышны в течение нескольких суток после японской бомбардировки. Некоторых даже удалось извлечь из полузатопленных кораблей, разрезав их дно автогеном. Вот и мне, любителю морских путешествий, суждено также захлебнуться в каюте с роковым номером.

Неужели это конец? Уровень воды поднялся уже до верхней кромки двери, и до потолка оставалось всего сантиметров двадцать. Было совсем темно, и я уже почти перестал соображать, как вдруг вспомнил, что можно попробовать выбраться на поверхность через люк, сквозь который вода заливается внутрь. Течение там было очень сильным, я набрал по-больше воздуха, уцепился руками за край люка и попытался толкнуться ногами за что-нибудь, чтобы преодолеть напор воды...Не знаю, что помогло мне на этот раз, только вдруг я почувствовал, как сопротивление стало слабеть, люк остался позади, и меня понесло вверх, как пробку. Еще несколько мгновений, воздух совсем уже кончился, но я все-таки всплываю на поверхность у самого борта накренившегося уже парохода.

Теперь, когда до спасения осталось так немного, меня совершенно оставили все силы. Ледяная вода свела правую ногу, я изрядно наглотался какого-то мазута, и к тому же сильно порезался, наверное, по дороге наверх. Я еле доплыл до каменных ступенек лестницы у Крымского моста, выполз из воды и лег трупом на плиты. Не было даже сил оглянуться назад, на тонущий пароход. Черт с ним, с "Адмиралом Нахимовым"! Герцогиня наверняка про все знала, и теперь уже лежит в каком-нибудь роскошном будуаре с очередным любовником. Остальные пассажиры меня не волновали, туда им и дорога, проклятым буржуинам!

На какое-то время я потерял сознание, и очнулся уже от сильного холода. Хотя это и был конец мая, но по утрам еще довольно прохладно, а уж после такого заплыва – особенно. Меня затрясло, зубы застучали, надо скорее где-нибудь согреться.

Подул утренний ветерок, и вот, наконец, в воздухе закружился тополиный пух – в Москве опять зацвели тополя, вскоре этот майский снег покроет лужи, дома, деревья, камни, залепит лица прохожих, вот, наконец, и придет моя аллергия. Очень скоро мой черный мокрый фрак стал серым и мохнатым от пуха, глаза заслезились, нос заложило, было очень холодно, и от проклятого ветра вокруг не было никакого укрытия. Все, теперь никаких герцогинь и принцесс, никаких пароходов, никаких поездок, никаких авантюр!

Ветер задул сильнее, где-то зазвонили колокола, в воздухе начался настоящий буран из тополиного пуха, я шел по набережной почти на ощупь, навстречу мне неслось что-то липкое и противное, я уже ничего не видел, не слышал и не соображал. Срубить бы все эти тополя, пух засунуть в перины, и посадить бы в Москве вечнозеленые пальмы, кипарисы и баобабы!

И когда из белого мрака навстречу мне вынырнул черный лимузин с горящими фарами, за рулем которого сидел мой противный двойник Романов, а рядом с ним моя герцогиня, я уже ничему не удивился, и лишь вяло попытался закрыться рукой от сильного ветра. Он что-то говорил ей, и на прямой набережной включил высшую передачу. Герцогиня сладко зевнула.

– Тебе понравилась запеченная свинина с яблоками, курагой и черносливом?

– Да, только я так объелась, что меня теперь тошнит.

Машина мягко качнулась, переехав какой-то бугор на дороге.

– Ох уж эти наши дороги! – Романов нажал на газ и посмотрел в зеркало заднего вида.

– Вот черт, наехал на какую-то собаку. Такой пух, что ничего не видно.

– Я посплю немного, ладно? – сладко промурлыкала она, поправляя сумочку на коленях.

Красный. Желтый. Зеленый. Они свернули на Большой Каменный мост.