Текст книги "Музыкальные диверсанты"
Автор книги: Максим Кравчинский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Наш человек в Париже
Прежде чем мы продолжим разговор об эмигрантских путях-дорогах Галича, я позволю себе сделать маленькое отступление и показать вам несколько зарисовок из жизни человека, которого никак нельзя назвать «музыкальным диверсантом». Скорее наоборот, он был нашим «музыкальным резидентом» на Западе.
В далеких восьмидесятых, когда эмигранты были в большой моде, кто-то принес кассету, где неизвестный певец высоким, чуть вибрирующим голосом пел про любовь и ностальгию, пел есенинское «Письмо матери» и про то, как живется русскому парню в далеком и чужом Париже. Несмотря на минимальную аранжировку, звучало все очень искренне и как-то светло. Звали артиста Валерий Винокуров.
Помню, как многие тогда говорили о появлении яркого имени в жанре и отмечали интересные параллели с Вилли Токаревым.
Их альбомы – «Ностальгия» Винокурова и «В шумном балагане» Токарева – вышли в один год – в 1982-м. И оба, не сговариваясь, очень схоже по настроению отразили в своих пластинках восприятие западного мира сквозь призму молодого советского эмигранта.
Я простой деревенский стриж,
Нас таких в России немало,
Но однажды попал я в Париж,
И как в омут меня засосало…
На что заокеанский коллега отвечал:
Я тут в Америке уже четыре года,
Пожил во всех ее известных городах,
Мне не понять ее свободного народа,
Меня преследует за будущее страх…
Но если Токарев, спрыгнув со своих «Небоскребов», взмыл в небеса шоу-бизнеса, то Винокуров после яркого дебюта надолго умолк. И потому я более тридцати лет не мог отыскать никакой информации о нем. Только летом 2014-го мне посчастливилось побывать в гостях у музыканта и узнать все из первых уст.
Валерий оказался в Париже в первой половине семидесятых годов почти случайно. Простой, но безумно обаятельный и симпатичный парень из провинциального Ульяновска, он умудрился познакомиться в родном городе с единственной, наверное, француженкой, которая приехала в местный университет на практику. Вскоре они поженились, и Валера неполных 25 лет переместился из-за железного занавеса прямиком в центр мировой буржуазии.
В Париже он стал работать по специальности – учителем физкультуры и тренером по плаванию, но увлечение всей жизни – песня – не отпускало его. Случалось, тоскуя по родным просторам, он искал лекарства от ностальгии в русских кабаре.
В компании Алеши Димитриевича, Володи Полякова, Зины и Георгия, под их рвущие душу песни хмарь на сердце ненадолго рассеивалась. В 1982 году Валерий Винокуров выплеснул душевную тоску в альбоме «Ностальгия».
Пластинка в багаже дипломатов, моряков и просто туристов быстро пересекла советскую границу и разошлась по коллекционерам.
Жаль, что долгие 25 лет она оставалась единственной в дискографии музыканта, потому и не стало его имя известно так же широко, как имена его заокеанских собратьев с Брайтон-Бич. Хотя рок или фатум, случалось, искушали его свернуть с накатанной колеи и с головой ухнуть в кабацкий омут.
Однажды, оставшись без работы, Валера решил устроиться в русский ночной клуб и отправился на аудиенцию к известной всему Парижу загадочной красавице с русскими корнями, вдове корсиканского мафиози мадам Мартини, которая была хозяйкой кабаре «Распутин», да и множества других развлекательных заведений.
На прослушивании, исполнив несколько песен, певец неожиданно для самого себя выдал мадам стихотворный экспромт:
Увы, но я не Паганини,
И не певец на экстракласс,
Но все же мне, мадам Мартини,
Приятно было спеть для вас!
Эти строчки решили его судьбу. Она взяла молодого исполнителя в труппу «Распутина» и даже положила ему жалованье на десяток франков больше, чем Алеше Димитриевичу. Что уж ею двигало, неизвестно, но только, отыграв пару вечеров на сцене роскошного кабаре, Валерий однажды обнаружил свою гитару в гримерке… без струн.
– Алешка, брат, ну как же так? – кинулся он к старому цыгану.
Тот стал уверять, что это не его рук дело. В «Распутине» действительно труппа была немаленькая, и бортануть конкурента мог кто угодно.
Винокуров не стал искать виноватых и, плюнув на все, ушел в «Звезду Москвы», где, впрочем, тоже долго не задержался. Быть гостем в удалом кабацком разгуле – это одно, но вот самому развлекать подгулявшую публику он не смог и больше уже никогда не возвращался на ресторанную сцену. Разве что в кураже, гуляя на свои с друзьями, мог подняться и заделать на публику пару коронных вещей. И только.
В отличие от Штатов на берегах Сены артистов из третьей волны практически не было, и потому в семидесятые-восьмидесятые годы Валерий был нарасхват.
Благодаря гитаре, песням и легкому нраву его жизнь оказалась очень богатой на встречи с интересными людьми. За сорок лет их было немало. Судьба сталкивала его со многими: Владимиром Высоцким и Мариной Влади, Михаилом Шемякиным и Алексеем Хвостенко, Эдуардом Лимоновым и Михаилом Деминым…
Не с каждым он был знаком накоротке, но о каждом его память сохранила пусть короткое, но всегда очень рельефное, сильное воспоминание.
Дабы не сворачивать далеко в сторону с основной дороги нашего повествования, расскажу две истории, имеющие непосредственное отношение к теме.
В Париже на rue Blomet располагалось представительство журналов «Посев» и «Грани», где неоднократно в качестве, скажем так, почетного гостя бывал наш герой.
«В то время, – вспоминает Валерий Винокуров, – большинство эн-тээсовцев были уже, мягко говоря, людьми немолодыми, многие чуть ли не в Гражданскую воевали. Помню, как однажды на очередном собрании они долго спорили, как же им бороться с советской властью, и в конце заседания решили дать слово какому-то древнему старику, который сидел в углу и, кажется, весь вечер тихо спал. И тут вдруг его спрашивают:
– Ну, а ты, Глеб Сергеич, что думаешь, как нам с Советами покончить?
Старик спросонья подскочил, губами пожевал и вдруг как выпалит:
– Я думаю, надо бомбу взять, под Кремль заложить и взорвать ее к… чертям собачьим! Они сразу все и разбегутся.!
…Что меня всегда удивляло, когда я брал гитару, эти ярые антисоветчики всегда прости петь… советский репертуар. Особенно они песни военных лет уважали. Парадокс.
В последнее время я иногда задумываюсь, что реплика того ветерана НТС оказалась пророческой. В итоге же, пусть не реальная, а идеологическая бомба, но все-таки взорвала Кремль».
Второй случай также имел место в середине восьмидесятых годов. В ту пору в самом центре французской столицы, в двух шагах от Елисейских Полей, на rue Ponthieu, находился популярный ночной клуб Chez Tania («У Тани»).
Его очаровательная хозяйка была дамой авантюрной и загадочной. В частности, она утверждала, что еще во время войны оказалась в ГУЛАГе, откуда ее освободили в 1946 году по личному указанию Сталина, обязав, однако, выйти замуж за летчика из эскадрильи «Нормандия-Неман»!
Стены заведения были увешаны картинами, где мчались, взбивая копытами снег, русские тройки да прятались меж березок церквушки с золочеными куполами. Поговаривали, что рисунки принадлежат кисти завсегдатая бара Ильи Глазунова. Утверждать это наверняка трудно, потому как гости свои посещения особенно не афишировали, ведь приходили туда не столько отужинать и потанцевать, сколько провести время в обществе молодых прелестниц. Впрочем, назвать бар «У Тани» заурядным борделем, конечно, нельзя.
Это был скорее клуб с весьма фривольными нравами и располагающей к общению атмосферой. Место было очень популярным, особенно среди русских парижан.
Раз в неделю в уголке у бара можно было встретить ряженную цыганской гадалкой известную журналистку и писательницу Киру Сапгир. Будучи в ту пору молодой журналисткой «Русской мысли», она не ради приработка (хотя он был немалым), а больше из любопытства раскидывала картишки на «бубновый интерес» и «дорогу дальнюю» подгулявшим мадам и месье.
Туда частенько заглядывали «на огонек» Дина Верни, «цыганский барон» Алеша Димитриевич и музыкант Марк Де Лючек. Кстати в 1968 году на пару с Алешей и под аккомпанемент оркестра Де Лючека Таня записала маленькую пластинку «От Тараса Бульбы до Гагарина».
Случалось пропустить «кружку шампанского» в гостеприимном месте и Валерию Винокурову. Ну, а дальше как в старинном романсе: «Не могу я жить без шампанского да без пения без цыганского… > Далеко за полночь он брал гитару и до утра развлекал народ своими и чужими песнями.
«Как-то раз я пришел вечером к Тане. Поболтал с девчонками, выпил бокал-другой вина, и потом меня, как всегда, попросили спеть. Все посетители знали песни с альбома “Ностальгия” наизусть и очень их любили. Ведь пресловутая “тоска по родине” была тогда для большинства эмигрантов не пустыми словами. И вот я что-то такое пою:
Эх, погадай, скажи, цыганка, мне,
Отчего так юность миновала,
Я теперь живу в чужой стране,
Хлеба много, а веселья мало…
А за угловым столиком – я их как-то сразу приметил – сидели три мужика уже в годах, лет, может, по шестьдесят или около того, но еще очень крепкие, прямые, с аккуратными такими проборами, как только что от куафера. Сидят, курят, руку так на отлете держат и смотрят на меня не мигая. Только я аккорд оборвал, один встает и, не выпуская сигареты из рук, подходит прямо вплотную и вдруг так зло спрашивает:
– Чекист?
А я из озорства, что ли, автоматически назло ему также резко отвечаю:
– Чекист!
Тут он неожиданно делает резкий выпад. Толи в лицо хотел ударить, толи прямо в кадык вцепиться… Спасло то, что я молодой был и тренированный. Реакция сработала, я опередил его и в ответ рефлекторно ударил его гитарой прямо в бровь. Аж дека треснула.
Хлынула кровь, он зашатался, а его спутники вскочили с мест и кинулись ко мне. Но им наперерез, широко раскинув руки, метнулась Таня.
– Валерка, уходи, уходи отсюда скорей! Быстро! – кричит.
Мне дважды повторять не пришлось, я моментально ретировался и уехал. Потом выяснилось, что это были бывшие власовцы. Как-то они почувствовали во мне чужого…
– Ты лучше пока не ходи сюда. Они тебя ищут. Найдут – зарежут, – Таня всегда была откровенна. – Жаль! Скучно без песен. У тебя никого на примете нет? Музыка нужна!
А как раз в то время в Париже оказался советский композитор Александр Зацепин. Помните, “Есть только миг”, "Где-то на белом свете”, “Остров невезения”? Блестящий музыкант! Но тут его никто не знал, и он сидел без работы. Мы общались с Александром Сергеевичем, и я сразу вспомнил о нем. В общем, уже через неделю он играл там на гармошке, которую ему Таня купила.
Валерий Винокуров с той самой гитарой, которая спасла его от бывшего власовца
И все бы ничего, но в Союзе его как невозвращенца сильно критиковали, ругали в газетах, имя из титров вырезали… Как раз в то время я ездил в Москву и с кем-то из знакомых оказался в гостях у Никиты Богословского. Он, узнав, что я из Парижа, спросил о Зацепине. Я без задней мысли рассказал, что он работает музыкантом в баре.
…Прошло месяца два. Я вернулся во Францию, вдруг среди ночи звонок от Тани:
– Срочно приезжай! Тут твоему плохо…
– Кому? Где? Что случилось? – не могу ничего понять спросонья.
Оказалось, в разгар вечера в клуб пришел Никита Богословский чуть ли не с целой делегацией из советского Союза композиторов. Зацепин, когда увидел бывших коллег, упал в обморок. Все переполошились, испугались не на шутку. Человек-то он уже тогда был немолодой. Потом говорили, что он не от стресса сознание потерял, а от недоедания. Вроде бы он экономил, на “мерседес” копт… Кто его знает? Но такой случай был. К счастью, теперь у него все в порядке. Скоро 90 лет отметит».
Вот такие истории от последнего из могикан русского Парижа Валерия Винокурова.
Ну а нам пришло время вернуться к рассказу об Александре Галиче, которого мы оставили, если помните, во Франкфурте.
«Крик шепотом»
…Из Германии Галич отправился в Осло. Норвежская газета «Арбайдер бладет»[49]49
Цитирую по книге М. Аронова «Александр Галич. Полная биография».
[Закрыть] откликнулась на это событие:
Советские правители – странные люди. Споря из-за каждого доллара, причитающегося им за сибирский газ, они в то же время щедро, совершенно бесплатно экспортируют лучших представителей советской культуры. Так, бесплатно получаем мы ныне замечательного русского драматурга, поэта и певца Александра Галича. Что ж, мы искренне и всерьез благодарим советские власти за тот подарок. Как человек и художник Галич бесценен для общества, в котором живет. Во всяком случае мы считаем, что он ценнее многих и многих кубометров природного газа. Импорт долларов, технологии и машин с Запада и одновременно бесплатный экспорт на Запад лучших, честнейших, благороднейших умов. Нам, читавшим Маркса и Ленина, сия форма коммунизма представляется довольно странной.
Редкий снимок. А. Галич на записи пластинки «Крик шепотом». Норвегия, 1975
Во время пресс-конференции известный норвежский музыкант и глава рекорд-лейбла Арне Бендиксон озвучил идею о записи и выпуске пластинки. Александр Аркадьевич смутился и в конце встречи, взяв гитару исполнил несколько песен. С улыбкой Арне Бендиксон заметил, что даже после этого выступления он от своего предложения не отказывается.
В диск A whispered cry («Крик шепотом») вошло 12 песен, записанных в сопровождении оркестра и гитары. По-разному приняли эту работу поклонники поэта. Кое-кто говорил, что в таком лакированном виде песни потеряли остроту. Но сам Александр Аркадьевич не скрывал удовлетворения:
«Это первая в жизни моя пластинка!.. Она выпущена здесь, в Норвегии, – на Родине у меня такой пластинки не выпускали: песни мои были, как известно, запрещены. И я на минутку закрыв глаза, представил, что иду я сейчас не по Карл-Иоганн-гатте, а иду я по проспекту Калинина, и подхожу к магазину “Мелодия”, и вижу свою пластинку!..»
На «Свободе»
В Осло Александр Аркадьевич начал сотрудничать с радио «Свобода» – вести программу «У микрофона Галич». Но тихая провинциальная страна была ему не по душе, и вскоре бард перебрался в Мюнхен и возглавил там отдел культуры русской редакции, а оттуда – в Париж, где сделал Цикл передач об истории своих песен.
Тем временем на оставленной Родине о нем не забывали. В 1976 году был снят документальный фильм «Разрядка: друзья и враги». Суровый голос за кадром вещал:
«Он был человеком способным – написал сценарий фильма “Верные друзья”, а потом Галич разменялся на пошлые антисоветские песенки которыми торговал из-под полы и у нас, и заграницей…»
Первая израильская пластинка А. Галича
Постоянно раздавались мнения «из народа» и в печати:
Галич был и остается обыкновенным блатным антисоветчиком, в свое время получившим в нашей прессе вполне заслуженные резкие оценки. Они печатались в новосибирских газетах. Мне запомнилась статья журналиста Николая Мейсака, в которой он от всей души дал отповедь хулиганским выступлениям этого «барда».
Или такие, больше похожие на сплетни, распускаемые в очередях:
Компания во французской столице собралась весьма разношерстная. <…> Наш список был бы неполным, если бы в нем не занял место А. Галич. Этот «русский бард», напевающий на пластинки кабацко-антисоветские песенки, умудрился поселить в своей квартире сразу двух жен и ждет переезда третьей. Одно лишь печалит его: он прокутил свои заработки за полгода вперед, а посему представители соответствующего учреждения не только наложили арест на его жалованье, но и описали все имущество.
Отпущенные ему три с половиной года жизни в эмиграции он прожил в невероятно напряженном темпе. Концерты[50]50
Один из первых творческих вечеров Галича в Париже был организован видным деятелем НТС Аркадием Столыпиным, сыном премьер-министра Петра Столыпина.
[Закрыть], встречи со студентами, участие в конференциях и фестивалях, эфиры, издание книг и пластинок.
При жизни увидели свет три сольных диска и один сборник: норвежский «Крик шепотом» и три израильские пластинки – «Неизданные песни русских бардов» (о нем я уже говорил), а также «Александр Галич в Израиле. Русские Песни Холокоста» (концертная запись, ноябрь 1975). «Веселый разговор» (концертная запись, декабрь 1975).
В начале восьмидесятых легендарный «подпольщик», владелец студии русской грамзаписи «Кисмет» из Нью-Йорка Рудольф Фукс под лейблом Fortuna выпустил крайне ограниченным тиражом (без конверта, хотя дизайн был разработан) еще один LP – Alexander Galich – The laughter through the tears («Смех сквозь слезы»). Недавно благодаря коллекционеру джаза и продюсеру Виктору Дуби ьеру я стал обладателем этого раритета, чему безмерно рад.
Однако нам необходимо вернуться в роковой декабрь 1977 года. Последний день барда описан многими мемуаристами. Но ни один из них не присутствовал в момент смерти в квартире. Все вспоминают только, где и как они сами узнали о случившемся, говорят только о своем отношении к факту. Не знают, а предполагают, что было так, а не иначе.
…В семидесятых писком моды были электронные системы, включавшие в себя радио, магнитофон, проигрыватель пластинок и даже телевизор. Такие комбайны, отделанные красным деревом, стоили недешево, но смотрелись очень эффектно. И Галич загорелся желанием приобрести это «чудо техники».
Книги А. Галича, опубликованные издательством «Посев»
Утром 15 декабря 1977 года ему доставили покупку и предупредили, что мастер для установки придет завтра. Но он решил не дожидаться и все сделать сам. Отослав жену в магазин за сигаретами, чтобы не мешала работать, принялся за работу.
…По официальной версии, перепутав провода, Александр Аркадьевич вставил штекер не в то гнездо и получил сильнейший удар током. Слабое сердце не выдержало, и бард скончался. Однако слишком много в этом деле нестыковок и противоречий. Большинство знавших Галича людей утверждают, что он разбирался в технике досконально и совершить такую нелепую ошибку просто не мог. Весьма странно повели себя и прибывшие на место происшествия полицейские и врачи.
Существует три основные версии причин его смерти: несчастный случай, «след КГБ» и… смерть от рук агентов ЦРУ, опасавшихся возвращения Галича в СССР, к чему его якобы активно склоняли в последние годы советские эмиссары. Но главное – «дело Галича», заведенное Французскими спецслужбами, до сих пор содержится в сейфах под грифом «секретно». Власти обещают открыть к нему доступ… не ранее 2027 года.
За два дня до трагической гибели он записал свою последнюю, новогоднюю программу на радио «Свобода», где в частности говорил:
«…для меня прошедший год был и впрямь счастливым, но очень загруженным, как говорится, годом. В одной Италии был только за этот год шесть раз. Проехал ее всю вдоль и поперек, от крайнего севера до крайнего юга, был даже в Сицилии, в Палермо, потом в горах. А совсем недавно принимал участие в сахаровском слушании в Риме и выступал с большим сольным концертом на биеннале в Венеции.
Ну, кроме того, могу похвастаться: к новому году два издательства – парижское “ИМКА-Пресс” и франкфуртское “Посев” – сделали мне два очень дорогих подарка. “ИМКА-Пресс” издало собрание песен русских бардов, оно состоит из 30 кассет и трех томиков текстов, и вот из этих 30 кассет семь посвящены моим песням, и соответственно, тексты моих песен помещены в трех томиках этого собрания. А в издательстве “Посев” к Новому году вышла моя новая книжка стихов “Когда я вернусь”. Кроме того, я кончаю одну книгу прозы, роман, приключенческий роман[51]51
Имеется в виду незаконченный роман «Блошиный рынок». Была опубликована только первая часть «Прощай, Одесса!»
[Закрыть]. И на середине второй роман, даже скорее не роман – повесть, этакая психологическая, которая будет называться так, как называлась одна из моих песен, – “Еще раз о черте”. Вот видите, год был интересным, очень напряженным, много работал. <…> Написал я за этот год также несколько новых песен: <…>
Ах, снеги, снеги белые,
Ах, тучи, тучи низкие,
А капели с крыш все хрустальнее,
Будьте ж счастливы, наши близкие,
Наши близкие, наши дальние,
Будьте ж счастливы…»
Фигура Александра Галича стоит в стороне и возвышается над остальными героями этой книги. Галич – символ и знаменосец тех, кто избрал песню своим оружием в борьбе. Если для большинства других это были разовые акции, то в его арсенале песня присутствовала постоянно и занимала важнейшее место. Как настоящий творец он чутко откликался на любую несправедливость, а не только на конкретное громкое событие. И уж меньше всего думал он о заработке или привлечении внимания с помощью своих баллад. Поэт не ощущал себя обычным эмигрантом, скорее он осознавал изгнание как некую высшую миссию по сохранению и распространению русской культуры. Во время своих встреч он неоднократно говорил, слегка переиначивая строки стихотворения Нины Берберовой: «Мы не в изгнании, мы в послании»[52]52
В оригинале: «Я говорю: я не в изгнанье, / Я не ищу земных путей. / Я не в изгнанье, я – в посланье. /Легко мне жить среди людей». Двадцать лет спустя другой эмигрант – Юз Алешковский доведет эту фразу до злого фарса: «Не ностальгируй, не грусти, не ахай. Мы не в изгнанье, мы в посланье на х…»
[Закрыть].
Те певцы, кто шел ему на смену, едва ли могли сказать такое о себе. К концу семидесятых – началу восьмидесятых годов изменился качественный состав беженцев. Среди них оказалось много профессиональных артистов эстрады, поэтов и композиторов.[53]53
[Закрыть]
Некролог из «Новогорусского слова» от 16.12.1977
Сказывалась и пресловутая политика «разрядки мировой напряженности». Преодолев острую фазу в шестидесятые-семидесятые, к новому десятилетию холодная война вошла в затяжную и вялотекущую стадию. Стороны обменивались дежурными выпадами с использованием проверенных средств. Азарт и фантазия, когда на территорию противника летели воздушные шары с листовками, сбрасывались диверсанты с рюкзаками литературы, распространялась фальшивая газета «Правда» или транслировались пластинки с песнями о «рабах советских лагерей», уходили в прошлое.
К моменту, когда основная часть эмиграции стала концентрироваться в США, песня все больше и больше стала терять свой боевой потенциал, превращаясь из оружия в ресторанное блюдо. Однако и в этих условиях нашлись люди, по-прежнему верящие в силу «веселого куплета». Их появление стало последней вспышкой гаснущей спички.
Во Внуково раздался голос в микрофон:
«Граждане евреи, ваш вылет за кордон!»
Все вещи на таможне, сомненья позади,
И мы уже простые советские враги…
Все как в песне эмигранта Александра Шепиевкера, исполненной в 1986 году Анатолием Могилевским.
