Текст книги "Неправильный диверсант Забабашкин (СИ)"

Автор книги: Максим Арх

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 4
Враг

Выстрел в лесу прозвучал как гром среди ясного неба. Воронцов резко обернулся и собрался было начать вставать, но Апраксин навёл на него оружие.

– Сиди тихо, вражина! – Оскалился он на чекиста.

– Апраксин, немедленно отдай мне винтовку, – ледяным тоном произнёс Воронцов.

– Шиш тебе с маслом, – усмехнулся тот и сказал мне: – Вот, Лёшка, гляди, именно так выглядит немецкий диверсант.

– Что⁈ – всё ещё находясь в прострации, не понял я, переводя взгляд с Воронцова на Апраксина. – Ты что творишь, Роман Петрович⁈ Прекрати! Это же свой.

– Никакой он не свой. Это вражеский шпиён, Ляксей. А этот, – он кивнул на лежащего замертво Садовского, – его подручный. – Сказав это, он сделал шаг назад, встав таким образом, чтобы я тоже был в его поле зрения, и покачал головой: – Не шали!

Я остановил руку на полпути, так и не взяв мосинку, одновременно с этим всё ещё пытаясь понять, что происходит. Ситуация была совершенно нетривиальной и требовала срочного прояснения.

Пристально посмотрев на Апраксина, я как можно спокойнее, но в то же время, возможно, несколько прямолинейно спросил:

– Ты, что, дядя Рома, с ума сошёл?

– Не сошёл, Лёшка. Я этих гадов давно вычислил. И ты не рыпайся. Тем более я твоей книжке красноармейца тоже не видел. Может он, как и у них документы, поддельный.

– У меня удостоверение настоящее! – отчеканил лейтенант госбезопасности.

– Знаем мы, какое оно настоящее, – язвительно произнёс Апраксин и припечатал: – Гитлеровская сволочь! – Затем покосился на меня и, чуть прищурив глаза, произнёс: – Ты слышал, что я попросил? А ну, покажь свою книжку!

Я пожал плечами:

– Не могу.

– Это почему?

– А нет его у меня.

– Как это нет⁉

– Давно уже потерялся.

– Ага. А с окружения ты, значит, с этим выходил? Помнится, ты так рассказывал, – презрительно прищурился он, мотнув винтовкой в сторону чекиста.

– С этим, – подтвердил я.

Боец смерил меня взглядом с ног до головы и, чуть поморщившись, буркнул:

– Ладно, не боись, паря, я тебя за шпиёна не принимаю. Ты немца хорошо бил – ты свой. А вот этот, – он кивнул на явно растерянного бывшего командира, – без сомнения враг.

И эти слова, вероятно, задели какие-то струны в том, кто называл себя Воронцовым. Он словно бы пришёл в себя и зарычал:

– Красноармеец Апраксин! Я тебе приказываю немедленно опустить оружие! Ты слышишь меня? Приказываю!

– В неметчине своей будешь приказывать, фашистский выродок, – прорычал в ответ боец и угрожающе махнул на Воронцова прикладом: – Как дам между зубов, сразу приказы свои в одно место себе засунешь!

Я покосился на чекиста.

«Что за фигня? Неужели Воронцов вовсе не Воронцов? Неужели это действительно враг? Вот так, неожиданно? Но почему так стал считать Апраксин? А как быть с убитым Садовским? Он тоже враг? Не может быть! Он же всё время со мной рядом был, помогал изо всех сил. Так неужели всё это время вокруг меня находились враги⁈»

Мысли в голове путались, но вопрос я задать не успел, потому что Воронцов начал тянуться к висевшей на поясе кобуре и это не ускользнуло от цепкого взгляда бойца.

– Руку убрал! Не шути со мной! – прокричал он. – Покажи руки! Обе, чтобы я видел! –якобы чекист зло глянул на него, но движение прекратил. – Спиной повернулся! Быстро! Руки поднял!

Воронцов покривился, но, в конце концов, повернулся к Апраксину спиной и поднял руки.

– То-то, – сказал Апраксин и, быстро подойдя к чекисту, вытащил из его кобуры пистолет и положил оружие к себе в карман. – Вот так-то оно лучше будет.

– Предатель! – с вызовом произнёс лейтенант госбезопасности.

– Я предатель? – удивился державший его на прицеле боец. – Да это ты со своим халдеем Садовским предатели. Я это ещё с госпиталя заподозрил.

– Что заподозрил? – спросил я, переводя взгляд с одного на другого.

Я всё ещё не верил в реальность происходящего. Рассыпавшаяся на мелкие осколки картина мира никак не могла обрести целостность.

Апраксин удивлённо посмотрел на меня и напомнил:

– А то, как он подставил Зорькина, с сапогами.

– С сапогами?

– Да! С набойками и гвоздями теми! Помнишь, в больнице? Вот и я вспомнил!

– Никого я не подставлял, – замотал головой тот, кто называл себя Воронцовым. – Зорькин был враг. И мы его разоблачили.

– Да, был, – согласно закивал Апраксин. – Только вот сапоги ты ему сам специально подсунул. Да так мастерски сделал, чтобы набойки с гвоздями всем были видны.

– Ничего я не подсовывал!

– В НКВД ты это расскажешь! – зло засмеялся Апраксин и кивнул мне: – Лёшка, не веришь мне?

– Уже не знаю, – обомлел я, косясь на когда-то бывшего друга и командира.

История с сапогами действительно была странная. Но также я помнил и о том, что именно я увидел те злосчастные сапоги, что были на предателе Зорькине.

«Увидел, и сам рассказал об этом чекисту. Сейчас же из слов Апраксина получается так, что Воронцов с умыслом надел эти сапоги на одного из своей группы предателей и показал их мне. А зачем? Хотел сойти за своего? Чтобы я ему больше доверять стал? Чушь! Я кто? Генерал? Маршал какой-нибудь? Зачем ему это? Какой профит он с этого мог бы получить? Да никакого! Поэтому всё сказанное – это подгонка фактов и явно какая-то ошибка!»

Так как версия была крайне слабая, решил о мотивах того разоблачения поинтересоваться у Апраксина.

– И нахрена ему это было нужно? Какую цель он тем разоблачением преследовал?

– Так чтобы втереться в доверие! – пояснил боец.

– К кому? К нам?

– К нам. В смысле не к тебе или ко мне лично, а ко всем нам: комдиву, к его заместителю и штабу.

Скрывающийся за личиной Воронцова презрительно фыркнул и процедил:

– И что же я хотел, по-твоему, сделать?

– Откуда мне знать? Вероятно, собирался в наши ряды дальше внедряться.

– Бред! У тебя нет никаких доказательств. Одни предположения.

– Это ты прогадал, товарищ лейтенант госбезопасности, или кто ты там по их званию? Как тебя звать-величать? Штурмбанфюрер какой-нибудь? Или не дослужился ещё?

– Это бред, я не враг! Лёшка, не слушай его. Он нас на мушке держит, а не я. Значит, он предатель и есть. Либо предатель, либо сумасшедший! Мы же с тобой ещё с Троекуровска знакомы. Вместе же из больницы выходили. Помнишь, как грузовик угнали?

– Помню, – кивнул я и посмотрел на Апраксина. – И немцев мы ещё при этом уничтожили и захватили.

– А ты, Лёшка, его не слушай. Он всё складно поёт. Знаю я как вы оттуда выходили, ты же нам сам рассказывал. Но там всё было шито белыми нитками! Напомнить? – Горячо заговорил боец и, не дожидаясь моего согласия, продолжил: – Ты без сознания в больнице Троекуровска был. Так?

– Да. Там я его впервые увидел. Хотя он…

– Вот именно! Вспомни, как ты о нём вообще узнал. Помнишь? А я тебе напомню твои же слова. Ты его не узнал, а увидел в больнице первый раз. Это он тебя убедил, что вы с ним и ранее были знакомы. Я помню, как ты рассказывал эту историю. Он говорил тебе, мол, это он тебя с линии фронта возвращает домой. Что, мол, вёз он тебя на вокзал, и вы под бомбёжку попали. А после этого, мол, в госпитале оказались и случайно в подвал провалились. Так?

– Так оно и было. Что ты тут сочинить пытаешься⁈ – прорычал чекист, который, очень вероятно, никаким чекистом не являлся.

– Да замолчи ты! – оборвал его Апраксин и продолжил пояснение: – Так вот, наврал он тебе тогда, Ляксей. Узнал, что ты ничего не помнишь, и решил этим воспользоваться. Ты ему нужен был. Понимаешь? Нужен!

– Зачем? – спросил я.

– Для алиби.

– Гм, алиби?

Я покосился на Воронцова.

Тот ожидаемо ответил:

– Говорю тебе, он всё врёт. Я был контужен и ранен, как и ты. Мы же вместе ранение получили. Вместе проходили лечение. Не верь ему, Забабашкин.

Апраксин на это только усмехнулся.

– Видал, как заливает? Со смеху умереть можно, вражина гадская! – И вновь замахнулся на немецкого диверсанта прикладом.

Это мне и было нужно. Я мгновенно прыгнул вперёд, сокращая дистанцию, и с размаху локтем ударил Апраксина в нос.

От боли тот выронил винтовку, но я успел её перехватить, сделал кувырок через голову и, развернувшись, направил оружие на подозреваемого в предательстве чекиста, который в это время уже вскочил на ноги, сказал:

– Не двигаться!

– Забабашкин, ты что⁈ Тоже с ума сошёл? Это ж я! – немедленно заговорил псевдо-Воронцов.

– Разберёмся! А пока сядь на место, – казённым тоном приказал я, перевёл ствол мосинки на Апраксина, и сказал: – И ты тоже, Роман Петрович, присаживайся, на чём стоишь.

Боец, зажимая нос, из которого шла кровь, исподлобья набыченным взглядом посмотрел на меня, сплюнул на траву и сел на поваленный ствол дерева. Метрах в трёх от него на том же дереве расположился наш бывший командир.

– А теперь, граждане, давайте спокойно поговорим и наконец выясним, кто из вас двоих шпион и кто сумасшедший, – стараясь говорить как можно жёстче, произнёс я, при этом, на всякий случай, отойдя на пару шагов назад.

– А тут и говорить нечего– Апраксин враг! – моментально сказал псевдочекист.

– Я⁈ – возмутился боец. – Да ты совсем, что ль, умом тронулся⁈ Я раненый в бою!

– Я тоже! – тот, кто был чекистом, показал на своё плечо.

Апраксин натужно засмеялся.

– Это разве ранение? Тебя Якименко при переправе через реку специально так аккуратно ранил, чтобы ни один важный орган не был задет.

– Специально⁈ А у тебя что, задеты органы? Ты тоже ранение в грудь получил.

– Не задеты! Но меня снайпер немецкий подстрелил, а тебя твой дружок-камрад аккуратненько так подрезал. Есть разница!

Эти два гражданина стали разговаривать так громко, что не было сомнений в том, что в тихом лесу мы слышны за многие десятки, а то и сотни метров.

Решил ругань пресечь.

– Граждане, своими возгласами вы привлекаете внимание врага. И нет сомнения в том, что тот, кто вопит громче всех, тот с большой вероятностью и является немецким диверсантом, ибо делает всё для того, чтобы быть услышанным поисковыми группами противника, кои, без сомнения, шастают сейчас по округе! А потому, кто ещё раз громче всех крикнет, тот будет автоматически признан немецким диверсантом и получит от меня подарок в виде пули. Сами знаете, я стреляю неплохо, а уж с такого расстояния вообще вряд ли промахнусь. Так что, прежде чем впредь заорать, настоятельно советую перед этим всё ещё раз хорошенько обдумать.

Вероятно, тон мой был в должной мере зловещим, и оба сидевших передо мной человека поняли, что я не шучу. Поэтому тут же замолчали, синхронно кивнули и тем самым дали мне понять, что с условием договора согласны и шуметь не будут. И это было именно то, что нужно, чтобы максимально корректно разобраться в сложившейся ситуации.

Решил вернуться к прерванной из-за экспроприации винтовки теме.

– Так что ты там, Роман Петрович, говорил про машину, на которой я с Воронцовым выбирался из больницы Троекуровска?

– А то и говорил, что враньё всё это, – насуплено произнёс тот, поглаживая разбитый нос.

– Конкретней!

– Да куда конкретней-то⁈ Неужели непонятно, что вам специально подогнали к больнице грузовик, чтобы было на чём уходить из города?

– И подставили под нож своего солдата? Водителя-то нам пришлось ликвидировать, чтобы завладеть транспортным средством.

– Да что для них обычный солдат вермахта? Тьфу и растереть. Им главное было хорошую легенду создать – железное алиби должно было получиться! Вот и оставили вам и солдата и пленённого вами потом майора. – Апраксин вздохнул и стал мне втолковывать мягким тоном, как будто бы объяснял несмышлёному ребёнку. – Сам-то ты подумай, Алёшенька, ну спрашивается, с чего бы это в прифронтовой полосе машина с офицером и без охраны ездить стала? Помнишь, как вы её грузовиком протаранили? А откуда та машина там взялась? Ты себе этот вопрос не задавал? А напрасно. Если бы задал, то уже давно бы ответ получил – всё это спектакль был.

Я попытался напрячь память, вспоминая те действительно странные и драматические события. Ночь, дождь, машина и…

– Там же ещё охрана была – мотоцикл с экипажем, – словно прочитал мои мысли диверсант, носящий чужую фамилию Воронцов. – Так что машина была не одна.

Но Роман Петрович легко парировал этот аргумент.

– Разве это охрана – два человека? Да такого в прифронтовой зоне быть не может!

По всему получалось, что Апраксин говорит вполне логично. Воронцов действительно в те дни убедил меня в том, что мы знаем друг друга. Вот только…

– А как же поле, по которому мы пробирались? Мы при этом подвергались нешуточной опасности. Там же немцы по нам стреляли. Легко могли попасть и убить, – напомнил я о логической нестыковке.

– Ага. Стреляли, – согласно закивал Апраксин и хохотнул. – Только стреляли они не в ту сторону, где были вы. А совсем в другую. Сам вспомни.

И вновь пришлось вспоминать мой бой с бронетранспортёром. Ночь, грязное поле и ползущие по этому полю выходящие из окружения красноармейцы. А по ним раз в полчаса работает пулемёт. И что интересно, он ведь действительно не стрелял в ту сторону, где впоследствии пробирались мы. Получается, он давал возможность немецким диверсионным группам беспрепятственно преодолеть расстояние от леса до реки, чтобы, используя всеобщий хаос и панику, дать им возможность успешно внедриться в ряды отступающих войск Красной армии. При сопоставлении всех этих фактов получалась единая логическая цепь. Вот только всё равно где-то в душе мне совершенно не хотелось верить в то, что Воронцов и Садовский враги.

Не переставая следить за сидящими на бревне, спросил Апраксина:

– А как же быть с теми боями и сражениями, в которых мы участвовали плечом к плечу? Ведь все рисковали собой. И те, кого ты обвиняешь, тоже. И умереть они могли в любой момент, как и мы с тобой. Разве это похоже на действие немецких шпионов?

– А куда им было деваться-то? Работа у них такая – жизнью своей рисковать. Но выжить они, конечно же, тоже хотели. Вот и использовали нас с тобой в своих интересах, как могли. А уж когда узнали, что ты так лихо управляешься с винтовкой, то вообще посчитали, что им с тобой повезло, потому как шансы на выживание у них резко повысились.

Воронцов поморщился.

– Что за бред ты несёшь, Роман⁈ Мы же немцев вместе убивали, причём не одного-двух, а в больших количествах. Зачем нам, по-твоему, самолёты и танки немецкие нужно было уничтожать, раз они нам свои?

– От вашего брата всего можно ожидать! – поморщился Апраксин, и, чуть подавшись вперёд, доверительно сказал: – Говорю тебе, Ляксей: это они алиби себе выстраивали. А заодно просто со смертью играли. Острых ощущений им захотелось. По всей видимости, авантюристы – любят нервы себе пощекотать, – он безнадёжно махнул рукой. – Вишь, какие хитрые диверсанты нам с тобой попались, – кивнул на винтовку у меня в руках и спросил: – Ну что ты в меня-то целишься? В него целься. Он враг.

– Красноармеец Апраксин, перестаньте говорить бред! – в сотый уже раз зарычал Воронцов и попытался встать. – Пора заканчивать эту комедию!

– Сиди, товарищ лейтенант госбезопасности, – тут же я махнул в его сторону винтовкой. – Я ещё ничего не решил.

– А что там ты с ним решать-то собрался, Ляксей? Он враг! Его застрелить надо и вся недолга! – злобно проговорил Апраксин. – Не застрелишь, так он застрелит и тебя, и меня.

– Не слушай его, Лёшка! Он с ума сошёл или сам вражеский шпион! – озвучил свою линию бывший Воронцов. И, показав рукой на бездыханное тело четвёртого члена группы, сказал: – Видишь, чего он натворил? Он же нашего товарища убил! Бездоказательно!

– Что, своего камрада пожалел? – тут же принял вызов Апраксин. И вновь обратился ко мне. – Ляксей, ты меня слушай. Я правду говорю. У меня доказательства есть.

– Нет у тебя никаких доказательств. Нет и не может их быть! Алексей, он всё врёт! – тут же вступил в перепалку Воронцов.

В голове у меня продолжался хаос, который эти двое очень усугубляли своими воплями.

Пришлось рыкнуть.

– А ну, тихо! А то сейчас в обоих стрельну! Я, кстати, вас уже предупреждал, что тот, кто больше всех орёт, тот, очень вероятно, и получит пулю между глаз, – те сразу замолчали, и я обратился к Апраксину: – Про какое доказательство ты говоришь?

– Так ясно про какое, про его удостоверение. Ты у этого, – он мотнул головой в сторону Воронцова, – его видел? Нет? А я видел! Там тоже скрепки без ржавчины.

– Откуда ты это знаешь? Он что, тебе его показывал?

– Нет, конечно. Он же командир, чего ему им передо мной светить? Но я всё же сумел его увидеть.

– Где? Когда?

– Случайно, в госпитале. Когда он своё удостоверение развернул. Я сразу и заметил.

– Что ты заметил, Апраксин? Что ты мелешь? На удостоверении нет никаких скрепок, – взорвался играющий роль чекиста.

– А вот он и прокололся! Есть там скрепки! Есть! И скрепки там нержавеющие, – радостно проговорил тот. – Я всё ещё диву давался, почему это у товарища лейтенанта государственной безопасности документ в таком хорошем состоянии, и даже скрепки как новенькие, а ведь он уже не первый год на службе! И вот, когда ты, Ляксей, про скрепки сейчас сказал, у меня в голове словно бы что-то щёлкнуло, пасьянс сложился, и все события моментально представились в единый логический ряд, – он посмотрел на Воронцова: – Так что оплошали вы со своим адмиралом Канарисом или кто там у тебя твой фашистский командир в Абвере?

– Врёшь ты всё! Если и есть там скрепка, то она нормальная у меня– ржавая!

– А что значит «если есть»? – удивился я.

Воронцов нахмурился.

– Что-то задурили вы мне голову! Нет её там. И никогда не было, это же не служебная книжка красноармейца, а удостоверение сотрудника. Так что, нет там никакой скрепки, ни ржавой, никакой… вроде бы.

Последние слова он произнёс неуверенно. И этим незамедлительно воспользовался Апраксин.

– А вот и есть! – воскликнул он. – Но она не ржавая. А та самая – из нержавейки – вражеская! И вкупе с предыдущими подозрениями всё складывается в совершенно понятную картину – Воронцов и Садовский – два немецких шпиона-диверсанта! Они враги! Стреляй в него, Ляксей!

– Скрепка в удостоверении? – словно эхом повторил я.

Я не знал, есть ли скрепки в удостоверениях в этом времени. В моём-то в подобных документах уже давно скрепки не использовались. Удостоверения просто склеивались.

«Но тут другая жизнь и мало ли что тут есть, чего уже давно нет в будущем», – пришёл я к мысли.

Впрочем, сейчас это было всё легко проверить.

Перевёл взгляд вместе с винтовкой на Воронцова и приказал:

– А ну, Григорий Афанасьевич, покажи-ка своё удостоверение.

Воронцов потянулся рукой к карману гимнастерки и тут Апраксин громко крикнул:

– Лёшка, берегись! Не разрешай ему в карман лезть! У него там нож!

Я сразу же скомандовал:

– Отставить! Не двигаться! И хватит уже орать! – зло прошипел я в сторону Апраксина.

Псевдо-Воронцов остановился на полпути, а затем развёл руки в стороны, тем самым показывая, что не намерен что-либо предпринимать.

И, нужно сказать, его движение мне очень не понравилось. Было очевидным, что если я приближусь и буду держать винтовку одной рукой, то могу стать очень лёгкой добычей. Особенно для профессионала, который, наверняка, хорошо знает рукопашный бой.

Не доходя двух метров до диверсанта и не сводя с него мосинку, на секунду задумался, как бы мне лучше его досмотреть?

А в это время Апраксин не переставал меня предостерегать:

– Лёшка, поберегись! Это такой фрукт, что напасть может в любую минуту. Он тренированный в Абвере своём! Подготовку проходил и приёмы всякие знает. Дай мне оружие, я прикрою!

– Сиди на месте. Я сам! – кинул через плечо, не переставая пристально следить за всеми даже малейшими движениями чекиста.

– Ты скажи ему, чтобы он отвернулся, и руки за голову положил, – более спокойным голосом дал дельный совет Апраксин.

И действительно, эта идея показалась мне вполне разумной. Сразу же вспомнились кадры с мест боевых действий в моём времени.

«Правда, там вроде бы ещё и на колени предполагалось поставить пленника. Так, может быть, мне тоже стоит, для обеспечения своей безопасности, отдать подобный приказ подозреваемому в предательстве?»

Раздумывая над этим вопросом, приблизился ещё на шаг и не заметил, как Апраксин, пользуясь тем, что я немного отвернул голову, переместился левее. А когда заметил, то уже не успел среагировать.

– Да что ты ждёшь⁈ – закричал тот и, схватив с земли мою старую винтовку, выстрелил в так и стоящего с распростёртыми в сторону руками Воронцова.

Я тут же отпрыгнул в сторону и навёл на Апраксина оружие, краем глаза наблюдая, как Воронцов, так и держа распростёртые в стороны руки, падает спиной на сырую землю.

Старый боец посмотрел на меня, улыбнулся, облегчённо вздохнул, повесил винтовку себе на плечо и усталым голосом сказал:

– Всё, Лёшка, кончились шпиёны.

Его уверенное поведение вывело меня из шока и чуть сбило желание немедленно нажать на спусковой крючок.

«Неужели и вправду Воронцов и Садовский оказались врагами⁈ – бешено крутились у меня мысли в голове. – Неужели я этого всего не видел, а Апраксину удалось их разоблачить⁈»

– Ты зачем это сделал? – наконец чуть прейдя в себя, спросил я срывающимся голосом. – Мы же не разобрались ещё!

– Да что там разбираться-то? Вон, смотри, у него удостоверение из кармана вывалилось. И скрепка в нём аж блестит! Как я тебе и говорил, – Апраксин показал рукой на тело чекиста. – Даже отсюда вижу, что не ржавая. Значит, я был прав.

Я перевёл взгляд на тело Воронцова и, сфокусировав зрение, постарался увидеть поддельный документ с пресловутой скрепкой. Но как ни всматривался, обнаружить удостоверение мне не удалось.

– Где оно?– спросил я.

И тут же вместо ответа получил сильнейший удар в голову.