Текст книги "Неправильный солдат Забабашкин (СИ)"

Автор книги: Максим Арх

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Напротив меня стояла красивая девушка, которой было на вид около восемнадцати-двадцати лет. Светлые русые волосы заплетены в длинную косу, немного курносый нос в озорных веснушках. Приятные, чуть пухленькие губки. И красивые, бездонные голубые глаза, в которых я сразу же утонул. Всё это говорило лишь об одном – я наконец-то встретил ту, которую не смог встретить за всю свою прошлую жизнь.

Глава 9
Подкрепление

Алёна довела меня до палаты и убежала по своим делам. А я ошарашенный остался стоять в коридоре, смотря на старые доски пола и пытаясь прийти в себя.

«Ничего себе меня прибило. Что это? Никогда такого со мной не было. Может быть, гормоны играют, тестостерон стучит по мозгам? Не знаю, но состояние крайне непонятное».

Внутри всё колыхалось и не могло никак успокоиться. Может быть, это действительно была любовь? По ощущениям, наверное, она должна ощущаться именно так. Впрочем, в этом я не уверен. В той жизни я, очевидно, никого не любил, раз такое чувство на меня нахлынуло впервые. А может быть и любил, но любил когда-то очень давно. Да так давно, что даже и не помнил столь ошеломительного спектра эмоций.

Однако любовь или не любовь, но с этим надо было разбираться после.

Пару раз глубоко вдохнул, выдохнул и потряс головой, пытаясь прогнать оттуда непонятные видения. Через полминуты сердце и пульс более-менее нормализовались и я, нарочито громко покашляв в кулак, открыв дверь, вошёл в палату.

Это было небольшое помещение в виде обычной комнаты с одним окном. Шесть кроватей располагались вдоль стен, по три слева и справа. Рядом с каждой стоял стул, который использовался для укладки личных вещей вместо положенной тумбочки. Все койки, кроме одной, были заняты замотанными в бинты ранеными красноармейцами. Всем досталось от войны по-своему. У кого-то была замотана рука, кого-то нога, а у кого-то голова.

Оценив обстановку, поздоровался и представился.

– Красноармеец Алексей Забабашкин. Глаза зацепило.

– Э-э, здравствуй, – произнёс усатый мужчина примерно пятидесяти лет с перебинтованной шеей. – Забабашкин, значит. Интересная фамилия.

– Какая есть, – пожал я плечами.

– Так тебя зрения лишило?

– В общем-то, да…

– Эва, не повезло тебе, паря. Как же тебя так угораздило-то?

– Да вот, от взрыва землёй зацепило.

– Бедолага… Ну, ты проходи, не стой в дверях. Располагайся. Только, – он осёкся. – Э-э, то есть, погоди! Сейчас я встану, и помогу.

– Да не надо. Я сам, спасибо, – отмахнулся от предложения.

Под взглядами раненых бойцов прошёл к свободной койке и, сев на неё, посмотрел вокруг. Привычные белые стены, белёный потолок и играющий в ветвях деревьев повеса-ветер за окном. Почти всё точно так же, как и в моём родном времени, с той лишь разницей, что я не там, а тут, и сейчас идёт самая ужасная за историю человечества война.

Обратив внимание, что на стоящем рядом с моей кроватью стуле лежит газета, взял её в руки. Это оказалась «Правда», выпущенная пару недель назад.

Читать совершенно не хотелось, и, в общем-то, делать этого я и не собирался. Газету же взял просто для того, чтобы хоть как-то погасить неловкость первых минут адаптации, когда попадаешь в чужой коллектив. Ведь сейчас внимание всех пятерых пациентов госпиталя было приковано исключительно к моей персоне. Я это прекрасно видел через тёмные очки, в то время как раненые не могли увидеть направление моего взгляда.

Чтобы отвлечься, пробежался по заголовкам газеты.

«Великая дружба народов». «От Советского Информбюро». «Двенадцатидневная операция». «В боях и маршах». «Трудящиеся предлагают создать фронт обороны». «Крупные волнения в Югославии». «Напряжённое положение во Франции».

Прочитав последний, хмыкнул и вернулся на первую страницу.

В этот момент мне показалось, что вокруг установилась буквально звенящая тишина, нарушаемая лишь дальними звуками артиллерийской канонады. Поднял глаза, и посмотрел на удивлённо разглядывающих меня больных.

– Я что-то не то сделал? – повернулся я к усачу.

– Да нет, не то что бы… Только нам сказали, ты слепой совсем, – ответил тот замявшись. – А ты, вроде как, видишь. Как же так?

– Я не слепой. Это мне просто очки такие выдали. Чтобы на свету глаза не слезились. Мне пока на свет яркий смотреть нельзя, сразу в крота превращаюсь.

– Ах, вот оно как, – облегчённо вздохнул тот усмехнувшись. – То-то я смотрю – слепой, а читает! Тогда давай знакомиться, – и вновь хохотнув, стал представлять соседей по палате. – Этот, что у окна – красноармеец Никита Белов. Этот, что напротив, он – красноармеец…

Раненый продолжил представления, постоянно произнося перед фамилией слово красноармеец, а я задумался. Для моего уха, слово красноармеец звучало немного непривычно. Казалось, что я нахожусь не в 1941 году, а почти на четверть века ранее, во времена Великой Социалистической революции. Именно с революцией у меня ассоциировалось слово красноармеец и казалось, что в этом времени оно уже давно было заменено на привычное слово – солдат.

Но на самом деле, это было совершенно не так. Сейчас, в этом времени, слово солдат фактически является ругательным. И тут дело не в том, что напавшие на нашу страну немецкие военнослужащие именуются солдатами, а в том, что слово солдат ассоциируется с прошлыми, дореволюционными, царскими временами. В связи же с тем, что сейчас культивируется совсем другая идеология и другой образ жизни, многое дореволюционное отметается и считается анахронизмом. Сейчас советские военнослужащие называются либо красноармейцами, либо военнослужащими рядового состава, либо бойцами Рабоче-крестьянской Красной армии (РККА).

Официально в вооружённых силах СССР категория солдат будет введена лишь в июле 1946 году.

Однако неофициально оно начнёт появляться в разговорах и печати значительно раньше. Многие считают, что произойдёт это благодаря советскому писателю Александру Трифоновичу Твардовскому. Именно он впервые в печати употребит это слово по отношению к военнослужащему в своей поэме «Василий Тёркин», в новелле «Два солдата», которая впервые увидела свет в 1942 году. Нужно сказать, среди командного состава обращение в поэме солдат, вызвало – неудовольствие. А вот рядовому составу «старорежимное» словечко, неожиданно пришлось по душе.

Кстати про командный состав. С ним тоже сейчас не все так, как в 2000-х. В этом времени нет никаких офицеров. И слова такого нет. Оно тоже считается «старорежимным» и ругательным. Руководство военнослужащими осуществляют красные командиры. Офицерами они станут только в 1943 году.

Но всё это будет потом. А сейчас мне нужно было намотать себе на ус, что к солдатам нужно обращаться – красноармеец, либо боец, а к офицерам – командир или по званию.

Старший по палате перечислял имена и фамилии бойцов, включая себя, а я, улыбаясь, добродушно кивал, но особо кто есть кто, не запоминал. Будет время, установим контакт. Сейчас же мне хотелось только одного – расслабиться и отдохнуть.

Когда Апраксин Николай Дмитриевич, закончил представления, я сказал:

– Очень приятно, товарищи. Извините меня, но я только из окружения. Сутки не спал. С ног валюсь от усталости. Поэтому, разрешите, я, пожалуй, посплю.

И увидев понимающие кивки, лёг на кровать, снял «окуляры», положив их на стул, отвернулся к стенке и тут же отключился. Напряжение последних часов, измотанность нервной системы и усталость организма дали о себе знать – заснул мгновенно, едва голова коснулась подушки.

Проснулся, когда на улице уже наступил вечер.

Увидев, что я надеваю очки и собираюсь встать, Апраксин сказал:

– Алексей, тут ужин приносили. Вон, на подоконнике твой стоит. Поешь. Мы тебя будить не стали, уж больно сладко ты спал – повариха даже не смогла тебя растолкать. Так что поешь, подкрепись. Еда – она тоже лечит.

– Большое спасибо, – поблагодарил я, вспомнив, что нужно закапать капли в глаза.

«Однако перед этим неплохо бы умыться».

– Ляксей, ты ежели куда идёшь, дверь открой пошире, и не закрывай, – попросил он, видя, что я поднялся. – И воздуха больше, и репродуктор будет слышно лучше, ежели он заработает. Вроде бы в девять вечера будет сводка новостей. Может, хоть узнаем, что и как на других фронтах деется.

Я посмотрел на круглые настенные часы, что висели на стене в коридоре и были мне видны с моего места. Они показывали без четверти девять. А, значит, до так ожидаемого сообщения ещё есть время. Сходил умыться, прогулялся по коридору и ровно в 21:00 вернулся в палату.

Радио не подвело и, в ожидаемое время, из динамиков донёсся вызывающий дрожь и волнение голос диктора:

– Внимание! Говорит Москва! От советского Информбюро!

Оказалось, что это была вечерняя сводка боевых действий, прошедших за день.

Диктор, чётким и поставленным голосом сообщал, что:

«В течение 11 августа наши войска продолжали бои с противником на Сольцком, Смоленском, Белоцерковском и Уманском направлениях».

«Наша авиация продолжала наносить удары по мотомехчастям и пехоте противника, атаковала его авиацию на аэродромах, а также бомбила крупнейший железнодорожный мост…»

«Разведчик Энского полка…»

«Советские артиллеристы и зенитчики…»

«В районах Западной Белоруссии, захваченных немецко-фашистскими войсками, с каждым днем все шире разрастается партизанское движение…»

Из этих сообщений следовало очевидное: страна воюет, страна сражается, и страна собирается в этой войне победить. Все присутствующие свято верили в это, и, когда сводка закончилась, люди, находящиеся в коридоре, принялись живо обсуждать услышанную информацию.

Однако продолжались обсуждения недолго. Через полчаса была отдана команды «Отбой!» и весь персонал и все пациенты госпиталя разошлись по своим местам.

Упав на свою кровать, я хотел было полежать и хорошенько обдумать всё случившееся со мной. Ведь до этого момента у меня на обдумывание своего положения попросту не было времени, однако и сейчас у меня не получилось это сделать. Только я собрался было по полочкам начать раскладывать свои приключения, как взял, да и провалился в глубокий сон.

Что конкретно мне снилось я, как часто это бывает со снами, не помнил. Вроде бы во сне я куда-то бежал, и, вроде бы, за мной кто-то гнался. То ли немцы, то ли фиг знает кто, но, когда проснулся от крика «Подъём!» понял, что почти не выспался. Это расстроило. Не хотелось быть весь день сонным как муха.

Надел очки и, посмотрев на настенные часы, очень удивился поняв, почему именно я не успел отдохнуть. Стрелки часов показывали, что сейчас три часа ночи.

– А чего так рано разбудили? – задал вопрос кто-то из раненых.

– Сейчас узнаем, – произнёс Апраксин, которого я запомнил из-за возраста (он был самый старый в палате, да ещё и с пышными усами).

В коридоре вновь прозвучала команда: «Подъём!», после которой, в этот раз, было добавлено ещё одно предложение: «Кто в состоянии ходить и держаться на ногах, выходи на построение!»

– Нас зовут, – констатировал я очевидное и, потерев ладонями лицо, чтобы прогнать остатки сна, поднялся на ноги.

Надел выданные мне тапочки и, выйдя в коридор, увидел, что из других палат выходят такие же, как и мои соседи по комнате, забинтованные, получившие раны в бою бойцы.

У оборудованного в рекреации медицинского поста, держа папку с бумагами в руке, стоял какой-то неизвестный мне полковник. Рядом с ним находился подполковник, майор и перебинтованный Воронцов, который, к моему великому удивлению, держался на ногах довольно уверенно. Чуть неподалёку от него стоял Горшков и ещё два бойца НКВД – вероятно, охрана.

Спросонья, толком ничего не понимая, построились в неровную шеренгу.

«Замкомдив!» «Неверовский!» «Пётр Павлович!» «Гм, и чего же он тут? Случилось что?», – зашуршали голоса в строю.

Подождав, пока раненые более-менее успокоятся и выровняются, полковник сделал шаг вперёд, осмотрел нас и твёрдым, но усталым голосом, произнёс:

– Товарищи! Обстановка на нашем участке фронта сложилась крайне непростая. Наша бригада понесла тяжёлые потери в боях и при отступлении. Комдив Евстафьев героически погиб, поэтому над остатками воинских соединений, что стягиваются в город, принял командование я, – он поправил повязку на плече. – Многие из вас знают, что я тоже был ранен и находился тут на лечении. Но сейчас, товарищи красноармейцы, мне пришлось встать в строй. По нашим разведданным, завтра утром противник нанесёт одновременный удар по городам Листовое, Прокофьево и Новск, в котором мы с вами сейчас находимся. Как многие из вас знают, все эти населённые пункты расположены вдоль реки Багрянка, и, завладев хоть одним из них, противник создаст плацдарм на нашем берегу для обеспечения своего дальнейшего наступления. Несмотря на дождь, что идёт, река за это лето сильно обмелела и во многих местах есть брод. Поэтому немецкие танки почти без проблем смогут выйти на наши позиции и развернуться для атаки. Вчера весь день фашисты стягивали резервы. Зная об этом, штаб фронта послал к нам подкрепление – мотострелковый полк, – среди бойцов наметилось заметное оживление. Впрочем, через секунду оно полностью исчезло. – Но, он, товарищи, попал под бомбёжки и был полностью разбит на марше в тридцати километрах восточнее Новска, как только вышел из города Чудово. Поэтому подкрепления не будет, и нам приказано рассчитывать на свои силы. А сил у нас, товарищи красноармейцы, не так много. В городе, который нам необходимо защищать любой ценой, нет больших воинских соединений, а лишь разрозненные группы вышедших из окружения красноармейцев. – Повисло гробовое молчание. Комдив обвёл всех нас тяжёлым взглядом и с болью в голосе продолжил: – Но отступать, товарищи, нам никак нельзя. И мы, и наши соседи слева и справа, которые обороняют города Листовое и Прокофьево, должны остановить врага и обеспечить отход наших войск из Новгорода, для того, чтобы дать им время приготовить новый рубеж обороны. Сейчас каждый человек на счету. Против нас и наших соседей противник выдвигает, части пехотной дивизии вермахта с приданной ей танками и авиацией. Штаб фронта знает об этом и уже формирует новую бригаду, которая в самое ближайшее время выдвинется к нам на подмогу. Но до подхода резерва мы должны выстоять. И мы обязательно выстоим! Рассказал я вам всё это, без чинов и без утайки, потому, чтобы вы все до единого, полностью осознали серьёзность нашего положения! Сейчас у нас в строю очень мало бойцов и каждый из них на счету. Поэтому товарищи красноармейцы, находящиеся на лечении, нам нужна ваша помощь. Не приказываю, но прошу, – он окинул взглядом нашу шеренгу и с ноткой стали в голосе отчеканил: – Кто способен держать оружие в руках, выйти из строя – шаг вперёд!

Все присутствующие прекрасно понимали, что если сам новый командир дивизии просит раненых о помощи, не спустив это поручение низшим чинам, то, значит, дела обстоят совсем плохо. Вероятно, предполагается, что немецкая атака будет настолько мощной, что находящихся в наличии сил явно не хватит. А раз так, то было очевидно и другое – вряд ли совсем небольшое количество раненых хоть как-то сможет изменить сложившуюся обстановку, если на нас прёт целая дивизия, которая, по меньшей мере, насчитывает в своём составе около тринадцати тысяч гитлеровцев.

Но никто не дрогнул и вперёд вышли все. Все семнадцать человек.

Глава 10
Подготовка

Услышав, что людей не хватает, я, разумеется, как и все, без раздумий, шагнул вперёд.

Я понимал всю сложность сложившейся ситуации и хотел помочь. Тем более что в очках я, в общем-то, мог видеть и днём. Да ещё как видеть. При желании мог точно так же сфокусировать зрение и видеть так далеко, что, в общем-то, и бинокль был не нужен. Конечно, глаза всё ещё немного слезились и ночью, и днём, но я надеялся, что капли, которые, очевидно, уже начали действовать, в конце концов, меня вылечат, и слёзы в таких объёмах течь перестанут.

Однако, по большому счёту, именно сейчас это было абсолютно неважно. Есть у меня пятьсотпроцентное зрение или нет, на моё решение встать в строй это никак не влияло. Враг собирается напасть на город, уничтожить всех нас и продолжить наступление, а потому удержать Новск наша обязанность, наш долг.

– Другого я и не ожидал! Спасибо вам, братцы! – произнёс полковник, сделал поклон головой и, развернувшись, в сопровождении нескольких командиров направился в сторону кабинета главврача.

Оставшийся с нами неизвестный мне подполковник взял в руки лист бумаги и обошёл строй. Он узнавал фамилию, звание, а после этого определял в то или иное воинское подразделение, после чего называл место сбора.

Меня и ещё несколько человек распределили во второй взвод первой роты. Нам сказали ждать в соседней рекреации, куда должен будет подойти наш новый командир.

Пройдя туда вместе со всеми, через какое-то время заметил, что мимо нас в компании с лечащим врачом и распределившим нас подполковником проходит мой знакомец Воронцов. Он придерживался за забинтованную часть груди и о чём-то спорил.

«Неужели тоже в бой собирается идти? Конечно, врачи сказали, что ранение у него хоть и сложное, но важные органы не задеты. Но всё равно, его ж насквозь предатель штыком проколол. И гляди ж ты, нашёл в себе силы выйти из палаты и принять участие», – удивился я и посмотрел в окно.

А там, за стеклом, в прифронтовом городе, на который опустился густой туман, царило кажущееся отсюда хаотичным движение. Город готовился к бою. Каждую минуту то туда, то сюда проезжали грузовые машины, в кузове которых виднелись металлические ежи и мешки с песком. Прошло несколько небольших, не более десяти человек, групп красноармейцев. Также несколько гражданских с лопатами и кирками, погрузившись в прицеп трактора, вероятно, отправились строить фортификационные сооружения. Неизвестно было, что они впятером смогут накопать хоть немного значимое за столь короткий срок, ведь наступление ожидалось утром, но выбирать не приходилось – всё же хоть что-то, вполне возможно, вырыть сумеют. Ещё один трактор проехал с одной стороны улицы на другую, везя за собой пушку небольшого калибра. И хотя данную артиллерийскую систему я разглядеть сумел в мельчайших деталях, что именно это была за модель, определить не смог по известной причине. Ни в этой жизни, ни в той артиллеристом я не был, а пушки видел только в музее и кино.

Вскоре к нам подошёл седовласый пятидесятилетний мужчина в форме.

– Старшина Свиридов Варлам Тимофеевич, – представился он и сразу же уточнил: – Это вас приписали к второму взводу первой роты?

– Так точно! – ответил самый взрослый из нас, Апраксин.

При этих словах он поправил на голове воображаемую пилотку и встал по стойке смирно. Его движение не осталось незамеченным, и все улыбнулись.

– Тогда, ребятки, вы мои. Сейчас и выдвинемся. Но прежде давайте-ка я выдам вам ваши документы.

Сказав это, стал называть фамилии, и когда раненый откликался, то он выдавал книжку красноармейца. В самом конце получил свой документ и я. Быстро просмотрел документ и убедился, что там записаны мои имя, фамилия и отчество. За отсутствием карманов пришлось книжицу держать в руках.

– Ну что, все получили? Вот и ладненько. Айда за мной.

– Как? Вот так, без одежды? – удивился Апраксин. – Мы ж в больничном все.

– Тут до склада недалеко. Никто ваши причинные места в темноте не увидит, тем более на улице туман и дождя нет. Так что не вымокнете, споро дойдём. А там ужо и справную форму получите, и оружие. После на вверенные нам позиции выдвинемся. Никому не отставать и не теряться. Времени у нас немного, командиры говорят, как рассветёт, так немец и попрёт.

Раненые забрали с собой прописанные мази и таблетки, я капли взял, которые также пришлось держать в руках, и кто в чём был, спустились вниз, после чего направились за нашим новым командиром.

По дороге старшину спросил длинный, худой и сутулый боец с болезненным лицом, по поводу соотношения сил.

– Не хочу вас пугать, но и скрывать не буду. Вроде, против наших позиций сосредотачивается три полка, – нехотя ответил тот и сразу же решил подбодрить. – Но вы не бойтесь, у нас и пушки есть, и пушкари имеются. Мы их всех враз, как орехи перещёлкаем.

– Три полка? А это сколько человек личного состава? – решил уточнить боец с перевязанной кистью руки.

– У них батальон вроде бы человек 1000–1500 солдат. В пехотном полку кроме всего прочего, два пехотных батальона. Получается, что численность полка, где-то, в полку тышы две с половиной. А там три полка. Так что, если математику кто изучал, то нужно умножить на три.

– Значит их семь тысяч с гаком. А нас сколько?

– Точную информацию я тебе сказать не могу, потому что не знаю. Но ты же сам видел на построении. Командует нами заместитель командира дивизии, который сейчас считай что комдив. А значит нас, как минимум, дивизия. Помнишь сколько человек по штату в советской общевойсковой дивизии?

– Четырнадцать тысяч, вроде бы, – неуверенно протянул красноармеец.

– Не вроде бы, а точно. Так что, как видишь, числом мы их явно превосходим.

– Но замкомдив Неверовский говорил, что против нас тоже дивизия действует.

– На совещании командиров сказали, что разведкой было установлено, что их дивизия врага будет атаковать сразу три города, что находятся от них за рекой. Но там не только пехотная дивизия. Там другие ещё части есть В том числе вроде бы даже танковые формирования. Сказали, что против нас будет идти три полка, – пояснил старшина и хохотнул: – А тебе, что, мало? Не боись, на твой век немчуры хватит. Ты только в бою не зевай. Как увидишь, сразу бей. А то не достанется ничего, и вернёшься домой без медалей да орденов.

Бойцы его радости явно не разделяли. Все понимали, что раз их призвали в окопы с лечения, то, значит, дела на передовой не ахти. Также все знали, что при отступлении в этот городок стянулись лишь малочисленные группы красноармейцев, успевших выйти из окружения. Тогда о каких четырнадцати тысячах говорят командиры? Ведь серьёзных воинских отрядов на улицах видно не было. Можно, конечно, было предположить, что все войска сейчас находятся на своих позициях, занимая оборону на передовой, но это никак не вязалось с тем, что только что было в госпитале.

И это прекрасно понимали все. А потому ожидаемый вопрос не заставил себя ждать.

– Да ладно тебе, старшина, скажи правду. Ведь, если бы было так, как ты говоришь, то нас бы с больнички разве дёрнули? Тут не дети собрались. Всё поймём, – остановил его за плечо Апраксин.

Они с ним были ровесники, и потому тот счёл возможным такое нарушение субординации.

Свиридов остановился, обвёл нашу пятёрку посмурневшим взглядом и, посмотрев по сторонам, негромко произнёс:

– С вами, чуть больше сотни.

– Э-э, то есть, это с ранеными, которых сейчас распределили? – широко открыл глаза боец, у которого было перевязано бедро.

– Да, – ответил тот, ещё раз вздохнул и скомандовал: – Всё, хватит лясы точить. Времени нет!

Через пятнадцать минут добрались до склада материального обеспечения, что находился рядом с железнодорожным депо. Там мы увидели других раненых бойцов, которые так же, как и мы, нашли в себе силы, несмотря на боль и сложные ранения, встать в строй.

Отстояв небольшую очередь, я получил новую гимнастёрку, штаны, ремень, пилотку, каску, плащ-палатку, портянки, ботинки с обмотками, сапёрную лопатку, вещмешок, флягу для воды и сухпай на один день.

– Да мы прям вылитые женихи, – надев на себя форму, произнёс Ломакин, боец из нашей палаты, который проходил лечение после ранения в бицепс левой руки.

– И не говори. Всё новенькое. Хоть сейчас невесту ищи, да женись, – поддержал его Апраксин, поправив повязку на шее.

– Интересно, откуда такое богатство? – задал риторический вопрос красноармеец, голова которого была частично забинтована из-за двух осколочных ранений по касательной – в лоб и макушку.

– Хорошее обмундирование, это вы правы! Всё ни разу не одёванное. С эвакуированных складов дивизии, которые удалось вывезти из Новгорода, – проходя мимо, подбадривающим тоном произнёс старшина, а затем видимо решив, подбодрить ещё больше, повысив голос добавил: – Так что, всё для вас, орлы и коршуны мои! Только воюйте! А я всем нужным обеспечу!

– Да нечем воевать-то! Оружия-то не дали, – напомнил Апраксин.

– Всё дадим! Никто воевать в исподнем и с одними вилами в руках не будет! Все оделись? Ну тады айда за мной.

Прошли вдоль длинного здания ещё дореволюционной постройки, и, перейдя через несколько железнодорожных путей, приблизились к четырём товарным вагонам, которые охранялись двумя часовыми. Большие двери двух из них были открыты, и сидевшие внутри командиры с помощниками выдавали красноармейцам оружие.

В каждый вагон стояла небольшая очередь из красноармейцев. Были среди них и раненые, как мы. Все стояли и ждали, пока им выдадут оружие и боекомплект.

– На наше счастье, эти вагоны со спецсоставом не успели отправить в тыл. Паровоз немцы разбомбили, а других паровозов нет, – негромко пояснил Свиридов, достав из кармана кисет с махоркой. – Поэтому вооружаться будете тоже новым оружием.

– Ничего себе, четыре вагона с оружием… – цокнул языком контуженый боец РККА, что тоже вызвался добровольцем. – А у нас при выходе из окружения не было даже одного. Эх, сколько человек положили из-за нехватки патронов.

– Самалевский, а ну отставить похоронные речи, – прикрикнул на него старшина. – Вагоны тут тоже не просто так стоят. Они для армии – то есть и для вас, в том числе. Так что это даже хорошо, что они не успели отсюда уехать. Для нас же и хорошо. Теперь есть, чем сражаться.

– Ну да, патронов, чую, тут много. На долгое время хватит.

– Тут не только патроны, тут и другого боеприпаса навалом. Так что, если патроны закончатся, то приходи, я тебе снарядов для пушки выдам, – хмыкнул младший лейтенант, что сидел на выдаче. – Только пушку уж ты сам добудь. У меня их тут нет.

– Да где же их взять, эти пушки? Я лично видел всего две штуки у входа в город. И то, можно сказать, мелкокалиберные. А других и не видел. Получается, что те две – это и есть вся наша артиллерия. Тогда толку-то от ваших снарядов⁈ – скептически произнёс контуженный.

– В хозяйстве всё пригодится. И вообще, отставить разговоры. Оружие получил? Расписался? А боезапас получил? Нет? Так иди, получай. Это через вагон, – отрезал интендант, решив, вероятно, прекратить разговоры, которые могут перерасти в ненужное обсуждение практически отсутствующей артиллерии.

Через три человека подошла моя очередь. Как и красноармейцу, что был передо мной, мне протянули ППШ. Но я попросил, заменить его на винтовку системы Мосина, увидев через большие открытые двери вагона, что это оружие в наличии есть.

– Зачем тебе? – Поинтересовался интендант. – Новьё же предлагают, не хухры-мухры! Это, боец, пистолет-пулемёт образца 1941 года системы Шпагина с патроном калибра 7,62 миллиметра, пойдёт тебе всяко лучше, чем трёхлинейка. Да, винтовка бьёт дальше и убойней, но зато ППШ имеет большую кучность боя. Так что в бою по немцу попасть, тебе будет значительно проще. Так что получай его, два барабана, расписывайся и свободен.

– Нет. Мне нужна винтовка. Я хочу иметь возможность прицельно стрелять на дальние дистанции.

– Да куда тебе вдаль-то стрелять, если ты вон, наполовину слепой⁈ Бери автомат, говорю. Уж им-то точно не промахнёшься, если увидишь кого. Так что слушай меня, бери то, что я тебе даю. Потом спасибо скажешь!

– Сразу скажу большое Вам спасибо, но я всё же попросил бы выдать мне именно мосинку. Привык к ней уже. Я на гражданке именно из неё в тире стрелял, а потому именно с ней я смогу быть более полезен в бою.

Когда беззастенчиво врал, не боялся, что буду пойман на такой лжи. Сейчас время такое, молодёжь повально увлечена военным делом и готова к труду и обороне. В стране множество тиров. Они есть в школах, училищах и вузах. Кроме того, юноши и девушки сдают нормы ГТО, в том числе, и по стрельбе. Отличники боевой подготовки получают после этого значки, на которых имеется гордая надпись «Ворошиловский стрелок». Для молодёжи этой эпохи такой знак во много раз дороже золота, практически предмет вожделения. Так что в обществе с повальным увлечением стрельбой фраза о том, что стрелять я люблю именно из вот этой вот винтовки, а не какой-то другой, никакой особой настороженности ни у кого не вызвало.

Младшему лейтенанту, вероятно, надоело спорить и он дал отмашку своему помощнику. Тот из открытого ящика достал новую промасленную винтовку и протянул её мне.

– Масло не забудь стереть.

Я поблагодарил красноармейца и расписался в журнале, в котором отмечалось, кто боевое оружие получил и за каким номером.

Но перед тем, как уйти, решил всё же поинтересоваться у младлея:

– Извините, товарищ командир, а снайперской винтовки или снайперского прицела у вас случайно нет?

– Это кому ты такое просишь? Тебе, что ль? Ты что, снайпер? – оторвался от записей в журнале тот, с любопытством посмотрев на меня.

– Фактически да.

Младший лейтенант в отрицании покачал головой.

– Извини, снайпер, чего нет, того нет. А вот две гранаты, на всякий случай, ты возьми. Мало ли, – произнёс он и кивнул в сторону раздающего, а тот с готовностью извлёк из соседнего ящика пару осколочных гранат.

Совет был дельный и я решил, что лишними они точно не будут. Так же, как и за винтовку, расписавшись в журнале, получил две РГД-33 и уступил место стоящему за мной в очереди Апраксину. Сам же направился в соседний вагон, где выдавали патроны.

Я помнил, что для боя красноармейцу было положено иметь шестьдесят патронов. И, в общем-то, наверное, в наступательных операциях такого количества боезапаса было вполне достаточно. Но сейчас-то мы собирались обороняться. Поэтому, увидев две протянутые мне коробки по двадцать штук в каждой, попросил увеличить их количество.

– Ты эти-то вначале отстреляй, – Беззлобно улыбнулся старший сержант, который вместе с бойцом РККА занимался выдачей боезапаса.

– Отстреляю. Хорошенько отстреляю вместе с врагами, вот только врагов там сильно больше, чем сорок. А потому, прошу увеличить количество.

– Боезапас надо тратить с умом, а не бездумно стрелять в белый свет. Тебе, что, об этом командиры не говорили?

– Говорили, но Вы меня неправильно поняли. Я собираюсь не в небо стрелять, а по немцам, – ответил, а видя, что мои слова до него не доходят и он не хочет идти на уступки, решил приукрасить: – Видите ли, товарищ старший сержант, я снайпер. И мне нужно больше патронов. Причём разных.

– Каких это разных? Ты о чём? – нахмурился тот.

«Проверяет? Или и вправду не понимает?» – удивился я и рассказал, что помнил о патронах, которые могут использоваться в винтовках данной модели.

– Как говорят нам учебные пособия, патроны для Русской трёхлинейной винтовки Мосина образца 1891/30 годов, бывают с тупоконечной пулей образца 1891 года, патрон с лёгкой пулей, обозначение – Л, патрон с тяжёлой дальнобойной пулей, обозначение – Д, патрон с бронебойной пулей – Б-30, патрон с бронебойно-зажигательной – пулей Б-32, патрон с трассирующей пулей – Т-30, патрон с бронебойно-зажигательно-трассирующей пулей – БЗТ, патрон с зажигательно-бронебойной пулей – ЗБ-46, патрон с пристрелочно-зажигательной пулей – ПЗ, патрон с бронебойно-зажигательной пулей – Б-32 м, патрон со снайперской пулей – Сн 7н1, патрон с лёгкой пулей – ЛПС со стальным сердечником. Меня сейчас больше всего интересуют дальнобойные, бронебойные, снайперские, ну и, может быть, зажигательные, – я улыбнулся и добавил: – На всякий случай.