Текст книги "Поиски путей (СИ)(Лестница из терновника 2)"

Автор книги: Максим Далин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Второй вопрос: глуп Эткуру или прикидывается. С одной стороны, он, вроде бы, абсолютно не умеет вести переговоры – никакой дипломат вообще. Чуть что – срывается на стук ботинком по трибуне. "Это – не будет. Лев сказал, так". Склонен давить, пока не хрустнет. Вдобавок, он хуже говорит на языке Кши-На, чем Анну. А с другой стороны… возможно, всё это южный способ демонстрировать непреклонность и силу… а у миссии есть какие-то цели, помимо декларируемого спасения двадцать шестого принца.

– Что ты говоришь ему? – спрашивает Эткуру меня. – Что он торчит здесь? Глядит на того Барсёнка, так? На Барсёнка Ча? Не может найти дело?

– Вам, наверное, скучно здесь? – отвечаю я вопросом на вопрос и улыбаюсь. – Здесь, в Кши-На, вам, Львятам – скучно, да?

Эткуру морщит нос.

– Нет. Не скучно, нет. Надоело, так. Глупо. Долго.

– Северяне не прислушиваются к твоим словам? – спрашиваю я сочувственно.

– Северяне придумывают много своих слов, – усмехается Эткуру. – Снежный Барс может говорить, говорить и говорить – а так ничего и не скажет.

– Тебе тоже непросто тут, Львёнок? – говорю я. – Тут, в чужой стране, среди чужих? Да?

Эткуру бросает на меня быстрый взгляд:

– Тоже чужой здесь? Ха, я вижу, ты чужой. Не такой, как северяне. Понимаешь больше. Откуда?

– Я тоже с севера, но не из Кши-На, – говорю я, чувствуя, как между мной и послом ломается лёд. – Я горец. Пришёл сюда издалека, после того, как мои родственники погибли. Умерли в мор.

– Ты ко двору здесь, – говорит Эткуру.

– Мне нравится разговаривать с людьми, – говорю я. – А люди любят, когда их слушают. Правда?

– А мне вот не нравится с ними разговаривать, – говорит Эткуру. – С язычниками. И я им не нравлюсь – но так и должно быть.

Я улыбаюсь.

– Послу полезно нравиться хозяевам, – говорю я. – Так проще получить то, что нужно стране посла. Как ты думаешь, это правильно?

Эткуру неожиданно ослепительно улыбается в ответ. У него обнаруживаются острые искорки в глазах, яркие зубы и ямочки на щеках. Первый вопрос снят.

– Пойдём отсюда, – говорит он мне. – Пойдём в наше… жильё. Выпьем вина.

Я киваю и отмечаю движением зрачков начало рекомендованной съёмки. Вот, далёкая родина, смотри! Это – лянчинцы, южные варвары! Вот – их упрямый посол, злыдень-Эткуру. И вот – мы идём бухать в флигель для гостей, в самое их логово, на территорию Лянчина. И Анну, явно обрадовавшись, что мы оставили его в покое, снова садится на подоконник – но это пока неважно.

* * *

Уже почти закончив с обедом – доедая кусок холодной свинины – Элсу услышал лёгкие шаги на лестнице. Он вытер жирные руки куском холста и встал, подойдя к решётке.

Зи-А. Вряд ли кто-нибудь ещё в такое время. И видеть Зи-А Элсу был рад. Вот так просто – рад. Причин много – и то, что Зи-А не солдат и быть солдатом не может, причина вовсе не главная.

Каморка на башне закрывалась одной только решёткой с таким расстоянием между прутьями, что Элсу и Зи-А легко могли просунуть между ними руки. Здесь, в бывшем караульном помещении со стрельчатым окном, в которое виднелся далёкий горизонт в синей дымке, Элсу чувствовал себя гораздо легче морально, чем в подвальном каземате, несмотря даже на холод – и он подозревал, что его переселили на башню не без участия Зи-А. И солдаты перестали брезгливо коситься на Элсу не без участия Зи-А. Странная правда.

В самом начале знакомства Элсу думал, что Зи-А ничего не понимает. Не понимает, что лянчинцы – враги северян. Не понимает, что сам не представляет для южной армии даже той минимальной ценности, какую имеет рабыня – в случае победы Зи-А просто прикололи бы, как ягнёнка, даже не взглянув на его милое бледное лицо; в худшем случае – прикололи бы… потом, разобравшись, что с ним не так. Да что там! Элсу казалось, что Зи-А не понимает даже, насколько он сам – неудача Творца, ошибка, которую из странных соображений не исправили.

И всё это оказалось заблуждением. Зи-А всё понимал и не был ошибкой. И за две луны плена Элсу сам начал понемногу понимать, что мир сложнее, чем казалось раньше, а ошибкой вполне может оказаться его собственный привычный взгляд и даже привычный взгляд братства вообще. Время от времени Элсу становилось до оторопи жутко от таких мыслей, но тогда надо было просто подумать о чём-нибудь другом.

Может, попросить Зи-А сыграть на флейте, которую он всегда носил в рукаве – завёрнутой в кусок шёлка, расписанного синими цветами. Обычно он не отказывался… Или Зи-А приносил горячий сосуд с длинным носиком и пару крохотных стеклянных чашек – тогда они пили здешний травник, сладковатый и терпкий, стоя по разные стороны решётки. Или Элсу учил Зи-А петь песни на языке Лянчина. Или Зи-А рассказывал истории… Младший сын коменданта крепости, калека отроду, знает крепость, как собственную комнату, ходит всюду – кто ему запретит? – и скрашивает пленнику жизнь… невозможная ситуация.

– Привет, Львёнок, – сказал Зи-А, подходя. Он рассеянно улыбался, как всегда, и, как всегда, его голубые глаза, прозрачные и пустые, остановились где-то в дальнем углу комнаты. – Ты слышишь запах снега? Сегодня пришла зима.

– Прости, я видел снегопад, – сказал Элсу и смутился, как всегда, говоря с Зи-А о зримом мире.

Зи-А чуть пожал плечами.

– Это ты – прости. Я иногда забываю. Я задумался. Хочешь печенья?

– Да, – Элсу коснулся решётки – и Зи-А тут же ткнул в его ладонь сверток, пахнущий сдобным тестом. – Знаешь, я иногда не понимаю… не понимаю, откуда ты знаешь, где мои руки. Ты же их не видишь…

Зи-А снова пожал плечами.

– Я сам не понимаю… во всяком случае, объяснить не могу. Ну это как… как жаровня. Ты же не можешь не знать, где она находится, правда?

Элсу развернул бумагу. Печенье выглядело замечательно – и он тут же откусил кусочек.

– Нравится? – весело спросил Зи-А.

– Да, роскошно… но я все равно не понял: я же не такой горячий, как печь!

– Но я же не такой деревянный, как некоторые! Мне хватает твоего тепла – тем более, мы близко стоим.

– А если далеко?

– Далеко – я слышу. Ты ведь не можешь не дышать – а пыхтишь, как запряжённый тяжеловоз.

Элсу усмехнулся, хотя слова Зи-А его вовсе не позабавили. Он всё-таки был не в силах себе представить, как Зи-А может жить. Как вообще можно жить, не видя?! Боец, потерявший глаза во время сражения, попросил бы себя добить; как отец мог оставить в живых младенца, который обречён жить без глаз?! И тем ужаснее и удивительнее был постоянный тон Зи-А – спокойный и весёлый, будто вечная беспросветная темнота, в которой он существует, совсем не ужасна…

– Я люблю зиму, – сказал Зи-А. – Мне очень нравится запах снега… и это ощущение, когда с мороза возвращаешься в тёплую комнату. Когда горят щёки – и становится радостно без всякой настоящей причины. Когда в жаровне трещит огонь, а за окном воет ледяной ветер – как-то особенно уютно, правда?

– Не люблю холод, – возразил Элсу. – Дыхание смерти этот твой ледяной ветер, так старики говорят… Хорошо ещё, что у вас тут не такая длинная и тёмная зима, как далеко на севере… Э, послушай, а по какому случаю такое печенье? – вдруг спохватился он. – Что вдруг?

– Это – подарок для меня, – сказал Зи-А с непонятным выражением лица. – А я хочу сделать подарок тебе. Мы скоро расстанемся.

– Ты уезжаешь? – с сожалением спросил Элсу. – Надолго?

– Это ты уезжаешь, – Зи-А легко дотронулся до его руки. – Государь прислал за тобой людей. Ты уезжаешь в Столицу – за тобой скоро приедут твои родственники и ты вернёшься домой. А я… – он выдержал многозначительную паузу и, не выдержав, счастливо улыбнулся и торжественно сообщил. – Я получил письмо от Официального Партнёра.

Здешний безумный обычай. Двое парней-ровесников искушают судьбу. И какой-то мерзавец вызвал на бой Зи-А! А этот дурачок – радуется!

– Зи-А, ты, наверное, с ума сошёл! – выпалил Элсу, совершенно забыв о себе и собственной судьбе. Он схватил северянина за руку и подтащил к себе, прижав к решётке. – Как ты собираешься с кем-то драться – ты слепой! Тебя просто убьют – и всё! Ты смерти ищешь?

– Не дёргай меня так, – преувеличенно возмутился Зи-А, отстраняясь. – Это было неожиданно, я колено ушиб, – и сбился с тона, рассмеявшись. – Видишь ли, Львёнок, ты напрасно думаешь, что я никогда ни с кем не рубился. Мои Братья и солдаты Отца…

– Они тебя жалеют! – выдохнул Элсу. – Они тебе подыгрывали! А этот гад – он не сможет тебя жалеть: кто даст тебе победить, это смешно!

– Я не слишком надеюсь на победу, – сказал Зи-А просто. – Но я страшно рад, что Юноша Эр-Нт из Семьи Тья – они живут в городе, его отец – Председатель Департамента Добродетели, так вот – что Эр-Нт вызвал меня на настоящий поединок.

– А если ему приказал отец? – Элсу сморщил нос.

– Нет! – Зи-А мотнул головой, и его бледные щёки вспыхнули. – Его отец не слишком одобряет нашу близость. Я слишком хорошо знаю Эр-Нта, хоть и не верил, что он мне Официально напишет. Это он сегодня привёз мне печенье. И мы утром… попробовали… – и хихикнул. – Не печенья, а спарринг – мы уже год не рубились.

Вкус печенья моментально стал отвратительным. Элсу положил свёрток на край стола и с трудом проглотил сладкую слюну.

– Ты что… – еле выговорил Элсу, – ты хочешь быть его рабыней?

– Если проиграю – буду его подругой, – сказал Зи-А. – Он не жалеет меня – я чувствую такие вещи. Ему нравится… что я готов драться всерьёз.

Элсу взмахнул рукой, намереваясь ткнуть Зи-А в плечо – но северянин подставил ладонь, быстро и чётко, как в бою.

– Я всё чувствую, – сказал Зи-А. – Я чувствую твои движения, я чувствую лицом движение воздуха. Не думай, что я беззащитный. Ты когда-нибудь видел, чтобы я спотыкался?

– Он может убить тебя случайно! – Элсу несло, он никак не мог успокоиться, чувствуя досаду, злость на неизвестного Эр-Нта и такой же мучительный страх за Зи-А, какой в день своего первого и последнего боя чувствовал за себя. – А если не убьёт – тогда… ты хоть знаешь, каково это? Какой это грязный ужас – переламываться?!

– Для настоящего бойца поражение – не повод для паники, – улыбнулся Зи-А. – И это вовсе не грязно – не грязнее, чем любой бой. И даст нам возможность уже никогда не разлучаться – что бы не говорили наши Старшие Родственники.

– Даст ему возможность смотреть на твои конвульсии? – спросил Элсу, содрогаясь.

Зи-А провёл пальцем по костяшкам его кулака, сжатого на пруте решётки.

– Разве ты стал бы так говорить о раненом друге? Разве это правильно?

– Зи-А, ты ещё ничего не знаешь о жизни – и ты слепой! С того момента, как у тебя выбили меч – ты не друг! Ты – никто. А этот гад – он врёт тебе! – сказал Элсу с горечью. – Он нашёл себе лёгкую добычу, как ты можешь не понимать?! Наверное, он рад, что ему придётся рубиться со слепым – ведь это всё равно, что поймать котёнка…

Оживление погасло на лице Зи-А, будто кто свечу задул.

– Если бы Эр-Нт считал меня слабаком, он побрезговал бы со мной драться, – сказал северянин глухо. – И уж во всяком случае, не написал бы мне такого письма… "Ты будешь слышать за двоих, я буду видеть за двоих"… и не приехал бы, чтобы прочесть его вслух. Ты несправедлив, Элсу.

– Просто – ты милый! – в отчаянии Элсу врезал кулаками по решётке. – И вместо того, чтобы дружить с тобой, твой Эр-Нт думает о тебе всякое разное! А ты – ты ведь его лица не видишь!

Зи-А неожиданно рассмеялся.

– Зато слышу его дыхание! Послушай, Элсу, я же не маленький ребёнок, я знаю, откуда женщины берутся – я даже знаю, откуда берутся дети… Знаешь, что я придумал? Я упрошу послов позволить тебе посмотреть на поединок. Не сбежишь же ты с крепостного двора – и потом, тебе уже ни к чему бежать: ты и так скоро поедешь домой. Хочешь взглянуть?

– Я хочу, – в волнении Элсу ухитрился пропустить мимо ушей большую часть сказанного. – Я хочу посмотреть на этого типа. Ты, Зи-А, был моим другом всё это время… если бы не ты, я всё это время не разговаривал бы ни с одной живой душой, тут – все враги мне… и я… мне тяжело думать, что с тобой могут поступить подло.

Зи-А улыбнулся и тряхнул головой, закинув за спину толстую косу удивительного цвета – тёмно-рыжую, как кора северных кедров.

– Не поступят – ну, ты же захочешь выйти отсюда в такой замечательный день! Мне не давали ключ от твоей… камеры… но сегодня всё уже решено, тебя всё равно выпустят. Жди, за тобой придут!

Элсу кивнул, сообразил, что Зи-А не видит его движений, и сказал: "Да, я жду" – Зи-У просиял и сбежал с лестницы. Элсу стоял у решётки, слушал его быстрые шаги – такие уверенные, будто его товарищ-северянин видел ступеньки – и пытался сладить с тревогой и болью в сердце.

Зи-А казался Элсу своего рода членом братства северян – если можно так говорить о язычниках, вовсе не состоящих друг с другом в родстве – с ним можно было общаться, не роняя себя. И этот слепой язычник, который приходил поболтать с врагом как с приятелем – он много стоил, но болтовня Зи-А о поединках казалась Элсу совершенно дикой; у него не выходили из головы образы собственных изменяющихся волчат, жалкие и ужасные – а Зи-А с наивной непринуждённостью болтал о метаморфозе, словно новое тело для него не более значимо, чем новая одежда. Зи-А не понимал! Он не представлял, на что идёт, соглашаясь рубиться со здоровым парнем! Зи-А не видел – и не мог себе представить, что его тело может превратиться в комок сплошной боли; он не видел – и не знал, что такое женщина, соблазнительная и ничтожная вещь мужчины…

И Элсу, оскорблённый и встревоженный за Зи-А, метался по камере, как пойманный лис по клетке, пока с лестницы не донеслись шаги и голоса. Элсу остановился у узкой бойницы, скрестив руки на груди и стал дожидаться гостей.

Гости Элсу удивили: с комендантом и парой примелькавшихся офицеров крепости пришёл О-Наю, который, насколько Элсу знал, покинул крепость через пару дней после стычки, но ещё удивительнее было то, что Зи-А держал маршала под руку.

– Привет, О-Наю, – сказал Элсу холодно.

– Тебе повезло, Львёнок, – отвечал маршал в том же презрительно-надменном тоне, каким разговаривал с Элсу и раньше. – Не думаю, чтобы ты имел какое-нибудь серьёзное значение для своей родни, но Лев, по-видимому, решил не допускать прецедента…

– Дорогой Дядюшка, – Зи-А тронул О-Наю за руку, – пожалуйста, я прошу вас – Элсу не виноват во всех бедах, которые творили южане с начала времён!

Комендант нахмурился и прикрыл ладонью глаза, но жестокое лицо маршала чуть оттаяло.

– Что ж смущаться, дорогой Господин О-Бри, – сказал он коменданту с тенью улыбки, – вы ведь и вправду приходитесь мне троюродным братом, а ваш Младший достаточно смел, чтобы быть достойным вашего рода… – и повернувшись к Элсу продолжал другим тоном. – Лошади готовы, но Младший О-Бри хочет создать другой прецедент – варвар, присутствующий при поединке. Ты будешь иметь возможность его поздравить… хотя я и сомневаюсь в благодетельности твоих благословений.

Поздравить, потрясённо подумал Элсу. Что за бред! С чем – поздравить?!

Комендант щёлкнул ключом в замке. Элсу вышел на лестницу с ощущением полной нереальности происходящего. Зи-А наполовину обнажил клинок великолепного меча – прямого, как носят северяне, той чудесной ковки, которая оставляет муаровые следы на металле.

– Элсу, дотронься до этого! – воскликнул он, сияя. – Это – подарок Дядюшки, молния – правда?!

О, демоны подземелий и водных бездн, подумал Элсу, ты ведь не видишь его! Жалость – такое подлое чувство, жалость – так отвратительно тебе и так унизительно тому, кого жалеешь! Элсу заставил себя стряхнуть жалость с души, спросил О-Наю:

– А мой меч вернёте? – и его голос прозвучал злее, чем хотелось.

– Нет, – ответил маршал брезгливо. – Его получат твои братья.

От унижения Элсу кинуло в жар.

– Хочешь показать языческой черни Львёнка без меча? – не выдержал он.

– Да, – бросил О-Наю кратко и насмешливо.

Зи-А тронул маршала за подбородок, повернув его лицо к себе – у коменданта на лбу выступили капли пота.

– Дорогой Дядюшка, – сказал Зи-А умоляюще, – я прошу вас позволить Элсу не чувствовать себя пленным хоть один только час! Он ведь не враг нам больше – к тому же я не верю, что он будет опасен для гарнизона крепости, – добавил Зи-А с лукавой улыбкой. – Вы были так великодушны к пограничникам – покажите же пример великодушия к побеждённым врагам, Дядюшка…

Элсу впервые увидел, как О-Наю смеётся.

– Жаль, что ваш Младший останется здесь, Господин О-Бри, – сказал он. – Этот маленький лис, умеющий поймать не только цыплёнка, но и воробья, мог бы делать политику при дворе. Отправьте вашего ординарца к моим людям – пусть пришлют меч Львёнка. Это может быть забавно.

– Благодарю, – сказал Элсу, имея в виду Зи-А, а не О-Наю.

Один из пограничников накинул Элсу на плечи полушубок:

– Сегодня началась зима, Львёнок – не окоченей… – и Элсу подумал, что надо было бы сбросить его с себя, но удержался.

О-Наю и его свита спустились по лестнице в кордегардию, и вышли через неё в крепостной двор. Элсу шёл за ними, а за ним, по пятам – рослый солдат – но этот докучный конвой воспринимался лишь краешком глаза и разума: Элсу отчаянно хотелось покинуть свою тюрьму, хотя бы под стражей.

В кордегардии и крепостном дворике было непривычно многолюдно. Снег сделал мир вокруг ослепительно чистым и нарядным, а поверх снега, на кронштейнах для факелов, висели ярко-красные фонарики. После казарменной затхлости особенно остро и сладко пахло зимней свежестью и пряным дымом с маленькой, вытащенной во двор жаровни.

Элсу увидел многих примелькавшихся пограничников, свободных от патрулирования на сегодня – с красными лентами в волосах или на поясе – и совершенно неожиданных в крепости штатских. Светловолосый парень в меховой безрукавке поверх странной здешней одежды, пивший с офицерами травник, стоя у лестницы на крепостную стену, просиял, сунул кому-то в руки свою чашку и заорал на весь двор:

– Привет, Медный Феникс!

– Привет, Южный Ветер! – закричал Зи-А, отпустил локоть маршала и побежал через двор. Солдаты расступались в стороны – и Зи-А ни разу не оступился, будто зрячий. Светловолосый дёрнулся к нему навстречу – и они схватились за руки в центре широкого круга, возникшего неожиданно и спонтанно – но на удивление чётко, будто зрители долго тренировались организовывать подходящее для поединка место.

– Почему "медный"? – спросил Зи-А, смеясь и морща нос. – Мне не нравится запах меди и вообще – это слишком мягкий металл…

– Мне будет тяжело тебе объяснить, – сказал светловолосый – очевидно, тот самый Эр-Нт, подумал Элсу с неприязнью. – Ты не понимаешь, что такое цвет… Но неважно. Всё равно я не стану больше тебя так называть. Осенний Клён – это тебе нравится больше?

– Да, – Зи-А кивнул. – Запах осенней листвы меня просто очаровывает. И я помню… кое-что… – добавил он, смеясь.

Они болтали, как старые и близкие друзья, а Элсу, оставшийся стоять шагах в пятнадцати, в стороне, прислушиваясь к этой болтовне, чувствовал тянущую тоску, почти боль, которую не мог себе объяснить. Будь у него малейшая возможность, Элсу вызвал бы Эр-Нта на поединок – не на северную непристойную игру, а на настоящий, на смертный бой. С другой стороны, он видел, как Зи-А разговаривает с этим убийцей… и противоречивые чувства сшибались в душе, разбиваясь на острые осколки…

– Привет, командир, – вдруг услышал Элсу совсем рядом.

Обращение на лянчинском обожгло его, как струя кипятка. Он вздрогнул и обернулся.

Голос был незнакомый – и внешность была незнакома. Незнакомая рабыня – и тут Элсу ощутил, как кровь прилила к щекам: нет, знакомая, даже слишком. Светлый шрам, рассекающий бровь. На тёмном, ярком, потрясающе красивом лице.

В сущности, ясно же – эти несчастные девки остались в крепости, они – солдатские шлюхи. Ясно и то, что метаморфоза могла бы оказаться эффектной: рабыни войны, принадлежи они кому-нибудь из порядочных людей, рожают хороших детей, рожают много и легко, в том и ценность рабынь войны. Но увидеть такое Элсу никак не ожидал.

За две прошедших луны волосы рабыни отросли – были собраны сзади в пучок и украшены алой лентой. Её уши прокололи, вставив подвески с ярко-оранжевыми, сладкими на вид, как ягоды, круглыми камешками. Ожерелье из таких же оранжевых шариков в два ряда охватывало её голую шею – а на её плечах лежала накидка из какого-то пушистого меха, мягко и легко подчеркнув совершенство нового тела. Но дикость зрелища заключалась не в этом – и даже не в длинном ноже в ножнах тиснёной кожи на бедре рабыни.

Дикость – и ужас – были в её взгляде. В том, как она подошла – посмела подойти – к мужчине, к Львёнку. В выражении лица – без страха, стыда, вины – одно лишь участие, в которое Элсу не поверил.

Раньше это был просто ординарец Кору, честная душа. А теперь – с этими блестящими глазами, с этой точёной шеей, дорисованной сладкими бусами до нечеловеческого совершенства, с этим платком оранжево-жёлтого шёлка, превратившим человеческую талию и бёдра во что-то цветочное, облачное или медовое, с грудью, укутанной пухом, как созревающий плод – лепестками, даже с этой светлой полоской шрама, рассекающей бровь – Кору стал гуо, чудовищно прекрасным, обольстительным и опасным созданием, демоном, обрезанным и взятым самим Владыкой Преисподней, а после выпущенным в мир на погибель несчастным человеческим существам… Девка так невероятно сильно отличалась от образа, который все эти две луны стоял у Элсу перед глазами, что он отшатнулся.

Видимо, ужас во взгляде Элсу привел рабыню в себя. Она смутилась, растерялась и опустила ресницы, став больше похожей на нормальную человеческую женщину – но всё равно казалась Элсу выходцем с того света.

– Прости, командир, – пробормотала она тише, отчего её голос перестал звучать так зачаровывающе. – Мне нельзя было приближаться к башне, а я давно хотела спросить… ты ведь в порядке? Я хочу сказать – голова не болит больше?

– Давно уже, – машинально ответил Элсу.

Рабыня подняла глаза и взглянула ему в лицо – робко, нежно и настолько желанно, что Элсу едва сдержал мгновенный порыв либо ударить её, либо сдёрнуть мех, открыв её шею и грудь совсем.

– Это хорошо, – сказала она с чуть заметной улыбкой, за которую им обоим определённо полагался ад. – Я всё время о тебе думаю. Жаль только… Наверное, хорошо, что Лев прислал за тобой людей, командир, но жаль, что мы больше не увидимся. Я всегда любила тебя.

– Что?! – прошептал Элсу, отступая на шаг.

– Любила, – кивнула рабыня, грустно улыбаясь. – Но мы ведь… ты знаешь, мы – рабы Истинного Пути, мы не смеем делать то, что хочется, мы боимся… если бы Закон разрешал нам вот так играть – как этим детям, как этому слепому мальчику… может, я рожала бы детей тебе… если бы ты захотел, если бы Творец разрешил… ты ведь тоже… тебе ведь нравилось общаться со мной, ты мне верил…

– Я бы тебя бил, – брякнул Элсу, пытаясь уместить услышанное в голове.

Рабыня улыбнулась так, что у него упало сердце.

– Может быть, не всегда?

– Ну что ты говоришь! – воскликнул Элсу в тоске. – Ты что, хотела бы, чтобы я тебя отлупил и обрезал? Действительно?! Вот хотела – на скачках, на собачьих боях, во время наших спаррингов – ты об этом думала?!

– Нет, – сказала рабыня, вздохнув и отводя глаза. – Тогда я была такая же дура, как и все. Я… я не знаю… я иногда всех ненавидела… и мне просто хотелось служить тебе… Но теперь – теперь я всё понимаю и знаю, как надо. Как сделать… красиво…

– Быть девкой?! – зло бросил Элсу и тут же пожалел об этом.

Рабыня пожала плечами.

– Лучше быть девкой на севере, чем рабыней на юге, – сказала она тоном, в котором Элсу вдруг узнал прежнего, спокойного и рассудительного Кору. – Знаешь, почему наши пленные не возвращаются домой?

– Да. Ты ж сама сказала…

– Знаешь, – продолжала рабыня, в которой Элсу всё больше и больше узнавал своего боевого друга, – я иногда ужасно боюсь за тебя. Тебя отвезут домой – и один Творец знает, что с тобой будет.

– Да. Северяне сделают всё возможное, чтобы меня опозорить.

– Нет, командир. Им и делать ничего не надо. Лев и твои братья всё сделают сами.

Между тем, Зи-А и его светловолосый друг начали поединок – и Элсу поразился тому, насколько это вдруг отошло на задний план.

Да, Зи-А выглядел не таким беспомощным, как можно было подумать – и Эр-Нт разговаривал с ним, то и дело бросал реплики, будто хотел таким образом чётче обозначить себя в тёмном мире Зи-А. Да, невероятное зрелище явно развлекало и восхищало пограничников, которые затаили дыхание, чтобы не мешать Зи-А слышать соперника. Да, пару раз он ухитрился парировать удары Эр-Нта очень эффектно. Да, с его лица так и не сходила та самая рассеянная улыбочка, что и всегда – только более напряжённая. Но всё это уже не имело отношения к Элсу.

Элсу вдруг понял, что самим согласием на бой Зи-А отдалился от него на другой край Вселенной. Что, как бы всё не сложилось, между ним и Зи-А ничего больше не будет. Что Эр-Нт для Зи-А – не угроза, не враг и даже не чужой. Что несчастный калека, в сущности, гораздо счастливее его самого – и смысл этих разговоров по вечерам сквозь решётку, этого травника, этих песен и этого отвратительного печенья под самый конец заключается именно в том, что Зи-А пожалел Львёнка. Сам он не нуждался в жалости.

Лучше быть слепым, чем одиноким.

А Элсу вдруг из ощущения одиночества, беспросветного, абсолютного одиночества, увидел своего верного, честного друга, способного простить нереально много – да пусть даже и ставшего рабыней, что с того?! Они оба оказались в плену – в грязи – обстоятельства и судьба сыграли против них, Творец отвернул лик – но если ты пал сам, зачем унижать другого падшего больнее, чем это сделала судьба? А если этот падший когда-то спас твою жизнь?

– Кору, – сказал Элсу, и голос сорвался, потому что горло перехватило. Он кашлянул и сказал снова. – Кору… я заберу тебя отсюда. Ты будешь только моей рабыней. Я постараюсь.

– Я уже не Кору, – сказала рабыня. – Северяне зовут меня Ласточка. И… ну ты же знаешь… сам говорил, командир… что со мной было.

– Знаешь, что… это не важно, совсем не важно. Мы с тобой… мы попали в беду, а остальное… а где Варсу, кстати? – вдруг вспомнил Элсу.

– Она теперь здесь не живёт, – сказала рабыня. – Она… тут говорят "вышла замуж". Она теперь рабыня одного здешнего, младшего офицера, живёт в доме его отца, в городе. Будет рожать ему детей. Этот офицер меня называет "сестрёнка", знаешь это слово? Хорошее слово…

Элсу покачал головой. Рабыня вздохнула. В этот момент Эр-Нт закончил поединок, выбив меч у Зи-А из рук. Все орали, кто-то поздравлял Эр-Нта, кто-то вопил, что на Зи-А смотрят Небеса, солдаты пили вино, девки зажигали фонарики, Эр-Нт унёс Зи-А в дом для офицеров, перекинув его через плечо, как правильный трофей, Зи-А, скорее, делал вид, чем отбивался всерьёз, а шикарный штатский в золотых галунах и полосах чёрного блестящего меха говорил коменданту:

– Вы знаете, Уважаемый Господин О-Бри, я, в сущности, был против брака сына с вашей дочерью – но сейчас ничего не могу сказать. Сильная, храбрая девочка… вопреки своей слепоте. Надеюсь, они будут счастливы, пошли Небо здоровья их детям…

– Вот забавно, – сказал Элсу рабыне. – Мы с ним дружили, это он убедил своё начальство позволить мне взглянуть на этот их праздник… и я его больше никогда не увижу. Даже не пришлось ничего сказать на прощанье… ну да это тоже неважно.

– Командир, – начала рабыня, но не успела больше ничего.

Высокий офицер из свиты О-Наю, простоявший рядом всё это время, как неподвижная и немая статуя, вдруг тряхнул Элсу за плечо:

– Львёнок, отдайте меч и следуйте за мной. Маршал торопится.

Элсу оглянулся и увидел крытую повозку, запряжённую парой обрезанных северных лошадей. Свита маршала стояла рядом, держа своих жеребцов под уздцы. Пограничник открыл дверцу повозки.

– Идите! – повторил офицер. – Уважаемый Господин Маршал слишком снисходителен. Вам позволили присутствовать на празднике – и теперь вы ждёте неизвестно чего… вас тащить волоком?

Элсу протянул рабыне руку – Кору на миг сжала её в ладонях и тут же отпустила. Её глаза блестели от слёз – и в этих слезах не было ровно ничего низкого. Элсу расстегнул пояс с мечом и сунул в руки офицеру:

– Хотел этого?! Хотел – так?! На, подавись.

Офицер взглянул гадливо:

– Отправляйтесь к повозке!

– Кору, я заберу тебя отсюда, – шепнул Элсу.

Рабыня обхватила себя руками и покачала головой:

– Я уже не Кору, командир…

– Ты – Ласточка, – через силу усмехнулся Элсу, и офицер, еле сдерживая раздражение, спросил:

– Вас вправду надо тащить?

Ординарец придержал О-Наю стремя. Пограничники открывали ворота. Элсу пошёл к повозке, как к адским вратам.

– Спаси тебя Творец, Командир! – крикнула Кору.

– Я заберу тебя отсюда, – прошептал Элсу, не надеясь, что она это услышит, понимая, что никогда этого не случится, осознав, что в какой-то давно промелькнувший миг жизни всё пошло не так – а теперь ничего не исправишь. Он подошёл к повозке и запрыгнул внутрь, где оказалась пара жёстких скамеек, а окошко было забрано тонкой решёткой. Следом за Элсу в повозку сел один из офицеров О-Наю; солдат на козлах свистнул лошадям.

Повозка тронула с места. Элсу забился в угол, поджав под себя ноги.

Всё было нестерпимо плохо – но Элсу решительно не мог себе представить, как изменить это положение вещей. Он просто не умел – и беспомощность становилась тупой болью внутри.

* * *

Запись N135-06; Нги-Унг-Лян, Кши-На, Тай-Е, Дворец Государев.

Южанам не нравится образ жизни северян – и свои апартаменты они переделали, насколько смогли.

Во-первых, они мёрзнут. В комнату, где живут послы, притащили три жаровни; натоплено так, что мне непривычно – в Кши-На любят этакую свежую прохладу. В покоях Государыни – градусов двенадцать-четырнадцать по Цельсию, у южан – все двадцать или больше, и угля они не жалеют.

Во-вторых, им не нравятся изысканные запахи северных благовоний – все курильницы они убрали. Запах дыма от жаровен южанам приятнее, а ещё пахнет овчиной, потом, железом, какой-то пряной травой… Короче, гости создали себе комфортную атмосферу.

В-третьих, Север любит отстранённость и уединение, а Югу неуютно, когда все поодиночке. Видимо, ещё и с тактической точки зрения нервно – а вдруг злыдни из Кши-На решат напасть, убить? За стеной и не услышишь! Поэтому все собрались в кучу: в одной спальне – две постели послов, около двери, в углу – войлочная подстилка для стражника или слуги, в другом углу расположился, поджав ноги, толстый "бесплотный" писец Когу и разбирает какие-то бумаги. Поклонился нижайше, а зыркнул остренько – на его туповатом плоском лице глаза вполне живые и внимательные. Вот интересно, есть ли у него в свите хоть минимальное право голоса? Никудышник, всё-таки…

Эткуру плюхается на постель. Видимо, есть ещё и в-четвёртых: постели в северном стиле жестковаты – все подушки, сколько их нашлось в апартаментах, стащили сюда, на эти две кровати. И Эткуру усаживается, облокачиваясь на дюжину подушек, как падишах.