Текст книги "Берег Стикса"

Автор книги: Максим Далин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Роман мысленно чертыхнулся и, облокотясь на металлический поручень напротив окошка ларька, заглянул внутрь. Сонная полная девица, осветлённая до бледно-жёлтого оттенка, оторвала осоловевшие глазки от книжки в бумажной обложке, которую читала, посмотрела на Романа – и моментально проснулась. Заплывшие сонные глазки её сделались очень большими и выразительными – они выражали настоящий ужас.

Она не завопила в голос только потому, что потеряла дар речи.

Роман вдруг почувствовал, как заныла верхняя челюсть – даже приятно, пожалуй. Его ноздри раздулись сами собой – ив нос ударил запах из ларька: сигаретного дыма, дешёвой еды, вызвавшей мгновенную тошноту – и тёплой живой плоти. Это было так неожиданно и ярко, что Роман сам себе удивился.

– Который час, крошка? – спросил он небрежно, сглатывая слюну и принюхиваясь.

– Ч… четвёртый…

– Огоньку не будет?

Девица, похоже, справилась со своим страхом. Она усмехнулась, вытащила из коробки простенькую зажигалку, чиркнула, поднесла пламя к самому лицу Романа…

И тут его тело само собой рванулось вперёд, а пальцы сомкнулись у девицы на запястье. Девица взвизгнула и дёрнулась, зажигалка упала, – а Роман потянул изо всех сил. У него было такое чувство, будто девица пытается отобрать у него последний кусок хлеба – и это ощущение, помноженное на дикий голод, удесятерило его энергию. Девица уже не визжала, а молча, отчаянно, сосредоточенно дёргалась, пытаясь вырваться. Роман дважды перехватил её руку повыше – рука в тонком рукаве нитяного джемперка уже торчала в окошке ларька по плечо. Пальцы Романа внезапно обрели чувствительность, рука была мягкая и тёплая, под рукавом и кожей текла кровь – кровь! – и, осознав эту простую вещь, он впился в руку у самого плеча зубами, как некоторое время назад – в другую, холодную руку…

Девица пронзительно завизжала. Роман подумал, что кто-нибудь может услышать её вопли и помешать ему, и эта мысль привела его в бешенство. Голод, смешанный с яростью, заставил его не только хлебать горячую кровь, бьющую из разорванной артерии яркой струёй, но и терзать, рвать плоть с животной, бездумной, торопливой жадностью…

Внезапно Роман осознал, что девица уже не кричит. Это удивило его. Он оторвался от её руки, на которой у плеча обнажилась кость и разодранные мышцы, спутавшись с окровавленной тканью джемперка, висели клочьями – и посмотрел ей в лицо.

Девица лежала на маленьком прилавке между коробкой с использованными чеками и подставкой для блоков с жевательной резинкой. Её лицо побелело, и глаза закатились так, что можно было разглядеть только белки. Касса, прилавок, подставка под жвачку – всё было залито кровью, будто густым томатным соком…

Роман усмехнулся. Вид трупа, из которого уже почти не сочилась кровь, паче чаянья не вызвал ни малейших угрызений совести, ни жалости, ни ужаса. Скорее, напротив – по телу разливалось живое тепло, оцепенение прошло, и руки уже выглядели вполне по-человечески, а значит, и лицо должно было измениться к лучшему. Роман облизал губы, поднял пригоршню мокрого, не растаявшего снега и потёр лицо там, где кожа казалась липкой на ощупь. Снег стал красным, и Роман отшвырнул его в сторону.

Смешно психовать, если ты – мертвец. Чего можно бояться под таким углом зрения? Милиции?

Роман обошёл ларёк вокруг и толкнул дверь. Она не поддалась, но он понял – дверь не заперта, а только накинут крючок или задвинута защёлка. Роман снова усмехнулся и толкнул сильнее, налегая всем весом. Раздался треск, и дверь распахнулась.

Воровство ничем не хуже убийства. Но – какая это малость по сравнению с твоей собственной смертью! А ты-то дёргался – кровь, кошмар… Фигня.

Вампиры вряд ли терзаются угрызениями совести.

Роман отпер кассовый ящик и выгреб оттуда купюры. Несколько десяток упали на пол, прилипли к кровавой луже – дьявол с ними. Роман рассовал деньги по карманам, оторвал от пачки полиэтиленовый пакет, сунул туда блок дорогих сигарет, две бутылки водки, банку пива, банку консервированных оливок, пару пакетиков чипсов… От вида и запаха еды ему было нехорошо, но он отлично представлял себе, какое впечатление это должно будет произвести на Татьяну.

Упырю, как и вампирам, нужно логово, подумал он уже спокойно. Его природный цинизм помножился на благоприобретённый – и теперь представлял собой сокрушительную силу мегатонной мощи.

Выйдя на свежий воздух, Роман глубоко вдохнул и потянулся. Боль забылась, как забывается зубная боль после того, как вырвешь больной зуб – теперь он чувствовал тепло, покой и что-то, похожее на приятную усталость. Хорошо бы поспать, подумал он и направился к дому.

Он начинал осваиваться с новым положением. Как бы то ни было – вампир, упырь или смертный – я мыслю, следовательно, я существую. Почему бы прикола ради не поизучать упырей? Глава первая: чем отличается упырь от вампира…

Роман открыл дверь своим ключом и просочился в ванную комнату, тихо-тихо, почти беззвучно. Торопливо содрал с себя окровавленные тряпки. Сунул в грязную наволочку, завязал узлом.

Взгляд упал на облезлое зеркало на ванном шкафчике. Зеркало отражало дверь и вешалку с полотенцами. Роман ухмыльнулся и дотронулся кончиками пальцев до его блестящей поверхности. Это было сумасшедшее ощущение – рука не встретила своего привычного зеркального двойника, зеркало по-прежнему отражало лишь потолок и стены, зато на стекле как будто сам по себе образовался чуть заметный туманный отпечаток, след папиллярных линий, тех самых, что так интересуют милицию при осмотре места преступления.

Роман с детской радостью помахал перед зеркалом полотенцем и насладился видом полотенца, которое реет в воздухе, как живая розовая птица. Поднял кусок мыла, который выглядел в зеркале, как миниатюрный НЛО. Тихо рассмеялся и решил, что на сегодня довольно игр.

Он влез в ванну и включил воду. Её тёплое прикосновение вызвало физический восторг, и несколько минут Роман ни о чём не думал, кроме горячих упругих струй, стекающих по его коже. Вот, кстати, глава вторая: что чувствует труп, когда его обмывают в морге. Впрочем, заурядный труп ничего особенного не чувствует… Роман встряхнулся и принялся рассматривать собственное тело.

Зрелище его удовлетворило. Остатки чужой крови стекли в отверстие слива вместе с грязной водой. Кожа выглядела серовато-бледной, но не более, чем бывает у нездоровых или переутомлённых людей. Зловещая синева совсем пропала из-под ногтей. Роман кивнул собственным мыслям, выключил душ и принялся вытираться. Потом бесцеремонно прихватил тренировочные брюки и чистую футболку Петеньки, которые сушились на батарее в ванной после стирки, надел их, вышел и забрал наволочку с окровавленным тряпьём в свою комнату.

В комнате же, на привычном, хоть и неудобном диване, рядом с родным стеллажом, полным книг по важным вопросам, под знакомой старенькой лампой, Роман совсем развеселился. Он бросил наволочку под диван, широко зевнул, разлёгся поудобнее и задумался.

С одной стороны, жаль, что так вышло. Жаль лунной прелести, инфернального шарма, вкрадчивой, опасной, изящной внешности ночного хищника. Красиво было бы. Но с другой стороны…

А в конце концов, почему бы и нет? Упыри – сущности вечные? Можно предположить, что так. С внешностью всё наладится, если следить за собой и хорошо питаться. Возможности… со временем прояснятся. Хорошо бы найти место сборищ себе подобных, покрутиться там, пообщаться. И сделать выводы уже после того, как будут взвешены все «за» и «против».

Во всяком случае, падать духом не следует. Ты хотел на ту сторону – ты на той стороне.

Татьяна разбудила его рано утром, когда было ещё совсем темно.

Роман проснулся раздражённым и разбитым, его новая ипостась была ощутимо ночной – но, проснувшись, обрадовался. Он забыл перед сном принять элементарные меры предосторожности: занавесить окно, к примеру. А если день будет солнечным? Рассыпаться прахом было бы неприятно.

Поэтому Роман не рявкнул в ответ на стук, а отозвался медовым голосом:

– Иду, Танюша.

Татьяна обнаружила брошенный на кухне пакет с едой и выпивкой.

– Ты, что ли, принёс, Ромка?

Роман улыбнулся заученной тёплой улыбкой. Татьяна в своём халате и шлёпанцах, с помятым лицом и растрёпанным химическим «барашком» раздражала его нынче слабее, чем обычно: его новое обоняние воспринимало запах её живого тела, как приятный. Смешно было думать, что мерзкая сестрица теперь пахнет вкусно, как жареная курица. Если бы ты знала, подумал Роман и улыбнулся уже искренне.

– На первую зарплату, Танюша.

– Правда, что ли?

Роман скорчил наивную мину ребёнка, которого похвалил взрослый, и протянул Татьяне пачку купюр. Он тихо наслаждался ситуацией: примерно две месячных зарплаты Петеньки, небрежно отданные – Татьяна смотрела на деньги жадными глазами, не в силах поверить. Спустя несколько секунд поверила и еле удержала руку, чтобы не схватить с неприличной спешкой.

Роман отлично владел собой. Он даже не улыбнулся.

– Я оставил себе кое-какую мелочь на карманные расходы, – сказал он, так и не изменив наивного тона. – А это – в счёт наших с тобой прежних разногласий, Танюшка. Скоро будет ещё. И – кстати. Я теперь не буду обедать дома.

– А где? – на лице Татьяны мелькнуло тупое недоумение. Это было уже выше её понимания.

– Еда – за счёт фирмы, – сказал Роман безмятежно.

Татьяна первый раз в жизни посмотрела на него с подобострастным уважением, как смотрела на Петеньку, а раньше – на отца. Этот взгляд означал преклонение перед человеком, способным раздобыть большие, по её меркам, деньги.

Роман подумал, что даже если бы сестра узнала, откуда произошло его неожиданное богатство, то молчала бы, как камень. Источник до смешного не волновал её – лишь бы он не иссякал.

– Танюша, – сказал Роман, достаточно поразвлекавшись, – я хотел тебя попросить… Я в ночь работаю, устаю – ты не буди меня днём, малыш. Ладно?

– Я… да конечно! – сказала Татьяна почти нежно. – Поспать хочешь? Да?

– Ну! Чтобы было темно и по возможности тихо.

– А вечером-то посидишь с нами? – это предложение прозвучало окончательным признанием заслуг.

– Посидеть – посижу, – сказал Роман, чувствуя себя абсолютным победителем. – А вот пить не буду, извини, малыш. Мне на работу – не хочу с ходу вылететь за появление в нетрезвом виде, понимаешь?

Татьяна истово закивала.

– Ты бы действительно поспал, – посоветовала она озабоченно, – а то выглядишь как-то бледно и синячищи под глазами…

– Да, малыш, да…

Роман ещё поулыбался, покивал – и ушёл в свою комнату. Закрывая дверь на ключ, задёргивая и закалывая булавками занавески, он с удовольствием думал, что первое испытание прошло отлично. Татьяна ничего не заметила и не заподозрила, не удивилась его роже, не испугалась. Следовательно, всё идёт по плану.

До вечера можно отдохнуть. А вечером надо будет прогуляться…

Милка заменила шторы на окнах на куски картона, происходящие от разорванных коробок. Ей казалось, что лучи весеннего солнца просачиваются сквозь шторы слишком явно. А солнце – это плохо.

У неё аллергия на солнце. От него голова болит и все кости ломит. А в последнее время и лицо начало чесаться. Нет, солнце – это вредно. Вообще, в газетах пишут, что от него бывает рак кожи. Милка не хочет заболеть раком. Вот ещё.

Милка перестала выходить из квартиры днём. Вечером приходилось с сожалением отрываться от сладких грёз, укутываться в платок – холодно же – потом в пальто, втискивать ноги в сапоги, с проклятиями выходить на работу. Перед тем, как запереть квартиру, смотрелась в зеркало. Там, в тусклой глубине, маячило что-то бледное, синюшное, с жалкой гримаской на курином сморщенном личике, с бледными губами – мучной червяк, а не Принцесса. Впрочем, Милку это не слишком волновало. Это внешнее. О внутреннем знают только её Принц и она сама. Остальным и дела нет.

Твари, поганые твари.

Люди – твари. Всюду пачкают, гадят. Милка моет лестницы, а они ходят грязными сапогами, бросают окурки, пустые бутылки. Нассать норовят где-нибудь в лифте. Бросают свой поганый хлам где попало. Свиньи.

Кто-нибудь из жильцов скажет: «Девушка, дайте пройти», – а Милка огрызнётся: «Я работаю, чего, не видите?!» Мало огрызнуться. Хочется ударить изо всех сил ручкой от швабры или ведром, или бутылкой, чтобы кровь потекла – нельзя.

Нажалуется. Заберут. А то и сам драться полезет.

Сильные твари. Сильнее Милки.

Главная тварь – начальница. Милка её убивает в грёзах каждый день. Мучительно. Чтобы орала и стонала и молила о пощаде. А пощады не будет. Потому что по-настоящему Милка, когда начальница орёт на неё, стоит и молчит. Или оправдывается, а в голосе – слёзы. Из-за этой суки. Убить бы суку…

Убивать очень хочется.

Милка убила крысу. Крыса попалась в мусорный бак – и ей оттуда не выскочить. Раньше бы Милка испугалась, теперь – нет. Крыса – мелкая тварь. Ответит за всех. И Милка била её лопатой, пока от неё не остались кровавые лохмотья.

А в душу сходило тепло. И покой.

Тем вечером Милка целовала Принца нежно. Во всей квартире горела только одна тусклая лампочка.

К вечеру Романа разбудил голод.

Это ему совсем не понравилось. Не надолго же хватило этой дурёхи-продавщицы. Неприятно. Это означает, что убивать, возможно, придётся каждый день. Чёрт. Рискованно и хлопотно.

Впрочем, может быть, вчера, сгоряча, Роман что-то сделал неправильно. И никакой информации, паршиво…

С четверть часа Роман проторчал на кухне, где Татьяна и Петенька пили за его успех. От водки они согрелись, их лица побагровели, сделались бессмысленными – и в сознании Романа неотвязно крутилась мысль, что эти двое – лёгкая добыча. Зачем куда-то тащиться, когда совсем рядом – живое мясо, горячая кровь…

Совсем никуда не годится.

И Роман взял себя в руки и ушёл, сославшись на то, что боится опоздать.

Стоял молочно-синий вечер. Было сыро и тепло; дул сильный влажный ветер, нёс свежий, весёлый, лесной запах. Фонари только зажигались, разгорались от тусклых розовых звёздочек до шаров с лиловато-белесым холодным светом…

Прохожих было немного, вероятно, из-за сырости и ветра. Пытаться напасть на кого-нибудь посреди улицы мог только полный идиот. Роман сунул руки в карманы и отправился бродить.

Сумеречный город успокоил и развлёк его. Он с незнакомым удовольствием наблюдал, как догорает и меркнет вечер, как густой ультрамарин заливает нежную молочную синеву, как плывут по исчерна-синему небу рваные белесые клочья весенних облаков.

Взошла луна. Её тусклый свет, похожий на свет уличного фонаря, теперь ощущался кожей лица, как раньше – солнечный, мягким, ласкающим теплом. Луна была лишь чуть-чуть ущербна сбоку – только что закончились полнолунные ночи. Роман усмехнулся: не иначе, как его метаморфозе поспособствовали волшебные чары луны. Забавно.

Ноги как-то сами привели его к ларьку, где он давеча раздобылся кровью и деньгами. Ларёк был закрыт, и его дверь опечатана. В воздухе висел запах мёртвой, свернувшейся крови. Роман поморщился – обоняние теперь доставляло ему больше удовольствия, чем раньше, но и проблем тоже больше.

Он уже повернулся и хотел идти, как сзади его схватили за рукав и дёрнули.

Роман обернулся – и остолбенел.

Мёртвая девица с растрёпанными крашеными волосами и вымазанным кровью рукавом осеннего пальто, которое было ей мало, накинулась на него с той мелкой холодной злобой, какая находит на людей определённого типа в общественном транспорте в час пик.

– Ты чего со мной сделал, урод! – взвизгнула она, тряся Романа за рукав. – Почему я в зеркале не отражаюсь?! У меня коммуналка! Мне теперь на люди не показаться, козёл ты вонючий!

Роман между тем пришёл в себя.

– А ну заткнись, – приказал он негромко. – Не привлекай внимания. Хватит уже.

Девица удивлённо посмотрела на него – но заткнулась. Её лицо приняло выжидающее выражение.

– Нормальное кино… – Роман отступил на шаг, рассматривая её. Её лицо было зеленовато-бледным, одутловатым, как у неудачно сделанной куклы, глаза ввалились, губы приобрели синюшно-красноватый оттенок, как несвежее мясо. – Красавица… Долго ты тут валялась?

– Не знаю, – буркнула девица. Она сильно снизила обороты, Роман не мог этого не заметить. – Прихожу в себя, кругом – кровища, всё болит, деньги пропали… Ворюга поганый…

– Легче на поворотах, – сказал Роман насмешливо. – Ещё благодарить меня будешь, малютка. Как тебя зовут, ты сказала?

– Я не говорила, – оторопела девица. – Ира зовут. Чего это я буду благодарить?

– Пойдём, – Роман галантно взял её под руку, чтобы окровавленный рукав не бросался в глаза случайным свидетелям. – Поговорим по дороге.

– Не пойду я с тобой никуда! – фыркнула девица, но пошла.

Роман направился во двор ближайшего дома. Во дворе обнаружился детский садик. Его окружал забор, ворота оказались запертыми, зато в заборе нашлась солидная дыра.

– Прошу вас, сударыня, – сказал Роман, показывая на дыру самым светским жестом.

Ира покосилась на него, но без слов полезла. Роман последовал за ней. У него внутри было тепло и щекотно от занятной мысли – девка откровенно от него зависит. Не может возразить. Чудненько.

Они прошли по мокрой песчаной дорожке мимо кустов, сырых, чернеющих в темноте растрёпанными вениками, мимо сломанных качелей и лестничек – и подошли к беседке в виде башенки с флюгером, с тремя скамейками внутри.

Скамейки были мокрые, вокруг стояла ветреная тьма, чуть-чуть нарушаемая только тусклым дежурным фонарём на стене за углом. Ира плюхнулась на скамейку и уставилась на Романа вопросительно; её глаза явственно светились мутным красным светом, как запылённые автомобильные стоп-сигналы. Роман усмехнулся.

– Итак, милая леди, – сказал он с насмешливой торжественностью, – можете считать меня своим отцом и благодетелем. Ибо я и никто другой даровал вам бессмертие – потому что в настоящий момент вы находитесь за порогом земного бытия.

– Какого бытия?!

– Ты, Ириша, стала потрясающей демонической сущностью. Вечной, вечно юной и могущественной. Адской девой. Ты рада?

– Чего, правда? – спросила Ира недоверчиво и с надеждой одновременно, напомнив Роману сестру. – Ты чего, вампир?

Роман надменно скрестил руки на груди и мотнул головой, отбрасывая со лба чёлку.

– Предположим, не вампир, – сказал он, стараясь сохранить серьёзность. – Но – вроде вампира.

Ира уставилась на него поражённо и восторженно – и это тоже напомнило ему сестру. Роман чуть подался назад, рассматривая её. О, какая она была мерзкая! До тошноты. Но её восторг, её удивление, её странная покорность Роману импонировали, они были явно полезны – и отказываться от них в создавшейся ситуации не имело смысла.

Роман улыбнулся холодно и высокомерно, так, как улыбаются вампиры.

– А вот теперь молчи и слушай, – сказал он неторопливо, с удовольствием наблюдая, как выражение почтительного страха и внимания появляется на опухшей Ириной физиономии. – Я недавно поменял ипостась, я пока одинок и мне нужны вечные слуги. Вчера была последняя ночь полнолуния, и я этим воспользовался, чтобы… э-э… дать тебе возможность войти. Ты показалась мне подходящей.

– А чего ты ушёл? – спросила Ира. Как Роман и ожидал, патетический тон сбил её с толку – она уже забыла его удивление в момент встречи и принимала объяснения за чистую монету. – Я ж не поняла ничего! Прихожу в себя: касса раскрыта, кругом кровища, дверь сломана… Хотела на себя в зеркало посмотреть – и не отражаюсь. Я, знаешь, как перепугалась!

– Ну да, – сказал Роман проникновенно, – вышло нехорошо. Но вчера у меня не было другого выхода. Мне пришлось уйти – ты не поймёшь, почему. Зато я пришёл искать тебя сегодня.

Ира кивнула. Она поверила окончательно.

– Ты вчера того… как наелась? – спросил Роман, как о само собой разумеющемся деле.

– Ну… – Ира смутилась. – Там кошка… я кошку… а она царапается, зараза…

Она доверчиво протянула к глазам Романа руку – тыльной стороной ладони. На синюшно-белой коже остались три глубоких борозды, почерневших в глубине. Романа позабавил след зелёнки вокруг царапин.

– Гадко было, – пожаловалась Ира. – Прихожу в себя – и полный рот шерсти. Кости какие-то в зубах застряли…

– Избавь меня ради Древних Хозяев от подробностей, – надменно сказал Роман. – Где ты… провела день?

– Ой, не спрашивай, – пригорюнилась Ира. – В ларьке-то нельзя было оставаться…

– Ты догадалась?

– Ну, тут не надо быть семи пядей во лбу-то! Утром инкассатор придёт – что я ему скажу? И потом – в таком виде… Я и домой побоялась идти – а вдруг милиция, или соседи скажут чего… А на улице под утро чего-то стало не по себе…

– Молодец. И куда ты делась?

– Не поверишь. Просидела весь день в подвале каком-то. Даже задремала. А к вечеру чего-то показалось, что надо к ларьку идти…

– Я тебя позвал, – изрёк Роман, стараясь, чтобы интонация получалась внушительной и таинственной, как у вампиров. – Я проверял, насколько ты чувствительная. Справилась, молодец. Со всем справилась. Теперь я твой хозяин, и я о тебе позабочусь. А ты будешь делать всё, что скажу – и всё пойдёт, как по маслу. Поняла?

– Слушай… а как же… А у меня это… – залепетала Ира, вдруг упав духом. – У меня же это… парень… И что я маме-то скажу? Маме-то? Она же, наверно, подумает, что меня убили…

– Ну хватит уже! – отрезал Роман жёстко. – «Парень, мама, папа!» Утри сопли. Они – просто люди, смертные, ничтожества – а ты – демон! Ты – выше! Ты никогда не состаришься, никогда не умрёшь! Что тебе до всех этих человеческих дрязг?! Впрочем, – добавил он насмешливо, – ты можешь катиться на все четыре стороны, я тебя не держу. Иди – посмотрим, как тебя примут твои папы, мамы и парни.

Ира замолчала, только хлюпала носом. Омерзение Романа даже отступило перед обаянием абсолютной власти. Вдруг появились такие мысли, что стало жарко и весело.

– Ничего, – сказал он вслух. – Не дёргайся. Не пожалеешь.

В этот раз Роман был в форме и точно знал, что ищет.

Бомжа. Лучше всего – упившегося вусмерть.

Ира просто тащилась за ним. Вряд ли она о чём-нибудь думала. Но Роман всё рассчитал точно – потенциальных рабов, свиту надо кормить. В Ирином статусе он не сомневался ни секунды: вероятно, связь между ними возникла в момент её смерти. Убитый упырём сам становится упырём? Любопытная штука… Или тут работает полнолуние, ещё какое-то неучтённое стечение обстоятельств? Ладно, будем впредь контролировать ситуацию.

Побродить пришлось основательно, но не безуспешно. Надо знать ночную жизнь спальных районов. Бомж отыскался по запаху. Причём вонял он не так мерзко, как Роман, было, приготовился – жизнь, которая теплилась в его бесчувственном от дешёвой выпивки теле, перебивала гадкую вонь перегара и грязи. Славно.

– Помогай, – бросил Роман Ире и приподнял обмякшую тушу, закинув руку бомжа на плечо.

Ирина сообразила и присоединилась. Бомж дрых на ступеньках около ночного магазинчика с водкой и презервативами, сюда могли подойти люди – потенциальную добычу надлежало отнести в безопасное место.

Всё это почему-то Романа не ужасало и не шокировало – скорее смешило. Тигры ночей! Ястребы-стервятники… Добыча-то с душком, мягко говоря. Палая такая антилопа… или падшая…

Бормочущее, еле переставляющее ватные ноги существо оттащили во двор дома неподалёку. Двор был тёмен и пуст, но Роману хотелось стопроцентной безопасности – он отправил Иру искать отпертый подъезд с входом в подвал. Только когда всё вышереченное нашлось, только когда бомж был доставлен в подвал, где было темно, воняло кошками и крысами, прыгали блохи, зато имелась гарантия полного одиночества – только тогда Роман позволил себе расслабиться.

Бомжу он прокусил сонную артерию – она просто светилась красным проводом под током на грязной шее. Укушенный даже сообразить ничего не успел. Роман с удовольствием подумал, что вампиры, вероятно, питаются именно так – энергия, тепло, спокойствие, ощущение жизни в трансформированном полумёртвом теле возросли от притока крови в геометрической прогрессии.

Остатки уходящей жизни, почти мертвеца – Роман бросил на Ирино усмотрение. Она устроила такую мерзкую оргию пожирания трупа, что Романа замутило. Надо быть эстетом. Надо держать себя в руках. Надо, по возможности, вести себя сдержанно – примерно такие мысли тасовал Роман, выходя из подвала на воздух.

Ночь была свежа и сладка. Роман потянулся и вздохнул, но тут же вспомнил, зачем вышел. По делу.

Когда он вернулся в подвал, Ира ещё стояла над трупом на четвереньках, как гиена, вымазавшись в крови, урча – отвратительное зрелище.

– Да отойди же ты! – приказал Роман.

Ира отползла нехотя, встала на ноги, отряхиваясь, облизываясь и чавкая. Роман с интересом отметил забавный факт: кошачьи царапины на её руке почти закрылись. От крови? От пищи? Мило. Правда, выглядит она не намного лучше. И, похоже, намного хуже меня. Но это уже её проблема.

Роман подтащил к обглоданному телу обломок тротуарного бордюра, оставшийся во дворе от дорожных работ. Поднял над головой мертвеца.

– Ты чего делаешь! – вдруг вскрикнула Ира, будто после упырячьей трапезы этому телу что-то могло повредить.

– А он тебе понравился? – усмехнулся Роман. – Хочешь, чтобы он встал и составил нам компанию?

– А-а… нет.

– Ну так и не мешай.

Роман брезгливо сморщился и двумя ударами разбил череп бедолаги вдребезги. Отряхнул с брюк брызги крови и мозга. Порядок. Во всех известных ему мистических трактатах повреждение или лишение головы препятствует переходу в иное состояние. Так он не встанет.

К вербовке собственной свиты Роман решил отнестись максимально осмотрительно.

– Приведи себя в порядок, – приказал он Ире и бросил ей свой носовой платок. – Мы идём ко мне. Там я тебя оставлю. У меня ещё есть дела на эту ночь.

Ира закивала, преданно заглядывая Роману в глаза. Как он и думал, убийство бомжа и кормёжка сделали её абсолютно покорной.

Жрала из рук. Всё.

В виде большой удачи Татьяна с Петенькой уже спали. Роман легко провёл Иру в квартиру и запер в своей комнате, а в дверную щель всунул записку.

«Танюша, у меня в комнате – девочка, моя сослуживица. Бедняжка попала в дрянную историю, ей негде ночевать. Сегодня она посидит тихонечко, а к завтрашнему вечеру я что-нибудь придумаю. Целую, малыш. Ромка».

Приказав Ире не шевелиться без нужды, Роман снова ушёл. Третий час ночи был ещё в самом начале. Терять время совершенно не хотелось.

Снова ощутив ночь, одиночество и свободу, Роман вздохнул с облегчением. Но теперь у него были дела поважнее, чем бесцельно бродить по улице и нюхать свежий воздух. Теперь, избавившись от докучного Ириного общества, он занялся поисками всерьёз.

Всё просто и ясно. Перейти – и искать следы по запаху.

Впрочем, он уже окончательно за переходом. Тем лучше.

Пару раз ночной ветер донёс тонкий аромат ладана и свежести. Вечные Князья на охоте. Ну уж нет. Чревато. Связываться с вампирами Роман не стал, обошёл их дорогу стороной. Мелкий хищник уступает тропу крупному, всё правильно. «А мы пойдём на север!»

Случайные ночные прохожие довольно соблазнительно пахли живым теплом, но на это было опасно покупаться. На сегодня хватит. Не стоит слишком светить место своего обитания. Пусть пока пасутся. И вообще – лучше выбирать добычу полегче. И нападать поосмотрительнее. Поберечь тело.

Тело, ухоженное и в боевой форме, нам ещё пригодится.

Роман дождался момента, когда воздух пахнул сырой землёй, плесенью и сладковатым запахом распада. Направился на запах. Обычный труп, в сущности, пахнет почти так же, но тут есть некоторая тонкость – трупы не движутся.

Это то самое, что нужно. Объект поисков.

Роман ускорил шаги и вскоре оказался в пункте назначения. Рядом с помойкой.

В помойке, залезая в бачок по локоть, рылся какой-то субъект довольно неприятного вида, если не сказать сильнее.

– Эй, почтеннейший, – окликнул Роман самым любезным тоном.

Почтеннейший обернулся. Его глаза горели голодным красным огнём на чудовищной физиономии, покрытой струпьями и коростой, бурой, потрескавшейся, сочащейся из трещин чем-то черно-зелёным. Всклокоченные волосы дополняли впечатление. Костюм его состоял из драного ватника, резиновых сапог и штанов из материала, напоминающего брезент. Вся эта кошмарная фигура выражала крайнюю степень удивления.

– На пару слов, – светски пригласил Роман. Удивление сменилось ступором.

– Как, простите, ваше имя-отчество?

– Вася, – хрипло пробормотал кошмар.

– Василий, вас не затруднит прогуляться? Тут, видите ли, в паре кварталов отсюда, свежий труп в подвале…

Упырь торопливо бросил назад в бачок что-то, грохнувшее и посыпавшееся, обтёр руки о штаны и выразил всем видом минутную готовность. Теперь его жуткая рожа выражала нечто вроде признательности и восхищения. Роман улыбнулся.

– Как я понимаю, есть проблемы? – спросил он сочувственно.

– Ещё какие, – готовно откликнулся упырь, подходя. – Третью ночь не жравши.

Роман сделал приглашающий жест и направился со двора. Упырь торопливо зашагал рядом. Роман здраво рассудил, что дорогу надлежит выбирать потемнее, и держался в тени домов, как можно дальше от фонарей. Эта тактика была молчаливо одобрена.

– Вы крыс ловили? – спросил Роман по дороге.

– Иногда и кошки попадаются, – доверчиво поделился упырь. – Иногда и чего поинтереснее найдёшь. Я вот зимой младенца мёртвого нашёл…

– Не охотитесь?

– Куда там… Рожа-то, видите? Болею. Сил нет никаких. Солнце, ептыть…

– Как же это случилось? – Роман прямо-таки излучал сочувствие. Опыта ему было не занимать.

– Да как… наутро после Перехода. Я ещё и не сообразил, чего это со мной сделалось… Занавеску отдёрнул – и мордой в окно. А день, как назло, солнечный попался… Так я неделю встать не мог. Думал – совсем помру. Не, остался, только не оклемаюсь никак.

– Свежей крови надо бы…

– Надо, а где возьмёшь? Охотиться не могу, жить негде, работы нет, ептыть…

– Работы?!

– Хотел устроиться к Эдику в заведение. Деньги, жратва за счёт фирмы – у него, говорят, по моргам лапа и ещё кое-где… Не взял. Сначала, грит, рожу приведи в порядок, ептыть…

Роман нежно улыбнулся. Как говаривали в царской охранке, отбросов нет, есть кадры.

– А я бы вас взял, Василий. С удовольствием. Пойдёте?

Василий квартировал в некоем подсобном помещении, которое называл «теплак». Помещение располагалось во втором этаже высотного дома, где был «перемещённый подвал» с водопроводными трубами, электропроводкой и тому подобными подвальными атрибутами. Интерьер помещения поражал скромным шиком: в нём не было окон, дверь запиралась изнутри на мощный засов, имелась лампочка и выключатель, имелись старый, вероятно, помоечного происхождения, диван, стол, два разнокалиберных хромых стула и неработающий радиоприёмник.

– Восхитительно, – констатировал Роман. – Сюда вполне можно привести даму. Не правда ли?

– Ну её к чёрту! – возмутился хозяин. – Только место занимать будет, да ещё ей и жрать каждую ночь подавай, ептыть…