Текст книги "Иная реальность Часть I"

Автор книги: Максим Шейко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Словом, проблемы с людьми были решены, а вот технические никуда не делись. В теории всё было вроде бы понятно, но вот когда доходило до практического воплощения, неизменно начинались трудности. Достаточно сказать, что первый экспериментальный реактор, построенный в Лейпцигском университете, взорвался! Собственно, после этого досадного случая все экспериментальные работы и были перенесены в Гарц. Но даже та локальная неудача обнадеживала – раз реактор взорвался, значит, цепную реакцию всё-таки удалось запустить! А это было немаловажно! Ведь яйцеголовые умники долго и упорно пытались настаивать на строительстве реактора на тяжелой воде – у них, видите ли, расчеты. Ха! Зато у него – Рейнхарда Гейдриха, были стенограммы рассказов из двадцать первого века, где четко и недвусмысленно говорилось: реакторы должны быть графитовыми!

Вообще оказалось, что умственные способности школьника из будущего он поначалу довольно сильно недооценил. По истории у этого путешественника во времени действительно больше тройки быть не могло, зато физикой парень видимо увлекался всерьез. Судя по всему, рассказанная им информация там, в довольно отдаленном будущем, была общедоступной и уже давно ни для кого не являлась секретом. Но здесь и сейчас она была поистине бесценна. Чего стоило хотя бы тоже сообщение о бесперспективности тяжелой воды как замедлителя происходящих в реакторе ядерных реакций? А ведь таких интересных вещей, пускай и в общих фразах, без особой конкретики, англичанин сообщил немало! И большой удачей было то, что очутившись в Гестапо, он перепугался так, что сам (!), стуча зубами от страха, принялся взахлеб рассказывать о сверхоружии будущего, о котором его никто поначалу не спрашивал. По наблюдениям следователя, мальчик очень боялся за свою жизнь и безопасность, вот и старался доказать собственную полезность.

Что ж, ему это определенно удалось. Даже жаль, что он так быстро погиб, мог бы рассказать еще много чего интересного. Вот хотя бы и про лазеры. А так осталось только невнятное упоминание без какого-либо описания – следователь куда больше заинтересовался супербомбой и всё время сворачивал разговор на нее. Хотя может и к лучшему. Судьба отпустила пришельцу из будущего слишком мало времени в чужом для него веке и если бы следователь во время допросов погнался за всем сразу, то мог бы в итоге не получить ничего – только набор бессвязных отрывков. А так… по крайней мере, когда работа над атомным проектом была начата, Гейдрих знал, чего требовать от ученых и промышленников. И, что гораздо важнее, он сумел этого от них добиться!

Так что принятое Гитлером решение не вмешиваться в африканскую кампанию – безусловно, правильное. Исход войны будет определен вне зависимости от того, кто будет контролировать бесполезные барханы. Германии сейчас нужно всего лишь выиграть время, не отдав слишком много. А пески Сахары к жизненно-важным территориям явно не относятся. Да и армии требуется отдых и время, чтобы привести себя в порядок – судя по тому, как резво англосаксы ворвались на соседний континент, сорок третий год в Европе будет жарким!

* * *

А вот Нойнера кровавые отблески заокеанского факела не коснулись никак и, соответственно, это масштабное событие благополучно прошло мимо его внимания. Нет, кое-какой профессиональный интерес это вторжение у Ганса конечно вызвало, но именно «кое-какой», так как на первый план вышли совсем другие события, первым из которых стало получения отпуска.

Двухнедельный отпуск Ганс, как и все остальные ветераны, получил вскоре после прибытия в Дахау, где к тому времени собрались уже все остальные части дивизии – маленькая награда перед новыми испытаниями. А перед самым отбытием саперы из 9-го полка, сражавшиеся с партизанами под его началом, преподнесли ему неожиданный подарок. Узнав неведомыми путями, что он уезжает к родителям, проживающим в сельской местности, они торжественно вручили ему поросенка на поводке – того самого, что сумел выскочить из сгоревшего сарая. Как выяснилось из расспросов, несгораемый свинтус прижился у саперов, став своеобразным талисманом роты. Возникла даже идея увековечить поросенка или его фрагмент, например пятачок, в качестве ротной эмблемы. Однако перебазирование в стационарный учебный лагерь поставило на этих далеко идущих замыслах жирный крест. Если в полевых условиях в части можно было завести хоть слона в балетной пачке, лишь бы командир не возражал и корма от службы снабжения не требовал, то в военном городке, который время от времени посещали под различными предлогами весьма крупные военные и партийные шишки, требовалось соблюдать определенные приличия. Это и решило судьбу эмигранта-погорельца.

От Ганса потребовали соблюдения только одного условия: не пускать свина под нож, а оставить на развод. После того, как улыбающийся Нойнер пообещал не обижать подарок, ему торжественно вручили поводок и пожелали счастливой поездки и удачного отдыха. Пожелания оказались в руку, так что уже через три дня, 24-го ноября 1942-го года бравый гауптштурмфюрер, навьюченный многочисленными подарками, высадился из автобуса в своей родной деревне Вальгау посреди Баварских Альп. Рядом, у ноги, дисциплинированно стоял Пожарник – именно такое прозвище носил подаренный свин.

Погода была как на заказ – на землю уже лег снег, скрыв осеннюю грязь, а легкий морозец приятно бодрил, разомлевшего в автобусе Ганса. Если бы не два привходящих обстоятельства, то можно было бы неспешно прогуляться по окрестностям, описав небольшую дугу по окраине села. Собственно, Нойнер так и собирался поступить, но, увы, те самые привходящие обстоятельства не позволили столь нагло себя проигнорировать. Первое из них, через минуту после высадки из относительно теплого автобуса, напомнило о себе жалобным хрюканьем – поросенок явно мерз, не смотря на то, что Ганс заботливо обернул его плащ-палаткой. Второе обстоятельство ощутимо давило на плечи массой в тридцать килограмм. Большинство продуктов в Германии уже довольно давно распределялись по карточкам, поэтому всем отпускникам, для повышения настроения во время отпуска (как себе, так и родственникам), выдавали специальный подарочный продуктовый набор. Так что теперь Ганс сгибался под тяжестью мадьярских копченостей и датского масла, бельгийского шоколада и голландского сыра, норвежских рыбных консервов и эстонских копченых угрей, французских вин и коньяка. К этому добавились еще кое-какие тряпки и шмотки, купленные им уже самостоятельно. В общем, взвесив все «за» и «против», Нойнер скорректировал первоначальный план и отправился к дому напрямик – по главной (и единственной) улице поселка.

Вид эсэсовца с семенящим на веревочке поросенком в камуфляжной попонке немало позабавил парочку встретившихся по дороге мальчишек и скучающую на лавочке перед домом бабульку, но к смешкам и улыбкам встречных Ганс уже успел привыкнуть за время путешествия из Дахау. Чего стоил один только разговор с кондуктором на мюнхенском вокзале! До Мюнхена свин ехал вместе с багажом в отдельном вагоне, как и положено добропорядочному животному. А вот на пригородном поезде, на который Ганс пересел в столице Баварии, багажный вагон предусмотрен не был. Кондуктор – бодрый дедок в очках, грудью стал на защиту родного вагона. Нойнер, к вящему удовольствию собравшихся зрителей, минут пять пытался ему втолковать, что свинья на поводке ничем не хуже собаки и в доказательство даже заставил свина выполнить команды «сидеть» и «лежать», которым его обучили неугомонные саперы. Дедок не унимался, твердя, что он еще не ослеп и из ума не выжил, чтобы спутать свинью с собакой, а перевозить скотину в пассажирских вагонах категорически не позволяет действующее наставление по организации железнодорожных перевозок. «Так что свинью в салон никак нельзя, не смотря на всё уважению к господину офицеру, да».

Упоминание его офицерского звания навело Нойнера на новую мысль. Подхватив свой багаж, и пинком подняв причину задержки, всё еще выполняющую команду «лежать», Ганс безапелляционно заявил, что свинья является специальным саперным имуществом, используемым для поиска и извлечения из земли вражеских мин, а специмущество, как и личное оружие, во время отпуска всё время должно находиться при солдате. После этого, пользуясь подавляющим физическим превосходством, Нойнер оттеснил от входа в вагон опешившего кондуктора и, таща за собой недовольно хрюкающего Пожарника, все-таки утвердился на своем законном месте в поезде под веселые комментарии попутчиков и провожающих.

Так с улыбкой, вызванной воспоминаниями о дорожных приключениях, Ганс и подошел к своему дому, но спокойно войти под отчий кров ему не дали. У самой калитки одна белокурая особа, тихо подкравшись сзади, с торжествующим криком «агааа, попался!!!», резво прыгнула ему на шею – история имеет свойство повторяться!

* * *

Прыжок был – что надо! Будь на месте Нойнера кто-то с менее впечатляющей комплекцией, он был бы неминуемо свален с ног и позорно погребен под собственным двухпудовым рюкзаком. Однако история не только повторяется, она еще и не имеет сослагательного наклонения, а потому Ганс не только уверенно устоял на ногах, но и удержал повисшую на нем Кристину… и тут же полез целоваться. Кристина правда и не думала возражать. И вообще, Ганс сильно подозревал, что именно с этой целью она на нем и повисла.

– Привет, Кристи! Я же обещал, что вернусь.

– Надолго?

– Две недели.

– Так мало. – Кристина явно расстроилась, надув губки и всем своим видом как бы говоря: так не честно! Ее лицо выражало прямо таки детскую обиду, но рассердиться на несправедливую судьбу как следует, на сей раз не получилось. Кристину Терезу Хаусвальд непочтительно перебили громким «хру-у» – замерзший свин не желал наблюдать до конца трогательный момент выяснения отношений, он жаждал прильнуть к теплу домашнего очага и мечтал о сочной брюкве и свежей соломенной подстилке в комфортном свинарнике.

– Ой, а кто это?

– Специальный саперный свин. Зовут – Пожарник.

– А почему пожарник?

– О, это долгая история! Во время жестокого боя, его родной сарай оказался под перекрестным огнем и был подожжен. Я послал саперов на помощь, но они не успели – сарай рухнул, пламя взметнулось выше деревьев. Думаешь всё? Как бы не так! Пока сарай горел, свинтус вырыл пятачком подкоп, вылез наружу и хотел удрать! Но не тут-то было – я все предусмотрел и организовал засаду. Там, за сараем, он и попался. А уже после того, как его взяли в плен, я завербовал его в «хиви» и отдал на воспитание саперам. Дальше все просто: его назвали Пожарником, научили искать мины, вести дорожные работы и рыть пятачком траншеи, а когда война в России закончилась, его демобилизовали и я решил забрать его домой на Рождество. Вот и вся история – Под громкий смех своей спутницы Ганс окончил эпическое повествование.

– Ну что, пошли домой пока весь Вальгау не сбежался поглазеть на единственного в мире огнеупорного саперного свина?

Предположение Ганса было не так уж далеко от истины. Поселок, конечно, не сбежался, но все семейство Нойнеров таки высыпало на улицу в полном составе, привлеченное возгласами и смехом, доносившимися от калитки. Так что, едва ступив во двор, гауптштурмфюрер попал в цепкие объятия родни. Правда даже отец с матерью вместе взятые, да еще и с младшей сестрой в придачу, не смогли оттеснить от него Кристину и вскоре Ганс понял почему.

Во время праздничного ужина (тут привезенный подарочный паек оказался очень кстати – не зря тащил), мать как бы невзначай задала вопрос, чуть не заставивший Ганса подавиться:

– А когда свадьба-то, сынок?

– Ммм?

– Отпуск-то у тебя короткий, а еще ж подготовиться надо…

Ганс, продолжая жевать (неистребимая армейская привычка: кормят – ешь!) исподтишка оглядел всех присутствующих за столом. Кристина вроде бы беззаботно ковыряется в своей тарелке, но при этом внимательно косит в его сторону. Сестренка Мартина внимательно слушает, раскрыв рот. Мать с отцом понимающе переглядываются. Donnerwetter! Да они уже всё тут решили! Нойнер разом почувствовал себя в западне – заманили, соблазнили, окружили, а теперь хотят женить! Караул!

Не то чтобы Ганс был принципиально против женитьбы. Да и Кристина его вполне устраивала, опять же в принципе. Но чтоб вот так сразу – это перебор! Они бы хоть до завтра подождали, приличия ради. Нельзя же вот так вот: приехал домой отдохнуть на пару недель, а тут такое… Предупреждать надо! Однако надо что-то решать…

Одна из обязательных черт хорошего командира – способность быстро анализировать доступную информацию и принимать на ее основе необходимые решения, желательно правильные. Ганса все его предыдущие и нынешние сослуживцы считали хорошим командиром, и сейчас он это с блеском подтвердил – за то время, что потребовалось ему для дожевывания набитой в рот еды без снижения темпа работы челюстей, он успел принять решения. И, судя по тому, что впоследствии ему не пришлось о нем жалеть, решение оказалось правильным.

– Завтра.

Еще одна истина, которую Ганс крепко усвоил за время своей службы: противника надо удивить, застигнуть врасплох – это практически половина успеха. В данном случае эффект неожиданности был достигнут. Кристина выронила вилку, Мартина открыла рот еще шире, отец приосанился – сын-то оказывается не только на фронте герой! Мать – главный поборник идеи женитьбы, если не считать потенциальную невесту – и то сбилась с мысли, явно не ожидая от взбалмошного и непостоянного сынка такой решительности.

– Как завтра? А со священником договориться? А гостей созвать? А подготовить сколько всего надо!

Услышав о таком количестве препятствий, Ганс внутренне приободрился – глядишь, и пронесет на этот раз, но внешне остался непреклонен, внеся правда некоторые уточнения:

– Завтра пойду узнавать, что нужно для регистрации брака. Фронтовикам положены льготы, и какая-то ускоренная процедура вроде бы есть – нужно уточнить.

Кристина просто млела от такой речи. Любит! Чтоб там подружки не говорили – любит.

Ганс действительно любил. И соскучился по ней изрядно…, во всех отношениях. Правда любить, не значит жениться, по крайней мере, сразу. Но тут уж вопрос был поставлен слишком бескомпромисно – пришлось выбирать из двух зол меньшее. Авось если не будет сильно упираться, то не будут и сильно настаивать, а там глядишь, и отпуск закончится… Расчет был верный, но на этот раз не сработало. Так что когда недолгий отпуск подошел к концу, провожать Ганса на вокзал в Гармиш отправилась не грустная подружка, как это было в прошлый раз, а счастливая фрау Нойнер-Хаусвальд. Так нежданно-негаданно судьба преподнесла ему сюрприз там, где он меньше всего этого ожидал, лишний раз подтвердив (правда немного неожиданным образом) неоднократно изрекавшуюся его первым командиром солдатскую мудрость о том, что на войне бесполезно загадывать на будущее, потому что никогда не знаешь, что случится с тобой в следующую минуту.

Глава 3 «Бескрайний лабиринт»

Пока в Европе царило предгрозовое затишье, а в африканской пустыне, длящиеся третий год, бои стремительно катились к своему завершению, на Тихом океане шла своя собственная война.

Так и не решив проблему окончательного уничтожения американского флота, но нанеся ему в битве у Алеутских островов чувствительное тактическое поражение, японское командование решило продолжать свое стратегическое наступление. Глобальная задача оставалась прежней: навязать американцам генеральное сражение, в котором Тихоокеанский флот должен был быть окончательно разгромлен. Практически этого предполагалось добиться путем продолжения десантных операций на южном направлении, конечной целью которых был захват ряда архипелагов Полинезии, контролирующих коммуникации, связывающие США и Австралию. И первой целью японцев в этом пути на юг были Соломоновы острова.

Главным недостатком японских планов было то, что они всё больше и больше не соответствовали довольно скромным возможностям японской экономики и размерам японских вооруженных сил. Дальнейшее наступление, в случае успеха, неминуемо должно было растянуть еще больше и без того огромный «внешний оборонительный периметр», оберегающий жизненно-важные регионы японской «сферы сопроцветания». Более того, захват островов Санта-Крус, Новых Гебридов и Новой Каледонии, являвшийся конечной целью нового наступления, ставил оказавшиеся там японские части под удар сразу с нескольких направления – с запада (с баз расположенных на Фиджи и Самоа), с юга (из новой Зеландии) и с востока (из Австралии).

Еще одной причиной, делавшей это наступление крайне нежелательным, была серьезная нехватка транспортного тоннажа, обозначившаяся во втором полугодии 1942-го года вполне ясно. Японии не хватало торговых судов для одновременного обеспечения жизненно-важного для островной страны импорта и параллельного проведения масштабных десантных операций. Полгода страна кое-как протянула на созданных до войны запасах, что позволило существенно сократить ввоз промышленных товаров и мобилизовать высвобожденный тоннаж для военных перевозок. Но теперь запасы подходили к концу, и требовалось срочное возвращение гражданских судов на торговые трассы. Планы Морского генерального штаба ставили крест на намеченной демобилизации грузовых судов и грозили серьезными проблемами японской промышленности.

Но японское командование уже не могло остановиться. Из тактической победы у Алеутов (результаты которой были к тому же существенно преувеличены), был сделан глобальный вывод о неспособности американского флота противостоять японскому в открытом бою – в японском флоте зародилось опасное пренебрежение к противнику и его возможностям. Результатом стало формирование новой 17-й армии со штабом в захваченном весной Порт-Морсби. Для поддержки и прикрытия десантов предназначался 8-й флот, со штабом в Рабауле. Для обеспечения грядущих операций на Трук прибыло потрепанное авианосное соединение Нагумо, состоящее теперь только из двух дивизий – сформированной заново 1-й (бывшей 5-й) и 2-й, оставшейся без изменений. Поврежденный американскими бомбами «Акаги» все еще находился в ремонте, который решено было не форсировать, а совместить с очередной модернизацией – еще одно свидетельство самоуверенности, охватившей японское командование. Опытные летчики с «Акаги» и погибшего у Алеутов «Кага» пополнили авиагруппы оставшихся авианосцев. Адмирал Ямамото и Морской генеральный штаб были по-прежнему уверены в абсолютном качественном превосходстве японского флота и армии над американцами и намеривались добить американский флот прежде, чем он восстановит свою численность благодаря усилиям судостроительной промышленности.

А командование США на Тихом океане, в свою очередь, готовило очередную операцию по перехватыванию стратегической инициативы. Причем американцы, опираясь на куда большие экономические возможности, явно выигрывали в темпе. Так, например, авианосец «Энтерпрайз» и линкор «Норт Каролина», поврежденные в Алеутском сражении, были отремонтированы в рекордные сроки, успев к началу битвы за Соломоновы острова, в отличии от поврежденного там же японского «Акаги». Также американцы куда быстрее наращивали свои силы на избранном направлении, продемонстрировав просто несопоставимую с японцами мобильность и оперативность. Так что, когда японская 17-я армия после некоторого перерыва вновь начала продвигаться вперед вдоль вытянувшейся с севера на юг цепочки Соломоновых островов, ответ американцев был быстрым и впечатляющим.

Военно-морские, транспортные и десантные силы были стянуты со всего Тихого океана от Австралии до западного побережья США. Местом сбора оперативных соединений стала гавань Сува на островах Фиджи, именно оттуда стартовало первое американское контрнаступление. Транспорты, на борту которых находилась 1-я дивизия морской пехоты США с частями усиления, и корабли Тихоокеанского флота, в число которых входили все три уцелевших авианосца, появились у Соломоновых островов абсолютно внезапно для японского командования. Собственно, японцы узнали про начало американского контрнаступления только тогда, когда американские корабли подвергли обстрелу остров Гуадалканал и начали высадку на него многочисленного десанта. Впрочем, не смотря на достижение полной внезапности, избежать неприятностей американцам все равно не удалось.

Местное японское командование отреагировало достаточно быстро, организовав налеты базовой авиации на разгружающиеся у острова транспорты, что повлекло за собой неизбежные потери и существенно осложнило разгрузку. Впрочем, это было лишь робкое начало, очень скоро американские войска столкнулись с куда более существенными неприятностями. Причем отчасти в этом были виноваты сами американцы, вернее их штабы, не сумевшие организовать своевременное прибытие танкеров для дозаправки кораблей соединения прикрытия. В результате основная масса кораблей, включая все авианосцы и линкоры, вынуждена была покинуть район высадки – морская пехота осталась без прикрытия с воздуха. С моря захваченный плацдарм на Гуадалканале прикрывала эскадра, состоящая из дюжины крейсеров и эсминцев.

Японцы поспешили воспользоваться предоставленной возможностью, немедленно организовав ночную атаку. Полдюжины японских крейсеров скрытно выдвинулись из Рабаула и, не смотря на наличие на американских кораблях радаров, добились полной внезапности, учинив настоящий разгром. В скоротечном и жестоком ночном бою у острова Саво японцы, без потерь со своей стороны, потопили торпедами и артиллерийским огнем 4 тяжелых крейсера, нанеся тяжелейшие повреждения еще одному тяжелому крейсеру и эсминцу. Единственным утешением для американцев служило то, что японцы, флагман которых был поврежден ответным огнем (в частности была разрушена штурманская рубка и уничтожены, хранившиеся в ней, карты водного района), не рискнули продолжить свой победоносный набег, и не атаковали все еще стоящие у острова транспорты со снабжением. А на отходе японский отряд понес довольно обидную потерю – крейсер «Како» был торпедирован и потоплен американской подводной лодкой S-44.

Тем не менее, действия японцев привели к тому, что битва за Соломоновы острова, эпицентром которой стал Гуадалканал, приобрела затяжную форму. В бескрайнем лабиринте тропических островов, в узких проливах и влажных джунглях развернулось тяжелое и кровопролитное сражение на истощение, в котором ни одна из сторон не собиралась уступать.

* * *

Первой реакцией японцев было: немедленно контратаковать и уничтожить американский десант. С этой целью японцы, разгромив патрулирующую у Гуадалканала крейсерскую эскадру, организовали быструю переброску на остров подкреплений. Вот тут-то и проявилась в полной мере разница между возможностями Японии и США. Американцы за несколько дней высадили на остров 19000 солдат и тысячи тонн вооружения, техники и боеприпасов, включая строительную технику для скорейшей достройки неоконченного японского аэродрома. Японское же командование, исходя из собственного опыта, считало, что за данное время на необорудованное побережье можно высадить максимум 2000 человек с легким вооружением. Поэтому для контратаки японцы, презрительно относившиеся к боевым возможностям янки, сформировали только сводную часть численностью всего в 900 человек, наспех набранную по ближайшим военно-морским базам. Переброска этого отряда на остров прошла успешно, но попытка атаковать американский плацдарм закончилась вполне предсказуемо – жалкая кучка атакующих была буквально выкошена мощным пулеметным и артиллерийским (!) огнем американской дивизии.

Командовавший десантом, полковник Итики погиб, а сообщение уцелевших офицеров о силах американцев в японских штабах восприняли, как невероятное и посчитали, что отправка еще 1500 человек подкрепления поможет исправить дело, однако и эта попытка ожидаемо завершилась оглушительным провалом. Только теперь японское командование сообразило, что явно недооценило силы американского десанта и для возвращения острова потребуется не лихая атака сводного отряда, а полномасштабная операция с привлечением крупных сил армии и флота. Тем не менее, гордые сыны Аматерасу приняли брошенный им вызов – началось стягивание сухопутных и морских сил. Армия выделила для десанта 38-ю пехотную дивизию, флот – ударное соединение Нагумо и многочисленные легкие корабли. А пока шло сосредоточение сил, японцы вынуждены были ограничиться «капельными» перевозками небольших пополнений и скудного снабжения по ночам с помощью эсминцев и отдельных быстроходных транспортных судов, под охраной всё тех же эсминцев.

А американцы между тем преподнесли своим противникам еще один сюрприз, закончив в рекордные сроки сооружение аэродрома и тут же перебросив на него авиацию морской пехоты. Японцы, привыкшие к строительству с использованием только мотыг и лопат и соответствующим темпам проведения работ, от этого факта еще долго пребывали в состоянии шока. Если же отстраниться от моральной составляющей, то появление на Гуадалканале крупного аэродрома, получившего название «Гендерсон-филд», на котором могли базироваться до 100 самолетов, фактически обеспечило американцам локальное господство в воздухе.

Постоянное присутствие в районе боев американской базовой авиации еще больше осложнило японцам задачу переброски подкреплений, но командование Объединенного флота считало, что масштабная десантная операция, поддержанная основными силами флота, разом поправит положение. Результатом этой уверенности и явилось сражение у Восточных Соломоновых островов.

Для этого сражения японский флот выделил свои основные силы: соединение Нагумо из четырех ударных авианосцев, ударный отряд Кондо, включавший в себя помимо прочего два линейных крейсера, и многочисленные легкие силы, прикрывавшие транспорты с десантом. Причем в состав десантных сил входил легкий авианосец «Рюдзё» с более чем тремя десятками самолетов на борту. Американцы также подтянули основные силы своего флота, усилив их к тому же авианосцем «Уосп», переброшенным из Атлантики – столкновение стало неизбежным.

Однако прежде чем решительная битва состоялась, обе стороны успели испытать на себе немало мелких неприятностей, существенно повлиявших на дальнейший ход событий. Для начала, американцы сами усложнили себе жизнь, отправив «Уосп» на дозаправку – этот наиболее мелкий из американских авианосцев не мог патрулировать в районе ожидания столь же долго, как его собраться. Само по себе это событие было довольно тривиальным, просто случилось уж очень не вовремя, о чем американцам предстояло очень скоро пожалеть. Не менее крупную свинью адмиралу Флэтчеру, командовавшему американским ударным соединением, подложил шифровальный отдел, который на этот раз крупно прокололся, уверенно заявив, что все большие японские авианосцы находятся в метрополии.

У японцев хватало своих неприятностей. Для начала, они не смогли наладить четкое взаимодействие между многочисленными отдельными отрядами своих кораблей, а в качестве продолжения не смогли толком задействовать и базовую авиацию из Рабаула, которая должна была подавить аэродром Гуадалканала. В результате сражение приняло хаотичный характер, распавшись на ряд отдельных, мало связанных эпизодов.

* * *

В день решающего столкновения первый ход сделали американцы, выслав на разведку почти все пикировщики «Энтерпрайза». Причем было впервые применено оригинальное тактическое нововведение: самолеты высылались парами и с половинной бомбовой нагрузкой (пятисотфунтовая бомба, вместо тысячефунтовой). Таким образом, это была уже не разведка, а скорее поисково-ударная завеса. Впрочем, новшество оказалось сомнительным, так как существенно сократило радиус поиска. В результате американские пилоты обнаружили японское десантное соединение (разбитое на множество отдельных отрядов, действующих отдельно), а также линкоры Кондо, но не смогли обнаружить авианосцы Нагумо, державшиеся севернее.

Прямым результатом этого стала посылка ударных групп «Саратоги» и «Лексингтона» в немедленную атаку на обнаруженный разведчиками «Рюдзё» и другие корабли, осуществлявшие прикрытие японского десанта. Флэтчер, благодаря неверным сведениям службы радиоперехвата, не ожидал появления ударных авианосцев противника, а данные авиаразведки только укрепили его в этом мнении. Однако очень скоро ему пришлось пожалеть о своем поспешном решении. Когда ударные группы уже двигались к цели, пришло сообщение от одной из патрульных «Каталин», сообщавшее об обнаружении больших японских авианосцев с многочисленным прикрытием. Худшее положение сложно было представить – половина ударных самолетов «Энтерпрайза» еще возвращалась из разведки, а ударные группы «Саратоги» и «Лексингтона» уже ушли в атаку на «Рюдзе» и перенацелить их никак не получалось. В довершение всего, незадолго до получения сообщения с патрульной «Каталины», перехватчики «Энтерпрайза» сбили японский гидросамолет с крейсера «Тикума», однако уже после того, как тот успел передать сообщение о местонахождении американских авианосцев.

Единственное, что еще можно было сделать, это усилить до предела истребительный барраж и надеяться на то, что ему удастся отразить японскую атаку. Именно этим Флэтчер и занялся, благо после Алеутского сражения количество истребителей в составе авианосных авиагрупп было увеличено вдвое – с 18 до 36 машин. Мощь воздушного барража увеличилась до шести десятков самолетов, а корабли охранения сомкнули строй, формируя плотный ордер ПВО. И очень вовремя, так как японские атаки не заставили себя долго ждать.

Первая японская волна состояла из двух торпедоносных (с авианосцев «Сорю» и «Сёкаку»), двух бомбардировочных (с «Хирю» и «Дзуйкаку») и четырех истребительных эскадрилий (по одной с каждого авианосца), которые разделившись атаковали «Лексингтон» и «Энтерпрайз». Мощный истребительный барраж, выставленный американцами, не смотря на все старания японских истребителей сопровождения, сумел-таки ощутимо потрепать ударные эскадрильи, но сорвать атаку не смог, во многом из-за отвратительно действующих операторов наведения.

«Энтерпрайз» получил три четвертьтонные бомбы, причем две – практически в одно место, в районе второго самолетоподъёмника, но сумел благополучно избежать торпедных попаданий. Менее маневренный «Лексингтон» все-таки получил, в придачу к двум бомбам, одну торпеду в борт. Однако в целом американцам удалось отбиться – мощный зенитный огонь и многочисленные истребители сделали свое дело. Так что, когда изрядно прореженная первая японская волна покинула поле боя, оба подбитых авианосца отнюдь не выглядели обреченными, а остальные корабли и вовсе не пострадали.