Текст книги "Охотник на ведьм"

Автор книги: Макс Сек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Макс Сек
Охотник на ведьм

Uskollinen lukija

Max Seeck

Original edition published by Tammi publishers, 2019.

Печатается с разрешения автора и литературного агентства Elina Ahlback Literary Agency, Helsinki, Finland.

© Max Seeck 2019

© Попкова А., перевод, 2021

© ООО «Издательство АСТ», 2021

1

Поднялся ветер, и в углах большого бетонного дома с большими стеклянными окнами, завывала вьюга. Барабанная дробь по крыше постепенно усиливалась, ее приглушенный стук напоминал треск костра. Мощные порывы ветра стремительно сметали огромные белые дюны, лежавшие во внутреннем дворике. Мария Копонен туго затянула пояс своего кардигана и посмотрела из окон гостиной в темноту, на замерзшее море, которое в это время года напоминало огромное поле, а затем бросила взгляд на освещенную низкими фонарями тропинку, ведущую к причалу.

Девушка зарыла пальцы ног в плюшевый ковер, покрывавший пол почти целиком. В доме было тепло и уютно, почти как в коконе, но сегодня Мария чувствовала себя странно. Даже самые незначительные мелочи казались ей необычайно раздражающими: например, те проклятые дорогие фонари во дворе, которые все еще работали с перебоями.

Мария вышла из раздумий, когда игравшая до этого музыка внезапно затихла. Она прошла мимо камина к огромной книжной полке, где размещалась коллекция ее мужа: почти четыреста виниловых пластинок, выстроенных в пять аккуратных рядов.

С годами она привыкла к тому, что в этом доме нельзя услышать музыку из смартфона: винил звучит намного лучше. Именно так заявил ей Роджер много лет назад, когда она впервые увидела эту коллекцию. Тогда музыкальных альбомов было около трехсот – на сотню меньше, чем сейчас.

Меньше сотни. Тот факт, что за время их совместной жизни количество новых пластинок выросло так незначительно, заставляло Марию задуматься о том, как долго Роджер жил один до нее. Без нее. У нее самой до Роджера был только один мужчина: школьный роман, закончившийся ранним неудачным браком, а затем сразу же встреча со знаменитым писателем. В отличие от Роджера Мария не успела попробовать пожить наедине с собой, без партнера. Иногда девушка очень жалела о том, что у нее не было шанса узнать, что такое волнения юности, поиски себя, секс на одну ночь. Что такое свобода, в конце концов.

Марию нисколько не смущало то, что Роджер был старше ее на шестнадцать лет. Однако ее терзала мысль, что однажды она может проснуться, охваченная чувством беспокойства и тревоги, тем самым чувством, которое не успокоится, пока вы не броситесь навстречу неизвестности достаточное количество раз. Роджер уже испытывал это в своей прежней жизни. Сейчас, в эту ненастную февральскую ночь, которую Мария проводит в одиночестве, она впервые увидела в этом угрозу их отношениям. Дисбаланс, который может опасно накренить их корабль в эпицентре настоящего шторма.

Мария подняла иглу проигрывателя, взяла виниловый диск кончиками пальцев и осторожно опустила его в картонный футляр, с которого на нее смотрел молодой художник в коричневой замшевой куртке и черно-белом клетчатом шарфе, самоуверенный и угрюмый. «Blonde on Blonde» Боба Дилана. Мария вернула пластинку на место и выбрала новую наугад, достав ее из конца аккуратно организованной по алфавиту коллекции. Мгновение спустя после короткого потрескивания из динамиков раздался медовый чувственный голос Стиви Уандера.

Внезапно она снова заметила что-то, на этот раз краем глаза. Ближайший к берегу фонарь во дворе на секунду погас и снова включился.

Он погрузился в темноту лишь на секунду, как и раньше. Мария знала, что световые элементы внутри фонарей заменили прямо перед Рождеством, она хорошо это помнила из-за необъяснимо большого счета за работу электрика. Все это очень ее раздосадовало.

Мария схватила телефон и набрала сообщение для Роджера. Она и сама не понимала, почему ей так хочется побеспокоить мужа, особенно зная, что сейчас он, должно быть, стоит на сцене и общается со своими читателями. Возможно, причина крылась в охватившем ее одиночестве, смешанном с неуверенностью и неоправданной ревностью. Мария некоторое время смотрела на отправленное сообщение, надеясь на то, что маленькие галочки внизу посинеют, но этого не произошло. Роджер пока не обращал внимания на свой телефон.

Вдруг запись будто заела на словах – «то, что я собираюсь сделать. То, что я собираюсь сделать. То, что я собираюсь…» Голос Уандера звучал неуверенно в этом странном кусочке, вырванном из прекрасного чувственного целого. Некоторые записи из коллекции Роджера находились в таком плохом состоянии, что их не стоило и хранить. Неужели в этом проклятом доме ничего не работает?

Внезапно девушку будто окатила холодная волна. Прежде чем ее охватило осознание происходящего, она выглянула из раздвижных дверей наружу и увидела чью-то тень. На мгновение ее контуры совпали с ее собственной тенью. Затем фигура двинулась навстречу ей, превращаясь в человека.

2

Роджер Копонен сел в кресло, обитое грубой, пропитанной потом тканью, и сощурился – прожекторы, свисающие с потолка главного конференц-зала, направлены прямо на людей на сцене. На мгновение все, что он видит, – это слепящий свет, он забывает о том, что перед ним и двумя его коллегами-авторами сидят четыреста любопытных читателей, которые набились в этот зал, чтобы послушать размышления своих любимых пьяниц-писателей об их последних романах.

Роджер понимал, что это мероприятие крайне важно для продвижения его книги, настолько, что он проехал четыреста километров по сильному снегу, добираясь до главной площади Савонлинны, остановился переночевать в сомнительной гостинице, на первом этаже которой располагался посредственный ресторан быстрого питания с разукрашенными скатертями и сервировкой столов.

Но вот чего Роджер не понимал, так это причины, по которой эти милые жители Савонлинны потрудились явиться сюда в такую ночь. Несмотря на то что его книги разошлись миллионными тиражами по всему миру, он никогда не был кумиром, осаждаемым визжащими фанатами. Мало кто задумывается, но музыканты и писатели делают примерно одинаковую работу – один и то же шлак, только разная упаковка, – но именно первые вдохновляют женщин среднего возраста бросать свои трусики на сцену.

Однако люди все равно пришли. Большинство из них – пожилые, медленно склоняющие головы то в одну, то в другую сторону. Неужели они не устали от банальностей и поверхностных анализов, которые авторы книг извергают из себя словно спортивные комментаторы? Видимо, все не так, как кажется, ведь сегодня у них полный зал: ни одного свободного места.

Последний психологический триллер Роджера, выпущенный прошлой весной, был третьим и последним романом в его чрезвычайно популярной серии «Охота на ведьм». В общем-то его книги всегда продавались относительно хорошо, но «Охота на ведьм» стала бестселлером. Никто не ожидал такого прорыва, особенно его агент, который изначально скептически относился ко всему проекту, а также бывший издатель, с которым Роджеру пришлось попрощаться прямо перед публикацией первой книги из-за отсутствия уверенности в его перспективах. В течение нескольких лет права на перевод трилогии были проданы почти в тридцать стран мира, велись переговоры и по другим сделкам. Хотя с деньгами у них с Марией и раньше было неплохо, теперь они могли позволить себе все, что захотят. Внезапно вся возможная роскошь и удовольствия оказались совсем рядом.

Вечер проходил вполне предсказуемо, Роджер слышал эти вопросы сотни раз во время своих промотуров и отвечал на них на четырех разных языках, периодически меняя интонацию и мелкие детали с единственной целью – не заснуть от скуки среди всех этих ярких огней и натужного смеха.

– Ваши книги довольно жестокие, – произнес один из зрителей, но Роджер даже не оторвал взгляда от кувшина с водой, из которого он наполнял свой стакан уже в третий или четвертый раз. Он часто слышал эти слова и не мог с этим не согласиться. Жестокие убийства, садистские пытки, сексуальное насилие над женщинами, жуткое погружение в глубины больных умов были описаны в работах Роджера Копонена в самых подробных деталях.

– Брет Истон Эллис как-то сказал, что он прорабатывает свои страхи, описывая кровавые сцены насилия, – продолжал голос. Роджер все-таки перевел взгляд на человека, сидевшего в центре зала с микрофоном в руке. Он поднес стакан к губам, ожидая, когда мужчина наконец задаст свой вопрос. Вместо этого наступила довольно долгая неловкая пауза, пока мужчина собирался с мыслями.

– Вы боитесь? Поэтому вы пишете? – наконец подытожил мужчина ровным пронзительным голосом. Роджер поставил стакан на стол и внимательно посмотрел на худого лысеющего мужчину. Очень интересно. Это граничит с наглостью. Такого вопроса он никогда раньше не слышал.

Роджер наклонился, приблизив губы к микрофону на столе. По какой-то причине в этот момент он почувствовал, как в его животе что-то перевернулось. Неужели я боюсь?

– В книге вы описали свои страхи? – спросил мужчина и опустил микрофон на колени. В нем было какое-то раздражающее самодовольство: ни намека на привычные Роджеру уважение или почтение, которые приносит слава.

– Верно, – ответил Роджер и задумчиво улыбнулся. На мгновение он забыл о человеке, задавшем вопрос, его взгляд рассеянно начал блуждать по залу. – Я думаю, что чувства автора всегда находят отражение в романе. Вы не можете не писать о том, что знаете или думаете. Страхи, надежды, травмы, то, что осталось незавершенным, ну и, конечно, поступки, которые вы оправдали перед самим собой слишком легко…

– Вы не ответили на вопрос, – упрекнул его щуплый человек, снова поднеся микрофон к губам. Роджер почувствовал, как охватившее его поначалу удивление, сменяется раздражением. Что это за допрос? Я не обязан выслушивать все это дерьмо независимо от обстоятельств.

– Не могли бы вы уточнить? – вмешался Паве Коскинен, именитый литературный критик, организовавший это мероприятие и выступавший в качестве модератора дискуссии. Он, без сомнения, считал, что справился со своей ролью с блеском, и теперь боялся, что его звездный гость, знаменитый писатель, автор трех международных бестселлеров, обидится. Но Роджер успокаивающе поднял руку и самоуверенно улыбнулся.

– Возможно, я не понял вопроса. Пишу ли я о том, чего больше всего боюсь?

– Нет. Не совсем так, – сказал мужчина необычно холодным тоном. Кто-то в первом ряду закашлял.

Роджер спрятал смущение за идиотской улыбкой.

– Не совсем?

– Да, мистер Роджер Копонен, – машинально продолжил мужчина, и в том, как он произнес имя, Роджер уловил не только сарказм, но и смутную дрожь. – Вы боитесь того, о чем пишете?

– С чего бы мне бояться собственных книг?

– Реальная жизнь всегда страшнее вымысла, – заметил этот странный человек и снова сел. В комнате повисло неловкое молчание.

Десять минут спустя Роджер сел за длинный стол, покрытый белой скатертью, в вестибюле, гудевшем от болтовни. Первым в очереди за автографом был Паве Коскинен, кто же еще.

– Спасибо, Роджер. Спасибо. И извини за этого болвана. Ты прекрасно справился с ним. К сожалению, не у всех есть хорошие социальные навыки…

Роджер улыбнулся.

– Не беспокойся, Паве, такие есть в каждой толпе. Единственное, за что каждый из нас несет ответственность в этом мире, – наше собственное поведение, – ответил он и увидел, что Паве положил на стол все три книги трилогии. Нацарапав на титульном листе что-то якобы личное рядом со своим именем, он бросил взгляд на очередь поклонников перед собой и молча отметил, что щуплого чудака нигде не видно. К счастью. Он вряд ли сможет дипломатично справиться с провокацией лицом к лицу.

– Спасибо, Роджер. Спасибо. Мы заказали столик в ресторане отеля на девять. Там готовят потрясающее жаркое из баранины, – с улыбкой сказал Паве, стоя перед Роджером и прижимая книги к груди, как нетерпеливая школьница. Роджер медленно кивнул, опустив взгляд на стол, будто заключенный, только что услышавший свой приговор. Паве нетрудно будет догадаться, что Роджер предпочел бы удалиться в свою комнату. Он давно стал презирать праздную болтовню и вынужденное распитие вина, которые, насколько можно судить, не оказывали никакого влияния на продажи его книг. С таким же успехом он мог бы грубо отказаться, навеки зарекомендовав себя асоциальным недоноском.

– Звучит здорово, – устало ответил Роджер, скривив лицо в почти правдоподобной улыбке. Паве Коскинен удовлетворенно кивнул, тоже показав в улыбке зубы, казавшиеся достаточно белыми благодаря новым коронкам. Кажется, он не был уверен в себе.

Затем он отступил в сторону, освободив дорогу извивающейся веренице читателей, прижимающих к груди книги.

3

Сержант Джессика Ниеми завязала свои черные волосы до плеч в «конский хвост» и натянула пару кожаных перчаток. Машина издала тихий звук, когда девушка открыла пассажирскую дверь до полной остановки двигателя.

– Спасибо, что подвез.

Человек за рулем зевнул.

– Наверное, будет лучше, если никто не узнает, кто был за рулем.

Они смотрели друг на друга так, словно вот-вот должен случиться поцелуй. Но ни один из них не решился на первый шаг.

Это было так чертовски неправильно.

Джессика вышла из машины и прищурилась, когда ледяной ветер бросился ей в лицо. Ночью выпал сильный снег, а снегоуборочные машины, грохочущие где-то у школы, еще не добрались до берега. Джессика захлопнула дверцу машины и увидела перед собой входную группу большого современного дома – скромный передний дворик, аккуратно подстриженная живая изгородь из туи, кованые ворота. На улице перед домом были припаркованы два полицейских фургона, и, судя по вою сирен вдалеке, к ним приближались еще несколько.

– Добрый день. – Из машины вышел мужчина в темно-синем полицейском комбинезоне и подошел к Джессике. – Офицер Койвуахо.

– Джессика Ниеми. – Она показала ему свой значок, но ее коллеги в форме уже узнали ее. Она краем уха услышала несколько своих прозвищ: Сержант Милашка, Лара Крофт, Красотка.

– Что здесь случилось? – спросила Джессика.

– Черт побери! – Койвуахо снял свою темно-синюю фуражку и потер лысину. Джессика терпеливо ждала, пока офицер возьмет себя в руки. Она бросила взгляд на дом и увидела, что входная дверь приоткрыта.

– Мы ответили на вызов в 10:15. Таскинен и я были довольно близко, так что мы приехали первыми из всех патрулей.

Койвуахо жестом пригласил Джессику пройти за ним через ворота. Она проследовала за ним, кивком приветствуя офицеров, ожидавших возле фургона.

– Что сказал диспетчер?

– Мы получили сообщение об угрозе самоубийства, – ответил Койвуахо, пока они поднимались на крыльцо. На каменном полу прихожей образовалась лужица от растаявшего снега. Ветер на секунду стих, и Койвуахо продолжил: – Дверь была открыта, и мы вошли.

Только теперь, при ярком свете фонаря на крыльце, Джессика увидела всю глубину страха в глазах мужчины. Она сгибала и разгибала ноющие пальцы, позволяя разуму нарисовать картину происходящего, опираясь на то немногое, что ей сообщили минуту назад по телефону.

– Значит, в доме больше никого нет? – спросила она, хотя знала, что ответ будет отрицательным. Койвуахо торжественно кивнул и снова надел шерстяную шапку, натянув ее до ушей.

– Мы проверили оба этажа. Должен признаться, мое сердце никогда не билось так сильно. К тому же там была эта чертова музыка.

– Музыка?

– Она была как-то неуместна в данной ситуации… Слишком спокойная, – с этими словами Койвуахо вручил Джессике их основное защитное снаряжение: перчатки, маску для лица и пару одноразовых бахил. Она наклонилась, чтобы надеть их поверх черных кроссовок. Кобура ее пистолета слегка скользнула вниз к полу.

– Где тело?

– Мы постарались оставить место преступления нетронутым, – сказал Койвуахо и кашлянул в кулак. Джессика убрала со лба прядь влажных волос и подошла к окнам, выходящим на море. Она прошла мимо дамской комнаты, кухни и вошла в гостиную, стены которой были полностью стеклянные. Огни полицейских машин, мигание которых было хорошо видно сквозь огромные стекла и шло в такт ее сердцебиению, придали мебели синий оттенок. Комната выглядела слишком похожей на аквариум, чтобы быть уютной, но когда Джессика увидела фигуру, сидящую во главе стола, она тут же перестала оценивать красоту комнаты. Она тут же остановилась, пытаясь понять, почему женщина, сидящая почти вертикально в своем кресле, выглядит так невероятно неестественно. Джессика сделала несколько шагов вперед, и ее желудок сжался.

– Ты когда-нибудь видела что-нибудь настолько жуткое? – голос Койвуахо раздался где-то позади Джессики, но она не услышала вопроса. Лицо мертвой женщины было искажено в истерической усмешке. Даже глаза у нее смеялись. Выражение лица девушки совершенно не вязалось с тем фактом, что она недавно ушла из жизни. На ней было черное коктейльное платье с глубоким вырезом, скрещенные руки покоились на столе. Больше на столе ничего не было. Ни телефона, ни оружия. Ничего.

– Я проверил пульс. Больше ни к чему не прикасался, – заметил Койвуахо, и Джессика повернулась к нему. Затем она осторожно подошла к женщине и наклонилась, чтобы лучше рассмотреть лицо, искаженное неестественной гримасой.

– Какого черта… – Джессика прошептала это так тихо, что ее могла бы услышать только сидящая девушка, если была бы еще жива. Детектив бросила взгляд вниз, мельком заметив, что босые ноги жертвы скрещены под стулом, а матово-черные угги от Джимми Чу аккуратно стоят на полу рядом. Ногти на руках и ногах были выкрашены в глянцево-черный цвет.

– Койвуахо, – наконец отозвалась Джессика, вернувшись взглядом к вынужденной улыбке на лице женщины.

– Да?

– Вы сказали… Даже при том, что это не похоже ни на одно типичное самоубийство, это…

– Мерзость. – Койвуахо сглотнул слюну и сделал несколько шагов к столу. Струйка пота стекала по его виску за ухом, исчезая между толстой шеей и воротником комбинезона. Кажется, он старался не смотреть на мертвую женщину. Патрульный неуверенно продолжил: – Звонок в Службу спасения…

Джессика начала терять терпение.

– Да?

– Звонила не она. – Койвуахо замолк на несколько секунд, облизнув пересохшие губы. Джессика догадалась, что он собирался сказать дальше. Впрочем, даже несмотря на это, она вздрогнула, когда мужчина произнес: – Звонил кто-то другой.

4

Роджер Копонен опрокинул в себя остатки кальвадоса, мягко покатал его во рту, не чувствуя и малейшего намека на вкус яблока или груши. Дешевое пойло. Впрочем, сам ужин оказался приятным сюрпризом, но поблагодарить за это следовало не организаторов, а Алису, тридцатилетнюю хозяйку местного книжного магазина. Молодую девушку, которая сумела извлечь выгоду из красивого лица и мелодичного смеха, поддерживая свою фигуру в отличном состоянии. Кроссфит. Она упомянула об этом ранее, когда рассказывала, как ее бывший парень забыл ключи от своей квартиры на третьем этаже, и они забрались внутрь, сложив садовую мебель, и… бла-бла-бла. Да какое ему дело? Роджер наблюдал за тем, как красиво вылетают слова из влажных губ, а не за деталями рассказа. Важным моментом в этой истории было то, что фигурировавший в этой истории парень либо по его желанию, либо по ее, а может, и по их обоюдному согласию заработал приставку «бывший».

Алиса смотрела на Роджера так, как смотрят на мужчин одинокие женщины в возрасте тридцати лет, пребывающие между вечной молодостью и растущим стремлением к размножению. Роджер наслаждался всеобщим вниманием. В молодости он никогда не был дамским угодником. Пожалуй, наоборот. Его общение с противоположным полом началось в раннем подростковом возрасте, и ему потребовались почти два десятилетия, чтобы исправить эти ошибки. В молодости Роджер был слишком странным и непонятным для своих ровесниц. Только достигнув сорока лет, он по-настоящему поверил в свою привлекательность и обаяние. Так что теперь он действительно мог поверить в то, что женщина, сидящая напротив него, строит глазки ему, а не похожему на Шайю ЛаБафа мужчине, который стоит позади него, наливая себе еще дрянного пойла.

Возраст принес Роджеру успех, деньги, уверенность в себе и прежде всего ту харизму, которую не в состоянии дать ни загар, ни накачанный пресс, ни густая шевелюра. Женщины хотят его. Подобно многим заядлым бабникам, он хорошо угадывал тот тип женщин, которых грех упустить. Мария в конце концов присоединилась к этому счастливому клубу. И Алиса, менеджер книжного магазина, неизбежно будет в него включена.

– Я что, одна здесь еще не читала «Охоту на ведьм»? – со смехом спросила Алиса. Подпевалы, сидящие вокруг стола, начали выказывать свое шутливое неодобрение и присоединились к смеху. Алиса сделала глоток вина и бросила на Роджера игривый взгляд из-за своего бокала, примирительно пожимая плечами, как будто она только что запустила в него снежком.

Она флиртовала через провокацию, а Роджеру это казалось невероятно сексуальным. Он почувствовал нарастающую эрекцию и подумал о том, что ему следовало бы подняться из-за стола и найти мужской туалет. Алиса последует за ним, в этом нет никаких сомнений. Он мог бы слегка поразвлечься с этой маленькой хозяйкой книжного магазина, а после даже не смотреть на нее, лежащую рядом с ним на кровати в его небольшом гостиничном номере. Не нужно даже вспоминать что-то личное и глубокое для разговора, когда уже совсем не о чем говорить.

– Ты в меньшинстве, Алиса, – заметил стоящий рядом с ней Паве Коскинен, зачерпывая ложку растаявшего мороженого из своей креманки, и продолжил: – Такое чувство, что уже все прочитали эти книги. Даже те, кто никогда не читал детективных романов.

Роджер поставил стакан на стол, улыбнулся Паве, будучи уверенным, что его фальшивая улыбка не помогла скрыть отвращение. Старый пердун совсем потерял достоинство, используя подхалимство в попытке спасти репутацию звездного автора, в своем прискорбном отсутствии социальной проницательности, он не уловил в этом выпаде девушки брачного танца.

– Я пойду попудрю носик. – Алиса промокнула уголки рта салфеткой, будто бы следуя этикету, и встала. Она опередила его намерения. Роджер проводил ее взглядом, пока она обходила вокруг стола на высоких каблуках. Потом она на ходу незаметно задела его спину. Жест совершенно лишний, ее игра очевидна. Роджер на мгновение задержал взгляд на «динозаврах», сидящих вокруг стола, и заметил, что только Паве поднял свой неуверенный взгляд, провожая Алису. Кажется, и у тебя есть чувства, Паве. Роджер огладил ножку бокала с кальвадосом, обдумывая свой следующий шаг. Со времени последнего инцидента прошло уже больше полугода. С тех пор он бесчисленное количество раз обещал себе, что никогда больше не будет за кем-то волочиться тайком от Марии – по крайней мере, в таких ситуациях, когда риск быть пойманным превышает искушение. Это был случай на грани. Желание, пылающее в глазах молодой женщины, делало ее особенно интригующей, и во время обеда стало ясно, что более глубокой связи она не ждала. «Вэм-бэм, спасибо, мэм». Пара минут – это все, что ему было нужно.[1]1
  Сленговое американское выражение, обозначающее быстрый сексуальный акт, не требующий продолжения отношений. – Здесь и далее прим. переводчика.


[Закрыть]

Роджер отодвинул стул, испустив почти ощутимый возбужденный вздох, и встал. Он проверил время на телефоне и заметил три пропущенных вызова с неизвестного номера и сообщение в Ватсапе от Марии, пришедшее два часа назад.

Фонари во дворе все еще плохо работают!

Под ним два эмодзи: плачущий и сердитое оранжевое лицо.

Внутри у Роджера все сжалось. Однако то, что он страдал от угрызений совести за свое поведение, не делало его меньшим мудаком. Роджер внезапно понял, что с его стороны неправильным было связывать себя узами брака с Марией только потому, что он не хотел ни с кем ее делить. Он знал, что любой мужчина средних лет отдал бы почку за то, чтобы иметь возможность состариться рядом с такой женщиной, как Мария. И, несмотря на это, он сейчас идет за девушкой из книжного магазина.

Не беспокойся. Я займусь этим завтра.

Роджер выждал мгновение, чтобы посмотреть, прочитает ли Мария сообщение, но она этого не сделала, и ему пришлось вернуть телефон в карман.

– Прошу меня извинить, – сказал он, не потрудившись придумать других оправданий, и ушел. Только после того, как мужчина вышел из зала, до него донеслось постепенно нарастающее жужжание «мух», с которыми он ужинал. Они продолжали говорить о том, какой это был замечательный вечер и как они уверены, что Роджер тоже считал это событие успешным. Остальной ресторан был пуст, и Роджер пересек опустевшую столовую, направившись к туалетам. Он прошел мимо стойки администратора, кивнул дежурному агенту, который только что ответил на звонок, и заметил дверь в дамскую комнату. Она была оставлена слегка приоткрытой. Его сердце заколотилось все сильнее, и он мысленно уже видел, как в мгновение ока задерет черно-белое платье до пояса, оттянет трусики в сторону и войдет в эту молодую женщину, зажав ей рот рукой, чтобы она не возбудила любопытства других гостей.

Но, едва потянувшись к дверной ручке, он услышал голос позади себя и замер, как подросток, который собирается улизнуть на вечеринку, но одернут сердитым голосом матери. Однако тон этого голоса был не возмущенным, а словно извиняющимся. Он принадлежал женщине из приемной.