Текст книги "Командир Браге (СИ)"

Автор книги: Макс Мах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Елизавета Аркадиевна! Госпожа капитан! – Коковцев был уже рядом и первыми же словами, произнесенными – и, по-видимому, неспроста, – несколько громче, чем следует, дал знать окружающим, что все в порядке, и основы миропорядка неколебимы. – Разрешите проводить вас к адмиралу.

– Разрешаю! – согласилась Лиза и вслед за капитан-лейтенантом прошла вглубь здания.

Марков ожидал Лизу на втором этаже, в комнате с окнами на Ладогу, и он был не один. В кожаных креслах вокруг низкого столика, вырезанного из цельного куска мореного дуба, сидели еще два адмирала. Впрочем, они встали, как только Лиза вошла в кабинет.

– Елизавета Аркадиевна, – шагнул к ней Марков, – душевно рад знакомству!

– Вообще-то мы знакомы, – ответила Лиза, протягивая адмиралу руку.– Вы, Георгий Алексеевич, может быть, меня не помните, но мы встречались, как минимум, дважды.

– Медаль и нагоняй, – кивнул Марков с улыбкой. – А говорили, память напрочь отшибло!

– Это, смотря кто, говорит! – улыбнулась в ответ Лиза. Обсуждать свое здоровье с высшими офицерами Флота, показалось ей лишним.

– Здравствуйте, Кирилл Николаевич! – повернулась она к невысокому сильно располневшему адмиралу. Адмирала Кондратьева она узнала по фотографии, остальное было взято из справочников, морской энциклопедии и дневников Елизаветы Браге.

– Здравствуйте, Лиза! Искренно рад вас видеть живой и здоровой. Люди разное говорят, а я вас, как вы понимаете, хорошо помню. Не каждый день девушка в Академию поступает!

– Да, уж... Мне, наверное, перед вами извиниться следует, – притворно вздохнула Лиза. – Нервов я вам попортила немерено!

– А уж сколько крови выпили! – рассмеялся довольный ее репликой адмирал.

– Та еще язва была! – объяснил он другим адмиралам.

– Так ведь не сильно и изменилась, не так ли! – усмехнулся третий, самый старший из присутствующих. Лиза опознала его, как адмирала Верникова, но не знала, пересекались ли они в прошлом.

– Я Верников, – представился адмирал, – Павел Кузьмич.

– Очень приятно, – пожала ему руку Лиза. – Браге.

– Что ж, – Марков подошел к столику и указал на кресла. – Прошу садиться, господа!

Согласно флотской традиции, чуть подправленной в угоду прогрессу, все офицеры – по определению – господа. Женщины тоже.

– Благодарю! – Лиза села в одно из четырех кресел и с любопытством, которое не собиралась скрывать, посмотрела на адмиралов.

– Что будете пить, Елизавета Аркадиевна? Чай, кофе, что-нибудь покрепче?

– Спасибо, – чуть кивнула Лиза. – Коньяк будет в самый раз.

Она достала портсигар и закурила. Пепельница на столике это предусматривала.

– Скажите, Елизавета Аркадиевна, – начал между тем адмирал Верников, – в газетах пишут, вы сажали крейсер в грозу на неподготовленную площадку. Это правда?

– Легкий крейсер, – уточнила Лиза. – Бриг. Голландский, восьмой серии.

– То есть, да? – пыхнул трубкой Кондратьев.

– В принципе, да, – согласилась Лиза. – Не так элегантно, как описывает в своих очерках господин Питсбургер, но в основном, все так и было.

– Кто этот Питсбургер? Вы его знаете? – Марков достал сигару и, казалось, был всецело занят раскуриванием, но, как выяснилось, так только казалось.

– Ну, это, собственно, не секрет, – улыбнулась Лиза. – Это Рейчел Вайнштейн, наш первый трюмный инженер.

– Ну, я где-то так и понял, – кивнул Марков. – По описанию событий видно – писал скорее, инженер, чем пилот.

– Расскажите, как все было на самом деле? – снова вступил Кондратьев.

Ну, что ж, ей стыдиться было нечего.

– Расскажу.

И Лиза стала рассказывать. Минут за десять управилась, как раз принесли кофе и коньяк.

– Вот что значит отсутствие метеорологической разведки! – подытожил ее рассказ адмирал Марков. – Но вы молодцом, Елизавета Аркадиевна! Все правильно делали, укорить вас просто-таки не в чем. Не посрамили честь мундира! А еще говорят, что из истребителей капитаны крейсеров не получаются! Еще как получаются!

– Спасибо! – Лизе действительно было приятно. Всегда хорошо получить похвалу, но из уст лорда Адмиралтейства – это уже, как мечи к Александру Святому.

– Значит, и про бой техасского брига с английскими кораблями тоже правда? – Верников отпил немного коньяка и одобрительно кивнул.

Коньяк, и в самом деле, был хорош. Лиза уже успела его оценить по достоинству. Вопрос, впрочем, тоже.

"Это что, – спросила она себя, – это они любопытство тешат или тут есть какой-то подвох?"

Ей показалось, что подвох есть. Но в чем, она даже представить себе не могла. Тем не менее, про ночной бой рассказала.

– А ведь хороший маневр! – похвалил ее Кондратьев.

– Ну, не скажи! – возразил ему Марков. – Это вот Елизавета Аркадиевна смогла, а большинство капитанов угробятся, если попробуют. Ты представляешь, какое тут требуется пространственное чутье?

Завязалась дискуссия. Адмиралы живо обсуждали тот Лизин маневр, когда она положила бриг на борт, и другие детали боя, а заодно и вообще злободневные вопросы тактики тяжелых кораблей. О Лизе, словно бы, забыли, но она не сомневалась – помнят, и, как вскоре выяснилось, не ошиблась.

– Как думаете, Елизавета Аркадиевна, – повернулся к ней Марков, – вы медицинскую комиссию пройти сможете?

– А смысл?

– Вернуться в строй, перейти в активный резерв.

– Активный резерв...

Звучало заманчиво. Резервисты первой волны действительно рассматриваются, как находящиеся в строю.

– О чем конкретно мы говорим, господин адмирал?

– О "Вологде".

"Вологда"? Серьезно?" – ее словно, жаром обдало. Дай Бог, чтобы собеседник не заметил, но в виски ударило не по-детски, и судорога прошла от поясницы до плеч.

"Вологда" – артиллерийский крейсер 1-го ранга, и назначение на него означало неслыханный карьерный взлет. Впрочем, это на первый взгляд. А на второй – крейсера типа "Псков" уже "старые старички" и все, как один, находятся на консервации.

"На консервации... Даже так?!"

– Мы что, к войне готовимся? – прямо спросила Лиза.

– Мы всегда к войне готовимся! – хмыкнул Кондратьев.

– Да, Елизавета Аркадиевна, готовимся, – подтвердил Марков. – К большой войне. Так что резерв может очень скоро понадобиться. На "Вологде" сейчас полным ходом идет ремонт, проводится частичная реконструкция. Оптимизируем машину, ставим радиоискатель и автоматические пушки. В общем, подтягиваем ветерана под новые стандарты. Скорость и высотность, конечно, от этого сильно не изменятся, но броня и главный калибр все еще очень даже соответствуют!

"Водоизмещение под двадцать тысяч тонн... Но скорость максимум семьдесят узлов. Сиречь – 120-130 километров в час. Почти как мой "кокорев", однако в строю... В строю он действительно должен быть хорош. Главный калибр паровой – 180 миллиметров, но сотки – обычные пушки и скорострельность у них будь здоров! И шестнадцать левитаторов..."

– Допустим, я пройду медкомиссию, что потом?

– Переаттестуем в офицера действующего резерва и назначим командиром на "Вологду". У нас командиров крейсеров с боевым опытом сейчас немного, будете более чем полезны. Так как?

– С брига мне придется уйти? – вопрос, как оказалось, непростой. Болезненный.

– Зачем? – остановил ее Марков. – Вы же не на вражеском корабле служите! Не на поляке или, прости господи, киевлянине. Ходите себе на техасце сколько вздумается. Нам же лучше! Пока суд да дело, нарабатываете опыт судовождения в сложных условиях пилотирования, и никакие сборы не нужны. Вот сходите в феврале на недельку в учебный поход на "Вологде", и свободны! До тревоги, разумеется, но тогда будет уже не до поиска сокровищ...

4. 17 января 1932 года

Оказалось, Петр преуспевает. Лиза об этой стороне жизни своего "бывшего" ничего толком не знала, а Елизавету эти мелочи жизни и вовсе не интересовали. Отметила мимоходом, что он из хорошей семьи – прямиком из новгородской старшины, – добавила, что занимается финансами, и все, собственно. Однако, когда Лиза начала изучать факты, находящиеся в свободном доступе, выяснились весьма любопытные подробности. Мамоновы ведь были не просто почетными гражданами Господина Великого Новгорода. Они и по сей день владели значительной долей на новгородской лесной бирже, но торговали не только лесом и пиломатериалами, им принадлежали, правда, в основном на паях, рудники, а так же обогатительные и металлургические заводы на Кольском полуострове и в Ниене. Платина, титан, алюминий, редкие металлы... Но и сам Петруша был не промах. В последние годы он сделал головокружительную, но вполне объяснимую его способностями и семейными связями, карьеру. Вице-директор второго по величине себерского банка – это, считай, как минимум, контр-адмирал. Но к их отношениям, вернее, к отношениям между Лизой и ее вновь обретенной семьей прямого отношения карьерный рост Петра не имел.

Через день после разговора с Петром, Лиза уже не была уверена, поступила ли она правильно, согласившись прийти на вечеринку. Что ей там делать? Кто она им, и кто они ей? Однако слово не воробей, вылетит – не поймаешь: обещала прийти, изволь соответствовать.

"Ладно! – решила Лиза. – Схожу. С меня не убудет, и это всяко не страшнее путешествия на плоту по реке Мосезе!"

И вот в воскресенье семнадцатого она остановила свой белоснежный "Кокорев" на подъездной дорожке у дома номер 40 по Гвардейской улице, оказавшегося особняком в италийском стиле. Лиза притерла локомобиль к поребрику, оставляя место для проезда других машин, и вышла на оставленную между асфальтом дороги и травой газона узкую тропинку, вымощенную кирпичом.

На этот раз она оделась скромно: итальянские туфли, меховое манто, парижское шелковое платье, марокканский шарф из тонкой шерсти и семейные драгоценности – аметистовый гарнитур. Прошла к подъезду, швейцар открыл перед ней дверь, и первой, кто бросился обнимать Лизу, оказалась Полина.

– Лиза! Ну, наконец-то! – затараторила девушка, проявляя несколько чрезмерный, на взгляд Лизы, энтузиазм. – Мы так переживали за тебя! Это путешествие... А в газетах... Григорий говорит... Я даже не поверила... А мы... Ты знаешь, мы поженились! А тебя не было... Так жаль!

Между тем к ним подошел Григорий.

– Представь себе, Лиза, я соскучился!

– Серьезно? – она своим ушам не верила.

Григорий проявил какие-то человеческие чувства? Соскучился? По ней?! Но факт, исчезло куда-то наглое равнодушие из глаз, и – хотя все остальное осталось без изменений – этого было достаточно, чтобы "проникнуться".

"Что происходит? – спросила она себя, едва ли не с оторопью. – Что я пропустила?"

– Обойдемся без объятий, не возражаешь?

– Ни в чем себе не отказывай! – оскалился Гриня, но и оскал у него сегодня получился какой-то "вегетарианский".

– Кстати, поздравляю!

– С чем именно? – "недоуменно" поднял бровь Григорий.

"А что, свадьба не повод? Или есть что-то еще?"

– Во-первых, со свадьбой! – изобразила Лиза "техническую" улыбку. – А во вторых с внеочередным производством! – она все-таки углядела, что Григорий стал носить полковничьи погоны. – Ведь внеочередное, я права?

– Права, выслуги не хватало, – и он, как бы невзначай, коснулся пальцами левой руки своей груди.

"Ого! – оценила Лиза. – Во что же ты влип, Гриня?!"

– "Михаил 2-й степени"? Впечатляет! Кого же ты убил, братец? Не иначе, как самого Пятковского!

– С чего ты решила, что это были поляки?

– А кто еще? – насторожилась Лиза.

– Потом расскажу, – и он отошел в сторону, приглашая Лизу, пройти в гостиную.

"Вот те раз! Что, блин, за тайны мадридского двора?"

Однако с Грини все только началось. Пока поздравляли виновницу торжества, пока "выпивали и закусывали", Лиза нет-нет да бросала взгляд на Ивана – мужа ее двоюродной сестры Татьяны, однако капитан 2-го ранга Иван Гаврилович Кениг оставался невозмутимо нейтрален, словно, и не было того в высшей степени занимательного ночного разговора. Зато совершенно неожиданно для себя Лиза обнаружила, что живой интерес к ее особе проявляет кузен Виктор и его жена Дарья. Виктор Львович и Дарья Дмитриевна Шумские Елизавету никогда всерьез не занимали, и в своих дневниках она о них почти ничего не написала. Пара фраз тут, замечание там, но никогда и ничего конкретно о них. Обычно только в контексте и по случаю. И все, что Лиза знала о Шумских, это то, что Виктору – на глаз, – лет сорок или около того, а Дарья, пожалуй, даже моложе Лизы. Лет двадцать семь – двадцать восемь, больше не дашь. Женаты шесть лет, детей пока нет, и это все о них.

"Ну, что ж, – решила Лиза, – про Ивана я тоже раньше ничего не знала. Поживем – увидим!"

Между тем, вечеринка продолжалась. Перед десертом Лиза вышла покурить на застекленную веранду. Несколько фикусов, пальма в кадке, какие-то вьющиеся растения по двум стенам, – дикий виноград или еще что, – стол, несколько стульев, кресло, этажерка с газетами. Почему не пошла в курительную комнату? Наверное, потому, что подсознательно ожидала некоего повторения прошлогоднего семейного торжества. Все – там, она одна здесь. И любой, кто захочет поговорить с ней тет-а-тет, имеет возможность подойти под благовидным предлогом: покурить на веранде – в холодке и тишине, или перекинуться парой слов с непутевой родственницей.

Едва слышно скрипнула дверь. Потом половица, и еще одна. Человек шел мягко, но не беззвучно. Одним словом – не прятался, хотя и мог.

"Этот может!" – вспомнила Лиза замечание Елизаветы.

– Полагаю, на мой счет ты не заблуждаешься?

– Нет, Гриня, не заблуждаюсь. – Оборачиваться не стала. Если есть, что сказать, и так скажет, а рассматривать его физиономию – очевидный перебор.

– Вообще-то, ты сука, Лиза!

– Сразу в карьер? – пыхнула папироской.

– Ты переспала с невестой на смотринах, – холодно констатировал ей в спину Григорий. – С моей невестой! Мало того, что извращенка, так еще и наглая сука, разве нет?

– Без комментариев, – бросила коротко.

– А и не надо, Полина мне сама перед свадьбой все рассказала.

– Я рада за тебя!

– Вот и я по первости обиделся, а потом смотрю, чистый профит!

– В чем твой интерес? – любопытство заставило обернуться.

– Ты в курсе, что у нас война на носу? – Григорий стоял в нескольких метрах от нее, смотрел этим своим фирменным, "рыбьим" взглядом.

"И этот туда же! Да что они все свихнулись что ли? – возмутилась Лиза, но тут же и спохватилась. – А что если, и в самом деле?"

– Война? – спросила вслух. – Серьезно?

– С такими вещами не шутят.

– Ладно, допустим. Что с того?

– Ты давеча спросила, за что я "Михаила" получил.

– Так за что?

– За диверсию византийцев в низовьях Днепра.

– Значит, это были не византийцы! – поняла Лиза.

– Без комментариев, – оскалился Григорий. – Но по факту, Лиза, неделю назад я принял 3-й полк гвардейских пластунов. Отсюда и просьба, присмотри за Полиной, если что.

"От оно как! Гвардейские пластуны!"

Теперь Лиза кое-что поняла и про Григория, и про то, каким образом год назад он впутал в ее дело армейскую контрразведку. Гриня служил в местном аналоге спецназа. Элитные части. Аксельбанты и прочие фантики. Однако, на самом деле, гвардейские пластуны такие же отморозки, как и разведчики флотского десанта. Красавцы, безумцы, и, разумеется, если что, их посылают в самое пекло.

– Прости, Гриня, – сказала она почти искренно, – но ты обратился не по адресу. Я два дня назад вернулась в активный резерв. Если начнется, поведу в бой крейсер, а крейсера в строю, сам понимаешь, не самое безопасное место на войне...

– Прошла медкомиссию? – нахмурился Григорий.

– Признана годной для строевой, – пожала плечами Лиза.

– А я думал, уйдешь со своими пиратами куда-нибудь подальше и Полину с собой заберешь.

– А вот это идея! – кивнула Лиза. – Я могу попросить шкипера, он мне не откажет.

– Что ж, – согласился Григорий, – попроси!

И, ничего к этому не добавив, даже не попрощавшись, покинул веранду.

Григорий ушел. Лиза проводила его взглядом. В задумчивости щелкнула крышкой портсигара и даже не запомнила, как доставала папиросу, и как закуривала. Нашла себя через какое-то время с прогоревшей до мундштука папиросой, потухшей и даже уже не дымившей: стояла у стеклянной двери и смотрела, как на улице медленно падает снег.

Разговор с "братом Гриней" уже не в первый раз поставил вопрос ребром: кто она Лиза Браге? Тень воина или воин? Лиза Берг, Елизавета Браге или кто-то третий, новый и неизвестный?

Сейчас она с полной очевидностью поняла, что, не задумываясь, легко и естественно приняла предложение адмирала Маркова и, более того, была горда и счастлива получить такое предложение. И перед медкомиссией волновалась, как "настоящий пилот". И позже "держала себя в узде", стараясь никому из проверявших не показать ни своего страха, ни своей неуверенности. И, разумеется, она помнила приступ счастья, обрушившегося на нее, когда прочла в заключении комиссии, "практически здорова"... "ограничений не имеет"... "пригодна к строевой службе на боевых кораблях Флота".

"Пригодна" – означало среди прочего именно то, о чем она сказала пару минут назад своему "полубрату": если начнется война, Лизе предстоит повести в бой артиллерийский крейсер "Вологда". И этим все сказано. Война – это кровь и смерть, но для авиатора Елизаветы фон дер Браге это еще и работа. Впрочем, как только что выяснилось, для Лизы теперь все обстояло точно так же.

"Есть такая профессия – родину защищать", – вспомнила она фразу из старого советского фильма и даже не удивилась, почувствовав, как точно соответствует это определение ее внутреннему ощущению.

5. 11 марта 1932 года

Ресторан "От-кутюр" – не трактир, тем более, не корчма, а именно ресторан на европейский лад. Модный в этом сезоне, пафосный и дорогой, но столичные кутюрье хаживали сюда еще задолго до того, как заведение приобрело такую популярность у шлиссельбургских богачей. Собственно, в первую очередь, поэтому Наде оказалось достаточно всего лишь выразить желание зайти вечерком в "От-кутюр", и ресторатор Самошин тут же организовал для нее столик. Впрочем, имелась и другая причина. Когда еще и где, увидишь вместе одного из самых востребованных модельеров столицы Надежду Вербицкую, оперную диву "европейского разлива" Клавдию Добрынину и кавалерственную даму капитана баронессу Елизавету фон дер Браге? Если честно, то редко когда и, черт его знает, где.

Так что ничего удивительного, что на них смотрели. Смотрели и еще как! Однако умение игнорировать настырный интерес совершенно посторонних тебе людей – непременное условие публичности. Без этого на горних вершинах известности и славы не то, что не прожить, просто не выжить. И если Елизавете, с ее ничтожным опытом, искусство "равнодушия" давалось с трудом, – Надежда с Клавдией помогали ей, как могли. А могли они много как, хотя этим вечером превзошли самих себя. Мало того, что место атмосферное, и марсельский диксиленд – выше всяческих похвал, так еще и разговор, доверительный, непринужденный и на более чем подходящие темы: мода, любовь и оперная сцена, – со смехом, шутками и с франкским шампанским, которое буквально лилось рекой. Тем не менее, "среди своих", то есть, исключительно между собой, подруги оставались внимательны друг к другу и не скрывали своего благожелательного интереса ко всем "грязным подробностям" личной и общественной жизни "любой из трех".

– Милая, ты уже в четвертый раз смотришь на часы, – испытующе глянула на Лизу Надежда, – мы кого-то ждем?

– Жду, – вздохнула Лиза и пыхнула в рассеянности папироской.

Телеграмму из Гетеборга она получила еще утром и сразу же отписалась, указав, где и когда ее искать, если, конечно, курьерский "скороход" Эдинбург – Антверпен – Ниен прибудет без опоздания, и в Ниене найдется попутный борт в Шлиссельбург.

– Вот как? – заинтересовалась Клавдия. – Кто он? Почему раньше не рассказывала?

– Да, сама еще не уверена, – снова вздохнула Лиза. – Познакомились случайно и при весьма драматических обстоятельствах. Во всяком случае, тогда мне было не до любви. Позже виделись лишь мельком, да и то на людях. А потом он мне написал...

– И понеслось! – хохотнула Клава, уловившая самую суть интриги.

– Да, нет! Что ты! – покраснела Лиза, обычно не склонная к смущению. – Мы только переписывались...

"Да, представьте! Только переписывались!"

С ее-то наклонностями, с ее-то "послужным списком"! Однако из песни слов не выкинешь: так оно все и происходило. Переписка, пара-другая телефонных разговоров. А потом он вдруг сообщает, что взял билет на "экспресс" и спрашивает совета, на каком постоялом дворе в Шлиссельбурге ему стоит зарезервировать номер?

– Он хорош собой?

– Мне нравится.

– Где вы познакомились?

– В Африке.

– Наш, себерский?

– Нет, франк, вернее, шотландец...

– Так франк или шотландец?

И дальше в том же роде.

За разговорами Лиза отвлеклась, и какое-то время не смотрела ни на часы, ни в сторону входа.

– Только не говори, что этот красавчик он! – Первой Якова увидела Надежда и оценила по достоинству.

– Извини, Надя, но это именно он! – ответила Лиза, повернувшись туда, куда смотрела подруга.

Яков шел по проходу между столиками, и да, он был чудо, как хорош. Высокий, широкоплечий, темноволосый и темноглазый. В общем, мечта любой себерской женщины, которые – так уж сложилось – легко западали на южан. А Яков как раз и являл собой лучший образчик средиземноморского типа, хотя, по происхождению считался скорее шотландцем, чем франком. Впрочем, темноволосых шотландцев тоже пруд пруди, только у них тип другой. А еще, Лиза впервые увидела Якова в смокинге, со всем прилагающимся к этому "блюду" "гарниром", – белоснежной манишкой, галстуком бабочкой и лакированными штиблетами, – и мгновенно поняла, что все это ему ужасно идет, и к тому же все это он умеет носить.

– Умереть не встать! Какой мужчина! – констатировала Клавдия, которая, не смотря на очевидные сексуальные предпочтения, умела быть объективной.

Между тем, Яков подошел к их столу и вежливо поклонился.

– С вашего позволения, дамы, – сказал он по-русски, хотя и с чудовищным английским акцентом, – разрешите представиться! Джейкоб Август Мария Паганель! К вашим услугам!

Он обвел подруг чуть насмешливым взглядом темно-карих глаз, одарил их своей невероятно привлекательной улыбкой, и, повернувшись к вставшей навстречу ему Лизе, осторожно коснулся губами ее щеки.

– Если позволишь...

– Ты спросил постфактум! – не искренне возмутилась Лиза, забывшая вдруг, сколько ей лет и кто она такая в этой жизни.

– Главное, что спросил! – возразил Яков, пододвигая ей стул

– Позволите? – снова постфактум спросил он, садясь за стол.

– С каких пор ты говоришь по-русски? – "поддержала разговор" Лиза, хотя, видит Бог, даже от этих ничего не значащих реплик ее вдруг бросило в жар.

"Вот же напасть! Совсем голову потеряла, дура старая!"

И в самом деле, напасть. Ведь, если быть искренней, первое время "в новом мире и в чужом теле" Лиза образчиком благонравия явно не была. Скорее наоборот: грешила легко и беззаботно, словно, не ведавшая греха Лилит. Однако со временем Лизино отношение к постельным играм несколько изменилось. Достаточно сказать, что последним мужчиной, с которым она спала, был профессор Скиапорелли. И случилось это аж в мае месяце прошлого года. Был, правда, еще один мужчина, но Федора можно было считать персонажем сна.

– С каких пор ты говоришь по-русски? – спросила Лиза.

– С недавних. Решил вот выучить...

Между тем, перезнакомились, и официант принес еще один прибор. Подняли бокалы "за знакомство", и Яков выпил со всеми за компанию шампанского, но уже через пару минут, – закурив, раз уж дамы курят, – кликнул официанта и попросил принести шотландский виски, но виски в карте вин не оказалось.

– Принесите виленскую старку! – распорядилась, тогда, Лиза.

– Так виленская, она же контрабандная, – потупил взгляд официант.

– Мы не из полиции, милейший, и не из министерства финансов, – улыбнулась Лиза, – так что давай, неси! В графине.

– Старка немного напоминает зерновой виски, – объяснила она Якову, – хотя и лучше. Попробуй! Не пожалеешь!

Яков "попробовал", затем "попробовал" снова и еще раз, и стало очевидно, что шотландцы, как и себерцы под хорошую закуску и в хорошей компании пить могут до бесконечности.

– Скажите, Джейкоб, – спросила после очередного тоста Надежда, – вы имеете какое-то отношение к шляпам "паганель"?

– Самое прямое, – улыбнулся Яков, явно довольный этим вопросом.

– Вот как? – удивилась Лиза. – Этого ты мне еще не рассказывал!

– Увы, мой друг, – снова улыбнулся Яков, но теперь уже персонально Лизе, – я тебе еще много о чем не успел рассказать.

И это было правдой. Когда и где ему было рассказывать ей о своей жизни? Она ему, впрочем, тоже о многом не рассказала.

– Что же касается соломенной шляпы "паганель", – обернулся Яков к Надежде, – ее придумал и ввел в моду мой дед Жак Паганель, в честь которого я, собственно, и назван Джейкобом. Ну, знаете, Джейкоб, Яков, Жак...

– Вернемся к вашему деду, Джейкоб, – предложила Надежда, которую, в первую очередь, интересовал мир моды, а все остальное можно было отложить "на потом". – Какое отношение он имел к изготовлению шляп?

– Не он сам. Скорее его жена. Видите ли, мой дед был известным естествоиспытателем и путешественником. В частности, в 1868 году он совершил невероятное по сложности путешествие вдоль 37-й параллели южной широты. Вот в ходе этого удивительного путешествия он и придумал шляпу нового образца, отлично защищавшую голову от солнца. Позже его жена и моя бабушка Мэри Грант открыла в Эдинбурге модный дом и среди прочего начала продавать "паганели", пользовавшиеся большим успехом у спортсменов и всех тех джентльменов, кто отправлялся в колонии...

– Так вы из Эдинбурга? – уточнила Надежда. – Кутюрье?

– О, нет! – рассмеялся Яков, поднимая рюмку. – Я из Эдинбурга, но совсем не по этой части. За милых дам!

– Хороший тост, – согласилась Клавдия, поднимая свой бокал.

– Чем же вы занимаетесь Яков? – спросила она, выпив шампанское.

"Сколько веревочке не виться..." – смирилась Лиза с неизбежным.

– Яков, – сказала она, принимая на себя обязанность представить подругам своего мужчину, – профессор Эдинбургского университета, непременный член Лондонского Географического Общества, иностранный член Французской академии и рыцарь ордена Чертополоха.

– А с виду и не скажешь! – хмыкнула Надежда.

– Вот как легко ошибиться в человеке, – поддержала ее Лиза. – Я же сказала, мы познакомились в Африке.

– Я помню, – кивнула Надежда, – в Африке. Но не до такой же степени!

Часть I. Одиссея капитана Браге

Глава 1. Одинокий марш, Июль, 1931

Подъем оказался гораздо сложнее, чем казалось снизу. Сначала пришлось пересечь пологую, но обширную осыпь, потом долго плутать среди огромных обломков скалы и колючего кустарника, и, наконец, апофеоз отчаяния – вертикальная стена. Двенадцать-пятнадцать метров ровной, как стол, скалы, и поздно уже спускаться вниз и искать дорогу в обход. Дело за полдень, солнце стоит высоко и жарит беспощадно, а воды во фляге Тюрдеева осталось максимум на треть. Если не подняться здесь, где наверху виднеются ветви деревьев, – и значит, остается надежда найти воду, – то уже не принципиально, умрешь ли ты, сорвавшись со скалы, или тебя медленно убьет жажда. Лиза решила, что лучше все-таки идти вверх, тем более что, как говорят в Себерии, кто не рискует, тот не пьет шампанское. Однако где-то на середине подъема ей вдруг подумалось, что, пожалуй, она погорячилась.

Разумеется, стена – в скалолазании такие участки называют "зеркалом" – была не абсолютно гладкой. Тут и там ее пересекали вертикальные трещины, некоторые из которых шли зигзагом или даже под углом. Имелись и выступы. Немного, но они находились, если долго шарить пальцами по нагревшейся под солнцем скале. Карнизы и козырьки, за которые можно ухватиться лишь кончиками пальцев, и полки, на которых умещались одни только носки ее ботинок. Крайне утомительный подъем, – трудный и опасный, – и все это под яростным солнцем, без страховки, волоча за собой веревку, к которой привязаны рюкзак и шест. Тем не менее, подъем был возможен, и Лиза карабкалась вверх, борясь с усталостью и жаждой, а заодно и с готовым обрушиться на нее приступом отчаяния.

И вдруг... Впрочем, такие вещи всегда случаются неожиданно.

– Не шевелитесь, месье!

Лиза не сразу поняла, что обращаются к ней, но голос сверху был настойчив.

– Замрите! Мы спускаем веревку! Держитесь, месье, мы вас вытащим!

"Месье? – удивилась Лиза, хотя Бог свидетель, сил на эмоции уже не осталось. – Это ко мне? Ах, да! Он же видит только голову в платке и плечи..."

Все верно. Сооружая из парашютного шелка платок, защищающий от прямых солнечных лучей лицо и голову, Лиза думала о хиджабе, то есть, смотрела на проблему с точки зрения женщины. Мужчина на ее месте, скорее всего, подумал бы о бондане или о куфие, если бы все-таки захотел прикрыть еще и лицо. И тот, кто сейчас смотрел на Лизу сверху вниз, тоже думал на мужской манер. Ну, а встретить одинокую белую женщину в самом сердце черной Африки, такого ужаса не мог себе вообразить ни один цивилизованный человек по ту и эту сторону Атлантики. Впрочем, этот был европейцем. Он говорил по-франкски, и притом не абы как, а с великолепным парижским произношением.

"Парижанин? Здесь? Ну, надо же!"

Между тем, франк не обманул, и через пару секунд рядом с лицом Лизы появилась веревка с петлей на конце. Это была крученая льняная веревка, какие используют при горных восхождениях, что могло кое-что рассказать об опытности ее хозяина и серьезности его намерений.

– Хватайте веревку, месье! – крикнул мужчина. – Держитесь! Мы вас вытащим!

Возможно, франк предполагал, что Лиза сможет продеть веревку под мышками. Это была неплохая идея, но Лиза никак не могла сообразить, как это сделать так, чтобы не сверзится вниз. Такое вот мгновенное помутнение, но и раздумывать было некогда. Так что Лиза обошлась малым. Она схватила веревку правой рукой, накрутила ее вокруг ладони и запястья, удерживаясь на одних лишь кончиках пальцев левой руки и носке правого башмака, и, наконец, решительно перенесла весь свой вес на альпинистский трос. Рывок, резкая боль в правой руке, но в следующее мгновение Лиза уже ухватилась за веревку еще и левой рукой и уперлась ногами в стену. По-видимому, за ее действиями наблюдали, потому что, как только она попробовала "идти по скале", веревку потянули вверх. "Идти" сразу стало легче, и через пару минут Лиза уже перелезала через край скалы. Ее тут же подхватили под руки, оттянули от обрыва и подняли на ноги. Лиза шагнула вперед, постояла мгновение, собираясь с силами, отвязала от пояса и передала кому-то конец тянущейся вниз веревки, но уже в следующее мгновение, едва добралась до первого подходящего дерева, силы покинули ее. Лиза опустилась на землю, облокотилась спиной о ствол и потянулась к фляге, висевшей справа на поясе, уравновешивая тяжелый "горбатов", прикрепленный слева.