Текст книги "Командир Браге (СИ)"

Автор книги: Макс Мах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Командир Браге (Авиатор 2)

Макс Мах

Командир Браге

(Авиатор 2)

Предыстория истории

Вселенная бесконечна, и в этой беспредельности возможны практически любые из невозможных миров. В одном из них, в мире пара и летающих кораблей, живет авиатор Елизавета фон дер Браге. Наша история началась с ее гибели в воздушном бою с польским крейсером-тримараном (роман Авиатор). Но смерть отважного пилота неожиданно обернулась новой жизнью и для нее, и для девушки из иного мира – мира, где СССР недавно отпраздновал 90-ю годовщину Великой Октябрьской Революции. Так случилось, что во время научного эксперимента сознание инженера-электрика Елизаветы Берг не только проникло в некое "параллельное пространство", но и оказалось в теле авиатора Елизаветы Браге. В результате списанная по состоянию здоровья из Флота республики Себерия капитан 2-го ранга Браге, которая на самом деле уже совсем другая женщина, принимает командование "Звездой Севера" – бригом искателей сокровищ, летающим под флагом Техасской республики. На дворе начало тридцатых годов, а приключения брига и его шеф-пилота разворачиваются в республике Себерия и ее столице Шлиссельбурге, в Немецких государствах и Венецианской республике, над Средиземным морем и в горах Атласа, над Сахарой и в джунглях африканского королевства Яруба.

Целью приключений были поиски сокровищ древнего африканского царства Яруба. Однако желающих найти так называемое сокровище Кано оказалось больше двух. И экипаж брига "Звезда Севера" вступил в смертельно опасную борьбу за сокровища и тайны народа яруба с английским лордом Эдвардом Диспенсером и его клевретом капитаном ван Россомом, профессором Нольфом из города Брюгге е его дочерью Мари, а так же с полковником Штоберлем из Гейдельберга.

Пролог

1. 26 декабря 1931 года

Рождество в Германских государствах отмечают весело и сытно, но главное – пьяно. Тем более, в университетском городе, таком, к примеру, как Гейдельберг. Бурши гуляли всю ночь, но под утро угомонились и они. Разбрелись по домам, или упали там, где уронило их выпитое в Рождественскую ночь вино.

Под утро мороз немного усилился, и пошел снег. Мягкие белые хлопья, цепляясь друг за друга и постепенно подрастая, ложились на красные черепичные крыши, голые ветви деревьев, на серо-коричневый узор мостовых. Стояла удивительная тишина. Улицы пустынны, двери трактиров и лавок заперты. Казалось, город вымер. Лишь в некоторых домах из труб поднимался навстречу тихо падающему снегу сизый дым от разожженных спозаранку печей.

Но кое-кто спать еще и не ложился. Небольшой элегантный локомобиль – спортивный "Кокорев", расцветки "себерская зима", – мчался этим утром – двадцать шестого декабря 1931 года – по Тиргартенштрассе через кампус университета. Справа сквозь облетевшие кроны деревьев открывался вид на реку, слева мелькали факультетские здания. Не снижая скорости, "Кокорев" свернул на узкую подъездную дорогу, огибавшую парк, промчался арктическим вихрем через Верштег – мост, проходящий по плотине, – и, наконец, влетел в узости Гнейзенауштрассе и Манхеймерштрассе, чтобы, в конце концов, остановиться у дома номер семь по улице Стейнзейтвег.

Чуть скрипнув, откинулась вверх дверь со стороны водителя, – белый лак и серебристая "изморозь", – и на булыжник мостовой, цокнув стальными подковами тяжелых черных берцев, выбрался высокий человек, весь – с ног до головы, – затянутый в черную кожу. Пожалуй, это была женщина, но ее наряд был настолько необычен для чопорно-консервативной Германии, что сторонний наблюдатель, – если бы таковой имел место быть, – наверняка, усомнился бы в своем первом впечатлении. Однако это была именно женщина. Она неспешно поднялась на крыльцо, отомкнула замок двери собственным ключом и уверено шагнула в темноту пустого дома.

Небольшой коридор, лестница наверх, гостиная с камином, кухня, кладовка, дверь на задний двор. Все замки целы – и на дверях, и на окнах, – и на всем печать забвения. На полу и мебели толстый слой пыли, на лампах, карнизах и в углах потолка – паутина. Одним словом, запустение. Жилье это было оставлено хозяином давно, – месяцы, если не годы назад, – и с тех пор никто не потревожил его покой.

Подсвечивая себе фонариком, женщина осмотрелась внизу и поднялась на второй этаж. Здесь располагались спальня и кабинет, причем кабинет по площади был значительно больше. Просторный письменный стол, затянутый зеленым сукном, кожаное кресло, застекленные книжные шкафы, картотечные ящики, и несгораемый шкаф в человеческий рост. Над камином женский портрет. Мягкий свет снежного утра освещал его достаточно, чтобы рассмотреть характерное удлиненное лицо с высокими скулами, прямым носом и большим ртом. Светлые брови над серыми глазами, коротко стриженные светло-русые волосы. Не красавица, но мужское внимание к себе, наверняка, привлечет.

Вошедшая в комнату женщина остановилась перед портретом и довольно долго его рассматривала, потом вздохнула и, отвернувшись, направилась к сейфу.

– Одну минуту!

Женщина явственно вздрогнула, мужской голос, произнесший эти два слова, возник, казалось, ниоткуда. Но затянутая в черную кожу посетительница на этот счет не усомнилась. Она вздрогнула – это правда, но во всем остальном ее реакция оказалась мгновенной и безупречной. Незнакомка стремительно развернулась на голос, а уж револьвер в ее руке возник, похоже, сам собой.

– Ради бога, баронесса! Я не вооружен и не опасен. Во всяком случае, сейчас.

Мужчина сидел в кресле в дальнем углу, где до времени его скрывала плотная тень. К тому же, сидел он неподвижно, не производя даже самого слабого звука, что было необычно, учитывая его комплекцию. Сейчас, когда глаза женщины попривыкли к освещению, она рассмотрела грузную фигуру в задвинутом в угол кресле. Мужчина был, по-видимому, высок и, мягко говоря, плотно сложен.

– Вы меня напугали, полковник.

– Извините, баронесса! Видит Бог, я не хотел вас пугать. Я просто хотел поговорить с вами тет-а-тет.

– Как вы сюда попали?

– Впечатляет, не так ли? – хмыкнул мужчина. – Следов нет ни внизу, ни на лестнице.

– Рассказывайте, не томите! – усмехнулась женщина, но револьвер не опустила.

– Тут есть еще одна дверь, – спокойно объяснил мужчина, – и черная лестница со двора. Может быть, все-таки уберете оружие?

– Зачем вы здесь? – женщина опустила руку, но возвращать револьвер в кобуру не стала.

– Я об этом уже вам сказал, – напомнил мужчина. – Я всего лишь хочу поговорить.

– Говорите!

– Судя по тому, что список частот и ключи находились у вас, Тюрдеев встречи с вами не пережил, – это был не вопрос. Простое утверждение, и ничего больше.

– Заявите в полицию? – равнодушно поинтересовалась женщина, убившая своего несостоявшегося любовника в честной борьбе.

– Нет, баронесса, я здесь не для того, чтобы вас шантажировать! Да, хоть скальп с него снимайте, мне-то что?

– А он, между прочим, считал вас другом.

– Не считал, – возразил мужчина. – Не заблуждайтесь на его счет, баронесса. Доктор был тем еще сукиным сыном! Вас он любил, это бесспорно. Но любил ли он когда-нибудь кого-нибудь еще? Сомневаюсь!

– Ладно, полковник, уговорили! – женщина обошла письменный стол, села в жесткое рабочее кресло, больше похожее на тяжелый стул, аккуратно – назад – стянула с головы кожаный шлем с коротким козырьком и наушниками, достала портсигар. Кинула короткий взгляд на собеседника, щелкнула крышкой, взяла папиросу, неторопливо закурила.

Все это время мужчина молча пережидал возникшую паузу. Кажется, он даже не шевельнулся ни разу.

– Говорите! – предложила женщина, выдохнув дым первой затяжки.

Сейчас, когда она сидела лицом к свету, стало очевидно, что это та же самая женщина, которую изобразил художник на полотне, висящем над камином. Только теперь она, пожалуй, стала чуть старше, да еще вот волосы отрасли.

– Я не трогал архив доктора, хотя и мог.

– Почему?

– Он мне не нужен. Не скажу, что не интересен. Любопытно, разумеется, но определенно не настолько, чтобы вступать с вами в конфликт. Так что нет, не нужен. И потом, я ведь вам обязан, если помните.

– Так что же вам нужно, полковник?

– Мне нужно ваше доверие, – чуть шевельнулся мужчина.

– Выходит, это жест доброй воли? – спросила женщина, не выпуская папиросу изо рта.

– Один из.

– Вот как? Есть и другой?

– Баронесса, вы хотите найти капитана ван Россома?

– Он не числится в списках офицеров армии герцогства Фландрия, – с явным сожалением в голосе сообщила женщина.

– Не удивлен, – кивнул мужчина. – Так хотите?

– Хочу! – после короткой паузы согласилась женщина.

– Считайте, вы его получили. Встретимся сегодня у меня дома. Вы ведь знаете, где я живу?

– Знаю.

– Ну, вот и прекрасно! Приглашаю вас на обед. В пять часов, вас устроит?

– Вполне.

– Отлично! Тогда, не смею вам более докучать. Работайте! – полковник встал. Он действительно был таким, каким казался, сидя в кресле. Крупный мужчина, едва ли не гигант.

– Обратите внимание на левую тумбу стола, – сказал он, открывая неприметную дверь в стене, облицованной деревянными панелями. – И на нижние полки вот этого шкафа! – кивнул он на единственный не застекленный шкаф. – Там тоже есть на что посмотреть!

2. 11 января 1932 года

До дома добралась только накануне вечером. Усталая, злая, с затекшей спиной и мигренью "на всю голову". Собственный локомобиль, разумеется, замечательная вещь, но, если ехать на нем через всю Европу, получается долго и утомительно. Тем не менее, Лиза о покупке не жалела. Оно того стоило.

"Звезда Севера" встала в доки Роттердама восьмого октября, а девятого в салоне "Нордия – Кабриолет" Лиза увидела, – обомлела от восторга – и тут же купила "Кокорев" последней модели. Длинный, поджарый и быстрый, покрытый белым лаком и расписанный по всем поверхностям тонким серебряным узором. Назывался отчего-то "Северное сияние", но понравился Лизе не поэтому. Он был приемистый, легкий в управлении и устойчивый на высоких скоростях. Не штурмовик, но чем-то на него неуловимо похож, хотя максимальная скорость – каких-то жалких сто километров в час.

Итак, девятого она купила локомобиль, десятого отправила в Себерию "малой скоростью" свой ненормально разросшийся багаж, а одиннадцатого после отвальной, затянувшейся до утра, списалась на берег, убыв в отпуск на время ремонта "Звезды Севера". Следующие три месяца Лиза колесила по Европе. Дел было много, времени мало, да и концы неблизкие: Нидерланды и Фландрия, Париж и Рим, Венецианская республика и Объединенное королевство Англии и Шотландии. Ездила, говорила с людьми, встречалась со знакомыми и знакомыми знакомых, работала в архивах и библиотеках, и снова мчалась по отличным европейским дорогам. Жила в отелях, ела в трактирах, временами выпивала, но палку не перегибала, и, невзирая на погоду, плавала везде, где получится: в озерах и реках, в море и океане. Если не получалось, бегала. И тоже в любую погоду: хоть в дождь, хоть в снегопад.

Из северной Италии через Каринтию и Тироль поехала в Баварию, Швабию, королевство Вюртемберг, и уже оттуда в Пруссию, в Берлин и Кенигсберг. В Кенигсберге погрузилась на паром до Стокгольма, и уже оттуда – снова своим ходом – домой.

В Шлиссельбург приехала затемно и, поручив управляющему, Федору Емельяновичу разбираться с ее сумками и чемоданами, забившими под "завязку" весь багажник "Кокорева", отправилась в ресторацию Шергина. Если бы не головная боль, съела бы, кажется, все, что "есть в печи", но по состоянию здоровья ограничилась тарелкой красной ухи, парой слоеных пирожков с осетриной, кружкой карельского взвара и пирожком с яблоками и брусникой. Еще выпила водки под уху, немного, но достаточно. До апартаментов на двенадцатом этаже дома Корзухина добралась осоловелая, едва переставляя ноги, и только что не засыпая на ходу. Бросила взгляд на расставленные в прихожей коробки и тюки, чемоданы и баулы, – здесь складировали и пришедший малой скоростью богаж, – прошла в спальню, из последних сил сдернула с кровати шелковое покрывало, залезла, не раздеваясь, под одеяло и заснула, как убитая.

Проснулась от телефонного звонка. Зуммер у аппарата в спальне имел на редкость противный "голос", а заменить просто руки никак не доходили. Лиза полежала, послушала. Телефон не умолкал, и, смирившись с неизбежным, она сняла трубку.

– Браге у телефона! – зло бросила в микрофон.

– А уж я, как рада! – ответили с другой стороны провода.

– Ты меня разбудила! – объяснилась Лиза, аккуратно сдавая назад. – Как ты узнала, что я вернулась?

– И тебе, здравствуй! – хохотнула Надежда.

– Здравствуй! – поздоровалась Лиза. – Как поживаешь?

– Твоими молитвами, Лизонька! А сдал тебя дворник, я ему "рупь" посулила за своевременную информацию.

– Вот же люди! – вздохнула Лиза. – Но я действительно рада. Соскучилась вусмерть!

– Так и мы с Клавой! К тебе можно, или как?

– В смысле, ко мне – ко мне?

– Да, Лизонька, к тебе – к тебе!

– Когда?

– Минут через пять?

– Что серьезно? – не поверила своим ушам Лиза.

– Конечно, серьезно! – засмеялась Надежда. – Мы, как узнали, сразу подхватились и на извозчика. Теперь вот сидим в кофейне Пургина, пьем... Что мы пьем, Клава? Серьезно? Говорит, пьем шампанское.

– По утрам шампанское пьют только аристократы и дегенераты! – вспомнила Лиза цитату из старого советского фильма.

– Все правильно, Лизок! – Надежда, как и следовало ожидать, обижаться не собиралась. – Ты у нас аристократка, а мы с Клавой – две дегенератки, а на дворе декаданс!

– Вы что с вечера не просыхаете? – догадалась Лиза.

– Точно! – подтвердила Надежда. – С позавчерашнего. У нас загул!

– Загул – загул или?..

– Загул, милая! По полной программе! Клава спела Далилу в Великокняжеском, меломанов валерианой отпаивали, а у Густафсона случился нервный припадок. Клава у нас теперь лучшее меццо-сопрано Европы, не фунт изюма!

– Тогда, ладно! – смирилась с неизбежным Лиза. – Только учтите, у меня дома хоть шаром покати!

– И не забудьте про папиросы! – добавила вдогон.

– Сейчас придем!

Пришли через четверть часа, великодушно позволив Лизе хотя бы наскоро принять душ. Впрочем, Лиза не особенно и торопилась. У Надежды, по всякому, были ключи от ее квартиры. Так повелось с давних пор, – задолго до славного боя под Опочкой, – и после "воскрешения" Лиза решила ничего в этом вопросе не менять. Подруги! Подруги и есть! Кто бы еще следил за твоим домом, пока тебя, Бог весть, где, черти носят? А так ни пылинки нигде, окна прозрачные, и запаха затхлости нет, не говоря уже о том, что постельное белье свежее, и махровый халат пахнет лавандой.

Вышла из ванной комнаты, завернувшись как раз в этот свой любимый халат, а дамы уже тут как тут: накрывают на скорую руку стол, и, судя по всему, завтрак предполагается плотным и пьяным, а закупались подруги отнюдь не у Пургина. Вернее и у Пургина тоже, потому что знаменитые пургинские эклеры и торт "наполеон" имели место быть наряду с везиготским хамоном, картофельным салатом по-штирски и фламандским жирным сыром. Впрочем, не только. В тот момент, когда Лиза вошла на кухню, Клава как раз включила плиту, вспыхнул голубым пламенем газ, и на огонь встала сковорода с баварскими белыми колбасками и тушеной капустой.

– А пиво? – спросила Лиза, разом почувствовавшая лютый голод.

– А как же ж! – И Надежда с гордостью выставила на стол высокие темного стекла бутылки с "кемским двойным" и штоф "Новгородской княжеской".

– Девки, упьемся ведь! – вполне искренно всплеснула руками Лиза, которая давно уже не позволяла себе "гулять вволю".

– Не робей! – отмахнулась от нее Надежда. – Однова живем! А мы тебя, почитай, с мая месяца не видели. Только в газетах про твои художества читали!

Она покачала головой, рассматривая Лизу хитрым взглядом, и тут же бросилась обнимать ее и целовать, а вскоре к ним присоединилась еще и Клавдия, бросившая по такому случаю сковороду с сосисками на произвол судьбы. Наобнимались вволю. Перецеловались. Да так страстно, с такой неподдельной искренностью, что чуть снова не ввели Лизу в грех, но она устояла, чем и осталась невероятно горда.

Отсмеялись, Клава вернулась к плите, а Надежда взялась разливать.

– Ну, что, Лизонька, первый тост за тебя! – подняла она граненую рюмку. – За авиатора Браге!

– Ну, ты и скажешь! – смутилась Лиза, но водку все-таки выпила.

– Закусывай! – кивнула Надежда на стол. – Огурчики сей год у Лукодьялова особенно удались, да и капустка хрустит, что снег под лаптем!

– А что ты о газетах давеча сказала? – Лизу дважды упрашивать не пришлось, сама все увидела и по достоинству оценила. Прихватила пальцами огурчик в пупырышках, бросила в рот и заработала челюстями, по ходу дела, подтягивая к себе готскую ветчину и душистый белый хлеб.

– Так ты что, не знаешь? – удивилась, обернувшаяся от плиты, Клава.

– О чем? – Лиза все еще не поняла, о чем идет речь, и, соответственно, аппетита не потеряла.

– "Себерский Курьер" с ноября месяца публикует переводы из чикагской "Трибьюн"... – Надежда смотрела на Лизу и явно ожидала от нее какой-то реакции.

– Ну? – кинула реплику Лиза, одновременно пережевывая квашеную капусту, хамон и хлеб. – И что?

– Серия очерков об экспедиции в Ярубу...

– В Ярубу?! – вот тут до Лизы и дошел смысл происходящего. – Чьи очерки?

– Не знаю, – пожала плечами Надежда и, усмехнувшись, принялась разливать по второй. – Какой-то тип по фамилии "Питсбургер". Псевдоним, вероятно.

– Питсбургер, говоришь? – Лиза знала одну дамочку из Питсбурга, которая могла так назваться, и подозревала, что это именно у Рейчел Вайнштейн прорезался вдруг литературный дар.

– Газеты ты, конечно, не сохранила. Или да?

– Сохранила, – улыбнулась Надежда. – Но сегодня я их тебе не дам, завтра насладишься! А пока скажи только: ты что, действительно, льва завалила?

– Думаешь, слабо? – прищурилась Лиза, "опрокинув", не глядя, вторую рюмку.

– Значит, да? – обернулась к ним Клавдия.

– Минуту! – Лиза опрометью выскочила в прихожую, нашла тяжелый брезентовый кофр или, скорее, тюк с номером "5" на боку и не без усилия отволокла его в гостиную.

– Все сюда!

Она споро срезала пломбы, развязала шнур, удерживающий края укладки – тюк раскрылся, распадаясь в обе стороны, и глазам "почтеннейшей публики" предстала великолепно выделанная шкура огромного льва, причем голова зверя с оскаленной пастью и черная грива шли в комплекте.

– Ох, ты ж! – всплеснула руками Клава.

– Ну, и зверюга! – поддержала Надежда. – Где положишь?

– Думала, в спальню, но у меня уже есть прикроватный коврик из леопарда.

– Про леопарда мы тоже читали, и про гепарда, и про кабанов... – улыбнулась Надежда.

– Ну, вот я и говорю, прикроватный коврик у меня есть.

– Ну, и что! – возразила Надежда, с восхищением рассматривавшая шкуру. – Брось перед камином. На нем и покувыркаться при случае можно...

– Покувыркаться, если приспичит, можно и в гостиной, – не согласилась с подругой Лиза. – Но мы это еще успеем обсудить, а пока – раздача слонов!

– Кого, кого? – не поняла Клава.

Этой идиомы здесь никто не знал потому, наверное, что Ильф и Петров в этом мире занимались чем-нибудь другим.

– Подарки дарить буду!

– А! – кивнула Клава и шевельнула носом. – Сосиски горят!

Прервались на сосиски, но под них накатили еще по паре рюмок. Хлебная шла легко и просто, как и должна идти хорошая холодная водка под отличную закуску. Однако Лиза про подарки не забыла!

– Где что находится, убей Бог, не припомню! – заявила она, потроша чемоданы и баулы. – Найду, наверное, постепенно... Но кое-что...

С этими словами она достала из чемодана две одинаковые шкатулки, искусно вырезанные из темно-красного африканского тика.

– Вуаля!

– Прелесть какая! – всплеснула руками Клавдия.

– Да, – согласилась Лиза, – неплохая работа. Я их в Хартбарте купила на обратном пути. Но главное все-таки не форма, а содержание. Вы бы, девки, открыли их, что ли!

Надежда и Клавдия переглянулись, почти синхронно перевели взгляды на Лизу, улыбнулись "многообещающе" и, наконец, открыли шкатулки. Каждая свою. Да и реакция, как выяснилось, у них была похожая. Обе поначалу даже слова вымолвить не смогли. Что называется, онемели от изумления. Только стояли, держа открытые шкатулки перед собой, таращили глаза и "бурно дышали".

"От восхищения в зобу дыханье сперло!"

– Ох, ты ж! – сказала, раздышавшись, Надежда.

– Да уж! – выдохнула Клавдия.

Они были правы, обе две. В шкатулках лежали серебряные ожерелья или мониста, – Бог весть, как их следовало называть, – созданные мастерами яруба лет триста – четыреста назад. Точной датировки никто пока сделать не смог, но про триста лет говорили с определенной уверенностью. Они были разными эти ожерелья, но в то же время похожими: собранные из колец, украшенных тонкой резьбой, со множеством подвесок в виде искусно отлитых фигурок животных, рыб и птиц на серебряных цепочках разной длины. И все это великолепие было инкрустировано неогранёнными алмазами, сапфирами и гранатами.

– Умереть не встать! – Надежда достала свое ожерелье и теперь рассматривала его на свет. – Откуда это? Вы же, вроде, не нашли сокровища Кано?!

– Не нашли! – Лиза изобразила интонацией горькое разочарование, демонстрировать которое вполне научилась за последние три месяца. – Но зато нашли "храм Ноху".

Лиза так ничего никому о своем открытии и не рассказала. Не из жадности или коварства, а потому что не совсем ясно представляла себе значение этих сокровищ, их назначение, цель, которую преследовали яруба, скрывая эти богатства в сердце пустыни. Свою роль во всей этой мистической драме Лиза не понимала вообще. Вот поэтому ничего о сокровищах Кано никому не рассказала. А "храм Ноху" она нашла случайно. Ну, почти случайно, поскольку афаэр и тут сыграл определенную роль.

В пирамиде оказалось куда меньше сокровищ, чем ожидали найти, но, тем не менее, они там были. И оценивались в три с половиной миллиона золотых флоринов. Впрочем, Лиза, как и некоторые другие компаньоны, предпочла взять часть причитающейся ей доли натурой. Деньги у нее, в принципе, и без того водились, а вот таких украшений, как эти, не было.

3. 12 января 1932 года

После девичника, устроенного подругами, Лиза спала, как ребенок. Даже снов не видела, а, проснувшись и постояв под холодным душем, и вовсе почувствовала, "что жизнь удалась". Сварила кофе, закурила сигару из тех, что подарил ей благодарный до омерзения Нольф, и села читать «Себерский курьер» за ноябрь-декабрь 1931 года.

Ну, что сказать? Рейчел нигде не соврала, ничего не перепутала и лишнего не сказала. Рассказ получился увлекательным и в меру драматическим, и Лиза играла в нем отнюдь не последнюю роль. Были там, правда, пара сцен, которые она предпочла бы не афишировать, но сделанного не воротишь, не правда ли?

"Написанное пером... – вздохнула Лиза. – Эк она меня подставила! И ведь не специально, не со зла! Исключительно любя!"

Однако всех последствий этой нежданной "публичности" Лиза не знала. Она не могла даже вообразить, какую странную роль сыграют "путевые заметки" госпожи первого трюмного инженера в Лизиной судьбе. Однако все это случилось позже, а сначала позвонил Петр.

– Э... – сказал он в трубку. – Я... Но... Ты...

– Петруша, – улыбнулась Лиза, которую и раньше-то не слишком трогала личная драма капитана Браге. Теперь же, после того, как она с Петром переспала лично, и по прошествии шести месяцев, – и каких месяцев! – она, и вовсе, не рассматривала "своего бывшего мужа" в качестве полноценного антагониста. Есть и есть, ей-то какое дело?

– Петруша, – сказала она в трубку, – ну, что ты, как маленький, ей богу! Ты был на мне женат со всеми вытекающими последствиями. Что же ты теперь мнешься, как девица на первом свидании? Убивать я тебя передумала, уводить у Варвары и не собиралась, так что расслабься и получай удовольствие!

– Значит, мы...

– Никаких "мы"! – отрезала Лиза. – Я тебе ясно объяснила, продолжения не будет!

– Извини!

– Извинения приняты! Скажи лучше, откуда ты узнал, что я в городе?

– Полина сказала.

– Какая Полина? – не сразу сообразила Лиза.

– Ну, ты даешь, Лиза! – удивленно воскликнул Петр. – Она же супруга Григория!

– Ах, вот ты о ком! – Лизе даже стыдно стало, что она так легко забыла эту славную девушку. – А она откуда знает?

– Она мальчику в твоем доме платит.

"Да, что же это такое! – возмутилась Лиза. – Вот же твари продажные! За деньги мать родную сдадут! Никакой приватности! Всё, блин, на продажу!"

– Ну, хорошо! – сказала она вслух. – Полина узнала, ты позвонил. Зачем?

– Что значит, зачем? – опешил Петр. – Ты же мне не чужая! Могу и просто твоим здоровьем поинтересоваться!

– Спасибо, Петя! – усмехнулась Лиза, не устававшая удивляться человеческим странностям. – Я чувствую себя хорошо. Настроение отличное. И вообще, все пучком!

– Мы вечеринку устраиваем! – неожиданно выпалил Петр. – В воскресенье семнадцатого, у нас с Варварой дома. Придешь?

– А повод какой?

– А нужен повод?

– А вы умеете без повода?

– У Варвары день рождения.

– Извини, – смутилась Лиза. – Забыла. Ты же знаешь...

– Знаю и не в обиде. Придешь?

– Во сколько?

– В пять. Значит, придешь?

– Я не помню, где вы живете.

– Ты этого просто не знаешь! – успокоил ее Петр. – Мы там недавно, всего год как живем. Гвардейская, дом сорок.

– Весь дом?

– Да.

– На Гвардейской? – переспросила Лиза, вспомнив, что это за улица и сколько стоит там недвижимость. Читала в путеводителе, и надо же – не забыла.

– Лиза, я уже второй год вице-директор банка. Оклад, бонусы, пакет ценных бумаг...

– Поздравляю!

– Спасибо. Так мы тебя ждем?

– Я приду, – пообещала Лиза, хотя и предполагала, что еще об этом пожалеет. Опрометчивое решение, но раз уж обещала, слово надо держать.

"Я же офицер, как ни как, а не просто погулять вышла!"

И словно, в подтверждение этой мысли, буквально через несколько минут после разговора с Петром, позвонил совершенно неизвестный Лизе капитан-лейтенант Коковцев. Позвонил, представился, спросил, имеет ли честь разговаривать с капитаном фон дер Браге? А она, как назло, на звонок ответила не обычным своим "Браге у телефона", а просто кинув в трубку нейтральное "але".

"Вот же незадача!" – По реакции на свое имя Лиза обычно сразу понимала, с кем говорит, и выбирала правильный тон. Не то на этот раз. Иди теперь пойми, как с этим Коковцевым вести разговор, и о чем, прости господи?

Она по-прежнему не любила иметь дело с флотскими. А ну, как окажется знакомым? Скажем, учились вместе, служили, пересекались тут или там...

– Да, – сказала она в трубку как можно более "равнодушным" голосом, – это я.

– Елизавета Аркадиевна, – с явным облегчением продолжил разговор офицер, – я звоню вам по поручению адмирала Маркова.

"Час от часу не легче!"

С Марковым, одним из трех новых лордов адмиралтейства, – их в Себерии по старинке все еще называли боярами, – Елизавета встречалась дважды. Вернее, Лиза знала о двух встречах, а сколько их было на самом деле – Бог весть!

В первый раз Марков, тогда еще вице-адмирал, вручил Елизавете Браге медаль "За отвагу в бою", во второй – вынес выговор за "неоправданный риск" в точно таком же бою, как и первый. Знакомство не слишком близкое, но, тем не менее, знакомство.

– Чем могу быть полезна Георгию Алексеевичу? – спросила она вслух. Намеренно назвав адмирала по имени отчеству, Лиза хотела сразу расставить все точки над "и", подчеркнув то простое обстоятельство, что Елизавета Браге на Флоте более не служит. Однако Коковцев на провокацию не поддался, продолжил разговор в том же деловом ключе, в каком и начал.

– Госпожа капитан, адмирал хотел бы встретиться с вами в неформальной обстановке и как можно скорее. Вас устроит, сегодня в пятнадцать ноль-ноль в Морском клубе?

– Сегодня? – переспросила Лиза и бросила взгляд на часы. – В пятнадцать ноль-ноль?

На самом деле, приглашение Лизу взволновало.

"Что это? – лихорадочно соображала она. – Происки Ивана? Разведка флота? Но отдел документации находится в ведении Набольшего Адмиралтейства боярина Порхова, а Марков..."

Марков руководил управлением кадров, и к делам разведки, по идее, касательства не имел. Да и послужной список адмирала к играм рыцарей плаща и кинжала не располагал. Строевой офицер, он даже в высоких штабах надолго не задерживался.

– Так точно, – повторил капитан-лейтенант. – В пятнадцать ноль-ноль.

– Хорошо, – решилась Лиза. – Передайте адмиралу, что я буду.

Любопытство победило, пересилив опасения.

– Однако, – добавила из осторожности, – хочу отметить, что я в полной отставке, и приду на встречу, как частное лицо и, разумеется, не в форме.

– Как вам будет угодно, Елизавета Аркадиевна. Я буду ждать вас в фойе клуба и провожу.

– Мы разве знакомы? – снова насторожилась Лиза.

– Никак нет. Но я видел ваши фотографии. Не ошибусь.

***

Морской клуб находился на Александровской набережной. Буквально в одном квартале от главного здания Адмиралтейства в одну сторону, и в двух кварталах от Новгородского подворья – резиденции Великих князей Новгорода и Пскова, в другую. Однако, памятуя об ограничениях движения транспорта по одной из самых роскошных набережных Шлиссельбурга, Лиза подъехала к клубу со стороны Староверского переулка. Оставила «Кокорев» на подземной стоянке Первого Себерского Кредитного банка и вышла к Морскому клубу через переходной тоннель подземки. Поднялась на поверхность прямо на набережной, пересекла проезжую часть и, поднявшись по семи гранитным ступеням, вошла в предупредительно распахнутую перед ней дверь. Вместо обычного швейцара около дверей Морского клуба нес службу не менее представительный седоусый отставной старшина.

Лиза вошла в просторное, отделанное мрамором фойе, огляделась, – она была здесь впервые, – увидела спешащего к ней капитан-лейтенанта в пенсне и, улыбнувшись ему, направилась к гардеробу. Гардеробщика чуть удар не хватил, но он с честью выдержал выпавшие на его долю испытания: вежливо, хоть и с сумрачным видом, принял манто из меха черно-бурых лисиц, купленное Лизой по случаю невероятных на севере Италии морозов в модном доме Бергони в Милане.

Лиза только усмехнулась, глядя на постное лицо гардеробщика, и решила по такому случаю оставить ему еще и меховую шапку.

Следует сказать, что, как и большинство других "исторических" клубов, Морской создавался, как клуб исключительно мужской. Таким он и остался, хотя в согласии с новыми веяниями уже не запрещал появление женщин в своих стенах, но жестко ограничивал их круг старшими офицерами Флота. Таких на данный момент было всего пятеро. Контр-адмирал Панова – главный гинеколог Центрального госпиталя при Военно-медицинской академии, капитан-интендант 1-го ранга Забелина, являвшаяся заместителем главного военного прокурора Себерии, и два боевых капитана: капитан-лейтенанты Корсакова и Крузенштерн. Ну, и Лиза, разумеется. Но она находилась в отставке.