Текст книги "Квест империя"

Автор книги: Макс Мах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 35 страниц)

– Буду, – ответил Макс и потянулся за сигаретами.

– А ты? – взглянул он на Вику.

– И я, – согласилась та.

– А я? – спросила Лика.

– А ты пока воздержишься, – строго сказал Макс.

«И что же такое вы про меня знаете, чего не знаю я? – зло подумала Лика. – Что я умираю? Так я об этом и сама знаю».

– Не воздержусь, – сказала она твердо. – Федя, налей мне, пожалуйста.

Они переглянулись, и Вика неуверенно пожала плечами.

– Налей мне, пожалуйста! – с нажимом повторила Лика. – И вот еще что. Я не ребенок, и я – врач, между прочим. Так что кончайте ваши игры. Дайте хоть умереть со вкусом!

– Э… – сказал Федор. – Это кто у нас тут помирать вздумал?

– Федя, – сказала Лика. – Все. Закончили. Макс, дорогой, тебя не затруднит передать мне сигареты?

Макс крякнул, но сигареты ей передал и даже поднес огонь.

– Слушай, Макс, – сказал Федор, разливая коньяк. Он явно хотел сменить тему разговора. – А что за демонстрацию мод ты устроил? Ты же вроде с нами расплевался и в сионисты ушел?

Лика как-то сразу поняла, о чем спрашивает Федор. О шинели.

Макс не торопился с ответом, вертел в пальцах стакан с коньяком, видимо, решая, стоит или не стоит отвечать, и если стоит, то что? Потом усмехнулся и сказал:

– Много ты, Федя, о сионистах знаешь! – Он отпил из стакана, достал сигарету и для себя и закурил. – Я тебе одну историю расскажу. Умный поймет. В тридцать девятом… как раз под Новый год – наш, а не ваш – приехал я в Палестину. То да се, попал я в гости к Пинхасу Рутенбергу[61]61
  Рутенберг Пинхас (Петр Моисеевич; 1878—1942) – деятель революционного движения в России (эсер), затем сионист, один из лидеров ишува и создателей современной промышленности в подмандатной Палестине.


[Закрыть]. Ты такого деятеля знаешь?

– Рутенберг? Это который? Петр, что ли? Петра знаю. Я про него, между прочим, читал в наших архивах интереснейшие вещи… Ну и как он тебе?

– Серьезный мужчина был. – Макс стряхнул пепел в мусороприемник. – И вот, представь, Федя. Он уже немолод был и болел, но все равно, центральная фигура в ешуве[62]62
  Ешув – еврейское население подмандатной Палестины.


[Закрыть]. Влияние имел огромное. Уважение тоже. Но узнав, что я долго жил в России, стал расспрашивать, что да как. Как будто других забот у человека не было. Кого видел, с кем встречался, как оцениваю… И знаешь, мне показалось, он тосковал по тому времени, когда бегал с Гапоном и за Гапоном и когда был помощником Савинкова. Это была его молодость. Большой кусок жизни. Мечта, полет… революция. Понимаешь?

– Понимаю, – серьезно кивнул Федор. – Ох, как я тебя, Макс, понимаю, гори они все синим пламенем!

– Кто? – опешил Макс, не понявший логического перехода, совершенного Федором.

– Вожди! – зло ответил Федор. – Вожди! Чтоб ни дна им, ни покрышки. Какое дело загубили! Эх, да что тут говорить.

Он залпом выпил свой коньяк, и Лика видела, что расстроился он вполне по-настоящему. Серьезно расстроился.

Глава 5
ТОЙ'ЙТ

Седьмой день пути. Все то же, все так же. «Медленно и печально», верхами, двигались они от Холодного Берега через равнинный Вайяр к Железной Стене, и день был похож на день, а ночь на другую ночь, ту, что была раньше, или на ту, что случится затем. Менялись только пейзажи: лесостепь преображалась в густо поросшую лесом холмистую равнину, чтобы смениться уже сегодня – по-видимому, ближе к вечеру – предгорьями Железной Стены. В таком темпе до цитадели Сиршей было еще не меньше трех дневных переходов, даже если не заворачивать в столицу княжества, лежащую в дне пути от крепости. «И черт с ней, со столицей! – лениво думал Виктор, качаясь в седле. – Дыра дырой, да еще и вонючая, как и все эти местные Парижи».

Когда они высаживались на Той'йт, казалось, что долго они на планете не пробудут. Удостоверятся, что все кончено, и «поедут дальше», но человек предполагает… «А кто, собственно, располагает в границах империи? Который из аханских богов? А на Той'йт? Распространяется ли юрисдикция имперских богов на территорию той'йтши?» Мысли Виктора были сейчас так же неторопливы, как неспешный «бег» их с Викторией скакунов, о которых и думать-то как о лошадях было трудно. Язык не поворачивался назвать лошадьми этих огромных, едва ли не со слона ростом, битюгов с крученым рогом в основании низкого лба. «Тоже мне, елки, единороги!» Конечно, и эти «лошадки» умели бегать быстро, только не далеко и не долго. Но зато медленной неторопливой рысцой могли бежать несчетные километры. Вот они и двигались к цитадели Сиршей «ни шатко ни валко» уже седьмой день. Ну что тут поделаешь?

…то, что орбитальная станция Легиона уничтожена, стало понятно, как только «Шаис» вышел из прыжка в пространстве Тай'йяры. Ну хорошо, пусть не сразу, но уже через полчаса полета сквозь систему в направлении Той'йт выяснилось, что станции нет там, где она должна была быть. Еще через два часа они убедились, что ее нет нигде. А что с ней случилось, рассказали им кое-какие мелкие обломки, продолжавшие вращаться вокруг планеты с тех пор, как станцию разнесли в клочья тяжелые лазеры атакующих кораблей империи. В принципе ничего нового для них в этом открытии не было. Они ведь заранее предполагали, что Легион разгромлен, и вот теперь убедились. Но «надежда умирает последней», ведь так? И они решили посмотреть на то, что произошло на самой планете, своими глазами, тем более что и Вика неожиданно, а может быть, напротив, вполне ожидаемо, захотела подышать «дымом отечества». «Вот и дышим, – думал Виктор, с тоской провожая взглядом встреченную на дороге толпу оборванцев – то ли беженцев, то ли погорельцев, то ли вообще прокаженных каких-нибудь местных. – Не надышались еще».

…база в излучине Великой была стерта с лица земли. Там не осталось ничего. Только огромные воронки, и воронки поменьше, и каменистый грунт, перемешанный с перетертой в пыль керамикой и «слезками» расплавленного пластика и металла. Сюда всадили не меньше полусотни ракет, и теперь, спустя несколько месяцев после трагедии, уже трудно было сказать, успели ли легионеры отреагировать, был здесь бой или было избиение, и что – черт их всех подери! – здесь произошло? Мог ли кто-нибудь уцелеть, и если да, то где искать уцелевших? И почему все-таки их буквально вымарывали из списков живых? Почему тотальное уничтожение? Ответов не было. Мертвая земля, мертвый недвижный воздух, выцветшее пустое небо…

…лагерь в Дымном ущелье и оперативный пункт на Медвежьем плато были уничтожены тоже. Погуляв по пепелищам, где не осталось даже руин, они уже ночью того, первого их дня на Той'йте добрались до Вшойюнга – большого приморского города на западном побережье Грозного моря. В Вшойюнге издавна располагалась резидентура Легиона в Суйре, на которой традиционно базировались все вербовщики западного края, но и здесь их ожидала та же картина тотального истребления, которую они уже видели в других местах. Городской замок, в котором жил резидент и где располагались технические службы пункта, был разрушен. Обгорелые руины – все, что осталось от окружавших его еще недавно домов, указывали на то, что хотя бы здесь без боя не обошлось. Судя по всему, нападавшие должны были понести немалые потери. Опытному человеку – не только Виктору, но и Виктории – это было ясно с первого взгляда. Легионеры бешено оборонялись, и их, по-видимому, пришлось буквально выцарапывать из их каменной крепости, а позже и выжигать из оставшихся от нее после продолжительного боя камней. Расспросы в городе мало что добавили для понимания случившегося здесь и в других местах. По мнению горожан, произошла война между Небесными Героями и их слугами на Той'йте. Бой в городе произошел семьдесят два земных дня тому назад и длился три часа. В живых из восставших слуг Небесных Героев (читай, легионеров) – не остался ни один. Теперь можно было лишь гадать, почему имперские каратели – «А кстати, кто это был? Гвардия или флот?» – не пустили в ход тяжелое оружие, как они это делали в других местах. Горожан пожалели? С чего бы?

После увиденного надеяться еще на что-то было уже форменным легкомыслием, но они решили все же посетить резиденцию князей Сирш, где, по воспоминаниям Виктора, свил гнездо Карл.

Карл был странным человеком. Он пришел в Легион позже Виктора и одно время был его связным, живя под прикрытием содержателя публичного дома. В ту пору они и подружились. Не то чтобы их связывала настоящая дружба, но они симпатизировали друг другу и к взаимному удовольствию вели долгие беседы на самые разные темы. Вот тогда, когда они сошлись поближе, Виктор, к своему удивлению, и узнал, что Карл перед вербовкой был студентом Сорбонны. Он так и не узнал ни того, что привело Карла в Легион, ни подробностей его жизни до Легиона, – в Легионе было не принято «входить в подробности» прошлой жизни – но и то, что он узнал, а главное, понял о Карле, заставило его удивиться. Человек, бесконечно увлеченный земной историей – и даже более того, специально историей Европы, – не должен был поддаться на сладкий мякиш вербовщиков. Что ему звездные империи, если он живет европейским Средневековьем?

А вот решение Карла не возвращаться на Землю, а остаться на Той'йте было как раз Виктору понятно. С одной стороны, Карлу очень не понравилась Земля образца 1958 года. Он ее не понял и не принял. Сказал, «чужая земля». А с другой стороны, на Той'йте имелось в целости и сохранности то самое Средневековье, которое Карл так любил. Он был готов пойти даже на пластическую операцию, чтобы поселиться на планете не как чужак, а как один из той'йтши. Если Виктор понял его правильно при их последней встрече, Карл не собирался работать в местной резидентуре. Он уходил в отставку, сохраняя активную связь с Легионом. Такая позиция Карла могла вывести его из-под удара, и вероятность его выживания не казалась Виктору совсем уж мизерной. Впрочем, это следовало проверить.

Виктория не возражала. Сирши так Сирши, еще один день на планете ничего в их планах не меняет и изменить не может. Она только попросила, чтобы сначала они «заскочили» к Сойж Ка.

– Это небольшое племя, – объяснила Вика. – Они живут в предгорьях Восточной стены, прямо напротив Сиршей.

Напротив, это, конечно, сильно сказано – триста километров по прямой, через весь Вайяр – но, если женщина просит… Тем более такая женщина. И потом…

– Это твой народ? – осторожно спросил он.

– Да, Федя, – тихо ответила она.

– Ты уверена, что хочешь?..

– Уверена, – сказала Вика. – Когда еще будет повод или возможность? Если мы тут, надо слетать.

– Как скажешь, золото, – усмехнулся Виктор. – Ты только скажи, чего хочешь, я тебе хоть все звезды… с генерального сниму!

– Что? – Вика опять его не поняла, и Виктору пришлось долго и нудно рассказывать про бровастого генсека и его страсть к наградам вообще, и золотым звездам в частности.

– О! – воскликнула радостно Вика. – Я знаю. Это Брежнев! Милый, но ведь он уже умер. Ты что, собираешься его откапывать?

– Ни в коем случае! – быстро и честно ответил Виктор. И они отправились к Восточной стене.

На землях Сойж Ка не оказалось городов, если не считать небольшой торговый городок, расположившийся как раз на границе между территорией племени и землями княжества Сирш. Городок имел статус вольного города, но платил дань Сойж Ка. Это был, в сущности, торговый мост между княжеством и племенем. Больше городов по эту сторону границы не было, но тот, кто, услышав, что речь идет о племени, ожидал увидеть здесь что-нибудь вроде индейских стоянок, ошибся бы самым решительным образом. Сойж Ка жили в деревнях, некоторые из которых имели до тысячи жителей. Жили они в каменных домах-башнях, чем-то напомнивших Виктору башни Северного Кавказа, и их культура была древней и достаточно развитой.

Дорога – Вайярский тракт – начала подниматься, одновременно довольно резко забирая вправо – к югу. «Хорошее место для засады», – равнодушно отметил про себя Виктор, представив их положение на карте. В самом деле, на протяжении следующих восьми с половиной километров тракт будет неоднократно менять направление, петляя между скалистыми холмами, поднимаясь на невысокие гребни и спускаясь в неглубокие распадки. А между тем вся эта сильно пересеченная местность, через которую лежал их путь, густо поросла лесом – настоящим дремучим лесом, наподобие какого-нибудь Шварцвальда. «Ну, Черный лес, он и… на Той'йт черный».

– У нас проблемы, – сказал из невообразимой дали голос Макса. Если судить по голосу, проблем не было вовсе, или они были, но не у них. Вот только не стал бы Макс сообщать о возникших проблемах без серьезного повода к тому.

– На связи. – Виктор почувствовал, как его организм рывком переходит в боевой режим.

– Капитан Ийри нервничает.

– Понял.

…семь дней назад они прилетели в Цоиц На – большую деревню, широко разбросавшую свои дома-крепости по склону Старухи, невысокой горы, которая издали действительно напоминала сгорбленную человеческую фигуру. Может быть, и женскую, от воображения зависит. Атак гора как гора. Предгорья Восточной стены. Здесь так и должно быть.

Народ в этих краях жил суровый, как суровой была и жизнь, которую этот народ вел. Приняли Виктора и Викторию, однако, по законам гостеприимства, то есть хорошо. «Не убили, и на том спасибо», – цинично пошутил Виктор, отметив про себя, что, в отличие от вайярских деревень, здесь все, от мала до велика, носили оружие. Какой-никакой, а кинжал или хотя бы нож имелся на поясе у всякой женщины и даже у большинства выросших из пеленочного возраста сопляков. О мужиках и говорить нечего. Эти все, как один, были опоясаны мечами, или носили свой меч за спиной, или имели вместо меча топор, из тех, что и дровишки наколоть, и вражину пополам развалить подойдут вполне.

Виктор и Виктория оставили свой бот в лесу, близко подступавшем к западной околице, и в деревню вошли пешком. Прошли по неширокой улице меж глухих каменных стен, прерывавшихся кое-где только небольшими группами старых – в два, а то и в три обхвата – деревьев, и вышли на округлую площадь. Здесь обнаружилась вполне ожидаемая деревенская гостиница. Гостиница была вполне себе средневековая, то есть и не гостиница вовсе, а скорее, и прежде всего, корчма с несколькими комнатами для путешествующих и странствующих на втором и третьем этажах основательного дома, сложенного из битого камня на растворе. Виктор из любопытства колупнул ногтем шов кладки и удивленно поднял бровь, обнаружив настоящий цемент, притом неплохого качества. «Однако!» – сказал он себе, совсем иначе оценивая теперь уровень технологического прогресса в племени Сойж Ка.

В пустой, как и предполагалось, судя по времени суток, корчме кряжистый хромой дядька – по-видимому, хозяин гостиницы – и помогавшая ему женщина быстро и без лишних разговоров подали на стол вяленое мясо, большие лепешки, козий сыр и нормальное черное пиво. И все это спокойно, несуетливо, но и без грубости или, скажем, отчуждения. Нет, их приняли нормально. Мол, вот пришли чужеземцы – милости просим! Одеты богато, значит, деньги у «туристов» имеются, и за услуги заплатят, сколько положено. Пришли пешком. Ну, это их, «туристов», дело. Может быть, им так нравится. И последнее. Зашли в дом, а харчевня – тот же дом, если разобраться, садитесь, гости дорогие, ешьте, пейте, а, уходя, заплатите. Потому что не домой ко мне пришли, а все-таки в корчму. Ну а в корчме все денег стоит. Так примерно. И хорошо, что так, потому что если иначе, то только в ножи. Этот мир иных отношений не знал. У человека здесь могло быть только три роли, если по гамбургскому счету: свой, чужой и никакой. Никакой, это они как раз и есть – люди, находящиеся, по объективным причинам, в нейтральной позиции по отношению к главной дихотомии местной жизни: друг или враг.

Виктор ожидал, что Виктория сразу же начнет расспрашивать местных или еще что-нибудь в этом роде. Ну что делают люди, вернувшись в родные места после многих лет отсутствия? Бог его знает. («Наш Бог», – уточнил Виктор на всякий случай.) Он лично, например, ничего такого не делал, когда вернулся в Петербург, который к тому времени успел стать Ленинградом. И все-таки ожидал от Виктории чего-то другого. Но та уселась вместе с ним за стол и так же, как и он, принялась за еду. Она ела не торопясь, не выказывая ни волнения, ни особой заинтересованности в происходящем вокруг них, но и разговора не поддержала, так что ели они молча. Возможно, она думала о чем-то или что-то вспоминала. Кто знает? Виктор не знал, но и не спрашивал ни о чем, чувствуя, что вопросы здесь неуместны. Так и сидели они с полчаса, ели, прихлебывали пиво из деревянных кружек, молчали. А потом открылась входная дверь, и в зал вошла высокая пожилая женщина в темно-синем глухом платье до пят и тяжелом фиолетовом плаще. Волосы у женщины – назвать ее старухой Виктор почему-то не мог – были совершенно белые и лежали величественной белоснежной волной на плечах и спине; лицо, темное от солнца и ветра, испещренное глубокими морщинами, а верхние и нижние клыки вздергивали ее губы в подобие волчьего оскала. Женщина сделала несколько шагов по направлению к их столу и остановилась в двух шагах от вставшей при ее появлении Вики. Теперь шаг навстречу сделала Виктория.

«Что-то будет», – с интересом подумал также вставший из-за стола Виктор.

Минуту женщины стояли одна напротив другой, молча и без единого движения, глядя друг другу в глаза. Затем Вика подняла руки к лицу и одним точным движением сняла грим-маску. Все так же, не отрывая взгляда от старой женщины, она протянула маску Виктору, и Виктор, взяв ее, отошел к стене. А Виктория уже вынимала изо рта вставные клыки. Все.

«Дела!» – потрясенно сказал себе Виктор. Он стоял и смотрел на женщин, по-прежнему стоявших одна напротив другой ничего не говоря, а только «играя в гляделки». В этот момент Виктор с удивлением обнаружил, что сняв грим и избавившись от клыков, его женщина сейчас не была ни дамой Викторией, ни младшей Йя, ни эльфийской принцессой, а снова стала той'йтши, даже будучи совершенно на них непохожей.

– Пойдем, – сказала наконец седая женщина и, ничего не добавив, повернулась и пошла к двери, ведущей в глубь дома. И Виктория последовала за ней, также молча и не выражая никаких эмоций.

Что там между ними происходило в следующие девять часов, Виктор не знал. Виктория ему ничего не рассказала ни тогда, когда уже глубокой ночью вернулась в общий зал корчмы, где все это время просидел Виктор, ни после, в следующие семь дней их неторопливого путешествия верхами к резиденции князей Сирш. Между тем эти девять часов, которые Виктор провел в ожидании ее возвращения, были не самыми легкими в его жизни, в которой случилось немало всего.

Где-то минут через сорок после того, как Вика ушла в глубь дома, в ушном телефоне Виктора возник голос Макса.

– Федя! Виктория! – сказал Макс.

– На связи, – тихо откликнулся Виктор, вставая из-за стола. Но Виктория не ответила.

– Виктория! – повторил Макс.

– Не волнуйся, – успокоил его Виктор, выходя на улицу. – Она на переговорах. Вероятно, отключила связь. Все под контролем.

На самом деле он не был так уж спокоен, потому что не был уверен, что все действительно под контролем. И не сходя с места, решил, что всыплет даме Йя по первое число, когда та вернется со своих «переговоров».

«Только вернись!» – попросил он ее мысленно, чувствуя растущую неуверенность в дальнейшем ходе событий.

– Что случилось? – спросил он Макса.

– У нас гости.

– А именно? – Виктор уже все понял, но в его силах сейчас было только говорить.

– Судя по спектру двигателей, легкий крейсер. Вошел в систему семнадцать минут назад. Курс на Той'йт. Нас увидит примерно через полчаса. Возвращайтесь! – Макс был предельно лаконичен и деловит, но на последнем слове он все же чуть приподнял тон.

– Подожди! – бросил Виктор на ходу, возвращаясь в корчму. Он быстро прошел через общий зал, в котором уже появилось несколько посетителей – мужчин, пивших пиво за дальним столом, – и толкнул дверь, за которой недавно скрылась Виктория. За дверью оказался коридор, ведущий к еще одной двери, расположенной в противоположном конце. Как раз посередине коридора, преграждая дорогу ко второй двери, стояли двое рослых мужчин, вооруженных мечами. Виктор с ходу оценил их и понял, что сможет их пройти, даже не применяя бластер. Будет непросто, но он их пройдет. Он шагнул в коридор, и сразу же один из мужчин сделал шаг навстречу.

– Туда нельзя, – сказал мужчина.

– Мне нужна женщина, которая пришла со мной, – объяснил Виктор.

– Я понял, – ответил мужчина. – Но сейчас она занята. Не надо ее тревожить.

– Но!.. – сказал Виктор, но его остановил взгляд голубых глаз стоящего против него мужчины.

– Ты сильный воин, – сказал мужчина. – Я вижу. Ты можешь меня убить. И моего друга тоже. Но тебе не надо туда ходить. Сейчас туда нельзя. Но если ты хочешь нас убить, это твое право. Будем сражаться.

И Виктор понял, что Викторию действительно нельзя сейчас беспокоить. Что бы и как бы ни происходило вокруг, то, что сейчас происходит между ней и той старой женщиной, слишком серьезно, чтобы им мешать. Он ничего не ответил, просто повернулся и ушел. Снова прошел через общий зал, чувствуя спиной любопытные взгляды, и вышел на улицу.

– Макс! – позвал он, подходя к старому дереву с потрескавшейся корой и облокачиваясь на него спиной.

– Здесь, – сразу же откликнулся Макс.

– Попробуй заговорить им зубы, – посоветовал Виктор. А что еще он мог сказать?

– Вы не вернетесь, – констатировал Макс.

– Мы не можем. Я тебе потом все…

– Я сброшу несколько атмосферных ретрансляторов, чтобы они не засекли нашу линию.

«Разумно», – мысленно согласился Виктор.

– Макс… – позвал он.

– Да, – голос Макса звучал так же ровно, как если бы они обсуждали меню ужина. Впрочем, если бы речь шла об ужине, Макс не был бы так спокоен.

– Ты где? – спросил Виктор.

– Мы в рубке. Оба, – объяснил Макс.

– Слева от кресла пилота должен быть подковообразный пульт.

– Да, – подтвердил Макс. – Три кресла. На возвышении.

– Точно. – Виктор собрался с мыслями. – Сядь в центральное кресло и включи вычислитель.

– Есть, – сообщил через минуту Макс.

– Главное меню, подраздел «Дама треф».

– Секунду, – сказал Макс. – Есть.

– Программа «Каприз».

– Есть.

– Теперь слушай. – Виктор перевел дыхание. – Это программа первого удара, но рассчитана она на дураков с обеих сторон. В нормальной войне практически неприменима, но это все, что у нас есть. Смысл тут в том, что крейсер без подготовки, и без специальных процедур прицеливания, и без маневров, что важно, выстреливает одним залпом, в автоматическом режиме, все, что есть у него на данный момент в «стволах». Понял?

– Да, – ответил Макс. – Большой залп. Но, Федя, что значит выстрелит? Куда выстрелит?

– Запусти программу, – вместо ответа приказал Виктор.

– Слушаюсь и повинуюсь, – ответил Макс и добавил через минуту:

– Есть.

– Обозначь чужого как цель. Знаешь, как это делается?

– Сейчас… Да, вижу. Делаю. – Молчание. – Есть.

– Хорошо, – сказал Виктор. – Теперь выставь ограничение: только по данным пассивного наблюдения.

– Где это? – спросил Макс. – Не надо. Нашел. Ввожу.

– Ну? – нетерпеливо спросил Виктор, когда молчание слишком затянулось.

– Не торопи, – остановил его Макс. – Так. Есть. Тут появилась кнопка «Залп». Это оно?

– Да. Посмотри, в верхнем правом углу должны быть оранжевые цифры.

– Есть цифры, – отрапортовал с орбиты Макс.

– Сколько там? – спросил Виктор, зная заранее, что ничего хорошего не услышит.

– Двадцать три десятитысячные, – ответил Макс. – И что означают эти цифры?

– Это расчет шансов попасть в цель при данных обстоятельствах, – объяснил Виктор. – Для уверенного поражения боевого корабля нужно примерно восемьдесят процентов. Этого типа надо приманить, Макс, тогда у нас будет шанс.

Он сказал у НАС, и он знал, что говорит. Во-первых, он сейчас окончательно понял то, что интуитивно знал почти с самого начала их эпопеи – они одно целое. Группа. И что бы там ни было где-то и когда-то, теперь они вместе, и будут вместе до конца, каким бы этот конец ни был. А во-вторых, случись что с «Шансом», им с Викой тоже конец. Пусть не сразу, но…

– Понял, – сказал Макс. – Приманить как можно ближе. Федя, а на каком уровне вероятностей он меня опознает?

– Не знаю, – честно признался Виктор. – Но второй залп ты сделать не сможешь. Да если бы и мог, не успел бы. Так что у тебя, Макс, один заход на все про все.

– Понял, – спокойно ответил Макс. – Буду держать тебя в курсе. Отбой.

И Виктор вдруг, казалось бы, ни с того ни с сего вспомнил давнюю историю, произошедшую между ними двоими и так и оставшуюся маленькой загадкой, забытой за давностью лет и последовавших вскорости гораздо более значимых событий.

Лето 1936 в Праге выдалось во всех отношениях жарким. Виктора выдернули из Вены и срочно подключили к операции «Незабудка». Дело было в том, что в поле зрения пражской резидентуры неожиданно попал непонятный канадец-франкофон, активно проявившийся в контактах одновременно с разведкой Муссолини и польскими сионистами-бейтаровцами[63]63
  «Бейтар» – молодежное движение при партии «Союз сионистов-ревизионистов», основанной в 1925 г. Зеевом (Владимиром Евгеньевичем) Жаботинским.


[Закрыть]. Канадца – объект Винт – плотно вели, но понять, что он и кто, пока так и не сумели. Вот Виктор и должен был «доделать дела».

…было жарко. Летнее солнце палило немилосердно, и Винт, судя по всему, решил промочить горло, да и перекусить, по дневному времени, не мешало. Выбор подходящего места затруднений не вызывал. Все пивные здесь были для него одинаково незнакомы. В Праге Макс Холмен, если верить его легенде, оказался впервые. Выбрав заведение, приличное на взгляд канадца, он неторопливо спустился по каменным ступеням и вошел в небольшое полуподвальное помещение со сводчатым потолком и белеными стенами. Несколько человек пили здесь пиво из высоких кружек, но свободных столиков оставалось достаточно, чтобы предоставить новому посетителю возможность выбирать. Винт окинул зал медленным, оценивающим взглядом, и уже было остановил свой выбор на столике у дальнего от входа окна, когда заметил мужчину в светлом чесучовом костюме. Так это выглядело со стороны. Мужчина сидел как раз за соседним к приглянувшемуся Холмену столиком. Взгляды их встретились, и Макс Холмен неуверенно улыбнулся, одновременно выгибая вопросительно бровь. Мужчина улыбнулся в ответ и приглашающе махнул рукой. Подойдя ближе, Винт вежливо поздоровался по-немецки и, получив ответное приветствие на том же языке, сказал:

«Значит, мне не показалось. Мы ведь встречались прежде, гер…»

«Рейтер, Гуго Рейтер».

«О! – сказал Макс. – Гуго Рейтер! Ну конечно! В Берне».

«В Берне? Нет, не думаю. Да садитесь же, гер…»

«Макс Холмен», – напомнил Винт, садясь.

«И верно, Макс Холмен. И встречались мы в Вене. В тридцать третьем или, пожалуй, в тридцать втором…»

«В тридцать третьем», – уверенно сказал Холмен и попросил подошедшего официанта принести ему пива.

«В тридцать третьем… – задумчиво протянул Рейтер. – Я у вас что-то покупал, или это вы покупали что-то у меня?»

«Смотря чем вы торгуете».

«Я торговал металлоломом», – напомнил Рейтер, и Винт улыбнулся с очевидным облегчением.

«Ну вот, теперь я вспомнил совершенно точно. В Вене я покупал именно лом. Черные металлы. И вы тоже покупали».

«О да, – лучезарно улыбнулся Рейтер. – О да. Я покупал это чертово железо».

В следующие полчаса, не забывая про пиво и сосиски, Рейтер и Холмен заново познакомились и обсудили целый рад животрепещущих проблем мировой и европейской политики и экономики.

Из пивной вышли друзьями – они ведь теперь не были даже конкурентами (железом не торговал ни один из них). День был впереди, а дел особых, как видно, не было ни у того, ни у другого. Поэтому они отправились гулять. После трех часов прогулок и пяти заходов в разного уровня заведения, где они пили все подряд: пиво, сливовую водку, кофе, «Бехеровку» и шнапс, новые друзья вышли к Влтаве. Смеркалось.

Холмен оперся одной рукой о парапет, а другую сунул в карман – за сигаретами – да так там и оставил.

«Гуго, – сказал он Рейтеру. – Это твоя тень или моя?»

«Похоже, что общая».

«Не возражаешь, если я его позову?»

«Отчего же… Попробуй».

Винт неторопливо поклонился Рейтеру и, махнув на прощание рукой, отправился в долгий пьяный путь по лабиринту темных улочек старой Праги. Он петлял по этим чертовым мышиным тропам, ругаясь в голос по-французски и по-английски и поскальзываясь непонятно на чем в темноте. Он искал и не находил пути и выхода. А затем он исчез. Он растворился в тенях, голос его слился с далекими шумами улиц Езефова.

Идущего за Рейтером мужчину Винт нагнал почти на Самкова, бесшумно приблизился к нему сзади и вырубил одним стремительным движением распластанной в широкое лезвие ладони.

«Недурно», – отметил про себя Виктор.

Человек упал. Рейтер, успевший уйти довольно далеко и уже почти невидимый на плохо освещенной улице, быстро вернулся, присел над телом, коснулся пальцами горла лежащего на мостовой Коли Вербишева и удовлетворенно крякнув: «Жив», стал обыскивать. «Иди, – бросил он Винту, извлекая из Колиной наплечной кобуры «Ческу Зброевку» калибра 7.65. – Иди. Чего вдвоем-то отсвечивать. И… рад был тебя повидать».

Холмен взглянул на Рейтера, кивнул и, ничего не сказав, пошел прочь, с каждым шагом раскачиваясь все больше и начиная тихо бормотать проклятия по-французски. Виктор решил, что Холмен представляет больший интерес и, послав вслед за Рейтером своего напарника, в одиночку пошел за Винтом. Он уже почти решился брать Винта на прием, когда почувствовал присутствие третьего. Виктор успел даже оглянуться, но тут же был отброшен к стене дома и прижат к ней чьим-то мощным телом. Ощущение было такое, что на него напал паровоз.

– Не ходи за ним, Федя, – тихо, но внятно сказал по-русски очень знакомый голос. И немецкий акцент Макса был тоже здесь, при нем. – Не ходи. Это не твоя операция.

– Я перебежал кому-то дорогу?

– Ты перебежал дорогу мне. – Макс был невозмутим.

– Могу я спросить, во что ты играешь? – Виктор чувствовал себя раздавленным, хотя по-прежнему стоял на ногах. – И ослабь, пожалуйста, хватку. Ты меня по стене размажешь.

Макс хватку ослабил, и по-прежнему не выражая голосом никаких эмоций, сказал:

– Федя, это не имеет отношения к нашим играм. Ты же меня знаешь.

В этом знаешь было заключено много такого, что знали и понимали только они двое.

– Знаю, – согласился Виктор.

– Поверь, Федя, никому не будет плохо от того, что эта операция не состоится, даже Коля твой отделался легко. Ведь Холмен мог его убить. Ты мне поверь, я знаю.

– Верю, но что значит не состоится? Это, Макс, провалом называется.

– Ну и что? – возразил Макс. – Провал так провал. Мелочь. Все живы. История изначально путанная. Может быть, вы случайно на уголовников вышли.

– Случайно… – сказал Виктор, понимая, что хоть он и не понимает ничего, но и отказать Максу почему-то не может. – Уголовники… А?..

– Их уже завтра здесь не будет, – ответил на невысказанный вопрос Макс. – Ни Гуго, ни Холмена.