Текст книги "Что ты выберешь сегодня, Персиваль Грейвз?..(СИ)"

Автор книги: Макс Фальк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Не выживет – прекрасно.

Выживет – Валентайн повесит на него все свои грехи, отмоется от любых возможных подозрений и останется главой магической безопасности. И ни при каких обстоятельствах не даст Америке ещё раз вступить в войну на континенте и помешать планам Гриндевальда. А если тот подомнёт под себя Европу, с ним придётся считаться.

Мерлиновы яйца, это было даже красиво.

А ещё это означало, что Гриндевальд рано или поздно узнает, что Криденс жив, и снова попытается перетянуть его на свою сторону. Если ему удастся – а Грейвз понимал, что шансы крайне велики – мировое господство будет у Гриндевальда в кармане. Он воспитает мальчишку под себя, сделает из него совершенное, идеальное оружие. Бессмертное, возможно.

И это означало, что Криденса нужно успеть найти первым.

А ещё это означало, что Грейвз сможет вернуться в Америку, как герой. С живым обскуром. Он сам воспитает его под себя и сам сделает из него совершенное, идеальное оружие. Только это оружие будет использоваться не для захвата власти, а для поддержания порядка.

В любом случае выходило, что мальчишка – ключ к жизни. Из-за него Грейвз всё потерял – он и поможет всё вернуть.

Последнее, что Грейвз знал о Криденсе – то, что его взял к себе Ньютон Скамандер. Этот незаурядный, но безобидный молодой человек служил в Министерстве Магии в Лондоне и занимался волшебными тварями. В Англии у Грейвза не было друзей – знакомства, которые завязались в войне, он не поддерживал. Так что, оказавшись на Трафальгарской площади, Грейвз испытал некоторое замешательство.

Он был один. Без связей, друзей и знакомств.

Это было неприятно. Это злило. Он карабкался на вершину не для того, чтобы оказаться вот так, в центре города, в одиночестве, и снова начинать жизнь с нуля. Он не мальчик уже, в конце концов. Он заработал себе положение, выстроил вокруг себя аврорат и не позволит какому-то продажному мудаку прийти и забрать всё готовое.

Лондонское Министерство Магии уступало в размерах американскому Конгрессу и казалось по-европейски запутанным, точь-в-точь старинные кривые улицы маленьких городков, которые только для вида тянулись в одну сторону, а на деле выворачивали в противоположную. В отличие от прямых, широких авеню Нью-Йорка, пересекающихся под прямым углом и вычерченных по линейке.

Грейвзу пришлось заявиться в аврорат и попросить убежища. Здесь, разумеется, знали о событиях в Нью-Йорке и о его побеге. Но здесь его также помнили как героя войны, что было как нельзя кстати. Он прошел несколько не очень утомительных проверок, подробно изложил свою версию событий и был принят британским сообществом если не с восторгом, то по крайней мере довольно тепло. Американский посол согласился поручиться за него, так что по крайней мере теперь он не считался беглым преступником.

Грейвз заблудился три раза, прежде чем добрался до Сектора волшебных тварей. Табличка с именем на двери Ньюта посмотрела на Грейвза крайне недружелюбно. Моргнула тремя парами глаз-бусинок, которые Персиваль поначалу принял за гвоздики, перелилась из серебристого в изумрудный. Быть может, это что-то и означало, но Грейвз не имел желания разбираться. Он постучал в дверь и зашёл, услышав приглушённое «Открыто!»

Он как будто шагнул в коралловый риф. Мимо лица пронеслась стайка жёлтых рыбёшек, чиркнула хвостом по щеке. Под ногами переливались солнечные блики, играя на светлом песке. Полы мантии заколыхались, будто Грейвз в самом деле был в воде.

«Кто тебя учил палочку держать?..» – с недоумением подумал Грейвз, заметив Ньюта. Зажав в зубах палочку, тот бережно распутывал бахрому щупалец огромной прозрачной медузы. Двухметровый купол колыхался, тонкие щупальца гладили Ньюта по рукам. Тот тихонько щёлкал языком и чирикал.

– Это её успокаивает, – пояснил он, не поворачиваясь. Грейвз не испытывал к животным ни любви, ни любопытства.

– Мистер Саламандер, – нетерпеливо позвал он.

– Одну минуту…

Ньюту было едва тридцать. У него было приятное лицо с подвижными бровями, широкий улыбчивый рот, щедрый выводок веснушек и большущие зелёно-карие глаза.

– О, – сказал он, заметив Грейвза. – А вы… – он глянул на свои руки, спохватился и вынул палочку из зубов. – А вы…

– Персиваль Грейвз, – сказал тот. – Настоящий.

– Конечно. Конечно, настоящий, – Ньют моргнул.

Мановением руки он убрал иллюзию, обнажив обычные стены кабинета, сунул в карман стеклянный шарик, в котором остался риф и медуза. Улыбнулся:

– Вы не будете возражать, сэр, если я… проверю?..

Грейвз пожал плечами. Он не возражал. Заклятие обнаружения пробежало по нему от волос до каблуков и ничего не выявило. Ньют радостно улыбнулся:

– Простите, но я не мог… не проверить. Очень рад с вами познакомиться, сэр, – добавил он, шагнув вперёд и протягивая цепкую длиннопалую руку. – Как дела в Нью-Йорке?..

– Плохо, – коротко сказал Грейвз, ответив на рукопожатие. – Вы не слышали?..

– Я сейчас почти не читаю газет, – Ньют смутился и кинул взгляд на потрёпанный кожаный чемоданчик, стоящий у стола. – Очень… много работы.

У него была странная речь, полная широких улыбок и пауз. Грейвз следил за ним, чуть прищурившись.

– Чем я могу вам помочь?.. – спросил Ньют.

– Я ищу Криденса.

– О, – опять сказал Ньют. Веснушки у него как будто поблёкли, он спрятал глаза. – Дело в том… дело в том, что я не знаю, где он сейчас находится…

– Вы врёте еще хуже, чем Тина, – сказал Грейвз.

– Послушайте, сэр, мальчику пришлось очень многое пережить… – быстро заговорил Ньют. – Ему не пойдёт на пользу встреча с вами, он едва пришёл в себя…

– Дайте мне решать, что пойдёт ему на пользу, – сухо сказал Грейвз. Стоило ожидать, что просто не выйдет – все учёные немного чокнутые.

– Он может быть… нестабилен, – сказал Ньют. – Это может быть опасно… для вас.

– Мистер Саламандер, знаете, что по-настоящему опасно?.. То, что рано или поздно Гриндевальд узнает, что Криденс живёт у него под носом и придёт за ним. Вы сможете его защитить?..

– Гриндевальд не сможет захватить Министерство, – уверенно сказал Ньют и глянул на чемоданчик.

– То есть вы собираетесь держать Криденса в клетке, как одну из ваших тварей?.. – уточнил Грейвз.

Ньют смутился, сел за стол. Нервно подвинул к себе чернильницу, отодвинул её назад.

– Криденс нуждается не только в защите, – сказал Грейвз. – Ему нужно обучение магии. Ему нужно научиться держать обскури под контролем, а не просто подавлять его. Насколько я понял, вспышки страха и гнева могут его спровоцировать. Вы способны научить Криденса управлять ими?.. – Грейвз поднял брови.

– Даже если вы правы, – упрямо сказал Ньют. – Допустим, вы правы… Он вам не поверит. Гриндевальд обманул его, использовал его, предал…

– Я не Гриндевальд, – зло сказал Грейвз. – И я был знаком с Криденсом раньше всех этих событий.

– О, – третий раз сказал Ньют.

Грейвз шевельнул пальцами, и он замер, скованный по рукам и ногам заклятьем паралича.

– А вот теперь представьте, что на моём месте – Гриндевальд, – жестко сказал Грейвз. – Вы способны защитить мальчика?.. Вы даже себя защитить не способны. Дайте мне с ним поговорить. Я знаю, что он здесь. Вы слишком часто смотрите на свой чемоданчик с зоопарком.

Он снял чары, и Ньют потрясённо выдохнул.

– Что вы от него хотите?.. – спросил он.

– Я хочу дать ему шанс выжить, – сказал Грейвз.

Ньют шевельнул бровями и кивнул.

***

«Я так скучал, мой мальчик», – подумал Грейвз. – «Как я скучал…»

Криденс сидел прямо на зелёной траве, скрестив ноги. Солнечные лучи скатывались бликами с гладких чёрных волос, целовали ему щёки.

Волосы отросли, – подумал Грейвз. – Вытянулся. А сутулится так же. Одет с чужого плеча – Ньют одолжил, конечно же. Над верхней губой пробился тёмный пушок. Скоро начнёт бриться. А скулы такие же острые. Заправляет волосы за ухо. Губы красивы так, что страшно смотреть.

Отгороженный полотняным тентом, на котором колыхался цветущий луг, Криденс сидел на траве и держал в руках змейку с синими перьями. Она вилась у него между пальцев, обнимала запястье хвостом, как браслетом. Криденс почёсывал ей крылья согнутым пальцем, и она смешно топорщила их, подставляясь под ласку. Разевая жёлтый клюв, скрипуче кряхтела. Криденс гладил её по спинке.

И улыбался.

Он улыбался.

Грейвз видел это и раньше – робко, криво. Не улыбка, а судорога по губам. Уголки рта дёргаются то вверх, то вниз. Криденс не понимает, можно ли ему улыбаться Грейвзу. Не получит ли твёрдой ладонью по губам за недозволенную радость.

А сейчас синяя зверюшка клюёт его в щёку, и он светлеет – тихо, не разжимая губ, самому себе. Потом что-то говорит ей, а она скрипит в ответ, будто отвечает. Ластится к рукам, вьётся.

Грейвз стоял у сарайчика и смотрел, отодвинувшись в тень. Ньют остановился у края тента, хлопающего от ветра, окликнул.

– Криденс.

Тот поднял голову.

– Один человек хочет поговорить с тобой, – мягко сказал Ньют.

– Я должен поговорить с ним?.. – спросил Криденс.

– Если ты хочешь.

Тот молча смотрел, подняв лицо, ждал в замешательстве. Ждал, что ему скажут, что делать. Встать и куда-то пойти?.. Сидеть дальше?.. Говорить с каким-то человеком?.. Не говорить?..

– Он здесь, – сказал Ньют и качнул головой назад.

Криденс перевёл взгляд, встретился глазами с Грейвзом.

Вскочил, шарахнулся в сторону, неловко прижимая змейку к груди. Та запищала, захлопала крылышками, утекая из пальцев, скользнула на шею. Криденс неловко опустил руки вдоль тела, замер, скукожился.

– Всё хорошо, – Ньют протянул к нему руку, как к зверьку. – Я с тобой. Это не он. Это не Гриндевальд. Это мистер Грейвз. Ты его знаешь?..

Тот закивал, отступил на шаг, подняв плечи. Растерянно посмотрел на Ньюта.

Грейвз вышел из тени, вступил на залитый солнцем луг. Трава пахла сладко до одури.

– Он вас боится, – негромко сказал Ньют, коротко глянув на Грейвза. – Пожалуйста, не пугайте его ещё сильнее. Криденс… Криденс, всё хорошо. Я рядом. Можно мне подойти?..

Тот сжался, качнулся из стороны в сторону, уставился на свои ботинки. Грейвз уже видел такое потерянное выражение лица.

Такое случается, когда твоя жизнь вдруг превращается в ад. Вчера ты был молодым и весёлым парнем, а сегодня тебе нахлобучили каску на голову, дали в руки винтовку и ты бежишь в плотном дыму, не понимая, куда, и стреляешь, не понимая, в кого и зачем. Такие же, как ты, падают рядом с тобой и умирают. Если им повезло. Если не повезло – кричат. Долго. Страшно.

Грейвз видел тех, кто терял себя. Они словно всё время смотрели куда-то внутрь. Им не помогала ни ласка, ни доброе слово. Они искали опору, что-то простое, понятное, надёжное. Они искали мост обратно в свою жизнь. Иногда хватало оплеухи и короткого приказа, чтобы привести их в чувство. Иногда хватало нескольких жёстких слов. Если опоры нет в себе – может найтись тот, кто станет ею рядом с тобой.

Ньют не понимает, что делать с Криденсом. Он говорил – мальчику так тяжело, он едва начал есть, он едва начал спать, разговаривать. Он говорил – вы не справитесь с ним, сэр, он вас не подпустит. Он никуда не выходит, он ничего не хочет. Он слишком ранен.

Ответственность за себя может быть непомерна для того, кому слишком больно и слишком страшно. Если ад вокруг, что бы ты ни сделал, куда бы ты ни пошёл, ты остаёшься в аду. А Криденс не просто живёт в нём. Он носит его внутри. Потому его так и шатает – ищет, куда прислониться. Свобода выбора – слишком тяжёлое бремя для того, кто никогда ею не пользовался. Нельзя выдернуть человека из ада рывком. Он не поверит, что такая внезапная свобода хотя бы относительно безопасна.

– Посмотри на меня, – спокойно и властно сказал Грейвз.

Тот вскинул глаза – сразу же. Будто обжёгся, быстро опустил взгляд вниз.

– Пожалуйста, мягче… тише, – взволнованно попросил Ньют.

– Я видел тебя последний раз прошлым летом, – не меняя тона, сказал Грейвз. – В начале августа. Был вечер. Вечер жаркого дня. Ты стоял возле Ботанического сада в Бруклине. У тебя были листовки с советами, как распознать ведьму. На этой дерьмовой бумаге, которая не держала краску. У меня вечно оставались пятна на пальцах, когда я брал их у тебя. Ты каждый раз боялся, что я рассержусь. А я каждый раз демонстрировал тебе Тергео. Ты думал, это фокус, пока не поверил, что это заклинание.

Криденс смотрел на его ноги, не отрываясь. Взгляд от ботинок переполз на колени. Подбородок постепенно поднимался выше, на щёки наползал неуверенный румянец. Ньют заинтересованно и внимательно поднял брови.

– Это был жаркий день, – продолжал говорить Грейвз, стоя на месте. – К вечеру у тебя потрескались губы. Я увёл тебя в парк. Твоя мать запрещала тебе гулять там. Ты должен был стоять у решётки сада и раздавать листовки. Я забрал у тебя их все. Превратил в бумажные кораблики и утопил в пруду. Тебе было страшно и весело. Ты тёр губы ладонью, чтобы не улыбаться. Но я всё равно видел, что тебе смешно.

Криденс стоял, почти выпрямившись, больше не дёргая руками. Он не шатался. Глядел, моргая, куда-то в грудь Грейвзу.

– Тогда я видел тебя последний раз, – сказал тот. – Дальше с тобой встречался другой человек. Мне жаль, что он обманул тебя. Но я не обманывал.

Криденс судорожно вздохнул, у него застыл взгляд.

– Я пришёл за тобой, Криденс, – сказал Грейвз. – Подойди.

Тот качнулся вперёд, шагнул и остановился. Его взгляд опять убежал в землю.

– Криденс, ты не обязан слушаться его, – негромко сказал Ньют. – Ты можешь остаться здесь, если ты хочешь. Ты можешь сам решать, что тебе делать.

На лице Криденса промелькнула паника.

– Подойди ко мне, – громче приказал Грейвз.

Тот сделал ещё шаг, замер, схватился пальцами за край своего вязаного жилета, подёргал его. Крошечная синяя змейка скользнула по его плечу и спряталась под ворот рубашки.

– Криденс, я жду, – жёстко сказал Грейвз и протянул руку. Тот выдохнул с облегчением, приблизился. Грейвз взял его за плечо сильными пальцами. – Хорошо… Молодец, – сказал он и сжал пальцы. – Ты пойдёшь со мной.

– Сэр, простите, но Криденс имеет право сам решать, куда он пойдёт… и с кем, – настойчиво сказал Ньют.

– Нет, – ответил Грейвз. – Это буду решать я.

Криденс шагнул ближе. Нерешительно поднял руки, будто хотел прижать их к груди. Коснулся костяшками пальцев отворота мантии Грейвза, потрогал, взялся за неё кончиками пальцев, будто проверял, настоящая ли она.

– Я не мог прийти раньше, – негромко сказал Грейвз, поглаживая его по спине у лопатки. – Мне жаль, мой мальчик.

– Простите… – Криденс смотрел на свои руки, перебирающие плотную чёрную с белым ткань, – простите, что перепутал вас… с ним… мистер Грейвз… – он говорил тихо, почти шептал. Они стояли вплотную друг к другу. Грейвз взял его за плечи обеими руками. – Я думал о вас… плохо… Теперь я никогда не перепутаю вас… ни с кем…

– Почему, мальчик мой?..

Криденс опустил голову ещё ниже, ткнулся лбом в плечо Грейвза. Тот положил ладонь ему на затылок, притягивая к себе.

– Потому что с вами тепло… – прошептал Криденс. – А тот был холодным…

Он задрожал, когда Грейвз обнял его обеими руками. Прижался щекой к груди. Плечи опустились, немного расправились, будто он наконец обрёл опору.

– Шшш-ш-ш, – сказал Грейвз, поглаживая его по затылку. Поцеловал в висок.

Криденс всхлипнул и громко выдохнул, пальцем стёр с носа слёзы.

– Ты пойдёшь со мной, – спокойно повторил Грейвз. Криденс закивал, не отстраняясь. Прошептал:

– Мистер Грейвз… можно я спрошу?..

– Спрашивай, – разрешил тот.

– Можно мне будет… иногда… возвращаться сюда?.. Мистер Ньют говорил… я был очень полезным…

– Полезным?.. – переспросил Грейвз, касаясь дыханием его уха. – Не сомневаюсь. Но я хочу, чтобы теперь ты был полезным мне.

– Конечно… сэр, – торопливо ответил тот, – я могу. Я буду. Всё, что скажете…

– Иногда, – продолжил Грейвз, – ты сможешь видеться с ним. Здесь. И в моём доме.

– Спасибо… сэр, – выдохнул Криденс.

Ньют смотрел на них, чуть склонив голову к плечу и подняв брови. Грейвзу не было до него дела. Он держал Криденса в руках, поглаживал по плечам, будто разглаживал заледеневшие от напряжения мышцы – и те оттаивали под горячей ладонью. Он прижимал голову Криденса к своей груди.

– Я обещал забрать тебя, – говорил Грейвз. – Я пришёл за тобой. Ты будешь учиться магии. В тебе так много магии, Криденс. Я научу, что с ней делать. Ты дождался меня. Ты молодец.

Вот твой выбор, Персиваль Грейвз. Ты можешь навсегда оставить Криденса вот таким. Запереть во времени, как жучка в янтаре. Защитить, уберечь, не пустить его в мир, который его так ранит. Решать за него, хотеть за него, кормить его с рук, трахать его, сделать так, чтобы он никогда не смог сам посмотреть в глаза, никогда не сказал «я хочу» и «я не хочу». Дать ему вечера у камина, дать ему хорошую жизнь, удобную и безопасную, обложить его занятными игрушками и оберегать его раны, никогда не давая им затянуться.

Ты всегда этого хотел. Ты только об этом и мечтал. Давай, скажи уже – ночами напролёт ты дрочил на это. На бессловесную покорность, опущенные глаза, лексикон из «да, сэр», «конечно, сэр», «как скажете, сэр».

Это так легко, даже не придётся ничего толком делать – просто отбери у него то, чего он сам так боится – свободу. Дай то, чего он так жаждет – безопасность.

Ведь ты не будешь к нему жесток, нет, Персиваль. Ты будешь его любить, как красивую вещь, как хорошую книгу или глоток виски в нужный момент. Ты будешь с ним терпелив и строг, иногда ласков и нежен. Он будет покорно принимать всё, что ты дашь. Всю жизнь. Просто не давай ему вырасти. Береги его от мира, в котором вместе с силой приходит ответственность. Спрячь его – и она не придёт.

Обскури будет в твоих руках стрелой, пущенной в цель. Ты будешь решать, в кого она полетит. До тех пор, пока твоё совершенное оружие не сожрёт Криденса изнутри. Но это будет нескоро.

А есть другой вариант. Неизведанный для вас обоих. Неизвестно даже, есть ли он вообще, этот второй вариант. Не слишком ли поздно учить Криденса тому, чему должны были учить в детстве. Чтобы справиться с такой огромной силой, ему потребуется брать на себя огромную ответственность. Не дрожать, всхлипывая, в уголке, когда обскури вырвется из-под контроля и снова убьёт, покалечит, разрушит – а научиться владеть этой силой. Научиться злиться и выражать свою ярость не только криком боли. Научиться говорить «нет».

Ступенька за ступенькой ты можешь вывести его из ада, научить принимать решения. Что ты возьмёшь, Криденс, яблоко или апельсин? Тебе нравится синий или зелёный? Ты пойдёшь направо или налево? И когда он справится с выбором из двух, предложить выбор из трёх. А потом выбор, в котором один из вариантов – «я не знаю, сэр». А потом – «нет, сэр».

Он однажды скажет тебе «нет», Персиваль, осознаёшь?

Он научится жить в мире, которому плевать, сирота ты или нет, где ты жил, кто ты есть, богат ты или беден. Он сможет жить в мире, в котором есть три вопроса – чем ты полезен, чего ты хочешь и чем ты готов заплатить?.. Когда ты потратишь годы на то, чтобы вывести его из ада, однажды, когда он сумеет ответить на эти вопросы – он может сказать тебе «спасибо, дальше я сам».

И станет своим собственным оружием. Куда могущественнее той послушной стрелы.

И уйдёт.

Если только ты сам не докажешь ему, что теперь ты хочешь быть ему полезен чем-то ещё.

Это будет твоя цена, Персиваль.

Ты к ней готов?..

Ах, как хорошо было бы, если б на этот вопрос надо было ответить лишь однажды. Но тебе придётся отвечать на него каждый день. Потому что каждый день с этого неясного, неверного второго пути (которого, может быть, и не существует – так хочется решить, что его не существует!..) тебе будет хотеться свернуть на первый – широкий, понятный, простой.

Так что ты выберешь сегодня, Персиваль Грейвз?..