Текст книги "Не закрывай дверь (СИ)"

Автор книги: Макс Фальк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Криденс сделал пару шагов вперёд и остановился.

– Я могу сесть рядом с вами… сэр?

– Конечно, можешь.

Криденс с облегчением шагнул вперёд, опустился на пол у кресла и сел, скрестив ноги.

– Ты выучил то, что я велел? – спросил Грейвз.

– Да, сэр, – уверенно ответил тот.

Грейвз бросил ему на колени связку гусиных перьев и маленький нож:

– Пока рассказываешь, очини их для письма. Умеешь?..

– Нет, сэр, – тот поднял глаза.

– Возьми одно, я покажу, – велел Грейвз. – Сначала очищаешь нижнюю часть. Соскабливаешь лишнее, чтобы было удобно держать в руке. Потом срежь кончик… и вот тут сделай надрез. Срез нужно затупить ножом. Всё понял?

– Да, сэр.

– Тогда займись делом и рассказывай, что ты выучил.

– Вильгельм Фишер был первым из двенадцати добровольцев, которые вызвались защищать американское магическое сообщество, – начал Криденс, развязывая пучок перьев и раскладывая их перед собой.

Он рассказывал негромко, слово в слово то, что было сказано в энциклопедии. Грейвз отвлечённо слушал, иногда поправляя в датах или подсказывая, если тот забывал окончание фразы. Удивительно. Он не думал, что Криденс справится так хорошо. Он дал ему сложное задание не для того, чтобы проверить его силы или передать ему знания – а для того, чтобы тот был занят слишком сильно, чтобы изводить себя мыслями, тоской и чувством вины. А Криденс за сутки вызубрил двенадцать энциклопедических статей. Становилось понятно, как он смог выжить, подавляя в себе эту невероятную мощь. Воля у мальчика была железной, а ум – резвым и очень голодным.

Криденс рассказывал, увлекаясь, начиная улыбаться. Кучка готовых перьев перед ним всё росла, и они получались у него всё быстрее и изящнее. Он и сам заметил, что первые были очинены небрежно, так что начал перебирать их, выскабливая до гладкости и подрезая, если требовалось. Грейвз довольно улыбнулся. Молодец. Соображает.

Ньют иногда поднимал голову над столом, вслушивался в то, что говорит Криденс. Шевелил бровями, бормотал «лебедь-оборотень… они бывают лишь женского пола…» или «нет же, снолигостер любит кипарисовые болота, это так очевидно…» или «да-да, топорная гончая… они обитали не только в Висконсине». Эти ремарки, сопровождаемые иногда звучным угуканьем Легиона, придавали рассказу Криденса удивительную живость.

– Очень хорошо, – сказал Грейвз. – Ты молодец.

Криденс смотрел на него снизу вверх, прикусив губу, и Персиваль улыбнулся.

– Ты запомнил всё правильно. Про двенадцатого аврора я расскажу тебе сам. А ты пока, – он протянул ему два чёрно-белых пера, – очини их.

– Двенадцатый аврор… – с волнением начал Криденс, аккуратно взяв перья.

– Был моим предком, – сказал Грейвз. – Его звали Гондульфус. В книгах об этом не пишут, но у него был очень скверный характер. Магические способности открылись у него очень поздно. До тридцати лет он жил среди не-магов и был простым лесорубом.

Грейвз замолчал, вспомнив портрет старика в галерее – первый в ряду. Гондульфус сидел верхом на гризли, плотно обхватив ногами чёрные косматые бока, и курил трубку. Медведь мотал головой, взрыкивал, и тогда Гондульфус похлопывал его по морде: «Тихо, пирожочек, сиди смирно». Гондульфусу на портрете было лет шестьдесят. Простоватое лицо с весёлыми синими глазами покрывали морщины и шрамы. Он был седобородым, завязывал длинные чёрные волосы в хвост, одет был очень грубо, если не сказать – бедно. Он постоянно сквернословил по любому поводу, так что большую часть своего лексикона, не принятого в приличном обществе, Персиваль подцепил у него ещё в детстве.

– Ты почему не спишь, мелкота? – грозно спрашивал он, если Персиваль шатался по дому ночью, не зная, чем себя занять в отсутствие родителей.

– Поговори мне ещё, пиздюк!.. Уши бы тебе выкрутить!.. – летело в спину Френсису Александру, если тот неосторожно начинал спор с портретом и не успевал ретироваться до того, как Гондульфус переходил на повышенный тон – а тот обычно переходил на него внезапно, без предупреждения.

– Как дела, цыпочка?.. Покатаемся?.. – ухмыляясь и подмигивая, спрашивал он у какой-нибудь гостьи, которая, забыв предупреждения, срезала путь по галерее с одного этажа дома на другой.

По ночам Гондульфус дремал, привалившись к боку своего медведя, попыхивая трубкой даже во сне, и бормоча про злоебучих тварей, которым он однажды покажет. Этот бы точно не хлопнулся в обморок, если бы Грейвз привёл в дом Криденса. Этот бы отпустил грязную шуточку и кинул бы в спину пару советов. Персиваль усмехнулся.

– Гондульфус вызвался добровольцем и прошёл обучение, став аврором, – сказал он. – Первым в нашем роду. В то время было много работы для таких, как он. Охотники за головами выслеживали волшебников и ведьм, их казнили или продавали в рабство. Гондульфус дрался за них. Он говорил, что сражаться с чудовищами для него слишком легко, поэтому он выбрал сражаться с людьми…

Грейвз помолчал, потом добавил:

– Аврора – это утренняя заря. Эти двенадцать человек назвали себя аврорами, чтобы разгонять мрак и зло перед наступлением дня. Большинство из них не прожили достаточно долго, чтобы увидеть, как восходит солнце. Авроры вообще… редко доживают до старости, – негромко сказал он. – Их задача не в том, чтобы прожить долгую жизнь. А в том, чтобы её прожили другие.

Криденс смотрел на него широко раскрытыми глазами и не двигался. Даже Ньют перестал бормотать и затих.

– Впоследствии наш опыт переняли другие страны, – сказал Грейвз. – Трудно представить, что раньше никому в голову не приходило, что магический мир нуждается в защите. Что кто-то вообще должен поддерживать порядок, ловить преступников, убивать чудовищ, в конце концов. Первые британские авроры учились здесь, в Америке, в середине восемнадцатого века…

– Здесь – Британия, – тихо поправил Ньют.

Грейвз тяжело вздохнул.

– Да… Спасибо, Ньютон. Возвращаясь к Гондульфусу Грейвзу… Некоторые волшебники помогали не-магам ловить своих же собратьев, – продолжил он, прогоняя тяжёлые мысли. – Таких Гондульфус ненавидел особенно яростно. Говорят, кто-то из них проклял его род до седьмого колена. Я – восьмое поколение, – он улыбнулся Криденсу. – Как видишь, проклятие либо не сработало, либо развеялось за двести лет.

Этой ночью он не торопился заснуть. Лежал на правом боку спиной к двери, лицом к окну, слушал и ждал. Иногда проваливался в неглубокий сон, но просыпался от каждого шороха. Криденс пробрался в спальню после полуночи. Осторожно прикрыл за собой дверь, стараясь не щёлкнуть замком, подождал. Грейвз не повернулся. Криденс бесшумно подошёл к кровати, лёг поверх покрывала, еле слышно вздохнул. Спустя несколько минут Грейвз почувствовал руку на волосах.

Какой же он всё-таки наглец, – подумал Грейвз, не открывая глаз и сдерживая улыбку.

Через несколько дней прилетела сова от Малфоя. Тот с вежливостью, за которой пряталось беспокойство, интересовался, всё ли в порядке, и выражал надежду, что Грейвз не появлялся на встречах не потому, что с ним что-то случилось, а потому, что его отвлекли дела. Спрашивал, может ли он быть чем-то полезен, и предлагал без стеснения располагать его дружбой. В конце письма была приписка о том, что Эйвери также ждёт его возвращения.

Эйвери!..

Грейвз совершенно забыл о том, что так и не пришёл на встречу, а после всех событий даже не извинился перед ним и не объяснил причину своего исчезновения. Это было крайне невежливо и очень некрасиво по отношению к человеку, который заслуживал исключительно уважения. Грейвз продиктовал зачарованному совиному перу извинения и предложил встретиться завтра вечером, чтобы объясниться лично. О причинах своего отсутствия он распространяться не стал, решив, что об этом лучше говорить в лицо.

Он перечитал письмо, запечатал его и вышел из кабинета.

Что бы там Ньют ни говорил о себе как о медике, за несколько дней он сумел поставить Грейвза на ноги. Правда, с рукой сделать ничего не смог. На запястье остался след от ожога, теперь похожий на белую кляксу, от него до локтя змеились тонкие шрамы. Прощаясь, Ньют сказал, что боль не будет его беспокоить, и что дальше всё зависит от времени. Пообещал почаще заглядывать. Прощались они уже как друзья – без прохладной вежливости людей, которые вынуждены терпеть присутствие друг друга.

Ньют ушёл, боль ушла, а вот слабость осталась. Если Грейвз держал руку расслабленной, она не дрожала и выглядела вполне обычно, но любое действие, требующее хотя бы небольшого напряжения или концентрации, заставляло пальцы трястись. Он учился пользоваться только левой – есть, колдовать, бриться – и почти постоянно прятал правую руку в кармане.

Подниматься на второй этаж, не имея возможности толком держаться за перила, было непросто. Но он ходил туда-сюда дюжину раз за день, чтобы окрепнуть. Забравшись наверх, Грейвз подождал, пока отхлынет слабость, и свистнул. Легион выпорхнул из комнаты Криденса, слетел на пол. Поцокал когтями по каменной плитке, вразвалочку подходя ближе. Грейвз показал ему письмо, адресованное Талиесину:

– Вот это надо отнести прямо сейчас. И не вздумай порвать его, это важно.

Филин сердито нахохлился, подошёл ближе. Грейвз сел на корточки.

– Выкинешь что-нибудь – и я заведу нормальную почтовую сову. Дуйся потом на меня, сколько влезет. Понял?

Легион взял письмо в клюв, перехватил его поудобнее и, кажется, вздохнул. Грейвз открыл для него окно, проводил взглядом.

– Завтра вечером я уйду на несколько часов, – сказал он за ужином, получив от Талиесина короткое нейтральное согласие.

– Куда вы пойдёте?.. – спросил Криденс.

Отношения между ними восстанавливались медленно. Грейвз видел, что мальчишка сгорает от нетерпения и иногда буквально прожигает его взглядом, но заниматься благотворительностью в данном вопросе не собирался. Он не лишал его коротких поцелуев и недолгих объятий, но как только чувствовал, что близость начинает раздражать – спокойно отстранялся, не обращая внимания на умоляющие взгляды.

Всё было сложно. Он не чувствовал к нему холода или разочарования. Откровенно говоря, он сейчас вообще ни к кому ничего не чувствовал. Все эмоции были поверхностными, пробегали легко, как рябь по воде, и исчезали, оставляя спокойную тихую гладь. Как будто удар обскура выжег в нём что-то очень важное. А может, чёрное щупальце, которое пропустил Ньют, незаметно добралось сердца и заставило его остановиться.

Он, конечно, всё ещё чувствовал симпатию к Криденсу. Ему было приятно видеть его успехи. Он находил его красивым, скользя по его фигуре отстранённым взглядом – стройные ноги, белая рубашка, чёрный домашний жилет – но точно таким же красивым он находил своего филина, и это не будило в нём никакого огня. Он даже не мог вспомнить, как это было – когда он чувствовал этот огонь. Запах Криденса больше не казался ударом в лицо. И, пожалуй, если бы сейчас он случайно застал его голым – он спокойно прошёл бы мимо.

– Я пропустил встречу, на которой меня ждали, – сказал Грейвз.

Криденс мгновенно сжался, посмотрел на него затравленно.

– Вы пойдёте… к нему? – тихо спросил он.

– Да. Я должен извиниться и объяснить, почему не пришёл в тот день, – сказал Персиваль.

– Зачем?.. – Криденс глядел исподлобья, как обиженный зверёк.

– Затем, что это вежливо, Криденс, – сказал Грейвз. – Я договорился о встрече. Меня ждали. Я не пришёл. Теперь я должен извиниться, потому что так поступают люди, когда виноваты в чём-то.

– Вы не виноваты, – пробормотал тот, пряча глаза и мучительно краснея.

– Это мне решать, – сказал Грейвз.

Криденс поник, убрал руки под стол.

– Вас… долго не будет?.. – тихо спросил он.

– Я ещё не знаю. Три часа… может быть, четыре.

– Я буду вас… ждать, – еле слышно сказал тот.

Грейвз по привычке потянулся к бокалу вина правой рукой, вовремя вспомнил, что не удержит, взял его левой. Криденс съёжился, как бутон от мороза, пылал щеками и еле сдерживал слёзы. Эти сутки до встречи с Талиесином будут для него пыткой, а уж сама встреча… Все его мысли будет занимать Грейвз, который где-то там неизвестно кого целует или ласкает. Поначалу Грейвзу казалось, что это было бы хорошим уроком мальчишке, тем более что он знал, что даже Талиесин сейчас не вдохновит его ни на что – но он посмотрел на Криденса и понял, что это будет слишком жестоко.

– Вы сказали… – с трудом дыша, начал тот, не поднимая глаз и комкая пальцы, – вы сказали, вам не нужны… другие.

– Я просто поговорю с ним, Криденс, – негромко сказал Грейвз и протянул руку через стол, как раньше. – Не бойся.

Тот вскинул недоверчивые глаза, вцепился в его пальцы.

– Я должен извиниться лично, – мягко сказал Грейвз. – Я встречусь с ним только для этого. Я не планирую заниматься с ним сексом.

Криденс выглядел здорово испуганным.

– А если… а если он захочет?.. Если он планирует?..

– Я не планирую, – мягко подчеркнул Грейвз. – Если я чего-то не хочу – я этого не делаю, пора бы уже понять.

– Да, сэр, – выдохнул тот. Паники в глазах поубавилось. Он робко улыбнулся. – Я… я буду вас ждать.

– Спасибо, Криденс, – Грейвз спокойно улыбнулся в ответ. – А теперь отпусти мою руку, пожалуйста, я еще не доел.

Он собирался на встречу так же тщательно, как и в прошлый раз. Вот только вид у него сейчас был далеко не цветущий. Он осунулся, глаза запали. Надо лбом появилась новая седая прядь. На зачёсанных назад волосах она смотрелась даже кокетливо.

А ведь тебе всего сорок… – подумал Грейвз, глядя на себя в зеркало. – А седина уже на полголовы.

С таким любовником через пару лет будешь весь белый, как твой филин, – ворчливо буркнул внутренний голос.

Проснулся, – хмыкнул Грейвз. – Где ты шлялся, интересно мне знать?..

Тот не ответил.

– Криденс, я ухожу, – сказал Персиваль, заходя в гостиную. Тот поднялся с ковра у камина, опустил руки. Он выглядел настороженным. – Если я задержусь, не жди меня и ложись спать.

– Я подожду, – тихо отозвался тот.

– Как хочешь. Я рассчитываю на то, что один ты здесь справишься. Помнишь, что я говорил?.. Не выходи из дома и не занимайся магией.

– Да, сэр, – тот прикусил себя за губу. У него был вид человека, который явно что-то задумал.

– Иди сюда, – Грейвз протянул ему руку, тот подошёл быстро, обнял, вцепившись пальцами в спину. – Я доверяю тебе, – тихо сказал Грейвз. – Ты тоже должен мне доверять.

Он коротко поцеловал его, как обычно. Этого почему-то показалось недостаточно. Он скользнул рукой по его затылку, притянул к себе и поцеловал ещё раз, нежно захватив нижнюю губу. Криденс ответил жарко, с глухим стоном.

– Тише… не торопись, – сказал Грейвз, увернувшись.

– Я… очень скучаю по вам, – шепотом признался Криденс.

– Придётся поскучать, мой мальчик, – сказал Грейвз, поглаживая его по затылку. – Я не могу так быстро простить тебя. То, что ты сделал – очень серьёзно. Мне нужно время, чтобы снова захотеть доставить тебе удовольствие.

– Сколько… времени?.. – с тоской спросил тот.

– Я не знаю, – ответил Грейвз, поглаживая его по спине. – Но ты узнаешь об этом первым. А теперь мне нужно идти. Меня ждут.

Когда он вышел из дома и за спиной захлопнулась дверь, он вздрогнул. Замер на мгновение с оборвавшимся сердцем – но это была просто дверь, а не разъярённое ревнивое чудовище. Он остановился, чтобы перевести дыхание, переждать накатившую панику. Каждая секунда казалась последней перед взрывом.

Но ничего не случилось. Криденс остался в доме. Грейвз прочесал пальцами волосы, заставляя себя успокоиться, и аппарировал в Лондон.

Талиесин выбрал для встречи ресторан в центре города. Крошечный коттедж в Сент-Джеймсском парке, выходящий окнами на пруд с фонтанами, за которым виднелось великолепное здание Королевской конной гвардии, был превращён в ресторан благодаря заклинанию Незримого расширения. Здесь был полумрак, столики с горящими свечами стояли просторно. Над каждым висело заклятие тишины, так что чужие разговоры не жужжали по залу, слышалась только тихая музыка. Метрдотель проводил Грейвза. Талиесин встал, заметив его. Когда Грейвз приблизился, изменился в лице.

– Я должен извиниться, – сказал Персиваль, протягивая руку для приветствия.

– Не стоит, – серьёзно сказал тот, окинув его беглым взглядом. – Я уже вижу, что у вас была веская причина. Случилось что-то серьёзное?..

Грейвз улыбнулся от неожиданности.

– Это так заметно?..

– Мне заметно, – ответил тот, взяв его руку в обе ладони. Грейвз смог ответить лишь слабым пожатием пальцев. Эйвери нахмурился, глянул на его руку. – С вами всё в порядке?..

– Уже да, – ответил тот, убирая её. – Почти. Благодарю вас. И всё же я хотел извиниться…

– Не надо, – серьёзно повторил тот, садясь за столик. – Я понимаю, что вы предупредили бы меня, если бы могли. Забудьте, не надо ничего объяснять, вы не обязаны…

– Спасибо, – сказал Грейвз, садясь напротив, чтобы не чувствовать внезапную слабость в ногах.

Талиесин помолчал немного, изучая его лицо, потом сказал:

– Я могу чем-то помочь?.. Что-то сделать для вас?..

Грейвз слабо усмехнулся. Не смог выдержать взгляд.

– Ну, раз вы не желаете выслушать объяснения, которые я для вас заготовил… – сказал он, расправляя на коленях салфетку, – то я даже не знаю, что вам сказать.

– Я слышал, в Шотландии несколько дней назад что-то произошло, – сказал тот. – Как раз в тот день, когда мы должны были встретиться. Говорят, то ли банши вырвался из-под холмов, то ли какая-то другая тварь. Разрушил половину города, пострадало много людей, вроде бы даже кто-то погиб. Это и есть ваша причина?

– Слухи несколько преувеличены, – усмехнулся Грейвз. – Никто не погиб. Но… да. Я был там.

– А Смит-Камминг уверял, что он к этому не причастен, – тот хмыкнул. – Старая лиса… Как будто никто не видел, что он говорил с вами, и как будто никто не знает, чем он занимается. Я рад, что вы живы, – Талиесин вскинул глаза. – И если я всё-таки могу что-то сделать для вас…

– Послушайте, – Грейвз чувствовал себя крайне неловко из-за того, что не мог ни подтвердить, ни опровергнуть теории Эйвери, да и вообще от этого внезапного участия. – Вы же меня совершенно не знаете. Мы даже не знакомы толком, я не могу принять от вас…

– Вы хороший человек, – перебил тот, коротко улыбнувшись. – Поверьте, в этом я разбираюсь. И я вижу, что вы пришли, практически встав с больничной койки. Я это ценю.

– Спасибо… – повторил Грейвз, чувствуя, как что-то холодное и спокойное медленно тает в груди. – Всё же есть кое-что, что я хотел бы сказать, помимо извинений… Тот вечер у Малфоя был прекрасным.

– Согласен, – Талиесин улыбнулся без кокетства, блеснув зубами.

– Но после того, что случилось… Я серьёзно задумался о том, что отношения со мной могут подвергать… всегда подвергали опасности жизнь близких мне людей, – сказал Грейвз. – Я терял и друзей, и тех, кого я любил, – негромко добавил он, вдруг понимая, что говорит чистую правду. – Мне будет тяжело пережить новую потерю. Поэтому я хотел поблагодарить вас… за то, что было. И сказать, что я не хочу это повторять. Я сохраню это воспоминание, но я не могу позволить себе… что-то большее.

– Я понимаю вас, – негромко сказал тот. – Мне очень жаль, что вы так решили… но я понимаю.

Грейвз поднял глаза. Талиесин смотрел на него с печалью и сожалением, но в его лице не было ни тени обиды.

Грейвз смотрел в ответ и думал: что за ирония?.. Почему так?..

Вот он – молодой, красивый, полностью в его вкусе. Они одного круга, одних взглядов. У них даже образование, наверное, чем-то схоже. Он чуткий, внимательный, умный. Даже их сексуальные пристрастия полностью дополняют друг друга. Они подходят друг другу во всём, за что ни возьмись. Ведь с ним действительно можно было бы… попробовать. Что-то постоянное. Сначала – просто регулярные встречи. Да, изумительный секс, но помимо него – узнавать друг друга, постепенно, медленно. Делиться своими вкусами, открываться. Разговаривать на одном языке. Потом – может быть, через год или через два, а может быть, через пять, ведь никто никуда не торопится – подумать о будущем. О совместном будущем. Со стороны они идеальная пара. Талиесин – в точности такой человек, какого Грейвз хотел бы видеть рядом с собой через год, через два, через пять лет…

Так почему – не хочется?.. Почему ничего к нему не горит? Где ты там, сердце – ты его видишь?.. Почему ты молчишь?..

Что такое видится в Криденсе, что с первой минуты от него нельзя было отвести взгляд?

И сердце молчало, и внутренний голос молчал.

– Давайте не будем грустить об этом, – предложил Эйвери, поднимая бокал с вином. В нём не было сейчас ни тени той сладострастной томности, с которой он вился за Грейвзом на встречах у Малфоя. Никакого флирта даже в глазах – хотя влечение там всё ещё было, Грейвз видел ясно. Но Талиесин прекрасно умел держать себя в руках. – Я могу называть вас Персиваль?..

– Можете, – тот улыбнулся в ответ. – Знаете… давайте просто поболтаем о чём-нибудь, – попросил он. – О какой-нибудь ерунде. Это лучшее, что вы можете для меня сделать.

– Нет, лучшее, что я могу для вас сделать, – тот рассмеялся, – это порекомендовать вам петуха в вине – здесь его готовят умопомрачительно, лучше, чем в Бургундии.

– Вы шутите, – сказал Грейвз, легко улыбаясь. – Лучше, чем в Бургундии, его готовят только в Эльзасе.

– Сначала попробуйте, а потом судите, – с достоинством отозвался тот.

С ним было легко. Так легко, как не было уже очень давно… Может быть, много лет. Грейвз не помнил, когда в последний раз он столько смеялся. Они говорили о ерунде, о пустяках, о самых незначительных вещах, о квиддиче – Эйвери оказался рьяным болельщиком, – о театре, не вспоминая о том, что за стенами собирается гроза, которая может накрыть не только всю Европу, но и весь мир. Талиесин, словно бард, в честь которого его назвали, умел говорить смешно и просто, но так увлекательно, что время летело, будто кто-то подправлял пальцем стрелки часов.

– Кстати, моё приглашение всё ещё в силе, – сказал Эйвери, когда они шли по тёмным дорожкам к воротам парка. Он поправил белую лайковую перчатку и взял Грейвза под руку. – Малфои не ходят в театр, они вообще не разделяют моего увлечения маггловской музыкой. Только не думайте, что это приглашение с каким-то намёком, – уточнил он. – Я просто хочу иметь удовольствие общаться с вами. По-приятельски.

– Знаете… я соглашусь, – сказал Грейвз. – Мне будет очень приятно. Спасибо вам за этот вечер. Последние несколько… недель… были у меня непростыми.

– Последние полгода, я полагаю, – ответил тот. – Я следил за процессом над Гриндевальдом – он занял ваше место, кажется, в августе?..

– В конце июля, – негромко сказал Грейвз.

– А теперь вы вернулись в строй, – сказал Эйвери, дымя сигаретой, которой Грейвз угостил его. – И снова будете противостоять злу. Я не могу представить, насколько вам трудно… честно сказать, я даже боюсь представлять, – серьёзно добавил он. – Но вы пойдёте против него… И я не могу не восхищаться вами. Я один из тех… ради кого вы это делаете. Просто один из людей, которых вы защищаете. Если я могу поддержать вас на этом пути, хотя бы свой болтовнёй – можете на меня рассчитывать. Если передумаете насчёт остального… – он позволил себе короткую игривую улыбку, – то я тоже в вашем распоряжении.

Когда они прощались, Грейвз коротко поцеловал его в губы.

Не в знак чего-то большего.

А в благодарность.

Потому что он очень давно… много лет… не слышал ничего подобного в свой адрес.

Он вернулся домой с лёгким сердцем. Спокойный, но не с тем равнодушным отупением, которое не отпускало его все эти дни, а со спокойствием человека, который сделал правильный выбор. Наконец-то он снова чувствовал это. Наконец-то снова мог верить в себя и усмехаться бурчанию внутреннего голоса: ладно тебе, никто же не умер. Да, ты один, ты устал, ты не знаешь, куда идёшь, но ты идёшь, а не тонешь. Да, может быть, тебе придётся учиться быть левшой. А может быть, со временем станет лучше. Пока есть хоть один человек за спиной, который тебе благодарен – ты справишься.

Он стоял перед домом, где горели окна, набирался сил, чтобы войти. Чтобы снова быть терпеливым и ласковым, понимать этот птичий язык, в котором на десять сказанных слов – сто несказанных. Да, это трудно. Но ты же сам это выбрал. И каждый день выбираешь снова. Учить, а не подчинять.

И ведь получается же, а?

Криденс уже не сидит у себя, а шатается по всему дому. Говорит чище. Скоро в шахматы обыграет. Он старается. Ему тоже трудно. Ты-то хоть понимаешь, что к чему, а он – нет. Каково ему было пережить это всё со своей немотой?.. Ну – зато он говорить научится, а ты научишься спрашивать.

Криденс сбежал с лестницы, услышав хлопок входной двери. Замер на последних ступенях – по нему было видно, что весь извёл себя страхом, ревностью и надеждой.

– Иди обними меня, – сказал Грейвз, устало улыбаясь.

Тот подошёл, явно стараясь не бежать, обнял, ткнулся носом ему в шею. Замер, потом глубоко вздохнул, расслабляя плечи.

– Ну что, убедился?.. – Персиваль обнял его в ответ, погладил по спине. – Криденс, если бы я хотел от тебя что-то скрыть, неужели ты думаешь, что я не нашёл бы способ?.. – негромко спросил он. – Я ничего от тебя не скрываю. Верь мне. Иначе у нас ничего не получится.

– Вы изменились… – пробормотал тот, прижимаясь головой к плечу. – Вы другой. Вам стало… лучше?..

– Да, мне стало лучше. Потому что я провёл очень хороший вечер с очень хорошим человеком.

– Он что-то сделал для вас?.. – негромко спросил Криденс.

Он просто не трепал мне нервы, – подумал Грейвз, но вслух сказал:

– Мы просто болтали.

– О чём?.. – спросил тот.

Грейвз прислушался к его тону, но там на удивление не было требования. Скорее – настойчивая просьба. На просьбы Грейвз после короткого раздумья решил отвечать.

– О разной ерунде. Мы говорили про театр, про спорт… Про не-магов… Знаешь, люди иногда просто болтают, а не обсуждают важные вопросы. Мы с тобой иногда тоже так делали.

– И это вам помогло?.. – Криденс поднял голову, взгляд у него был серьёзным. – То, что вы разговаривали вот так, о простых вещах?..

– Да, и это тоже, – Грейвз убрал длинную чёлку у него со лба.

– А что ещё?..

– Криденс, уже ночь, – терпеливо сказал он. – Давай вернёмся к этому завтра. Мне нравится с тобой говорить и о простых вещах, и о сложных – но не круглые сутки.

– Да, сэр, – сказал тот и убрал руки, чтобы Грейвз мог отступить.

– Ты тоже изменился, – Персиваль смотрел на него и не видел того вечного оттенка вины, испуга и неуверенности, которое всплывало то в тоне голоса, то в выражении глаз. – Что-то случилось, пока меня не было?..

– Нет, сэр, – сразу ответил тот. – Я хотел сказать – ничего плохого не случилось.

– Случилось что-то хорошее?.. – Грейвз улыбнулся. – Как ты думаешь – мне стоит подождать с расспросами до завтра или лучше узнать прямо сейчас?..

– Это может подождать до завтра, – уверенно сказал Криденс.

– Хорошо, – Грейвз вздохнул. – Я сейчас немного устал, чтобы удивляться или радоваться. Расскажешь мне завтра. Иди спать.

– А вы?..

– А я побуду в кабинете, – он погладил его по плечу.

Ночь выкатилась из-за холмов, рассыпала звёзды. Их мягкий свет нежно серебрил оконную раму, такой густой, что, казалось, его можно было стереть ладонью, как изморось.

Грейвз стоял у стола в своём кабинете, опирался на него бедром и курил. Он мог держать сигарету в правой руке – только когда подносил её ко рту, пальцы подрагивали. Он устал, но спать не хотелось. Несколько прошлых ночей кошмары не приходили – то ли он был слишком измучен, чтобы видеть сны, то ли им мешало присутствие живого, настоящего Криденса. Но сейчас, когда ему стало лучше, когда он мог хотя бы спокойно дышать – он боялся, что они вернутся. Снова просыпаться от ужаса он был не готов. Того и гляди, придётся приглашать Криденса к себе в постель, чтобы высыпаться…

Но к этому Грейвз тоже был не готов. Одна мысль вызывала в нём раздражение. Хотя теперь он видел, что всё идёт к тому, что Криденс рано или поздно в ней окажется – но Персиваль не хотел укладывать его туда по такому поводу. Хватит и того, что Криденс сам без приглашения туда улёгся – и, кстати, если он не прекратит это делать, с ним придётся поговорить. Персиваль был согласен на ночные вторжения, пока им обоим было смертельно одиноко – но раз лёд начал таять, они снова будут спать раздельно.

– Можно войти, сэр?.. – спросил Криденс, вставая на пороге. Голос у него был довольно странный – напряжённый, как будто надтреснутый. Полный тихой решимости. Криденс всё ещё был одет. Он что-то держал в опущенной руке – в темноте было не разглядеть, что это.

– Входи, – сказал Грейвз, выпуская дым.

Тот шагнул в кабинет, прикрыл за собой дверь.

– Мистер Грейвз. Я очень виноват перед вами, – сказал он, и это прозвучало настолько значительно, что Персиваль насторожился.

– Да, Криденс, я знаю, – ответил он. – Мы уже говорили об этом.

– Вы сказали, что ваша рука – это ваша плата за ошибку, – негромко сказал Криденс. В темноте было не видно выражения его лица, а голос звучал обманчиво твёрдо. Это была твёрдость стекла, по которому бежали трещины, но оно ещё не рассыпалось на части.

– Да, это так.

Грейвз наконец разглядел, что он держит в руке, и волосы зашевелились у него на затылке. Это был старый широкий ремень с грубой пряжкой – тот самый, который Криденс носил раньше. Покидая зверинец Ньюта, он забрал с собой свои старые тряпки, и хотя Грейвз ещё тогда велел их выкинуть – не послушался, судя по всему.

– Я тоже ошибся, – сказал Криденс, явно заставляя себя продолжать из последних сил. – Я тоже… – он осёкся, голос дрогнул, но он собрался и закончил шепотом: – Я должен заплатить. Пожалуйста, накажите меня.

И протянул ремень, опустив голову.

Рука у него подрагивала – почти как сигарета сейчас в пальцах Грейвза.

Лицо вспыхнуло, как от пощёчины. Жалость была такой острой, что кольнуло в сердце. Ещё острее было понимание, что жалеть нельзя. У Криденса есть прошлое – то самое, которое Грейвз старался переписать, будто бритвой счищал с пергамента старый текст и писал поверх новый. Криденс привык, что наказание всегда следует за виной. И ты опять с ним ошибся, Персиваль.

Посмотри, как же ему сейчас страшно… Больше всего он боится не наказания – оно как раз родное, понятное, привычное. Он боится, что не получит его – а значит, будет и дальше таскать на плечах чувство вины, и оно каждый день будет грызть его, как ядовитая тварь, от которой нет спасения. И вот это будет настоящая пытка.

– Подойди, – тихо велел Грейвз. – Подойди ближе, – спокойно приказал он.

Криденс шагнул вперёд, склонил голову ещё ниже. Остановился в одном шаге от Грейвза. Плечи у него едва заметно дрожали, наверняка напряжён так, что вся спина снова как деревянная. Наверняка в этой опущенной голове мечутся мысли, как и куда Грейвз ударит. Как сильно будет бить?.. Как долго?.. Пожалеет или отведёт душу?..