Текст книги "Не закрывай дверь (СИ)"

Автор книги: Макс Фальк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

– Что я должен буду делать… один?.. – спросил тот, явно удивлённый этой новостью.

– Я хочу, чтобы первое время ты просто оставался дома. Ты можешь читать или рисовать. Можешь принимать ванну по три часа, можешь играть с Хоуп или со своим филином. Можете сидеть болтать с Финли. Пока меня нет дома, тебе нельзя только две вещи. Выходить на улицу и колдовать.

– А если кто-то придёт?.. – вдруг спросил Криденс. – Как сегодня утром?..

– Кто приходил сегодня утром?.. – сощурился Грейвз.

– Почтальон, – Криденс опустил глаза. Вилка у него в руке вздрогнула. – Когда вас не было, он стучал в дверь. Он сказал, что у него для вас письмо. Я… не знал, что делать…

– И что ты решил?.. – мягко спросил Грейвз, затаив дыхание.

– Он стучал… – Криденс наклонил голову, – но вас не было… – голова склонилась в другую сторону. – Я сказал ему, что вас нет… А он попросил открыть…

Грейвз следил за тем, как голова медленно качалась вправо и влево, будто Криденс опять взвешивал «за» и «против».

– Он сказал, что у него есть письмо для вас… Я позвал Финли… Он сказал, что можно открыть дверь и забрать письмо… но я подумал… что я не знаю, кто там… и вам не понравится, если я открою кому-то, кого не знаю… И я сказал почтальону, чтобы он уходил…

Грейвз сосредоточенно кусал губу, чтобы не вскочить на ноги, опрокинув стул, и кинуться обнимать Криденса.

– Он ушёл… – продолжил Криденс, – а потом я подумал… Это могло быть важное письмо… А теперь вы его не получите… Простите… Я… я не знал, что мне делать, – он опустил голову.

– Криденс, – тихо позвал Грейвз. У него перехватило горло от осознания того, что все усилия были не напрасны. – Криденс. Ты такой молодец…

Тот изумлённо вскинул глаза. Грейвз поставил локти на стол, подался вперёд.

– Ты – молодец, – повторил он, не отводя взгляд. – Я горжусь тобой.

Изумление на лице Криденса медленно сменилось потрясением. Он побледнел.

– Ты сделал всё правильно, – сказал Грейвз.

– Но… ваше письмо…

– Почтальон оставил его на пороге, – сказал Грейвз. – Я его получил. Всё в порядке.

Криденс выдохнул с облегчением.

– Я… я так боялся…

– Ты сделал всё правильно, – отчётливо повторил Грейвз и наконец разрешил себе улыбнуться. Наверное, получилось слишком радостно, потому что Криденс опешил на мгновение, прежде чем несмело улыбнуться в ответ. А ещё улыбка почему-то здорово мешала говорить дальше. – Если меня нет дома – никому не открывай дверь. Только Ньютону. Хорошо?..

– Хорошо, – выдохнул тот.

Такое поведение следовало поощрять немедленно. Грейвз даже пожалел, что у него нет никакого, хотя бы самого завалящего подарка, чтобы подкрепить похвалу. Он перевернул фотографии лицом вверх, подвинул к Криденсу:

– Вот что было в письме.

Тот вгляделся, узнал сестру, распахнул глаза.

– Вы нашли Модести!..

– Её нашла Тина со своей сестрой – и написала мне.

Криденс жадно рассматривал фотографии.

– А кто этот человек?.. Почему он с ней?..

– Его зовут Якоб, – сказал Грейвз, припомнив давний рассказ Тины. – Он пекарь. Тина и её сестра познакомились с ним несколько месяцев назад. Тина сказала, что он очень хороший человек, которому можно доверять. Он удочерил Модести.

– Она теперь его дочь?.. – спросил Криденс, взяв фотографию кончиками пальцев.

– Да. Тина сказала, они часто навещают её. Модести просила передать тебе приветы и поцелуи.

Криденс заметно вздрогнул. Грейвз мысленно чертыхнулся. Забылся, напомнил мальчишке про свои приставания. Старый дурак!..

– Можно мне… взять одну?.. – Криденс сгорбился.

– Они все твои, – сказал Грейвз.

Было так обидно на самого себя, что хотелось дать себе же по морде. И желательно кулаком.

– Послушай, – сказал он, пытаясь хоть как-то вернуться к прежней теме и восстановить хороший настрой. – Ты можешь написать ей. Расскажи, как ты живёшь, чем занимаешься. Наверняка ей будет интересно узнать, как у тебя дела. Мы можем отправиться в Лондон и поискать для неё подарок. Я перешлю письмо Тине, а она отдаст его Модести.

– Вы очень добры, сэр, – тихо сказал Криденс.

Грейвз посмотрел в свою тарелку, и у него тут же пропал аппетит. От запаха еды его начало мутить. Только что всё получалось – и сам всё испортил. Профукал такой прекрасный момент, когда всё складывалось идеально – и тон разговора с самого начала взял верный, и развлёк, и искренне похвалил – а ведь было за что! Криденс принял сложное самостоятельное решение, не имея никаких инструкций! – и в нужный момент подсунул новость про Модести – но надо ж было напомнить мальчишке про поцелуи. Он аж в лице изменился.

Эх, Персиваль… Возбуждение – это ещё не согласие. Он ведь голодный. А ты ласковый. Считай, что ты его обманул. Ты же сам понимал, что он «нет» говорить не умеет. Поманил, приучил к рукам. А он просто делал, что ты приказывал. Ну и что, что его телу всё нравилось. С твоим-то опытом любое тело отзовётся. Прав был старина Геллерт. Он бы поступил так же…

– Значит, мы договорились, – сказал Грейвз, сглотнув физическую тошноту. – Только не пиши ей ничего о магии. Я буду… в спальне, – он встал, оставив завтрак несъеденным, а чай недопитым. – Стучись, если… что-то потребуется.

– Вам нехорошо, сэр?.. – мгновенно испугался Криденс.

– Нет. Просто устал, – негромко ответил Грейвз, постаравшись улыбнуться. – Не думай об этом.

За исключением этого эпизода, остаток дня прошёл очень спокойно. Грейвз провалялся без сна несколько часов – впрочем, спать ему по-прежнему не хотелось – глядя в потолок и слушая длинный, прочувствованный, насыщенный метафорами монолог в голове. Внутренний голос в этот раз вильнул в философию, так что Грейвз, помимо тошнотворного чувства вины, испытывал ещё и изрядное любопытство, следя за стройно развивающейся мыслью. Вывод, конечно же, был очевиден с самого начала – «Таким мудаком ты ещё не был, Персиваль Грейвз» – но прийти к нему, стартовав от «Руки бы тебе оторвать», и пройдя через «В отсутствие возможности сказать „нет“ любое „да“ автоматически становится ложным», с заходом в «Ну ёб твою мать, Персиваль, тебе больше не с кем было ебаться?..» – это было по-настоящему увлекательно.

Когда он наконец вышел из спальни, слегка утомлённый таким длинным выступлением своего внутреннего голоса, но на удивление приободрившийся – потому что жалеть себя в этой ситуации было глупо, злиться на себя Персивалю надоело, стыдно больше не было, поскольку даже у стыда, как оказалось, были пределы, и они обнаружились на границе «Да, ты мудак, Персиваль. А теперь иди, живи с этим дальше» – ему стало легче.

Криденс выглянул из своей комнаты, как только услышал, что Грейвз вышел из спальни. Поблагодарил за письмо. Попросил разрешения обнять. Дальше они стояли, наверное, полчаса, потому что у Грейвза не разжимались руки. Стояли, покачиваясь, дышали друг в друга. Грейвз – Криденсу в волосы. Криденс – Грейвзу в плечо.

Потом они отправились в Лондон искать подарок для Модести. Оказалось, что оба плохо представляют, каким он может быть. Грейвз предложил куклу: самый очевидный выбор для девочки лет восьми или десяти. Криденс ответил, что Модести любит тряпичных кукол, потому что с ними можно спать, а если запачкаются, их можно выстирать, а фарфоровых не положишь себе в постель, а ещё они могут разбиться. Грейвз согласился с этой безупречной логикой, и они отправились искать тряпичных кукол. По дороге нашли жемчужно-серого зайца с розовым носом и синими глазами, вязаные перчатки, кухонный фартук со стрекозами, бумажный театр и вышитый бисером кошелёк с незабудками. В конверт это всё не влезло бы уже на этапе зайца, так что Грейвз предложил заодно упаковать подарки в сундучок для рукоделия, а при случае зайти на почту в Гленгори и отправить посылку за океан.

Тина не оставила адреса, где живёт Модести, но Грейвз знал адрес Тины и рассудил, что безопаснее всего будет устроить переписку Криденса с сестрой через неё. Они поужинали там же, в Лондоне. Криденс обдумывал письмо и расспрашивал очень внимательно – о чём ему можно говорить Модести, о чём нельзя. Грейвз рассказывал о законе Раппапорт и его истории, об охоте на ведьм. Чтобы отвлечься и перестать думать о том, что после чудесного дня и почти романтического вечера они просто вернутся домой и просто разойдутся по спальням, он рассказывал про Ильверморни, про начало своей работы в МАКУСА, про дружбу с Серафиной и про чудовищ. Криденс раз десять за время ужина пытался что-то спросить, Грейвз каждый раз делал паузу и внимательно смотрел на него. Криденс каждый раз опускал глаза и молчал. Грейвз мог бы подтолкнуть его фразой «Скажи, что ты хочешь», но каждый раз останавливал себя. Пусть решит сам.

После двух дней без сна он настолько устал, что, вернувшись домой, решил прилечь на пару минут, прежде чем зайти пожелать спокойной ночи Криденсу. Лёг, не раздеваясь, ненадолго прикрыл глаза.

Проснулся только глубокой ночью. Ботинки стояли у края кровати, а сам он был прикрыт углом покрывала. Дверь спальни, которую он оставил нараспашку, заходя к себе, была закрыта.

Снов в эту ночь он не видел.

Новый день был таким же спокойным и лёгким, как предыдущий. Криденс оттаял, и всё было, как раньше – за тем исключением, что их прикосновения друг к другу больше не перерастали ни во что возбуждающее. Грейвз написал пару писем: одно – Бесс Гудини, извиняясь за запоздалые соболезнования и сообщая, что если ей понадобится помощь, она может на неё рассчитывать даже в тех стеснённых обстоятельствах, в которых он оказался. Второе – Талиесину Эйвери, с благодарностью за прошлую встречу и подтверждением своего намерения увидеться сегодня вечером в Ковент-Гарден.

Ньют устроил в комнате Криденса насест для филина – разлапистую корягу от пола до потолка, чтобы тот мог отдыхать, не томясь в клетке. Днём Легион обычно сидел там, если только Криденс не выпускал его в сад. Поначалу Грейвз был убеждён, что филин не вернётся, почуяв свободу, но тот всегда стучался в окно спустя несколько часов, сытый, пахнущий холодом и речной водой.

Держа в руке два конверта, Грейвз из коридора поманил филина к себе.

– Будь добр, подойди… подлети сюда.

Легион повернул голову, уставился на Грейвза яростными янтарными глазами. Снялся с места, распахнув огромные крылья. Миновав дверной проём, выставил когтистые лапы – Персиваль едва успел поднять руку, чтобы тот уцепился. Он не раз видел, как это делал Криденс – Легион садился на него, как на ветку, перебираясь потом на плечо.

Филин был тяжёлым, держать его на локте оказалось неудобно. Они смерили друг друга недружелюбными взглядами.

– Знаешь, что, – сердито сказал Грейвз. – Это мой дом.

Филин переступил мохнатыми лапами, как клешнями, и с презрением отвернулся.

– Это мой дом, а ты – сова, – сказал Грейвз. – Я тебя купил.

Филин смотрел в сторону, весь его вид, от элегантного серебристо-чёрного оперения до блестящего клюва крючком, выражал полнейшее равнодушие. Как будто такую птицу нельзя было купить. Как будто она сама выбирала, с кем ей жить и для кого носить письма.

– Я не собираюсь опускаться до споров со своей совой, – раздражённо сказал Грейвз. Филин держался за его предплечье когтями, и это было довольно неприятно. Персиваль очень надеялся, что рубашка останется цела. – У меня есть два письма, – он поднял конверты, держа их за уголок. – Теперь объясни мне, как ты их доставляешь. В лапах? В зубах? Тебе надо повесить их на шею?..

Легион по-деловому оценил предстоящую работу, протянул одну лапу и выхватил письмо, предназначавшееся Талиесину. Грейвз облегчённо вздохнул:

– Хорошо, кажется, я не зря потратил на тебя десять… ты что делаешь?..

Филин поудобнее перехватил конверт лапой, зажал уголок в клюве и с треском порвал пополам. Потом ещё раз. И ещё. На пол упали только бумажные обрывки.

Грейвз смотрел на него с таким изумлением, что даже забыл возмутиться.

– Я уже понимаю, почему тебя предлагали зажарить, – выдохнул он. – И я теперь тоже хочу.

Легион выхватил второе письмо, зажал в клюве. Прежде, чем Грейвз успел его отобрать, распахнул крылья, ударив жёсткими перьями по лицу, оттолкнулся от руки всеми своими десятью фунтами веса, так что Персиваль покачнулся, и бесшумно скользнул вдоль по коридору – к приоткрытому окну возле лестницы на первый этаж. Грейвз проводил его взглядом, подобрал обрывки письма.

Засмеялся.

Как ты ни дури себе голову, Персиваль, а твоя жизнь теперь на обочине. Своё ты уже отжил. Ползи, конечно, барахтайся. Цепляйся за осколки – кроме воспоминаний, ничего-то тебе не осталось… Хотя, погоди. Кое-что есть. Беспризорный любовник, которого ты не трахал. Почтовая сова, которая не носит письма. Для полного счастья ещё нужен член, который не стоит – но не бойся, это уже не за горами, сам понимаешь – возраст, бессонница, нервы…

А хорошо-то как будет, когда перестанет стоять. Никаких тебе больше мыслей, никаких запретных желаний. Никакой боли в груди. Смотри себе на мальчика, не отводя глаз, сколько влезет – и ничего нигде не встрепенётся. Так спокойно будет…

Скорее бы уж.

– Вы куда-то уходите? – тревожно спросил Криденс, заметив Грейвза во фраке.

– Да. Я иду в театр, – ответил тот, завязывая белую бабочку.

Мысли о встрече с Талиесином и его приятелем, кем бы он ни оказался, были исключительно приятными. Они помогали держать себя в руках, заставляли слегка вздрагивать член, ложились лёгким румянцем предвкушения на лицо. Вечер обещал быть превосходным. Хотя несколько последних бессонных ночей оставили тень под глазами, Грейвз считал, что его это не портит. Честно говоря, его внешность трудно было испортить следами бессонных ночей.

Он придирчиво оглядывал себя в зеркало – хорош. Криденс смотрел на Грейвза и хмурился.

– С кем вы идёте?.. – насупленно спросил он.

Грейвз пальцами прочесал уложенные волосы, костяшками провёл по щеке, проверяя гладкость кожи.

– С одним новым знакомым. Ты его не знаешь, – ответил он, отходя от зеркала. Перебрал резные флаконы на комоде, задумчиво подбирая запах, поднося стеклянные пробки к носу. Он так давно никуда не выбирался – вот так, прихорошившись, как на свидание. Как же он скучал по этому лёгкому волнению. И как же он был благодарен понятливому, опытному, красивому Эйвери за возможность снова пережить эти чувства. С ним можно будет встречаться раз, два в неделю. Никому из них не нужны отношения – а вот секс нужен обоим. С ним будет просто… И очень хорошо. Грейвз рассеянно улыбнулся своим мыслям. Сегодня будет особенно хорошо.

– Вы нас познакомите? – угрюмо спросил Криденс.

– Нет, – ответил Грейвз.

– Возьмите меня с собой, – потребовал тот. – Я хочу с вами в театр.

– Нет, – сказал Грейвз, растирая по запястью аромат табака, перца и сирени. – Во-первых, потому что пригласили только меня. Во-вторых, потому что тебе ещё рано выходить в общество.

– Почему вы не сказали, что сегодня уйдёте?.. – спросил Криденс. – Я думал… мы сегодня могли поиграть в шахматы…

Он опустил голову, глядя из-под бровей, глаза у него сверкали обидой и тихим упрямством.

– Поиграем в шахматы завтра, – спокойно сказал Грейвз. – Я не говорил тебе о своих планах, потому что ты несколько дней со мной не разговаривал, помнишь?..

– Что вы будете там делать?.. – тихо и настойчиво спросил Криденс.

– Я буду смотреть спектакль. После него я задержусь, так что ложись спать и не жди меня.

– Почему вы задержитесь?.. Что вы будете делать?.. – напряжённо спросил тот.

– Скоро придёт Ньютон, он побудет с тобой, – сказал Грейвз.

– Что вы будете делать?.. – настойчиво повторил Криденс.

Грейвз остановился, посмотрел на него. Мальчишка выглядел очень мрачным. Интересно – прежде он никогда не выражал недовольства, пусть даже в такой форме. Учится… молодец.

– Криденс, – спокойно сказал Грейвз. – Я не буду давать тебе отчёт в том, что и почему я делаю. Мне не трудно рассказать тебе, если ты вежливо просишь, но я не обязан, – подчеркнул он, – докладывать тебе, куда я иду и чем занимаюсь.

– Почему? – с вызовом спросил тот.

– Потому что у меня есть дела, которые тебя не касаются, – спокойно пояснил Грейвз.

– Почему?..

Тот не ответил.

– Вы обещали заботиться обо мне, – с упрёком сказал Криденс. – А сами уходите.

– Я обещал заботиться – и забочусь, – ответил Грейвз, не меняя тона. – Сидеть с тобой круглые сутки я не обещал.

– Я хочу, чтобы вы остались!.. – отчаянно прошептал тот.

– Извини, Криденс, – Персиваль не сдержал горькую усмешку, – но люди не всегда получают то, что хотят. Иногда приходится смириться с тем, что желаемое недоступно.

– Я не хочу смиряться…

– А я не хочу с тобой спорить. Я хочу пойти в театр и приятно провести вечер. Потом я вернусь к тебе, – Грейвз шагнул к нему, ласково похлопал по груди и вышел из спальни.

Ньют почему-то запаздывал, но Грейвз не мог его ждать – до условленного времени встречи оставалось всего десять минут. Криденс сбежал за ним по лестнице, у входной двери схватил за рукав.

– Пожалуйста, сэр… пожалуйста, не уходите. Мне будет грустно без вас. Я не хочу, чтобы со мной был Ньют, я хочу, чтобы были вы… Я буду тихо себя вести, я не буду мешать вам… останьтесь…

К его глазам подступили слёзы, он смотрел так, будто Грейвз собирался бросить его навсегда. Он перебирал пальцами гладкую чёрную ткань рукава, кусал губы. Когда глаза переполнились влагой, сначала одна, потом вторая слезинка сорвалась вниз по щеке.

– Пожалуйста, сэр… – дрогнувшими губами прошептал он. – Скажите, что сделать, чтобы вы остались… Я всё сделаю… что хотите…

Грейвз вздохнул. Вот только этого ему ещё не хватало.

– Криденс, – он стёр ему слёзы со щёк большим пальцем, – у меня мало времени, чтобы с тобой спорить, и я не хочу опаздывать на встречу. Ты не можешь ничего сделать, просто иди к себе и подожди, пока придёт Ньютон.

– Я вас не пущу, – вдруг сказал Криденс, сверкнув глазами, и схватился за его рукав. – Вы не пойдёте. Я хочу, чтобы вы остались, – твёрдо сказал он.

Грейвз посмотрел ему прямо в глаза. Усмехнулся краем рта.

– Не пустишь?..

– Не пущу, – заявил Криденс и вцепился в рукав всеми десятью пальцами.

Грейвз легко вывернул руку из захвата.

– Иди к себе, – жёстко приказал он.

– Вы не уйдёте!

– Криденс! – прикрикнул тот. – Ты не можешь решать, что я делаю!

Вспышка злости была внезапной и резкой, как пощёчина. Если пару минут назад Грейвз находил угрюмое недовольство Криденса даже трогательным, считая его своим успехом после того, как мальчишка мог только молчать и замыкаться в себе, то сейчас это уже переходило всякие границы. Ревнивец нашёлся!.. Не пустит он!.. Сначала сам отказался от всех удовольствий, которые с такой нечеловеческой бережностью и даже нежностью ему предлагали – а теперь ему вздумалось запретить искать их в другом месте!.. Чтобы Грейвз сидел с ним, как монах, как наседка, и не имел даже крохотной личной жизни?.. Да что он себе позволяет!..

– Вернись к себе, – резко приказал он.

– Вы такой же! – с обидой и яростью воскликнул тот. – Вы как он!.. Я вам не нужен! Вы хотите только, чтобы я был чудовищем!..

– Что ты сказал?.. – похолодел Грейвз.

– Вы – как Гриндевальд!..

Грейвз схватил его побелевшими пальцами за ворот домашнего пиджака и втолкнул в гостиную. Криденс наткнулся на столик у дивана, едва устоял на ногах.

– Сиди здесь, – с тихим бешенством сказал Грейвз. – Поговорим, когда я вернусь.

Он с грохотом захлопнул дверь гостиной, кинул на неё чары, чтобы нельзя было открыть. Вылетел из дома, сжимая в руке палочку. Почувствовал спиной странную тишину, будто всё замерло, и даже время застыло.

Потом земля вздрогнула.

Дом за спиной взорвался звоном стекла и грохотом. Скрежетом, гулом, каменной кладкой, жгучим чёрным песком. Один осколок ударил Грейвза в плечо, остальные пролетели мимо. Спину и затылок обдало кирпичной пылью.

– Вам было хорошо с кем-то другим! – яростно закричал Криденс. – Я хочу, чтобы вам было хорошо только со мной!

Грейвз стоял, будто ноги примёрзли к земле – ни вдохнуть, ни повернуться. За спиной бесновалась тьма. Он не видел её, но ощущал всей кожей. Ужас холодной волной растекался из живота, поднимая дыбом короткие волосы на затылке и леденя руки.

За спиной был шорох и треск, словно тысяча гремучих змей разом готовилась к нападению. Шелест и скрежет, будто кто-то ржавыми ножницами кромсал скользкий чёрный шёлк, а он трещал и рвался на лоскуты, закручиваясь в воронку.

– Вы хотели увидеть чудовище, мистер Грейвз! – яростно крикнул Криденс. – Вот ваш монстр!.. Смотрите!..

Фантастическая ирония, – отрешённо подумал Грейвз. – Стать жертвой ревнивого любовника… несостоявшегося любовника. Это досадно и романтично одновременно. Почему у тебя ничего не бывает просто, Персиваль?..

– Я никому не отдам вас!.. – закричал Криденс.

Повернись… Повернись, Персиваль, – сказал он себе. – Вот теперь – повернись. Ты хотел это увидеть. Ты хотел узнать. Посмотри. Ты хотя бы будешь знать, что убило тебя. Повернись…

Он глубоко вдохнул и повернулся.

Дрожащий рой из песка и дыма поднимался выше его головы, выше деревьев, метался на руинах дома, от которого осталась только груда обломков и огрызок стены, стонал и пульсировал. Огромный. Закрывающий небо. Ужасающий.

Грейвз смотрел на него, задрав голову, сжимая бесполезную палочку в онемевших пальцах. Сражаться с этим было бессмысленно. Всё равно что с кулаками кидаться на гранитную скалу. Можно разбить об неё лицо и голову, а она тебя даже не заметит.

Он молчал и смотрел, потому что у него не было слов.

– Кто он такой?.. – закричал Криденс, тьма плеснула Грейвзу в лицо – тот даже не отшатнулся, парализованный ужасом. – Как его зовут?.. Я хочу, чтобы он умер!..

Чёрная воронка взметнулась до облаков, грянула в землю, окружив Грейвза широким кольцом пульсирующей тьмы.

– Я не пущу вас!.. Вы от меня не уйдёте!.. Вы будете только со мной, только моим!.. Я вас не отдам!.. Вам нельзя!.. – закричала тьма, будто была смертельно ранена. – Вам нельзя никуда ходить!.. Никого целовать!.. Вам не будет ни с кем хорошо!.. Вы должны принадлежать мне!

Внутренний голос очнулся первым. Деликатно покашлял.

Персиваль, – шепнул он, пока Грейвз стоял и смотрел, как воронка сжимается, будто торнадо, и по пригибающейся траве тьма подползает к ногам. – Персиваль… ты уверен, что хочешь… это… ебать?.. Ты уверен?.. Нет, если ты уверен, то, конечно, дело твоё…

Если бы я знал, что увижу – я бы не повернулся, – подумал в ответ Грейвз. – Не хватило бы смелости. Лучше бы я не знал, что меня растерзает. Интересно, он убьёт меня сразу или сначала помучает?..

– Как его зовут?.. – в бешенстве прошептал Криденс, и прохладные чёрные плети дыма коснулись лица Грейвза, вплелись в волосы. – Кому вы отдали моё?.. Кто он такой?.. Где он?.. Скажите!..

– Криденс, – сказал Грейвз, и как со стороны услышал свой жёсткий голос. – Ты ничего этим не добьёшься.

– Скажите мне!.. – закричал тот. – Я хочу, чтобы он умер!..

– Ты не заставишь меня, – сказал Грейвз. – Я не буду тебе подчиняться.

Он говорил тихо. Почти спокойно. Он не чувствовал ничего, кроме льда в груди, будто снежная буря застала его в горах, и он отчётливо и ясно понимал, что сейчас умрёт – а значит, больше нечего было бояться.

– Вы его защищаете!.. Вы его прячете!.. Чем он лучше меня?.. Чем он лучше?..

– Ты не тронешь его. Он ни в чём не виноват, Криденс, – сказал Грейвз.

– Он виноват!.. Он хочет забрать вас!..

– Ему от меня ничего не нужно.

– Нужно!.. Нужно!.. – кричала тьма.

– Это мне было нужно, Криденс. Это я его выбрал. Я решил. Он просто помог мне. Я не позволю его за это убить.

– Я не дам никого больше выбрать! – чёрная плеть стегнула его по руке, боль прострелила от плеча до запястья, он выронил палочку. – Вы останетесь здесь!

– Ты не можешь приказывать мне, Криденс, – сказал Грейвз.

Дым и туман прибились к земле, поползли к его ботинкам, потекли вверх по ногам, поднимаясь к коленям и бёдрам, обнимая, волнуясь, дрожа. Они обжигали, как лёд и пламя одновременно, живой чёрный кокон ткался вокруг, окружая, сжимаясь со всех сторон, гудящий, потрескивающий багровыми вспышками.

– Я не отдам вас… – прошелестела тьма. – Я никому не отдам… Я заберу вас себе… Вы мой…

– Криденс… – сказал Грейвз, чувствуя, как грудь сжимается, а лёгкие горят от каждого вдоха. – Криденс, ты можешь убить меня, но силой ты от меня ничего не добьёшься.

Тьма замедлилась, застыла, как рваное кружево. Всхлипнула и отпрянула, потянулась в сторону дома. Лизнула расколотые камни, упала на них чёрной пеной. Сгустилась.

Криденс лежал в пыли, свернувшись в клубочек. Удивительно маленький, обессилевший, жалкий. Закрывая лицо длинными пальцами, он рыдал тихо и горько, безудержно, будто потерянный ребёнок. Всхлипывал судорожными вздохами, задыхался, почти скулил. Это было не напоказ. Это было отчаяние.

Грейвз подошёл к нему, забрался по груде обломков и шатающихся камней. Сел рядом, прямо в пыль и крошево, не обращая внимания на то, что станется с брюками. Криденс заполз головой к нему на колени, вцепился грязными мокрыми пальцами в чёрный фрак. Грейвз обнял его, наклонившись. Правая рука горела, будто облитая кипятком, и почти не слушалась. Из-под белого манжета выглядывало страшное обугленное пятно – чёрное с красным. По чёрному рукаву, прилипшему к коже, расплывалось чёрное мокрое пятно.

– Пожалуйста, сэр… пожалуйста… – всхлипывал Криденс, прижимаясь лицом к его животу. – Я знаю… мне нельзя хотеть стыдного… это плохо… я очень плохой… Ньют сказал… мне нельзя отвечать вам… я не должен… мне это нельзя… А я всё равно хочу… пусть я буду плохим…

Грейвз прижался губами к его виску, Криденс вздрогнул, дёрнулся, пытаясь поймать его губы.

– Прости, мой мальчик… прости, – прошептал Грейвз, в одно мгновение осознав свою страшную ошибку.

– Пожалуйста, – всхлипывал Криденс между торопливыми поцелуями, – пожалуйста, научите меня… Мне так плохо без вас… так плохо… Я буду стараться… Я буду как он… Только скажите… скажите, что делать… Я так хочу… только с вами…

– Прости меня… я ошибся, – Грейвз баюкал его на коленях, целуя залитое горячими слезами лицо. – Я подумал, что я тебе неприятен…

– Нет!.. Нет!.. – Криденс рывками заполз по нему выше, обвил руками за шею, тычась губами в неё, и под челюсть, и в твёрдый белый воротничок. – Вы такой красивый… Мне было так хорошо… Как никогда… Мне всегда было хорошо… Я не знал… как вам сказать… я так скучал… Так боялся… что вам надоело… что я ничего не умею… что я бестолковый… А вы столько делаете… Я так люблю ваши руки…

Грейвз шепотом повторял его имя, отвечая на дрожащие поцелуи, мокрые от слёз.

– Криденс… Криденс. Прости, мой мальчик. Я думал, ты отвечаешь только потому, что я приказываю… Потому что не знаешь, что можешь сказать «нет»…

– Я не хочу!.. Я не хочу говорить «нет»! – Криденс вцепился в него, прильнул, судорожно всхлипывая в рубашку. – Я не буду говорить «нет»!.. Я никогда не хотел так говорить!.. Я хотел только быть с вами!.. Когда вы делаете – это не плохо!.. Чтобы вы обнимали!.. Когда вы гладите, мне хочется плакать… потому что это так хорошо!.. – Он проглотил всхлип, вскинул голову, потрогал пальцами губы Грейвза: – Научите меня целовать вас… как вы умеете… я хочу, чтобы вам было хорошо… чтобы… чтобы всё было только мне… Чтобы… когда вам хорошо… это было всегда для меня…

Грейвз чувствовал, как у него немеет обожжённая рука – от кисти до локтя, и выше. Боль отступала – он понимал, что это плохой признак. Он терял чувствительность. Пальцы уже не шевелились. Он обнимал Криденса, баюкая его на коленях, прижимался щекой к его лицу.

– Мальчик мой… Мой дорогой мальчик…

Тот затихал, лишь изредка вздрагивая от резкого всхлипа, слёзы высыхали у него на щеках. Он гладил Грейвза пальцами по груди, оставляя грязные разводы от пыли и слёз на белоснежной рубашке и краешке жилета.

– Говори со мной… Всегда говори со мной, Криденс, – шептал ему Грейвз. – Ты можешь сказать, что ты хочешь… чего ты не хочешь. Всегда можешь спросить. Я всегда отвечу. Я не буду сердиться на то, что ты скажешь. Доверяй мне. Не бойся меня.

– Не ходите больше к другим, мистер Грейвз, – шепотом попросил Криденс.

– Если у меня есть ты – мне не нужны другие, – ответил Грейвз.

Он сидел, оглушённый отступившим ужасом, отрешённо смотрел, как медленно краснеет белый манжет, как боль исчезает и рука становится чужой.

Хлопок аппарации прозвучал, как удар кнутом, Грейвз вздрогнул.

– Криденс, я немного опозда… Криденс?..

Ньют застыл на месте, оглядывая руины дома, перебирая пальцами на ручке чемодана. Заметив Грейвза, рванулся по каменной осыпи к нему, бросив зверинец.

– Криденс!.. Что случилось?.. Ты ранен?..

Грейвз тихо засмеялся, когда тот опустился на колени рядом и заглянул в лицо мальчику.

– Не бойтесь за него, Ньютон. Он не пострадал, просто немного поволновался.

Ньют оглядел руины дома, моргнул. Глаза у него округлились.

– Что здесь… случилось?.. Это обскур?.. Почему… почему он вырвался?..

– Криденс не хотел, чтобы я уходил, – посмеиваясь, сказал Грейвз. Отступающий адреналиновый шок щекотал его изнутри. – Больше ничего не случилось.

Ньют растерянно оглядывался, шарил глазами по осколкам камней и стёкол, из-под которых торчали разлохмаченные обрывки обоев, разорванные двери, щепки от мебели, припорошенные пухом из вывернутых перин.

– Как это… произошло?.. – потрясённо спросил он.

– Криденс… – Грейвз поцеловал чёрную макушку, – мальчик мой, ты сейчас будешь восстанавливать всё, что натворил. Возьми в помощь Финли…

Эльф явился, будто его позвали, бледный, как бумага, с ушами, прозрачными от ужаса.

– Финли, бери Криденса. Криденс, бери Финли, – Грейвз левой рукой похлопал мальчика по колену. Он чувствовал, что нервы у него на пределе, но если Ньют мог сидеть крутить головой дальше, а Криденс – всхлипывать от облегчения, то Грейвз себе такой роскоши, как растерянность, позволить не мог. – Оба берите друг друга и марш восстанавливать дом.

– Но, сэр… – попытался возразить Криденс.

– Никаких «но». Вставай, – приказал Грейвз. – Я помогу, только если не справитесь.

Криденс поднялся на ноги, вытер лицо ладонями. Грейвз спрятал от него правую руку, одёрнув рукав.

– Я могу… – подорвался Ньют, но Грейвз удержал его:

– Нет. Вы мне нужны для другого.

Когда Финли и Криденс скрылись на другой стороне развалин, Персиваль, кривясь, посмотрел на него:

– Прежде всего дайте мне обещание, что ничего не расскажете Криденсу.

– Но я… – начал тот. – Я не могу так… вслепую.

– Вашу мать, Ньютон!.. Или вы сейчас делаете, как я сказал, или вы проваливаете! – вспылил Грейвз. – У меня нет желания цацкаться с вами! Да или нет?..

– Что здесь случилось? – упрямо спросил тот.

Грейвз усмехнулся. Потом опять засмеялся – тихо, почти на грани истерики.